Фата-Моргана - ФАТА-МОРГАНА 6 (Фантастические рассказы)

      — Что ты читаешь, Тэкки? — спросила тетя Мэй.
      — Ничего. — Ты торопливо закрываешь книгу.
      — Нельзя читать в машине. Это вредно.
      Доктор Блэк оглядывается на них, потом спрашивает маму:
      — Ты уже приготовила костюм для мальчика?
      — Для Тэкки? — Мама качает головой, и ее прекрасные волосы блестят даже в темноте автомобиля. — Нет, это ни к чему. Он будет спать.
      — Но ты должна позволить ему хотя бы взглянуть на гостей, Барбара. Для мальчика это большая радость.
      Сразу за тем машина въехала на дорогу, соединяющую Остров Колонистов с континентом, и вскоре ты был уже дома.
      Рэнсом не спускал глаз с приближающегося к нему отвратительного существа. Оно было не велико, как остальные, но все же зрелище его клыков могло заморозить кровь в жилах, к тому же чудовище несло большой нож со сверкающим лезвием.
      Капитан думал, что оно примется за лежащую без сознания девушку, но нет, существо обогнуло ее и остановилось перед ним, глядя куда угодно, только не в глаза человека.
      Потом, так же неожиданно и внезапно, бестия согнулась пополам и коснулась своим ужасным лицом его связанной руки. Скорченное тело потряс глубокий вздох.
      Рэнсом напряженно ждал, что будет дальше.
      Снова вздох, похожий на рыдание. Существо выпрямилось, глядя ему в лицо, но не в глаза. Из горла его вырвался высокий, удивительно знакомый стон.
      — Освободи меня, — приказал Рэнсом.
      — Да. Затем я и пришел. Да, господин.
      Крупная голова, скорее широкая, чем высокая, закачалась вверх и вниз, острие ножа перерезало связывающие Рэнсома ремни. Освободившись, тот вынул нож из руки не сопротивляющейся твари и рассек ремни, которыми была привязана к столу девушка. Весила она немного, и он на секунду замер, глядя на ее спокойное лицо.
      — Идем, господин, — тянуло его за рукав чудовище. — Бруно знает дорогу. Иди за Бруно.
      Потайная лестница вела в длинный, узкий коридор, где царила почти полная темнота.
      — Здесь никто не ходит, — сказало существо хриплым голосом. — Нас здесь не найдут.
      — Почему ты меня освободил? — спросил Рэнсом.
      Мгновение было тихо, потом ужасное создание почти стыдливо ответило:
      — Ты хорошо пахнешь. А Бруно не любит доктора Смерть.
      Догадки Рэнсома подтвердились.
      — Ты был собакой, прежде чем тобой занялся доктор Смерть? — мягко спросил он.
      — Да. — На этот раз в голосе существа звучала своего рода гордость. — Сенбернаром. Я видел фотографии.
      — Доктор Смерть должен был хорошенько подумать, прежде чем проводить свои подлые эксперименты на таком благородном животном, — вслух заметил Рэнсом. — Собаки легко чувствуют характер человека. Впрочем, плохие люди часто не могут дать истинную оценку своим поступкам.
      Неожиданно человек-собака остановился с глухим рычаньем, вынудив остановиться и Рэнсома.
      — Ты говоришь, господин, что я могу чувствовать. Так вот, скажу тебе, что Бруно не любит ту женщину, которую доктор Смерть называет Талар с Длинными Глазами.
      Ты кладешь книгу переплетом вверх на подушку и выскакиваешь из кровати, дергая ногами в диком танце. Здорово! Чудесно!
      Но на сегодня хватит читать. Нужно оставить и на потом. Выключи свет и в роскошной темноте осторожно положи книгу под кровать. Ты вернешься к ней завтра; тебе хочется, чтобы «завтра» было уже сейчас. Ты лежишь навзничь с руками, заложенными под голову, и одеялом, натянутым до самой шеи, и едва закрываешь глаза, видишь все это перед собой: остров, раскачивающиеся от порыва ветра деревья и замок доктора Смерти, холодной серостью рисующийся на фоне горячего неба.
