Записки летчика М.С.Бабушкина. 1893-1938

Машина останавливается. Протискиваюсь между снаряжением, уложенным в отсеках самолета. Широкая советская натура просит выхода, а кабина узкая… Люди выскакивают на лед и с ликованием бросаются друг другу в объятия, восторженно кричат «ура». Путь завершен.

В моих запасах завалялась бутылка коньяка. Аккуратно разделили вино на тринадцать человек, и все мы дружно подняли тост:

– За родину, за нашего вождя Иосифа Виссарионовича Сталина!

Экипаж «Н-170» первым выполнил задание нашей партии и правительства, задание товарища Сталина. Сели мы на льды Северного полюса благополучно. Началась обыденная человеческая жизнь, такая же обыденная, как в любой другой точке необъятной родины. Требовалось людям и отдохнуть, и поесть, и поспать. После всех переживаний (а их было много!) одни быстро развертывали радиостанцию, чтобы скорее связаться с материком, другие ставили палатки, тащили пневматические матрацы, спальные мешки, расстилали их в палатках, создавали уют, чтобы лучше было отдыхать. Зажгли примус, стали готовить борщ.

Льдина, на которую сел наш самолет, находилась в двадцати километрах за полюсом, несколько западнее меридиана острова Рудольфа. Впрочем, здесь, на Северном полюсе, сходятся все меридианы земного шара…

Великие слова о том, что нет таких крепостей, которых не могли бы взять большевики, еще раз блестяще подтвердились: неприступный Северный полюс покорился воле советских людей, воодушевленных партией Ленина – Сталина.

Начиналась жизнь первого советского поселка на Северном полюсе.

26 мая на Северном полюсе опустился второй самолет воздушной экспедиции – под командованием Героя Советского Союза В. С. Молокова.

По просьбе прилетевшего с В. С. Молоковым специального корреспондента «Правды» Л. К. Бронтмана, 27 мая Михаил Сергеевич написал небольшую статью о первых днях жизни на «вершине мира». Эта статья не была передана на материк вследствие большой перегрузки радиостанции «Северный полюс». Рукопись публикуется впервые.

Первые дни на Северном полюсе

Из тринадцати человек, находившихся на борту самолета, только мне доводилось многократно делать посадку в различных ледовых условиях. С нами были лучшие советские полярники. Но они знали лед главным образом с борта судна. Правда, они ходили по льдам, даже жили на них, но выбирать с воздуха пловучий аэродром им еще не приходилось.

Когда самолет находился в десяти-пятнадцати метрах от поверхности Ледовитого океана, со всех сторон появились угрожающие громадные глыбы наторошенных льдов. С высоты они казались невинными складками, своего рода «морщинами» на древнем лице Северного полюса, а сейчас стало понятно: при столкновении с этими ледяными массивами самолет превратится в щепки.

Мне кажется, что не только я, но и мои спутники – отважные люди – испытывали в эти минуты смешанное ощущение радости и страха. Страх потому, что возможно столкновение с ледяными глыбами, а радость – от сознания, что мы достигли цели, что лед здесь достаточно прочный, крепкий и в состоянии выдержать любую нагрузку…

Через несколько минут мы уже ходили по ледяному полю. Ходили на Северном полюсе!

С именем Сталина мы вступили на «вершину мира». С его именем начали закладку дрейфующей станции для четырех товарищей, которым предстоит провести здесь остаток длинного полярного дня и суровую полярную ночь. Казалось бы, всего только один день и одна ночь, но как они длятся!

Папанин, Ширшов, Кренкель и Федоров энергично и горячо принялись за организацию своей научной станции. Большая часть оборудования для нее и продовольственные запасы находятся на остальных трех самолетах – Молокова, Алексеева и Мазурука.

Скоро мы оставим здесь, на пловучей льдине, четырех товарищей. Но они не будут одни: с ними вся страна. Она согреет их своей любовью в холодную полярную ночь. С ними будет великий Сталин, который своей заботой о человеке воодушевляет на борьбу с любыми трудностями.

Вскоре после посадки на льдине появились первые палатки. Установили радиомачты, натянули антенны. В палатке-кухне совсем по-домашнему гудела керосиновая плита, готовился обед.

Эрнст Теодорович Кренкель торопился установить радиосвязь, чтобы известить весь мир о завоевании большевиками Северного полюса.

