Подари себе рай (Действо 3)

      - Ив не знает, что Алеша его сводный брат. Значит, он не знает и кто его отец, - заключила Элис.
      - Он еще ребенок. В день его совершеннолетия, когда он сможет судить о жизни более зрело, я сама посвящу его в наши семейные тайны.
      - Резонно, - согласилась Элис. И, помолчав, с внезапной тоской в голосе, воскликнула:
      - Если бы ты только знала, как я хочу от Сережи ребенка! Если бы ты только знала!
      - И в чем же дело? - тихо, настороженно спросила Сильвия.
      - У вас во Франции в этом плане все проще, - Элис выговаривала давно наболевшее, думанное-передуманное. - Внебрачный ребенок, внебрачная связь. Мы же, американцы - нация ханжей. Бастарды - на каждом шагу; адюльтер, и со стороны мужа, и жены, пожалуйста; свопинг (когда пары обмениваются супругами на ночь) - моднейшая забава. Но только, чтобы об этом никто не знал - ни родственники, ни соседи, ни любое начальство, ни - упаси Господи! - газеты, радио или набирающее силу телевидение.
      - Помнится, у вас с Сержем были намерения, или даже планы, пожениться.
      - Они и есть, - Элис зевнула, но не от желания спать, а от нервного возбуждения, и зевок получился лишь наполовину. "А у нас их с Ваней и не было, но я не жалею, - эта мысль для Сильвии была привычной. - Я благодарна небесам, что пусть и не надолго, но они подарили мне его, и я бесконечно счастлива, что смогла продолжить его бытие в сыне".
      - Планы! - с сарказмом продолжила Элис. - Железный занавес, он - не только мощная преграда для идеологии: книг, пьес, кино, прессы, музыки. Этот занавес прежде всего разъединяет людей. В России брак с иностранцами приравнивается к запретному плоду. Это почти государственная измена.
      - Официальное гонение на все иностранное... - осуждающе протянула Сильвия.
      - Туш! - приветствовала замечание подруги Элис. - Ты попала в самое яблочко. На все иностранное, заимствованное из заграницы, кроме марксизма, наложено таб. На всё! На мужей - особенно. Сергей решил подавать официальное прошение на самый верх.
      - Я помню еще в Америке ты предлагала мне помочь соединиться с Ваней. Ты имела в виду свое знакомство со Сталиным, ведь так? Только он, поди, забыл то давнее довоенное интервью?
      - 24 июня сорок пятого года мы с Сережей были в Кремле на приеме в честь Победы. Сидим, пьем, смеемся, празднуем великий праздник с группой военных, приятелей Сережи. А Сталин пошел вдоль зала, с остановками у разных столов, локальными тостами, беседами. Подходит к нашему столу. Адмиралы, генералы. Он только с одним Сергеем за руку поздоровался. "Ваши материалы, - сказал он, - активно работали на Победу". И хотел дальше идти. Увидел меня, взял свежий бокал вина, сказал, обращаясь к свите: "Эта американская красавица (это н так определил, Сильвия) имеет дар смотреть в будущее. Как и великий американский президент Рузвельт. Почтим его память, он много сделал для нашей общей победы над фашизмом". Нет, он не забыл. Но Сережа говорит? он сам решит вопрос матримониальный. Я верю. И жду.
      - Сергей - цельная натура, - задумчиво проговорила Сильвия. - Конечно, при всех равных составляющих вопрос "быть или не быть браку" должен решать мужчина. Когда я получила письмо от Мориса и решала, ехать ли мне в Россию, я - Бог свидетель - и не думала, что реально есть хотя бы один процент, что мы с Ваней сможем быть вместе. Нет, я хотела увидеть свою любовь, отца моего сына. Побывать там, где он родился, соприкоснуться с его народом, вдохнуть воздух великой страны. Францию и Россию так многое связывает, что ни один Наполеон не в силах разрушить. Какой же злой рок привел меня сюда всего лишь за день до похорон Ивана? Пресвятая Мадонна, ужели грехи мои столь велики, что я не смогла, не успела еще раз, один-единственный раз прижаться своей грудью к его сердцу и ощутить его биение, взглянуть в его глаза, уловить его дыхание?
