Сотканный мир

      Ключи от машины, которую он хотел иметь. Призовой голубь, чемпион бесчисленных гонок, владельцу которого он так завидовал...
      – Скажите, и это ваше!
      Казалось, он может смотреть час, два, целый день, пока весь желанный и недостижимый мир не спрячется в пиджаке торговца.
      Но все это была иллюзия. Что-то за этим скрывалось, что-то, ради чего Шэдвелл затеял все это. Пока он не мог этого понять.
      Он не сразу услышал, что торговец опять обращается к нему. Теперь в его тоне было заметно удивление.
      – Как, мой друг... почему вы ничего не хотите?
      – Я... не могу... разглядеть...
      – Смотрите лучше! Сосредоточьтесь!
      Кэл сосредоточился. Перед ним проплывали и гасли бесчисленные образы.
      – Вы не пытаетесь, – укорил его Шэдвелл. – Вам нужно очистить восприятие.
      Попытка сделать это привела к неожиданному результату. В груди и в горле встал какой-то ком; часть его словно пыталась вырваться наружу и слиться с блестящей подкладкой пиджака.
      Опять заговорил предостерегающий голос, но он уже не мог сопротивляться. Что бы там ни было в пиджаке, оно притягивало его, и он смотрел и смотрел, пока на висках не выступил пот.
      Непрекращающийся монолог Шэдвелла изменил тон. Сахарная оболочка треснула и ссыпалась, обнажив горькую и жестокую начинку.
      – Ну же. Не мямли. Есть здесь что-нибудь, что тебе нужно? Плохо. Скажи скорее. Ждать нечего. Если будешь ждать, твой шанс ускользнет.
      Один из образов становился ярче, четче...
      –  Скажи мне, и оно твое.
      Кэл почувствовал дуновение ветра, и внезапно он снова парил над раскинувшейся внизу Страной чудес. Ее горы и долины, реки, башни – все уместилось на подкладке пиджака.
      Он судорожно вздохнул.
      – Что там? – забеспокоился Шэдвелл.
      Кэл только смотрел, не в силах ответить.
      –  Что ты видел?
      Чувства Кэла пришли в смятение. Он был снова заворожен видом волшебной страны, но боялся цены, которую он должен заплатить (или уже платит) за это зрелище. Шэдвелл явно был опасен, несмотря на все его улыбки.
      –  Скажи мне.
      Кэл не хотел говорить, не хотел открывать секрет.
      –  Что ты видел?
      Голос был слишком требователен, чтобы сопротивляться.
      Ответ выходил сам собой.
      – Я... («Молчи!» – цыкнул поэт)... Я видел... видел...
      – Он видел Фугу.
      Голос, закончивший фразу, принадлежал женщине.
      – Ты уверена? – спросил Шэдвелл.
      – Посмотри на него.
      Кэл почувствовал себя глупо – он был так зачарован зрелищем, что не мог заставить себя отвести глаза и посмотреть на женщину.
      – Он знает, —сказала она. В ее голосе не было никакого тепла. Никакой человечности.
      – Ты была права. Оно было здесь.
      – Конечно.
      – И то хорошо, – Шэдвелл, наконец, запахнул пиджак.
      На Кэла это произвело катастрофическое воздействие. Лишившись того мира – Фуги,как она назвала его, – он ощутил себя слабым, как ребенок. Все, что он мог – это держаться прямо. Наконец его глаза нащупали женщину.
