Ночь для любви (№1) - Ночь для любви

А сегодня утром она уже не знает, кто она. Какой была эта Фрэнсис Лилиан Монтегью? Как мог этот строгий красивый мужчина – с такими же, как у нее, голубыми глазами – оказаться ее отцом? Как могла женщина, инициалы которой сплетены в одно с его инициалами, быть ее матерью?

Их разлучили – герцога, который был ее отцом, и женщину, которая была ее матерью, – сразу после того, как они поженились. Лили тоже испытала ту боль разлуки и одиночества, которые чувствовала эта женщина. А ведь они любили друг друга. И Лили испытала такую любовь, о какой ей вчера говорил герцог. Они любили друг друга и были навеки разлучены. Их ребенок был оставлен, как предполагалось, на короткий срок, чужим людям, которые стали ее родителями.

Мама и папа любили ее так, как только могут любить родители своего ребенка.

И та женщина, ее мать, должно быть, тоже любила ее. Лили представила, что бы она чувствовала, если бы у нее был ребенок Невиля, с которым ее разлучили. О да, мать любила ее. И более двадцати лет герцог, ее отец, потеряв жену, не мог ничего узнать о ней, Лили.

Она не хочет быть леди Фрэнсис Лилиан Монтегью. Она не хочет, чтобы герцог Портфри был ее отцом. Она хочет, чтобы ее отцом был тот мужчина, который ее воспитал. Хочет она того или нет, но факты говорят сами за себя. И она не может не думать, что те восемнадцать лет, когда у нее был лучший в мире отец, а потом еще три года после его смерти, когда она вспоминала о нем, – что все это время герцог Портфри жил без своего ребенка. Все эти годы, наполненные для нее любовью, были пустыми для него.

Он был ее отцом. Лили снова и снова прокручивала в голове эту мысль. Герцог Портфри был ее отцом. И папа непременно хотел рассказать ей об этом. Он и мама говорили ей, чтобы она носила медальон всю жизнь и никогда не снимала его. А папа всегда напоминал ей, чтобы в случае его смерти она отнесла его ранец офицеру. Она не знает, почему он так долго скрывай от нее правду, почему не пытался разыскать герцога Портфри. Хотя да, она понимает. Она помнит, как мама молилась на нее, а для папы она была ясным солнышком. Они не могли найти в себе сил отдать ее и, конечно, находили сотни причин не делать этого. Папа, наверное, хотел рассказать ей правду, когда она станет взрослой. Она в этом просто уверена. И пусть Лили не знает, что вынуждало папу скрывать от нее правду, но она точно знает две вещи: папа собирался рассказать ей все, и папа любил ее.

Затем ей в голову пришла мысль, что не так уж и плохо быть дочерью герцога и внучкой барона. Она мечтала о равенстве с Невилем, полагая, что достигнет этого во всем, кроме благородного происхождения и состояния.

Лили улыбнулась.

Элизабет уже ждала ее к завтраку, встав гораздо раньше Лили – редкий случай. Она поднялась, взяла руки Лили в свои, расцеловала ее в обе щеки и заглянула в глаза.

– Лили, как вы, моя дорогая? – спросила она.

– Выспалась, – ответила Лили. – Хорошо выспалась.

– Вы примете его сегодня утром? – обеспокоенно спросила Элизабет. – Можете не принимать, если вы к этому не готовы.

– Я приму его, – ответила Лили.

Герцог пришел часом позже, когда они сидели в гостиной, склонившись над вышиванием – или по крайней мере делали вид, что вышивают. Вслед за лакеем он стремительно вошел в комнату, поклонился, но внезапно прислонился к двери, словно утратив всю свою уверенность.

– Здравствуйте, Линдон, – сказала Элизабет, устремляясь к нему. – Что случилось?

– Неудачное столкновение с дверью. – ответил он. Под левым глазом сиял кровоподтек фиолетового цвета.

– Вы подрались с мистером Дорсеем, – спокойно констатировала Лили.

