Когда молчит совесть

      - Не знаю, мама Джаннат, ничего не знаю. Скрытный он у нас...
      А про себя подумал: "Да, видать, без ссоры не обойтись. Надо во что бы то ни стало успокоить его, не то все мои радости пойдут насмарку".
      * * *
      Исмет лежал лицом к стене, натянув на голову одеяло. Скомканная одежда валялась в ногах. Вугар насторожился. Обычно Исмет был очень аккуратен. Каждая вещь имела у него свое место. С вечера он отглаживал брюки, рубашку, галстук, чистил пиджак и шляпу (еще на третьем курсе он стал носить шляпу!), наводил лоск на ботинки и бережно прятал все в платяной шкаф. А сегодня одежда смята, разбросана, - значит, сердит и взволнован не на шутку.
      Вугар подошел к постели и нагнулся над своенравным братом.
      - Салам, Исмет! - громко проговорил он.
      Исмет молчал.
      - Послушай меня, Исмет! - Вугар говорил все громче. - Ну, не прикидывайся спящим, я же вижу, что ты не спишь!
      Исмет словно воды в рот набрал. Вугар сел на край постели, взял его за плечи и тряхнул:
      - Перестань! К чему дуться по пустякам? Проснись, мне надо поговорить с тобой...
      Исмет не проронил ни звука.
      - Ты ведь не знаешь, где я был, почему задержался. Сначала выслушай меня, ну, а если я виноват...
      Гробовое молчание было ему ответом. Тогда Вугар, не обращая внимания на упрямство Исмета, начал рассказывать:
      - Знаешь, что со мной приключилось? Вышел я от профессора и хотел вернуться домой, но так случилось, что пришлось зайти к Арзу. Встань, я расскажу тебе подробно!
      - Припрячь для себя свои подробности! Они тебе еще пригодятся, обиженно процедил Исмет. Голос его был глухим, словно доносился со дна глубокого колодца.
      - Тебе тоже пригодятся... Не упрямься, вставай, потолкуем!
      - Отстань!
      - Не отстану! Не брат ты мне больше, если тебя не беспокоит моя будущая семейная жизнь.
      - А моя жизнь тебя интересует? Спроси у себя!
      - Спрашивал. Отвечаю и тебе и себе: я ни в чем не виноват!
      - Чист, как ангел небесный!
      - Да, чист перед тобой, как родниковая вода!
      Исмет продолжал лежать, укрыв голову одеялом, и только громкое сопение оглашало комнату. Потом он резко повернулся и все так же, не снимая одеяла, уткнулся лицом в подушку, желая дать понять, что разговор окончен. Но Вугар не унимался. Он навалился на Исмета, забрался рукой под одеяло и стал щекотать его.
      - Ты что, белены объелся, спать человеку не даешь! - ворчал Исмет, стараясь освободиться от Вугара.
      Но Вугар сдернул одеяло и швырнул на пол.
      - Да, я объелся белены! Хочешь, подеремся!
      Исмет и вправду был настроен драчливо. Ловко, как кошка, он повернулся и сел на постели. Вугар, ласково улыбаясь, смотрел на него. Исмет ответил ему разгневанным взглядом. Он подобрал с пола одеяло и прошипел, как разъяренная змея:
      - Ты пьян!
      Вугар был хитер и знал, как смягчить сердце брата. На все лады он начал расхваливать Алагёз.
      - О, брат мой, какой у тебя великолепный вкус! Какой меткий и зоркий глаз! Знаешь, я раньше не всматривался в нее. А сегодня понял - это ангел! Прелесть... Я разбудил тебя, чтобы поздравить и сказать: она произвела на меня неизгладимое впечатление...
      Исмет только и ждал подобных слов. Он таял, как воск на огне. От гнева и следа не осталось. Глаза загорелись, губы расплылись в улыбке.
      - Она понравилась тебе? Да?
      - Понравилась! Это не то слово! Удивительная девушка!
      - Ты близко видел ее?
      - Так, как тебя! Пришел, а у них на стол накрывают. Хотел уйти, но меня пригласили к обеду...
      - Не тяни резину! Меня подробности не интересуют. Говори по существу.
      - По существу? Изволь! Познакомили нас...
      - И все?
      Вугар запнулся. Исмет явно ждал другого ответа. Неожиданно пришла на помощь мама Джаннат. Приоткрыв дверь, она заботливо спросила:
      - Вугар, дорогой, ты не голоден? Может, разогреть ужин?
      - Ах, мама Джаннат, - рассердился Исмет, - как ты не кстати! У нас такой важный разговор! Может ли человек после званого ужина вернуться голодным?
      - Почему не может? Разве не случается, что на званых ужинах человеку не до еды?
      - Не на таком ужине он был! У любимой девушки, понимаешь?
      - У девушки? - растерянно переспросила мама Джаннат. - У какой девушки, сынок?
      - У Арзу! - продолжал сердиться Исмет. - У своей возлюбленной! Опять непонятно?
      - Теперь понятно, сынок, - растерянно и смущенно пробормотала мама Джаннат.
      Грубые ответы Исмета огорчили ее, но она подавила обиду и, легко шагнув к Вугару, спросила взволнованно:
      - Почему же ты ничего не рассказал до сих пор? Говори толком, как тебя приняли в ее доме, как встретили? Ну?
      - Хорошо приняли! Просто великолепно! - опять ответил за Вугара Исмет. - А теперь иди и отдохни, дай нам спокойно поговорить!
      Мама Джаннат ничего не ответила и покорно, опустив голову, вышла из комнаты. Исмет вскочил с кровати и захлопнул за ней дверь. Снова усевшись на кровати, он поджал под себя ноги и вопрошающе взглянул на Вугара:
      - Ну, а дальше?
      - Дальше... Дальше... Между нами говоря, ты сейчас поступил очень плохо. За что ты оскорбил маму Джаннат?
      - Не отвлекайся! Говори, что было потом? Что ты увидел и услышал в этом доме?
      - Разве я мало рассказал?
      - Обо мне разговор не заходил?
      - Да нет, не было повода...
      Исмет снова насупился и помрачнел.
      - А письмо? Ты передал?
      Вугар молчал. Положение снова создавалось щекотливое. Он быстро соображал, что ответить Исмету, как успокоить его, и не мог ничего придумать, - Вугар не умел врать. И он решил ответить по совести:
      - Понимаешь... Неудобно было. За столом собралась вся семья, - как передать при всех? Я надеялся, что Алагёз выйдет в коридор проводить меня, - она не вышла. Сам знаешь, провожать положено старшей хозяйке...
      Исмет сердито махнул рукой и больше не проронил ни слова. Как человек, мучимый ознобом, он плотно закутался в одеяло, отвернулся к стене и замер, словно окаменел. Вугар понял, что любые попытки возобновить разговор бессмысленны. Скажи он слово - Исмет кинется на него, и начнется скандал.
      Медленно поднявшись с кровати Исмета, Вугар разделся и лег. Вино еще бродило по телу, горячило кровь, он сбросил одеяло, укрылся простыней и, закинув руки за голову, долго глядел в потолок. Мысли его витали далеко; казалось, не было этой маленькой, давно не знавшей ремонта комнаты с пожелтевшим потолком и грязноватыми стенами. Перед его взором одна за другой проплывали картины минувшего дня - просторная квартира профессора Гюнашли, праздничный стол в доме Арзу... Как прекрасна жизнь, а будет еще прекраснее!
      Странно устроен человек! Размышляя о будущем, он старательно выбирает из минувшего все самое прекрасное и радостное. Почему только добро и счастье вспоминаются ему? Почему?..
      Глава пятая
      Когда Вугар проснулся, солнце косо заглядывало в окошко их маленькой комнатенки. Теплые золотистые лучи гладили по лицу, словно убаюкивая. Полусонный, испытывая во всем теле сладкую истому, он мысленно перебирал в памяти вчерашний день, веселую застольную беседу, вспоминал доброго, милого отца Арзу и конечно же ее, самую нежную и милую. А посещение профессорского дома?... Не трогай его сейчас никто, он бы еще долго-долго лежал в постели, лишь бы не расставаться со сладостными воспоминаниями о вчерашнем. Но вот его взгляд остановился на кровати Исмета. Она была пуста. Взволнованный, он поднял руку и взглянул на часы, которые с вечера забыл снять. Было половина десятого. Он опаздывал на заседание ученого совета!
      Второпях натянув рубашку и брюки, Вугар кинулся к умывальнику, плеснул в лицо холодной водой и так же бегом вернулся в комнату. Скорее, скорее! Он надел пиджак, нахлобучил кепку, схватил портфель, как всегда набитый бумагами. На пороге он лицом к лицу столкнулся с мамой Джаннат, которая возвращалась с базара:
      - Доброе утро, Вугар! Куда так спешишь?
      - Важное дело, ох важное дело, мама Джаннат, боюсь опоздать!
      - Ты не завтракал...
      - Что поделать, опаздываю!
      - Опаздываешь? Так опоздай еще на несколько минут. Где это видано выходить из дома голодным. Весь день будет мутить, того и гляди, заболеешь!
      Джаннат решительно поставила на порог корзинку, преграждая ему путь. Мама Джаннат, прошу, не тревожься за меня! В буфете позавтракаю...
      - Нет! - решительно возразила она и втолкнула Вугара в комнату. Человек не имеет права рисковать своим здоровьем и аллах, захвораешь, лекарства пропишут. А какой прок от лекарства, тоже один аллах знает. Положи, сыночек, портфель я место, поешь спокойно и можешь идти.
      Как ни старался Вугар втолковать старухе, что его ждет профессор, что предстоит важный разговор, Джаннат ничего не хотела слушать. Ласково оглядев Вугара с ног до головы, она улыбнулась:
      - Ты в зеркало на себя смотрел? Ну и вид!
      Вугар смутился. "Что она нашла во мне смешного?" - подумал он, подошел к небольшому ветхому шифоньеру и взглянул в мутное стекло. Да, хорош! Веки красные, волосы растрепаны, под глазами синяки...
      - Ну? Не испугается ли твой профессор?
      Вугар покраснел. Мама Джаннат подошла к нему, вытащила из-под мышки портфель, сняла с головы кепку.
      - Иди, иди, - настойчиво сказала она. - Прежде всего хорошенько умойся и причешись. На что это похоже? Волосы висят, как пакля! В институте молодые женщины, девушки, солидные профессора, что же, ты хочешь посмешищем стать? Галстук в шифоньере висит, я его погладила.
      Вугару оставалось лишь подчиниться ее ласковым указаниям.
      Пока он умывался и причесывался, мама Джаннат накрыла на стол, приготовила бутерброд с сыром, налила в стакан крепкий сладкий чай. Усадив Вугара, она внимательно проследила, чтобы съел все без остатка. И только когда чай был выпит и бутерброд съеден, Джаннат отпустила его.
      - Вот теперь иди! - сказала она. - Да сопутствует тебе аллах во всех твоих начинаниях. Желаю удачи!
      * * *
      Институт находился в районе Черного города, добираться туда было долго, и Вугар, чтобы сэкономить время, взял такси. Он просил водителя поторопиться, но водитель попался несговорчивый и не обратил внимания на просьбу Вугара.
      Когда наконец Вугар добрался до института, заседание совета давно началось. Приоткрыв дверь в кабинет Гюнашли, Вугар услышал высокомерный голос:
      - Диссертационную работу аспиранта Шамсизаде дoлжно обсудить особо. Похвалы Сохраба Мургузовича у меня лично вызывают сомнения. Мне кажется, что сама тема имеет ряд серьезных просчетов. В ней есть много спорных моментов. Обо всем этом надо поговорить спокойно, в деловой обстановке... Мое мнение об этой работе...
      У Вугара упало сердце. Кто и за что так безжалостно стегает его? Вугар пошире приоткрыл дверь, и кровь застыла у него в жилах: выступал профессор Башир Бадирбейли. Что случилось? Почему этот всеми уважаемый профессор так ополчился против него? Тут что-то есть! Ведь он и раньше несколько раз выступал против Вугара, правда, не так резко. А если случайно встречал Вугара на улице или в коридоре института, нехотя отвечал на его приветствия. Почему? Вугар не знал. Доходили до него слухи, что Башир Бадирбейли не ладит со своим коллегой Сохрабом Гюнашли, сводит какие-то давние счеты. Вугар и сам не раз был свидетелем их споров, порой спокойных, порой недружелюбных. Но какое это могло иметь отношение к нему, аспиранту? Ведь он-то ни в чем не был виноват!
      Башир Бадирбейли между тем продолжал все так же резко:
      - