Всевидящее око

Я провел рукой по классной доске, ощутив шершавость черной поверхности.

– Но этим история не кончилась. Через полгода проповедник бросил жену и сбежал с той женщиной. И не просто бросил. Он убил жену, поскольку, видите ли, не желал быть двоеженцем. Парочку настигли в нескольких милях от канадской границы. Никто из знавших их обоих даже не подозревал, что они любовники. Никто, кроме меня… Впрочем, я тоже этого не знал. Я просто это увидел и почувствовал, что между ними есть какие-то отношения.

Я повернулся. По с холодной улыбкой глядел на меня.

– Полагаю, мистер Лэндор, тогда-то вы и нашли свое жизненное призвание.

Любопытно, что другие кадеты, с кем я беседовал наедине, держались столь же скованно и настороженно, как и в присутствии капитана Хичкока. По заметно отличался от них. С самого начала наших отношений он держался со мной… нет, не фамильярно, а так, словно мы с ним родственники. Например, дядя и племянник.

– Хочу вас спросить, – как ни в чем не бывало продолжал я. – Помните, как вы догоняли шеренгу и пристроились в ее хвост?

– Помню. А что?

– Меня поразило, что один из кадетов словно ожидал вашего появления. Он шел, оставляя для вас пространство. Кто этот кадет? Ваш друг? Или вы делите с ним комнату?

Простой вопрос несколько озадачил По.

– Вы угадали, мистер Лэндор. Мы живем с ним в одной комнате, – помолчав, ответил мой потенциальный помощник.

Я так и подумал. И знаете, что натолкнуло меня на эту мысль? То, как он повернул голову. Он ведь не вздрогнул от неожиданности. Следовательно, он ждал вашего появления. Так все-таки, кто он вам? Друг? Или должник?

По запрокинул голову и стал разглядывать беленые потолочные балки.

– И то и другое. Я пишу для него письма.

– Как это понимать? Он что же, неграмотен?

– Вопиюще безграмотен. А в Северной Каролине у Джареда – так его зовут – есть возлюбленная. Они помолвлены и должны пожениться, когда он окончит академию. Боюсь, с постоянными мыслями о ней Джаред вряд ли дотянет до выпуска.

– Тогда зачем вы пишете для него письма?

Допустим, по душевной слабости. Мне жаль парня. Для него что-нибудь сочинить на бумаге – сущая пытка. Я как-то битый час объяснял ему, чем косвенное дополнение отличается от прямого. Кучу примеров привел. А он лишь тупо смотрел на меня и хлопал глазами. И знаете, мистер Лэндор, судьба словно в насмешку дала Джареду красивый почерк. Так что я просто набрасываю ему текст очередного billet-doux[46], а он потом переписывает своей рукой.

– А вдруг эта девушка заподозрит, что письма написаны не Джаредом?

– Я стараюсь писать так, как он говорит. Строю неуклюжие фразы и не забываю добавить грамматических ошибок. Небольшое литературное приключение. Меня это развлекает.

Я вернулся на скамейку, сев напротив По.

– С вашей помощью я сегодня узнал кое-какие весьма интересные вещи. И все только потому, что тогда я заметил повернувшегося к вам Джареда. А несколькими днями раньше вы заметили сбившегося с шага Лугборо. Впечатляющие совпадения, не так ли?

По хмыкнул и опустил глаза, разглядывая носки сапог. Затем пробормотал, обращаясь скорее к себе, чем ко мне:

– Поймать кадета… на кадета – и вправду, не забавно ль это?

– Пока нельзя утверждать, что убийцей и осквернителем тела был кадет. Но иметь в кадетской среде толкового помощника – это бы существенно ускорило ход расследования. Не могу представить, чтобы кто-нибудь справился с такой задачей лучше вас. И вряд ли кому-то это доставило бы большее удовольствие, чем вам. Вам же нравится принимать брошенные вызовы.

– И в чем должна заключаться моя миссия? Просто в наблюдении?

