Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Зарубежная фантастика (изд-во Мир) - Практичное изобретение

ModernLib.Net / Кларк Артур Чарльз / Практичное изобретение - Чтение (стр. 3)
Автор: Кларк Артур Чарльз
Жанр:
Серия: Зарубежная фантастика (изд-во Мир)

 

 


      Харпер ждал далекого глухого удара о камни, но удар так и не раздался. Тут он услышал, что доктор Элвин повторяет снова и снова:
      — Я связал левитаторы вместе. Я связал левитаторы вместе.
      Харпер был настолько ошеломлен, что это его даже не встревожило. Он испытывал только досаду.
      Ведь теперь он так никогда и не узнает, кто рыскал вокруг их палатки в смутном мраке гималайской ночи.
 
      День начинал клониться к вечеру, когда в ущелье спустился горный спасательный вертолет, который вел скептик-сикх, подозревавший, что все это подстроил какой-то изобретательный шутник. Когда вертолет приземлился в центре поднятого им снежного вихря, доктор Элвин, одной рукой цепляясь за столбик палатки, отчаянно замахал машине.
      Узнав ученого, вертолетчик испытал что-то похожее на благоговейный ужас. Значит, это правда! Ведь иначе Элвин никогда бы не очутился тут. И следовательно, все, что сейчас летает в земной атмосфере и за ее пределами, с этой минуты устарело, как древние колесницы.
      — Слава богу, что вы нашли нас, — прочувствованно сказал ученый. — Но как вы добрались сюда так быстро?
      — За это можете поблагодарить радиолокаторную сеть слежения и телескопы орбитальных станций. Мы бы добрались сюда и раньше, только сначала думали, что это какой-то розыгрыш.
      — Не понимаю…
      — А что бы вы сказали, доктор, если бы кто-нибудь сообщил, что дохлый гималайский снежный барс, запутавшийся в какой-то сбруе болтается на высоте в девяносто тысяч футов, не взлетая выше и не падая?
      Джордж Харпер на своей постели в палатке принялся хохотать, не обращая внимания на боль, которую причинял смех. Доктор всунул голову внутрь и обеспокоено спросил:
      — Что случилось?
      — Ничего… о-ох! Я просто задумался над тем, как мы снимем оттуда бедную животину, чтобы она не создавала угрозы для воздушного транспорта.
      — Ну, отправим туда кого-нибудь на левитаторе, чтобы он нажал на кнопки. Возможно, надо будет ввести радиоконтроль для всех аппаратов…
      Голос доктора Элвина замер на полуслове. Ученый был уже далеко отсюда, углубившись в расчеты, которым предстояло изменить судьбу многих миров. Ибо он возвращал человечеству свободу, утраченную давным-давно, когда первые амфибии покинули свою невесомую подводную родину.
      Битва с тяготением, длившаяся миллиард лет, была выиграла.

Айзек Азимов
Зеркальное отражение

ТРИ ЗАКОНА РОБОТЕХНИКИ

       1. Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред.
       2. Робот должен повиноваться всем приказам, которые отдает человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому закону.
       3. Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в какой это не противоречит Первому и Второму законам.
 
      Элидж Бейли только-только решил снова раскурить трубку, как дверь его кабинета внезапно распахнулась, причем в нее даже не постучали. Бейли раздраженно оглянулся — и уронил трубку. Он так и оставил ее валяться на полу, что ясно показывает, как он был удивлен.
      — Р. Даниил Олив! — воскликнул он в неописуемом волнении. — Черт побери, это же вы?!
      — Вы совершенно правы, — ответил вошедший. Его загорелое лицо с удивительно правильными чертами оставалось невозмутимым. — Я очень сожалею, что потревожил вас, войдя без предупреждения, но ситуация весьма щекотливая, и чем меньше о ней будут знать другие люди и роботы, даже из числа ваших сослуживцев, тем лучше. Сам же я очень рад вновь увидеться с вами, друг Элидж.