      Она была прекрасна: это он подумал в первую очередь. В пурпурном, почти черном платье, плотно обтягивающем ее тело, она казалась запутанной от горла до ног, но одновременно и раздетой. Тот же парадокс прослеживался во всех ее чертах. Волосы ее были острижены до длины двух дюймов, брови выщипаны, что придавало ее лицу невинное, почти детское выражение. Кожа лоснилась, как намазанная маслом, но никаких следов косметики не было видно. Несмотря на внешнее спокойствие, за ее сжатым ртом и горящими глазами, то янтарными, то золотыми, скрывались чувства, о сути которых Кэл мог только гадать. Быть может, отвращение к этой обстановке, способное в любую минуту вызвать гнев, который Кэл никак не хотел испытать. И еще легкое презрение – по всей видимости, к нему, – и холодное, сосредоточенное любопытство, словно она собиралась тут же, на месте, его вскрыть.
      Но ее голос не отражал никаких чувств.
      – Когда ты видел Фугу?
      Он не мог долго выдерживать ее взгляд и уставился на трехногую обувь на каминной полке.
      – Не понимаю, о чем вы, – сказал он.
      – Ты видел. Ты увидел ее снова в пиджаке. Не пытайся это скрывать.
      – Лучше отвечай, – предупредил Шэдвелл.
      Кэл перевел взгляд на дверь. Они не закрыли ее.
      – Идите вы к черту, – сказал он тихо.
      Шэдвелл, похоже, улыбнулся.
      – Нам нужен ковер, – сказала женщина.
      – Он принадлежит нам, понимаешь? – пояснил Шэдвелл. – Мы его владельцы.
      – Поэтому, будь добр, – губы женщины скривились от такой вежливости, – скажи нам, где ковер, и мы пойдем туда.
      – Так просто, – поспешил разъяснить торговец. – Скажи нам, и мы уйдем.
      Играть в невинность было бессмысленно. Онизнали, что онзнал. Они знали и о существовании его волшебного мира, Фуги. Желание как можно скорее уйти отсюда сменилось желанием узнать от них что-нибудь новое об этом мире.
      – Может, я его и видел, – начал он.
      – Никаких «может», – отрезала женщина.
      – Было жарко... Я что-то помню, но не уверен...
      – Ты не знал, что Фуга здесь? – спросил Шэдвелл.
      – Откуда ему знать? Это случайность.
      – Но он видел.
      – Многие Кукушата это видели. Но не понимали. Чем он лучше других?
      Кэл не все понял, но в целом согласился с ней. Это была случайность.
      – То, что ты видел, это твое дело, – вновь обратилась она к нему. – А сейчас скажи нам, где ковер, и забудь обо всем.
      – У меня нет ковра.
      Лицо женщины как будто потемнело, зрачки, как черные луны, налились апокалиптическим светом.
      Снаружи снова послышалось шуршание. Теперь Кэл не был уверен, что это крысы.
      – Слушай, мне надоело церемониться с тобой. Ты вор.
      – Я не...
      – Да. Ты влез в дом к старой женщине и увидел то, что не должен был видеть.
      – Мы теряем время, – напомнил Шэдвелл.
      Кэл пожалел, что остался. Нужно было сразу же убегать. Шум за дверью становился все громче.
      – Слышишь? – спросила женщина. – Это ублюдки моей сестры. Ее отродья.
      – Они отвратительны, – сообщил Шэдвелл.
      Он мог в это поверить.
      – Ну? Где ковер?
      – Не знаю, – снова сказал он, теперь уже жалобно.
      – Тогда мы заставим тебя сказать.
      – Осторожнее, Иммаколата, – предупредил Шэдвелл.
      Если женщина и слышала его, то не обратила внимания. Она потерла средним и безымянным пальцами правой руки о ладонь левой, и этот молчаливый знак повел детей ее сестры в атаку.