– Не торопитесь. Постепенно направление наших поисков станет более отчетливым, и тогда ваша задача обозначится яснее. А для начала я хочу вам кое-что показать. Это клочок записки. Попробуйте восстановить ее содержание. Само собой, – добавил я, – расшифровка должна производиться втайне от посторонних глаз. И с максимальной точностью. Учтите: точность никогда не бывает чрезмерной.

– Понимаю, – коротко ответил По.

– Точность – суть этой работы.

– Понимаю, – повторил он.

– А теперь, кадет По, я хочу услышать ваш ответ на предложение о сотрудничестве. Объяснения излишни. Скажите только «да» или «нет».

Впервые за все время нашего разговора По встал со скамьи. Он сделал несколько шагов к окну и выглянул наружу. Не стану гадать, какие чувства владели им, но один его трюк я разгадал. Этот парень был прирожденным актером и знал: чем дольше он стоит и молчит, тем весомее мне покажется его ответ.

– Я говорю «да», – наконец изрек По.

Когда он повернулся ко мне, я увидел на его лице кривую, насмешливую улыбку.

– Мне доставляет извращенное удовольствие быть вашим шпионом, мистер Лэндор.

– А мне такое же извращенное удовольствие – быть вашим начальником.

Не сговариваясь, мы пожали друг другу руки. Рукопожатие было официальным, как и все последующие. Пожав руки, мы тут же их отдернули, словно этим заурядным жестом уже нарушили какие-то правила.

– Не смею вас больше задерживать, не то вы опоздаете на обед, – сказал я. – Как вы насчет того, чтобы встретиться в воскресенье, после кадетского богослужения? Вы сумеете незаметно добраться до гостиницы Козенса?

По дважды кивнул и приготовился уйти. Он стряхнул с мундира мел, нахлобучил кожаную шляпу, после чего шагнул к двери.

– Можно вам задать еще один вопрос? – остановил его я.

– Конечно, мистер Лэндор.

– Это правда, что вы – убийца?

Такой слащавой, лицемерной улыбки на его лице я больше никогда не видел. Представь, читатель, арку ровных белых зубов, из-под которой струится невидимый нектар.

– Нужно точнее задавать вопросы, мистер Лэндор. Как можно точнее.

Письмо Гэса Лэндора, адресованное Генри Керку Рейду

30 октября 1830 года

Отправлено на адрес конторы

«Рейд инквайерз лимитед»

для передачи адресату;

Грейси-стрит, д. 712,

Нью-Йорк

Дорогой Генри!

Прошла целая вечность с тех пор, как я подавал весточку о себе. Прошу меня великодушно простить за долгое молчание. Едва мы поселились в Баттермилк-Фолс, я все время подумывал навестить тебя. Но увы: дни проходят, пароходы проплывают, а Лэндор так и сидит в своем домике. И все-таки я не теряю надежды на нашу встречу.

А пока я прошу тебя кое-что для меня сделать. Разумеется, не бесплатно; я заплачу столько, сколько стоят затраченные усилия. Поскольку я заинтересован в скорейшем выполнении моей просьбы, сумма вознаграждения будет еще выше.

Теперь о сути моей просьбы… Мне необходимо получить сведения о некоем Эдгаре А. По, уроженце Ричмонда. В настоящее время он является кадетом четвертого класса Военной академии Соединенных Штатов. До этого он служил в американской армии. Он также издал две книги своих стихов. Это все, что мне о нем известно. Я прошу тебя собрать об Эдгаре По любые доступные сведения, включая историю его семьи и условия, в которых он рос и воспитывался. Мне желательно знать род его прежних занятий, а также то, не оказывался ли он в затруднительных обстоятельствах и не тянутся ли за ним какие-либо «хвосты».

В особенности меня интересует, не совершал ли упомянутый По каких-либо серьезных преступлений, например убийств.

Как я уже писал выше, дело не терпит отлагательств. Если ты сумеешь в течение ближайшего месяца собрать просимые сведения и прислать их сюда, я – твой пожизненный слуга на земле и поручитель у райских врат (мне самому там, боюсь, делать нечего).