      В доме совершенно тихо, слышны лишь знакомые звуки ветра и океана. Внизу мама разговаривает, видимо, с тетками. Ты погружаешься в сон.
      Ты просыпаешься и прислушиваешься! Уже поздно, очень поздно, ты почти забыл, что может быть так поздно. Слушай!
      Тишина такая, что звенит в ушах. И все же… все же… Слушай!
      На лестнице.
      Ты встаешь с постели и берешь фонарь. Не потому, что очень уж смел, а просто не можешь ждать в темноте.
      Крутая, узкая лестница за твоими дверями пуста. Широкая площадка на ней — тоже. Ты быстро освещаешь ее и слышишь, как тетя Джулия громко дышит носом, но в этом звуке нет ничего ужасного, ты его знаешь: просто тетя Джулия спит и громко дышит во сне носом.
      Ничто не поднимается по ступеням.
      Ты возвращаешься в комнату, выключаешь фонарь и ложишься на постель. Когда уже почти спишь, по полу стучат твердые когти, и ты чувствуешь, как спины твоей касается жесткий язык.
      — Не бойся, господин, это я, Бруно.
      Ты чувствуешь его, теплого собственным теплом и пахнущего своим запахом. Бруно ложится возле твоей кровати.
      Утро. В комнате холодно и нет никого, кроме тебя. Ты идешь в ванную, где есть что-то вроде вентилятора, но с расставленными, излучающими тепло проводами, и там одеваешься.
      Внизу мама с каким-то куском материи, завязанным вокруг головы, и тетки сидят за столом, на котором стоят кувшины с молоком, кофе и тарелки с большими ломтями жареной ветчины.
      Тетя Джулия говорит:
      — Привет, Текки! — а мама улыбается тебе. Ты получаешь тарелку с тостом и куском ветчины.
      Целый день три женщины убирают и украшают дом — масками из красной и золотой бумаги, которые тетя Джулия вешает на стены, а также крутящимися, меняющими цвет лампочками — а ты стараешься не мешать и лишь приносишь дрова для большого, почти никогда не используемого камина. Появляется Джейсон; видно, что тетки его не любят, но он только помогает, а потом едет на своей машине в город за какими-то вещами, которые забыл купить. На этот раз он не берет тебя с собой. За окном гудит ветер. Тебе разрешают пойти в свою комнату, где совсем тихо, потому что все внизу.
      Рэнсом недоверчиво посмотрел на таинственную девушку.
      — Ты мне не веришь, — сказала она. То была просто констатация факта, без следа гнева или злости.
      — Признаться, в это довольно трудно поверить. — Он пытался выиграть время. — Город, укрытый в джунглях на маленьком островке, более старый, чем все известные нам цивилизации…
      — Когда ты выглядел примерно так, как он, — спокойно ответила Талар, указывая на человека-собаку, — Лемурия была королевой этого океана. А сейчас все погибло за исключением этого города. Разве этого не хватит, чтобы удовлетворить само Время?
      Бруно дернул Рэнсома за рукав.
      — Не ходи, господин! Иногда туда идут звери, от которых отказывается доктор Смерть. Возвращается мало. Это плохое место.
      — Видишь? — на полных губах Талар появилась легкая улыбка. — Даже твой невольник подтверждает мои слова. Этот город действительно существует.
      — Как далеко отсюда? — коротко спросил Рэнсом.
      — Около полдня дороги через джунгли. — Девушка замолчала, словно боясь сказать больше.
      — В чем дело?
      — Ты поведешь нас против доктора Смерти? Мы хотим очистить этот остров, который является нашим домом.
      — Разумеется. Я ненавижу его не меньше твоих людей. А может, и больше.
      — Ты поведешь нас, даже если мы тебе не понравимся?