Радиостанция самолета перед самой посадкой испортилась, и мы не смогли сообщить о себе. Это сильно тревожило: мы знали, что не только на острове Рудольфа, но и во всей стране о нас очень беспокоятся. Там было известно только, что мы прошли над полюсом, пробили облачность и выбираем место для посадки… Потом связь оборвалась. Надо скорее ее восстановить!

Несколько часов пришлось затратить на зарядку аккумуляторов. Первая наша радиограмма была передана на остров Рудольфа лишь в 10 часов 30 минут вечера. Теперь все в порядке, связь налажена.

Жизнь идет своим чередом. Мы начинаем постепенно «обживать» льдину. Протаптываем тропинки от самолета к палаткам, строим домики из снежных кирпичей.

23 мая начали рубить лунку, чтобы определить толщину и прочность льда. Петр Петрович Ширшов измерил глубину лунки до воды: толщина льда – три метра десять сантиметров. Надежное поле!

Все время светит солнце. Оно упорно не покидает горизонт. В центре Арктики солнце сейчас несет круглосуточную вахту. Так будет в течение нескольких месяцев.

Мы отправляемся спать лишь в те часы, когда испытываем потребность в отдыхе. Но в наглухо задернутых палатках спать не хочется: все наши помыслы на острове Рудольфа – какая там погода, когда вылетят остальные три корабля?

Спим мы на полюсе нормально – не в меховых одеждах, как, вероятно, думают многие в Москве, а по-настоящему раздеваясь, с той лишь разницей, что залезаем не под одеяло, а в меховые мешки.

На второй день нашего пребывания на полюсе мы увидели живое существо. Это была маленькая северная птичка – пуночка, немногим больше и чуть светлее воробья. Мы очень обрадовались неожиданной пернатой гостье и стали раздумывать, откуда она могла появиться. Пришли к выводу, что пуночка, которых очень много на острове Рудольфа, во время нашего пребывания там свила себе гнездо на самолете «Н-170» и вместе с нами перелетела на Северный полюс. Впрочем, это был не научный вывод, а лишь предположение «летной части».

25 мая получаем радиограмму с острова Рудольфа:

«Погода улучшается, Молоков готовится к старту». Вскоре вторая радиограмма: «Молоков, Алексеев и Мазурук вылетели на Северный полюс».

Мы с нетерпением ждем своих товарищей. Мысленно вместе с ними преодолеваем расстояние, отделяющее остров Рудольфа от нашей дрейфующей станции.

Подходит время, когда корабли должны появиться на горизонте.

Я забираюсь на крыло машины и, вооружившись биноклем, всматриваюсь в горизонт. Замечаю крошечную черную точку.

– Вот самолет!

Машина приближается к лагерю, делает два круга. Это самолет Молокова. Спустя несколько минут Василий Сергеевич плавно сажает свою машину на ледяное поле и подруливает к нашему самолету. По всем правилам, как на нормальном аэродроме!

Из молоковской машины выскакивают люди. Мы обнимаемся и горячо поздравляем друг друга. Нашего полку прибыло!

Вот тогда мне вспомнилось, что у авиаторов в прошлом, до революции, так же как и у моряков, было много всевозможных суеверий и предрассудков. Если на аэродром попа привезти, обязательно будет несчастье; в понедельник вылетать нельзя; тринадцати человекам нельзя садиться за стол – приведут нищего и посадят обедать, лишь бы было четырнадцать; тринадцатый полет пилот старался как-нибудь поскорее закончить, чтобы сразу на четырнадцатый перейти. Много пропадало хороших летных дней из-за того, что никто не хотел летать в понедельники…

Только революция покончила с этим мракобесием и суеверием. Вот нам на число «13» прямо везло: тринадцать посадок сделали – все благополучно, без поломок; тринадцать человек прилетели на Северный полюс, и ни один не потерялся…

Мы на Северный полюс полетели друзьями, а возвращаемся отсюда братьями. Суровый, недоступный Северный полюс сроднил нас всех, показал, чем каждый живет, чем он дышит и как в трудные минуты может проявить себя.

Северный полюс открыт давно. Он еще Пири открыт.

Мы его не открыли, а завоевали. Северный полюс ждал своего хозяина. И вот этот хозяин наконец явился. Этот хозяин – наша родина, Советский Союз.