      Она разрыдалась, закрыв лицо руками, вздрагивая всем телом. И как когда-то в Нью-Йорке, накануне отъезда Ивана, Элис обняла Сильвию и заплакала вместе с ней.
      - Я... я не пыта-лась по-позна-комиться с его же-ной... женой Машей, сквозь рыдания всхлипывала она. - Только ви-делааа на похоронах.
      Элис знала об этом и ценила деликатность Сильвии. Знала она и о том, что Сергей тайно ото всех познакомил Алешу с Ивом. Алеше он сказал правду. Он был уверен, что Иван этого бы хотел. Тайно, потому что не желал осложнений в карьере Алеши, совершенно неизбежных в то время - в случае огласки факта о его неожиданных родственниках за границей. Иву Сергей представил Алешу как своего племянника. Встретил мальчиков на своем трофейном "оппеле-адмирале" у метро "Парк культуры" и в течение получаса уходил от "хвоста", виртуозно лавируя между машинами, чем приводил в восторг обоих пассажиров. Они же принимали захватывающую дух гонку за демонстрацию обретенных лихим дядей Сережей в Америке навыков быстрой езды. И Алеша, хорошо усвоивший правило "если хочешь развязать язык, говори, не стесняясь ошибок", на своем слабеньком французском (это был его второй язык) прочитал Иву вдохновенную лекцию о великом поэте русской прозы и о том, какой же русский не любит быстрой езды.
      Маша о знакомстве мальчиков не знала. Алеша понял и принял совет Сергея - нервы Маши и без того были на пределе.
      Обнимая подругу, Элис думала о том, как безжалостно может складываться судьба. И как прекрасно и величественно на фоне жизненной трагедии выглядят чувства и этой француженки Сильвии, и этой русской Маши. И та, и другая, без принуждения, по велению сердца, по зову инстинкта, выработанному миллионами поколений - "Защити дитя свое!" - прошли через ужасы войны. И как факел, светящий при всех невзгодах, горестях, потерях, пронесли свою любовь к отцу детей своих - такую разную, такую трудную, такую горестно-счастливую. Она закрыла глаза и внезапно ощутила, что ее окутала волна тепла и света. Она увидела бескрайний летний цветущий луг. Он был весь усеян цветами. И хотя здесь были и весенние, и летние, и осенние виды, и даже круглогодичные, все они были в апогее своего цветения. Скрытные незабудки и застенчивые ландыши, страстные георгины и гордые розы, нежные орхидеи и незаметные лютики, заносчивые астры и строгие гладиолусы, шумливый рис и ласковые анютины глазки, царственный лотос и смиренный подснежник - ковер был предельно пестрым, разношерстным и захватывающе гармоничным. Миллионы запахов - пьянящих, сладостных, резко дурманящих, обволакивающих негой, сулящих неземную истому - висели, переплетались, смешивались в воздухе. И все цветы дарили жизнь юным особям, и зачастую тут же сами увядали. "Господи! - изумилась она. - Это же женская суть человечества. Прекрасная в своей извечной жертвенной готовности продолжения жизни и при всем нескончаемом личностном многообразии единая как вселенская Великая Матерь..."
      - Полдвенадцатого?! - Элис легко поднялась, подхватила сумочку. Бегу, бегу. Засиделась. Как забавно говорят в России: "Дорогие гости! А не надоели ли вам хозяева?"
      - Как-как? - Сильвия вытерла еще не совсем высохшие слезы, засмеялась. - И правда, забавно. Сейчас я позвоню дежурному дипломату, он тебя отправит на посольской машине.
      - Нет-нет! - запротестовала Элис. - Я отлично доберусь сама.
      Она собиралась заехать к Сергею и неизбежный "хвост" за машиной французского посольства был ей ни к чему. Конечно, на Лубянке они все прекрасно знают об их отношениях с Сергеем. Однако, зачем лишний раз размахивать перед мордой быка красной тряпкой?
      Метрах в тридцати от въезда в посольский двор Элис увидела одинокую "Победу" с энергично глядевшем в ночную темь зеленым глазком.
