Катрин (№2) - Катрин и хранитель сокровищ

Как будто для того, чтобы усилить ее страх, — внезапно снаружи во мраке ночи раздался долгий вой. Катрин с трудом подавила крик ужаса…

Она не сразу сообразила, что это мог быть всего лишь вой охотящегося волка, а не предсмертный вопль человека.

Несколько минут ее сердце учащенно билось. Когда она в страхе прижалась к стене, то почувствовала под рукой кинжал Ландри и быстро сунула его за корсаж платья. Холод кожаного чехла успокаивал. Приятно было сознавать, что у нее появилось средство, чтобы покончить раз и навсегда со страданиями и холодом, если что-нибудь случится с Ландри. Мысль о том, что у нее есть хоть какой-то выход, даже такой ужасный, приободрила ее. Ее напряженные мышцы расслабились, и в замерзшие пальцы проникло немного тепла. Положив руки на грудь, как бы для того, чтобы защитить кинжал, она вытянулась на соломе, пристроила ошейник так, чтобы было не очень больно, и закрыла глаза. Она впала в легкое нервное забытье, прерываемое кошмарами и приступами ужаса.

Луч света под дверью и скрип осторожно отодвигаемых засовов моментально пробудили ее от этого тревожною сна, и она прижалась к стене. Сердце ее забилось, пет потек по шее. Было все еще совершенно темно, и Катрин не знала, который час. Но она слишком хорошо знала, что будет дальше. Ясно было, что Фагот думал застать ее во сне, поэтому он так тихо крался в комнату…

Скрип засовов продолжался, такой слабый, что его почти не было слышно… Если бы Катрин спала не так чутко, она могла бы ничего не услышать.

Дверь медленно открылась. Затем появилась ненавистная фигура Фагота. Должно быть, он повесил факел где-нибудь за дверью, потому что по комнате бродили странные мерцающие тени… Потом он закрыл за собой. дверь. Комната вновь погрузилась в темноту, но Катрин слышала тяжелое дыхание чудовища. Она лихорадочно нащупала кинжал, который дал ей Ландри, вытащила его из-за корсажа и сжала в руках. Затем она почувствовала отвратительный запах Фагота, его огромные влажные руки схватили ее… Одна рука скользнула но горлу, а другая вцепилась в талию…

Охваченная паникой, Катрин не понимала, что делает… Она подняла и опустила руку… Фагот завыл от боли и отпустил ее.

— Уходи, — прошипела ему Катрин. — Уходи и оставь меня в покое, или я убью тебя…

Видимо, боль от раны пробудила в тупом мозгу идиота что-то похожее на страх, потому что она услышала, что он скулит, как зверь… Дверь открылась, и Катрин увидела, как он выходит, прижимая руку к плечу… Некоторое время она еще слышала его стоны и поняла, что, видимо, в спешке, он не плотно закрыл дверь. Она не заметила, чтобы засовы снова закрывались… Видимо, беда миновала, но Катрин решила не спать до рассвета. Она была слишком напугана этим эпизодом, чтобы снова забыться в эту ночь.

Прошла целая вечность после тревожной ночи, и наступил серый рассвет. Со вздохом облегчения она смотрела на появляющийся за окном свет. Вдруг стало совсем светло, и ужасы прошедшей ночи показались менее страшными. Катрин почувствовала, что уверенность возвращается к ней. Если все пройдет хорошо, ужасная ночь, которая только что закончилась, будет ее последней ночью в тюрьме… Она ощутила страшную слабость. Ее снова начал мучить голод, но вера, способная двигать горы, поддерживала ее. Она постарается продержаться до вечера, но если Ландри не сможет прийти, как обещал» удар будет еще более жестоким… На следующую ночь она либо освободится, либо умрет…

День тянулся еще медленнее, потому что Фагот опять не принес пленнице еды — то ли из страха, то ли из мести. Катрин пришлось довольствоваться парой глотков воды. «Будет совсем нетрудно погасить огонь, который не горит», — подумала она с горечью. К тому же день, похоже, был холоднее, чем накануне, но куртка Ландри защищала ее от самого сильного холода.