– Тебе больше не грозит смертельная опасность, Лили, – сказал он, подходя к ней. – Килбурн приставил к тебе охрану, которая следила за каждым твоим шагом, а я тем временем не спускал глаз с Дорсея. Я догадывался, что это он, но до вчерашнего вечера у меня не было доказательств. Он больше никогда не побеспокоит тебя.

Лили догадывалась, почему герцог и Невиль так рано покинули прием, но все же она не была готова к тому, что случилось.

– Он мертв? – спросила она. Герцог кивнул.

– Вы его убили?

– Я ударил его так, что он потерял сознание. Мы с Килбурном решили, что не будем брать греха на душу и убивать его, но пришли к заключению, что его надо хорошо проучить, прежде чем сдать в руки констебля или в суд. Но мы не все рассчитали. Он успел выхватить пистолет, перед тем как мы попытались связать его, и убил бы меня, если бы Килбурн не. выстрелил первым.

Лили спокойно смотрела герцогу в глаза и была готова выслушать все, что он ей скажет. Она понимала, что, несмотря на то что мистер Дорсей скорее всего убил ее мать и мистера Уильяма Дойла, что он три раза пытался убить ее и чуть не убил Невиля, у них недостаточно оснований доказать это в суде. Она не могла понять, почему герцог и Невиль так беспечно оставили мистеру Дорсею пистолет. Возможно, они сделали это умышленно. Они хотели, чтобы он воспользовался этим пистолетом, и у них были бы веские основания застрелить его с целью самозащиты.

Сам герцог об этом, конечно, не расскажет. Не сделает этого и Невиль. Да и она никогда не спросит. Она не желает знать, что случилось.

– Я рада, что он мертв, – промолвила Лили.

– И давайте больше не будем говорить о Калвине Дор-сее, – сказал герцог. – Вы в безопасности, Лили. Все кончено.

– В таком случае, – сказала Элизабет, – я ухожу. У меня назначена встреча с домоправительницей. В этот день мы проверяем счета, Не возражаете, если я покину вас на полчаса? Линдон? Лили?

Лили кивнула, а герцог поклонился. Проводив взглядом Элизабет, герцог с волнением посмотрел на Лили. Она улыбнулась ему.

– Не желаете ли присесть? – спросила она.

Он сел рядом с ней и несколько минут молча смотрел на нее.

– Я пойму, – сказал он наконец, – если ты чувствуешь, что не в состоянии признать наше родство, Лили. Вчера вечером Килбурн много рассказывал мне о сержанте Дойле. Я могу понять твою привязанность к нему. Но я прошу тебя позволить мне перевести значительную часть моего состояния на твое имя, чтобы ты в дальнейшем жила, ни в чем не нуждаясь, и была совершенно независима. Позволь мне хотя бы это сделать для тебя.

– А что вы сделаете, если я скажу, что готова принять от вас больше, чем вы предложили?

– Я публично признаю наше родство, – ответил он. – Я отвезу тебя домой в Ратленд-Парк в Уорвикшире и посвящу тебе все свое время, чтобы ты получше узнала меня. Я одену тебя и украшу драгоценностями. Я помогу тебе получить образование. Я повезу тебя в Натэлл-Грандж в Лестершире и познакомлю с дедушкой. Я... что еще? Я буду делать все возможное, чтобы наверстать упущенные годы. И я попрошу тебя рассказать мне все до мельчайших подробностей о Томасе и Беатрис Дойл, а также о том, как ты провела все прошедшие годы. Вот что я хотел бы сделать, Лили.

– Тогда вы просто должны это сделать, – произнесла Лили.

Они долго смотрели друг на друга, потом герцог поднялся и протянул ей руку. Лили тоже встала и протянула ему свою. Герцог поднес ее руку к губам и поцеловал.

– Лили... Моя дорогая Лили.

Лили обвила его руками за талию и прижалась щекой к его плечу.

– Он навсегда останется моим папой, – сказала она. – Но с сегодняшнего дня вы будете моим отцом. Могу я называть вас так? Отец?

Герцог Портфри крепко обнял ее. Лили охватило волнение, когда она услышала сдавленные рыдания, но он быстро взял себя в руки и отстранился от нее.

– Нет, – нет, – пробормотал он, – все хорошо. Все очень хорошо.