Мои товарищи с флагманского корабля[18]

Нас было тринадцать на флагманском воздушном корабле «Н-170». Сейчас мне хочется прежде всего говорить о Водопьянове и Спирине.

Михаил Васильевич Водопьянов – фигура цельная, полная первобытной непосредственности, вся устремленная вперед, в живое действие. Это простая, открытая душа, легко воспламеняющаяся и тяготеющая к жизни большого накала. Его беспокойная голова полна всегда смелых мечтаний, которые возникают в нем с большой легкостью, но закрепляются упорно и надолго.

Часто, когда вопрос на совещании был уже почти решен, раздавался его голос:

– А у меня еще одна идея есть… У меня еще одна мыслишка появилась…

Это человек, обладающий огромной силой желаний, порожденных в нем мечтой. С каким фантастическим по своей страсти упорством, с какой мужественной трезвостью реалиста-практика рвался он на полюс! И вот – завоевал!

Талантливый самородок, горячий, пышущий жаром, словно вынутый из раскаленных недр земли, Водопьянов – изумительный товарищ, который никогда, ни за что в жизни не оставит друга в беде. Он всегда о всех беспокоится, вечно тревожится о других.

В Арктике он бывал немного. Знаменитое спасение челюскинцев – вот его блистательный дебют за Полярным кругом. Потом он летал на Чукотку. И он еще не выработал в себе «ледяной» выдержки, которая есть у многих старых работников Арктики.

Когда Мазурук сел на льдину в стороне от нас, Водопьянов очень болезненно это переживал. Скажу прямо: из всех нас Водопьянов особенно волновался в часы, когда отсутствовала связь с задержавшимся Мазуруком. Он уже поговаривал о том, что надо лететь, искать Мазурука, спасать. Он места себе не находил. И если бы не Отто Юльевич, который спокойно доказывал, что Арктика требует терпения и не допускает никакой поспешности, Водопьянов, вероятно, уже сорвался бы и полетел, забыв о себе и думая лишь о затерявшемся, по его мнению, во льдах товарище.

Кое-как нам удалось уговорить Водопьянова, что пока нет никаких оснований тревожиться: Мазурук – отличный командир, связь должна наладиться, вероятно волны не проходят. И действительно, связь с Мазуруком вскоре была установлена.

Я лично знаю Водопьянова давно, знавал его, когда он еще работал в мастерских «Добролета»; потом был механиком на линии, сдал экзамен на летчика. Он всегда производил на меня впечатление хорошего, талантливого человека, очень способного летчика. Но мне особенно радостно было заметить в нем перемену, которая произошла после того, как Водопьянов был принят в партию. У него появилось замечательное чувство ответственности перед народом, перед страной. Он почувствовал, что партия от него требует быть не только героем, но и образцом настоящего человека. Это очень серьезно на него повлияло. С этого момента он стал особенно быстро расти.

Со Спириным я познакомился у Водопьянова, когда мы готовились к отлету из Москвы. Он показался мне человеком замкнутым, с чересчур спокойным характером – прямая противоположность Водопьянову. Но общее впечатление осталось хорошее. Чувствовалось, что человек этот – солидный, устойчивый, зря не болтает и знает вес своего слова.

Такое впечатление выгодно для штурмана. Летчик должен верить в своего штурмана. Если нет у тебя доверия – значит, пойдут нелады: не «спеться» ни на земле, ни в воздухе. В таких случаях лучше уж сразу разойтись.

Спирин, придя на самолет, внес какой-то свой особенный, ровный и спокойный тон в работу и во взаимоотношения членов экипажа.

Но полностью мы оценили Спирина, когда шли на Рудольф. Мы были просто восхищены уверенным мастерством этого человека. Мне почти не приходилось видеть, чтобы штурман в труднейшей обстановке над облаками с такой абсолютной точностью определял местонахождение самолета и безошибочно делал прокладку курса.

Лично мне он внушил сразу такое доверие, что я, человек, летающий двадцать с лишним лет, привыкший летать по карте, сверяясь с земными ориентирами, чтобы видеть все самому, здесь бросил карту. Я решил, что на этот раз могу довериться штурману.

Но Спирин не только блестяще знает аэронавигационное дело: он также великолепный пилот. Штурман-летчик.