Когда короткий зимний день стал клониться к ночи, Катрин снова охватило беспокойство. «Когда же придет Ландри? Дождется ли он темноты, чтобы избежать риска быть увиденным кем — нибудь из соседей?» Катрин не знала этого, но думала, что скорее всего он появится поздно ночью. Ландри явно захочет подождать, пока обстоятельства не станут наиболее благоприятными. Утром она с радостью наблюдала, как за окном светлеет, теперь же она с опасением следила, как за окном темнеет. Ночь еще могла принести пленнице тревогу и беспокойство.

Звуки шагов на башне заставили ее вздрогнуть. Кто-то приближался… по крайней мере двое, поскольку она различала беседу двоих, причем один голос принадлежал Фаготу. Катрин испугалась так, что чуть не сошла с ума, и к страху ее примешивалось ужасное ощущение разочарования. Может быть, Гарэн возвращается… с мыслью о новых пытках… Кто может сказать, какая новая ужасная причуда придет в его больной ум? Что, если он вдруг решил сменить ее тюрьму и закрыть ее в каком-нибудь подвале, без воздуха и света? Тогда никто, даже Ландри, не сможет ее спасти. Сердце у Катрин билось так сильно, что даже заболело. Она чуть не закричала, когда дверь открылась.

Вошли двое мужчин. У одного в руках был факел, а у другого — веревка. Широко раскрыв глаза от ужаса, Катрин узнала в человеке с факелом Фагота. Другой не был Гарэном, это был второй человек, участвовавший в похищении, тот, кого она видела рядом с Фаготом в повозке. Они были до странного похожи друг на друга. Но вновь прибывший казался еще более отталкивающим, потому что если Фагот выглядел просто как полоумный мужлан, то другой человек являл все признаки злобного характера. Он совсем не выглядел простаком, у него в глазах был блеск, говорящий о необычайно сильном характере.

Ухмыляясь и покручивая веревку, он подошел к Катрин и склонился над ней.

— Так вот как, моя красавица! Значит, мы показываем зубки, да? Не хотим доставить Фаготу маленькое удовольствие, а? Такому хорошему парню, как Фагот!

Фагот, стоявший на почтительном расстоянии с факелом в руке, с неприязнью показал на молодую женщину.

— Нож! — вот все, что он сказал.

Теперь Катрин увидела, что одно плечо у него перевязано, но это ее не тронуло. Она только пожалела, что рука ее была недостаточно уверена…

— Нож, да? — отозвался вновь прибывший подозрительно мягко. — Ну, нам ведь придется просто отнять его у нее, так?

Прежде чем Катрин догадалась, что он задумал, он схватил цепь, привязанную к ошейнику, и грубо рванул ее на себя. Катрин показалось, что у нее отрывается голова. Она закричала от боли, но мучитель не обратил на это никакого внимания и потянул ее еще сильнее, пытаясь стащить с соломенного ложа. Она скатилась на пол, и при этом кинжал, который она держала, выскользнул у нее из рук на пол.

— Подними, Фагот, — приказал второй мужчина. — Это тот нож, который нам нужен. Теперь тебе нечего бояться.

Счастливо тебе! Жаль, что мне пришлось оставить тебя наедине с этой хитрой киской! Мессиру Гарэну надо было бы знать, что ты далеко не продвинешься без моей помощи… Поэтому я здесь, твой добрый брат Пошар собственной персоной… и мы скоро увидим, кто здесь приказывает. Вначале нам надо узнать, как эта девушка добыла себе нож. И еще эту замечательную куртку. Она же не могла сама сюда прийти. Что-то подсказывает мне, что ты будешь покладистой девочкой и расскажешь нам все. Да, моя красотка?

Он снова грубо рванул цепь, чуть не задушив Катрин.

— Видишь, — оскалился он, — какая она уже мягкая и покладистая. Но вначале зажги огонь, Фагот. Он нам понадобится… Хотя бы для того, чтобы прижечь ей ноги, если она будет молчать. Кроме того, здесь и правда холодно, во всяком случае для меня, хотя госпожа довольно розовенькая…

Катрин душил железный ошейник, ей казалось, что голова ее вот-вот расколется. Пошар вдруг бросил цепь, и она упала па пол. Тогда он схватил ее руки и связал их за спиной.

