Снежный ангел

Розамунда отложила нож и умоляюще посмотрела на него.

– Но я играю в бильярд, – сказала она. – Я уговорила Леонарда научить меня, и мы часто играли. Правда, он смеялся надо мной, потому что я никогда не могла обыграть его, но его никто не мог обыграть. И я никогда не позволяла ему поддаваться. Он был очень хороший.

– Значит, решено, на утро у нас будет бильярд. А днем снег, возможно, закончится, и тогда мы выберемся на улицу. Мне бы хотелось посмотреть на ваших снежных ангелов. Она засмеялась:

– Но здесь же нет детей! Играть в снежки и лепить фигуры можно только для того, чтобы позабавить детей, иначе вас обвинят в ребячливости.

– Обещаю, что не стану вас ни в чем обвинять, – заверил он, театрально прикладывая руку к груди. – Снежки, вы сказали? Я тоже умею играть в снежки.

Розамунда засмеялась.

Она вдова, стучала мысль где-то в глубине его сознания. Молодая вдова немолодого мужчины, который три года болел и умер год назад. Привлекательная вдова. Возможно, она была бы не против…

Он отогнал эту мысль и допил вторую чашку кофе.

Или слегка пофлиртовать? Но при сложившихся обстоятельствах легкий флирт невозможен. Если она хоть немного помедлит, прежде чем отбросить его руку, он затащит ее в постель. И тогда жизнь превратится в сплошной клубок проблем. Потому что эта женщина – леди.

Нет, лучше не думать об этом.

– Ну что, поищем бильярдную? – спросил он, когда стало ясно, что миссис Хантер уже не будет есть тост, лежавший у нее на тарелке.

Игра в бильярд представлялась ему достаточно безопасным занятием. Это игра для мужчин – медленная и довольно скучная. Способ убить время. Но, видимо, миссис Хантер относилась к бильярду серьезно. Она тщательно готовилась к удару и в самом деле играла хорошо.

Граф Уэзерби словно заново открыл для себя бильярд. Оказалось, что это самая эротичная игра, придуманная человечеством. Когда миссис Хантер стояла на противоположной стороне стола и готовилась к удару, он не мог оторвать взгляда от ее грудей, легко касавшихся поверхности стола и временами прижимавшихся к нему. Слава Богу, что у платья был глухой ворот. Если же граф оказывался сзади, когда миссис Хантер наклонялась вперед, его взору представлялись другие округлости, обрисованные мягкой тканью шерстяной юбки.

Еще задолго до того, как закончилось утро, граф с трудом удерживался, чтобы не сорвать с себя шейный платок и, выбежав на снег, не окунуться с головой в сугроб. Он поклялся себе, что после ленча они будут сидеть в гостиной по разные стороны от камина и читать, как добропорядочная супружеская пара.

– Я выиграла, – сказала она, оборачиваясь к нему с сияющей улыбкой.

– Да, у вас действительно был хороший учитель. А какой приз мы вручим победителю?

– У нас с Леонардом призом был поцелуй, – рассмеялась Розамунда. – Но поскольку мы обменивались поцелуями независимо от того, кто побеждал (хотя побеждал всегда он), то я находила это довольно нелепой традицией.

Неожиданно она снова покраснела.

– Ну что ж, – сказал он, понимая, что пожалеет о своих словах еще до того, как успеет их произнести, и не имея сил остановиться, – пусть это будет поцелуй.

Она смотрела на него, растерянная и потрясенная, прикусив нижнюю губку, отчего верхняя казалась еще более вздернутой.

Он взял ее лицо в руки, увидел, как она отпустила нижнюю губу, и припал к ее рту. Он целовал ее легко, не размыкая губ, и наслаждался нежностью, влажностью и теплом ее нижней губки. Он не торопился. От нее исходил слабый дразнящий запах.

– М-м, – произнес он, поднимая голову и глядя в большие темные глаза, – ваш муж был очень мудрым человеком. Такой приз может утешить любого мужчину. После него проигрыш уже не кажется таким горьким.