II
Избавление

1

      Сюзанна приехала на Рю-стрит около трех и прежде всего зашла к миссис Памфри, чтобы рассказать о состоянии бабушки. Та зазвала ее в дом и напоила чаем. Они говорили минут десять – главным образом, о Мими. Вайолет Памфри говорила о старухе без осуждения, но портрет получился довольно неприглядный.
      – Ей отключили газ и электричество уже давно, – сказала она. – Она не оплачивала счета. Жила очень бедно, мы, как соседи, не могли этого не видеть. Помочь ей не было никакой возможности – она держалась замкнуто и даже грубо, – она немного понизила голос. – Извините, что я так говорю, но, по-моему, она была не вполне нормальной.
      Сюзанна пробормотала что-то невнятное.
      – Все, что у нее было – это свечи. Ни телевизора, ни холодильника. Бог знает, чем она питалась.
      – Вы не знаете, есть ли у кого-нибудь ключ?
      – Что вы, она никому не доверяла. У нее там больше замков, чем у вас было горячих обедов.
      – Я просто хотела туда заглянуть.
      – Но там же были грузчики. Наверное, там открыто. Я могла бы заглянуть, но мне не хотелось. Знаете, некоторые дома... выглядят неестественно. Понимаете, что я имею в виду?
      Она понимала. Оказавшись в конце концов у порога дома 18, Сюзанна снова вспомнила свои старые страхи. Эпизод в больнице только подтвердил отношение к Мими, сложившееся в их семье. Она была другой.Она могла вызвать галлюцинации простым касанием руки. И наверняка сила, которой она обладала, распространялась и на этот старый дом.
      Сюзанна почувствовала, как прошлое вновь окутывает ее, и теперь это были не просто детские страхи. Она смутно предвидела, что что-то должно случиться, и Мими приготовила ей в этой драме главную роль.
      Она взялась за ручку двери. Слова Вайолет не подтвердились – заперто. Она заглянула в окно и увидела кучу пыльного хлама. Зрелище неожиданно показалось ей уютным, успокаивающим. Может, все ее страхи беспочвенны? Она обошла дом сзади, и здесь ей повезло больше. Задняя дверь оказалась открытой.
      Она вошла. Та же обстановка, что и спереди. Фактически, все следы пребывания Мими Лащенски, кроме свечей и бесполезного хлама, исчезли. Ее чувства были смешанными: она жалела, что ничего не осталось, но и испытывала облегчение. Конечно, она еще помнила прежний вид этих комнат, но это было в памяти, а сейчас ничто здесь не могло нарушить ее спокойствия.
      Она прошла через холл и приблизилась к лестнице. Теперь та была не такой высокой, не такой темной, но прежде чем она начала подъем, наверху раздался какой-то шум.
      – Кто здесь? – громко спросила она.