      - Свободен? - радуясь удаче, спросила она шофера. Молодой парень молча ее разглядывал.
      - Куда едем? - наконец, спросил он.
      - На Кировскую.
      - Не доедем, - сообщил он, помедлив. - Бензина в обрез до заправки дотянуть.
      Элис посмотрела на пустынную Якиманку.
      - Ладно, плач, - сказала она, открывая дверцу и садясь на заднее сидение. - Поехали за бензином, потом меня отвезете.
      Шофер словно только и ждал этой команды. Машина рванула с места и помчалась к Крымскому мосту.
      - Вы счетчик забыли включить, - подсказала, улыбаясь рассеянности шофера, Элис.
      - Точно! - он лихо щелкнул никелированным рычажком. Пояснил:
      - Это я на радостях, что холостого пробега не будет.
      Миновали Зубовскую, Смоленскую.
      - Где же ваша заправка? - заинтересовалась Элис. - У Белорусского?
      - Не, - возразил он. - Почти приехали. Щас.
      Элис достала пачку "Кэмела" Взяла из нее сигарету, нашарила в сумочке зажигалку, но так и не закурила. Промелькнуло знакомое здание Союза писателей, машина с визгом свернула направо и уперлась в ворота в стене углового особняка.
      - Здесь заправка?! - успела спросить она. Ворота распахнулись, машина въехала в просторный двор. Шофер исчез. Дверцу со стороны Элис распахнул высокий плечистый военный.
      - В чем дело? - стараясь сохранять спокойствие, спросила она.
      - Мисс Элис, доброй ночи! - военный нагнулся, поднес зажженную спичку. - Вас ждут.
      Машинально она прикурила. При свете, падавшем от лампочки над подъездом и из окон, разглядела: полковник, кант тот самый, темно-синий.
      - В чем все же дело? - повторила она, придав своему тону жесткость. Я гражданка Соединенных Штатов Америки и...
      - Мы всё знаем, - сделав упор на слове "всё", сказал полковник. Сказал мягко, с открытой улыбкой.
      - Меня зовут Автандил. Вам ничего и никто не угрожает. Наоборот, вас ждет серьезный, доброжелательный разговор. Прошу вас следовать за мной.
      И он прошел ко входу в особняк. Бросив сигарету, Элис последовала за ним. Входных дверей было три, за последней находилась небольшая, очень яркая комната. Пол покрыт линолеумом, на голых стенах портрет Сталина довоенный, во френче, без орденов. За конторкой сидел молодой офицер, резко вскочивший при появлении полковника и Элис. "Тот же кант, - отметила она про себя. - Меня что - арестовывают?" В ее сознании начинала закипать злость, которая в какой-то мере подавляла страх. Полковник галантно распахнул двустворчатую дверь, пропуская ее вперед и, когда она прошла, остался в дежурной. Вторую комнату можно было назвать залом. Приглушенный свет струился из нескольких двупалых бра, свисавшая с потолка в центре его овальная люстра еле светилась изнутри тремя лампочками. В одном из углов приютился концертный "бекштейн". По дорогому персидскому ковру, покрывавшему весь пол, рассыпались два светленьких диванчика и полдюжины кресел - все французской работы девятнадцатого века. Контрастом этому гарнитуру выступал громоздкий секретер из черного дерева. Стены были затянуты фисташковым шелком. На них тремя яркими пятнами выделялись полотна Сезанна, Моне и Гогена. "Кто же может обитать в таком особняке в стране рабочих и крестьян?" - подумала Элис, медленно осматриваясь и напряженно ожидая, что же будет дальше. В доме стояла гнетущая тишина. Прошло несколько минут и ей стало казаться, что все происходящее - какой-то нелепый сон. А может, вовсе и не сон. Будучи натурой авантюрной, она, повинуясь инстинкту, с тайным азартным интересом шла навстречу неизведанному. Ее воображению частенько рисовались захватывающие сюжеты. От посольских всезнающих экспертов она слышала, что вполне возможны новые офицерские заговоры. Группа антисталински настроенных высших офицеров во главе с Тухачевским - довоенный неоспоримый факт, как бы его ни оспаривали противники кремлевского тирана. Теперь, после того, как огромные победоносные армии побывали в Европе, не исключен "декабристский" рецидив. Благо есть и обиженные, маршал Жуков, к примеру. Что, если ее привезли именно в заговорщицкий центр? В случае их победы какой можно было бы выдать потрясающий репортаж века!