Чтобы точно отыскать Северный полюс, необходимо иметь точнейшие инструменты, безотказно работающие. Такими инструментами мы обладали, а при наличии столь замечательного штурмана, как Спирин, мы не сомневались, что мимо полюса не промахнем. Мы были уверены, что Спирин приведет нас на полюс. Так и было.

Полюс завоеван[19]

Человечество стремилось завоевать Северный полюс на протяжении столетий. Много человеческих жертв понесено при попытках добраться до Северного полюса, разгадать его тайны. Но Северный полюс продолжал оставаться загадкой, продолжал быть неприступной крепостью.

Он ждал своих настоящих хозяев – и вот наконец дождался.

Такими хозяевами явились большевики – маленькая группа людей, посланных великой партией Ленина – Сталина.

Эти люди прилетели на Северный полюс на советских самолетах, и неприступная гордыня самой северной точки земного шара благосклонно приняла наши четыре гигантских четырехмоторных самолета.

Первые слова, которые были произнесены нами при вступлении на льдину, были слова в честь нашей дорогой Родины, в честь нашей Партии, в честь нашего великого вождя товарища Сталина.

Затем мы стали строить себе жилье, готовить пищу, и вот уже в палатках зашумели примусы; здесь пьют чай, там обедают. Мало-помалу палатка постепенно приобретает уют, а горячий чай располагает к беседе; люди делятся впечатлениями о только что совершенном полете, первыми впечатлениями о советском полюсе, о его гостеприимстве.

Утомление берет свое. Забравшись в спальные мешки, мы засыпаем, овеянные чистым воздухом Северного полюса. Так началась наша первая «условная» ночь – условная потому, что на полюсе в это время солнце круглые сутки стояло на небе, о наступлении ночи мы узнавали только по часам.

Нас убаюкивал шелест легких палаток, в которых мы себя чувствовали совсем как дома.

Но вот мы уже выспались. Лагерь ожил. Появляются тропинки от самолета к самолету, от палатки к палатке. Там пробивают прорубь, приступают к измерениям толщины льдины. В другом месте ставят ветряк для зарядки аккумуляторов. Высится радиомачта – самое высокое «сооружение» на Северном полюсе. Торжественно развеваются наши советские красные знамена с гербом социалистического государства и портретом того, кто ведет нас от победы к победе – нашего великого вождя товарища Сталина.

Папанинцы приступают к изучению жизни Северного ледовитого океана. Трудно даже представить себе, что это значит: изучать жизнь Северного ледовитого океана, необъятного по своим размерам, неизведанного по своей глубине. Естественно радостное волнение, с которым мы начинали эту новую страницу в истории мировой науки.

В появившуюся на льдине трещину, которая постепенно превратилась в большое разводье, Ширшов опускает на тросе, батометры на глубину восьмисот метров. Это делается для того, чтобы взять из океана пробы на разных глубинах, пробы, которые должны познакомить нас с плотностью, соленостью и температурой воды. Все мы, участники воздушной экспедиции, с понятным любопытством обступаем края льдины, где происходит эта работа, и следим за действиями Петра Петровича.

И вот из глубины океана из-под трехметрового льда появляются первые живые существа, которых мы встречаем на Северном полюсе. Этими существами оказываются маленькие светлокоричневые рачки и еще меньшие моллюски. Они быстро то опускаются, то снова подымаются в воде. Нас охватывает какое-то особо приятное чувство: и здесь не все мертво, как казалось, и здесь продолжается жизнь.

Ширшов обещает нам в самом недалеком будущем наладить планктонные сетки, которыми он будет вылавливать живые существа с разных глубин океана и тем самым даст возможность научно объяснить существование жизни в недрах Северного ледовитого океана.

Чтобы закончить описание «животного мира» на Северном полюсе, необходимо упомянуть еще и о собаке, которую экспедиция привезла с собой для зимовщиков. Собаку доставил самолет Мазурука, и она будет находиться на дрейфующей льдине до окончания экспедиции.

Но вот мы уже возвращаемся с Северного полюса, оставив там четверку стойких и бесстрашных советских полярников, которым предстоит выполнить почетнейшее задание партии и правительства и нашего великого вождя товарища Сталина. Тепло распростившись с товарищами, мы возвращаемся на родину, которая на Северном полюсе представлялась нам жарким, горячим югом.