      — Если вы меня убедите. Но ты что-то скрываешь.
      — В том виде, как ты меня видишь, я могла бы сойти за одну из вас, правда? — Они пробирались сквозь джунгли в обществе неохотно идущего сзади человека-собаки.
      — Да, ты права. Мало найдется таких красивых девушек, как ты.
      — Именно потому я верховная жрица своих людей. В моих жилах течет чистая, древняя кровь. Но другие… — ее голос перешел на шепот, — другие выглядят не так. Когда дерево достигает преклонного возраста, некоторые его ветви изгибаются самым причудливым образом. Понимаешь?
      — Тэкки? Тэкки, ты здесь?
      — Угу. — Ты прячешь книгу под свитер.
      — Открой же дверь. Маленькие мальчики не должны закрываться одни в комнате. Хочешь увидеть гостей?
      Ты открываешь дверь и видишь тетю Мэй в костюме цыганки с длинными волосами, которые вовсе ей не принадлежат, и в маске, закрывающей только глаза.
      Перед домом одна за другой останавливаются машины. В дверях мама в нарядном платье из фосфоресцирующей ткани, свободно распахивающемся на груди, но зато плотно закрывающем руки до самых пальцев. Она говорит со всеми по очереди, и ты видишь в глазах ее тот блеск, который бывает, когда она танцует или разговаривает сама с собой, если уверена, что никто этого не слышит.
      Женщина с рыбьей головой в блестящем, серебристом платье — это тетя Джулия. Врач в халате, с наушниками на шее и каким-то блюдцем с дыркой на лбу — это доктор Блэк, а солдат в черном мундире, с пиратской эмблемой на шапке и кнутом у пояса — Джейсон. На большом столе ждут кувшины с пуншем, бутерброды и теплая закуска из фасоли. Цыганка начинает с кем-то говорить, а ты берешь несколько печений, залезаешь под стол и садишься там, глядя на мелькающие мимо ноги.
      Играет музыка, и некоторые ноги танцуют. Ты сидишь в своем укрытии очень долго.
      У самого стола танцуют вместе мужские и женские ноги, а потом перед тобой появляется смеющееся лицо — капитан Рэнсом.
      — Что ты делаешь под столом, Тэкки? Идем, будем веселиться вместе!
      Выбираясь из-под стола, ты чувствуешь себя очень маленьким, но когда встаешь, снова кажешься гораздо старше, чем на самом деле. Капитан Рэнсом одет как потерпевший кораблекрушение, в рваную рубаху и оборванные ниже колеи брюки, но все это чистое и даже жесткое от крахмала. На шее у него цепочка из семян и морских раковин, а рукой он обнимает девушку, на которой нет ничего кроме драгоценностей.
      — Тэкки, это Талар с Длинными Глазами.
      Ты улыбаешься, целуя ей руку. Люди вокруг танцуют или говорят, не обращая на тебя никакого внимания. Втроем мы пробираемся через комнату, стараясь огибать танцующие пары и группки людей с напитками. В комнате, которая, когда нет гостей, служит салоном, двое мужчин и две девушки занимаются любовью перед включенным телевизором. В следующей комнате на полу, опершись спиной о стену, сидит какая-то девушка.
      — Привет, — говорит она. — Привет всем.
      Она первая замечает тебя, поэтому ты останавливаешься.
      — Привет.
      — Я сделаю вид, что ты настоящий. Ты не против?
      — Нет.
      Ты оглядываешься на Рэнсома и Талар, но нигде их не видишь и думаешь, что, наверное, они в салоне, целуются, как и другие.
      — Это мой третий выезд. Может, не очень хороший, но и не плохой. Нужно было, однако, позаботиться о наставнике, знаешь, чтобы стоял за твоей спиной. Кто эти люди?
      Стоящие в углах мужчины шевелятся, до тебя доносится лязг их доспехов, ты видишь блеск оружия и отворачиваешься.