      А, может быть, ей решили показать один из полуподпольных салонов, созданных при молчаливом согласии властей? О таких хитроумных местах сборищ недовольных режимом (поэтов, писателей, художников, актеров, ученых), своеобразных клапанах "выпуска пара", которые, конечно же, находились под пристальным оком закона, ей рассказывал и Сергей.
      "Однако, этот дежурный при входе и этот полковник, и их зловещие темно-синие канты... Если прислушаться к интуиции, попала я в скверную историю. Впрочем, покойный Ванечка говорил, что интуиция тогда только и верна, когда основывается на научных фактах. Хочу, хочу, чтобы это был сон. Ну, конечно, что же это еще, как не сон. - Она закрыла глаза, сделала несколько глубоких вдохов. И постепенно на нее снизошло душевное умиротворение. - Как хорошо! - подумала она. - Сейчас я проснусь - и все это исчезнет, как бредовое наваждение". И в это мгновение, когда сознание тешило себя якобы действительно происходящей наяву, но при том совершенно очевидно иллюзорной фантасмагорией, раздались громкие мужские голоса. Невесть откуда выскочивший офицерик проворно распахнул дальние, как она теперь поняла - центральные - двери и в зал вошли двое. Первым был зрелый мужчина выше среднего роста, отменно упитанный, с крупной головой на бычьей шее. Внушительный нос уверенно держал пенсне, сквозь сильные стекла весело глядели зоркие глаза. "Начальник тайной полиции собственной персоной, констатировала про себя Элис, тотчас узнав виденное неоднократно на всевозможных фото неординарное лицо. Сердце ее екнуло, но она тут же зло приказала себе: - Дура, не сметь! Он именно этого и ждет - проявления твоего страха, твоей слабости. Ты же сильная, улыбайся!" И она улыбнулась будто она именно его, всесильного Лаврентия Павловича Берию и ожидала здесь увидеть. Будто встреча с ним была естественной, приятной, ожидаемой. Вторым был уже знакомый ей полковник, назвавшийся Автандилом. "Только он почему-то и ростом стал ниже, и даже в плечах по-же", - с удивлением обнаружила она, продолжая улыбаться.
      - Мисс Элис, - угодливо изогнувшись, объявил он. И, уловив едва заметный жест шефа, исчез неслышно за дверью дежурки.
      - Как же, как же! - голос Берии звучал радушно, гостеприимно. - Жаждал познакомиться, с тех самых пор, как еще до войны в Тбилиси прочитал ваше интервью с Иосифом Виссарионовичем.
      Он пошел через зал к Элис. И походка его была легкой и пружинистой, и маршальские погоны играли золотыми искрами. Подойдя к ней, он протянул руку и долго держал ее пальцы в своих. Усадил ее в кресло у низенького столика, сам сел напротив.
      - Сейчас я угощу вас лучшим вином Кавказа! - он трижды хлопнул в ладоши. Появился словно из-под пола человек в нарядной, белой черкеске и тончайших красных чувяках. Берия, не глядя на него, сказал что-то коротко по-мингрельски. На столике появились бурдюк, два серебряных кубка с замысловатым чернением, копченая баранина, козий сыр, казинаки.
      - Родственники из моего родного села гостили, - пояснил он, ловко наливая вино из бурдюка в кубки. - Дар гор.
      Попробовал вино языком, понюхал, поцокал - "Конец света!"
      - Вы извините, что приходится встречаться таким необычным образом. Я не хотел, чтобы кто-нибудь знал о нашем разговоре.
      Элис смотрела на него вопрошающе.
      - Даже ваш... - он прервал фразу, вновь посмаковал вино ("Твиши услада древних царей!") ...Сергей.
      "О-ля-ля! Что же может быть такого ото всех секретного в нашем разговоре? Такого, о чем не должен знать даже Сергей?"