2

      Эти слова помешали Иммаколате сконцентрироваться. Отродья ее сестры в нерешительности застыли, ожидая дальнейших инструкций.
      Кэл не упустил момента и бросился к двери, пнув ногой ближайшую из тварей.
      Она представляла собой голову-обрубок, из которой росли четыре мохнатых конечности и свешивались какие-то пузыри, похожие на мокрые и светящиеся кишки. От удара один из пузырей лопнул, взорвавшись вонючей жидкостью. Раненая тварь кинулась наперерез Кэлу, брызгая слюной. Один плевок угодил в стену рядом с головой Кэла; обои задымились. Омерзение прибавило ему скорости, и через секунду он уже был в двери.
      Шэдвелл побежал следом, но одна из отродий вцепилась ему в ногу, как рассерженный пес, и прежде чем он смог стряхнуть ее, Кэл выскочил на лестницу.
      Женщина, кричавшая снизу, подняла к нему лицо. Она показалась ему ярким днем по сравнению с ночью, оставленной позади. Большие серо-голубые глаза, каштановые кудри, обрамляющие лицо, рот, готовый раскрыться в недоуменном вопросе.
      – Бегите! – крикнул он ей, скатываясь по ступенькам. Она стояла на месте.
      – Дверь! Откройте дверь!
      Он не слышал, гонятся ли за ним, но сверху раздался крик Шэдвелла:
      –  А ну стой, вор!
      Женщина поглядела на торговца, потом на Кэла, потом на переднюю дверь.
      – Откройте! – крикнул Кэл снова.
      На этот раз она послушалась – то ли из жалости к ворам, то ли из-за антипатии к Шэдвеллу. Дверь распахнулась, осветив холл солнечными лучами, в которых танцевала потревоженная пыль.
      – Бегите! – еще раз крикнул он ей и выскочил на улицу.
      Отбежав немного, он обернулся, чтобы поглядеть, последовала ли за ним эта девушка с серыми глазами, но она все еще стояла в холле.
      – Вы идете? – прокричал он.
      Она открыла рот, чтобы что-то ответить, но тут спустившийся Шэдвелл оттолкнул ее в сторону. Между ними было всего несколько шагов, и Кэл побежал.
      Мужчина с зализанными волосами не пытался всерьез преследовать беглеца. Он явно уступал молодому человеку в скорости. Сюзанна невзлюбила его с первого взгляда, поэтому, когда он спросил: «А тебе что здесь надо?» – она не удостоила его ответом. Ее внимание было приковано к той, что спускалась сейчас по лестнице – к сообщнице или хозяйке мужчины.
      Ее черты были безмятежными, как у мертвого ребенка, но Сюзанна никогда не видела лица страшнее, чем у нее.
      – Убирайся с дороги, – скомандовала она, спускаясь. Сюзанна уже шагнула было назад, но потом возмутилась такой наглостью и вместо того, чтобы отступить, сделала шаг вперед, преградив женщине дорогу. При этом по жилам ее пробежал адреналин, словно она стояла перед мчащимся поездом.
      Женщина остановилась и силой своего взгляда подняла голову Сюзанны и заглянула ей в глаза. Сюзанна поняла, что приток адреналина вполне оправдан – этот взгляд мог убить, сжечь дотла. Но не сейчас. Сейчас она разглядывала Сюзанну с любопытством.
      – Он твой друг? – спросила она.
      Сюзанна слышала слова, но не видела, чтобы губы женщины шевелились, произнося их.
      Мужчина сзади проворчал:
      – Проклятый вор.
      Потом он больно схватил Сюзанну за плечо.
      – Слышишь, что я говорю?
      Сюзанна пыталась повернуться к нему и потребовать, чтобы он убрал руки, но женщина продолжала держать ее своим взглядом.
      – Она слышит, – ответила за нее женщина. На этот раз ее губы двигались, и Сюзанна почувствовала, что хватка ослабевает. Она вся дрожала, шея и грудь покрылись гусиной кожей.
      – Кто ты – спросила женщина.
      – Пусти ее, – вмешался мужчина.
      – Я хочу знать, кто она. Зачем она здесь, – ее взгляд с мужчины вновь переместился на Сюзанну, и теперь он был угрожающим.
      – Она нам ни к чему.
      Женщина игнорировала эту реплику.
      – Послушай, отпусти ее...
      В его голосе слышался испуг, и Сюзанна порадовалась этому вмешательству.
      – Здесь слишком много людей...
      После бесконечно долгой паузы женщина еле заметно кивнула, соглашаясь с ним. Внезапно она, казалось, потеряла к Сюзанне всякий интерес и повернулась к лестнице. На верхней площадке, где Сюзанну когда-то поджидали неведомые страхи, что-то шевелилось. Туманные формы, такие неясные, что Сюзанна не могла сказать, видит ли она их или просто чувствует их присутствие, стлались вниз по ступенькам, как ядовитый туман. К моменту, когда они достигли женщины, ждущей их снизу, они потеряли всякие очертания.
      Она повернулась и пошла к двери мимо Сюзанны. Пятна тумана ползли за нею, как будто призрачные создания теперь цеплялись за ее платье, чтобы незаметно войти в залитый солнцем человеческий мир.
      Мужчина уже вышел, но его спутница прежде чем оставить дом опять повернулась к Сюзанне Она ничего не сказала, только посмотрела, и взгляд ее не сулил ничего хорошего.
      Сюзанна отвернулась. Когда она смогла вновь посмотреть на дверь, пары уже не было. Она вышла, глубоко вдохнув свежий воздух. Вечерело, но солнце еще было ярким и теплым.
      Ее не удивило, что мужчина и женщина, как по команде, перешли улицу и пошли по теневой стороне.