      И робот протянул правую руку жестом, таким же человеческим, как и его внешний вид. Однако Бейли настолько растерялся, что несколько секунд недоуменно смотрел на протянутую руку, прежде чем схватил ее и горячо потряс.
      — Но все-таки, Дэниил, почему вы тут? Конечно, я всегда рад вас видеть, но… Что это за щекотливая ситуация? Опять какие-нибудь всепланетные неприятности?
      — Нет, друг Элидж! Ситуация, которую я назвал щекотливой, на первый взгляд может показаться пустяком. Всего лишь спор между двумя математиками. Но поскольку мы совершенно случайно оказались на расстоянии одного броска до Земли…
      — Значит, этот спор произошел на межзвездном лайнере?
      — Вот именно. Пустячный спор, но для людей, в нем замешанных, это совсем не пустяк.
      Бейли не сдержал улыбки.
      — Я не удивляюсь, что поступки людей вам кажутся неожиданными. Они ведь не подчиняются трем законам, как вы, роботы.
      — Об этом можно только пожалеть, — с полной серьезностью заявил Р. Дэниил. — И кажется, сами люди неспособны понимать друг друга. Но возможно, вы понимаете их лучше, чем люди, обитающие на других планетах, так как Земля населена гораздо гуще. Потому-то, мне кажется, вы и можете нам помочь.
      Р. Дэниил на мгновение смолк, а затем добавил, пожалуй, с излишней торопливостью:
      — Однако некоторые правила человеческого поведения я усвоил хорошо и теперь замечаю, что нарушил требования элементарной вежливости, не спросив, как поживают ваша жена и ваш сын.
      — Прекрасно. Парень учится в колледже, а Джесси занялась политикой. Ну, а теперь все-таки скажите мне, каким образом вы здесь очутились?
      — Я уже упомянул, что мы находились на расстоянии короткого броска до Земли, — сказал Р. Дэниил. — И я рекомендовал капитану обратиться за советом к вам.
      — И капитан согласился? — спросил Бейли, которому как-то не верилось, что капитан межзвездного лайнера решил сделать непредвиденную посадку из-за какой-то чепухи.
      — Видите ли, — объяснил Р. Даниил, — он оказался в таком положении, что согласился бы на что угодно. К тому же я всячески вас расхваливал, хотя, разумеется, говорил только правду, нисколько не преувеличивая. И наконец, я взялся вести все переговоры так, чтобы ни пассажирам, ни команде не пришлось покинуть корабля, нарушив тем самым карантин.
      — И что все-таки произошло? — нетерпеливо спросил Бейли.
      — В числе пассажиров космолета «Эта Карины» находятся два математика, направляющиеся на Аврору, чтобы принять участие в межзвездной конференции по нейробиофизике. И недоразумения возникли именно между этими математиками — Альфредом Барром Гумбольдтом и Дженпаном Себбетом. Может быть, вы, друг Элидж, слышали о них?
      — Нет, — решительно объявил Бейли. — Я в математике ничего не понимаю. Послушайте, Даниил, — вдруг спохватился он, вы, надеюсь, не говорили капитану, что я знаток математики или…
      — Конечно, нет, друг Элидж. Мне это известно. Но это не имеет значения, так как математика совершенно не связана с сутью спора.
      — Ну ладно, валяйте дальше.
      — Раз вы ничего о них не знаете, друг Элидж, я хотел бы сообщить вам, что доктор Гумбольдт — один из трех крупнейших математиков Галактики с давно установившейся репутацией. Ведь ему идет двадцать седьмой десяток. Доктор Себбет, с другой стороны, очень молод, ему нет еще и пятидесяти, но он уже заслужил репутацию выдающегося таланта, занимаясь наиболее сложными проблемами современной математики.
      — Следовательно, оба — великие люди, — заметил Бейли. Тут он вспомнил про свою трубку и поднял ее, но решил пока не закуривать. — Что же произошло? Убийство? Один из них втихомолку прикончил другого?