Он не стал плакать. Мужчины не плачут. Лили знала это по опыту. Они видят в этом проявление слабости. Они не плачут даже тогда, когда их лучшего друга разрывает на куски пушечное ядро или когда хирург ампутирует им ноги, а уж тем более тогда, когда находят свою дочь двадцать один год спустя. Герцог подошел к окну и, стоя к ней спиной, высморкался в большой носовой платок.

– Прошу простить меня, – сказал он. – Такое больше не повторится. Я всегда буду сильным и надежным. Поверь мне, Лили, что я надежный защитник и могу содержать семью.

– Я верю, отец, – ответила Лили, глядя с улыбкой на его спину.

– За прошедшее двадцать лет я мог бы снова жениться, – сказал герцог. – Я мог бы иметь детей, и они бы называли меня отцом. Но мне кажется, Лили, стоило ждать столько времени, чтобы впервые услышать это слово из твоих уст.

– Когда мы поедем в Ратленд-Парк? – спросила Лили. – Там большой дом? Он понравится мне... отец?

– Как можно скорее, – ответил он, повернувшись к ней. – Он гораздо больше, чем Ньюбери-Эбби. Ты полюбишь его. Все эти годы он ждал тебя. Мы возьмем с собой Элизабет. Сегодня четверг. Понедельник подойдет? Лили кивнула.

Герцог улыбнулся и дернул за шнурок звонка. В дверях появился лакей, которого он попросил сказать леди Элизабет, чтобы она при первой возможности вернулась в гостиную. Затем они с Лили сели, глядя друг на друга.

Лицо герцога сияло. Он казался Лили очень счастливым. Она тоже старалась выглядеть счастливой, хотя ей было трудно. Она снова вступала в новую жизнь, как делала это много раз, но ей вспомнились прошедшие два года.

Она вспомнила, как ехала из Лондона в Ньюбери-Эбби, надеясь, что ее долгому путешествию подходит конец. Она вспомнила, как, увидев Невиля в церкви, решила, что, несмотря на сложившиеся сложные обстоятельства, все же обрела дом. Но дома у нее не было и нет до сих пор. Да и будет ли он когда-нибудь? Настанет ли то время, когда ее кочевая жизнь закончится и она найдет свой дом, в котором проживет всю оставшуюся жизнь?

Или жизнь – это всегда путешествие по неизведанным тропам?

– Килбурн просил меня передать тебе, Лили, что он хотел бы зайти сегодня днем, если, конечно, ты не будешь возражать, – сказал герцог.

«Убивать человека не такое уж большое удовольствие», – думал Невиль на следующее утро после смерти Калвина Дорсея. Даже тогда, когда этот человек – преступник, убивший жену герцога и несколько раз пытавшийся убить Лили. Конечно, было отрадно видеть, как Дорсей схватился за намеренно оставленный ему пистолет. Тогда им ничего не оставалось делать, как убить его.

Испытал ли Невиль радость, узнав правду о происхождении Лили? Радость от того, что ее титул был выше, чем у него? Что ему нечего сейчас предложить ей, потому что теперь у нее есть все? И неужели он хотел завоевать Лили, предложив ей свое состояние и надеясь, что это заставит Лили вернуться к нему? Определенно, нет. Он хотел, чтобы она почувствовала себя равной с ним. Тот факт, что она ощущала себя ниже его по положению, не давало ни единого шанса на то, что они были бы счастливы в Ньюбери.

Невиль должен радоваться теперешнему повороту событий. Так почему же он не радуется? «Все дело в Лили», – заключил он. За последние полтора года в жизни Лили произошло слишком много перемен. Как теперь она перенесет потерю своих корней? Найдет ли он ее совершенно растерянной при встрече у Элизабет? Плохо, если она останется в том же состоянии, в каком он оставил ее вчера.

Невиль подъезжал к дому Элизабет с чувством глубокого волнения. Он даже предполагал, что когда войдет и спросит, примет ли его мисс Дойл, то в ответ может получить отказ. Но отказа не было. Лакей проводил его в гостиную. Там он нашел Лили и Элизабет.

