Темный ангел (№1) - Любящее сердце

Дженнифер побледнела. Она вся трепетала от волнения.

Саманта прищелкнула языком и посмотрела на потолок.

– Мужчин никто не принуждает жениться, Дженни. Женщины – другое дело. У нас вообще редко спрашивают, чего мы хотим. Такова жизнь, и тут уже ничего не поделаешь. Если лорд Керзи против этого брака, он мог бы давно сказать об этом. Не говори глупостей. Это у тебя от волнения. Раньше что-то ты не высказывала никаких сомнений.

Но это не значит, что у нее их не было. Просто она прятала их глубоко, сама забывая об их существовании. Как часто она боялась, что мечты обернутся ничем. Не сбудутся, и все тут. Дженнифер даже не пыталась представить, что она будет делать, если все так и случится. Жизнь ее сразу потеряет смысл, в сердце появится пустота, болезненная и страшная. Но… Керзи был уже здесь. Сейчас, в эту самую минуту, он ждал ее внизу.

– Если меня не пригласят в гостиную прямо сию же минуту, я рухну на пол, – проговорила Дженнифер, с силой сжав пальцы в кулак и столь же резко разжав их. – Может, это всего лишь визит вежливости? Как ты думаешь? Наверное, они должны нанести нам несколько визитов, прежде чем подойти к существу дела, не так ли? Представляю, какой дурой я буду выглядеть в их глазах: разодетая в пух и прах ради обычного утреннего приема… Скорее всего леди и лорд Рашфорд и Лай… их сын будут надо мной смеяться, когда останутся одни. Если бы он пришел ради этого, то не стал бы брать с собой маму и папу, ведь так?

Саманта опять со скучающим видом посмотрела на потолок, но на этот раз ей не пришлось утешать подругу, поскольку в дверь постучали и дворецкий объявил, что мисс Уинвуд ждут внизу, в гостиной.

Дженнифер сделала глубокий вдох, обнялась с кузиной и пошла к гостям. Спускаясь по лестнице, она крепко держалась за перила, молясь о том, чтобы ноги не слушались ее и сердце не выпрыгнуло из груди.

Итак, она вот-вот увидит его. Такой ли он, каким она его помнила? Будет ли он доволен тем, как она выглядит? Сможет ли она вести себя так, как полагается солидной двадцатилетней даме?

При появлении Дженнифер три джентльмена, находящихся в гостиной, одновременно встали с кресел. Дама осталась сидеть. Дженнифер сделала изящный реверанс, поздоровавшись с отцом, затем,.после того как отец представил ее гостям, поприветствовала графа и графиню Рашфорд. Граф был все таким же крупным, каким она его запомнила. В его облике еще сильнее проступило нечто от хищника, нечто угрожающее. Саманта не раз говорила, что сын его точь-в-точь похож на отца и когда-нибудь станет его копией, но Дженнифер так и не смогла найти между ними хотя бы приблизительное сходство. Лайонел никогда не сможет превратиться в нечто столь… малопривлекательное. Графиня была бесформенной и рыхлой дамой с плоским невыразительным лицом. Удивительно, как у таких ничем не примечательных людей мог родиться столь красивый сын!

Граф поклонился Дженнифер, оглядывая девушку с головы до пят, и при этом беззвучно шевелил губами, так, словно она была живым товаром, выставленным на продажу, и он приценивался к покупке. Впрочем, во взгляде графа Дженнифер прочла одобрение. Графиня подбадривала девушку улыбкой и даже поднялась с места для того, чтобы обнять и прикоснуться щекой к ее щеке.

– Дженнифер, дорогая, – проговорила она, – ты все такая же хорошенькая. Какое миленькое платье.

И только затем отец указал ей на третьего господина, находящегося в комнате. Дженни повернула голову в нужном направлении. Вежливо присев перед виконтом Керзи, она посмотрела ему в глаза. С тех пор как пять лет назад Керзи пообещали ей в женихи, Дженнифер видела его всего лишь несколько раз, и всегда перед очередной встречей ее охватывала тревога: так ли он великолепен, как в последний раз? Но Керзи представал перед ней еще краше и сейчас не обманул ее ожиданий.