— Теперь нам нечего ее опасаться! — воскликнул он злобно. — Мы теперь ее слегка встряхнем, да? Иди сюда, Фагот, оставь пока огонь. Поскольку тебе так нравится мамзель, я тебе доставлю удовольствие. Я ее подержу, пока ты насладишься. И если она и вправду лакомый кусочек, как ты говоришь, может быть, и я потом попробую. Подожди… я подготовлю ее…

Он уже начал срывать с Катрин жалкое рваное платье, но вдруг ужасный хрип человека в предсмертной агонии заставил его отскочить, и Катрин очнулась от оцепенения. Ландри прыгнул на Фагота как раз тогда, когда тот собирался отойти от огромного очага, и без лишних слов ударил его ножом в спину. Идиот споткнулся и свалился в пепел лицом вниз, изо рта у него полилась кровь…

Ландри вытащил кинжал из трупа и ловко, как тигр, прыгнул вперед. Он стоял, вытянув руки и слегка наклонившись, его черные глаза блестели ненавистью, лицо было измазано сажей.

— Ну, теперь твоя очередь, свинья! — воскликнул он, обращаясь к Пошару. — Клянусь, ты не уйдешь отсюда живым!

— Да? — ухмыльнулся Пошар, вытаскивая из-за пояса длинный нож. — В эту игру могут играть двое, дружок! Я с тебя сдеру шкуру за это, я любил брата…

Он забыл о Катрин, которая забилась в угол и пыталась освободить руки. К счастью, Пошар завязал не очень тугие узлы. Она чувствовала такую слабость, что не знала, благодарить ли небо за то, что оно послало Ландри в столь удачный момент, или дрожать за его жизнь. Он был молод, ловок и, безусловно, умел владеть оружием, как все воины герцога. Но Пошар был на голову выше, и вся его массивная фигура излучала опасную и грозную силу. Несмотря на это, Ландри не казался испуганным, и при свете факела, который Фагот поместил в железную подставку у стены, Катрин увидела, как блестят его зубы на темном лице: он улыбался… Двое смотрели друг на друга, кружась в странном танце. Потом они вдруг бросились друг на друга. Катрин закричала, когда поняла, что Ландри оказался под противником.

Мужчины упали на пыльные камни и начали отчаянную рукопашную схватку. Их яростные крики напоминали рев диких животных, дерущихся за свою жизнь; они двигались так быстро, что Катрин было трудно следить за их движениями. Они сплелись в мертвой хватке… Напуганной зрительнице казалось, что это продолжается вечно. Потом вдруг Пошару удалось прижать противника к полу. Катрин с ужасом увидела, что он сдавил коленями грудь Ландри. Он взял его за горло, он душил его…

Собрав остатки сил, Катрин подняла свою цепь и изо всех сил опустила ее на голову Пошара. Он упал оглушенный. Одним движением Ландри вскочил, ногой перевернул Пошара на спину, а потом совершенно хладнокровно склонился над ним и перерезал ему горло. Кровь хлынула на платье Катрин. Она тоже упала на пол без сознания.

— Ну вот! — воскликнул Ландри удовлетворенно. — Теперь нам надо бежать, пока путь свободен. Кэти, ты же спасла мне жизнь. Если бы не ты, эта свинья задушила бы меня…

Он постоял немного, глубоко дыша, пока не восстановилось дыхание. Ногой оттолкнув окровавленный труп Пошара от Катрин, он встал рядом с ней на колени и погладил ее по спутанным волосам.

— Бедняжка! Ты совершенно разбита. Подожди, я сниму с тебя ошейник… Бедная Кэти, он до крови изранил тебе шею…

Ее тонкая шея была окровавлена в нескольких местах, там, где ее растерла цепь, которую дергал Пошар.

Ландри оторвал полоску от подола рубашки Катрин и сделал из нее толстую подушечку, которую проложил между ошейником и шеей. Потом начал распиливать ошейник большой пилкой, которую принес с собой.