      — Один из этих людей, имеющих самую высокую репутацию, пытается уничтожить репутацию другого. ЕСЛИ не ошибаюсь, по человеческим нормам это считается чуть ли не хуже физического убийства.
      — В некоторых ситуациях, пожалуй. Ну, так кто же из них покушается на репутацию другого?
      — В этом-то, друг Элидж, и заключается суть проблемы. Кто из них?
      — Да говорите же!
      — Доктор Гумбольдт излагает случившееся совершенно четко. Вскоре после того, как космолет стартовал, он внезапно сформулировал принцип, Который позволяет создать метод анализа нейронных связей по изменениям карты поглощения микроволн в отдельных участках коры головного мозга. Принцип этот опирается на математические тонкости, которых я не понимаю и, стало быть, не могу вам изложить. Впрочем, к делу это не относится. Чем больше доктор Гумбольдт размышлял над своим открытием, тем больше он убеждался, что нашел нечто, революционизирующее всю его науку, перед чем бледнеют все его прежние достижения. И тут он узнал, что на борту космолета находится доктор Себбет.
      — Ага! И он обсудил свое открытие с юным Себбетом?
      — Вот именно. Они уже встречались на конференциях и заочно были хорошо знакомы друг с другом. Гумбольдт подробно изложил Себбету свои заключения. Тот полностью их подтвердил и не скупился на похвалы важности открытия и таланту того, кто это открытие сделал. После этого Гумбольдт, окончательно убедившись, что он стоит на верном пути, подготовил доклад с кратким описанием своего открытия и через два дня собрался переслать его комитету конференции на Авроре, чтобы официально закрепить за собой приоритет, а кроме того, и выступить с подробным сообщением на самой конференции. К своему удивлению, он обнаружил, что и Себбет подготовил доклад примерно такого же содержания и тоже намеревается отправить его на Аврору.
      — Гумбольдт, наверное, разъярился?
      — Еще бы!
      — А Себбет? Что говорит он?
      — То же самое, что и Гумбольдт, слово в слово.
      — Ну, так в чем же здесь трудность?
      — В зеркальной перестановке имен. Себбет утверждает, что открытие сделал он и что это он обратился за подтверждением к Гумбольдту, и что все было наоборот — это Гумбольдт согласился с его выводами и всячески их расхваливал.
      — То есть каждый утверждает, что идея принадлежит ему, а другой ее украл? Я все-таки не вижу, в чем тут трудность. Когда речь идет о научных открытиях, достаточно просто представить подписанные и датированные протоколы исследований, после чего легко устанавливается приоритет. И даже если одни протоколы подделаны, это нетрудно обнаружить благодаря внутренним несоответствиям.
      — При обычных обстоятельствах, друг Элидж, вы были бы совершенно правы, но ведь тут речь идет о математике, а не об экспериментальных науках. Доктор Гумбольдт утверждает, что держал все необходимые данные в голове и ничего не записывал, пока не начал составлять вышеуказанный доклад. Доктор Себбет, разумеется, утверждает то же самое.
      — Ну, в таком случае следует принять решительные меры, чтобы разом с этим покончить. Прозондируйте их психику и установите, кто из них лжет.
      Р. Даниил покачал головой.
      — Друг Элидж, вы, по-видимому, не поняли, о ком идет речь. Оба они — члены Межгалактической академии, а потому все вопросы, касающиеся их профессионального поведения, правомочна решать только одна комиссия Академии. Если, конечно, они сами не согласятся добровольно подвергнуться проверке.
      — Ну, так предложите им подвергнуться проверке. Виновный откажется, зная, чем грозит ему психологическое зондирование. Невиновный, несомненно, согласится, и вам даже не придется прибегать к зондированию.
      — Вы неправы, друг Элидж. Для таких людей дать согласие на подобную проверку — значит поступиться своим престижем. Несомненно, они оба откажутся только из гордости. И все прочее тут отступит на второе место.