Виконт Керзи был не только красив и элегантен. Он был… совершенен. В лице его не было ни одной черты, которую хотелось бы как-то подправить. По крайней мере Дженнифер видела его таким. Этот серебристый оттенок волос, эти голубые глаза с тем же серебристым отливом, этот чеканный профиль… Фигура лорда Керзи отличалась редкой пропорциональностью. И как всегда, он был изысканно, по последней моде одет.

Лорд Керзи поклонился, окинув Дженнифер взглядом. Тем самым, который Саманта называла холодным. Сейчас он произвел на девушку двойственное впечатление. Она почувствовала себя неловко. Он не улыбнулся, как и не улыбался потом, роняя ничего не значащие вежливые фразы. Но, думала Дженни, ведь и она не улыбается тоже. Несомненно, и она держится чопорно. При сложившихся обстоятельствах трудно вести себя свободно и раскованно. Она сидела на краешке стула, напряженно выпрямив спину, произнося дежурные реплики и каменея под оценивающими взглядами семьи Рашфорд.

Через несколько минут Дженни окончательно утвердилась в мысли, что это всего лишь обычный визит вежливости. Глупо было придавать ему такое большое значение. Ее извиняло лишь то, что они слишком давно не виделись. Теперь она хотела одного – чтобы внешний вид и поведение не выдали ее чувств. Иначе ее сочтут жалкой провинциалкой.

И тут отец неожиданно поднялся с места.

– Я хочу показать вам новые поступления в моей библиотеке, Рашфорд. Те, о которых я упоминал на прошлой неделе. Это займет всего лишь несколько минут.

– С удовольствием посмотрю, – ответил граф и направился вслед за отцом к двери. – К несчастью, моя библиотека давно не видела новинок. Надо будет на сей счет серьезно поговорить с моим секретарем.

Графиня тоже встала со словами:

– А я несказанно рада увидеть очаровательную леди Брилл. Дженнифер, милая, не могла бы ты ненадолго развлечь разговорами моего сына?

Улыбнувшись на прощание, графиня вышла из гостиной, оставив молодых наедине.

Дженнифер в очередной раз расписалась в собственной глупости, убедившись, что все же ошиблась относительно дали визита Рашфордов. Страх подступал к горлу. Но, опустив взгляд на руки, покоящиеся на коленях, Дженни с радостью отметила, что они никак не выдают ее состояния.

Виконт Керзи встал, как только за родителями закрылась дверь. Дженни впервые осталась с будущим мужем наедине, и это тревожило и даже пугало ее. Она подняла взгляд и увидела, что он смотрит на нее сверху вниз.

– Вы очень милая, – сказал виконт. – Надеюсь, вам нравится в столице?

– Спасибо, – ответила Дженнифер, порозовев от удовольствия, хотя тон, каким был сделан комплимент, был весьма сдержан. – Мы приехали два дня назад и всего лишь раз выходили на прогулку – вчера после полудня, в парк. Но я думаю, что мне понравится Лондон, милорд.

Внезапно Дженнифер осознала, что настал тот самый момент, которого она так долго ждала.

– Вы воспринимаете брак как обременительное обязательство? – вдруг спросил Керзи. – Он был вам навязан, когда вы были слишком молоды, чтобы отвечать за свои чувства. Хотели бы вы ощутить себя свободной в выборе сейчас, будучи взрослой и находясь здесь, в Лондоне, во время сезона? Хотели бы вы принимать ухаживания других джентльменов? Нет ли у вас ощущения, что вас загнали в ловушку?

– Нет! – поспешно ответила Дженни и почувствовала, что краснеет. – Я ни на секунду не пожалела об этом, милорд. Помимо того, что я целиком доверяю отцу в устройстве моего будущего, я… – «влюбилась в вас с первого взгляда». Она чуть было не произнесла эти слова вслух, – нахожу, что этот брак отвечает и моим склонностям.

Керзи слегка поклонился.

