Дуэт - Украденная любовь

Киприан скрестил ноги и лениво вытянул их перед собой. Их взгляды встретились, и Элизе вдруг со всей отчетливостью представился красивый хищный зверь, отдыхающий в своем логове.

— С чего же мне начать? — спросил он. Элиза заставила себя мысленно встряхнуться.

— Начните с того, что вы намерены делать.

— С вами? — уточнил он, и по губам его скользнула легкая усмешка. Ухмылка — так назвала ее про себя Элиза, чувствуя растущее раздражение. Ей снова вспомнилось, как он целовал ее в ту ночь, — наверняка с такой же ухмылкой на губах.

— С Обри, — сердито ответила она. — Прежде всего меня интересует, как вы намерены поступить с Обри.

Киприан помолчал, задумчиво потягивая вино, затем наконец сказал:

— Я собираюсь всего лишь изменить его будущее.

У Элизы перехватило дыхание.

— Что вы имеете в виду?

— Ему придется самому пробивать себе дорогу в жизни, — пожал плечами Киприан, — не дожидаясь, пока богатенький папочка поднесет ему на блюде весь мир.

Несмотря на нарочитую небрежность его тона, Элиза уловила некое особое ударение на слове «папочка». В чем же тут все-таки дело?

— Я уже поняла, что вы не слишком жалуете отца Обри, — осторожно сказала она, тщательно подбирая слова, но ее дипломатичность пропала втуне: следующая же реплика Киприана вновь показала ей всю глубину ненависти последнего к ее дяде.

— Отец Обри… — При этих словах в голосе Киприана сильнее зазвучал злобный сарказм. — Отец Обри может вырастить из мальчика только такого же подлого, бессердечного негодяя, как и он сам. Я сумею лучше позаботиться о мальчике.

— Как вы можете так говорить? Откуда вам знать, что для Обри лучше, а что — нет!

Элиза увидела, как сжались его зубы и побелели пальцы, стискивающие ножку бокала, но взрыва не последовало: Киприан крепко держал себя в руках. Успокоившись на этот счет, Элиза почувствовала, как в ней разгорается любопытство: почему же любое упоминание о сэре Ллойде, а тем более любая, самая ничтожная попытка с ее стороны выступить в его защиту приводит Киприана Дэйра в такую ярость?

— Ну хорошо, — примирительно сказала она, машинально отпив из своего бокала и даже не заметив этого. — По-видимому, вы так думаете. Но почему? Вы хотя бы знакомы с Ллойдом Хэбертоном?

— Я знаю его много лет.

Элиза удивленно прикусила губу.

— Много лет? Но это не светское знакомство, — размышляла она вслух, — я не помню семьи с фамилией Дэйр. Должно быть, у вас с ним были деловые связи? Вы служили на его корабле? Может быть, кто-то из его капитанов обошелся с вами несправедливо?

Киприан улыбнулся, но на сей раз его улыбка напоминала свирепый оскал готового к прыжку хищника.

— Нет, мой прелестный следователь. Речь идет о нем самом, и только о нем самом. Мне нечего делать на его кораблях, и ни один из них не сравнится с моими.

Он назвал ее прелестной? Стараясь изгнать совершенно посторонние мысли, вызванные этим замечанием, Элиза столь поспешно глотнула еще вина, что поперхнулась.

— Так что же он вам сделал? — спросила она, отчаянно кашляя.

Теперь Киприан решил вспомнить о своем бокале. Осушая его до дна, он далеко запрокинул голову, и Элизе, завороженно следившей, как двигается его горло, открылась четкая линия, отделявшая синеватую тень щетины на его подбородке от гладкой смуглой кожи. Но вот Киприан вновь взглянул на нее, и Элиза не могла не содрогнуться, увидев угрюмое пламя ненависти в его глазах.

«Его злоба вызвана болью», — снова пришли ей на память, слова Ксавье. Может быть, под суровой маской, которую Киприан Дэйр являет миру, прячется другой, гораздо более уязвимый человек? Вспомнить хотя бы Обри — ведь самые его дикие выходки были вызваны вполне понятным желанием скрыть смятение и страх. Что, если подлинная душа Киприана подобна этой гладкой, нежной коже на его горле, которую можно увидеть только в самые сокровенные моменты?