– Невиль, – сказала Элизабет, поднимаясь ему навстречу, после того как он поклонился и поздоровался с ними. Она поцеловала его в щеку. – Я позволяю тебе переговорить с Лили наедине. – Не произнеся больше ни слова, она вышла из комнаты.

Лили выглядела подавленной, вернее, ошеломленной. Но она была удивительно красива в модном муслиновом платье с узором в виде веточек и с прической, мягкими локонами обрамлявшей ее лицо.

– Ты застрелил мистера Дорсея, – произнесла она. – Мой отец рассказал мне об этом сегодня утром. Я не Жалею, что он мертв, хотя никогда не желала никому смерти. Но мне жаль, если ты был вынужден это сделать. Я знаю, как нелегко убивать.

– На этот раз было легко, – ответил он.

– Давай больше не будем говорить об этом, – продолжила Лили. Встав со стула, она подошла к нему. – Невиль, в понедельник мы с отцом и Элизабет уезжаем в Ратленд – Парк. Завтра газеты сообщат об этом, Я хочу провести с ним какое-то время, привыкнуть быть его дочерью и дать ему возможность почувствовать себя отцом. Я хочу познакомиться с дедушкой и посетить могилу моей матери. Я уезжаю.

Сердце Невиля перевернулось в груди и ушло куда-то в пятки, хотя он уговаривал себя, что рад за нее.

– Я была Лили Дойл, – сказала она с улыбкой. – Затем я стала Лили Уайатт. Сейчас я Лили Монтегью. И теперь я знаю, кто я есть на самом деле.

– Ты – Лили, – промолвил Невиль, пытаясь улыбнуться.

Она кивнула, и ее глаза заблестели от слез.

– Надолго? – спросил он.

В ответ она только пожала плечами.

Невиль понял, что сейчас ему лучше ни о чем ее не расспрашивать. Не надо взваливать на ее плечи еще одну тяжесть. Пусть все идет своим чередом.

Он верил, что у них есть будущее. Он хотел обсудить этот вопрос в Воксхолле, но все вышло по-другому. Ему не хотелось сейчас вспоминать тот вечер, который сулил сказочные возможности. Сейчас ему придется ждать неопределенное время, не теша себя никакой надеждой. Невиль протянул к ней руки, и она взяла их в свои.

– Он понравится тебе, Лили. Я бы даже сказал, что ты полюбишь его. Он хороший человек и твой отец. Поезжай и будь счастлива. Обещаешь? – Он поднес ее руки к губам и поцеловал. – Я не в восторге от Лондона, – сказал Невиль. – Я с радостью уеду на лето в Ньюбери. Возможно, я уеду завтра или послезавтра. Может, ты напишешь мне письмо? Конечно, если захочешь.

– Я плохо пишу, – ответила она.

– Ты умеешь писать и сможешь прочитать мой ответ.

– Сумею ли? – усомнилась Лили. – Иногда мне хотелось бы... О, как бы мне хотелось, чтобы я опять была Лили Дойл, а вы майор лорд Ньюбери и был бы папа...

– Но мы уже не те, – вздохнув, ответил Невиль. – Но мне бы хотелось, чтобы ты знала одну вещь, Лили. Я говорю это не для того, чтобы взвалить еще одну тяжесть на твои плечи, но ты должна знать, что некоторые вещи в нашей жизни не меняются и остаются неизменными. Я любил тебя, когда на тебе женился. Я люблю тебя и сегодня и буду любить до последнего дыхания. Я любил тебя и буду любить каждое мгновение моей жизни.

– Сейчас не время говорить об этом, – сказала Лили, и ее глаза затуманились, не давая ему возможности понять, что она чувствует.

Бедная Лили. За последнее время так много свалилось на ее плечи, но она вела себя с достоинством и мужеством.

– Я ухожу, Лили. Передай мои извинения Элизабет. Лили кивнула. Держась за руки, они смотрели друг на друга. Лили была права: время было неподходящим. Если она вернется к нему – когда она вернется к нему, – то останется с ним навсегда. Он улыбнулся ей и молча вышел. Шагая широкими шагами по улицам, Невиль уже почти дошел до дома, когда вспомнил, что оставил свой экипаж у Элизабет.