– Я должен был спросить, – сказал он. – Вам ведь тогда было всего пятнадцать лет, а мне уже исполнилось двадцать, так что для меня условия были несколько иными.

Прежние опасения, сомнения и тревоги вновь нахлынули на Дженни. Не сожалеет ли он о том, на что согласился пять лет назад? Не ждал ли от нее другого ответа на свои вопросы? Не надеялся ли, что она даст ему шанс отказаться от брака, заботясь будто бы о ее чувствах? Он так ни разу и не улыбнулся. В отличие от нее, Дженнифер.

– Но может быть, – с запинкой начала она, – этот брак будет обузой для вас, милорд?

На этот раз свинцом налились не ноги, а сердце. Скорее всего так и есть, думала Дженни. Ведь он так хорош собой, так богат и такой… светский. Зачем ему она – далеко не юная провинциальная девица?!

Какое-то время виконт смотрел поверх ее головы, улыбаясь одними уголками губ. Затем он подошел к Дженни и взял ее правую руку в свою.

– Я желал этого брака уже тогда, когда о нем только зашла речь. Мне было приятно видеть в вас мою будущую невесту и приятно видеть моей невестой сейчас. Я ждал момента, когда смогу сделать вам официальное предложение. И вот он наступил. Окажете ли вы мне честь, выйдя за меня замуж?

Все сомнения мгновенно улетучились. Дженнифер смотрела в голубые глаза жениха и думала о том, что вот он, самый счастливый миг в ее жизни: Лайонел стоит рядом с ней, совсем близко, и держит ее за руку. Он смотрит ей в глаза и просит стать его женой. А когда он улыбнулся, обнажив ровные белоснежные зубы, уже ни о какой холодности по отношению к ней, Дженнифер, не могло быть и речи. Она почувствовала приятное тепло в груди. Страх пропал, и на смену ему пришло чувство радостного возбуждения. Дженни любила его.

– Да, – сказала она. – О да, милорд.

Она поднялась, сама не зная для чего, повинуясь внутреннему голосу.

– Тем самым вы делаете мое счастье полным, – ответил Керзи и поднес ее руку к губам.

Дженнифер вспыхнула, осознав, насколько неуместным был ее порыв. Оставалось надеяться, что Лайонел не догадался, чего она ждала, вставая.

Он вел себя как истый джентльмен. Осторожно отпустив ее руку, он поклонился и сказал:

– Вы сделали меня счастливейшим из смертных, мисс Уинвуд.

Она хотела, чтобы он называл ее Дженнифер, а она его – Лайонелом, как давно уже звала в мечтах. Но вдруг такое предложение покажется ему нескромным и преждевременным? И тут она подумала о том, что скованность и формальность их общения – всего лишь результат смущения! Для мужчины попросить руки женщины куда сложнее, чем женщине принять предложение. Роль женщины пассивна, в то время как мужчине надлежит действовать. Дженнифер мысленно поменялась ролями с Керзи. Она попыталась представить, что испытывала бы утром, если бы ей надлежало проявить инициативу и произнести те самые слова. Дженнифер сочувственно улыбнулась Керзи.

– Я очень рада этому, милорд, – сказала она, – и готова посвятить свою жизнь тому, чтобы вы были счастливы со мной.

Беседа прервалась, так как в салон вернулись родители. Никто из них не скрывал выжидательных взглядов. Дженнифер пребывала в эйфории, не думая ни о чем, кроме того, что наконец обрела уверенность в счастливом будущем. Официальное предложение сделано, и их браку с Лайонелом уже ничто не мешает.

Они поженятся в конце июня. А пока будут вместе ходить в театр, появляться на балах, обедах, концертах, гулять в парке, но все, разумеется, должно быть в рамках приличий. Через месяц состоится официальная помолвка с дарением кольца и всеми прочими атрибутами. В честь помолвки будет дан роскошный бал в особняке графа Рашфорда. И еще через месяц молодые вступят в законный брак.

Итак, остается два месяца – и Дженнифер станет виконтессой Керзи, женой Керзи. А за два месяца она должна привыкнуть к нему. Подружиться. А затем навеки стать его спутницей, матерью его детей.