– Нет, я всегда говорила ему, что это сущая нелепость, – опомнившись, ответила она.

За завтраком он мечтал хотя бы прикоснуться к ней. Он все еще держал ее лицо в своих руках.

– Можно, я буду называть вас Розамундой? – спросил он неожиданно для самого себя.

– Хорошо. – Молодая женщина резко отвернулась и вытащила из ближайшей лузы шары. – Если вам этого хочется.

– А вы будете называть меня Джастином?

– Хорошо, – повторила она, переходя к следующей лузе, – если вам так хочется.

Он подошел к окну, мысленно приказывая своему сердцу не биться так сильно.

– Кажется, снег уже утихает, – произнес он, овладев собой. – Я собираюсь выйти подышать после ленча. Вы составите мне компанию?

– О да.

В ее голосе он уловил не менее страстное желание подставить лицо свежему ветру, чем испытывал сам.

«Даже если бы снегопад не стал тише, – думала Розамунда, надевая ботинки и перчатки и застегивая теплый плащ, – я все равно пошла бы на улицу. Еще час наедине с ним в этом доме, и со мной случится истерика».

Вчера вечером воздух в гостиной был буквально наэлектризован страстью, какая-то непонятная сила словно подталкивала их друг к другу. Розамунда не сомневалась, что граф тоже почувствовал это, но в отличие от нее не испытывал ни малейшей неловкости. Скорее наоборот.

Она пришла к выводу, что не имеет никакого понятия о том, как следует вести себя с молодыми мужчинами Поведение мистера Холлидея казалось ей странным и непонятным.

Леонард всегда говорил, что у нее удивительный дар попадать впросак всякий раз, когда она открывает рот. Он находил эту ее способность очень милой, хватал ее в охапку, целовал и от души хохотал. Но одно дело – говорить глупости собственному мужу, и совсем другое – незнакомому человеку… Джастину.

«Нужно забыть о том, что произошло сегодня утром, – твердо сказала она себе и направилась к двери. – Иначе я больше вообще не смогу смотреть ему в глаза». Она взялась за ручку двери и на мгновение замерла.

Это же надо: спросить его, чем бы он занимался со своей любовницей! Перед мысленным взором Розамунды возникла сцена: распростертая на кровати девушка в черном белье и раздевающий ее мистер Холлидей. На простынях, а не под ними. О, это видение было убийственным. Женщинам ее круга не полагалось даже знать о существовании такой категории женщин, как любовницы.

И потом: сказать ему, что у них с Леонардом призом был поцелуй. Как она могла! Ведь это выглядело откровенным приглашением к действию!

Этот поцелуй! Она до сих пор чувствовала стеснение в груди и слабость в коленях при воспоминании о нем. Зачем, ну зачем только она поссорилась с Деннисом?!

Розамунда решительно толкнула дверь и спустилась вниз.

– Снег очень глубокий, – предупредил граф. – Вы не боитесь промочить обувь?

– Ничего, какое-то время я выдержу, – сказала она, посмотрев на свои короткие полуботинки.

На нем были те же высокие сапоги и пальто с пелериной, что и вчера, но тогда она не заметила, как мужественно он выглядит в этой одежде. Теперь заметила.

«Опять мне в голову лезут всякие глупости», – сердито подумала Розамунда и направилась к двери.

Закрыв за собой парадную дверь дома, они будто перенеслись в волшебное белое царство. И пусть свинцово-серые тучи грозили возобновлением снегопада, а холодный воздух казался еще холоднее от резкого ветра, все равно это было чудо. Метель укрыла землю ровным белым ковром, ветви деревьев прогибались под тяжестью огромных пушистых шапок. Розамунда стояла на крыльце, расчищенном Ривзом, и с наслаждением вдыхала бодрящий и морозный воздух.

– О, как красиво! – воскликнула она. – Правда, красиво? – И повернулась к лорду Уэзерби, который задумчиво смотрел на заснеженные деревья.

– Как в сказке, – ответил граф. И снова она подумала, что он угадал ее мысли.