      — Ну, так ничего пока не делайте. Отложите решение вопроса до прибытия на Аврору. На этой нейробиофизической конференции, конечно, будет присутствовать такое число академиков, что избрать комиссию…
      — Но это нанесет серьезный удар престижу самой науки, друг Элидж. И если скандал разразится, пострадают оба. Тень падет даже на невиновного, потому что он позволил впутать себя в столь неблаговидную историю. Все будут считать, что ему следовало бы покончить с ней тихо, не доводя дело до суда.
      — Ну ладно. Я не академик, но постараюсь представить себе, что подобная точка зрения имеет под собой почву. А что говорят сами эти математики?
      — Гумбольдт решительно не хочет скандала. Он говорит, что если Себбет признается в присвоении этой идеи и не воспрепятствует Гумбольдту передать тезисы или хотя бы сделать доклад на конференции, он не станет выдвигать никаких официальных обвинений. Неэтичный поступок Себбета останется тайной, известной только им троим, включая капитана, так как, разумеется, никто из людей больше в эту историю не посвящен.
      — А юный Себбет не соглашается?
      — Наоборот, он во всем согласен с доктором Гумбольдтом — но с перестановкой имен, разумеется. Все то же зеркальное отражение.
      — И значит, оба они, так сказать, в пату?
      — Мне кажется, друг Элидж, что каждый ждет, чтобы другой не выдержал и признал свою вину.
      — Ну, так пусть себе ждут.
      — Капитан считает, что это невозможно. Видите ли, здесь есть два варианта. Либо оба будут упрямиться до посадки на Аврору, и тогда неминуемо разразится академический скандал. И капитан, отвечающий за поддержание закона и порядка на своем лайнере, получит выговор за то, что не сумел уладить все без шума. А он об этом и слышать не хочет.
      — Ну, а второй вариант?
      — Либо тот, либо другой признается в плагиате. Но будет ли признавшийся действительно виновным? Или он пойдет на это из благородного желания предотвратить скандал? А разве можно допустить, чтобы человек, готовый ради чести науки поступиться заслуженной славой, и в самом деле лишился этой славы? Или же в последний момент признается виновный, но так, чтобы создалось впечатление, будто он делает это исключительно из вышеупомянутых благородных побуждений, избежав таким образом позора и бросив тень на второго. Конечно, из людей знать об этом будет только капитан, но он не желает до конца своих дней мучиться мыслью, что невольно оказался пособником бессовестного плагиатора.
      Бейли вздохнул.
      — Ну, так сказать, кто кого пересидит. Кто не выдержит первым по мере приближения к Авроре? Это все, Даниил?
      — Не совсем. Имеются свидетели.
      — Черт побери! Почему же вы этого сразу не сказали? Какие свидетели?
      — Камердинер доктора Гумбольдта…
      — А, робот, наверное.
      — Ну конечно. Его зовут Р. Престон. Этот камердинер, Р. Престон, присутствовал при первом разговоре, и он подтверждает рассказ доктора Гумбольдта во всех частностях.
      — То есть он говорит, что идея принадлежала доктору Гумбольдту, что доктор Гумбольдт изложил ее доктору Себбету, что доктор Себбет пришел от нее в восторг и так далее?
      — Вот именно.
      — Ага. Но это решает вопрос? Или нет? По-видимому, нет.
      — Вы совершенно правы. Вопроса это не решает, потому что имеется второй свидетель. У доктора Себбета также есть камердинер, Р. Аид, также робот и той же модели, что и Р. Престон, изготовленный в том же году, на том же заводе. Оба прослужили у своих хозяев одинаковый срок.
      — Странное совпадение… Очень странное.
      — И тем не менее это факт, который, боюсь, затрудняет возможность сделать какие-либо выводы из различий между камердинерами.
      — Следовательно, Р. Аид показывает то же самое, что Р. Престон?
      — Абсолютно то же самое, за исключением зеркальной перестановки имен.
      — Другими словами, Р. Аид утверждает, что юный Себбет, тот, которому еще не исполнилось пятидесяти, сам наткнулся на эту идею, что он изложил ее доктору Гумбольдту, который не скупился на похвалы, и так далее?