Обыск карманов Фагота ничего не дал, у него не было ключа к ошейнику. Операция шла медленно и была неприятна для Катрин, несмотря на все предосторожности Ландри. Резкий визг пилы раздражал ее и без того возбужденные нервы. Но наконец ошейник распался надвое, и Катрин смогла свободно встать. Ей хотелось броситься Ландри на шею и обнять его, но он мягко отстранился от нее.

— Ты сможешь поблагодарить меня позже. Вначале нам надо выбраться отсюда, и побыстрее… Вряд ли здесь есть еще стражники, но не стоит рисковать…

Он обнял Катрин за талию, поддерживая, потому что ее силы были на исходе, и повел к двери. Когда они переходили порог, Катрин споткнулась и упала. Она так ослабла!

— Какой я дурак! — воскликнул Ландри. — Ты сегодня что-нибудь ела?

— Нет… Ничего не ела, только попила воды.

Ландри вынул из кармана фляжку и поднес ее к губам Катрин.

— Выпей немного! Это бонское вино, ты сразу почувствуешь себя лучше. И вот тебе кекс. Я совершенно забыл тебе его отдать.

Вино сразу согрело Катрин, ее сердце забилось сильнее. Она проглотила кекс и почувствовала прилив сил, так что даже попыталась шагнуть вперед. Но это было безнадежно. Она упала на пол, и ее вырвало тем, что она только что съела.

— Да, похоже, придется искать другой выход, — сказал Ландри.

Без дальнейших разговоров он нагнулся и взял ее на руки так легко, как будто она была не тяжелее перышка.

Потом он побежал вниз по лестнице. Каменная лестница была кое-где освещена головнями, воткнутыми в смолу в железных подставках. Через несколько минут Ландри со своей ношей уже был во дворе здания.

— Самое худшее позади, — прошептал он, кашлянув. Стена этого дворца разрушена, там есть проем, через который мы можем пройти.

Катрин, которая была почти без чувств, смутно видела черные стены, резко выделявшиеся на фоне снега.

Снег лежал белыми полосами на разрушившейся стене, по которой Ландри спускался уверенно, как горный козел. Вскоре они перелезли через стену, и Катрин увидела вокруг белую от снега равнину под темным небом. Теперь они стояли на склоне холма, у подножия которого гнездилось несколько хижин и домиков, как цыплята под крылом курицы. По-прежнему крепко прижимая Катрин к себе, Ландри свистнул три раза. За зарослями кустарника мелькнула тень.

— Слава Богу! — раздался голос, дрожащий от волнения. — Как она?

— Не слишком хорошо, — сказал Ландри. — Ее надо немедленно уложить в постель.

— Все готово. Пошли…

Несмотря на слабость, Катрин широко открыла глаза, услышав этот голос. Она слишком измучилась, чтобы чему-нибудь еще удивляться, и после последних ужасных дней боялась, что плохо соображает. Ей хотелось удостовериться, что это не плод галлюцинаций. Но зрение ее не обманывало: Сара вернулась так же неожиданно, как и уехала, выскользнув из темноты, как будто это было вполне естественно. Чтобы убедиться, что она настоящая, Катрин подняла руку, пытаясь коснуться лица, склоненного над ней.

— Сара, это действительно ты? Ты вернулась?

Сара схватила ее руку и покрыла ее слезами и поцелуями.

— Если бы ты знала, как мне стыдно, Катрин…

Но Ландри прервал эти излияния.

— Я позже объясню, как получилось, что мы снова встретились, — сказал он, покрепче обхватив Катрин. Сейчас нам надо идти. Нас хорошо видно на этом белом снежном покрове, даже несмотря на темноту. Я передам тебе Катрин, а потом вернусь и сотру свои следы.

— Куда мы идем? — спросила Катрин.

— Недалеко, не бойся… Всего лишь в Малэн. Гарэну никогда не придет в голову искать тебя так близко от твоей тюрьмы…

— Не надо возвращаться, — сказала Сара. — Я займусь следами. Кроме того, — и она подняла вверх палец, опять начался снег. Скоро он покроет наши следы.

Вокруг них кружились большие белые хлопья, падавшие вначале медленно и редко, а затем все чаще и чаще.

