Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Темный ангел (№1) - Любящее сердце

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Бэлоу Мэри / Любящее сердце - Чтение (стр. 12)
Автор: Бэлоу Мэри
Жанр: Исторические любовные романы
Серия: Темный ангел

 

 


Дженнифер подняла на него глаза.

– Тогда возьми меня. Я твоя жена.

Он был готов овладеть ею, когда прижал ее к себе и поцеловал. И она почувствовала пульсацию там, где еще побаливало. Она знала, что тоже хочет его.

Она запретила себе думать о том, что он не тот мужчина, что у него отсутствуют какие бы то ни было моральные устои, забыла о том, что решила бороться с этим мощным, поглотившим ее целиком физическим влечением, которое она всегда к нему испытывала.

– Моя любовь, – прошептал он, и она спросила себя, считает ли он ее и самом деле своей любовью.

Глава 15

К завтраку он спустился один. Сегодня он встал значительно позже, чем обычно. Несмотря на то что слуги сохраняли привычно бесстрастное выражение лица, он знал, что за его спиной они переглядываются. Торнхиллу даже было немного неловко.

Когда он проснулся, Дженнифер крепко спала. Тела их тесно переплелись. Чтобы не разбудить ее, ему пришлось очень осторожно высвободиться из ее объятий, и это отняло у него немало времени.

Торнхилл укрыл жену до подбородка, прежде чем вышел из ее спальни в свою гардеробную. Он боялся, что утренняя прохлада и отсутствие теплого тела рядом разбудят ее. А может, не отдавая себе отчета, он укрыл ее из стыдливости: чтобы горничная не заметила, что она спала раздетой. Впрочем, рано или поздно служанка все равно узнает, что жена хозяина дома спит голая.

Утреннюю почту уже принесли. Небольшая стопка писем лежала на подносе на низком столике рядом со столом, на котором ему сервировали завтрак. Среди корреспонденции было несколько приглашений. Гейб удивился, так как был уверен в том, что он и его жена смогут посетить только те вечера, на которые он уже успел получить приглашения до скандала, и такие места, как парк и театр, куда приглашения не требовались.

Просматривая конверты, Торнхилл вдруг наткнулся на письмо, заинтересовавшее его. Ему писала Кэтрин, и это послание было первым, которое он получил с того дня, как вернулся в Лондон. Он с жадностью стал читать его, надеясь увидеть какие-либо доказательства его непричастности к истории с мачехой. Дженнифер сказала, что верит ему, но он чувствовал, что сомнения ее не оставляют, как и страх оказаться обманутой в своих надеждах.

Внимательно прочитав письмо, Торнхилл улыбнулся, в приподнятом настроении позавтракал и закончил просмотр почты.

Часом позже он поднялся наверх, хотя обычно в это время дня он отправлялся в клуб и, казалось бы, ничто не мешало ему следовать своему обычному распорядку. Более того, не пойди он сегодня в «Уайте», не избежать ему шуток и подковырок от друзей и знакомых.

Он прошел к себе, тихо открыл дверь на половину жены. Обнаружил гардеробную пустой и еще более осторожно приоткрыл дверь в спальню.

Она все еще спала. Простыня сбилась, и Дженнифер лежала обнаженная до пояса. Лицо ее наполовину скрылось в той подушке, на которой спал он. Волосы роскошным покрывалом лежали на плечах, и все же они не настолько плотно укутывали ее, чтобы не заметить белизны кожи красивой, полной груди.

Торнхилл с сожалением заметил, что горничная уже побывала здесь. На ночном столике стояла чашка шоколада, который, наверное, давно остыл. Ну что ж, пусть слуги порадуются: теперь они точно знают, что брак их хозяина не фиктивный.

Он был рад тому, что она спит так долго и безмятежно. Должно быть, события двух последних дней совершенно измотали ее. Он же сегодня проснулся с надеждой. С надеждой на то, что их с Дженнифер брак может оказаться не столь уж безнадежным, как это виделось им обоим. Она сказала, что устала от ненависти, хотя два дня назад поклялась ненавидеть его всю оставшуюся жизнь. И хотя она плакала ночью, несомненно, по той причине, что он не Керзи, она позволила ему любить себя во второй раз за ночь. Он дал ей право выбора, и она воспользовалась им, чтобы сказать «да».

