Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Князь Пустоты (№2) - Воин кровавых времен

ModernLib.Net / Фэнтези / Бэккер Р. Скотт / Воин кровавых времен - Чтение (стр. 5)
Автор: Бэккер Р. Скотт
Жанр: Фэнтези
Серия: Князь Пустоты

 

 


Саубон расхохотался и крикнул в ответ:

– Руом – это талисман против язычников, так, что ли?

– Да, – ответил князь Атритау. – До тех пор пока цитадель стояла, мы могли вернуться. Но теперь… Разве вы не видите? За этими горами люди собрались под знамена Лжепророка. Мы стоим на берегу языческого моря. Моря язычников!

Он умолк, поочередно обводя взглядом все Великие Имена.

– Без Руома возврата нет… Бог сжег наши корабли. После этого было единодушно принято решение: Священное воинство будет дожидаться айнонов и Багряных Шпилей.

Вдалеке от Асгилиоха, в своем большом шатре Элеазар, великий магистр Багряных Шпилей откинулся на спинку кресла – единственной роскоши, которую он позволил себе в этом безумном путешествии. Личные рабы мыли ему ноги в тазу с горячей водой. Полумрак шатра рассеивали три светильника. Покои наполнились клубами дыма, и по холсту стен плыли тени, превращая его в подобие испятнанной водой рукописи.

Путешествие оказалось не таким тяжелым, как он боялся, – во всяком случае, до сих пор. И тем не менее вечера, подобные нынешнему, неизменно вызывали у него ощущение постыдного облегчения. Сперва Элеазар думал, что причина тому – его возраст: в последний раз он выезжал за границы своих владений более двадцати лет назад. Старое корыто, думал он, глядя, как в вечерних сумерках его люди ставят шатры и палатки. Старое разбитое корыто.

Но затем магистр припомнил годы, когда бродил от города к городу. И понял, что страдает сейчас не от усталости. Элеазар восстановил в памяти, как лежал у костра, под звездным небом, и не было ни огромного шатра, укрывающего его от непогоды, ни шелковых подушек, ласкающих щеку, – лишь твердая земля да изнеможение путника, которому наконец-то удалось прилечь. Вот это была настоящая усталость! А сейчас? Сейчас его несут в паланкине, его окружают десятки рабов…

Магистр осознал, что облегчение, которое он испытывает каждый вечер, связано не с утомлением, а с противостоянием…

Попросту говоря, с Шайме.

Великие решения, размышлял магистр, оцениваются не только по их последствиям, но и по их завершенности. Иногда Элеазар буквально ощущал это как нечто осязаемое: неизбранный путь, ответвление истории, в котором Багряные Шпили отвергли оскорбительное предложение Майтанета и остались наблюдать за Священной войной со стороны. Этого ответвления не было на самом деле, и все же оно существовало, как ночь страсти может существовать в молящем взгляде рабыни. Элеазар видел его во всем: в нервном молчании, во взглядах, которыми обменивались адепты, в неослабевающем цинизме Инока, в хмурой гримасе генерала Сетпанареса. И казалось, оно насмехается над магистром, так же как избранный им путь, насмехается, суля опасность.

Присоединиться к Священному воинству! Элеазар привык иметь дело с вещами нереальными; это было его ремеслом. Но нереальность такого масштаба – присутствие Багряных Шпилей здесь – было почти невозможно переварить. Сама мысль об этом казалась иронией, но не той иронией, которой наслаждаются культурные люди – айноны в особенности, – а скорее той, что беспрестанно воспроизводит саму себя и превращает уверенность в зыбкую нерешительность.

Но на этом сложности не кончались: дом Икуреев плел заговоры с язычниками; Завет вел тайную Гностическую игру; все до единого агенты Шпилей в Сумне были раскрыты и казнены – хотя они, казалось, находились вне опасности до того, как Багряные Шпили вступили на территорию империи. Даже Майтанет, Великий шрайя Тысячи Храмов, и тот что-то мудрил.

Небольшое чудо Шайме действовало на него угнетающе. Небольшое чудо каждую ночь казалось передышкой.