— Что бы он ни сделал, это не относится к теме нашей беседы, — проговорил наконец Киприан медленно и ровно — и так угрожающе, что у Элизы зашевелились волосы на голове. — Он причинил мне непоправимое зло. Пришло время платить по счетам.

Элиза опустила глаза, не в силах выносить его взгляд.

— Но… что же именно вы сделаете с Обри? — не отступала она. Как ни боялась Элиза услышать ответ, она должна была наконец узнать, насколько далеко может завести Киприана ненависть к ее дяде и с какой силой эта ненависть может затронуть злополучного сына сэра Ллойда.

Киприан, не отвечая, потянулся за бутылкой и вновь наполнил бокалы. Элиза тут же выпила, стараясь не показать, как взвинчены ее нервы. Разве она сможет выдержать целый обед в его обществе, промелькнуло у нее в голове, если даже несколько минут за стаканом вина даются ей с таким трудом?

— Давайте выпьем, — ворвался в ее мысли голос Киприана. Теперь он звучал значительно мягче, и Элиза удивленно подняла глаза. Киприан поднес бокал к губам, и она машинально последовала его примеру. Встретившись с ним взглядом, Элиза поняла, что он старается овладеть собой. — У вашего кузена есть выбор, — вновь заговорил Киприан. — Он может стать юнгой на одном из моих кораблей.

Может работать на берегу — на верфи, на конюшне, в таверне. Я знаю людей, которые смогут его нанять. Или…

— Он же не может ходить! — вскричала Элиза. — Вы же сами видели! И вы отлично знаете, что ему это не под силу.

— Если не сможет работать, как все, будет просить милостыню.

— Милостыню?

Элиза вскочила. Какая жестокость! Какая самонадеянная уверенность в том, что тебе дано право распоряжаться чужой жизнью!

— Вы самое гнусное, самое ужасное чудовище… — Не договорив, она метнулась к выходу, обуреваемая единственным желанием — оказаться рядом с Обри и как можно дальше от этого человека. Но не успела Элиза открыть дверь, как Киприан поймал ее одной рукой и рывком развернул к себе.

— Я не разрешал вам уйти. — Он грубо прижал ее к двери. — Не забывайте: вы находитесь на моем корабле, в моей каюте и в моей власти! Я здесь капитан, и я не похож на тех светских хлыщей, которыми вы привыкли повелевать и которые готовы на все ради одной вашей улыбки.

Элиза посмотрела на него с ненавистью. Ярость оказалась сильнее страха и заставила Элизу выкрикнуть ему в лицо:

— Я буду сражаться с вами! Да, сейчас мы в вашей власти, но мой отец придет мне на помощь, и мой дядя, и братья, и… и мой жених! Вы не скроетесь от их гнева, Киприан Дэйр. Ни за что не скроетесь!

Он до боли стиснул ее руки.

— Если хотите сражаться со мной, прекрасная Элиза, советую хорошенько подумать о целях и средствах. Забудьте о своем кузене. Во всем, что касается его, вам меня не победить. Но на другом поле битвы у вас гораздо больше шансов…

Он сделал незаметное движение, и их тела вдруг оказались тесно прижатыми друг к другу. Глаза Элизы широко распахнулись и наполнились ужасом. Теплая тяжесть его тела несла в себе недвусмысленную угрозу. Что бы он ни захотел с ней сделать, она была не в силах его остановить.

Твердое колено Киприана решительно втиснулось между ее дрожащих ног, демонстрируя всю власть своего обладателя над ней.

— Ну, что скажете, мисс? — Он заглянул ей прямо в глаза, и Элиза рванулась со всей силой охватившего ее отчаяния, но сопротивление было бесполезным: Киприан даже не шелохнулся.

— Нет, — задыхаясь, прошептала она, не сводя с него широко открытых глаз. — Не надо…

Он прервал ее на полуслове: его рот плотно прижался к ее губам, заглушая дальнейшие протесты. Элиза попыталась отвернуться, чтобы избежать хотя бы первого действия в этом акте насилия, который, несомненно, сейчас последует, но длинные пальцы Киприана, скользнув в гущу ее распущенных волос, помешали ей сделать это.