Он любил ее неторопливо и глубоко, и тело ее отвечало – вначале робко, затем страстно. Она ничего не говорила и держала глаза закрытыми. Она лежала совсем тихо, и руки ее покоились на кровати – левая с левой стороны, правая – с правой. Но он безошибочно узнавал признаки растущего возбуждения: частое дыхание, мышечный спазм, а за ним опять расслабление и стон, похожий на вздох. Это случилось как раз за мгновение до того, как он впустил в нее свое семя.

Итак, им вдвоем было хорошо в постели. Конечно, этого недостаточно для счастливого союза, если учесть, что в постели им все же придется проводить меньшую часть суток, и все же это немало. Возможно, со временем физическое влечение перерастет в духовную близость.

Она пошевелилась, и он подумал, не выйти ли ему из комнаты до того, как она проснется окончательно, но при этом остался стоять где стоял, наблюдая за ней. Он не раз называл ее своей любовью сегодня ночью. Но действительно ли он любил ее? До сих пор он никогда не говорил ничего подобного ни одной из женщин, с которыми был близок.

Любил ли он ее?

Но вот его женщина, его жена, перевернулась на спину, потянулась и открыла глаза.

Боже, как она была великолепна! Сейчас, в свете дня, взгляд его мог пировать, наслаждаясь тем, что оставалось скрыто от него ночью. Неожиданно он представил ребенка, сосущего ее белую грудь.

– Доброе утро, дорогая, – сказал он.

Он уловил тот момент, когда она вдруг осознала, что лежит нагая. Она торопливо подтянула покрывало к подбородку и порозовела от смущения. Этот жест скромности показался ему чертовски возбуждающим.

– Доброе утро, мило… Габриэль. Который теперь час?

– Около полудня, – сказал он и улыбнулся.

– Я никогда не сплю допоздна! – воскликнула она удивленно.

– Но первая брачная ночь бывает не каждый день, – сказал он, заметив, что она покраснела еще сильнее. – Я кое-что хочу тебе показать. Не будешь ли ты любезна спуститься к завтраку через полчаса и составить мне компанию?

– А разве я могу сказать «нет»?

Выходит, что интимная близость не сблизила их ни на дюйм?

– Можете. Вы можете есть одна, если хотите, моя дорогая. Днем вы можете располагать собой, как считаете нужным, как, впрочем, и ночью, кроме того единственного раза, на который я заявляю свои права. Вы не моя пленница, Дженнифер. Вы моя жена.

– Через полчаса? – переспросила она.

– Я позвоню вашей горничной, когда пойду к себе.

С этими словами он подошел к ней и поцеловал крепко и довольно жадно в губы.

– Спасибо за тот подарок, что вы сделали мне этой ночью. Для меня он дороже всего.

Руками он опирался по обе стороны ее головы.

– Я ваша жена, – сказала она.

– Да, это так. – Он смотрел ей в глаза. – Вам не больно? С моей стороны довольно эгоистично даже с вашего разрешения быть таким навязчивым в первую брачную ночь.

Он и сам не знал, зачем сказал это. Может, для того, чтобы стать ей ближе. Он испытывал странную потребность говорить с ней на самые интимные темы. Он хотел… хотел чувствовать себя женатым на ней.

– Габриэль… – Кончиками пальцев она дотронулась до его щеки, а затем закрыла глаза и прикусила губу. – Ничего, это не важно. Мне не больно. – Она тихонько засмеялась, но не открыла глаз. – Я полагаю, что могла бы использовать это как отговорку, чтобы отказать принять вас сегодня, а может, и завтра? Я не хочу иллюзии свободы. Я хочу знать, что такова моя жизнь сегодня и такой она будет завтра – всегда. Я хочу привыкнуть к этой новой роли. Заставьте меня почувствовать себя вашей женой. Берите меня так часто, как вы этого хотите: ночью и днем. Я хочу забыть, как и почему мы стали близки и то, что я оставила в прошлом. Заставьте меня забыть. Вы можете, я знаю.