Элеазар вздохнул; Мьяза, новая фаворитка, принялась натирать его правую ногу теплым ароматическим маслом.

«Неважно, – подумал он. – Сожаление – наркотик для глупцов».

Он запрокинул голову, наблюдая за девушкой из-под полуопущенных век.

– Мьяза, – сказал он, ухмыльнувшись в ответ на ее застенчивую улыбку. – Мммьязззааа…

– Хануману Элеазззааар, – выдохнула она в ответ. Дерзкая девчонка! Прочие рабыни потрясенно ахнули, затем захихикали.

«Вот паршивка!» – подумал Элеазар и потянулся сгрести ее в охапку. Но вид одетого в черное Ушера, что ступил на ковер и опустился на колени, остановил магистра.

Судя по всему, кто-то желает видеть его. Наверное, генерал Сетпанарес снова пришел жаловаться на скорость продвижения войска – а на самом деле на медлительность Багряных Шпилей. Дескать, так айноны доберутся до Асгилиоха последними. Ну и какое это имеет значение? Пускай их подождут.

– В чем дело? – неприязненно поинтересовался магистр. Молодой человек поднял голову.

– Великий магистр, к вам проситель.

– В такое время? Кто?

Ушер заколебался.

– Маг из школы Мисунсай, великий магистр. Некто Скалатей.

Мисунсай? Продажные твари – все до единого.

– Чего ему надо? – спросил Элеазар.

У него противно засосало под ложечкой. Ну вот, новые проблемы.

– Он толком не объяснил, – отозвался Ушер. – Сказал только, что прискакал сюда из Момемна, чтобы побеседовать с вами по неотложному делу.

– Сводник, – буркнул Элеазар. – Наемник сраный. Ладно, помурыжь его немного, а потом пускай заходит.

Ушер вышел. Рабы вытерли ноги Элеазара и надели на них сандалии. Затем он их отпустил. Когда последний раб покинул шатер, в покой вошел этот тип, Скалатей, в сопровождении двух вооруженных джаврегов.

– Оставьте нас, – велел Элеазар воинам-рабам.

Они согнулись в поклоне и тоже удалились.

Элеазар, не вставая с кресла, принялся разглядывать наемника. Тот был чисто выбрит на нансурский манер и облачен в скромную дорожную одежду: обтягивающие штаны, простая коричневая рубаха и кожаные сандалии. Похоже было, что он дрожит. Неудивительно. В конце концов, он стоит перед самим великим магистром Багряных Шпилей.

– Это чрезвычайно дерзко, мой брат-наемник, – сказал Элеазар. – Для подобных сделок есть свои каналы.

– Прошу меня простить, великий магистр, но для того, что я… что у меня имеется на продажу, никакие каналы не годятся.

Он поспешно добавил:

– Я… я – пералог белого пояса из ордена Мисунсай, великий магистр, нанят императорской фамилией в качестве аудитора. Император время от времени пользуется моими услугами, для подтверждения неких измерений, производимых Имперским Сайком…

Элеазар из вежливости стерпел эту тираду.

– Продолжай.

– Не м-могли бы мы… э-э…

– Не могли бы мы что?

– Не могли бы мы обсудить вопрос оплаты?

Ну, естественно. Кастовый лакей. Сутент. Никакого представления о правилах игры. Но джнан, как любят говорить айноны, не требует согласия. Если играет один, играет и другой.

Вместо ответа Элеазар принялся рассматривать длинные накрашенные ногти и рассеянно полировать их об одежду. Потом он поднял взгляд, будто поймал посетителя на мелкой неучтивости, и принялся изучать наемника как человек, отягощенный обязанностью решать вопросы жизни и смерти.

От сочетания молчания и внимательного разглядывания посетитель мгновенно потерял самообладание.

– П-простите м-мне м-мое рвение, великий магистр, – заикаясь, пробормотал Скалатей и рухнул на колени. – Знание и алчность слишком часто пришпоривают друг друга.

Хорошо сказано. У этого человека имеется кое-какой ум.

– Действительно, пришпоривают, – сказал Элеазар. – Но, возможно, тебе следует предоставить мне решать, кто из них куда поскачет.