Рукой, которую ему пришлось выпустить, Элиза тут же воспользовалась. Она ударила его раз, другой, третий, но ее удары не возымели никакого эффекта, а в следующее мгновение мир вокруг исчез, и во вселенной осталось только одно: вкус его поцелуя на ее губах. Это был его второй поцелуй — и второй поцелуй в жизни Элизы. Его губы ласкали губы Элизы уверенно и вместе с тем с бесконечной нежностью. Он целовал уголки ее рта, слегка посасывал нижнюю губу, осторожно нащупывал щель между плотно сомкнутыми губами кончиком своего языка.

— Ну же, Элиза, — тихо шептал Киприан, прокладывая дорожку поцелуев по ее щеке и поднимаясь к виску. — Ну давай же!.. — жарко выдохнул он прямо ей в ухо, и тело Элизы передернулось от неизвестной сладкой судороги. Ее страх перед насилием отступил, и она задохнулась от бури ощущений, вызванной этими непривычными прикосновениями.

— Прекратите. Не надо… не делайте этого! О-о-о!..

Его рот тут же заставил ее замолчать снова. Теперь Киприан с легкостью мог бы раздвинуть губы Элизы, но почему-то не спешил сделать это. Одна его рука по-прежнему оставалась в ее волосах, другая обвилась вокруг талии; у Элизы же обе руки были свободны, но она даже не попыталась его оттолкнуть. Одна ее ладонь легко касалась его мускулистой груди, другая бессильно лежала на плече.

— Какая ты сладкая, — прошептал Киприан, на секунду оторвавшись от ее рта, и, не в силах провести без них более ни одного мгновения, снова приник к ней.

Губы Элизы сами раскрылись ему навстречу. Вся она податливо расслабилась, ожидая поцелуя и… желая его.

Какая-то часть сознания Элизы продолжала твердить, что нужно немедленно вырваться и бежать, но тело, упиваясь новыми, восхитительными ощущениями, не желало подчиняться рассудку. Единственным, что удивляло ее, была поразительная сдержанность и неторопливость Киприана.

Он старается заставить ее хотеть его, подсказали Элизе остатки здравого смысла. Ведь он же сам ее предупреждал… Но она отмахнулась от назойливого внутреннего голоса, невольно подаваясь вперед и обвивая одной рукой шею Киприана. Это движение словно послужило для него сигналом полной капитуляции, и он наконец перестал сдерживать свою страсть.

Его губы стали терзать ее с требовательной силой, причиняя сладостную боль. Никогда еще ей не доводилось испытывать ничего подобного. Наверное, это и есть та самая пресловутая сладость греха, появилась у нее смутная мысль. Ведь если бы эти восхитительные ощущения были в порядке вещей, кто-нибудь обязательно рассказал бы ей о них раньше, подумала она. Но ни отец, ни мать, ни тем более воспитательницы или гувернантки ни словом, ни намеком не дали ей понять, насколько это приятно — целоваться с мужчиной. Значит… значит, она действительно впала в грех?..

Впрочем, подобные рассуждения не помешали Элизе извлечь из поцелуя максимум наслаждения. Губы Киприана ласкали ее в некоем особом ритме, полностью подчинившем себе ее тело. Все внутри ее начало пульсировать в такт этому завораживающему ритму, а когда его рука крепче стиснула ее талию, Элиза почувствовала, как в ней вспыхнул настоящий пожар.

Желая прошептать ей что-то нежное, Киприан попытался прервать поцелуй. Но Элиза не позволила ему. Теперь уже ее губы требовательно коснулись его сомкнутых губ, и те тут же раскрылись ей в ответ. Они снова слились в страстном поцелуе, но, когда колено Киприана медленно двинулось вперед, почти лишая ее равновесия, она испуганно встрепенулась и попыталась вырваться.

— Перестаньте… Прекратите это, — прошептала она почти беззвучно.

— Ты первая, — отозвался Киприан, касаясь губами завитка волос на ее виске.

