Роза Йорков (Хромой из Варшавы)

      На лице Ванды отразилось раскаяние.
      - Простите меня! Как я могла позабыть, что и вы ее тоже любите! Сколько горя я вам причинила! Конечно, я готова оказать вам любую помощь. Если я вам понадоблюсь, вы найдете меня в церкви возле музея Виктории и Альберта, каждый день я хожу туда к девяти часам на службу. Она недалеко от дома, а польский костел есть только в пригороде. Она вам понравится: по-моему, это итальянская церковь. Народу в ней бывает мало, и там мы сможем спокойно поговорить.
      И потом, во время мессы на нас устремлен взгляд господа, наставительно прибавила Ванда, поднимая палец и указывая на небеса.
      - Прекрасно! А если я вам понадоблюсь, позвоните мне в "Ритц". - Альдо вырвал листок, написал номер своего гостиничного телефона и передал его Ванде.
      Такси остановилось, женщина собралась выйти, но Морозини удержал ее:
      - Вот еще что! Не удивляйтесь, если через четверть часа я позвоню в эту дверь. Мой визит будет не к вам. Я хочу поговорить с мистером Сэттоном.
      - Вы хотите поговорить с ним? - почти простонала Ванда, вдруг отчего-то придя в сильное волнение. - Но о чем?
      - А это, дорогая, мое личное дело. У меня есть к нему несколько вопросов.
      - Он не примет вас.
      - Будет очень жаль. Но я ничем не рискую. Идите.
      Я сделаю на машине круг и вернусь.
      Спустя четверть часа дворецкий с каменным выражением на лице отворил перед Морозини дверь дома покойного Эрика Фэррэлса и, оставив его у подножия изящной лестницы, попросил подождать, пока он сходит и узнает, сможет ли мистер Сэттон принять посетителя. Альдо остался ждать в обществе нескольких римских бюстов со слепыми глазницами, византийского саркофага и вазы с бронзовыми завитушками явно китайского происхождения. Лондонское жилище торговца оружием напоминало его же дом в парке Монсо, но было гораздо более мрачным. Лежавший на всем отпечаток помпезности так называемого грегорианского стиля действовал угнетающе. Среди обилия темно-коричневого бархата с золотым позументом можно было легко задохнуться.
      Маленький кабинет, куда спустя несколько минут пригласили войти Альдо, казался чуть более светлым. Такое впечатление, наверное, возникало благодаря множеству бумаг на рабочем столе и яркой лампе, которая их освещала. Вдоль стен тянулись полки, заставленные темно-зелеными канцелярскими папками. В центре этого святилища будто страж стоял, ожидая посетителя, Джон Сэттон, одетый в черное с головы до ног.
      Тишина, царившая в этом особняке, производила не менее гнетущее впечатление, чем его помпезность. Ни скрипа, ни шороха, ни шепота. Даже уголь догорал в камине бесшумно, словно чувствовал неуместность малейшего потрескивания.
      Секретарь поклонился вошедшему Морозини и сообщил, что счастлив вновь видеть его в добром здравии, - они не встречались с той самой печально знаменитой ночи, когда Альдо приехал на улицу Альфреда де Виньи за выкупом Анельки, - затем он прибавил, указывая гостю на стул, что почтет за честь, если может быть чем-то полезен.
      Морозини уселся, тщательно поправив стрелку на брюках.
      Доставая из золотого портсигара сигарету и постукивая ею по блестящей поверхности, он пристально взглянул на молодого человека.
      - Я хотел бы задать вам всего один вопрос, мистер Сэттон, - наконец сказал князь.
      - В последние дни мне только и делают, что задают вопросы.
      - Я удивился бы, если бы узнал, что вас об этом уже спрашивали: я хотел бы узнать, почему вы так стремитесь к тому, чтобы на шею леди Фэррэлс накинули веревку?
      Задавая этот вопрос, Альдо готов был к любой реакции, но то, что он услышал в ответ, оказалось для него совершенно неожиданным. Джон Сэттон, по-прежнему прямо и безучастно глядя на Альдо, тихим голосом сказал:
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.