Ее слова могли охладить его пыл навеки, но могли и воспламенить на столь же длительный срок. Он встал, и она открыла глаза.

– Да, – сказал он. – Мы полюбим друг друга, Дженнифер. Мы будем счастливы вопреки всему. Я обещаю.

Он повернулся и пошел к себе, по пути дернув шнур звонка. На сердце у него было тяжело, но в нем продолжала зреть надежда.

* * *

Дженнифер надела рубашку, прежде чем прошла в гардеробную, но она знала, что горничная видела ее нагой в постели. Дженнифер была страшно смущена и едва заставила себя взглянуть в лицо девушке, зашедшей в комнату с кувшином горячей воды.

Полчаса спустя Дженнифер уже шла вниз. Волосы ее были аккуратно причесаны, утренний наряд – сама скромность. Как-то не верилось, что все происходящее ночью было на самом деле. По правде сказать, то, что она знала об отношениях мужчины и женщины раньше, не соответствовало тому богатству ощущений, что ей довелось пережить. Но свидетельство произошедшего она чувствовала в себе. Ей до сих пор было немного непривычно там. Она слукавила, сказав ему, что это не так. Однако, странное дело, если то, что она испытывала, и можно было назвать болью, то ощущение все же не было совершенно неприятным.

Она была замужней дамой. Она была замужем за Габриэлем, графом Торнхиллом. Дженнифер глубоко вздохнула, прежде чем улыбнуться слуге, открывшему ей дверь в комнату, в которой, вероятно, принято было в этом доме завтракать. Что должны думать о ней слуги, если она спускается к завтраку за полдень? Они подумают, что она трудилась под своим мужем без устали ночь напролет и уснула лишь на рассвете, и будут недалеки от истины.

Вновь она остановила на нем взгляд. Этот мужчина, казалось, действительно был самим дьяволом или в крайнем случае могущественным волшебником. Когда она не видела его, еще могла частично сохранять рассудок, могла отдавать себе отчет в том, что он собой представляет. Но когда он был перед ней, и особенно когда был близко… На самом деле Дженнифер очень боялась, что ее тело сыграет с ней злую шутку и она перестанет думать головой и пойдет на поводу у своих инстинктов.

Завидев ее, он поднялся навстречу и поспешил к ней, чтобы поцеловать ей руку. Что-то в глубине ее, примерно там, где еще ощущалась боль, сжалось и радостно взлетело, призывая забыть все обиды и любить его целиком, и душой и телом. Тело ее уже любило его. Она это чувствовала, но боялась себе в этом признаться. Ум отказывался понимать, что такое возможно после того, как она целых пять лет любила другого.

Нет, не так уж плохо то, что он ей нравится. Она должна извлечь лучшее из той жизни, которую ей навязали – он навязал. В конце концов другой жизни ей все равно не дано.

– Располагайтесь, – сказал он, усаживая ее во главе стола, рядом с собой, и приказал дворецкому подать ей завтрак. – Приятно ли вам узнать, что на сегодня мы получили приглашения на бал, на концерт и на светский раут? И все приглашения адресованы графу и графине Торнхилл. Во время сезона новости в Лондоне распространяются со скоростью света.

– Я бы предпочла поехать домой, в Челкотт, – сказала она, намеренно называя усадьбу домом, приучая себя к мысли, что это и ее дом, раз она его жена.

– Скоро поедем, – заверил ее Торнхилл, накрыв ее руку своей. – Но вначале в течение недели мы должны показаться во всех нужных местах. Я намерен добиться того, чтобы все мужчины в Лондоне сгорели от ревности, зная, что вы – моя и они вас никогда не получат.