      — Думаю, они пришли из Города, Наверное, чтобы охранять Талар. — И вдруг ты понимаешь, что все это правда.
      — Я хочу их видеть.
      Прежде чем ты успеваешь ответить, вступает в разговор доктор Смерть.
      — Не думаю, чтобы ты действительно хотела.
      Ты поворачиваешься. На нем плащ, а под ним вечерний костюм. Мужчина берет тебя за руку.
      — Идем, Тэкки, я хочу тебе кое-что показать.
      Ты идешь за ним по ступеням, а потом по коридору до комнаты мамы.
      Мама лежит в постели, а рядом стоит доктор Блэк, готовя укол. Он заворачивает ее рукав, ты видишь некрасивые красные следы прошлых уколов, и вдруг перед глазами у тебя возникает доктор Смерть, склонившийся над привязанной к операционному столу Талар. Ты бежишь вниз, ища Рэнсома, но его нигде нет, а на приеме уже лишь настоящие люди и укрывшийся в тени ассистент доктора Смерти, Голо, но он ничего не говорит, а только вглядывается в тебя блестящими в лунном свете глазами.
      Ближайший дом принадлежит женщине, которую ты не раз видел, когда она обрезала сухие листья у своего аспарагуса или окапывала кусты роз. Ты стучишь в ее дверь, пытаешься все объяснить, и она наконец решает вызвать полицию.
      …в небо. Языки пламени уже лизали толстые потолочные балки. Рэнсом приложил руки ко рту и крикнул:
      — Сдавайтесь! Если не сдадитесь, погибнете!
      Единственным ответом, который он получил, был очередной выстрел. Он не был даже уверен, что его услышали. Лемурийские лучники дали еще один залп по окнам.
      Талар всей тяжестью повисла на его руке.
      — Вернись, тебя убьют!
      Он послушал ее; прошел мимо могучего тела человека-быка, проколотого не менее чем двадцатью стрелами.
      Ты загибаешь угол страницы и откладываешь книгу. В приемной холодно и пусто, и хотя проходящие сквозь нее люди порой улыбаются тебе, ты чувствуешь себя одиноким. Наконец с тобой хотят поговорить высокий седоволосый мужчина и женщина в голубом мундире.
      Голос у женщины приятный, но так, как приятны голоса учителей.
      — Ты, конечно, хочешь спать, Текмен, но может, немного поговоришь с нами?
      — Да.
      В разговор вступает седоволосый мужчина:
      — Ты знаешь, кто дал эти средства твоей матери?
      — Нет. Доктор Блэк хотел с ней что-то сделать.
      Он машет рукой.
      — Не в том дело. Твоя мать приняла очень много лекарств. Кто ей их дал? Джейсон?
      — Не знаю.
      — Твоя мать выздоровеет, — говорит женщина. — Но для этого нужно время, понимаешь? Тебе придется пожить в большом доме вместе с другими мальчиками.
      — Хорошо.
      И снова мужчина:
      — Амфетамин. Ты знаешь, что это? Слышал когда-нибудь такое слово?
      Ты качаешь головой.
      Женщина:
      — Доктор Блэк хотел помочь твоей матери, Текмен. Я знаю, ты этого не понимаешь, но она приняла слишком много лекарства за раз, а это может быть очень опасно.
      Они уходят, а ты берешь в руки книгу и перелистываешь страницы, но не читаешь. Рядом с тобой садится доктор Смерть.
      — Что случилось, Тэкки?
      От него пахнет гарью, на лбу засохшая струйка крови, но он улыбается и прикуривает одну из своих сигарет.
      Ты закрываешь книгу.
      — Я не хочу ее читать до конца. Вас убьют.
      — А ты этого не хочешь? Очень мило.
      — Вас убьют, правда? Вы погибнете в огне, а капитан Рэнсом оставит Талар и уплывет с острова.
      Доктор Смерть улыбается.
      — Но если ты начнешь читать с начала, мы снова все появимся, даже Голо и человек-бык.