Лорд Уэзерби сошел с крыльца и, ступив прямо в снег, доходивший ему почти до самого верха сапог, подал ей руку.

– Вы спуститесь сюда, Розамунда, или вам нравится только смотреть на снег?

– Он слишком глубокий, – сказала она, засмеявшись, и тоже спустилась с крыльца. – Я никогда в жизни не видела столько снега. О, Джастин, ну разве это не замечательно? Чего бы я только не отдала, чтобы побарахтаться в таких сугробах, когда была ребенком!

Они медленно пошли по дороге, проваливаясь в снег.

– В каждом из нас остается что-то детское, – сказал он. – Если вам хочется носиться по снегу и вопить, не беспокойтесь на мой счет. Возможно, я даже присоединюсь к вам.

– Я бы налепила целую армию снеговиков, – продолжала мечтать Розамунда, – и упросила кухарку дать мне целую корзину моркови для носов. Но увы, я уже не ребенок. – Она улыбнулась ему. – И завидую тем, у кого они есть. Как чудесно иметь своих детей, правда?

Ну вот, опять. Розамунда наклонилась и, зачерпнув горсть снега, стала мять его в руках. Как стыдно!

– Должен признаться, что никогда не задумывался над этим. – В его голосе послышалось удивление. – А разве у вас с мужем не было детей?

– Нет, – ответила она. – И от первой жены у Леонарда тоже не было детей. А нам с ним так хотелось маленького.

– Ну, у вас еще столько времени впереди. А кстати, где же ангел?

– О нет. – Розамунда бросила снежок, который слепила. – Я буду чувствовать себя ужасно глупо.

– Жаль. Может быть, поиграем в снежки? Она кинула на него недоверчивый взгляд:

– В снежки? Мы с вами? О нет.

– Вы боитесь проиграть.

– Ничуть.

– Нет, боитесь. Или боитесь, что я случайно попаду вам в лицо и ваше самолюбие пострадает. Скажите, что просто трусите.

– Ничего подобного! – с негодованием воскликнула она, наклоняясь за снегом, чтобы застать Джастина врасплох. Но когда повернулась к нему, лицо ей залепил снежный ком и, задыхаясь, она услышала его смех.

– Вы можете бросить его, раз уж слепили, – сказал он. Розамунда метнула снежок, но граф ловко увернулся, и он пролетел мимо. – Один ноль в мою пользу.

Завязалась ожесточенная битва. Смеясь, бегая, уворачиваясь, они безжалостно забрасывали друг друга снежками. Капюшон упал с головы Розамунды, мокрый снег стекал по лицу за воротник, и она смеялась без остановки. Джастин Холлидей оказался более метким стрелком, это она поняла почти сразу.

– Вы еще не готовы выбросить белый флаг? – спросил он минут через десять и кинул снежок ей в щеку.

– Ни за что.

Она нагнулась, чтобы зачерпнуть еще снега, но оступилась и рухнула в сугроб. Смеясь, он пришел ей на помощь.

– Бедная Розамунда, – сказал он, протягивая ей руку и рывком поднимая на ноги. – А знаете, вы стали похожи на ангела – такая же белая. Правда, ангелы обычно не швыряются снегом и не выкрикивают выражения, употребляемые в сугубо мужском кругу. – Так вы признаете свое поражение?

– Думаю, мне лучше признать его: я уже вымокла с головы до ног. Ваша взяла, Джастин.

– Завтра вы сможете взять реванш, – пообещал он. – А что я получу в качестве приза?

– Только не поцелуй, – поспешно сказала она.

– Я рад это слышать. От поцелуя на таком морозе можно превратиться в лед. Тогда, может быть, вы нальете мне чашку чаю после того, как переоденетесь? Как вам мое предложение?

– По-моему, оно вполне приемлемо. Несмотря на холод и промокшую одежду, Розамунда была в приподнятом настроении. По крайней мере, думала она, идя к дому, этот час, проведенный на улице, значительно ослабил напряжение, возникшее между ними после того поцелуя. Появилась надежда, что остаток дня пройдет так же гладко.