      - Я предлагаю тост, - Берия встал, одернул китель, высоко поднял бокал, - за то, что удивительно сочетается в вас, Алиса. Давайте я вас буду так называть. И это вот что - ум и красота.
      Элис сдержанно засмеялась, чуть-чуть теплее стал ее взгляд. "Ох, как мы, женщины падки на похвалу! Что ж, и другие говорят, что у меня ума, может, и не палата, но он и не птичий. Красота - ну, скажем, совсем не дурнушка, нет. Однако, чего от меня хочет товарищ Берия, хотела бы я знать. Ведь не комплименты расточать завлек он меня сюда своими полицейскими уловками. Наш Гувер, гитлеровский Гиммлер, этот Берия - у всех приемчики одни и те же, все одним миром мазаны".
      - Такое счастливое сочетание редко встречается, - продолжал он. Самый яркий пример из нашей истории - царица Тамара.
      - Столь же великая в государственных делах, сколь жестокая и безжалостная, - Элис пригубила бокал, зажмурилась - вино и впрямь было отменным.
      - Э, Алиса, ты же журналист-международник, - переходя на "ты", быстро заговорил Берия. Стал явственнее проступать его акцент и Элис приходилось теперь изрядно напрягаться, чтобы понимать смысл того, что он говорил.
      - Вершить с успехом государственные дела совершенно без жестокости нельзя! - с пафосом произнес он. Снял пенсне, привычно протер стекла, продолжил: - Все ханства, царства, империи, построенные на бесхребетном сюсюкании, мягкотелости и добреньком заигрывании с чернью, где они? Канули в Лету, рассыпались в прах, испарились.
      - А Япония Хирохито? А Италия Муссолини? А Германия Гитлера?
      - Воот, умница! - обрадовался он. - Одной жестокости - очень верно! совсем мало. Еще нужен, обязательно нужен, ум. А этим шпендрикам, - он презрительно поморщился, громко щелкнул пальцами, - только мелкими жуликами на рынке выступать, а не империями верховодить. - Он взял ломоть мяса, положил на него сыр, отправил все это в рот и стал быстро жевать. Запил вином, вытер губы тыльной стороной ладони.
      - Вот ты умная, очень, - теперь он говорил без улыбки, жестко. - Я читал все твои статьи. Объективно, разумно, толково. Россию любишь?
      Такого вопроса от этого человека она никак не ожидала. "Что за этим последует?" - подумала она.
      - Допустим, отношусь с большой симпатией.
      - "Допустим!", - передразнил ее он. - Что значит "допустим"? Я хочу слышать прямой ответ - да или нет?
      - Да! - так же резко бросила она.
      - За это выпьем... Теперь слушай внимательно. Ты знаешь, что твой Сергей - генерал? Что он - Герой Советского Союза? Молчишь? Значит, не знаешь. А ведь он и то, и другое получил не за писульки в газетках. Нееет! И ты, ты способствовала его тайной работе в твоей стране, знакомила с нужными людьми, вводила в такие сферы, к которым иначе ему бы никогда не подойти даже близко.
      "Да, я догадывалась, чем занимается Сережа. Да, я помогала не только потому, что это был любимый человек. Я и сейчас и тогда считала, что великий русский эксперимент - с поправками, коррективами, учетом национальных особенностей - прокладывает путь в будущее человечества. Так в чем же меня упрекает один из лидеров этого эксперимента? В том, что я по мере своих сил способствую его успеху? Дома я опасалась "железного Эдгара". И это понятно. А этот, что хочет этот?"
      - То, что ты помогаешь ему - это хорошо, за это спасибо, - вновь он улыбнулся. И тут же вкрадчиво произнес: - Я хочу, чтобы ты и мне помогла. Причем, это будет способствовать и более успешной работе Сергея.
      - Что вы конкретно хотите?
      - Дело, понимаешь ли, в том, что твой герой иногда немножко недостаточно осторожен, беспечен, я бы даже сказал. Я из уважения к нему говорю. Ты мне веришь?