– Конечно, великий магистр!.. Но…

– Никаких «но». Выкладывай.

– Конечно, великий магистр, – повторил Скалатей. – Это касается фанимских колдунов-жрецов, кишаурим… У них появилась новая разновидность шпионов.

Позабыв о манерах, Элеазар подался вперед.

– Говори дальше.

– П-простите, великий магистр, – выпалил наемник, – н-но я должен получить плату, прежде чем говорить дальше!

Нет, все-таки он дурак. Даже для адептов время всегда оставалось самым дорогим товаром. Скалатею следовало бы это знать. Элеазар вздохнул, потом произнес первое слово. Его глаза и рот вспыхнули фосфоресцирующим светом.

– Нет! – завопил Скалатей. – Пожалуйста! Я скажу! Не надо…

Элеазар остановился, но недосказанное заклинание продолжало эхом отдаваться в шатре. Тишина, когда она все-таки наступила, показалась абсолютной.

– Н-нак-кануне т-того дня, к-когда Священное воинство выступило из Момемна, – начал мисунсай, – меня вызвали в Катакомбы, чтобы я пронаблюдал за допросом шпиона – так они сказали. По-видимому, первый советник императора…

– Скеаос?! – воскликнул Элеазар. – Скеаос – шпион?! Мисунсай заколебался, облизал губы.

– Не Скеаос… Некто, прикидывающийся им. Или нечто… Элеазар кивнул.

– Тебе удалось заинтересовать меня, Скалатей.

– При допросе присутствовал сам император. Он громогласно потребовал, чтобы я опроверг выводы Сайка, чтобы я сказал, будто тут замешано колдовство… Первый советник, как вам известно, человек старый, однако же, когда его арестовывали, он убил или покалечил несколько человек из эотской гвардии – как мне сказали, голыми руками. Император… э-э… Разнервничался.

– Ну и что же ты увидел, аудитор? Была ли на нем Метка?

– Нет. На нем не было ни малейшего отпечатка колдовства. Но когда я сказал об этом императору, тот обвинил меня в сговоре с Сайком. Затем появился адепт Завета. Его привел Икурей Конфас…

– Адепт Завета? – перебил Элеазар. – Ты имеешь в виду Друза Ахкеймиона?

Скалатей сглотнул.

– Вы его знаете? Мы, мисунсаи, давно уже не интересуемся Заветом. Так ваше преосвященство утве…

– Ты хотел продать сведения, Скалатей, или купить их?

Мисунсаи нервно улыбнулся. – Продать, конечно же.

– Тогда рассказывай, что произошло дальше.

– Адепт Завета подтвердил мои выводы. Император обвинил его во лжи. Как я уже сказал, император… э… э…

– Разнервничался.

– Да. Но этот адепт Завета, Ахкеймион, тоже разволновался. Они заспорили…

– Заспорили?

Это почему-то не удивило Элеазара.

– О чем?

Мисунсаи покачал головой.

– Не помню. Кажется, речь шла о страхе. А потом первый советник заговорил с Ахкеймионом – на языке, которого я никогда прежде не слышал. Он узнал его.

– Узнал? Ты уверен?

– Абсолютно. Скеаос, чем бы он ни был, узнал Друза Ахкеймиона. А потом он – оно – затряслось. Мы смотрели на него в полном изумлении, а оно вырвало цепи из стены… Освободилось!

– Друз Ахкеймион ему помогал?

– Нет. Он перепугался точно так же, как и все остальные, если не больше. Началась суматоха, и это существо успело убить не то двоих, не то троих, прежде чем вмешался адепт Сайка и сжег его. Теперь я припоминаю, что он его сжег, невзирая на возражения Ахкеймиона. Вышел из себя.

– Ахкеймион хотел вступиться за это существо?

– Он даже пытался закрыть первого советника своим телом.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Я никогда этого не забуду, потому что именно тогда лицо первого советника… его лицо… оно… отчистилось.

– Отчистилось?

– Или развернулось… Оно просто… просто раскрылось, как кулак, но… Я не знаю, как это еще можно описать.