Не стесняйся представить мне весь перечень своих затрат, связанных с выполнением моего поручения.

Прошу тебя, не забудь поклониться от меня Рейчел. Когда будешь писать ответ, пожалуйста, обрисуй мне чудовище, именуемое омнибусом, которое нынче угрожает заполонить нью-йоркские улицы. До меня доходят лишь отрывочные сведения (преимущественно слухи), однако мне сдается, что наступает конец кебам и цивилизации вообще. Я еще могу обойтись без цивилизации, но совершенно не представляю жизни без кебов.

Искренне твой,

Гэс Лэндор

Письмо Гэсу Лэндору

30октября 1830 года

Дорогой мистер Лэндор!

Это письмо, которое я оставляю для Вас в гостинице, предваряет нашу следующую встречу.

Ваше настоятельное требование точности во всем вдохновило меня на написание сонета. Возможно, Вы найдете его вполне уместным (правда, когда я его писал, то помнил, что Вы «не слишком разбираетесь в поэзии»).

Наука! Истинная дочь времен былых!

Твой острый взгляд на свете все меняет.

Зачем ты из души поэта изгоняешь стих

И селишь там банальных мыслей стаю?

Как может он любить тебя иль мудрою считать,

Иль знать, что будешь рядом и рассеешь страх,

Когда миры иные он отправится искать

И к звездам воспарит на трепетных крылах?

Дианы колесница сломлена тобой,

Гамадриад древесных ты лишила крова,

И смех наяд над светлою водой

Старанием твоим мне не услышать снова.

Что медлишь? Прогони эльфиек из зеленых трав,

А следом и меня, мечты мои поправ.

Что же касается меня – именно поэзия дает мне спасительный глоток воздуха, когда я задыхаюсь в миазмах стереометрии и алгебры Лакруа[47]. (Сейчас поймал себя на мысли, что, пожалуй, стоило бы еще поработать над двумя завершающими строками сонета.)

Заранее сообщаю Вам, мистер Лэндор: у меня есть новое (пока еще недописанное) стихотворение, с которым я все-таки намерен Вас ознакомить. Мне думается, оно имеет непосредственное отношение к нашему расследованию.

Остаюсь Вашим преданным слугой,

Э. П.

Письмо кадету четвертого класса Эдгару А. По

31 октября 1830 года

Мистер По!

Я прочел Ваш сонет с величайшим удовольствием и (надеюсь, Вы меня простите) смущением. Боюсь, мой кругозор недостаточно широк для понимания мира наяд и гамадриад[48]. Жаль, что рядом нет моей дочери. Она бы перевела все это на доступный мне язык. В романтической поэзии она чувствовала себя как рыба в воде и знала Мильтона[49] вдоль и поперек.

Надеюсь, моя поэтическая непросвещенность не помешает Вам и впредь знакомить меня с Вашими стихами вне зависимости от того, связаны или не связаны они с предметом наших занятий. Думаю, мне не помешает восполнить пробел в части изящной словесности, и, если Вы явитесь моим учителем, я буду Вам только благодарен.

Что касается науки… убедительно прошу не смешивать то, чем я занимаюсь, с наукой.

Ваш Г. Л.

P. S. Дружеское напоминание: мы встречаемся в воскресенье, в полдень, после кадетского богослужения. В гостинице я занимаю двенадцатый номер.

Газета «Покипси[50] джорнел» от 31 октября 1830 года Колонка «Разное»

Школа для девушек. – С 30 августа начались и продолжаются занятия в школе миссис Э. X. Путнам на Уайт-стрит, 20. В школе обучаются тридцать девушек. Занятия английским языком проводит сама миссис Путнам. Уроки французского языка, музыки, рисования и чистописания ведут первоклассные учителя.