      — Совершенно верно, друг Элидж.
      — Из чего следует, что один из роботов лжет.
      — По-видимому, да.
      — Ну, мне кажется, будет нетрудно решить, кто из них лжет. Вероятно, если опытный робопсихолог сделает даже поверхностное обследование…
      — К сожалению, друг Элидж, на борту лайнера нет робопсихолога, достаточно квалифицированного, чтобы вынести суждение по столь деликатному вопросу. Подобные исследования можно будет произвести, только когда мы достигнем Авроры, так как ни доктор Гумбольдт, ни доктор Себбет не согласятся остаться без камердинеров на срок, который потребуется для обследования роботов земными специалистами.
      — Но в таком случае, Дэниил, я не совсем понимаю, чего вы хотите от меня.
      — Я глубоко убежден, — невозмутимо сказал Р. Даниил, — что вы уже наметили какой-то план действий.
      — Ах так? Ну, по-моему, в первую очередь следует поговорить с этими математиками, один из которых — плагиатор.
      — Боюсь, друг Элидж, что это невозможно. Они не могут покинуть лайнер из-за карантина. И по той же причине к ним не можете явиться вы.
      — Да, конечно, Дэниил, но я имел в виду беседу по видеофояу.
      — К сожалению, они вряд ли согласятся, чтобы их допрашивал простой полицейский следователь. Опять-таки вопрос престижа.
      — Ну, а с роботами-то я могу поговорить по видеофону?
      — Это, я полагаю, можно будет устроить.
      — Попробуем обойтись и этим. Значит, мне придется взять на себя функции робопсихолога-любителя.
      — Но вы же сыщик, друг Элидж, а не робопсихолог.
      — Ну, неважно. Только прежде, чем я увижусь с ними, давайте поразмыслим. Скажите, а не может ли быть так, что оба робота говорят правду? Например, разговор между математиками велся полунамеками. И тогда каждый робот искренне верит, что идея принадлежала его хозяину. Или оба слышали лишь часть разговора, причем не одну и ту же, и пришли к одному и тому же выводу.
      — Абсолютно невозможно, друг Элидж. Оба робота повторяют разговор совершенно одинаково, если не считать главного противоречия.
      — Таким образом, несомненно, что один из роботов лжет?
      — Да.
      — Можно мне будет получить копию показаний, дававшихся в присутствии капитана?
      — Я предвидел, что копия может вам понадобиться, и захватил ее с собой.
      — Вот и чудесно. А роботам была устроена очная ставка? И это отражено в протоколе?
      — Роботы просто рассказали то, что им было известно. Устраивать очную ставку правомочен только робопсихолог.
      — Или я?
      — Вы — сыщик, друг Элидж, а не…
      — Ну ладно, ладно, Даниил. Подумаем-ка еще. При обычных обстоятельствах робот лгать не станет. Однако он солжет, чтобы не нарушить какой-нибудь из трех законов. Он может солгать, чтобы сохранить собственное существование в соответствии с Третьим законом. Еще легче он солжет, чтобы выполнить распоряжение, полученное от человека, поскольку это соответствует Второму закону. И он скорее всего солжет, если это понадобится для спасения человеческой жизни или если он таким способом воспрепятствует тому, чтобы человеку был причинен вред, согласно Первому закону.
      — Совершенно верно.
      — В данном случае каждый из этих роботов предположительно защищает профессиональную репутацию своего хозяина и ради этого в случае необходимости, несомненно, будет лгать. Ведь профессиональная репутация тут почти эквивалентна жизни, и Первый закон вынудит его ко лжи.
      — Однако такой ложью каждый камердинер будет вредить профессиональной репутации другого математика, друг Элидж.
      — Да, пожалуй. Но ведь репутация хозяина может представляться ему более значимой и важной, чем репутация любого другого человека. И в этом случае, с его точки зрения, ложь принесет намного меньше вреда, нежели правда.