– Как кулак?

«Этого не может быть! Он лжет!»

– Вы мне не верите. Пожалуйста, поверьте, ваше преосвященство! Шпион был копией советника, двойником – без Метки! А это значит, что он – артефакт Псухе. Кишаурим. Это значит, что у них есть шпионы, которых невозможно распознать.

По телу Элеазара разлилось оцепенение.

«Я подверг мою школу риску».

– Но их Искусство слишком грубое…

Скалатей как-то странно воодушевился.

– И тем не менее другого объяснения я не вижу. Они отыскали способ создавать идеальных шпионов… Подумайте только! Как долго они могли нашептывать все, что захотят, на ухо императору? Императору! Кто знает, сколько…

Он умолк – очевидно, осознал, что слишком близко подобрался к сути дела.

– Вот почему я прискакал сюда в великой спешке. Чтобы предупредить вас.

У Элеазара пересохло во рту. Он попытался сглотнуть.

– Ты должен остаться с нами, чтобы мы могли… расспросить тебя поподробнее.

Лицо мисунсаи превратилось в маску ужаса.

– Б-боюсь, это н-невозможно, ваше преосвященство. Меня ждут при дворе.

Элеазар сцепил руки, чтобы скрыть дрожь.

– Отныне, Скалатей, ты работаешь на Багряных Шпилей. Твой контракт с Домом Икуреев расторгнут.

– Э-э, в-ваше преосвященство, я – прах перед вашей славой и могуществом – ваш раб! – но боюсь, что контракт мисунсаи нельзя расторгнуть по приказанию. Д-даже по вашему. Т-так что если я м-могу получить м-мою, м-мою…

– Ах да. Твоя плата.

Элеазар строго посмотрел на мисунсаи и улыбнулся с обманчивой снисходительностью. Несчастный глупец. Думает, что недооценил свою информацию. Это стоит куда больше золота. Намного больше.

Лицо мисунсаи сделалось непроницаемым.

– Полагаю, что не могу более медлить с отъездом.

– Ты пола…

И тут Элеазар едва не стал покойником. Скалатей начал свой Напев одновременно с репликой Элеазара, выиграв по времени один удар сердца – и этого почти хватило.

Молния прорезала воздух, с грохотом ударилась об оберег-зеркало великого магистра и отскочила. На миг ослепший Элеазар откинулся назад вместе с креслом и грохнулся на ковер. Он запел, даже не успев подняться на четвереньки.

Воздух наполнился всполохами пламени. Пляска огненных птиц…

Наемник завопил и в спешке принялся читать заклинание, чтобы усилить свои обереги. Но для Хануману Элеазара, великого магистра Багряных Шпилей, он был детской загадкой, решить которую не стоило труда. На Скалатея посыпались пылающие птицы, одна за другой. Поочередно они раскололи все его обереги. Затем из воздуха появились цепи; они пронзили руки и плечи мисунсаи, пересеклись, словно ниточки в детской игре паутинка, и Скалатей повис в воздухе.

Мисунсаи закричал.

Джавреги влетели в покои с оружием наголо и сразу же остановились в ужасе, завидев, что случилось с мисунсаи. Элеазар гневно рыкнул на них, велев убираться прочь.

Тут он заметил своего главного шпиона, Ийока; тот работал локтями, прокладывая себе дорогу среди отступающих воинов-рабов. Заядлый приверженец чанва спотыкался о ковры; его покрасневшие глаза были широко распахнуты, распухшие губы приоткрыты от возбуждения. Элеазар не припоминал, чтобы ему доводилось видеть на лице Ийока настолько сильные эмоции – во всяком случае, после того рокового нападения кишаурим, десять лет назад, перед… Перед объявлением войны.

– Эли! – воскликнул Ийок, глядя на пронзенную, корчащуюся фигуру Скалатея. – Это что такое?

Великий магистр рассеянно затоптал небольшой костерок на ковре.

– Подарок для тебя, старина. Еще одна загадка, которой следует найти решение. Еще одна угроза…

– Угроза? – возмутился Ийок. – Эли, что это значит? Что произошло?