Часть V

СВАДЬБА

Глава 25

Лили жадно смотрела из окна кареты, даже не пытаясь казаться благовоспитанной. Деревня Аппер-Ньюбери выглядела такой знакомой. Вот гостиница, где она высадилась из почтовой кареты, а вот крутая тропинка, ведущая в нижнюю деревню. А здесь...

– Ой! Можно остановить карету? – попросила она.

Герцог Портфри, сидевший напротив, постучал по передней стенке, и карета резко остановилась. Лили опустила окно и выглянула наружу.

– Миссис Фанди! – окликнула она. – Как поживаете? А как ваши детки? О, малютка уже подрос.

Пока Элизабет и герцог обменивались удивленными взглядами, -миссис Фанди, отступившая было при виде большой кареты с гербом герцога, широко заулыбалась, внезапно покраснела и сделала неуклюжий реверанс.

– Очень хорошо, миледи, – ответила она. – Как хорошо, что вы снова вернулись.

– Возвращаться всегда хорошо, – согласилась Лили. – Если позволите, я загляну к вам на днях.

Она продолжала лучезарно улыбаться миссис Фанди, пока карета не тронулась снова. Лили напомнила себе, что едет не домой. Ньюбери-Эбби не был ее домом, но она чувствовала себя так, словно это был ее дом. Как и предсказывал отец, она полюбила Ратленд-Парк. Она полюбила и его самого, что было совсем нетрудно. Ей даже понравился их продолжительный визит в Натэлл-Грандж, где она завоевала сердца своего прикованного к постели дедушки и двух тетушек, которые на самом деле тетушками не были: это были Бесси Дойл и сестра ее матери. Лили чувствовала себя счастливой, в ладу со всем миром и самой собой. Ей больше не снились ночные кошмары.

А Ньюбери-Эбби, несмотря на то что она пока не видела ни самого особняка, ни окружавшего его парка, казался ей домом.

– Посмотрите! – воскликнула она, трепеща от восторга, когда карета, въехав в ворота, покатила по обсаженной деревьями аллее. Деревья переливались всеми оттенками красных, желтых и коричневых красок. Часть листвы уже опала и красочным ковром устилала дорогу. – Вы видели что-нибудь более великолепное, чем Англия осенью? Отец? Элизабет?

– Нет, – ответил отец.

– Только Англию в весеннее время, – ответила Элизабет, – но я не стала бы говорить «более великолепное», а сказала бы просто «великолепное».

Была весна, когда Лили впервые приехала сюда. А сейчас была осень – октябрь. Как много произошло за это время. Она вспомнила, как брела по этой аллее вечером, волоча за собой сумку...

Как Невиль и просил ее, она написала ему письмо в начале сентября. Прежде чем написать его, она спросила Элизабет, прилично ли ей писать письмо холостому джентльмену. Элизабет, не моргнув глазом, сразу ответила, что этого не следует делать. Но отец, который присутствовал при их разговоре, напомнил Элизабет, что ведь это Лили, которая привыкла жить не по правилам, и именно в этом ее очарование. И она написала письмо старательным детским почерком. Она училась грамотно писать, но на это требовалось время.

Лили писала, что счастлива со своим отцом, что ей приятна компания Элизабет. Она была в Натэлл-Грандже и познакомилась со своим дедушкой. Она положила цветы на могилу матери. Лили выражала надежду, что леди Килбурн здорова и Лорен с Гвендолайн тоже. Она надеялась, что и Невиль чувствует себя хорошо. Она выражала ему признательность за все.

Невиль ответил ей и пригласил их с отцом приехать в Ньюбери-Эбби в октябре, чтобы отпраздновать пятидесятилетие его матери. Элизабет уже получила такое же приглашение.

И вот они приехали. Приехали в качестве гостей, но Лили чувствовала себя так, словно вернулась домой. Когда показался особняк, Лили взглянула на отца сияющими глазами и увидела, что он понимает ее чувства, хотя и опечален. Но несмотря на свою печаль, он ответил ей улыбкой.

– Отец, – в порыве чувств она взяла его руку. – Спасибо, что согласился приехать сюда. Я так тебя люблю.

– Лили, – сказал он, похлопав ее по руке, – тебе уже двадцать один год, моя дорогая. Ты достаточно взрослая, чтобы сидеть дома с отцом. Я и не ожидаю, что ты пробудешь со мной долго.

Лили поняла намек и немного расстроилась. Улыбка исчезла с ее лица. Она ничего не загадывала на будущее. Прошло несколько месяцев. Многое изменилось в ее жизни, как, возможно, и в его. Он пригласил их из простой любезности. Ведь приглашены и другие гости. Она не должна придавать большого значения тому факту, что он пригласил и ее.

Если она будет почаще повторять себе это, то в конце концов поверит, что все так и есть на самом деле.

Карета остановилась. Большие двойные двери раскрылись, и из дома вышли Гвендолайн, Джозеф, графиня и... Невиль.

Маркиз открыл дверцу кареты и опустил лесенку. Первым вышел герцог и подал Элизабет руку. Графиня обняла ее. Все говорили, перебивая друг друга.

Кто-то заглянул в карету и протянул Лили руку. Все померкло перед ее глазами – исчезли голоса и люди. Он смотрел на нее сияющими глазами. Она растерянно смотрела на него.

– Лили, – сказал он.

– Да? – И внезапно ей стало ясно, что все ее волнения напрасны. – Здравствуй, Невиль.

Он взял ее протянутую руку.

В доме было полно гостей, хотя до приема по случаю юбилея оставался еще один день. За обедом было тесно и шумно. Невиль с удовольствием отметил, что его мать посадила Портфри по правую руку, а Лили по левую. Сам он сидел во главе стола далеко от них. Кроме короткой беседы днем на террасе, у него вряд ли появится еще возможность обмолвиться с ней хоть словом.

Но Невиль и не сожалел об этом. Он довольствовался тем, что наблюдал за Лили, ища перемены, происшедшие с ней за эти Несколько месяцев. Он вспомнил, как Элизабет говорила ему, что приобретенные знания и навыки не меняют личность, а только добавляют к тому, что у нее уже было. Это оказалось правдой по отношению к Лили. Она была модной, уверенной в себе и оживленной. Прошло то ужасное чувство неловкости, которое заставляло ее вести себя в женской компании так, словно она язык проглотила, – так было, когда она жила в Ньюбери-Эбби, Сейчас она болтала наравне со всеми и, пожалуй, даже больше других.

Но Лили оставалась Лили. Она была такой, какой ее создала природа, но более свободной, умеющей находить радость в компании и окружающей обстановке. До Невиля долетели обрывки ее разговора, так как она была в центре внимания и на противоположном конце стола часто все замолкали, чтобы послушать ее. Так было и когда Джозеф спросил Лили, каковы ее успехи в чтении.

– Вы попали бы впросак, если бы попросили меня почитать вам. Сейчас я читаю очень хорошо. Правда, Элизабет? Я могу прочитать страницу за полчаса, если никто не отвлекает меня и если там нет длинных слов. И теперь я читаю почти про себя. Что вы скажете на это, Джозеф? – Она весело рассмеялась, и ее смех прокатился вдоль всего стола.

– Скажу, что я бы заснул прежде, чем вы бы дочитали страницу, – ответил Джозеф, зевая и деликатно помахивая пальцами перед ртом.

«Она просто восхитительна», – думал Невиль, с трудом отрывая от нее взгляд, так как ему было необходимо поддерживать беседу с соседями по столу.

«О да, она прежняя Лили», – продолжал думать он. Один из лакеев наклонился к столу рядом с ней, чтобы передвинуть блюдо, она взглянула на него, и ее лицо просияло.

– Мистер Джонс! – воскликнула она. – Как поживаете?

Бедный Джонс чуть не выронил блюдо. Он залился краской и что-то невнятно пробормотал.

– Извините, что смутила вас, – сказала Лили. – Завтра утром я приду на кухню со всеми поболтать. Мне кажется, что я не виделась с вами целую вечность.