Он улыбнулся, и улыбка его показалась ей удивительно светлой и мальчишески задорной. Но он сделал ошибку, напомнив ей о тех обстоятельствах, которые привели ее к этому браку. Можно ли совместить навязчивые мысли такого рода с любовью? Возможно ли, чтобы он любил ее? Он пообещал, когда был у нее в спальне, что они полюбят друг друга. Не она, а они. Так значит, он еще ее не любил? Тогда совсем непонятно, почему он так поступил.

– Нет, не надо снова ершиться, – сказал он, отпустив дворецкого. – Я просто не так выразился, верно? У меня есть для вас письмо. Завтракайте, а потом я вам его покажу. Надеюсь, после того как вы его прочтете, жизнь представится вам в более ярких красках.

Дженнифер не хотелось есть. Она хотела было отодвинуть тарелку, но Торнхилл сказал строго:

– Вы должны съесть все до последней крошки, и мы не выйдем отсюда, пока все не будет съедено. Вы могли согласиться завтракать без меня, но, раз уж вы решили составить мне компанию, придется вам потерпеть мое тиранство. Я не дам вам зачахнуть от голода.

Она взяла нож и вилку и методично принялась отправлять в рот все то, что лежало на тарелке. Пожалуй, он прав. Ни к чему доводить себя до худобы, отказываясь от пищи. К тому же если ей предстоит родить ребенка, то там, внутри у нее, ему должно быть тепло, уютно и, уж конечно, сытно. В конце концов, это будет и ее ребенок тоже.

– Ну вот, – несколько запальчиво сказала она, – я все съела. Вы удовлетворены?

Он улыбался и смотрел на нее с чувством приятного удивления.

– Вы намерены все время быть такой послушной? Жизнь с вами будет просто раем, моя любовь. Я хочу, чтобы вы прочли письмо. Если желаете, вслух. Его принесли сегодня утром.

С этими словами он протянул ей лист бумаги.

Лист был исписан плотным мелким почерком, довольно красивым и скорее всего женским.


«Мой милый Габриэль, – без выражения начала Дженнифер, – время так быстро летит. Я действительно собиралась написать вскоре после твоего отъезда, но так и не собралась. Прости за долгое молчание. Я хотела – я хочу – отблагодарить тебя чем-то более существенным, чем просто слово. Я уже говорила тебе, как благодарна, что ты не отвернулся от меня, как на твоем месте мог бы поступить другой. Спасибо, что ты отдал нам с Элизой больше года своей жизни. Я никогда не забуду твою жертву, дорогой Габриэль».


Дженнифер подняла глаза от письма. Торнхилл смотрел на нее так, будто хотел прожечь ее насквозь.


"Мне страшно подумать, что могло бы случиться со мной, если бы не твоя доброта и поддержка. Я знаю, что не заслуживаю того счастья, что имею в этом чудесном доме, в этой красивой стране, счастья воспитывать дочь и, о да, Габриэль, счастья в любви, в новой любви, которая нашла меня здесь. И эта новая любовь оставила в глубокой тени и почти заставила меня забыть любовь старую. Ты сказал, что со мной это еще будет, и так оно и случилось. Его зовут граф Эрнст Мориц. Я не думаю, что ты с ним встречался, хотя я познакомилась с ним еще до твоего отъезда. Он очень близок к тому, чтобы сделать мне предложение. Моя женская интуиция мне это подсказывает. Но об этом в следующем письме.

Габриэль, я была такой глупой, такой неблагодарной. Я обязана была хранить верность твоему отцу. Мне не в чем его упрекнуть – он никогда не был со мной ни жесток, ни груб. Но меня ввели в соблазн молодость и очарование – очарование, которое на деле оказалось лишь маской, скрывающей бессердечие и эгоизм. Но все это уже не важно: у меня есть Элиза, да и прошлого не изменишь. У нее светлые волосы и чудные голубые глаза. Возможно, это и плохо, что она так сильно похожа на отца, но меня утешает то, что она непременно вырастет красавицей.