Элеазар рассматривал вопящего мисунсаи с видом человека, которого отвлекают от работы. «Что мне делать?»

– Тот адепт Завета, – отрывисто спросил Элеазар, поворачиваясь к Ийоку. – Где он сейчас?

– Движется вместе с Пройасом. Во всяком случае, так я полагаю… Эли! Скажи…

– Друза Ахкеймиона необходимо доставить ко мне, – продолжал Элеазар. – Доставить ко мне или убить.

Лицо Ийока потемнело.

– Такие вещи требуют времени… планирования… Он же адепт Завета, Эли! Не говоря уже о том, что могут последовать ответные действия… Мы что, воюем с кишаурим и с Заветом одновременно? Ну нет, ничего подобного не будет, пока я не пойму, что происходит! Это мое право!

Элеазар поднял глаза на Ийока, и во взгляде его было такое же беспокойство. Его, наверное, впервые не пробрал озноб при виде полупрозрачного черепа друга. Напротив, это зрелище успокоило его. «Ийок! Это ты, ведь правда?»

– Это покажется неразумным… – начал Элеазар.

– Скорее откровенным бредом.

– Поверь, старый друг. Это не так. Необходимость делает разумным все.

– Да что за увертки?! – вскричал Ийок.

– Терпение… – отозвался Элеазар.

К нему постепенно возвращалось достоинство, приличествующее великому магистру.

– Для начала смирись с моим безумием, Ийок… А потом послушай, почему на самом деле я не сошел с ума. Но сперва позволь ощупать твое лицо.

– А зачем? – изумился Ийок. Скалатей взвыл.

– Мне нужно знать, что под ним есть кости… Такие, как полагается.

Впервые с тех пор, как они ушли из Момемна, Ахкеймион остался у вечернего костра один. Пройас устраивал пиршество для Великих Имен, и туда были приглашены все, кроме колдуна и рабов. Потому Ахкеймион праздновал сам с собой. Он пил с солнцем, прилегшим на склоны гор, с Асгилиохом и его разрушенными башнями, с лагерем Священного воинства, чьи бесчисленные костры мерцали в сумерках. Он пил до тех пор, пока голова не поникла, а мысли не превратились в мешанину доводов, возражений и сожалений.

Рассказывать Келлхусу о стоящей перед ним дилемме было безрассудством – теперь он это понимал.

Со времен той исповеди минуло две недели. За это время конрийское войско распрощалось с брусчаткой Согианского тракта и свернуло на рыжие, поросшие кустарником склоны нагорья Инунара. Ахкеймион шагал рядом с Келлхусом, как и прежде, отвечая на его вопросы, размышляя над его замечаниями – и поражаясь, постоянно поражаясь интеллекту молодого человека. На первый взгляд все казалось точно таким же, не считая исчезнувшей дороги, по обочине которой они шли раньше. Но в действительности изменилось все.

Ахкеймион думал, что разговор с Келлхусом облегчит его ношу, что честность избавит его от стыда. Глупец! Как он мог вообразить, будто его мучает тайность дилеммы, а не сама ее суть? Тайность была скорее целебна. Теперь же всякий раз, когда они с Келлхусом обменивались взглядами, Ахкеймион видел в его глазах отражение своей боли – и иногда ему начинало казаться, будто он задыхается. Он не только не уменьшил свою ношу – он удвоил ее.

– А что, – внезапно спросил Келлхус, – сделает Завет, если ты им расскажешь?

– Заберет тебя в Атьерс. Заточит. Станет задавать вопросы… Теперь, когда известно, что Консулы пошел вразнос, они пойдут на все, чтобы восстановить хотя бы видимость контроля. Они никогда не позволят тебе ускользнуть.

– Тогда ты не должен ничего им говорить, Акка!

Его слова полны были гнева и тревоги; его безрассудство напомнило Ахкеймиону об Инрау.

– А Второй Армагеддон? Как быть с ним?

– А ты уверен? Достаточно уверен, чтобы рисковать чужой жизнью?

Жизнь за мир. Или мир за жизнь.