Она тряхнула головой, пытаясь увернуться, но невольно лишь подставила ему самое чувствительное местечко. Горячее дыхание Киприана огнем опалило ей шею, и, забыв обо всем, Элиза бессознательно прижалась к нему еще теснее.

— О господи!.. — вырвалось у него негромко. Обхватив ее за талию обеими руками, он стал поднимать ее все выше, пока Элиза не потеряла опору и не ухватилась за него, словно его плечи были единственной надежной опорой в ее летящем в тартарары мире.

— Опустите меня, — запротестовала Элиза, почувствовав обжигающее прикосновение его тела.

— Как хочешь.

Прежде чем она успела что-либо сообразить, Элиза оказалась распростертой на роскошном ложе Киприана. И сам он был сверху!

— Нет! Поднимите меня! — закричала она, судорожно пытаясь вывернуться, но ее попытки ни к чему не привели. С каждым рывком Элиза только глубже утопала в коварной пуховой перине, придавленная его мускулистым телом. В довершение всего она запуталась в собственных юбках, что еще больше затрудняло сопротивление. — Поднимите меня немедленно! — снова крикнула она, напуганная уже по-настоящему.

— То «опустите», то «поднимите»! Выбери уж что-нибудь одно, Элиза, — проговорил Киприан, улыбаясь одним уголком рта.

Эта нахальная полуулыбка мгновенно обратила страх Элизы в ярость. С каким бы удовольствием она стерла ее с этого красивого лица звонкой пощечиной или просто ногтями! Но, как ни странно, не давая ей подняться, Киприан в то же время не пытался снова поцеловать ее. Он просто удерживал Элизу на месте и внимательно разглядывал. Это окончательно разозлило ее.

Перестав вырываться, она пристально, с вызовом уставилась на Киприана, упрямо стараясь думать о Майкле. Майкл — джентльмен. Он никогда не повел бы себя так с ней. И Майкл гораздо красивее, даже в пасмурную погоду его всегда окружает словно золотое сияние, а этот тип… Если Майкла можно было сравнить с солнцем, то Киприан Дэйр был скорее ураганом — мрачным и неистовым.

Впрочем, сейчас его взгляд никак нельзя было назвать опасным или угрожающим — скорее торжествующим, самодовольным, насмешливым.

— Очень рада, что вы находите это смешным, — произнесла Элиза со всей иронией, на какую была способна.

Его улыбка стала шире, а на левой щеке появилась очаровательная ямочка.

— Любая другая девушка уже разразилась бы потоком слез. Почему же ты не плачешь? — спросил Киприан.

Элиза сглотнула. «А правда, почему?» — задумалась она. Видно, просто не привыкла плакать. За всю ее прежнюю жизнь у нее никогда не было особых причин для слез, и сейчас ей даже как-то в голову не пришло, что можно заплакать.

— Это и есть ваша цель? Заставить меня плакать? — холодно спросила она.

Киприан медленно покачал головой, и на его лице появилось откровенно сладострастное выражение.

— Отнюдь. Моя цель… — Он не договорил, но его глаза, снова ставшие ярко-синими, закончили эту фразу.

— Вы не сможете заставить меня хотеть вас, — заявила Элиза, полностью игнорируя тот факт, что ему уже удалось это — и на удивление сильно.

В ответ Киприан лишь негромко фыркнул. Элиза скорее почувствовала, чем услышала, этот сдавленный смешок, и кровь бросилась ей в лицо.

— Оставьте меня немедленно! — яростно выкрикнула она, толкая его изо всей силы.

К ее величайшему изумлению — и огромному облегчению, он подчинился. Перекатившись на бок и подперев голову одной рукой, Киприан непринужденно обнял Элизу за талию и снова принялся ее рассматривать.

— А если я буду осыпать тебя комплиментами — это поможет? — нежно поинтересовался он.

— Жалеете, что попытка споить меня не удалась? — сердито огрызнулась Элиза, усиленно стараясь не замечать его руки почти под грудью.

— Ну как же не удалась! — развеселился Киприан. — Полагаю, именно благодаря вину ты и целовала меня с весьма похвальным энтузиазмом.