Габриэль, меня мучает вопрос: был ли ты принят в обществе? Наверное, мне следовало бы настоять на том, чтобы ты позволил мне объявить имя отца ребенка. Мне остается лишь надеяться на то, что его нет в городе. Но если он все же в Лондоне, прошу тебя, не надо мстить. Он подарил мне Элизу, и в конечном счете я больше приобрела, чем потеряла. Желаю тебе найти свою любовь. Едва ли найдется человек, который заслуживал бы ее больше, чем ты.

Я становлюсь слишком сентиментальной. К тому же у меня кончается бумага! Пиши мне. Мне недостает твоего благоразумия и веселости.

Любящая тебя Кэтрин".


Дженнифер сложила письмо, положила его на стол и, не поднимая взгляда, подвинула Торнхиллу.

– Ну как? – спросил он. В голосе его звучала тревога.

– Я сказала ночью, что верю вам, – ответила она тихо.

– Но у вас были сомнения, – нервно постукивая по столу пальцами, полуутвердительно-полувопросительно произнес он. – Сейчас они развеялись?

Дженнифер молча кивнула.

– Он в городе? – спросила она. – Отец ребенка?

Торнхилл замер. Интересно, заметила ли она его смятение, подумал Габриэль. Затем он покачал головой. Но она не поняла, что это означало: что его нет в городе или отказ обсуждать этот предмет. Он по-прежнему молчал.

– Я рада, – сказала Дженнифер, – что она счастлива, что она оказалась в выигрыше, попав в такой переплет.

Его мачеха, должно быть, думала, что для нее настал конец света, когда обнаружила, что беременна от любовника. Как ей, наверное, было тяжело, когда отец ее будущего ребенка, которого она продолжала любить, оставил ее! Скорее всего ей хотелось умереть. В Челкотте. Два года назад. Но у всякой медали есть две стороны, и зло обернулось добром. У нее родился здоровый и красивый ребенок – девочка, голубоглазая блондинка, и она назвала ее Элизабет. Чужая страна стала ей домом. Новым домом, уютным и надежным. Возможно, и у нее, Дженнифер, все сложится не так уж плохо.

– Да, – откликнулся Торнхилл, – как мы могли бы жить в этом мире, не встречая подтверждения тому, что «все к лучшему в этом лучшем из миров»?

Дженнифер ощутила острую потребность прийти к нему на помощь. Успокоить его. Она хотела протянуть к нему руку, дотронуться до него и сказать, что, хотя он и совершил ужасную вещь, все в конечном итоге будет у них хорошо. Но тут она вспомнила, что потеряла. Лайонела. Боже, Лайонел принадлежит прошлому! Репутацию. Дженнифер вспомнила унизительную порку, устроенную отцом. И это было всего три дня назад. Нет, он не заслужил такого скорого и легкого прощения.

– Вы пойдете со мной в библиотеку, чтобы написать письма? Я хотел бы, чтобы вы представились Кэтрин, и еще я хочу похвастаться, сообщив ей, какая мне выпала удача.

– Да, конечно.

Дженнифер встала. Кэтрин родила светловолосую и голубоглазую дочь. У нее, Дженнифер, тоже могли бы быть голубоглазые дети. Но теперь скорее всего у ее детей будут темные волосы и карие глаза. Дженнифер вдруг подумала о том, что хочет детей, даже если они будут не от Лайонела. Даже если они должны родиться от Габриэля. Она надеялась, что первым ребенком у нее будет мальчик. Она хотела сына.

И снова какая-то догадка забрезжила на краю сознания. Что-то не давало ей развить зародившиеся подозрения. Взяв мужа под руку, Дженнифер прошла с ним в библиотеку. Опять это странное чувство! Вот-вот что-то достучится до ее сознания, но окончательный прорыв так и не происходит.

* * *

Саманта спала плохо, урывками. Сердцем и душой она была с кузиной, которая – о ужас! – сейчас находилась один на один с человеком, которого они с первого взгляда окрестили дьяволом. Первая брачная ночь с Люцифером – что может быть страшнее? Что сейчас должна была испытывать Дженни, находясь в его власти? Вполне вероятно, что он жесток с ней. Какого еще обращения можно ждать от мужчины, способного так унизить женщину, так бессердечно обойтись с ней, как это сделал он, Торнхилл, на балу в честь объявления помолвки?