      Сказав это, Элидж Бейли умолк и задумался. Затем он продолжал:
      — Ну, хорошо. Так вы мне дадите возможность побеседовать с роботами? Я думаю, лучше будет начать с Р. Аида.
      — Робота доктора Себбета?
      — Да.
      — Ну, так подождите минутку, — сказал Р. Даниил. — Я захватил с собой микроприемник, соединенный с проектором. Мне потребуется только белая стена. Вот эта вполне подойдет, если вы разрешите мне отодвинуть ящики с картотекой.
      — Валяйте. Мне что, нужно будет говорить в микрофон?
      — Нет. Вы сможете говорить так, словно ваш собеседник находится перед вами. Но, извините, друг Элидж, мне придется еще немножко вас задержать. Я должен сперва связаться с космолетом и вызвать Р. Аида к передатчику.
      — Ну, в таком случае, Даниил, может, вы мне пока дадите копии протоколов?
      Пока Р. Даниил налаживал оборудование, Элидж Бейли, закурив трубку, принялся перелистывать протоколы, которые передал ему робот.
      Через несколько минут Р. Даниил сказал:
      — Р. Аид вас ждет, друг Элидж. Но может быть, вы хотели бы еще несколько минут посвятить протоколам?
      — Нет, — вздохнул Бейли. — Ничего нового я в них не нахожу. Включайте передатчик и последите, чтобы наш разговор записывался.
      На стене появилось двумерное изображение Р. Аида. В отличие от Р. Даниила он вовсе не походил на человека и был сделан из металла. Он был высок, но состоял из нескольких блоков и мало чем отличался от обыкновенных роботов. Бейли заметил только несколько мелких отклонений от привычного стандарта.
      — Добрый день, Р. Аид, — сказал Бейли.
      — Добрый день, сэр, — ответил Р. Аид негромким и совсем человеческим голосом.
      — Ты камердинер Дженнана Себбета, не так ли?
      — Да, сэр.
      — И давно ты у него служишь?
      — Двадцать два года, сэр.
      — И репутация твоего хозяина для тебя важна?
      — Да, сэр.
      — Ты считаешь необходимым защищать его репутацию?
      — Да, сэр.
      — Наравне с его жизнью?
      — Нет, сэр.
      — Наравне с репутацией какого-нибудь другого человека?
      После некоторого колебания Р. Аид сказал:
      — Тут не может быть общего ответа, сэр. В каждом подобном случае решение будет, зависеть от конкретных обстоятельств.
      Бейли помолчал, собираясь с мыслями. Этот робот рассуждал много тоньше и логичнее, чем те, с которыми ему приходилось иметь дело до сих пор. И он вовсе не был уверен, что сумеет расставить ему ловушку. Бейли сказал:
      — Если бы ты решил, что репутация твоего хозяина важнее репутации другого человека, например Альфреда Гумбольдта, ты бы солгал, чтобы защитить репутацию твоего хозяина?
      — Да, сэр.
      — Солгал ли ты, давая показания о споре твоего хозяина с доктором Гумбольдтом?
      — Нет, сэр.
      — Но если бы ты солгал, ты бы отрицал это, чтобы скрыть свою ложь, не так ли?
      — Да, сэр.
      — В таком случае, — сказал Бейли, — рассмотрим ситуацию поподробнее. Твой хозяин, Дженнан Себбет, имеет репутацию замечательного математика, но он еще очень молод. Если доктор Гумбольдт сказал правду и твой хозяин, не устояв перед искушением, действительно совершил неэтичный поступок, его репутация, конечно, несколько пострадает. Но у него впереди вся жизнь, и он сумеет искупить свой проступок. Его ждет еще много блестящих открытий, и со временем все забудут про эту попытку плагиата, объяснив ее опрометчивостью, свойственной молодым людям. То есть для него все еще поправимо. Если же, с другой стороны, искушению поддался доктор Гумбольдт, то положение создается гораздо более серьезное. Он уже стар, и главные его свершения относятся к прошлому. До сих пор его репутация оставалась незапятнанной. И этот единственный проступок на склоне лет зачеркнет все его славное прошлое, а у него уже не будет времени поправить дело. За остающиеся ему годы он вряд ли сумеет сделать что-нибудь значительное. По сравнению с твоим хозяином доктор Гумбольдт теряет гораздо больше, а возможностей поправить случившееся у него гораздо меньше. Таким образом, ты видишь, что положение Гумбольдта намного более серьезно и чревато, несомненно, более опасными последствиями, не так ли?