— Неправда!

— Ты отвечала на мои поцелуи, — продолжал Киприан, не обращая внимания на ее выкрик и придвигаясь ближе. — И как отвечала! Это было так сладостно, так обольстительно!

— Я… я думала в тот момент о Майкле. О моем женихе! — выпалила вдруг Элиза, повинуясь внезапному порыву вдохновения. Лицо Киприана застыло, но, распалившись, Элиза уже не могла остановиться. — Я терпела ваши непрошеные нежности только потому, что представляла на вашем месте Майкла.

Ее пренебрежительные слова произвели желаемый эффект. От его игривого настроения не осталось ни следа. К несчастью, слова Элизы задели злобную, мстительную сторону натуры Киприана. Он почти ласково погладил ее по щеке и стал аккуратно расправлять на шелковом покрывале спутанную прядь ее волос, но в его ледяном молчании таилась ощутимая угроза.

— За фасадом изысканных манер и вежливых речей у тебя и тебе подобных скрывается такая жестокость, какая неведома простым людям, — произнес он наконец. — Вероятно, тебе так же, как твоему, дяде, не помешает урок смирения.

Не изменившись в лице, он коснулся кончиком пальца ее шеи и стал медленно спускаться вниз. Вот он достиг края выреза и, двигаясь по тонкой ткани рубашки, спустился в ложбинку между грудями, а затем двинулся далее. Когда Элиза почувствовала, как тяжелая ладонь легла ей на живот, у нее перехватило от ужаса дыхание, а сердце заколотилось с такой силой, словно готово было выскочить из груди. Только теперь она поняла, какую совершила ошибку. Любое заигрывание с его стороны представляло для нее куда меньшую опасность, нежели этот холодный гнев — тщательно сдерживаемый и оттого вдвойне страшный.

— У женщины в этом мире выбор невелик, — задумчиво сказал Киприан. — У обесчещенной женщины, — уточнил он.

— Вы… вы собираетесь обесчестить меня? — Охваченная ужасом, Элиза смогла выдавить из себя лишь хриплый шепот. Ответом ей была холодная, больше похожая на гримасу улыбка, превратившая красивое лицо Киприана в суровую маску.

— Я все спрашиваю себя, — все так же задумчиво продолжал он, — сможешь ли ты это пережить? Не отречется ли от тебя семья? Захочет ли твой замечательный Майкл жениться на тебе?

Элиза и сама боялась найти ответ на этот вопрос. По-видимому, ее чувства ясно отразились у нее на лице, потому что Киприан вдруг сел, и усмешка, полная горького торжества, изогнула его губы.

— Довольно об этом. — Он легко поднялся и провел пальцами по своим коротко остриженным волосам. — Я голоден.

С этими словами он протянул ей руку. Элиза попыталась уклониться и встать без посторонней помощи, но он все-таки ухватил ее кисть, поднял на ноги и подтолкнул к столу.

— Подавай мне обед, — приказал он. — Отныне это часть твоих обязанностей. Еще ты будешь убираться в моей каюте и следить за моей одеждой. Будешь делать всю домашнюю работу, для которой раньше у тебя была целая армия слуг.

Элиза собралась было протестовать, но надменно-предостерегающе вскинутая черная бровь остановила ее.

— Твое хорошее поведение — залог хорошего обращения с твоим кузеном, Элиза, — процедил Киприан. — Вот мы и увидим, как ты заботишься о благе своего подопечного.

9

— Как долго тебя не было, — жалобно сказал Обри, когда Элиза наконец вернулась в свою каюту. Дверь между их комнатами была открыта, и мальчик ждал ее, сидя в своей узкой койке.

— Прости, милый. Конечно, я предпочла бы побыть здесь с тобой, но… так получилось, — сбивчиво оправдывалась Элиза, садясь рядом с ним на краешек кровати. — Тебя накормили?