Ужасное происшествие. – В пятницу были обнаружены корова и овца, принадлежащие Элиасу Хамфрису из Хэверстро. Вид обоих животных способен вызвать ужас. Мало того, что у коровы и овцы были перерезаны глотки. По словам мистера Хамфриса, у них самым жестоким образом были вырваны сердца. Пока неизвестно, кто совершил эти отвратительные надругательства над бедными животными. Нам сообщили, что схожая участь постигла корову, принадлежавшую Джозефу Л. Рою, соседу мистера Хамфриса. Однако мы не располагаем какими-либо доказательствами, подтверждающими правдивость этого сообщения.

Пошлина с каналов. – Сумма пошлины, взимаемой за пользование каналами штата, на первое сентября составила 514 тыс. долларов, что почти на 100 тыс. больше предыдущих сборов…

Рассказ Гэса Лэндора

9

31 октября

– Надо же! Корова и овца! – воскликнул капитан Хичкок, размахивая газетой, словно мечом. – Уже и скот стал жертвой этого безумца. Неужели теперь будут гибнуть коровы?

– Я не желаю ничьей гибели, но в данной ситуации лучше коровы, чем кадеты, – сказал я.

Хичкок по-бычьи раздул ноздри. Глаза у него налились кровью. Да, не приведи господь какому-нибудь кадету попасться под руку разгневанному капитану!

– Прошу вас, капитан, не надо тревожиться раньше времени. Откуда мы знаем, что это был тот же самый злоумышленник?

– Если не он, тогда налицо редкостное совпадение! – все еще пылая гневом, буркнул капитан Хичкок.

, – Хотя бы одно утешает: похоже, этот безумец оставил своим вниманием Вест-Пойнт.

Хмурясь, Хичкок коснулся эфеса своего форменного меча.

– Хэверстро совсем недалеко отсюда, – сказал он. – Любой кадет доберется туда за час или даже быстрее, если сумеет раздобыть лошадь.

– Вы правы, капитан. Кадету несложно туда добраться. А офицеру?

Не знаю, может, во мне подспудно бродила мысль спровоцировать этого храброго воина и честного гражданина, иначе бы я не задал такой вопрос.

Ответом мне был стальной взгляд и легкое покачивание головы. Затем последовали вопросы, касавшиеся расследования. Капитан желал знать, осмотрел ли я ледник и что там обнаружил. Я отвечал, что ледник осмотрел, но кроме льда ничего там не нашел. Ни похищенного сердца, ни каких-либо зацепок.

Далее капитана интересовало, говорил ли я с преподавателями академии и что они мне сказали. Да, кое с кем я успел поговорить. Преподаватели с похвалой отзывались об успехах Лероя Фрая в минералогии и топографии. От них я также узнал, что покойный кадет любил ореховые чипсы. Пробелы по части фактов мои собеседники постарались заполнить своими теориями. Лейтенант Кинсли посоветовал мне обратить внимание на положение звезд. Профессор Чёрч полюбопытствовал, слышал ли я о жестоких обрядах, существовавших у друидов. Капитан Инеас Маккей, квартирмейстер академии, уверил меня, что похищение сердца – это ритуал, бытующий у индейцев племени семинолов. Правда, добавил он, нынче ритуал совершается все реже, однако еще не канул в прошлое.

Хичкок выслушал мои слова, плотно сжав губы. Когда я кончил говорить, он медленно, с шипением, выдохнул.

– Не стану от вас скрывать, мистер Лэндор: сейчас моя обеспокоенность выше, чем в день нашей первой встречи. Совершено надругательство над телом молодого человека. Проходит несколько дней, и схожее надругательство совершается над бессловесной скотиной. Между обоими злодеяниями должна быть какая-то связь, но я не в состоянии ее найти. Я не могу понять, зачем ему… зачем злоумышленнику понадобились…

Все эти сердца, – договорил за него я. – Вы правы: обыденная логика тут пасует. Однако мой помощник, кадет По, думает, что убийство и изъятие сердца совершил поэт.

Хичкок резко провел по рукавам мундира, снимая несуществующие пылинки.