Все это походило на сказку. Дженнифер чувствовала себя на седьмом небе, поглядывая на Лайонела, пока их отцы беседовали о чем-то. Он тоже смотрел на нее. Серьезно, без улыбки. Как раньше, до предложения. Эти два месяца послужат исчезновению неловкости, которая чуть-чуть испортила сегодняшнее утро. Ровно настолько, чтобы счастье нельзя было назвать абсолютным. Впрочем, неловкость – дело обычное и вполне понятное; предложение руки и сердца даже при самых благоприятных обстоятельствах редко обходится без определенной напряженности.

Теперь все позади. С каждым днем им будет легче и лучше друг с другом, и к концу второго месяца счастье будет полным. И целая жизнь впереди.

Дженни ликовала: она любила и была любима самым красивым мужчиной в мире. Он вновь поцеловал ей руку при прощании. Граф сделал то же самое, а графиня обняла Дженни и даже смахнула пару слезинок.

Едва отец с несколькими напутственными словами отпустил Дженнифер, она, перепрыгивая через ступени, бросилась наверх, к Саманте. Ее желание поделиться с кем-то радостью было так естественно.

* * *

Граф Торнхилл взял за правило приезжать в парк в тот час, когда там собиралась светская публика. На этот раз его сопровождали двое – сэр Альберт Бойл и их общий приятель лорд Фрэнсис Неллер.

В парке было многолюдно, но вопреки собственным, ожиданиям Торнхилл почти не испытывал смущения. Многих мужчин он уже успел повидать накануне в «Уайтсе» и убедился, что никто не придавал большого значения слухам. В их кругу многое прощали виновнику скандала, если тот был одного с ними пола.

Некоторые из дам, большей частью в возрасте, знали его и всем своим видом показывали, что дадут ему немедленный отпор, предоставь он им такую возможность. Впрочем, все они были слишком хорошо воспитаны, чтобы устраивать сцены. Но большинство дам были ему не знакомы, что совсем неудивительно, ведь прошло немало времени с тех пор, как он в последний раз был в Лондоне.

Все проходило, в общем, неплохо, и Гейб уже уверился в том, что правильно поступил, решив вначале посетить Лондон и только потом поехать в поместье. Если бы он сделал наоборот, то публика утратила бы к нему всякий интерес и он стал бы для них чем-то вроде заплесневелого сухаря – залежавшиеся новости перестают быть лакомым кусочком, чтобы смаковать его с удовольствием.

– Как жаль, – сказал сэр Альберт, окидывая взглядом гуляющих, – нигде ее не видно. Вернее, их.

Знаешь, Фрэнк, она самая аппетитная из блондинок, на которых мне доводилось положить глаз. А ее компаньонка обладает ножками, которые вскружили голову Гейбу. Он представлял, как она обхватит его ногами и… Что-то в этом роде. Но, увы, ни той ни другой здесь нет.

Лорд Фрэнсис расхохотался.

– Надеюсь, он ей об этом не сказал. Может, в Швейцарии этот способ ухаживания считается нормой, но англичанка подняла бы такой шум, что ему, бедолаге, пришлось бы целый месяц встречаться на рассвете с дядюшками, братьями и прочими родственниками леди, вызывающими его на дуэль каждый по очереди. Так что избави Бог тебя, Гейб, от такой ошибки.

– Я попридержу свои мысли при себе, – сказал граф, усмехаясь. – Я и так сглупил, поделившись ими с Берти. В любом случае девушки уже, наверное, приглашены куда-нибудь сегодня. Или, что тоже возможно, они еще не представлены обществу. Чем еще можно объяснить их вчерашнюю уединенную прогулку?

Но по правде сказать, Гейб тоже надеялся их увидеть, особенно рыженькую. Удивительно, но она ему снилась ночью и во сне говорила ему, что он должен ехать домой, что там его место.

Улыбка сама собой сползла с лица, и граф даже пропустил какую-то остроумную реплику лорда Фрэнсиса, так рассмешившую Альберта. «Верно, – думал Гейб. – Все верно?»