— Небо на нашей стороне! — весело воскликнул Ландри. — Пошли!

Он поспешил вниз по крутому склону холма, на вершине которого возвышалась мрачная старая крепость.

Царила полная тишина. Казалось, в крепости не было других стражников, кроме двух холодных трупов, кровь которых уже застывала на каменном полу.

Через деревню Ландри прошел почти бегом. Сара шла за ним по пятам. Они направлялись к домику, стоявшему на краю леса на склоне холма, туда где мигал слабый свет.

Маленький домик был завален таким толстым слоем снега, что походил на белый сугроб, но в его маленьких окошках, совсем желтых от света внутри, было что-то домашнее и вселяющее уверенность. Счастливая и спокойная, Катрин позволила друзьям позаботиться о ней… Руки у Ландри были сильные и заботливые… Около дома залаяла собака. Потом дверь открылась, и в освещенном дверном проеме появился черный женский силуэт.

— Это мы, — сказал Ландри. — Все прошло хорошо…

— Ты вызволил ее? — голос был приятный, низкий, хорошо поставленный. Женщина слегка грассировала, но ее бургундский акцент был почти незаметен.

— Заходите быстро, — сказала она, отступая назад, чтобы впустить их.

Глава седьмая. САРА ПОДОЗРЕВАЕТ

Женщину, которая раскрыла перед Катрин двери своего дома, звали Пакеретта, и у нее была репутация колдуньи, но колдуньи совершенно особого свойства, не имеющей ничего общего с отвратительной, грязной и беззубой старухой из сказок. Ее бедный маленький деревянный дом с земляным полом был так же безупречно чист, как дом фламандского бюргера, а железная кастрюля, висящая над огнем, блестела как серебряная. Самой же Пакеретте не могло быть больше двадцати. Она была одной из тех белокурых бургундских красавиц, сильных и стройных, как молодое дерево, у которых цвет лица напоминает дикую розу, а густые волосы — золотой тростник. Волосы Пакеретты были такими пушистыми и густыми, что белый полотняный чепец не мог надежно спрятать их. У нее было великолепное тело, полное и округлое, но не отяжелевшее, и гладкая кожа. Губы, открываясь в улыбке, обнажали ровный белый блеск безупречных зубов.

Но Катрин плохо воспринимала окружающее. Когда ее внесли в дом, она заметила только две вещи: веселое пламя, пляшущее в очаге, и постель — снежно-белое гнездышко за красными саржевыми занавесками, которые раздвинули, чтобы уложить ее. Выпив суп, приготовленный для нее хозяйкой, Катрин погрузилась в тяжелое забытье, и все ужасы и страданья, которые выпали ей на долю за последние несколько дней, в один миг стерлись из памяти. Она была просто ошеломлена, когда, проснувшись на следующее утро, обнаружила, что вместо темной и зловещей комнаты, в которой она была заперта в крепости, ее окружает такая уютная деревенская обстановка.

Ей пришлось напрячь свою память, чтобы вспомнить, что же на самом деле случилось в ту роковую ночь, щедрую на необыкновенные события: смерть двух тюремщиков, ее побег, чудесное появление Сары… Но Ландри стоял у постели, ожидая ее пробуждения; он нежно улыбнулся ей, заметив, как она, открыв глаза, удивилась и испугалась.

— Ну же, — сказал он мягко, — теперь нечего бояться.

Все в порядке. Вы здесь в полной безопасности.

Похоже, Катрин верила в это с трудом. Ее глаза блуждали по комнате, рассматривая все подряд, но постоянно возвращаясь к огню, которого ей так не хватало в тюрьме. Снегопад прошел, и даже светило солнце. Его бледное сияние отражалось от снежного покрова, и этот блеск наполнял маленький домик.

— Солнце… и огонь! — вздохнула Катрин со слабой улыбкой.