      Наступила долгая пауза. Затем Р. Аид сказал ровным голосом:
      — Мои показания были ложью. Работа принадлежит доктору Гумбольдту, а мой хозяин попытался присвоить ее, не имея на то права.
      — Прекрасно, — сказал Бейли. — По распоряжению капитана корабля ты не должен никому ничего говорить о нашей беседе, пока тебе не будет дано на это разрешение. Можешь быть свободен.
      Экран померк, и Бейли, затянувшись, выпустил клуб дыма.
      — Капитан все слышал, Дэниил?
      — Разумеется. Он — единственный свидетель, не считая нас.
      — Очень хорошо. А теперь давай второго робота.
      — Но зачем, друг Элидж? Ведь Р. Аид во всем признался!
      — Нет, это необходимо. Признание Р. Аида ничего не стоит.
      — Ничего?
      — Абсолютно ничего. Я объяснил ему, что доктор Гумбольдт находится в худшем положении, чем его хозяин. Естественно, если он лгал, защищая Себбета, то тут он сказал бы правду, как он и утверждает. Но если он говорил правду раньше, то теперь он солгал бы, чтобы защитить Гумбольдта. Это по-прежнему зеркальное изображение, и мы ничего не добились.
      — Но в таком случае чего мы добьемся, допросив Р. Престона?
      — Если бы зеркальное изображение было абсолютно точным, мы бы ничего не добились. Но одно различие существует. Ведь кто-то из роботов начал с того, что сказал правду, а кто-то солгал. И вот тут симметрия нарушена. Давай-ка мне Р. Престона, а если запись допроса Р. Аида готова, я хотел бы ее посмотреть.
      На стене вновь появилось изображение. Р. Престон ничем не отличался от Р. Аида, если не считать узора на грудной пластине.
      — Добрый день, Р. Престон, — сказал Бейли, держа перед собой запись допроса Р. Аида.
      — Добрый день, сэр, — сказал Р. Престон. Голос его ничем не отличался от голоса Р. Аида.
      — Ты камердинер Альфреда Гумбольдта, не так ли?
      — Да, сэр.
      — И давно ты у него служишь?
      — Двадцать два года, сэр.
      — И репутация твоего хозяина для тебя важна?
      — Да, сэр.
      — Ты считаешь необходимым защищать его репутацию?
      — Да, сэр.
      — Наравне с его жизнью?
      — Нет, сэр.
      — Наравне с репутацией какого-нибудь другого человека?
      После некоторого колебания Р. Престон сказал:
      — Тут не может быть общего ответа, сэр. В каждом подобном случае решение будет зависеть от конкретных обстоятельств.
      Бейли сказал;
      — Если бы ты решил, что репутация твоего хозяина важнее репутации другого человека, например Дженнана Себбета, ты бы солгал, чтобы защитить репутацию твоего хозяина?
      — Да, сэр.
      — Солгал ли ты, давая показания о споре твоего хозяина с доктором Себбетом?
      — Нет, сэр.
      — Но если бы ты солгал, ты бы отрицал это, чтобы скрыть свою ложь, не так ли?
      — Да, сэр.