3

      В двадцать четыре года люди обычно уже имеют сформировавшиеся представления о жизни. Еще недавно и у Сюзанны они были вполне определенными.
      Конечно, присутствовали в них и пробелы, и тайны, как во внешнем мире, так и во внутреннем. Но это только подкрепляло ее решимость не позволять этим тайнам властвовать над ней и мешать ее личной жизни и работе. В любви она всегда старалась сочетать страсть с практичностью, избегая сумятицы чувств, горькие плоды которой она так часто видела. И в дружбе она соблюдала тот же баланс: ни холодности, ни излишней привязанности. И в ее работе, В изготовлении горшков и ваз тоже сказывался ее прагматизм; искусство должно быть практически полезным.
      Глядя на самую роскошную вазу, она могла задать вопрос: не протекает ли она? И так она относилась ко всему.
      Но эта проблема отвергала все простые решения, выводила ее из равновесия, лишала покоя.
      Сперва воспоминания. Потом Мими, полуживая, но все еще способная передавать мысли на расстоянии.
      И теперь эта женщина, чей взгляд таил в себе смерть, но заставил ее сильнее чувствовать жизнь, чем когда-либо.
      После этого она покинула дом, не завершив своих поисков, вышла к реке и, сидя на солнце, стала обдумывать происшедшее.
      На Мерси не было судов, и воздух был таким чистым, что она видела облака над холмами Клайда. Но в душе ее не было такой ясности. Только хаос чувств, кажущихся знакомыми, будто они таились в ней все эти годы, пока она пряталась от них за завесой прагматизма. Как эхо, ждущее в глубине гор крика, чтобы появиться на свет.
      Сегодня она услышала этот крик. Встретилась с ним лицом к лицу там, где шестилетней девочкой стояла и дрожала, боясь темноты. Эти два события были как-то связаны, хотя она и не знала как. Она знала лишь, что внезапно вновь очутилась в мире детства, где все ее взрослые привычки и установления теряли силу.
      Она лишь мимолетно ощущала бродящие в этом мире страхи и надежды, как пальцы ощущают туман. Но со временем она узнает их лучше: она была уверена в этом. Узнает и – да поможет ей Бог – примет, как свою собственность.

III
Проданный рай

      – Мистер Брендан Муни?
      – Да, это я.
      – У вас есть сын по имени Кэлхоун?
      – А вам какое дело? – и прежде чем незнакомец успел ответить Брендан спросил. – С ним ничего не случилось?
      Тот покачал головой, энергично пожимая его руку.
      – Вы просто счастливчик, мистер Муни, смею вам сказать.
      Брендан знал, что это ложь.
      – Что вам надо? – спросил он. – Вы что-то продаете? Чтобы это ни было, я в нем не нуждаюсь.
      – Продаю? – переспросил Шэдвелл. – Что вы! Я даю, мистер Муни. Ваш сын – смышленый парень. Он назвал ваше имя, и компьютер выбрал...
      – Повторяю, мне ничего не надо, – Брендан стряхнул руку Шэдвелла и попытался закрыть дверь, но торговец успел сунуть туда ногу.
      – Прошу вас, оставьте меня. Мне не нужны ваши призы. Ничего не нужно.