В этот момент вернулись Сара и Пакеретта, которые ходили в хлев доить козу. Они принесли несколько кругов сыра и ведро, наполовину наполненное молоком. Обнаружив, что Катрин проснулась, Сара бросилась обнимать ее, плача и причитая, что ее госпожа стала такой худой и изможденной. Тем временем Пакеретта с любопытством разглядывала беглянку из крепости. Ландри сказал, что эта женщина — жена государственного казначея и любовница всемогущего герцога Бургундского. Однако Пакеретте трудно было в это поверить, глядя на изнуренное создание, лежащее перед ней грязной и со спутанными, потерявшими блеск волосами, даже Сара теперь, когда первое душевное волнение улеглось, разглядывала Катрин с отчаянием.

Кто бы мог сказать, что это бледное лицо, эта исцарапанная и кровоточащая шея принадлежат блестящей госпоже де Брази?

— Какой ужас! — прошептала она. — До какого состояния он тебя довел, Боже праведный!

— Главная беда — что она отвратительно грязна! — весело сказал Ландри. — На вашем месте я бы дал ей немного молока и начал приводить ее в порядок…

— Я согрею воды, — одобрительно сказала Пакеретта и сняла с крюка ведро, чтобы набрать воды из колодца.

Пока Катрин пила молоко, а Сара готовила все необходимое, чтобы помыть ее и привести в порядок, они объясняли Катрин, как она тут оказалась. Ландри рассказал, что он встретил Сару в таверне Жако де ла Мера накануне дня спасения Катрин. Оказалось, что Ландри часто проводил там вечера. Сара появилась там как раз в тот день, бросив Станко — цыгана, из — за которого она оставила Катрин, и его табор в окрестных лесах Пака.

— Она не осмелилась пойти в твой дом, — добавил молодой человек.

— Мне было стыдно, и я чувствовала себя виноватой, честно призналась Сара. — Мне жутко хотелось тебя повидать, но я боялась посмотреть тебе в глаза. Все же меня неодолимо влекло в Дижон, и я пошла к Жако узнать, что происходит. Когда я услышала о твоем исчезновении, я подумала, что с ума сойду и что это, верно, Бог наказывает меня за то, что я забыла свой долг. И я умолила Ландри позволить мне прийти и помочь разыскать тебя.

— Мы караулили по очереди, — сказал Ландри. — А что случилось потом — ты знаешь. В ту ночь, когда я оставил тебя в крепости, я вернулся в Дижон, чтобы привезти Сару. Что касается Пакеретты… — он привлек девушку к себе, по-свойски обняв ее одной рукой за талию и смачно поцеловав ее в губы, — я познакомился с ней тоже в таверне Жако, примерно год назад. До этого она жила в Фонтене со своей матерью, но старуху-мать схватили и сожгли, как ведьму. Пакеретте пришлось бежать. Она спряталась у Жако. Но в Дижоне ей трудно было дышать: ей нужна воля, сельская местность. У Жако был двоюродный брат, который умер в то самое время, и Жако отдал ей домик, и вот мы здесь. В Малене ей бояться нечего, разве что герцог решит привести сюда войска и уничтожить всю деревню.

— Но почему он должен это сделать? — спросила Катрин. — Ведь этому месту принадлежит право церковного убежища? Я думала, что эта земля принадлежит церкви.

Разве ты не говорил мне, что крепостью владеет аббатство Сен-Син?

— Да, безусловно, хотя этот настоятель добродетельно отрицает такую связь, — сказал Ландри, смеясь. — И это место действительно является убежищем. Хотя и не в том смысле, который ты вкладываешь в это слово, скорее, наоборот. Причина, по которой никто не приходит сюда, проста: деревня населена практически одними колдунами. Всем это известно. Так что одной больше или меньше — какая разница. Пакеретта живет здесь в мире, в покое, а твой муж знал, что делал, заперев тебя в старой крепости. Добрые люди в округе и близко не подходят к этим местам, разве что их кто-нибудь заставит.

Говорят, что в крепости водятся привидения, а деревня проклята…

Пока Ландри говорил, Сара наполнила большую лохань горячей водой и поставила ее перед огнем.

— Хватит болтать! — крикнула она, подталкивая Ландри к двери. — Давай пойди погуляй. Чтобы помочь Катрин искупаться, мужчина не требуется.

Ландри со вздохом натянул свою старую кожаную куртку, сунул за пояс кинжал и свистнул собаку Пакеретты.