– В таком случае мы должны последовать совету Платона и изгнать из общества всех поэтов. И первым кандидатом на изгнание станет кадет По.

Воскресный день, о котором я собираюсь рассказать, был прохладным. Время тянулось еле-еле. Я сидел в гостиничном номере возле открытого окна. Сверху лента Гудзона просматривалась едва ли не до Ньюбурга[51]. Пожалуй, еще дальше – вплоть до Шавангункских гор. Небо покрывали облака, похожие на ветхие лоскуты. По речной воде тянулась золотистая солнечная дорожка, которую норовил смять ветер. Он налетал со стороны прибрежных оврагов, покрывая Гудзон полосами ряби.

К причалу Вест-Пойнта подходило судно «Палисадо» – один из пароходов компании «Норт-ривер». Четыре часа назад он покинул нью-йоркскую гавань. Все палубы были густо усеяны пассажирами. Люди перегибались через перила палубных балюстрад; более осторожные и чувствительные к солнечным лучам оставались под навесами. Словно цветы на лугу, мелькали розовые шляпки и красно-синие полосатые зонтики. Некоторые дамы предпочитали головные уборы, украшенные темно-лиловыми страусиными перьями. Наверное, даже в райских садах не встречалось такого разнообразия тонов и оттенков.

Раздался свисток боцмана. Его тут же перекрыл пароходный гудок. Палубные матросы торопливо сбросили сходни. Осторожно ступая по прогибающимся доскам, на берег сошла очередная партия визитеров, решившая навестить королевство Сильвейнуса Тайера. Следом матросы равнодушно тащили их багаж.

Я еще какое-то время наблюдал за прибывшими, пока не заметил, что все как один смотрят на мое окно. Неужели их так привлекла моя физиономия? Я вдруг сделался объектом пристального внимания: на меня были устремлены стекла театральных и более мощных биноклей. Мне это не льстило, а наоборот – раздражало. Я встал со стула и отошел назад. Визитеры пропали из поля зрения, однако я чувствовал, что они продолжают глазеть на пустое окно. Вместо размышлений о причинах я решил закрыть окно и опустить жалюзи. Я взялся за шпингалет и только сейчас обратил внимание на… чью-то руку, вцепившуюся в оконный косяк.

Насколько помню, я не вскрикнул и даже не шевельнулся. Меня обуяло любопытство. Схожее любопытство, думаю, должен испытывать пехотинец, глядя на подлетающее к его голове пушечное ядро. Я стоял посреди комнаты и просто смотрел. Вскоре за косяк ухватилась вторая рука. Послышалось негромкое сопение. Затем показалась знакомая кожаная шляпа, мокрые от пота пряди черных волос и два больших серых глаза, пристально оглядывающих комнату. Далее моему взору предстали раздутые ноздри и крепко стиснутые зубы.

Кадет четвертого класса По не забыл о нашей встрече.

Он молча лег животом на косяк, переводя дыхание и восстанавливая силы. Помогая себе руками, этот отчаянный парень вскарабкался на подоконник и наконец спрыгнул на пол. Сорвав с головы шляпу, кадет откинул волосы и церемонно, на европейский манер, поклонился.

– Прошу извинить мое опоздание, – отирая потный лоб, сказал он. – Надеюсь, я не заставил вас ждать.

Я молча глядел на него. По несколько оторопел.

– Мистер Лэндор, мы же договаривались встретиться в воскресенье, после кадетского богослужения. Вот я и пришел.

Я выглянул вниз. Должно быть, читатель помнит: мой номер находился на третьем этаже. Добавьте к этому отвесный склон высотою не менее ста футов, берег, усеянный камнями, и воду.

– Вы просто мальчишка, – наконец сказал я. – Глупый, самоуверенный мальчишка.

– Простите, мистер Лэндор, не вы ли просили меня прийти днем? Как еще я мог пробраться к вам незамеченным?