К ней вернулись здравый смысл и душевное равновесие.

– Я налью вам чаю, как только переоденусь и немного согреюсь, – сказала она, входя в дом. – Возможно, если вы будете себя хорошо вести, я налью вам даже две чашки.

– Правда? – Он усмехнулся. – А что такое в вашем понимании «вести себя хорошо»?

Она оглянулась. Он улыбался, на щеках его играл здоровый румянец, голубые глаза насмешливо поблескивали.

Она задумалась всего на секунду, однако эта секунда показалась обоим слишком долгой. Его улыбка стала чуть бледнее, и вопрос повис в воздухе. Граф перевел взгляд на ее губы.

– В моем понимании это – выпить первую чашку, не пролив ни капли, – сказала она, досадуя, что замешкалась с ответом.

Розамунда влетела к себе в комнату и, захлопнув дверь, прислонилась к ней. «О Боже! Почему только Деннис не приковал меня к сиденью экипажа! Господи, как жаль, что он не сделал этого!»

Глава 4

Книги нашлись, целых девять штук. Граф Уэзерби не сомневался, что их доставил сюда не Прайс, а если и он, то с намерением использовать их в качестве пресс-папье или упора для дверей. Прайс не интересовался такими книгами, да и сам граф тоже.

И тем не менее лорд Уэзерби и Розамунда выбрали себе по книге и, устроившись в креслах по разные стороны камина, углубились в чтение.

Углубились! Он бы не удивился, обнаружив, что держит книгу вверх ногами. Однако пора перевернуть страницу. Его примеру тут же последовала Розамунда. Граф поднял голову и на какую-то секунду встретился с ней глазами.

Джастину уже надоело притворяться, будто чтение его увлекло. Это он предложил вместо игры в карты почитать, он боялся, что между ними опять возникнет то необъяснимое чувственное напряжение, которое они ощутили прошлым вечером. Розамунда с готовностью согласилась, из чего можно было сделать вывод, что ею владели сходные чувства.

За обедом они оживленно беседовали. Миссис Хантер рассказывала о своем окружении и соседях по поместью, где она прожила последние девять лет. При этом обнаружила такое знание человеческой натуры и такую точность наблюдений, что граф на протяжении всего обеда смеялся не переставая. Он, в свою очередь, тоже вспомнил некоторые эпизоды из детства. Мать и сестры, младшая из которых была старше Джастина на семь лет, обожали его.

– И потому меня страшно удивило, – сказал он, – когда, выйдя в свет, я обнаружил, что существуют женщины, не считающие меня верхом совершенства.

Розамунда смеялась.

Любой, кто увидел бы их в этот момент, решил, что они добрые друзья. Отчасти так оно и было. Говорить с Розамундой Хантер и слушать ее было легко и приятно. Но стоило повиснуть паузе, как возникала неловкость. Друзья не испытывают неловкости, если разговор замирает. В такие моменты было совершенно очевидно, что они испытывали друг к другу отнюдь не дружеские чувства.

– У вас интересная книга? – спросил лорд Уэзерби и подумал, что более бессмысленного вопроса придумать нельзя.

– Да, очень, – радостно откликнулась она. – Я всегда любила поэзию.

Граф утешил себя тем, что ее голосу недоставало искренности.

– А у вас – интересная? – спросила она.

– Да, весьма, – ответил он. – Проповеди всегда располагают к размышлениям.

«Вот и вся беседа», – подумал он, возвращаясь глазами, но отнюдь не мыслями к книге и напоминая себе, что пора перевернуть страницу.

Снег пошел снова. Не такой сильный, как раньше, но выйти на улицу уже было нельзя. Стало ясно, что, даже если за ночь снег прекратится, миссис Хантер не сможет отправиться на поиски брата раньше чем через день.

Это означало, что они проведут вместе весь этот вечер, следующий день и как минимум еще один вечер. Он не был уверен, что это ему по силам. Может быть, взять подушку с одеялом и уйти спать на конюшню?

Миссис Хантер надела этим вечером бледно-лимонное атласное платье, купленное им, чтобы подчеркнуть цвет волос Джуд. Однако платье изумительно шло и к темным волосам Розамунды. Обнаженные плечи она снова прикрыла шалью. Зачесанные на уши волосы были собраны сзади в простой узел. Глядя на склоненное к книге лицо молодой женщины, граф вдруг впервые заметил, какие у нее длинные и густые ресницы.

У нее была хорошая кожа – светлая и гладкая. Такую кожу хочется потрогать. Ему хотелось сделать это еще утром, но он едва осмелился слегка поцеловать ее, понимая, что стоит хоть чуть-чуть затянуть поцелуй, и он выставит себя полным идиотом. Но почему? Она чувствовала то же, что и он. Их одинаково тянуло друг к другу. Она – женщина, вдова. Не девушка, не девственница. Возможно, ей тоже хочется этого. Может быть, им удалось бы снять это напряжение, разрешив себе сделать то, о чем они постоянно думали еще со вчерашнего вечера.

Но не станет ли она впоследствии терзаться сожалениями и винить себя в том, что произошло? А он сам? Он никогда не ложился в постель с женщиной своего круга, с настоящей леди – только с дамами полусвета, продававшими свою благосклонность за деньги. К тому же через месяц состоится его официальная помолвка с Аннабелл.

Однако до того, как он приговорит себя к пожизненной верности одной-единственной женщине, оставался еще целый месяц свободы.

Он хотел Розамунду Хантер. Безумно. Если бы только заставить себя прочитать эту проповедь до конца, если бы только уговорить себя сосредоточиться на этой книге, может быть, ему бы удалось устоять перед искушением. Джастин вернулся на три страницы назад.

Он успел прочитать только два предложения, когда Розамунда внезапно вскочила на ноги.

– У огня слишком жарко, – сказала она и пересела на стул у окна, к нему спиной. Затем открыла книгу и продолжила чтение.

«Где же я остановился?» – подумал граф. Эти два предложения никак не укладывались у него в голове.

«Мне следовало сослаться на головную боль, – думала Розамунда. – Тогда я укрылась бы у себя в комнате и провела в безопасности еще одну ночь. Почему, ну почему я не додумалась до этого раньше? Ведь нашла же предлог, чтобы сесть ближе к окну и к нему спиной».

Теперь она хотя бы не видела его и могла спокойно сидеть и читать – или не читать, по своему усмотрению.

Розамунда была на грани истерики. Ей хотелось снова вскочить и закричать. Но вместо этого она перевернула еще одну страницу.

Ведь в этом нет ничего особенного, разве не так? Она слышала, что многие замужние женщины заводят любовников, хотя ее саму мысль об этом шокировала. «Как они смеют, – думала она каждый раз, – ведь мужья этих женщин обладают исключительным правом на их тело, так же как они обладают исключительным правом на тела своих мужей». Розамунда всегда страшно возмущалась, когда кто-нибудь говорил, что у большинства женатых мужчин есть любовницы.

Кроме того, ей было известно, что и вдовы очень часто заводят любовников. Это казалось Розамунде уже не таким предосудительным, хотя для себя она подобной возможности не допускала. Ей казалось немыслимым заниматься любовью вне брака. Это занятие было слишком интимным, и даже мысли о нем приводили ее в смущение.

Да, но ситуацию, в которой она сейчас оказалась, нельзя назвать обычной. И это продлится всего день-два. Это избавит ее от невыносимого напряжения и удовлетворит любопытство относительно более молодых мужчин. Какое вульгарное выражение! Она перевернула еще одну страницу.

Хотя в комнате по-прежнему было очень тихо, Розамунда каким-то образом поняла, что лорд Уэзерби отложил книгу и встал. И что, постояв несколько секунд неподвижно, он двинулся в ее сторону. Молодая женщина не отрывала глаз от книги, чувствуя, как сильно колотится у нее сердце, его удары отдавались болезненными толчками в горле.

Он просунул руки ей под мышки.

Розамунда закрыла глаза, почувствовав теплое дыхание у себя на шее, а затем его губы в ямке под ключицей.

– Я хочу заниматься с вами любовью, Розамунда, – сказал он. Она не узнала его голос, таким он стал низким и хриплым.

На мгновение она крепко зажмурилась, а затем медленно повернулась к нему. Его руки скользнули к ее плечам. Голубые глаза пристально смотрели на нее.

– Да, – сказала она. – Я тоже хочу этого.

Его рот накрыл ее губы так же легко, как и утром, но на этот раз его губы были раскрыты, в смятении заметила Розамунда, так что она чувствовала влажность и жар его языка, скользившего по ее губам. Она прижала закрытую книгу к груди.

Он опустился перед ней на корточки.

– Я хочу уточнить кое-что, Розамунда, – сказал он, дотрагиваясь пальцем до ее щеки. – Скоро состоится моя помолвка. Я не могу отменить ее. Мне не хотелось бы обидеть вас или подать какие-то ложные надежды.

– Только сегодня и завтра, – сказала Розамунда. – Я понимаю, Джастин. Большего мне и не надо. Но это время – наше, правда? И я хочу, чтобы это случилось. Пусть это будет просто короткий эпизод в моей жизни.

– Да, очень короткий. – Он замялся. – Мне нужно знать, существует ли опасность того, что вы забеременеете?

Она почувствовала, как вспыхнули щеки. Эта мысль должна была прийти в голову ей самой. Но она не привыкла думать об этом. Первый год своего замужества Розамунда каждый месяц высчитывала дни и ужасно расстраивалась из-за того, что никак не могла забеременеть. Но со временем вообще забыла, что в результате близости мужчины и женщины может появиться ребенок. Она быстро произвела в уме несложные вычисления и ответила:

– Нет, сейчас нет.

– Хорошо. – Он продолжал смотреть на нее и поглаживать ее щеку.

И что дальше? Может быть, следующий шаг должна сделать она? Розамунда попыталась улыбнуться, но не была уверена, что ей это удалось.

– Идите наверх, – сказал он. – Я приду к вам минут через двадцать.

– Хорошо.

Она встала и положила книгу на небольшой столик. Потом еще раз улыбнулась ему и вышла из комнаты. Все это выглядело так обыденно и прозаически. Словно они договаривались о том, каким будет меню на завтрак, или еще о чем-нибудь подобном.

Она не ожидала, что у нее будет время подумать в одиночестве Целых двадцать минут, чтобы приготовиться. А чего она ожидала? Что он подхватит ее на руки и овладеет ею прямо в гостиной, заставив покориться нахлынувшей страсти?

«Что я сказала? На что согласилась? О Боже милосердный, я поступила безрассудно. А что я должна сделать теперь? Раздеться? Но что надеть?» Выбор был небогат – необъятная фланелевая сорочка и кружевные одеяния его любовницы. Нет, кружевные исключены. Но не будет ли она выглядеть нелепо во фланелевой?

Может быть, лучше остаться в платье? Но он дал ей время специально, чтобы приготовиться. А где лучше расположиться: в кровати или сесть в кресло у камина? Леонарда она всегда ждала в постели, но это было совсем другое дело. Розамунда умерла бы от стыда, если бы Джастин вошел в комнату, когда она лежала в постели.

«Но теперь я в любом случае сгорю от стыда».

О ее предательский язык! Она так далеко зашла, что теперь уже поздно отступать. Жаль, что нельзя вернуться на пять минут назад и выразить подобающее негодование в ответ на его предложение.

Розамунда вынула заколки и начала расчесывать волосы. Ее охватила дрожь. Нет, она не жалеет о своем решении. Нисколько не жалеет. Она хотела, чтобы это произошло. Жаль только, что он дал ей эти двадцать минут. Она просто умрет, когда он войдет в дверь.