Для приезда в Лондон у него была еще одна причина, о которой он даже себе признавался неохотно. Гейб не был суеверен, но тут что-то словно подталкивало его. Он испытывал странное возбуждение и восторг. Будто здесь, в городе, его ждала судьба. И теперь он решил, что предчувствие его не обмануло. Он оказался в нужное время и в нужном месте.

Граф Торнхилл знал, что однажды он столкнется с бывшим любовником Кэтрин. Конечно, обычаи вызывать обидчика на дуэль, чтобы влепить ему пулю в лоб, давно канул в Лету, и тем не менее Гейб жаждал мести. Отец его умер, он стал главой семьи, которая была обесчещена. Кроме того, ему нравилась Кэтрин, иначе он не стал бы тратить на нее два года из своей жизни. Не будь она женщиной, достойной уважения, ей пришлось бы одной пережить все тяготы случайного романа. Но даже несмотря на поддержку Гейба, в душе Кэтрин осталась глубокая рана. Да, она очень любила свою маленькую дочь и сейчас жила только ради нее, но еще не раз придется ей почувствовать, как нелегко одной воспитывать ребенка, когда вся ответственность ложится на мать.

Для так называемого отца никаких проблем не существовало: он получил свою долю удовольствия и исчез.

Самое меньшее, что можно было сделать, как уже давно решил для себя граф Торнхилл, – это известить негодяя о том, что ему, Гейбу, известна правда.

Вот сейчас он прогуливается верхом по аллеям парка, галантно кланяясь знакомым. Заметив даму в фаэтоне, он снял перед ней шляпу и, сверкнув белозубой улыбкой, поцеловал руку. Сама беззаботность. Каков негодяй! Гейб зажмурился, представив, как эти белые зубы вылетают из кровавого рта, разбиваясь о мощный кулак.

– Вы перегородили дорогу, Гейб, – заметил лорд Фрэнсис.

– Что? О, простите.

Между тем бывший любовник Кэтрин, еще улыбнувшись на прощание леди в фаэтоне, поехал дальше, в менее людную часть парка.

– Я ненадолго вас оставлю: мне надо кое с кем поговорить.

Не дожидаясь ответа от спутников, Гейб, лавируя между пешеходами и всадниками, поспешил вслед за ловеласом.

– Керзи, – окликнул он всадника, когда тот мог его услышать, – какая приятная встреча!

Виконт Керзи развернулся, недовольно сдвинув брови, но затем красивое лицо его прояснилось и он с улыбкой сказал:

– А, это вы, Торнхилл. Вернулись в Англию, как вижу. Соболезную по поводу кончины вашего отца. Это тяжелая утрата.

– Отец болел несколько лет, – ответил граф. – Мы были готовы к его смерти. Ваша дочь, виконт, будет, как вы, блондинкой, хотя на теперешний момент у нее не так много волос. Кстати, вы знали, что у вас родилась дочь, а не сын? Полагаю, это к лучшему, особенно если ребенок не может быть заявлен как наследник.

Граф с интересом наблюдал, как голубые глаза Керзи подернулись дымкой, так, будто закрылись шторы.

– О чем это вы? – холодно и одновременно запальчиво спросил виконт.

– Леди Торнхилл сейчас неплохо устроена в Швейцарии вместе с дочерью, – сказал граф, – и я думаю, там она быстрее сможет оправиться от потрясения и набраться сил, телесных и душевных, чтобы жить дальше. Хотя, как мне кажется, вы не очень-то жаждете узнать о ней что-нибудь.

– С чего бы мне интересоваться ее судьбой? – хмуро спросил лорд Керзи. – Я видел Кэтрин всего лишь раз или два, когда навещал дядю во время болезни. Полагаю, именно вам, Торнхилл, следует заботиться о благополучии дамы, не так ли?

Граф усмехнулся.

– Думаю, нет смысла продолжать обмениваться любезностями. Я не намерен швырять вам в лицо перчатку. Достаточно того, что вы до конца дней будете знать о том, что мне известна ваша тайна. И если мне представится возможность отплатить вам, Керзи, не сомневайтесь, я ею воспользуюсь. Доброго вам дня.