      — Правда?
      — Правда. — Он встает и ерошит ладонью твои волосы. — С тобой все точно так же, Тэкки. Ты слишком молод, чтобы это понять, но с тобой все точно так же.
 
       Перевод с англ. И. Невструева

Жан Порт
ВЕЛИКОЕ БУДУЩЕЕ

      Все математики мира ставят множество вопросов перед будущими поколениями, самые выдающиеся пишут статьи о «будущем математики». Вышеупомянутое будущее опровергает эти предсказания коренным образом, но не об этом речь…
      Представьте себе их реакцию, если бы им предложили самим посмотреть, чем же действительно становится их наука в будущем! А между тем именно это меня ожидало при поступлении в университет. Мое призвание было стать математиком, но не 20-го, а 50-го века. Я должен был изучать математику 50-го века на месте.
      Еще в начале века Эйнштейн и Ланжевен показали теоретически, каким образом можно перемещаться во времени, по крайней мере, как переместиться в будущее: достаточно довольно быстро перемещаться в пространстве.
      Лишь через восемьдесят лет начали понимать, как эта возможность может быть реализована.
      Я не буду здесь вдаваться в подробности и давать технические термины, которые можно найти в специальных учебниках. Главное то, что перед нами открылась перспектива создания межпланетного корабля, который после путешествия, длившегося несколько лет, с точки зрения его обитателей, должен вернуться на Землю, где прошло несколько тысячелетий.
      Было от чего воспрянуть духом математикам. И я был не один, кто воодушевился этой идеей. Физики, химики, биологи, психологи и многие другие ученые стремились ознакомиться с наукой 50-го века, не говоря уже об астронавтах, которых привлекали исследования как времени, так и пространства.
      Существовало только одно серьезное препятствие: такое препятствие должно было бы стоить очень дорого. Налогоплательщики и правительство были в нерешительности. Был только один выход: интернационализировать это предприятие. В конце концов пришли к выводу поставить этот вопрос в ООН, которая решила созвать специальное техническое совещание.
      Эта конференция состоялась в Женеве в 1983 году. В то время я уже был доктором наук, моя диссертация как раз касалась межпланетных путешествий. Я стал одним из членов французской делегации. Наша задача заключалась в том, чтобы обеспечить Франции как можно более значительное место в составе экипажа, при этом вложив как можно меньше средств. Нас заверяли, что это не составит трудности.
      Однако с самого начала конференции дело обернулось совсем по-другому.
      Русские сразу же пошли в наступление, представив свое заявление, в высшей степени вежливости пространное. После появления работ Владимира Владимировича Владимирова, касающихся возможности путешествия в будущее, они не пропустили ничего нового в данной области человеческих знаний, однако считают, что есть более важные вопросы, требующие своего решения. К ним относятся диалектика, направление исторического развития и внутренне противоречия капитализма.
      Китайцы выступили с заявлением, еще более учтивым, но также и более расплывчатым: с тех пор, как они ознакомились с работами уважаемого Ли Лю Лю, они в курсе всех последних исследований, но полагают, что было бы неплохо решить сначала более насущные задачи (смотри выше)…
      Выступление американского делегата, напротив, было четким и ясным. Согласно его заявлению. Соединенные Штаты готовы организовать экспедицию, сотрудничая с другими странами на равных правах, при условии, что США возьмут на себя обеспечение главного корабля и что Комиссия по выявлению деятельности, направленной против Америки, будет иметь возможность проконтролировать всех членов экипажа с целью устранения малейшей возможности проникновения враждебных элементов; а также, чтобы было позволено проверить всю информацию, содержащуюся на борту межпланетного корабля — как в головах ученых, так и во всех бумагах и приборах, — выявляя степень опасности ее для Земли, если вдруг в будущем она попадет в руки государства с тоталитарным режимом.