      Элис молчала и Берия, быстро сделав несколько глотков из бокала, продолжал:
      - Чтобы его по-настоящему охранять, надо быть в курсе всех его движений, передвижений, знакомств, разговоров, встреч. Сам не зная того, он зачастую так рискует, ах, как опасно рискует!
      - Вы что же, предлагаете мне шпионить за Сергеем? Вы?! Он же в вашем ведомстве служит, как вы сказали!
      - Милая! - Берия откинулся на спинку кресла. - Мне пришлось создать целое управление, задача которого наблюдать как раз за своими. Но Сергей служит в другом ведомстве, можно сказать - параллельном. Неважно - каком именно. Вот ты сказала "шпионить". Зачем такие слова говоришь? Нехорошие слова. Помогать, обеспечивать успешную, а главное - безопасную службу любимого человека - вот в чем вопрос. Конечно, все это будет аккуратно, незаметно для него. Об этом я позабочусь лично. Связные, явки, передача информации - ну, ты сама знаешь. Не знаешь? Читала, у вас много книг на эту тему выпускают, я постоянно получаю аннотации с кратким переводом.
      "Как летняя муха на липкой бумаге, - Элис изо всех сил сдерживала дрожь. Внезапно появился позыв на рвоту, она с трудом его подавила. - Надо было послушать Сильвию и ехать на посольской машине. Конечно, слишком уж большое везение - ночью, почти у подъезда, в ноябрьской Москве - и свободное такси. Прямо-таки по щучьему велению. Теперь вот надо голову ломать над тем, как отсюда ноги по добру-по здорову унести. А этот боров своего времени на меня не жалеет. Видно, чем-то здорово ему Сережка хвост прищемил. И не боится, что я возьму, да и ославлю его на весь свет".
      - Повторяю, ты женщина умная, - он вдруг сменил сугубо деловой тон на приторно-ласковый. - Если удумаешь дурочку свалять, мы сразу в десяти-пятнадцати странах в крупнейших газетах поместим статьи с фото умельцы монтажа у нас, сама знаешь, первостатейные - о том, что ты - вот тут мы скажем - "шпионишь!" - на нас чуть не с пеленок. А герою твоему ему, в таком разе, головы не сносить. Итак, что решаешь, красавица Алиса?
      - Я могу подумать до завтра?
      - Думать никогда не вредно. Только мой тебе отеческий совет - держи крепко язык за зубами. Особенно со своим героем.
      Элис поднялась из кресла.
      - Спасибо за вино, за дары гор.
      Берия тоже встал:
      - На здоровье, красавица. Автандил отвезет тебя куда скажешь, - он осклабился, проворковал гортанно: - Впрочем... Надо ли ехать на ночь глядя? Осталась бы. Уложим тебя в отдельной спаленке на шелковых простынках.
      Элис загадочно улыбнулась и, оставив зазывное предложение радушного хозяина без ответа, юркнула в дверь дежурки.
      "Заокеанская стерва! - думал Берия, наблюдая из окна за тем, как Автандил усаживал Элис в автомобиль. Демонстративно помахал ей рукой. - На мое предложение остаться даже не ответила. Не больно-то и хотелось. У нас своих шлюх - и умных, и красивых - вагон и маленькая тележка. И в кровать падают по первому же зову. У нас любовь без всяких там затейливых выкрутасов... Я ей не через кого-нибудь - сам! - сотрудничество предлагаю. А она, видите ли, подумать желает. Да я тебя, сволочь американская, в бараний рог скручу, а после в пыль сотру. Только посмей пикнуть, только попробуй хлебало раскрыть и полсловечка о нашем разговоре выболтать. Пожалеешь, что на свет родилась. Утоплю в выгребной яме вместе с твоим гребаным героем". Он прошел в кабинет, соседствовавший с залом, снял телефонную трубку, набрал номер начальника одного из управлений Министерства госбезопасности. "Да, чего надо?" - раздался после множества длинных гудков недовольный, сонный голос. "Спишь, Дат? - зло крикнул Берия по-грузински. - А я за вас за всех, говнюков, должен отдуваться, ишачить, как последний раб?" "Извини, Лаврентий, дорогой! - голос сразу стал подобобострастно-уважительным. - Только что лег. Пять минут успел вздремнуть". "Пять минут, пять минут, - проворчал Берия, успокаиваясь. Вот что. Ты проверь, чтобы непрерывно шла запись и в квартире нашего Героя Сергея, и в номере его девки, американской журналистки Алисы в "Советской". Не только телефон, а все разговоры, все".