— Ладно, я прогуляюсь по лесу. Может, найду какую-нибудь дичь. Мяса зимой всегда не хватает…

Когда он вышел, Сара помогла Катрин встать на ноги и снять изодранную рубашку, потом усадила ее в лохань с теплой водой. Когда Катрин всем телом почувствовала воду, она удовлетворенно вздохнула. После длительного сна в удобной постели больше всего на свете ей хотелось принять теплую ванну. Она в жизни не чувствовала себя такой грязной. Разглядывая свою кожу и волосы, она испытывала стыд и отвращение. Если бы ей пришлось провести в этой отвратительной тюрьме несколько месяцев, ее внешность пострадала бы необратимо… Катрин с наслаждением погрузилась в воду, наблюдая через окно, как Ландри идет к лесу, а собака бежит следом за ним.

Сара же в это время нежно обмывала поврежденные участки кожи у нее на шее и смазывала их бальзамом.

Пакеретта пошла вместе с Ландри, чтобы составить ему компанию, и Катрин видела, как она нежно прижималась к плечу молодого человека.

— Это Пакеретта, — обратилась она к Саре, — она подружка Ландри, как ты думаешь?

— Она его любовница, и у меня складывается впечатление, что она безумно влюблена в него. Но я не знаю, что он о ней думает. Любит ли он ее? Трудно сказать.

— Думаешь, она действительно колдунья? Она непохожа на колдунью…

— Говорят, что это болезнь, которая переходит от матери к дочери. Все равно, даже если она и не колдунья, никто этому не поверит — это противоречило бы привычному порядку вещей.

— И все-таки ты-то что думаешь?

Сара пожала плечами и намылила тряпицу, которой она мыла тело Катрин. Кожа постепенно приобретала нормальный цвет, если не считать синяков и царапин, которыми она пестрела.

— Не знаю, я бы не поручилась, что это не так. Она, знаешь ли, странная девушка. Я часто видела ее у Жако мужчины побаивались ее, так она на них смотрела.

Вспомнив странные глаза Пакеретты — один голубой, а другой карий. — Катрин подумала, что в этом что-то есть. Но вскоре она позабыла о своей хозяйке: было так приятно почувствовать себя вновь чистой! Сара помогла ей вылезти из лохани и усадила перед огнем сохнуть.

Затем она принесла еще воды, чтобы вымыть и голову.

Катрин делала все, что ей велели, послушная, как ребенок. Было так приятно отдаться умелым рукам Сары, как в те дни, когда она была маленькой. Грязь и усталость, казалось, мгновенно покинули ее. Она чувствовала себя заново родившейся.

Когда вернулась Пакеретта, она на мгновение застыла на пороге с вязанкой дров в руках, открыв рот при виде зрелища, представшего ее глазам. Катрин сидела с закрытыми глазами на скамеечке у огня и, казалось, дремала; розовые блики падали на ее тело, завернутое в кусок белой ткани, оставлявшей обнаженными стройные ноги и прекрасные плечи. Сара стояла сзади нее, вновь и вновь проводя гребнем по золотой массе густых волос, еще влажных после мытья, но самых тонких и длинных, какие доводилось видеть Пакеретте. Возможно ли, чтобы женщина, которая накануне выглядела вызывающей жалость нищенкой, серой, что испачканное кровью создание превратилось в это сияющее существо?

— Будь так добра, закрой дверь, — сказала Сара, поворачиваясь к ней. — Холодно.

Пакеретта послушно захлопнула дверь, но ее разноцветные глаза нехорошо сощурились, и Сара заметила, как она смотрела на Катрин. Неожиданно открывшаяся красота Катрин подействовала на Пакеретту как удар хлыста.

Сара почувствовала ревность, разъедающую душу девушки, как если бы сама ревновала. Она решила в будущем особо не доверять Пакеретте и незаметно наблюдать за ней.

В этот вечер Ландри дернулся поздно, весь в крови, шатаясь под тяжестью молодого кабана, которого убил кинжалом. Он был совершенно без сил, хотя и очень доволен собой. Но когда он увидел Катрин, вновь свежую и прелестную, в простом синем шерстяном платье Пакеретты, его радости не было предела. Он обнял ее за талию и поднял в воздух.