Первые люди, которые нас встречали на обратном пути, были жители местечка Амдерма на берегу Карского моря. Они горячо приветствовали нас. Пионеры Амдермы собрались у себя в клубе и попросили гостей-летчиков притти поговорить с ними и рассказать им о Северном полюсе. Эти ребята, так же как и все, страстно хотели знать о тех, кто полюс завоевал, кто посылал на полюс этих большевиков. Их детская любознательность была полна энтузиазма, их глазенки горели; они с жадностью слушали рассказ, ловили каждое слово об этом ранее недосягаемом и суровом месте земного шара.

Мы смотрим на юные лица собравшихся пионеров. Тут не только русские ребята: мы замечаем националов – ненцев, у которых черные, загоревшие от северного солнца лица. На шее у них повязаны яркие пионерские галстуки.

Надо сказать несколько слов о ненцах. По данным 1926 года, их насчитывалось около пяти с половиной тысяч человек. Они разделяются на ряд племен и занимаются оленеводством, охотой и рыболовством. До революции ненцы (или самоеды – так их тогда называли) быстро вымирали, как и все маленькие народности, которые угнетались царизмом. Теперь этот народ приобщился к социалистической культуре и к социалистическому строительству нашей любимой родины.

Из беседы с ребятами мы скоро узнали, что эти маленькие ненцы успели вместе с русскими детьми полюбить нашу советскую школу и познать грамоту. Эти маленькие ребята-ненцы никогда в жизни не видели поезда, не имеют представления о наших прекрасных полях, на которых сейчас колосятся рожь, пшеница и ячмень. Но зато они великолепно разбираются в советских самолетах, в моторах, в тракторах; они превосходно знают, что такое моторная лодка; их привлекают механизмы всевозможных моторов; они успели полюбить технику, которую дала им революция, партия Ленина – Сталина; они горят желанием познать все, что посылает туда, на Север, Страна Советов.

Так на далеком Севере развивается советская социалистическая культура, так благодаря мудрой ленинско-сталинской национальной политике растут кадры, которые будут внедрять на Севере нашу советскую технику и укреплять советскую социалистическую культуру.

Побеседовав с ребятами о нашем полете и о пребывании на льдине, мы расстаемся большими друзьями. Ребята обещают брать пример с нас, большевиков, которые выполняют задания партии, правительства и своего великого вождя. Они обещают выполнять свои обязанности – учиться, и учиться на «отлично» и на «хорошо».

Наши новые маленькие друзья тепло провожали нас дальше, на юг. Они просили передать всем пионерам тех городов, где мы будем останавливаться, их пламенный привет.

И вот наши самолеты приближаются к югу. Не подумайте, что мы действительно залетели куда-нибудь на побережье Черного моря. Вторым культурным уголком, где нас встретили наши братья по родине, был город Архангельск. Нам казалось, что мы попали в южный край, похожий на Кавказ или Крым, – настолько велика была разница между Северным полюсом, откуда мы летели, и Архангельском.

Сразу из холодного царства льда и снега мы попали в тепло. В Архангельске в то время было двадцать пять градусов выше нуля – температура, о которой наши друзья в Амдерме могли только мечтать. Солнце Архангельска горячо обжигало нас, теплая Северная Двина ласково принимала в свои воды наши раскаленные тела, жаждущие прохлады, и мы действительно чувствовали себя словно на каком-то южном курорте…

В Архангельске нас также встречали октябрята, пионеры и комсомольцы. Они выстроились большими шеренгами, в руках у них были огромные букеты пахучих полевых цветов. Здесь нас встречала ожившая от зимнего сна природа, встречало лето.

Мы передали ребятам Архангельска привет с далекого Севера от пионеров Амдермы.

Перед тем как закончить свой рассказ о том большом деле, которое под руководством партии, правительства и лично товарища Сталина сделано нашей экспедицией на Северном полюсе, я хочу сказать несколько слов о сравнительно недавнем прошлом. Это было перед мировой войной, когда знаменитый американский путешественник Роберт Пири после огромных трудов и лишений первым достиг Северного полюса.

Пири вернулся затем на материк и сообщил президенту Соединенных штатов Америки о своем открытии. Тот не задумываясь ответил храброму путешественнику: «Благодарю вас за этот щедрый дар, но я не знаю, что с ним делать».

Теперь все граждане нашего Советского Союза великолепно знают, для чего нами завоеван Северный полюс. Ибо только в нашей стране свободны люди, свободна наука, свободна культура, двигающая нашу счастливую родину к еще более радостной и светлой жизни.

25 июня, в тот день, когда народ Соединенных штатов Америки приветствовал пионеров трансполярного перелета – Чкалова, Байдукова и Белякова, четыре корабля воздушной экспедиции на Северный полюс вернулись в Москву. Один из самолетов, под управлением И. П. Мазурука, остался на острове Рудольфа для оказания в случае необходимости немедленной помощи героической четверке – Папанину, Ширшову, Кренкелю и Федорову.

В столице, на Центральном аэродроме имени Фрунзе, участников экспедиции встретили товарищи Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Калинин, Андреев, Микоян, Жданов, Хрущев, Димитров. Сталин, Молотов и Ворошилов тепло поздравили и обняли всех участников небывалой воздушной экспедиции.

После митинга товарищ Сталин, руководители партии и правительства вместе с полярниками и летчиками направились к Кремлю. Гостеприимная Москва восторженно встречала завоевателей Северного полюса.

В эти дни, выступая на одном из митингов, М. С. Бабушкин сказал:

– Нам удалось выполнить задание, поставленное страной, поставленное Сталиным, потому, что нами двигала любовь к своей социалистической родине; потому, что выполнение сталинского задания было для нас великим счастьем, делом нашей чести – чести советских людей.

Мы выполнили свою задачу потому, что тщательно и упорно к ней готовились; потому, что могучий Советский Союз вручил нам свои прекрасные машины и так снарядил нашу экспедицию, как об этом не могут даже мечтать ученые, исследователи, летчики капиталистических стран. Мы выполнили свою задачу потому, что ощущали заботу о себе всей страны и лично товарища Сталина.

Когда в Москве мы увидели, что нас встречают руководители партии и правительства во главе с товарищем Сталиным, мы приняли это как высшую награду за свою работу.

«За образцовое выполнение задания Правительства и героизм» ЦИК Союза ССР постановил наградить участников экспедиции, достигшей Северного полюса и основавшей полярную станцию на дрейфующем льду у полюса. Восемь участников экспедиции и среди них М. С. Бабушкин получили звание Героя Советского Союза со вручением ордена Ленина.

Послесловие

Воздушная экспедиция на Северный полюс и организация на льду дрейфующей станции открыли эпоху больших советских трансполярных перелетов. Великий летчик нашего времени Валерий Чкалов вместе с Георгием Байдуковым и Александром Беляковым впервые в истории авиации совершили беспосадочный перелет из Москвы через полюс в Северную Америку. Героическая тройка трансполярных пилотов – Михаил Громов, Андрей Юмашев и Сергей Данилин – установила мировой рекорд дальности полета по маршруту Москва – Северный полюс – Сан-Джасинто (Южная Калифорния). Вместе со всей страной М. С. Бабушкин горячо приветствовал победителей арктических просторов.

12 августа 1937 года из Москвы в Фербенкс (Аляска) вылетел четырехмоторный самолет «Н-209» под командованием Героя Советского Союза С. А. Леваневского. На борту самолета находилось шесть человек. Перелет протекал в труднейших атмосферных условиях. Из-за сплошной облачности экипажу пришлось, вести машину на высоте до шести тысяч метров. 13 августа после полудня самолет «Н-209» прошел над Северным полюсом. В 14 часов 32 минуты с борта машины была принята радиограмма, в которой сообщалось, что отказал правый крайний мотор и самолет снизился до четырех тысяч шестисот метров. После этого связь с «Н-209» прервалась.

Советское правительство в широких масштабах организовало поиски самолета, потерпевшего аварию.

25 августа из Москвы на Землю Франца-Иосифа вылетели три тяжелых самолета Героев Советского Союза Водопьянова, Молокова и Алексеева. На острове Рудольфа к ним присоединился самолет Героя Советского Союза Мазурука. Экспедицию возглавил Герой Советского Союза Шевелев.

Поиски «Н-209» не давали результатов. Близилась полярная ночь. Самолеты экспедиции, не оборудованные для ночных полетов, должны были вернуться в Москву.

В октябре из столицы вылетели на Север еще четыре тяжелых самолета. Их вели Герои Советского Союза М. С. Бабушкин, летчики-орденоносцы Б. Г. Чухновский, Я. Д. Мошковский и Ф. Б. Фарих.