Невиль заметил, что мать смотрит на нее с доброй улыбкой.

– Если вы, конечно, не возражаете, мадам. – Лили повернулась к графине. – Я забыла, что не у себя дома. Дома я часто спускалась на кухню, правда, отец? Это самое уютное место в доме, и я всегда нахожу там себе какое-нибудь дело. Отец не возражает.

– Я тоже не возражаю, детка, – ответила графиня, похлопав ее по руке.

– Отцы быстро привыкают, мадам, – сказал герцог Портфри, – что дочери легко обводят их вокруг пальца.

С самого первого момента Невиль заметил, что герцог стал совсем другим человеком. Он весь светился от счастья и не скрывал гордости за свою дочь.

Позже, в гостиной, Лили всех очаровала, поговорив с матерью Невиля и с каждой из его тетушек. Когда унесли поднос с чаем и некоторые из его кузин ушли в музыкальную комнату, чтобы поиграть на фортепиано, Лили подсела к Лорен и, взяв ее за руку, серьезно поговорила с ней о чем-то. Потом к ним подошла Гвен, что-то шепнула Лили на ухо, и они, взявшись за руки, тоже отправились в музыкальную комнату.

Невиль с печалью подумал, что для Лорен это был трудный вечер. Между ними возникла некоторая неловкость, когда он, приехав из Лондона, увидел, что она так и не уехала в Йоркшир. Хотя никто ничего не говорил им, они знали, что соседи шептались за их спинами, намерен ли он предложить руку и сердце леди Лилиан или возобновит свои намерения жениться на Лорен.

Невиль и Лорен знали ответ, хотя он никогда не был облечен в слова. Да и как могло быть иначе? Как он мог сказать ей, что не намерен возобновлять их отношения, не обидев ее? И как могла она сказать ему, что понимает, что между ними ничего не может быть, кроме дружбы, чтобы не намекнуть на их несостоявшуюся свадьбу?

Но как и всегда, она вела себя с достоинством и гордостью. Никто не мог догадаться, что происходило в ее душе.

Он любил Лили так давно, что с этим уже ничего нельзя было поделать. Он пытался жить собственной жизнью и не думать постоянно о ней. Он пытался не быть таким самонадеянным, чтобы верить в ее возвращение к нему.

Но достаточно было одного взгляда на нее, как все рассуждения выскочили у него из головы. Жизнь без Лили не стоит и ломаного гроша. Она для него – солнечный свет, тепло и смех. Она... Она просто его любовь.

Невиль не торопился. Он не будет сразу бросаться к ней с объяснениями. Она приехала с отцом на юбилей. Пусть она пока веселится, но вот завтра или послезавтра...

Все его мысли сосредоточились на том, что произойдет послезавтра. У него не было ни сомнений, ни страха.

Несмотря на поздний час, Лорен и Гвендолайн не отправились немедленно в постели, когда вернулись во вдовий дом. Они задержались в общей комнате, где в камине горел огонь. Эта комната была меньше, но уютнее, чем гостиная.

Прежде чем заговорить, они долго молча смотрели на потрескивающий огонь.

– Ты знаешь, что она сказала мне? – первой прервала молчание Лорен.

– Что? – спросила Гвендолайн, которой вовсе не надо было уточнять, о ком идет речь.

– Она сказала, что понимает мою обиду, – ответила Лорен. – Сказала, что тоже обижалась на меня весной и завидовала моему совершенству, считала меня настоящей леди, гораздо больше подходящей для роли жены Невиля, чем она. Лили сказала мне, что восхищается моей выдержкой, чувством собственного достоинства и моей неподдельной добротой к ней. Она просила меня простить ее за то, что сомневалась во мне.

– Хорошо, что она высказалась так открыто, – сказала Гвендолайн. – Она высказала все, что хотела, ведь так?

– Она... – Лорен закрыла глаза. – Она та самая женщина, которая нужна Невилю. – Ты заметила, как он смотрел на нее весь вечер? Ты видела его глаза?