      – Что ж, тогда вы редкий человек, – Шэдвелл раскрыл дверь шире. – Можно сказать, уникальный. Неужели вы не хотите совсем ничего в этом мире? Удивительно!
      Из комнаты раздавалась музыка – пластинка Пуччини, которую Эйлин купила несколько лет назад. С, тех пор, как она умерла, Брендан, который ни разу не переступал порога оперы и гордился этим, постоянно слушал дуэт из «Мадам Баттерфляй» и каждый раз плакал. Сейчас он больше всего хотел вернуться назад, пока музыка не кончилась. Но торговец был настойчив.
      – Брендан. Могу я вас так называть?
      – Не называйте меня никак.
      – Послушайте, нам с вами есть о чем поговорить. Прежде всего о вашем выигрыше.
      Подкладка его пиджака переливалась. Брендан никогда не видел такой блестящей материи.
      – Вы уверены, что ничего не хотите? Абсолютно уверены?
      Дуэт достиг кульминации; голоса Баттерфляй и Пинкертона сливались в страстной мольбе. Брендан слушал, но его внимание все больше привлекал пиджак. Да, там действительно былонечто, что он хотел.
      Шэдвелл заметил в глазах этого человека вспыхнувшее пламя желания. Трюк сработал, как всегда.
      – Так вы что-то видите, мистер Муни?
      – Да, – тихо сказал Брендан. Да, он видел, и его сердце едва не выпрыгнуло из груди от радости.
      Эйлин когда-то сказала ему (тогда они были молоды, и мысль о смерти была для них всего-навсего еще одним поводом высказать любовь друг к другу): «Если я умру первой, я найду способ рассказать тебе, на что похож рай. Обещаю, что найду». Тогда он прервал ее поцелуем и сказал, что, если она умрет, он умрет тоже.
      Но он не умер. Он прожил уже три долгих, пустых месяца и много раз за это время вспоминал о ее легкомысленном обещании. И теперь, когда он совсем уже было отчаялся, в дверях возник этот посланец небес. Странный выбор – появиться в обличье торговца, но у ангелов свои резоны.
      – Так вы хотитеэто, Брендан?
      – Кто вы? – выдохнул Брендан.
      – Моя фамилия Шэдвелл.
      – И вы принесли это мне?
      – Конечно. Но вы должны отплатить мне одной небольшой любезностью.
      Брендан не мог оторвать глаз от того, что скрывалось в недрах пиджака.
      – Все, что хотите.
      – Нам нужна ваша помощь.
      – Разве ангелу может понадобиться помощь?
      – Иногда может.
      – Тогда конечно. Почту за честь.
      – Ну что ж, – торговец улыбнулся. – Тогда берите.
      Брендан знал, как должно выглядеть и даже пахнуть письмо от Эйлин задолго до того, как взял его в руки. Все было, как он ожидал. Письмо было теплым, пропитанным ароматом цветов. Без сомнения, она писала его в саду. В райском саду.
      – Так мы договорились, мистер Муни?
      Дуэт закончился; в доме за спиной Брендана было тихо. Он прижал письмо к груди все еще боясь, что это сон, что сейчас все исчезнет.
      – Все, что хотите.
      – Замечательно, – улыбнулся посланец небес. – Я хочу знать о Кэле.
      – Что?
      – Можете сказать мне, где он сейчас?
      – Он на свадьбе.
      – Прекрасно. А адрес не можете дать?
      – Да. Конечно.
      – У нас есть кое-что и для Кэла. Счастливчик!