— Да, но кок сказал, что я должен отработать свой харч. Он дал мне работу на камбузе — знаешь, так называется кухня на корабле. Я чистил лук и картошку. Лук ужасно ел глаза, но я так и не заплакал! — с гордостью поведал Обри.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Элиза, с тревогой вглядываясь в лицо мальчика. Она придирчиво осмотрела нечесаные темные кудри, грязную рожицу, измятую ночную рубашку — все остальное скрывалось под простыней. — Я слышала, ты занозил палец?

— Ах да, но я сам вытащил занозу — кок дал мне свой ножик.

— Держу пари, он был грязный, — поморщилась Элиза.

— Я его сначала вытер рукавом.

— Просто замечательно! — язвительно воскликнула девушка.

Обри недоуменно взглянул на нее:

— Что это с тобой?

— Что со мной? — Элиза вскочила на ноги и принялась мерить шагами крошечную каюту, яростно размахивая руками. — Да ничего! Сплошные пустяки! Меня похитили, только и всего! И тебя, кстати, тоже, если ты еще этого не заметил. Мы болтаемся посреди Атлантического океана на этом дурацком корабле вместе с бандой… бессердечных пиратов!

Обри побледнел и замер, со страхом глядя на Элизу. И она тотчас пожалела о своей вспышке. Несчастный малыш! С какой стати ему приходится терпеть все это?! Какое же все-таки чудовище этот Киприан Дэйр!

В порыве жалости и раскаяния она кинулась к своему маленькому кузену и крепко обняла его.

— Не бойся, сердечко мое! Все будет хорошо, вот увидишь.

Мальчик прижался к ней и спрятал лицо у нее на плече.

— Ты думаешь, папа нас выручит? — глухо спросил он.

— Конечно.

— Но как он нас найдет?

— Я уверена, что Киприан… то есть капитан, — поправилась она, — пошлет ему весточку.

— И долго мы будем здесь сидеть?

Долго ли? Об этом Элиза боялась и думать, но ведь нельзя же сказать так ребенку. Ее долг — защищать Обри и поддерживать в нем бодрость духа, так что ей оставался единственный выход — солгать.

— Конечно, недолго, дорогой. Совсем недолго. Обри вздохнул и высвободился из ее объятий.

— Еда здесь хуже, чем дома, — пожаловался он. — Слишком соленая.

— Правда? — отозвалась Элиза. — Я не заметила.

Обед с несносным капитаном «Хамелеона», по ее мнению, заслуживал самых разных определений: он был удручающим, возмутительным, ужасающим — но был ли он соленым? Этого, сказать по чести, она никак не могла припомнить.

— Это потому, что всю еду здесь держат в бочонках с солью, — просвещал ее Обри. — У них есть свинина и говядина, и все засыпано солью, чтобы не портилось. Оливер мне показал.

— В самом деле?

— Да-да, — подтвердил мальчик, не обращая внимания на сарказм в голосе Элизы. — Когда нес меня на камбуз. — Тут он нахмурился. — Хорошо бы найти мне пару башмаков, а то все пялятся на мою ногу. — С этими словами он принялся двигать туда-сюда обеими ногами под простыней.

— Если кто-то из них скажет тебе что-нибудь обидное, Обри, ты сразу скажи мне. Я им задам.

— Да все в порядке, Элиза. Оливер обо мне заботится. Он заставил их показать мне свои шрамы. А знаешь, у самого Оливера на животе два шрама, один совсем рядом с другим, хотя получил он их в двух разных схватках. — Мальчик пронзил воздух воображаемым кинжалом, затем изобразил предсмертный хрип и скорчился, как будто в агонии. — Оливер отличный парень, правда? — спросил он, выпрямляясь.

Элиза изумленно взглянула на него:

— Отличный?! О да! Он — отличный вор. И первоклассный лжец! — Но, взглянув на омрачившееся личико Обри, она тут же смягчилась и виновато вздохнула. — Не обращай на меня внимания, Обри. Я просто очень устала и сильно расстроена нашими злоключениями.

Мальчик снова начал ритмично двигать обеими ногами. А ведь всего неделю назад у него и в помине не было такой подвижности, подумала Элиза.

— Так почему ты считаешь Оливера отличным парнем? — осведомилась она.