— Так-то лучше! — воскликнул он. — Как ты хороша, моя Кэти, самая хорошенькая девушка на свете! Вот только слишком худенькая… ну, да это поправимо…

Он поцеловал ее в обе щеки и поставил на ноги. Затем он повернулся к Пакеретте.

— Я голоден, — сказал он.

— Суп готов.

Голос девушки был спокоен, как гладкая поверхность пруда У мельницы, но Сара заметила ярость, мелькнувшую в ее глазах, когда Ландри обнял Катрин. Определенно, девушка ревновала, и Сара сомневалась, что из этого выйдет что-нибудь хорошее.

После ужина состоялся «военный совет». В крепости пока никто не подавал признаков жизни; казалось маловероятным, что двоих мертвецов уже обнаружили. Но Гарэн должен был вскоре вернуться, и было бы неосторожно подвергать Катрин риску: на нее могли донести, если бы кто-нибудь из жителей деревни заметил, что она живет у Пакеретты.

— Лучше всего было бы предупредить монсеньора Филиппа, — сказал Ландри. — Но только это требует времени. Он сейчас в Париже.

— А мессир де Руссэ? — спросила Катрин. — Разве он не в Дижоне?

— Думаю, да, но он не сможет много для тебя сделать. Нравится тебе это или нет, Гарэн все еще твой муж. Он имеет на тебя все права, и никто, даже капитан гвардейцев, не может помешать ему забрать тебя снова к себе. Герцог — единственный человек, которого Гарэн не посмеет ослушаться. Завтра я отправлюсь в Париж.

Ясно было, что это самое разумное решение, но Катрин не могла подавить тревогу: Ландри уедет! Пока молодой человек был с нею, она ничего не боялась. Он был сильным, храбрым, веселым! Совсем как прежний Ландри, которого она когда-то знала.

— Почему бы нам не подождать здесь, пока герцог вернется? Возможно, он уехал ненадолго.

— С ним никогда ничего не известно, — сказал Ландри.

— Мне придется уехать и найти герцога в Париже. Тогда он сможет отдать приказы, необходимые для обеспечения твоей безопасности, и это помешает твоему мужу причинить тебе какое-нибудь зло. Если бы ты не была… в таком состоянии, я бы просто взял тебя с собой, но путешествие отсюда в Париж долгое, а дороги небезопасны. Одному мне ничто не будет угрожать, и я быстрее вернусь. Ну, пожалуйста, улыбнись. Ты прекрасно знаешь, что я пекусь о твоем благополучии больше, чем о чем-нибудь в мире!

В последние слова он вложил столько чувства, что Сара невольно взглянула на Пакеретту. Та убирала со стола грязную посуду; лицо ее было бесстрастным, как камень.

— Я приготовлю тебе что-нибудь в дорогу, — сказала она, не глядя на Ландри.

В ту ночь Сара (она спала вдвоем с Катрин на постели, которую им великодушно уступила Пакеретта) вдруг проснулась; ее разбудило то шестое чувство, которым в большой степени обладают кочевые племена. Огонь уже потух, и дом был погружен в темноту, но цыганка скорее почувствовала, чем увидела, что кто-то стоит у кровати. Она старалась не дышать; Пакеретта должна была спать в мансарде над ними, а Ландри — в хлеву с козами и со своей лошадью. С той стороны кровати, где спокойно спала Катрин, послышалось слабое шуршание. Сара могла бы поклясться, что там кто-то есть — . Она уже собиралась вскочить с постели и зажечь свечку, но в этот момент послышались легкие шаги; было отчетливо слышно, как кто-то двигается к двери. Дверь бесшумно открылась, и Сара увидела силуэт женщины. Затем дверь торопливо захлопнули. Сара не колебалась. Она натянула чулки и башмаки, набросила шаль и тихонько, чтобы не разбудить Катрин, вышла следом. Как раз в этот момент со стороны курятника появилась Пакеретта, она несла что-то под своим просторным черным плащом. Сара едва успела спрятаться в тени. Колдунья быстро двигалась к лесу, который находился за домом.