IV
Свадьба

1

      Джеральдина в течение многих часов знакомила Кэла со своим генеалогическим древом, чтобы на свадьбе Терезы он знал кто есть кто. Разобраться было довольно сложно: семья Келлуэев отличалась редкой плодовитостью, а Кэл имел плохую память на имена. Поэтому неудивительно, что о большинстве из ста тридцати гостей, собравшихся в этот теплый субботний вечер на торжество, он не имел ни малейшего представления. Но это его мало беспокоило. Среди стольких людей он чувствовал себя в безопасности, а льющееся рекой спиртное еще более заглушило его тревогу. Поэтому он не возражал, когда Джеральдина провела его перед шеренгой дядей и теть, каждый из которых осведомился, когда он собирается провозгласить их чадо своей законной супругой. Он играл в игру: улыбался, шутил и вообще всячески притворялся нормальным.
      В такой атмосфере его маленькие странности некому было заметить. Грандиозные планы Норманна Келлуэя по устройству свадьбы дочери росли вместе с ее животом, поэтому вся церемония представляла собой торжество излишеств над здравым смыслом. Зал от пола до потолка был изукрашен гирляндами и бумажными фонариками. Разноцветными лампочками завесили не только стены, но и деревья во дворе. В баре хватало пива и спиртного, чтобы споить целый полк, а еда заваливала длиннейшие столы, вокруг которых сновала дюжина официантов.
      Даже при открытых дверях и окнах в зале скоро стало жарко, как в пекле, чему немало способствовали те из гостей, кто выделывал посреди зала па под сложный аккомпанемент рока, кантри и буги-вуги, вызывая иронические овации старшего поколения.
      Сзади толпы, у самой двери, стоял младший брат жениха в компании двух былых поклонников Терезы и еще одного парня, присутствие которого здесь оправдывалось лишь тем, что все стреляли у него закурить. Им было нечем поживиться; немногие девицы постельного возраста либо конвоировались поклонниками, либо были так страшны, что пристать к ним можно было лишь с отчаяния.
      Повезло только Элрою, бывшему ухажеру Терезы; он сразу положил глаз на одну из подруг невесты, и она уже дважды оказалась рядом с ним у стойки бара – многообещающая статистика. Теперь он ждал у двери, пока объект его желаний не выйдет в холл.
      Свет в зале померк, и быстрые танцы сменились медленными, с объятиями.
      Элрой счел момент подходящим и решил пригласить девушку танцевать. После пары танцев он, оценив попутно ее достоинства, предложит ей подышать воздухом. Несколько парочек уже перекочевала под сень кустов, где занимались тем самым, что освящается браком.
      Раньше он видел, как с ней разговаривал Кэл, и решил попросить его представить их друг другу. Он протолкался к Кэлу через толпу танцующих.
      – Как дела, приятель?
      Кэл посмотрел на Элроя, лицо которого расплывалось в парах алкоголя.
      – Нормально.
      – Терпеть не могу все эти церемонии. Слушай, можешь оказать мне услугу?
      – Что такое?
      – Хочу тут одну.
      – Кого?
      – Вон ту, у стойки. Видишь, блондинка?
      – Лоретта? Она кузина Джеральдины.
      Странно, но в состоянии опьянения он стал лучше разбираться в генеалогии семьи Келлуэев.
      – Она пялится на меня весь вечер.
      – Правда?
      – Я имею в виду... можешь нас познакомить?
      Кэл рассеянно взглянул на Элроя.
      – По-моему, уже поздно.
      – Почему?
      – А она ушла.
      Прежде чем Элрой успел выругаться, кто-то опустил руку на плечо Кэла. Это оказался Норманн, отец новобрачной.
      – На пару слов, Кэл.
      Элрой ретировался, боясь, как бы и его не прихватили.
      – Как тебе, нравится?
      – Конечно, мистер Келлуэй.
      – Слушай, брось. Зови меня «Норм».
      Он плеснул из припасенной бутылки солидную порцию в бокал Кэла.
      – Так скажи мне, когда я спущу с рук свою следующую дочку? Не думай, что я тороплю тебя, сынок. Но пора тебя пристраивать к делу.
      Кэл отхлебнул виски, ожидая помощи от поэта, но тот молчал.
      – У меня тут есть работа, – молчание Кэла отнюдь не смутило Норманна. – Хочу, чтобы мой ребенок имел свой дом. Вот я и хотел тебе предложить... Ты хороший парень, Кэл, и жена говорит то же...
      Он взял бутылку в другую руку и полез во внутренний карман пиджака. Этот невинный жест бросил Кэла в дрожь, напомнив ему Рю-стрит и Шэдвелла. Но дар Норманна был куда проще.
      – Возьми сигару, – сказал он и вернулся к гостям.