      — В таком случае, — сказал Бейли, — рассмотрим ситуацию поподробнее. Твой хозяин, Альфред Гумбольдт, имеет репутацию замечательного математика, но он старик. Если доктор Себбет сказал правду и твой хозяин, не устояв перед искушением, действительно совершил неэтичный поступок, его репутация, конечно, несколько пострадает. Однако его почтенный возраст и замечательные открытия, которые он делал на протяжении столетий, перевесят этот единственный неверный шаг и заставят забыть о нем. Эта попытка плагиата будет объяснена утратой чувства реальности, свойственной старикам. Если же, с другой стороны, искушению поддался доктор Себбет, то положение создается гораздо более серьезное. Он молод, и репутация его не столь прочна. При обычных обстоятельствах его ждали бы столетия, чтобы он мог совершенствовать свои знания и делать великие открытия. Теперь же он будет всего этого лишен — из-за единственной ошибки молодости. Будущее, которое он теряет, несравненно больше, чем то, которое еще остается твоему хозяину. Таким образом, ты видишь, что положение Себбета намного более серьезно и чревато, несомненно, более опасными последствиями, не так ли?
      Наступила долгая пауза. Затем Р. Престон сказал ровным голосом:
      — Мои показания были ло…
      Внезапно он умолк и больше не издал ни звука.
      — Так что же ты хотел сказать, Р. Престон? — спросил Бейли.
      Робот молчал.
      — Боюсь, друг Элидж, — вмешался Р. Дэниил, — что Р. Престон находится в состоянии полного отключения.
      Он вышел из строя.
      — Наконец-то мы добились асимметричности, — сказал Бейли. — Теперь мы можем установить, кто виновен.
      — Каким же образом, друг Элидж?
      — А вот подумай. Предположим, ты — человек, который не совершил преступления, что известно твоему личному роботу. Тебе не нужно предпринимать никаких действий. Твой робот скажет правду и подтвердит твои слова. С другой стороны, если ты — человек, который совершил преступление, тебе будет нужно, чтобы твой робот солгал. А это сопряжено с определенным риском: хотя робот в случае необходимости и солжет, стремление сказать правду останется достаточно сильным. Другими словами, правда оказывается намного надежнее лжи. Чтобы обезопасить себя, человек, совершивший преступление, скорее всего прямо прикажет роботу солгать. В результате Первый закон будет подкреплен Вторым законом, и, возможно, в значительной степени.
      — Это выглядит логичным, — заметил Р. Дэниил.
      — Предположим, мы имеем по одному роботу каждого типа. Один из них переключится с ничем не подкрепленной правды на ложь. И проделает это после некоторых колебаний без каких-либо неприятных последствий. Второй робот переключится от сильно подкрепленной лжи на правду, но при этом он рискует сжечь позитронные связи своего мозга и впасть в состояние полного отключения.
      — А поскольку Р. Престон впал в состояние полного отключения…
      — Значит, хозяин Р. Престона, доктор Гумбольдт, виновен в плагиате. Если вы передадите это капитану и рекомендуете ему немедленно переговорить с доктором Гумбольдтом, тот, возможно, во всем сознается. В таком случае, я надеюсь, вы мне немедленно об этом сообщите.
      — Непременно. Вы меня извините, друг Элидж? Я должен поговорить с капитаном без свидетелей.
      — Ну конечно. Пройдите в зал заседаний, он полностью экранирован.
      Р. Дэниил вышел, а Бейли обнаружил, что не в состоянии ничем заняться. Он волновался. Слишком многое зависело от правильности его анализа, а он остро чувствовал, как мало знает о психологии роботов.
      Р. Дэниил вернулся через полчаса, и эти полчаса, пожалуй, были самыми длинными в жизни Бейли.
      Разумеется, по невозмутимому лицу робота, несмотря на все его сходство с человеком, нельзя было ни о чем догадаться, и Бейли также постарался сохранить полную невозмутимость, когда спросил:
      — Ну так что же, Дэниил?
      — Все произошло, как вы сказали, друг Элидж. Доктор Гумбольдт признался. По его словам, он рассчитывал, что доктор Себбет отступит и позволит ему насладиться этим последним триумфом. Теперь дело улажено, и капитан просил передать вам, что он в восторге. И думаю, мне тоже зачтется, что я рекомендовал вас.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14