– Ты не понимаешь! Ставки, Келлхус! Подумай о том, что поставлено на кон!

– Как я могу думать о чем-то другом? – парировал Келлхус.

Ахкеймион слышал, будто жрицы Ятвера всегда тащат к алтарю две жертвы – обычно молодых барашков; одного – чтобы положить под нож, а второго – как свидетеля священного пути. Таким образом, каждое животное, брошенное на алтарь, смутно понимало, что происходит. Для ятверианцев недостаточно было ритуала как такового: им требовалось осознание. Один барашек стоит десяти быков, – так когда-то сказала ему жрица, словно у нее была возможность судить о подобных вещах.

Один барашек стоит десяти быков. Тогда Ахкеймион рассмеялся. Теперь он понял.

Прежде эта дилемма бросала его в мучительную дрожь, словно он совершал тайный грех. Но теперь, когда Келлхус знал, она стала подавлять Ахкеймиона. Прежде ему удавалось хотя бы время от времени отдыхать в обществе этого незаурядного человека. Он мог притворяться обычным наставником. Но теперь, когда дилемма встала между ними, ощущение мучительного выбора неотвязно преследовало его, вне зависимости от того, отводил Ахкеймион взгляд или нет. Не было больше никакого притворства, никакой «забывчивости». Только острый нож бездействия.

И вино. Сладкое неразбавленное вино.

Когда они прибыли в полуразрушенный Асгилиох, Ахкеймион, наверное, от безысходности, начал учить Келлхуса алгебре, геометрии и логике. Есть ли лучший способ отвлечь душу от терзаний, заменить уверенностью мучительные сомнения? Пока другие наблюдали за ними со стороны, смеялись и чесали в затылках, Ахкеймион с Келлхусом часами напролет царапали доказательства прямо на земле. Через несколько дней князь Атритау вывел новые аксиомы и принялся сочинять теоремы и формулы, которые никогда не приходили Ахкеймиону в голову и уж подавно не встречались в классических текстах. Келлхус даже доказал ему – доказал! – что логике, положенной Айенсисом в основу «Силлогистики», предшествует некая более глубинная логика, та, что опирается на связи между целыми предложениями, а не только между подлежащим и сказуемым. Две тысячи лет постижения и проникновения в суть вещей оказались перечеркнуты пыльной палочкой в руке Келлхуса!

– Но как?! – воскликнул Ахкеймион. – Как!

Келлхус пожал плечами.

– Просто я это вижу.

«Он здесь, – пришла Ахкеймиону в голову абсурдная мысль, – но он одновременно и не со мной…» Если все люди смотрят на мир с того места, на котором стоят, значит, Келлхус стоит где-то в отдалении от прочих. Но не находится ли это место вообще за пределами понимания Друза Ахкеймиона?

Все тот же вопрос. Надо выпить еще.

Ахкеймион покопался в сумке и вытащил схему, которую набросал по дороге из Сумны в Момемн. Он поднес схему к огню и поморгал, пытаясь сфокусироваться на пергаменте. Все надписи были соединены между собою, не считая одной-единственной.

«АНАСУРИМБОР КЕЛЛХУС»

Взаимосвязи. Все сводилось к взаимосвязям, точно так же, как в арифметике или логике. Ахкеймион нарисовал то, в чем не сомневался, – например, связь между императором и Консультом, и то, о чем мог только догадываться, – связь между Майтанетом и Инрау. Тонкие линии: одна – проникновение Консульта к императорскому двору, вторая – убийство Инрау, третья – война Багряных Шпилей против кишаурим, четвертая – поход Священного воинства, и так далее. Чернильные штрихи, обозначающие взаимосвязи. Тонкий черный скелет.

Но куда вписать Келлхуса? Где его место?

Ахкеймион нервно рассмеялся, борясь с желанием швырнуть пергамент в огонь. Дым. Быть может, все эти связи – не более чем дым. Дым, а не чернила. Трудно разглядеть и невозможно ухватить. Не в том ли проблема? Глобальная проблема, касающаяся всего на свете?