Накануне отлета в статье «Наши планы» М. С. Бабушкин писал:

«Готовясь к экспедиции, мы учли, что нам придется летать в особенно трудных условиях. В Арктике наступает полярная ночь, которая в первый период богата штормами и туманами. Еще не успел охладиться воздух, волны теплого течения с юга еще попадают в район льдов и, охлаждаясь, образуют густые туманы. Они опасны в осенних условиях, грозят самолету обледенением.

Вот почему особое внимание мы обратили на оборудование самолета. Самое важное – обеспечить полеты в арктическую ночь. Мы приспособили свои корабли для этого. Освещение оборудовано великолепно. Фары под крыльями, прожекторы, установленные в хвостовой части самолета, и большой запас всевозможных осветительных ракет дадут возможность успешно бороться с тьмой полярной ночи. Мы рассчитываем благополучно производить посадки на льдах. На острове Рудольфа мы вольемся в экспедицию товарища Шевелева и под его руководством будем вести поиски. План этих работ, по-моему, должен быть таков. Выждав благоприятную погоду, нужно вылететь на двух самолетах в район Северного полюса. Приблизительно в той точке, где, по нашим предположениям, сейчас находится экипаж Леваневского, необходимо найти подходящую площадку, сесть там и подготовить аэродром для приема остальных кораблей. Первые два самолета должны сыграть роль дрейфующей базы с метеорологической станцией и рацией. По вызову этой дрейфующей базы вылетят остальные тяжелые корабли. Они привезут запасы горючего и продовольствия. Пополнив баки своих самолетов, мы сумеем (постепенно расширяя зону обследования) радиусами облетывать район посадки «Н-209», тщательно обыскивая каждый ропак.

Полярной ночью костер или зажженную ракету видно далеко вокруг. Возможно, что Леваневский подаст такой световой сигнал. Особенно широко мы будем проводить поиски в лунные ночи. Благодаря прозрачному, чистому воздуху и сильному светоотражению от льда и снега в Арктике в лунные ночи светло, как днем.

О себе сказать мне нечего. Я север знаю, север люблю, работаю на севере давно. Я охотно иду в новый почетный северный рейс».

О ходе экспедиции Михаил Сергеевич Бабушкин регулярно писал своей жене Марии Семеновне, находившейся в то время в Ессентуках:

«Москва, 2 октября 1937 года

Сегодня я собрал все свои вещи, белье и одежду. На 4 октября намечен вылет. Из газет ты узнаешь, как идут поиски самолета Леваневского. Мне кажется, что мы его найдем…

Только что говорил с тобой по телефону, но так мало… Надеюсь, когда вернемся с поисков, наговоримся вдоволь, куда-нибудь поедем, отдохнем…»

«Архангельск, 7 октября 1937 года

Добрались мы сюда хорошо. Как дальше полетим – неизвестно, но пока есть надежда на погоду. Провожали из Москвы все ребята…

Узнали неприятную новость – шторм поднял уровень Карского моря у Амдермы и там залило аэродром. Теперь мы изменили маршрут – пойдем на Нарьян-Мар.

Экипаж у меня подобрался хороший. Завтра собираемся лететь дальше. О своем продвижении я буду тебе радировать…»

«12 октября 1937 года

«Здравствуйте, ребята!

Я прилетел в Нарьян-Мар. Ждем погоды, чтобы вылететь дальше. Сейчас небо очищается от облаков… Летим пока хорошо, условия нам благоприятствуют. Здесь светит солнышко все равно как весной. Завтра, может быть, тронемся дальше…

Слушайтесь мамочку и не обижайте ее…»

Дальше, на пути к Земле Франца-Иосифа, воздушные корабли встретили особенно неблагоприятные метеорологические условия. Только в середине ноября они подошли к острову Рудольфа. В эту полярную ночь в Центральной Арктике господствовала скверная погода. Поиски «Н-209» сильно затруднялись.

В декабре Михаил Сергеевич Бабушкин писал Марии Семеновне:

«Пользуюсь полетом Марка Ивановича (Шевелева) в Москву и хочу рассказать тебе о наших делах…

Теперь только бы погода наладилась, тогда мы бы полетали! Может быть, нам удастся найти самолет «Н-209»…

Не забывай, радируй мне почаще. Как у наших ребяток идут дела с учебой? Попроси их внимательнее относиться к учебе и порадовать меня хорошими отметками. Я очень надеюсь.