2

      Элрой подхватил со стойки банку пива и пустился в сад на поиски Лоретты. Воздух снаружи был холодным, и его сразу повело. Сунув пиво в карман, он отошел в глубь сада, рассчитывая без помех поблевать.
      Огни кончались в нескольких футах от дома, куда доставал кабель, и дальше была влекущая темнота. Он выплеснул содержимое желудка под куст рододендрона, утерся и вернулся мыслями к прелестной Лоретте.
      Невдалеке от него что-то зашевелилось. Он пригляделся, но было темно. Послышался женский вздох.
      Трахаются, решил он. Может, это Лоретта, с задранной юбкой и спущенными трусами. Это зрелище разорвет ему сердце, но он должен взглянуть.
      На втором шаге что-то дотронулось до его лица, и он отпрянул. Это походило на холодные, мокрые сопли, но они двигались и явно были частью чего-то большего.
      В следующий миг липкая влажность окутала его грудь и ноги, потянув его вниз. Он попытался закричать, но вещество уже залепило его губы. Потом он почувствовал холод в промежности. Его штаны разорвались. Он отбивался, но безуспешно. Липкое обхватило его ноги, и его член провалился в какую-то дыру, которая могла бы быть плотью, если бы не ее могильный холод.
      Слезы бессилия и ужаса застлали ему глаза, но он увидел, что существо под ним похоже на человека – без лица, но с тяжелыми грудями (именно такие ему нравились). Хотя это была далеко не Лоретта, его похоть все же воспламенилась, и он толчками задвигался в распростертом под ним вязком теле.
      Он поднял голову, желая получше рассмотреть обладательницу грудей, и тут перед ним предстала другая тень – противоположность его мерцающей любовницы. Высокая, худая фигура с дырами на месте рта, пупка и промежности, такими большими, что сквозь них просвечивались звезды.
      Он снова начал сопротивляться, но это не замедлило ритма его партнерши. Несмотря на панику, он снова начал чувствовать знакомое сладкое напряжение.
      В полузабытьи ему представлялись смутные картины; тощая ведьма, присевшая перед ним, вдруг показалась ему Лореттой с соблазнительно обнаженной грудью и высунутым языком. Не в силах сопротивляться такой порнографии, он выбросил содержимое своего члена в холодную дыру. Сразу после этого печать спала с его рта. За коротким удовольствием пришла долгая, незатухающая боль.
      – В чем дело? – спросил кто-то из темноты. Он не сразу понял, что лежит на земле и кричит. Открыв глаза, он увидел над собой силуэты деревьев... и все.
      Он снова закричал, мало заботясь о том, что штаны его спущены до колен. Ему хотелось только убедиться, что он еще жив.

3

      Первый тревожный знак Кэл разглядел через дно стакана, выпивая последний глоток налитого Норманном виски. Он увидел, что двое служащих с фабрики Келлуэя, исполняющих на свадьбе роль вышибал, беседуют у дверей с крупным мужчиной в безупречно сшитом костюме. Смеясь, мужчина в то же время внимательно оглядывал зал. Это был Шэдвелл.
      Пиджак застегнут на все пуговицы: чтобы пройти сюда, торговцу вполне хватило одного обаяния. На глазах Кэла он потрепал одного из парней по плечу, словно они были приятелями с детских лет, и проскользнул внутрь.
      Кэл не знал, оставаться ли ему на месте, надеясь затеряться в густой толпе, или попытаться уйти, рискуя привлечь внимание преследователя. Но выбора его лишила одна из тетушек Джеральдины, которой его недавно представили.
      – Скажите, – проговорила она, взяв его под руку, – вы были в Америке?
      – Нет, – отрезал он, отворачиваясь от ее напудренной физиономии в поисках торговца. Тот быстро продвигался через толпу, расточая улыбки направо и налево. Его приняли, как своего: кто-то протягивал руку, еще кто-то спрашивал, что он будет пить. Он отвечал всем с любезной улыбкой, рыская глазами по сторонам.
      Скоро Кэл понял, что его шансы скрыться стремительно уменьшаются. Вырвав у тетушки свою руку, он поспешил спрятаться в гуще танцующих. На дальнем конце зала что-то случилось – кого-то, кажется Элроя, притащили из сада в разорванной одежде. Это не привлекло особого внимания собравшихся, спешащих насладиться дарами Бахуса.
      Кэл оглянулся через плечо. Танцы и веселый шум продолжались, но теперь все это казалось ему вымученным совершающимся просто по обязанности. Конечно, Шэдвелл знает это и сумеет этим воспользоваться.
      Ему захотелось подбежать к эстраде, остановить музыку, рассказать всем, как опасна акула, которую они беспечно впустили в свою гущу. Но что они ответят? Рассмеются и тихо напомнят друг другу, что он – потомок сумасшедшего?
      У него здесь не было союзников. Безопаснее просто пробраться к выходу, а потом бежать как можно быстрее и дальше.
      Он начал свой путь, благодаря провидение за то, что в зале мало света. Сзади послышались крики. Оглянувшись, он увидел Элроя, бьющегося в припадке посередине толпы. Лицо его было перекошено. Кто-то громко звал доктора.
      Кэл вновь повернулся к выходу, и тут акула оказалась рядом с ним.
      –  Кэлхоун, —тихо проговорил Шэдвелл. – Твой отец сказал мне, где ты.