Граф Торнхилл дотронулся рукой до полей шляпы и, развернув коня, неторопливо поехал прочь.

Но вопреки ожиданиям он не чувствовал удовлетворения от состоявшегося разговора. Вряд ли этот негодяй будет мучиться угрызениями совести.

А ведь его отец был обманут этим человеком, мачеха – обесчещена, ребенку предстояло вырасти, не зная имени настоящего отца, и сам он, Гейб, лишился репутации порядочного человека.

Душа графа жаждала мести.

Впервые Торнхилл испытал настоятельную потребность унизить Керзи за ту боль, которую тот причинил ему. Пусть помучается. Он того заслужил. Но открыть свету правду о том, кто истинный виновник скандала с Кэтрин, Гейб не считал возможным. Надо было найти иной путь морального уничтожения виконта Керзи.

И Гейб решил, что он обязательно его найдет и будет тверд до конца.

Глава 3

Несмотря на то что он, так сказать, разбил лед отчуждения, появившись перед светом во время прогулок в парке, прошло две недели, прежде чем граф Торнхилл сделал свой первый официальный визит. Он долго размышлял о том, не вернуться ли домой. В конце концов, он доказал самому себе и окружающим, что не боится предстать перед обществом, считавшим его негодяем высшей пробы. Кроме того, он встретил Керзи и сказал ему то, что хотел сказать. Не поставить ли на этом точку? Нет, решил Торнхилл, рано останавливаться на достигнутом: выезжать верхом в «модные часы» не то же самое, что посещать балы и приемы.

Торнхилл принял решение ехать на бал, тем более что выбор имелся богатый. Создавалось впечатление, что титул и состояние имели для лондонской публики куда больший вес, чем порядочность. Каждая хозяйка дома стремилась заполучить к себе в гости как можно больше неженатых состоятельных мужчин. На то он был и сезон, чтобы юные дочери, племянницы и внучки нашли своих суженых и благополучно вышли замуж. Габриэль Торнхилл, двадцати шести лет от роду, холостой, титулованный и очень богатый, подходил для этого как нельзя лучше.

Торнхилл выбрал бал, устраиваемый виконтом Нордалом на Беркли-сквер, по той простой причине, что туда же собирались сэр Альберт Бойл и лорд Фрэнсис Неллер. У Нордала были дочь и племянница, которых надлежало вывести в свет. Эту роль взяла на себя сестра виконта леди Брилл. По слухам, она была настоящей фурией. Что с того, думал про себя Гейб, подъезжая в карете к Беркли-сквер. Его пригласил хозяин дома, и если леди Брилл отвернется от него, то он оденется в броню холодной надменности и ответит ей презрительной насмешкой. Для Гейба, с его острым умом и наблюдательностью, это ничего не стоит.

– Что из себя представляют эти девушки? – спросил он сэра Альберта, когда тот подсел к нему в карету. – Они хорошенькие? Трудно будет Нордалу сбыть их с рук?

Сэр Альберт пожал плечами.

– Я их никогда не видел. Должно быть, на этой неделе они были представлены ко двору, а сегодня у них первый бал. Хотя, Гейб, готов поспорить, что они не блещут красотой. Сейчас ведь как? Что ни горничная – то красотка, что ни леди – так схожа с лошадью.

Граф усмехнулся.

– Ты несправедлив к дамам, Берти. Может, наша внешность им тоже не по нраву. Да и важнее, наконец, то, что у человека внутри, а не снаружи.

Сэр Альберт презрительно скривил губы.

– Важно то, что в кошельке у их папаш. Если он толст, тогда действительно не важно, какова девица на вид.

– А ты стал законченным циником, мой дорогой, – отметил граф, когда его карета остановилась в конце вереницы экипажей, заполнявших Беркли-сквер.

Ярко освещенный холл был уже полон гостей. Граф не мог не заметить нескольких наведенных в его сторону лорнетов, злобного шепота и нервного обмахивания веерами, вызванных его появлением. Но открыто никто не посмел выразить враждебность.