      - Все делается, Лаврентий. Я сегодня сам проверял.
      - Еще раз проверь. Головой отвечаешь. И дважды - утром и вечером лично мне докладывай. Все. Продолжай ночевать.
      Звонком вызвал дежурного офицера.
      - Пошли машину, пусть привезет эту... Ну, певичку из Оперетты. Нет, не Сашку - надоела. Во-во, Лидку. Мужу пусть скажет - "Правительственный прием для иностранцев". Ноги в руки, выполняй.
      Когда автомобиль выехал за ворота особняка, Элис сказала Автандилу: "Давайте домой, в "Советскую". К Сергею на этой машине и с этим полковником - нет, не надо, береженого Бог бережет. Они, конечно, все про нее и про него знают, но дразнить гусей напоказ неразумно. Стоп, стоп выходит, про него они не все знают, но очень хотят узнать. "Мой Сережка герой! Мой Сережка - генерал! Мой Сережка - самый лучший на свете! Да, я, конечно, помогала, помогаю и буду помогать ему, как могу. Но, получается, он - виртуоз, если под самым носом у ищеек "железного Эдгара" смог так работать, что оценен высшими баллами. И этот лысый кретин посмел пригласить меня, возлюбленную "короля викингов", сойти на его постылую постель! Ну, погоди, лысый ублюдок, я все расскажу Сергею. Он найдет пути посчитаться с тобой и за стремление подобраться к нему, и за унизительное шоу, в котором он только что вынудил меня участвовать".
      - Элис, миленькая! - встретила ее встревоженная дежурная по этажу сердобольная Глафира Венедиктовна. - Сергей все телефоны оборвал. Вы должны были заехать к нему в десять. А сейчас уже половина третьего! Звоните ему сразу, успокойте.
      Элис позвонила прямо с аппарата дежурной. Сергей мгновенно снял трубку.
      - Серж, это я.
      - Ну, ты даешь! - воскликнул он раздраженно. - Неужели нельзя было объявиться раньше? Я все больницы обзвонил, все морги. Милицию на ноги поставил. Что случилось? Где ты была?
      - Успокойся, ничего не случилось. ("Пока", - подумала она, криво усмехнувшись). Я была в Союзе писателей. Виделась с Симоновым. А еще с Фадеевым и Твардовским.
      - Так, - с досадой вставил он. - Любопытно, но об этом потом. Оттуда ты вышла во сколько?
      - Сережка, ты допрашиваешь меня с пристрастием из ревности? Если да, то здорово. Хотя раньше ты был более уверен в себе. ("И в тебе!" - хотел прервать ее он, но удержался.) Оттуда поехала к Сильвии. У нее просидела до пол-одиннадцатого. Так, подожди, я закурю.
      Молчание длилось настолько долго, что Сергей не выдержал:
      - За это время можно было выкурить не сигарету, а сигару. Что было дальше?
      Голос его был мягким, но по-прежнему напряженным, встревоженным. "Он словно чувствует, что случилось нечто необычное, неприятное", - удивилась она. Затянулась и, выдохнув дым, сказала устало:
      - Все остальное я расскажу тебе с глазу на глаз. Приезжай сразу.
      Он застал ее лежащей в постели, поверх одеяла, в одежде. Глаза закрыты, на лбу мокрое полотенце.
      - С тобой все в порядке? - выкрикнул он, подбегая к ней. Элис открыла глаза, хотела что-то сказать, но издала лишь легкий стон. Протянула к нему руки, приподнялась и тут же откинулась вновь на постель.
      - Какой счастье, что ты в порядке, - произнесла она успокоенно.
      - Я? - удивился Сергей. - А что со мной могло быть?
      Элис взяла его руку, стала целовать пальцы, ладонь. Села, оперевшись спиной на подложенную к головной стойке подушку, сменила полотенце.