— Ну, во-первых, он знает все о кораблях и о мореплавании, — затараторил Обри. — Вот ты знаешь, что каждый парус и каждая снасть на корабле имеет свое название? А как он ловко лазает по вантам — совсем как те обезьянки, которых я видел на ярмарке в Черинг-Кросс!

Элиза пристально посмотрела на него. Его глаза горели не простым воодушевлением — то было настоящее обожание. Обри Хэбертон, наследник богатейшего магната, сделал своим кумиром беспутного матроса, к тому же скорее всего пирата. «Впрочем, — с иронией подумала девушка, — если учесть, какое будущее готовит мальчику Киприан Дэйр, Оливер — самый подходящий образец для подражания».

— Лазает по вантам? — повторила она с тревогой. — Я надеюсь, ты не вбил себе в голову какие-нибудь глупости?

Обри широко улыбнулся. Такого оживления на его лице Элиза не видела с тех самых пор… с тех самых пор, как с ним случилось несчастье. Это открытие так потрясло ее, что Элиза чуть привстала с кровати, на которой сидела, и подозрительно уставилась на мальчика.

— Обри, — предостерегающим тоном протянула она, — а ну-ка признавайся, что у тебя на уме?

Лицо мальчика немедленно приняло самое невинное выражение — если не считать пляшущих в глазах бесенят.

— Я просто подумал, что моя нога становится сильнее, и потом, чтобы лазить по канату, нужны главным образом руки. Если уж я не могу ходить и тем более ездить верхом, я мог бы научиться лазить по канату.

— И думать не смей! — в ужасе вскричала Элиза. — А если ты свалишься и разобьешься куда сильнее, чем в прошлый раз?! Или, не приведи бог, утонешь? Упадешь за борт и утонешь!

— Вот еще, разрази меня гром! — фыркнул мальчик и тут же испуганно прикрыл рот рукой.

«Разрази меня гром?» — изумилась про себя Элиза.

— Послушай, Обри Хэбертон, — решительно заявила она. — Этот Оливер Спенсер — просто негодяй. Обаятельный, но все же негодяй. Если я только узнаю, что он подбивает тебя на какие-нибудь опасные авантюры…

— А знаешь, он в тебя влюбился.

— Что?! — Элиза осеклась, но тут же взяла себя в руки и насмешливо закатила глаза. — Да Оливер готов влюбиться в любую женщину, которая окажется рядом! Так, во всяком случае, мне говорили.

— Ну, может, и так. Но ты ему нравишься больше всех остальных. Правда.

— Это он тебе сказал?

— Вообще-то нет, — признался Обри. — Но он меня все время расспрашивает о тебе. Даже о таких вещах, которых я сам не знаю. — Он задумчиво воззрился на кузину. — А какой у тебя самый любимый цветок?

Киприан Дэйр стоял на юте как раз над каютами, которые занимали пленники. В последний раз глубоко затянувшись сигарой, он швырнул окурок за борт и поднял повыше воротник, спасаясь от резких порывов ветра. Погода становилась все холоднее. Через несколько дней «Хамелеон» придет к Олдерни. И что ему тогда делать с этой беспокойной мисс Элизой Фороугуд?

Из каюты внизу доносились невнятное бормотание и даже приглушенный смех. Очевидно, ни Элиза, ни мальчик не страдали достаточно сильно, раз находили поводы для веселья, даже будучи в плену. «Какая злая ирония! — мрачно подумал Киприан. — Ведь это я сейчас должен хохотать и веселиться, а этого нет и в помине!»

Он так стремился захватить мальчишку, так уверен был в том, что похищение наследника Хэбертона принесет ему долгожданное удовлетворение, но эта до смешного чопорная маленькая кузина, с непонятной жертвенностью оберегающая хэбертоновское отродье, совершенно выбила его из колеи. Сейчас Киприан должен был бы праздновать победу и ликовать, но усиливающиеся с каждым днем беспокойство и досада отравляли его триумф. Зачем он позволил ей остаться? И что ему все-таки с ней делать?

Гримаса злобы исказила его лицо. Ну, что с ней сделать — это понятно. А что потом? Высадить ее на берег в Девоне, дав денег на дилижанс, чтобы добраться до дому?