– Незамеченным? – повторил я, шумно захлопывая окно. – Да на вас глазели все пароходные пассажиры. Хуже того, вы привлекли внимание прибывших сюда визитеров. Что, по-вашему, они должны думать, видя, как некто лезет по водосточной трубе к гостиничному окну? Не удивлюсь, если через несколько минут в номер явятся караульные.

Я замер возле двери, будто на самом деле ждал появления отряда бомбардиров. Но в коридоре было тихо. Я вдруг почувствовал, что не могу долго сердиться на По.

– Вы же могли сорваться и разбиться насмерть, – пробормотал я, усаживаясь на свой стул.

Падать в воду совсем не страшно, мистер Лэндор, – без тени улыбки возразил мне кадет. – Не сочтите мои слова хвастовством, но я прекрасно плаваю. Уже в свои пятнадцать я плавал в реке Джеймс[52], одолевая по семь с половиной миль. И это на июньской жаре. Добавлю, я плыл против течения, а его скорость никак не меньше трех миль в час. Байрон хвалился, что на утлой лодке пересек Геллеспонт[53]. Мне его плавание показалось бы детской забавой.

Отерев рукавом лоб, кадет По уселся в кресло-качалку возле окна и стал последовательно дергать себя за пальцы. Похрустывание суставов напомнило мне собственные манипуляции с пальцами мертвого Лероя Фрая.

Я присел на краешек кровати.

– Скажите, а как вы узнали, в каком номере я нахожусь?

– Очень просто. Подходя к гостинице, я увидел вас в окне. Я тщетно пытался привлечь ваше внимание, но увы. Зато я рад вам сообщить, что восстановил содержание записки.

Он полез во внутренний карман мундира и извлек бумажный клочок. Спиртовая ванна сделала бумагу жесткой. По аккуратно развернул клочок, положил на кровать, а сам уселся на корточки. Я вновь увидел знакомые ряды букв:

СК

ТРЕТ Я

НАЗВ

РОС

– Мистер Лэндор, может, мне стоит изложить свои дедуктивные рассуждения по поводу этого обрывка? – спросил По и, не дожидаясь моего ответа, продолжил: – Начнем с самой записки. Что мы можем о ней сказать? Вроде бы не очень много: она написана карандашом, печатными буквами и имеет явно выраженный личный характер. В момент смерти она была у Лероя Фрая при себе, что позволяет сделать следующий вывод: содержание записки послужило весьма серьезным основанием, чтобы заставить кадета на ночь глядя покинуть казарму. Рассуждаем дальше. Остальная часть записки – большая ее часть – была вырвана из рук Фрая. Спрашивается, почему? Вероятно, написавший записку опасался, что она может, образно говоря, навести на его след. Как видите, записка написана довольно корявыми печатными буквами. Вот вам еще одно свидетельство, что ее автор – человек осторожный и не жаждущий разоблачения. Можно ли на основе только этих фактов сделать какие-либо выводы? Правильнее сказать – допущения. Рискну попробовать. Мне думается, в записке содержалось приглашение. А может, кадета заманивали в… ловушку.

Прежде чем произнести последнее слово, По сделал выразительную паузу. Чувствовалось, парень наслаждался ходом своих рассуждений.