– А мне она сказала, – продолжала Гвендолайн, – что понимает, как ущемила меня, вторгшись в мою семью в нарушение всех неписаных законов, когда я еще не перестала горевать по Вернону и не приспособилась к жизни без него. Она просила и меня простить ее. Она не угодничала, Лорен. Она говорила искренне. Мне бы хотелось продолжать ненавидеть ее, но я не могу. Она очень милая.

В ответ Лорен только улыбнулась.

– Когда я это говорю, – поспешила добавить Гвен, – то вовсе не хочу...

– Не хочешь сказать, что разлюбила меня? – перебила ее Лорен. – Конечно, нет, Гвен. Почему ты должна разлюбить меня? Если бы она не появилась, мы бы с Невилем поженились, но хорошо, что этого не произошло. Наш брак не был бы основан на любви.

– Что ты такое говоришь? – возмутилась Гвендолайн.

– Это так, – ответила Лорен. – Ты сегодня вечером наверняка почувствовала то же, что чувствовали все. Атмосфера была накалена страстью, которую они испытывают друг к другу. Они созданы друг для друга. Такого никогда не было между мной и Невилем.

– Возможно... – начала было Гвендолайн, но что-то в лице ее кузины, смотревшей на огонь, заставило ее замолчать.

– Ты знаешь, как-то раз я видела их, – продолжала Лорен. – Я видела их у озера рано утром. Они плавали, смеялись и были бесконечно счастливы. Дверь в коттедж была открыта – значит, они провели ночь вместе. Вот какой должна быть любовь, Гвен. Такой, какая у тебя была с мужем.

Гвендолайн крепче вцепилась в ручки кресла, на котором сидела, вздохнула, но ничего не сказала.

– Мне не дано испытать такую любовь, – сказала Лорен.

– Еще испытаешь, – заверила ее Гвендолайн. – Ты молода, красива и...

– Не способна на страсть, – добавила Лорен. – Ты заметила разницу между мной и Лили, Гвен? После неудавшейся свадьбы я могла бы уехать. Я могла уехать домой вместе с дедушкой и начать новую жизнь, но я осталась. И даже потом, когда я решила, что мне все-таки лучше уехать, я осталась. Я боялась что-нибудь пропустить здесь. А Лили, у которой было гораздо меньше оснований уезжать, чем у меня, уехала, чтобы начать новую жизнь, а не цепляться за то, что ее совершенно не удовлетворяло. Я не обладаю таким мужеством, как она.

– Ты устала, – сказала Гвендолайн, – и удручена. Завтра утром все будет выглядеть гораздо лучше.

– Но у меня не хватит мужества на то, чтобы сделать одну вещь, – произнесла Лорен, вставая. Она взяла с каминной полки пастушку из очень дорогого фарфора и, улыбаясь, подержала ее в руках. – Да, я это сделаю.

Она бросила пастушку в камин, где та разлетелась вдребезги.

Основное торжество по случаю юбилея графини намечалось на вечер, но с таким количеством гостей, какое собралось в Ньюбери-Эбби, даже за чаем было тесно и шумно. За окнами был сырой осенний день. Никому не хотелось выходить из дома.

Исключением была Элизабет. Она была рада снова оказаться здесь, повидаться со своими родственниками, отпраздновать семейное торжество. Но еще больше ее радовало то, что должно было произойти событие, о котором она мечтала с самой весны. И хотя гости съехались на юбилей графини, все ясно понимали, что произойдет что-то еще, более значительное. Отношения, существовавшие между Невилем и Лили, отмечались всеми гостями как редкие и необыкновенные.

Однако к искренней радости Элизабет за Невиля и Лили примешивалась некоторая доля горечи.

Она больше не нужна ни Лили, ни... ее отцу.

Элизабет незаметно покинула гостиную, поднялась к себе в комнату, надела теплую накидку, шляпку, перчатки и вышла из дома, чтобы в одиночестве погулять по Саду камней. Было холодно и сыро. Она вспомнила день приезда сюда Лили, день неудавшейся свадьбы Невиля и Лорен. Вспомнила, как Линд он приставал к Лили с расспросами, а она, Элизабет, сердилась на него за это, не зная, что уже тогда он догадывался о правде. Так много времени утекло....