      - Жизнь иногда преподносит такие сюрпризы, которые невероятнее, чем самая фантастичная выдумка. Итак, слушай, мой генерал, мой Герой Советского Союза.
      При этих словах Сергей резко вздернул брови и устремил на Элис такой ледяной, такой пронизывающий взгляд, какого она никогда у него не замечала. "Видимо, это очень большой секрет, - подумала она. - И если главный сыскарь (она вычитала это словечко у Гиляровского и оно ей очень понравилось) отважился сказать мне и о том, и о другом, значит он сверхуверен, что я буду молчать - живая, если не хочу превратиться в мертвую". И, закурив сигарету, Элис стала рассказывать. Однако, при первых же ее словах он приложил палец к губам, обвел рукой вокруг - "И стены имеют уши". И в течение нескольких минут извлек из телефонной трубки, из под матовых плафонов и радио и электророзеток четыре "жучка".
      - Теперь можно, теперь порядок! - удовлетворенно заметил он, вновь усаживаясь на постели. Эх, Сергей, поторопился, не дошел, не дотянулся до пятого, ловко вмонтированного в головную стойку кровати. Эх...
      Наблюдавшая за ним Элис четырежды охнула, четырежды молча поцеловала его в губы. Гордо заулыбалась - вот какой умелец мой Сережка! Отпустила головная боль, прекратились спазмы горла и она, постепенно придя в себя, стала представлять все в лицах, описывая красочно ситуационные мизансцены, передавая тон, акцент и темперамент участников того или иного действия. И комментировала возможные побудительные мотивы и мысли каждого. Сергей, вопреки ее протестам, тоже закурил. Он пересел с кровати в кресло и через всю комнату молча наблюдал за ее мимикой и жестами, прислушиваясь к ее словам и в то же время обдумывая услышанное. После печальной гибели Аслана Ходжаева, побратима Кобы (в самом начале века они в разное время спасли жизнь друг другу), Берия не раз, не мытьем, так катаньем стремился прибрать к рукам компактную и необычайно эффективную службу разведки и контрразведки Сталина. Федор Лапшин, уже после того, как Сергей стал его заместителем, говорил ему о настырных поползновениях беспардонного фаворита.
      - И ведь он дважды весьма чувствительно получал по носу от Самого, сетовал Федор Лапшин. - Ан нет, все ему неймется! - О своей встрече с Берией Сергей в тот же день доложил Федору. Тот задумался, в конце концов решил: "Ты пока никак не будешь реагировать на его предложение. Посмотрим на развитие событий". Развития вроде бы не последовало. И вот теперь этот подход к Элис!
      Когда она закончила свое повествование, Сергей обнял ее, стал нежно целовать лицо, шею, плечи.
      - Что же ты молчишь? - наконец, спросила она.
      - Я думал. И пришел к мысли, что - ты знаешь, не так страшен черт, как его малюют. Этот, как ты его точно окрестила, грязный жирный боров получит свое.
      - Каким образом? - недоверчиво спросила она. - Маршал, член Политбюро, заместитель председателя Совета министров, "полудержавный властелин". Огромна и могущественна Россия, но изо всех двухсот миллионов лишь один на него управа.
      - Ты совершенно права. Сегодня уже суббота, - Сергей бросил взгляд на четное пятно окна. Улыбнулся. - Забыл, что нынче светает поздно. Осень. Послезавтра понедельник. Мы с Федором идем на прием к Сталину. Уверен, что Лапшин согласится со мной - доложим Самому о бериевском шантаже. И еще испрошу у Генсека благословения на нашу женитьбу.
      Элис спрятала слезы радости, прижав голову к его груди.
      - А сегодня на два дня отправимся с тобой к моим друзьям в Калинин. Свадьба там. Ты многое в России видела, а на свадьбе ни на одной не была. Славное действо!
      - Вот поспим - иии айда! - Элис повеселела, лихо скинула со лба полотенце и, обняв Сергея за шею, опрокинулась вместе с ним на кровать.
      В то же утро в своем кремлевском кабинете Берия принимал ученых-физиков, работавших над созданием атомной бомбы.