– Памятуя все вышесказанное, сосредоточим наши усилия на третьей строчке этого загадочного отрывка. Глаз так и притягивается к коротенькому слову АЗ. Ум начинает вспоминать библейские строки, что-нибудь вроде «Аз воздастся». Однако, как ни заманчив этот путь, нас он заведет в тупик. Остается пойти по другому пути, предположив, что АЗ – не слово, а лишь его часть. И здесь, мистер Лэндор, мои скромные познания в лексикографии позволяют говорить об использовании повелительного наклонения. Тем более что совсем рядом стоит буква Н. Карандаш был с плохим графитом. Знаю я такие карандаши: чуть проведешь пальцем – и написанное стирается. Но я готов дать голову на отсечение: рядом с Н стояло Е. Отсюда вопрос: частью какого словесного повеления является АЗ? Кое-какие догадки дает идущая дальше буква В. Допустим, автор написал: «НЕ РАССКАЗЫВАЙ». Против такого допущения есть по меньшей мере два возражения. Во-первых, кадет Фрай и так не стал бы болтать о содержимом записки. А во-вторых – Н стоит достаточно близко от АЗ. Шесть букв туда просто не поместятся… Сделаем новое допущение: «НЕ ПОКАЗЫВАЙ». Опять-таки маловероятно, чтобы скрытный Фрай захотел кому-либо показать эту записку. И места для трех букв тоже маловато. Букв перед АЗ было только две. Ведем рассуждения дальше: злоумышленник хотел, чтобы Фрай оказался в определенном месте в определенное время. Какое слово напрашивается само собой? Конечно же, ОПАЗДЫВАЙ! Глагол в повелительном наклонении с отрицанием, усиливающим повеление. Вот так, мистер Лэндор, я восстановил третью строчку записки: «НЕ ОПАЗДЫВАЙ».

Кадет По встал и начал расхаживать вокруг кровати. Я его не прерывал.

– Рискну продолжить. Третью строчку записки можно считать своеобразным кнутом, подстегнувшим Фрая. Но если только махать кнутом, вряд ли можно рассчитывать на успех. Ведь Фрай мог, в конце концов, попросту разорвать записку и улечься спать. Посему я предположил, что четвертая и последняя строчка была своеобразным пряником. Иными словами, она обещала какое-то вознаграждение, если Фрай без опозданий явится в надлежащее место. Буквы РО – думаю, тут вы со мной согласитесь – являются последними буквами наречия СКОРО. Теперь нужно найти второе слово, от которого сохранилась всего одна буква С. Пробуем методом подстановки: ВСТРЕТИМСЯ. Слишком много букв, а пространства меньше. Зато слово УВИДИМСЯ подходит идеально. Voila[54], как говорят французы. Половина нашей petit enigme[55] разгадана, мистер Лэндор.

Судя по его лицу, парень чего-то ожидал. Возможно, моих рукоплесканий. Или неофициального денежного вознаграждения? Я ограничился улыбкой и словесной похвалой.

– Первоклассная работа, кадет По. Говорю вам это совершенно искренне: первоклассная. Большое вам спасибо.

– И вам спасибо, мистер Лэндор, за столь приятное развлечение.

Он вновь устроился в качалке, водрузив одну ногу на подоконник.

– К сожалению, оно не было продолжительным, – добавил По.

– А мне было приятно выслушать ваши рассуждения. Вы меня просто заворожили своей ясной логикой… У меня остался всего один вопрос.

– Слушаю, мистер Лэндор.

– Как насчет двух верхних строчек?

Он горестно махнул рукой.

– На них я завяз. В первой всего две буквы. А что прикажете делать с этим ТРЕТ? Посчитать его частью слова ВСТРЕТИМСЯ? Чушь какая-то получается: в коротенькой записке два очень близких, почти синонимичных слова. Неужели писавший – человек недалекого ума? Или он Фрая считал беспросветным тупицей? В общем, мистер Лэндор, запутался я.

Я молча встал, взял с прикроватного столика несколько листов бумаги кремового цвета и карандаш.

– Наверное, кадет По, вы никогда не испытывали сложностей ни с грамматикой, ни с правописанием.

Эта фраза его задела.

– Чтобы не быть голословным, сошлюсь на мнение такого авторитетного человека, как преподобный Джон Брэнсби из Стоук-Ньюингтона. Он говорил, что я обладаю не только безупречной грамотностью, но и врожденным чувством стиля.

Впоследствии я не раз сталкивался с этой его особенностью – подкреплять собственную значимость ссылками на мнения авторитетных людей. Но авторитетных для… кого? Для самого По? Мне имя преподобного Джона Брэнсби из какого-то там Стоук-Ньюингтона ничего не говорило.

– Кадет По, а вам встречалось такое выражение: «Бывает, что сила человека оборачивается его слабостью»?