Он провел пальцами по своей темной шевелюре. Можно подумать, что он, Киприан Дэйр, — пылкий юнец, обуреваемый желаниями плоти. Не лучше Оливера…

— Дьявол! — прорычал он. — Дьявол меня раздери!

Ксавье, сидевший невдалеке на бухте каната, вскинул глаза на капитана, но не сказал ни слова. Он знал, когда лучше промолчать. Однако Оливер подобной мудростью не обладал.

— Кажется, у кого-то в одном месте свербит, — произнес он, ухмыльнувшись уголком рта.

Киприан резко обернулся и свирепо воззрился на него из-под насупленных бровей. Но, странное дело, уничтожающей взгляд капитана, который всего неделю назад заставил бы парня прикусить язык, этим вечером не оказал на него обычного действия. Оливер встретил этот взгляд с выражением такой воинственной решимости, какой Киприан прежде никогда не видел на добродушной физиономии своего бывшего юнги.

— Ты хочешь о чем-то поговорить со мной, Оливер? — процедил он.

Юноша сунул язык за щеку, явно обдумывая эти слова, затем откашлялся и сплюнул за борт.

— Я хочу сказать, что мисс Элиза — леди, а не какая-нибудь шлюха, с которой можно поиграть и бросить.

Киприан постарался держать себя в руках.

— Я думал, такие тонкости не для тебя, — холодно заметил он.

Оливер одним прыжком вскочил на ноги.

— Я способен отличить леди от шлюхи еще лучше, чем ты. И я не позволю тебе обижать Элизу, — закончил он, сжимая кулаки.

— Господи Иисусе! — пробормотал Киприан себе под нос. И что на него нашло, когда он разрешил этой проклятой девке остаться на борту? Элиза не только вмешалась в его планы и поколебала его уверенность в себе, доселе непоколебимую. Она еще и раскалывает его команду и, того и гляди, станет причиной бунта на борту. — Я не собираюсь ее обижать, так что можешь не изображать из себя рыцаря на белом коне. И вообще в последнее время вы все что-то распустились, — проворчал он как можно более миролюбиво.

— Но ты собираешься переспать с ней! — не сдавал своих позиций Оливер.

— А ты? — парировал Киприан. — Неужели ты собираешься жениться на этой девчонке, которая не принесла нам ничего, кроме лишних хлопот?

Едва произнеся эти слова, Киприан тут же пожалел о них. Если подобная мысль и не приходила парню в голову раньше, то сейчас он всерьез задумался об этой возможности. Воинственность Оливера как рукой сняло: было ясно видно, что столь неосторожно высказанная капитаном идея с каждой минутой все сильнее овладевает созйанием юноши.

Проклятье!.. Киприан чертыхнулся от досады.

Оливер нахмурился.

— Элиза не из тех, кого водят за нос; она из тех, на ком женятся, — заявил он. — Ксавье женился на своей Ане, почему же я не могу жениться на Элизе?

— Сначала подумай, с какой стати ей выходить замуж за тебя!

— По любви, конечно. Если люди любят друг друга, они женятся. Посмотри на Ксавье и Ану, — повторил Оливер.

Весь гнев Киприана растаял перед лицом такого простодушия. Невзирая на внешнюю грубость, юноша сохранил поразительную неиспорченность в некоторых вопросах. Знаменитые интрижки Оливера, благодаря которым он был широко известен чуть не во всех портах Атлантического побережья, были незамысловаты и служили удовлетворению примитивной похоти. Что касается Элизы, то она, по-видимому, затронула в глубине его души какие-то иные, более тонкие струны.

Киприан вздохнул и принялся мерить шагами палубу. Когда он вновь заговорил, в его голосе более не слышалось сарказма.

— Она действительно леди, Оливер. Настоящая леди. Ее отец обладает титулом и таким богатством, какое тебе и не снилось. У нее огромный дом — даже несколько огромных домов. Наверняка ее папаша уже дал от ворот поворот дюжине молодчиков, которых счел неподходящей партией для нее. И как ты думаешь, что скажет сэр Фороугуд такому голодранцу, как ты?