Бедная Дженни! Саманта терзалась мучительным чувством вины. Разве не она, Саманта, так жадно слушала Лайонела, делившегося с ней нежеланием совершать этот брак? Разве не она, Саманта, испытала радость, когда помолвка кузины так внезапно сорвалась? Нельзя сказать, что к этой радости не примешивалось сочувствие, но ведь это не оправдание… Бедняге Дженни пришлось выстрадать немало, и, как догадывалась Саманта, страдала она безвинно. Страшно вспомнить: сначала публичный позор на балу, потом порка. Дядя Джеральд готов был схватить плеть; хорошо еще, что им с тетей Агги удалось отговорить его от этого.

И теперь, возможно в эту самую минуту, этот мужчина, виновник всех бед Дженни, подвергает бедняжку еще более унизительным испытаниям. Саманта не знала точно, что происходит в супружеской постели, но, что бы там ни происходило, для женщины, которую принудили к браку силой, в этом не может быть ничего приятного.

Однако причина бессонницы Саманты была не только в ее кузине. Едва ли не большие переживания вызвала в ней встреча с Лайонелом в театре и то, что он был там с Горацией Числи. Видеть Лайонела рядом с Горацией оказалось еще тяжелее, чем когда он встречался с Дженни, Тогда Саманта могла утешать себя мыслью, что он делает это не по своей воле, что он вынужден подчиняться родителям, пять лет назад уготовившим ему такую судьбу. Саманте было жаль его, как бывает жаль человека, загнанного в тупик обстоятельствами. Теперь же, увидев Лайонела рядом с Горацией, Саманта восприняла его действия как откровенное и подлое предательство. По отношению к себе и, странное дело, к Дженни. За нее Саманте тоже почему-то стало обидно.

Наверное, его оправдывало то, что он не мог еще показать своих истинных чувств. Свет воспринял бы это как проявление весьма дурного тона. Не мог он, порвав отношения с Дженни в столь грубой форме, через два дня как ни в чем не бывало появиться в театре с ее кузиной. Надо было немного выждать. Возможно, несколько недель, самое большее – месяц. Не дай Бог, он вообразит, что не имеет права приближаться к ней, Саманте, до конца сезона, отложив ухаживания и предложение, которое непременно за ними последует, до следующего года!

Он скажет ей заветные слова. Он найдет способ вызвать ее на разговор. Просто надо немного потерпеть. И принять то, что он ей предложит. Иногда Саманта начинала воспринимать свою юность как тяжкий груз. Ей казалось, что она вообще ничего не понимает в этой жизни. Лайонел, конечно, мудрее. Пусть он принимает решение. Надо полагаться на его опыт и здравый смысл.

Он даст ей знать. Он позаботится о том, чтобы они смогли поговорить на балу у мистера и миссис Траскотт завтра вечером.

Эта мысль успокоила Саманту. К тому же, если граф Торнхилл так сильно желал Дженнифер, может, он и не будет с ней груб или жесток? Может, ей будет не так уж плохо с ним? А с Лайонелом она все равно не была бы счастлива. Если только совсем чуть-чуть, в самом начале, пока не поняла бы, что жениться на ней его заставили обстоятельства.

Завтра она с ним поговорит. Он что-нибудь придумает.

И Саманта уснула, убаюкав себя надеждой.

Глава 16

Граф Торнхилл с молодой женой, новоиспеченной графиней Торнхилл, появились в театре в день бракосочетания и на следующий день выехали в парк. Оба раза их сопровождали всеми уважаемая леди Брилл и мисс Саманта Ньюмен.