      Речь британского делегата была проникнута теплотой и юмором, но и очень запутана. Англия, с его слов, может лишь одобрить цели, поставленные международной конференцией, но встает очень деликатный вопрос, некий пункт, который хочет уточнить его коллега, глава индийской делегации.
      Последний встал и сказал, что он бесконечно огорчен тем, что участие Индии было запланировано в другой экспедиции, но в то время они еще не знали о решении ООН начать подготовку к экспедиции в будущее. Подготовка шла уже давно, и был уже решен вопрос о составе экипажа. Там должны быть представлены страны в соответствии с их населением (82 % экипажа для Индии, 7 % — Англия, 11 % — для всех остальных). В результате уже не представлялось возможным предложить проект экспедиции, может быть, более масштабный, но которому далеко еще до практической разработки.
      Испанцев будущее не интересовало. Итальянцев, напротив, но при условии, чтобы ни одно аморальное действие не оставалось безнаказанным на борту корабля и чтобы экипаж наполовину состоял из священников и монахов, назначенных Ватиканом; они должны одновременно выполнять две задачи: блюсти моральную чистоту всего остального экипажа и проповедовать евангелия там, в будущем.
      И наконец немецкая делегация обратила внимание на тот факт, что, исходя из всех выступлений, можно со всей очевидностью отметить, что подобная экспедиция — это дело европейцев, и поэтому предложила доверить всю подготовку Комитету, состоящему из представителей таких организаций, как Западноевропейский союз, НАТО, Европейский платежный союз, Организация европейского экономического сотрудничества, а также еще 174 комитетов, различных институтов, комиссий и т. д.
      Нам не оставалось ничего другого, как незаметно ретироваться. В конце концов мы решили организовать свою экспедицию, в которой, при случае, могли бы принять участие и другие нации. Бельгия, Голландия и Дания дали свое согласие, и работа закипела.
      Потребовалось пятнадцать лет, чтобы закончить то, на что могло бы уйти всего лишь пять лет: мы ведь были во Франции. Дебаты в палате депутатов нам нисколько не мешали, многочисленные перестановки в правительстве — тем более. Но возникали препятствия другого плана. Например, министерство городского строительства захотело несколько укоротить наш корабль под тем предлогом, что он на добрые десять метров превышал, высоту зданий, разрешенную в том месте, где была стройка. Конечно же, корабль по этой причине не претерпел никаких изменений, однако работы были прерваны на некоторое время: два года прошло, прежде чем Государственный Совет, опираясь на прецеденты времен Наполеона I, постановил, что межпланетный корабль, даже во время сооружения, не должен рассматриваться как высотное здание.
      И вот наконец настал долгожданный день. Ученые были погружены на корабль, и мы отправились навстречу звездам и будущему.
      Путешествие длилось три года в космическом времени. Результаты наших исследований публиковались в различных журналах. И вот мы в будущем! По нашим расчетам, мы должны были очутиться на Земле трехтысячного года, почти через век. Поскольку мы не думали, что разделение по национальности осталось прежним, то выбор места приземления был для нас целой проблемой. У нас были некоторые опасения. Пессимисты предсказывали, что мы упадем прямо в гущу общества, настолько жестокого и воинственного, что будем немедленно приговорены к смерти.
      Между тем у нас была надежда остаться в живых, а ко всему остальному мы были готовы. Без сомнения, нам придется всему учиться вновь: новому языку, новым обычаям. Даже если мы не сможем полностью адаптироваться, по крайней мере, мы могли бы быть незаменимым источником информации для историков 50-го века.
      При приземлении мы были тут же окружены вооруженными людьми, полицейскими, должно быть. Мы выжидали — для них мы были всего лишь иностранцами, говорящими на неизвестном языке. Мы им передали учебник по грамматике французского языка и один экземпляр энциклопедического словаря в надежде, что найдется хоть один лингвист, способный понять нас и научить нас языку 50-го века. Все происшедшее позднее превзошло наши ожидания.