Мысль о дыме заставила Ахкеймиона подняться на ноги. Он покачнулся, потом наклонился за сумкой. Снова задумался, не бросить ли схему в костер, но не стал – у него был богатый опыт совершенных спьяну ошибок – и положил пергамент к прочим вещам.

С сумкой на одном плече и Ксинемовым бурдюком на другом Ахкеймион побрел во тьму, спотыкаясь, смеясь про себя и думая: «Да, дым… Мне нужен дым». Гашиш.

А почему бы и нет? Все равно скоро конец света.

Когда солнце село за горы Унарас, каждый костер превратился в круг света, а весь лагерь – в черную ткань с рассыпанными по ней золотыми монетами. Поскольку конрийцы прибыли в числе первых, то обосновались на холмах у стен Асгилиоха, поближе к воде. В результате Ахкеймион шел все вниз и вниз, словно спускался в преисподнюю.

Он шел и спотыкался, исследуя артерии темных проходов между шатрами. Много кто попадался ему на пути: пьянствующие компании; солдаты, бродящие в поисках отхожего места; рабы, спешащие с поручениями, и даже жрец Гильгаоала, который что-то монотонно читал нараспев и помахивал тушкой ястреба, висящей на кожаном шнуре. Время от времени он замедлял шаг, смотрел на грубые лица людей, теснящихся у каждого костра, смеялся над их ужимками или размышлял над хмурыми взглядами. Он смотрел, как они пыжатся и расхаживают взад-вперед, как бьют себя в грудь и похваляются друг перед другом. Скоро они обрушатся на язычников. Скоро они сойдутся с ненавистным врагом. «Бог сжег наши корабли!» – взревел какой-то галеот с голым торсом, сперва на шейском, потом на родном языке. «Воссен хэт Вотта грефеарса!»

Время от времени Ахкеймион останавливался и вглядывался в темноту за спиной. Старая привычка.

Через некоторое время он устал и почти протрезвел. Он надеялся, что Судьба, Анагке, приведет его к проституткам, путешествующим вместе с армией; в конце концов, ее тоже частенько называют шлюхой. Но она, как обычно, подвела – вот продажная дрянь. Ахкеймион набрался наглости и стал подходить к кострам, спрашивая дорогу.

– Это ты зря, приятель, – сказал ему на одной из стоянок уже немолодой мужчина, у которого не хватало передних зубов. – Сейчас гон только у мулов. У быков и у мулов.

– Это хорошо, – сказал Ахкеймион, ухватившись за пах на тидонский манер. – По крайней мере, размеры подходящие.

Старик и его товарищи расхохотались. Ахкеймион подмигнул им и приложился к бурдюку.

– Ну, тогда иди туда, – крикнул какой-то остряк, указывая в темноту. – Надеюсь, у твоей задницы глубокие карманы!

Ахкеймион поперхнулся, да так, что вино пошло носом, и несколько мгновений стоял, пытаясь откашляться. Это так всех развеселило, что ему дали место у костра. Ахкеймион, закоренелый бродяга, был привычен к обществу воинственных незнакомцев и некоторое время наслаждался компанией, вином и собственной безымянностыо. Но когда расспросы сделались слишком дотошными, Ахкеймион поблагодарил солдат и продолжил путь.

Привлеченный барабанным боем, Ахкеймион пересек пустынную часть лагеря и очутился в районе, где обосновались проститутки. Там Ахкеймион на каждом шагу то натыкался на чье-то плечо, то вжимался в чью-то спину. Кое-где ему приходилось в темноте проталкиваться через толпу, где лишь головы, плечи да лица белели в тусклом свете Небесного Гвоздя. В других местах были воткнуты в землю факелы, и вокруг них устроились где музыканты, а где торговцы. Иногда попадались бордели, обнесенные кожаными загородками. Некоторые проходы похвалялись настоящими фонарями. Ахкеймион видел молодых Людей Бивня – сущих мальчишек, – которых рвало от излишка спиртного. Он видел десятилетних девочек, которые вели крепко сбитых воинов в шатры. Он даже заметил мальчишку с изрядным слоем косметики на лице, который смотрел на проходящих мужчин с боязливым обещанием. Он видел палатки ремесленников и несколько импровизированных кузней. За развевающимися занавесями опиекурильни он видел людей, которые двигались так, словно их дергали за веревочки. Он прошел мимо позолоченных шатров культов: Гильгаоала, Ятвера, Мома, Айокли, даже малопонятного Онкиса, которого особенно любил Инрау, и бесчисленного множества прочих. Он отмахивался от вездесущих нищих и смеялся над адептами, пытавшимися всучить ему глиняные таблички с благословениями.