Граф Уэзерби подошел к двери спальни Розамунды и поднял руку, собираясь постучать. У него не было уверенности в том, что он поступил правильно, оставив ее одну на целых двадцать минут. Конечно, надо было, не давая ей опомниться, взять ее за руку, отвести наверх в спальню и раздеть самому. Но он не знал, как следует обращаться с леди.

Эта мысль вызвала у него улыбку. Разве для леди предусмотрена какая-то особая процедура? Он тихо постучал и толкнул дверь.

Розамунда стояла в противоположном конце комнаты, спиной к огню. Темные распущенные волосы доходили ей до талии, огромные глаза смотрели испуганно. Бесформенная фланелевая сорочка укутывала ее от подбородка до пяток. Но даже в таком одеянии Розамунда выглядела очаровательно. Он обрадовался, что она не надела кружевную сорочку Джуд. Граф улыбнулся и закрыл за собой дверь.

Розамунда увидела, что он переоделся в темно-синий парчовый халат. Она как-то не подумала, что ему тоже надо раздеться. Как глупо! В треугольном вырезе его халата виднелась голая грудь. Он был таким красивым, что у нее перехватило дыхание. Снова оглушительно заколотилось сердце. Жалкая попытка улыбнуться провалилась.

– Ты замечательно выглядишь, – сказал Джастин, приближаясь к ней. Он снова, как утром в бильярдной, взял ее лицо в свои руки.

– Этим я обязана миссис Ривз.

– Я и не думал, что это одна из тех, что купил я.

У Джастина была интересная особенность: его глаза могли улыбаться, даже когда выражение лица оставалось серьезным. Она заметила это еще раньше. На таком близком расстоянии эти глаза почти гипнотизировали ее. Розамунда опустила ресницы.

Она никак не могла преодолеть скованность. На его поцелуй почти не ответила, стоя как статуя и крепко сжав губы. И даже не наклонила голову, чтобы ему было удобнее целовать ее. Он прижался к ее рту, осторожно раздвигая губы языком.

– Вы неподатливы, как доска сказал он. – Это от волнения?

– Да.

– Может быть, вы передумали?

У нее застучали зубы, и она крепко стиснула их.

– Ваше молчание означает: да или нет? Она посмотрела на него бессмысленным взглядом.

– Может быть, мне уйти? Я уйду, если вы этого хотите.

«Это будет означать еще одну бессонную ночь», – подумал он.

– Нет, я хочу, чтобы мы занимались любовью – Это было сказано таким тоном, как будто она просила вырвать у нее зуб.

– Тогда давайте немного посидим, – сказал он и сел в большое кресло у камина, посадив Розамунду к себе на колени. Она склонила голову к нему на плечо. – Успокойтесь, Розамунда. Нам некуда торопиться. И потом, вы же будете заниматься этим не в первый раз, верно?

– Да, конечно, – поспешно согласилась она.

– Что ж, я рад это слышать.

Граф начал расстегивать ее сорочку.

«Как странно, – думала она, – что мы разговариваем как ни в чем не бывало, когда вот-вот все свершится». Розамунда закрыла глаза, стараясь не обращать внимания на то, что делала его рука. Но когда она накрыла одну из ее грудей, Розамунда испуганно ткнулась лицом ему в шею.

– Успокойся, – прошептал он ей в ухо. – Ты очень красивая. Твой муж говорил тебе об этом?

– Да.

Он продолжал поглаживать ее грудь. Прикосновение его твердой ладони отозвалось странной болью в горле. Неожиданно она успокоилась, хотя слово «спокойствие» не совсем верно определяло ее состояние. Но Розамунда уже не чувствовала страха, смущение тоже куда-то исчезло. Это было странно, потому что Леонард никогда не прикасался к ней так.

Эта женщина была изумительной. Джастин всегда думал, что ему нравятся полногрудые женщины – такие, как Джуд. У Розамунды груди были маленькие, но зато красивой формы, упругие и нежные, как лепестки цветка. Ее соски затвердели под его пальцами, и молодая женщина наконец расслабилась и уже не была такой напряженной и неподатливой. Он наклонился поцеловать ее в щеку, но Розамунда подставила ему губы.