Виконт Нордал, стоявший первым в цепочке встречающих, был весьма любезен, леди Брилл также приветливо поклонилась гостю. Среди собравшихся лорд Торнхилл заметил двух девиц в белом. Это означало, что они не замужем и этот бал для них первый.

Позже он узнал девушку, стоящую рядом с леди Брилл, ту самую, что олицетворяла собой английский тип красоты. Она буквально искрилась весельем, а ее золотистые кудряшки, казалось, излучали свет. Юная леди была напрочь лишена жеманства и притворства, чем часто грешат девушки ее возраста, стремящиеся выглядеть серьезнее и солиднее. Это была Саманта Ньюмен.

Граф Торнхилл поклонился ей, пробормотав какие-то банальные слова, тогда как взгляд его нетерпеливо искал вторую девушку. А, вот и она!

Такая, какой она ему снилась. На сей раз воображение не сыграло с ним злой шутки и он нисколько не приукрасил ее в своих мечтаниях. Гейб был высоким мужчиной, но ее янтарные глаза оказались на уровне его подбородка. И роскошная копна темно-рыжих волос, тогда, в парке, спрятанная под шляпкой, сейчас сияла во всем великолепии: волосы пышными кудрями падали на плечи, вились у висков. И фигура у нее была такой же прекрасной, как во сне, хотя Гейб и не мог оторвать взгляда от ее лица, чтобы полюбоваться ею. А все вместе создавало ощущение праздника жизни; даже белая одежда смотрелась на ней так, будто белый был цветом обольщения!

Он поцеловал ей руку, пробормотав что-то насчет того, что она обворожительна, еще раз пристально заглянул ей в глаза, чтобы убедиться в том, что она его узнала, и продолжил свой путь в зал. Теперь он знал, что его пассия – дочь виконта Нордала, Дженнифер Уинвуд.

– Ну что же, Берти, – заметил Гейб, приставив, к глазу лорнет и обводя взглядом публику, – ты должен мне пять фунтов. На этот раз лондонский сезон предлагает нам по крайней мере двух хорошеньких невест.

– Я уже было совсем убедил себя в том, что эти леди в парке нам привиделись. Признаюсь, Гейб, я сражен наповал.

– Готов поспорить, что тебя сразила блондинка. Я намерен танцевать с другой. Тут и поглядим, пригласили меня сюда в качестве декорации благородного происхождения или все же мне дозволят приударить за одной из достойных дочерей светского общества.

– Ставлю пять фунтов на то, что тебе не только дадут познакомиться с ней поближе, но и всячески станут поощрять и подбадривать. Я легко отыграю свои деньги.

– Смотри, – сказал граф, – Неллер идет сюда. Весь в сиреневом и благоухает, как сирень. Фрэнк, ты ли это? Какой денди! Надеешься очаровать всех присутствующих дам? Смотри не переоцени силы.

* * *

Две недели перед аудиенцией при дворе прошли не только в приятных хлопотах, но и в весьма ответственных приготовлениях. Поэтому с поставленной задачей Дженнифер справилась блестяще: она не оступилась, кланялась тогда, когда это было необходимо, и с достоинством отвечала на вопросы. Наградой за пройденное испытание девушке виделся бал. Даже сама подготовка к балу доставляла ей огромное удовольствие. Дженни с Самантой участвовали в выборе приглашенных, хотя, по правде сказать, руководила всем этим тетя Агата, а они соглашались с теми именами, которые предлагала она, и отклоняли те, которые, по мнению леди Брилл, не подходили. Что уж говорить о таких приятных моментах, как покупка и шитье новых нарядов, выбор причесок и украшений.

Не обошлось и без разочарований. Весь цвет общества, истосковавшись за зиму, с головой бросился наслаждаться жизнью. А Дженнифер и Саманта вынуждены были довольствоваться редкими прогулками в парке и ждать, пока не наступит время их первого бала, после которого и им позволено будет вкусить радостей жизни. Саманта все время причитала, что такое положение вещей даже на самую жизнелюбивую девушку способно нагнать тоску.

Дженнифер тоже было о чем переживать. Виконт Керзи однажды приехал к ним на чай. Всего лишь раз за две недели! Да не один, а с матерью, и те полчаса, что он находился на Беркли-сквер, все они: Керзи и его мать, Саманта, Дженнифер и тетя Агата – сидели в одной комнате и общались. Только перед уходом Керзи улыбнулся ей и поцеловал руку.

Этот единственный визит ознаменовал ее новое положение официально обрученной с лордом Керзи. Честно говоря, Дженнифер считала, что обрученные могут встречаться чаще и иногда бывать наедине, но, наверное, Керзи поступал согласно требованиям хорошего тона, о которых она, Дженнифер, просто не знала.

Но вот наступил долгожданный вечер. Дженнифер так волновалась, что боялась, как бы ей не стало плохо. Понимая, что для двадцатилетней особы ведет себя непростительно, Дженнифер ругала себя на все лады и чуть ли не презирала за слабость, но от этого ей становилось только хуже. Наконец, отчаявшись, она решила, что притворяться бессмысленно: если ей не суждено вести себя солидно, пусть все видят, как она волнуется.

Казалось, на бал съехался весь лондонский свет. Нарядные господа и дамы проходили мимо нее, стоявшей в ряду встречающих. Юные девушки, так же как они с Самантой, были одеты в белое, на дамах высшего света были роскошные платья, дополненные тюрбанами с покачивающимися на них страусовыми перьями. Мужчины постарше любезно улыбались, произнося цветистые комплименты, молодые люди бормотали какие-то ничего не значащие слова и смотрели оценивающе на девушек в белом. Дженнифер теперь поняла, почему эти балы называются ярмарками невест, и не без некоторого превосходства отметила про себя, что она в ней участия не принимает. Ведь лорд Керзи приехал пораньше и уже просил ее о том, чтобы первый танец принадлежал ему, и теперь имел на это полное право.

Дженнифер почти никого не знала из гостей. Раскланялась с дамами, побывавшими, как и она, в королевской гостиной, с друзьями отца, приходившими к нему в течение тех недель, что она жила в Лондоне, да еще увидела молодых господ, которые встретились им с Самантой в парке на следующий день после приезда.

Один из них, кажется, ее узнал. Тот самый, которого Саманта назвала дьяволом. Он был смугл, очень высок и даже одеждой отличался от остальных мужчин в зале. На нем были черный сюртук, жилет и бриджи, но его рубашка и шейный платок ослепляли белизной. Если Лайонела представить в образе архангела Гавриила, то этот – воплощенный Люцифер.

Он представился графом Торнхиллом. Его манеры аристократа, очевидно, титул и состояние позволяли ему чувствовать себя выше остальных. Он дерзко и пронзительно смотрел ей прямо в глаза, как и тогда, в парке. Хорошо, что в зале присутствовал ее Керзи и об их помолвке вскоре будет объявлено. Этот Торнхилл заставлял чувствовать Дженни несколько… неуютно.

Следом за графом в потоке гостей шел его друг, тот самый, что сопровождал его в парке. Сэр Альберт Бойл приветливо улыбнулся, поклонился и пришел в зал. Но вскоре Дженни забыла о знакомцах, поскольку здесь были и другие джентльмены, в первую очередь виконт Керзи, который, конечно же, затмевал собой всех прочих. Ей казалось, что весь свет бального зала направлен лишь на него одного, тогда как все остальные мужчины остаются в тени.

Наверное, узнай Керзи о том, каким Дженнифер видит его, он счел бы ее фантазию если не пошлой, то смешной. Наконец виконт подошел к ней и, взяв за руку, первым повел на танец. Вслед за ними двинулись Саманта с лордом Грэмом, одним из молодых друзей отца. Но Дженнифер уже никого не замечала, кроме своего жениха.

Керзи был весь в льдисто-голубом, серебристом и белом. Даже волосы его чуть отливали платиной. Он был так красив, что у Дженнифер захватывало дух. Как долго она ждала этого момента!

– Вы сегодня удивительно милы, – сказал он, дожидаясь, пока танцующие займут свои места.