В некоторых местах вообще не было шатров – только примитивные навесы, сооруженные из палок, бечевы, раскрашенной кожи или обычных циновок. В одном из проходов Ахкеймион успел заметить не менее дюжины пар, мужчин и женщин, совокуплявшихся у всех на виду. Однажды он притормозил, чтобы посмотреть на невероятно красивую норсирайку, удовлетворявшую двух мужчин одновременно, но к нему тут же прицепился чернозубый тип с дубинкой и потребовал монету. Потом он понаблюдал за старым, покрытым татуировками отшельником, пытавшимся поиметь толстую женщину. Он видел чернокожих зеумских проституток, танцевавших в своей странной, кукольной манере и одетых в кричащие яркие платья из поддельного шелка, – карикатуры на замысловатую изысканность, столь свойственную их далекой стране.

Первая женщина скорее нашла его, чем он ее. Когда Ахкеймион шел по особенно темному проходу между полотняными хибарами, он услышал хриплое дыхание, а потом почувствовал, как маленькие руки обхватили его сзади и принялись ощупывать пах. Когда он повернулся и обнял женщину, она показалась ему довольно хорошо сложенной, но он практически не мог разглядеть в темноте ее лица. Женщина уже принялась теребить его мужское достоинство через одежду, бормоча:

– Всего один медяк, господин. Всего медяк за ваше семя… Ахкеймион заметил ее кривую улыбку.

– Два медяка за мой персик. Хотите мой персик? Ахкеймион почти против воли поддался легким движениям ее рук, и у него перехватило дыхание. Но потом мимо протопала с факелами колонна кавалеристов – имперских кидрухилей, – и Ахкеймион увидел ее лицо: пустые глаза и потрескавшиеся губы…

Он оттолкнул женщину и полез за кошельком. Выудил оттуда медяк, намереваясь отдать его, но уронил монетку на землю. Женщина упала на колени и с ворчанием принялась искать ее… Ахкеймион позорно бежал.

Вскоре после этого он принялся рыскать в темноте, рассматривая группу сидевших у костра проституток. Они пели и хлопали в ладони, а одна из них, плоскогрудая кетьянка, танцевала; из одежды на ней было лишь одеяло, обмотанное вокруг бедер. Ахкеймион знал, что это распространенный обычай. Они будут по очереди отплясывать непристойные танцы и выкрикивать призывы в окружающую темноту, нахваливая свой товар.

Сперва Ахкеймион рассмотрел женщин, прячась под покровом темноты. Танцевавшая девушка ему не понравилась – больно уж она смахивала на лошадь. А вот молодая норсирайка, которая повернула хорошенькое личико и запела, как дитя… Она сидела на земле, вытянув ноги перед собой, и блики костра время от времени освещали внутреннюю сторону ее бедер.

Когда Ахкеймион наконец вышел к ним, они тут же подняли гам, словно рабы на аукционе, рассыпаясь в обещаниях, которые мгновенно сменились насмешками, как только он взял за руку галеотку. Несмотря на выпитое, Ахкеймион так разнервничался, что ему трудно было дышать. Она выглядела такой красивой. Такой нежной и неиспорченной.

Прихватив свечу, девушка потянула его в темноту и в конце концов привела к ряду примитивных шалашей. Она сбросила покрывало и забралась под грязную кожу. Ахкеймион стоял над ней, ловя ртом воздух; ему хотелось надышаться бледным великолепием ее нагого тела. Однако дальняя стена шалаша состояла из тряпок, связанных между собою веревками. И сквозь нее Ахкеймион видел сотни людей, снующих туда-сюда по темному проходу.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43