      Мы смотрели вокруг себя со все возрастающим удивлением. На первый взгляд, наши надежды и предположения оправдались: мы находились в цивилизованном обществе, а не среди варваров, переживших атомную войну. Вскоре ослепление от первых впечатлений начало проходить, и один из нас вдруг воскликнул:
      — Посмотрите на полицейских!
      — Зачем?
      — Их оружие. Обратите внимание.
      У них были пистолеты и автоматы, которые использовались в обыкновенном боевике.
      — Действительно, — заметил я, — а где же оружие с эффектом молнии, растирающее в порошок?
      — …пистолеты с иглами?
      — …портативные пульверизаторы? Луч смерти?
      Куда девались летательные аппараты, использующие антигравитационный механизм? Механические дороги? Города на различных уровнях? Роботы?
      Автомобили все еще ездили на четырех колесах и распространяли до боли знакомый запах бензина. Вертолеты 50-го века выглядели бы странно в 20-м веке, но работали все по тому же принципу. То же самое можно было сказать о реактивных самолетах. Вот стиль полностью поменялся, как в архитектуре, так и в одежде. Стиль, люди… а техника? Можно было видеть повсюду кирпич и бетон, шерсть и нейлон…
      Уже подходил к концу третий день наших изумлений, когда полицейские привели нам человека, отличавшегося своими манерами и выправкой, без оружия и улыбающегося. Я случайно находился поблизости и охотно принял участие в разговоре.
      И никогда, знаете, никогда я не забуду ни одного слова.
      Наш новый знакомый сделал неопределенный жест двумя руками и воскликнул:
      — Привет, ребята! Пусть мир бесконечных пространств опустится на ваши рожи!
      Удивление быстро прошло, волна энтузиазма захватила нас. Он опять сделал широкий жест, чтобы восстановить тишину, и продолжал:
      — Я, несчастный растяпа, перед вами очень низко склоняюсь. Разрешите представиться: Я Крал, Крали, Кралиян зовусь. По работе лингвист и историк я. В течение двух пятилетий ваш прекрасный язык я изучал. Поэтому вот в настоящее время, привыкнув, бегло на нем говорю, если даже и правильно не всегда.
      — Да нет же, что вы. Вы прекрасно говорите…
      Он не дал нам закончить и вновь заговорил:
      — Ну и счастливчики же вы! Моя специальность — французский язык 20-го века — всегда была. Всех ваших классиков и прочих я вызубрил с помощью кучи неразборчивых рукописей. По этой причине Его Величество Президент приказал мне, недотепе, к вашим услуга быть. Поэтому что вы желаете, я вам задаю вопрос?
      — Мы хотели бы узнать о достижениях науки! Как далеко ушла математика? — поинтересовался я.
      Тут начался настоящий базар; все кричали разом: «Биология! Химия! Психология!». Крал потребовал тишины и произнес:
      — Математики нет, астрономии нет, физики и химии нет, биологии и психологии тоже пришел конец…
      — К-а-а-к???
      — На протяжении тридцати веков ученых, за исключением историков и археологов, не существует. Все в великое будущее отправились, чтобы с великой наукой великого будущего знакомство совершить. Вы, ребята, большие ученые, вернулись первыми. И наша единственная надежда — вы есть.
      — Вы… нас знаете?
      — Как историк я знаю ваши имена, мы знаем… ваши диссертации, у нас они есть… их понять мы не можем. Вы их объяснять, мы надеемся…
      — ?..
      — Что касается других ученых. Делать нечего, их нет. Но вы, ребята, великие ученые, великую науку великого будущего вы сделали. Или, в противном случае, великому будущему крышка!
 
       Перевод с франц. Н. Скворцовой

Реджинальд Бретнор, Крис Нэвил
БЛАГОДАРНОСТЬ ГАРАНТИРУЕТСЯ

      В то утро 5 декабря мистер Эберхард Хэрристон появился в лаборатории корпорации «Ласковые зверушки», как всегда, точно в 8.45. Он снял пальто, вымыл руки и облачился в халат, маску и перчатки. А затем, как это было ухе в течение семи лет, присоединился к двум другим хирургам из его команды.