И в театре, и в парке молодые демонстрировали ту близость, которую только могут позволить приличия. Она держала его под руку, и его рука накрывала ее руку. Она улыбалась и выглядела счастливой, сияющей и весьма благодушно расположенной к своему супругу. Одна ехидная вдова, аристократического происхождения, но в изрядных годах, окрестила их парой отъявленных мошенников. Об этом скандальном союзе говорили все, но шепотом, качая головами и щелкая языками.

И все же в этом союзе было что-то от романтики старых времен, и, как бы ни осуждали их за недостойное поведение, к упрекам примешивалось чувство симпатии. Не всякий решился бы вот так, без оглядки на свет, завоевать сердце любимой женщины. И все же способ ухаживания, выбранный графом, поразил общество. Впрочем, если бы они бежали из столицы, как, наверное, на их месте поступило бы большинство, они обрекли бы себя на вечное изгнание из порядочного общества. Их имена навек покрылись бы позором. В этом случае слово романтизм едва ли пришло в голову самому непредвзятому из свидетелей недавних событий.

Но они не стали спасаться бегством. Они были молоды и необыкновенно хороши собой. Они были красивой и яркой парой. Кроме того, оба были богаты и титулованы. И конечно, счастливы. Бесстыдно и демонстративно счастливы.

Их поведение было вызывающим, но молодость заслуживает снисхождения, когда речь заходит о чувствах. Каждый в лондонском свете втайне завидовал дерзким любовникам, и эта зависть мешала простить им их проступок.

Впрочем, общество, хотя неохотно и с большими оговорками, уже было готово к тому, чтобы вернуть в свои ряды отступников.

Не поубавилось сочувствия и к виконту Керзи, стойко и мужественно продолжавшему страдать от разбитого сердца. Кто-то мог бы подумать, что несостоявшийся жених удалится в деревню, чтобы вдали от светской суеты зализывать сердечные раны. Кто-то мог бы подумать, что он испугается позора и кривотолков вокруг своего имени. Но нет: Керзи продолжал появляться в обществе других джентльменов, и, как всегда, взгляды дам неизменно обращались к нему, с той лишь разницей, что горе сделало его еще более привлекательным в их глазах, ибо каждая готова была утолить его печали.

Дамы могли бы отвернуться от любого другого мужчины, не сумевшего удержать свою невесту, но к Керзи это не относилось. Керзи, с его чудесной фигурой, точеным лицом, голубыми глазами и волосами цвета платины, не мог вызвать насмешку. Такие, как он, могут играть лишь героические роли. Сейчас он был трагическим персонажем и старался соответствовать этой роли.

Во время сезона всегда присутствует угроза скуки. За всей кутерьмой празднеств стоят одни и те же лица, каждый бал похож на предыдущий точно так же, как и на тот, что ожидался завтра. Поэтому всякое событие, хоть немного выбивающееся из ряда обычных, вызывало пристальный интерес. О нем говорили со сдержанностью, приличествующей хорошо воспитанным господам, но с недвусмысленным блеском в глазах. Что же говорить о скандалах! Что станется с каждым из участников этого неожиданного любовного треугольника? Все трое остались в Лондоне. Потребует ли лорд Керзи сатисфакции у Торнхилла? Пожалеет ли о своем решении графиня? Будут ли… О да, предположений могло быть сколько угодно. И всем страшно, до зуда, хотелось увидеть продолжение.

Бал леди Траскотт, который никогда не считался особенно престижным и.оттого бывал не слишком многолюден, в этом году стал событием года. Все рвались получить приглашение, чтобы лицезреть всех троих участников недавней драмы.

Леди Траскотт купалась в славе. В зале яблоку негде было упасть. Как выразился какой-то острослов, надо было рассчитаться по двое, чтобы дышать по очереди.

Леди Траскотт праздновала триумф.

* * *

– Улыбайтесь, – приказал ей Торнхилл, помогая выйти из кареты.