– К чему вы клоните, мистер Лэндор? – насторожился поэт и любитель дедуктивных рассуждений.

– А к тому, что грамотно пишущий человек, да еще имеющий литературные способности, склонен забывать простую вещь: вокруг полно тех, кому каждая написанная строчка дается с трудом.

– Может, я бы и забыл об этом, мистер Лэндор, но соседство с моим очаровательным Джаредом не позволяет. Вроде я рассказывал вам, что пишу ему образчики писем, подделываясь под его неуклюжую речь.

– Замечательно сказано, кадет По! Неуклюжая речь. Скорее всего, автор записки не блещет литературными способностями. Он писал так, как умел. Думаю, вы верно угадали слово во второй строчке: ВСТРЕТИМСЯ. Не понимаю только, чем оно вас смутило? Дальше наверняка шло указание времени.

– Вы так думаете? – недоверчиво спросил По.

– Так подсказывает мне логика. Возьмите карандаш. Пишите… нет, не надо писать печатными буквами. Пишите своим обычным почерком: «Встретимся в одиннадцать вечера». Час я выбрал произвольно. Там вполне могло быть «без десяти одиннадцать» или «четверть двенадцатого».

По хмуро глядел на строчку. От его недавней воодушевленное™ не осталось и следа.

– Вас что-то смущает? – спросил я. – Когда указано время, становится понятным и требование не опаздывать, и обещание скорой встречи. Осталось выяснить – где должна была состояться встреча кадета Фрая и автора записки. Теперь мы вплотную займемся первой строчкой. Всего две буквы: СК. Вам не кажется, что эти буквы довольно часто встречаются в окончаниях слов? Например, «плеск», «блеск», «треск». Вы могли бы назвать слово с таким окончанием, имеющее непосредственное отношение к академии?

Кадет По обвел глазами пейзаж за окном.

– Спуск, -сказал он.

– Прекрасно! Видите, утраченная записка обретает все больший смысл. Допустим, в первой ее строчке было написано: «Я БУДУ У СПУСКА». Надо понимать, автор имел в виду не какую-то тропку – если таковые существуют, – а лестницу. Их ведь тоже у вас называют «спусками». И лестниц всего две, причем обе охраняются артиллеристами. Но кто ж решится встречаться на глазах у караульных? Думайте, кадет По. Вы знаете эти места лучше меня.

Он задумался. Раз или два он поднимал голову, готовый что-то сказать, но затем вновь ее опускал.

– Вспомнил! – радостно выдохнул По. – Есть тут пещера неподалеку от Северного спуска. Туда-то мистер Хейвенс и приносит запретные бутылочки.

– Правильнее сказать, их приносит посланная мистером Хейвенсом Пэтси. В таком случае пещера должна быть надежно скрыта от посторонних глаз. Многие ли кадеты знают о ее существовании?

Он пожал плечами.

– Наверное, каждый, кто тайком покупал пиво или виски.

Вот видите, общими усилиями мы разгадали эту маленькую загадку. Может, в каких-то мелочах мы и ошиблись, но общий смысл записки нам теперь известен. «Я БУДУ В ПЕЩЕРЕ У СПУСКА. ВСТРЕТИМСЯ ТАМ В ОДИННАДЦАТЬ ВЕЧЕРА. НЕ ОПАЗДЫВАЙ. СКОРО УВИДИМСЯ». Теперь давайте рассуждать дальше… Лерой Фрай получает это приглашение и принимает его. Если верить показаниям кадета Стоддарда, приглашение Фрай принял с легким сердцем. Можно предположить, он даже обрадовался. На вопрос, куда он собрался в столь поздний час, кадет Фрай, подмигивая товарищу, отвечает: «По неотложному делу». Вас это наводит на какие-нибудь мысли?

Губы По слегка изогнулись, а брови взметнулись вверх подобно двум воздушным змеям.

– Похоже на приглашение, исходящее от женщины, – сказал он.