      Как всегда, мистер Олсон сидел возле операционного стола, напевая песенку о милых зверушках своим баритоном, напоминавшим звук, издаваемый бетономешалкой:
 
Какие милые зверушки, какие милые зверушки!
Прильни к этим зверушкам!
Они будут так любить
Мамочку и папочку и тебя, это все наверняка!
Подергай их за усики, ущипни за шкурку.
Эти милашки так малы и пушисты!
Так пушисты и малы!
Любовь и благодарность заложены в них!
 
      Как всегда, мистер Керфойд стоял наискосок от него, роясь в стерилизаторе. Стоило мистеру Хэррисону войти, как Керфойд мельком глянул на него и тут же моргнул, будто стервятник, которому в глаз попал песок. Мистер Олсон распевал дальше:
 
Милые тигрята, такие большие и величественные,
Милая пантера, вечно поводящая носом,
Леопард, лев — спешите купить любого из них точно в срок!
Милые зверушки, милые зверушки,
Прильнувшие к…
 
      У мистера Хэррисона вошло в привычку вежливо игнорировать песенку, он отворачивал лицо, удлиненное, напоминавшее прямоугольник, занимаясь какими-то мелочами у экрана энцефалографа, выполняя распоряжения, или отправлялся в маленький кабинет, служащий подсобкой. Но утром пятого декабря он был занят совсем другим. Вместо обычного приветствия он шагнул вперед и сердито проворчал в адрес мистера Олсона:
      — Заткнись!
      Мистер Олсон откинул голову назад, успев, задыхаясь, лишь прохрипеть:
      — Милые, — и замолчал.
      Мистер Керфойд выронил из рук пинцет и вымолвил:
      — Ну, ну, мистер Хэррисон, — как бы успокаивая его.
      — Ты тоже заткнись, — прорычал Хэррисон, поворачиваясь к нему лицом.
      — Какая дурь — тратить время на этих чертовых кошек, кошки, кошки — у нас больше ничего нет — одни львы, тигры, пантеры, ягуары, пумы, оцелоты — а дальше, хотелось бы знать, зубчатый тигр? — Он вновь налетел на мистера Олсона: — Какой ужас, я даже во сне чувствую их запах.
      — Ну уж не знаю, как вам это удается, — нервно запротестовал Олсон. — У нас дома живет лев. Мы взяли его для детей. Он такой чистый и аккуратный. От него ни капельки не пахнет. У него свой собственный старенький ящик. — Как бы ища поддержки, он посмотрел на своего коллегу Керфойда: — Не правда ли?
      — Ну конечно, — прогавкал Керфойд. — Все знают, что наши ласковые зверушки в полном порядке. Кроме того, их всех дезодорируют перед отправкой. Это забота фирмы, и фирма с этим хорошо справляется, по-моему.
      Мистер Олсон фыркнул:
      — Мне кажется, мистер Хэррисон, что, даже если вам не по душе мое пение, вам следовало бы вести себя пристойно, дабы не обидеть меня. Может, у мистера Керфойда, как и у меня, нет выдающихся заслуг в хирургии, мы и не заявляем, что можем оперировать людей, как это делаете вы, но мы же и не выходим за профессиональные рамки.
      Мистер Хэррисон незамедлительно глянул на часы, висевшие на стене. Все прошло так, как он планировал, вот Олсон и разозлен. Хэррисон позволил себе изобразить растерянность.
      — Что, что вы имели в виду за профессиональные рамки? — спросил он, вместо того чтобы подвести черту.
      Мистер Олсон завелся. Он поднялся с места в угрожающей позе.
      — Вам известно, Хэррисон, черт побери, что я имел в виду. Если не станете следить за собой, я сообщу о вас в ассоциацию — похоже, вы будете лишены своей степени. Понятно?