Теперь они стали мягкими и уступчивыми. Она послушно раскрыла их, поддаваясь его настойчивости, и он начал исследовать влажную теплую плоть. Ее маленький язычок задрожал, встретившись с его языком. Джастин почувствовал возбуждение. Она оказалась именно такой, как он предполагал, и даже еще более соблазнительной. И в то же время эта женщина была на удивление неопытной. Не было никаких сомнений, что никто не обучал ее тонкостям любви.

Он спустил сорочку с ее плеча и стал покрывать поцелуями шею, плечи и груди. От нее слабо пахло духами, аромат которых дразнил его еще утром. Он поднял голову, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Может быть, мы продолжим беседу в постели?

– Хорошо. – Розамунда поправила сорочку.

Как только она встала, сердце ее снова забилось тяжелыми, болезненными толчками. Ну вот, сейчас это произойдет. Теперь уже поздно отступать. Да она и не хотела. Розамунда еще не насладилась его поцелуями и объятиями.

Он остановил ее возле кровати и повернул к себе, положив руки на плечи. Потом наклонился и поцеловал.

– Хочешь, я задую свечи? – спросил он.

Она подумала, что горящие угли в камине все равно будут освещать комнату. Но недостаточно. Она уже сделала свой выбор и готова всю оставшуюся жизнь страдать от чувства вины и стыда. Но сейчас, когда решение принято окончательно, она хочет испить этот сладкий яд до дна.

– Нет, – отказалась Розамунда.

Он улыбнулся, снял с нее бесформенное фланелевое одеяние и бросил к ногам. Потом притянул к себе, чтобы погасить вспыхнувшее в глазах смущение.

– Такое происходит с тобой впервые?

– Нет.

– Это будет чудесно, обещаю тебе. Ты прекрасна. Тебе нечего стыдиться.

Розамунда легла на кровать, Джастин снял халат и отбросил его в сторону. Ей стало немного страшно при виде великолепного мужского тела. Она прикусила нижнюю губу.

Опустившись рядом с ней на кровать, он с удивлением отметил про себя, что близость с неискушенной женщиной возбуждает его гораздо больше, чем ласки опытной куртизанки. А Розамунда Хантер, совершенно очевидно, была неискушенной, несмотря на восемь лет замужества. Конечно, муж выполнял свои супружеские обязанности, раз она не девственница, и тем не менее она ничего не знает.

Повинуясь древнему инстинкту, эта женщина с готовностью откликалась на прикосновения его рук и губ. И Джастин не торопился. Он уже был полностью готов, но откладывал кульминацию, чтобы продлить и усилить удовольствие. Ему нравилось дотрагиваться до нее, чувствовать ее горячий отклик и дрожащие руки у себя на спине, слушать ее невольные всхлипы.

Он положил ее руки к себе на грудь, и они замерли там, не решаясь потрогать жесткие волоски. Розамунда ощущала прикосновение его обнаженных бедер к своим ногам, чувствовала, как сильные мужские руки безошибочно отыскивают у нее самые отзывчивые на ласку места и стонала от желания и удовольствия. Настойчивый рот покрывал поцелуями ее шею и груди, впивался в соски и распухшие губы. Иногда она поднимала ресницы и тогда видела над собой светлые спутанные волосы и затуманенные страстью голубые глаза.

Неожиданно для себя она исподволь начала с любопытством изучать его тело – крепкая плоть, мощные бицепсы, узкие бедра, небольшие твердые ягодицы. Робость удерживала ее от того, чтобы просунуть руки вниз. Но она хотела его, да, хотела.

– Люби меня.

Он улыбнулся, приподнявшись на локтях.

– Я это и делаю.

– Мне этого мало.

– Ты хочешь меня здесь? – спросил он, быстро целуя ее в нос и в губы. – Или здесь, Розамунда? – Его пальцы трогали ее, раздвигали, поглаживали. Один палец быстро скользнул внутрь.