Он мог бы и не предупреждать. Дженнифер улыбалась в театре столь усердно, что все лицо ныло. Потом до ломоты в щеках она улыбалась во время прогулки в парке. Дженнифер подумывала о том, не переигрывает ли – кто-то мог бы посчитать, что у нее нервный тик. И сегодня на балу она намеревалась улыбаться несмотря ни на что, даже если ее никто не пригласит, за исключением Габриэля. Впрочем, им могут указать на дверь. Такой возможности Дженнифер не исключала. В этом случае ей вряд ли удастся удержать на лице счастливую улыбку.

Едва переступив порог зала, Дженнифер оказалась в плену жутких воспоминаний. Воспоминаний о том, что случилось на таком же балу всего трое суток назад.

Казалось, с тех пор прошла целая вечность. В таком же зале была оглашена ее помолвка с Керзи. Сейчас она была замужем за Габриэлем. Не верилось, что все это случилось с ней. У Дженнифер кружилась голова.

Она видела и слышала, как реагировала публика на их с Габриэлем появление в театре: этот шепот, внезапно смолкавший при их приближении, эти кивки и взгляды. То же самое происходило сейчас.

С сотней людей она могла бы встретиться взглядами, но гости бала были слишком хорошо вышколены, чтобы быть застигнутыми врасплох за разглядыванием графини Торнхилл. Но все же кое с кем она встретилась глазами, и обладателем этих ярко-голубых непреклонных глаз был не кто иной, как лорд Керзи.

Сердце ее бешено забилось. Как ни старалась, она не могла оторвать от него взгляда и отвернуться. Лайонел! Такой же красивый и элегантный, как всегда. Ее Лайонел. Ее любовь. Мечта, которую она пронесла через пять долгих и одиноких лет.

Но то, что казалось Дженнифер вечностью, длилось всего несколько секунд. Она опустила глаза и увидела собственную руку, покойно лежавшую на руке мужа. Как могла она не заметить, что все вокруг наслаждались этим немым диалогом, хотя и не показывали этого открыто!

Граф взял ее руку в свою и поднес к губам. Он, как и следовало ожидать, улыбался ей восхищенной улыбкой счастливого любовника и мужа. Вновь Дженнифер почувствовала острый приступ ненависти к нему, но постаралась не выдать себя.

Кто-то поклонился ей. Кто-то захотел ей представиться. Дженнифер повернула голову и увидела перед собой те самые голубые глаза. Он протянул ей руку, и она, не вполне осознавая, что делает, отняла свою руку у мужа и подала ему. Он поднял ее и поцеловал как раз там, где только что Гейб прикоснулся к ней губами.

Никогда он еще не смотрел на нее так, вдруг подумала Дженнифер, с такой нежностью и теплотой. Никогда раньше. Дженнифер так долго надеялась, что когда-нибудь он будет смотреть на нее вот так: сначала – когда будет объявлено о помолвке, затем – когда они поженятся. И вот сейчас… Отчего это должно было случиться сейчас, так отчаянно поздно?

– Мадам, – сказал он тихо, но достаточно внятно, так, что те, кто находился рядом, делая вид, что увлечены своими разговорами, расслышали каждое слово, – я хочу вас искренне поздравить с законным браком и пожелать всего самого лучшего. Примите мои поздравления. Вы знаете, что ваше счастье всегда было моей главной и единственной целью. Я надеялся, что вы обретете его со мной, но я рад тому, что вы обрели его с другим, даже если при этом лишили счастья меня. Вы не должны чувствовать себя виноватой.

Он улыбался печально и нежно.

– Только счастья, – повторил он, – только счастья я желаю вам до конца дней.

Он отпустил ее руку, низко поклонился и быстрым шагом вышел из бального зала.

– Дьявол! – пробормотал Гейб где-то у самого ее уха и, придерживая ее сзади за талию, чуть подтолкнул ее вперед. – Пойдемте танцевать. Первым танцем обещали дать вальс.

Больше всего на свете ей хотелось улизнуть в дамскую комнату и дать волю слезам, но, к собственному немалому удивлению, она оказалась способной выйти на середину зала – ноги не отказались повиноваться ей.

– Положите мне руку на плечо, – проговорил хрипло и почти грубо. – Смотрите мне в глаза.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14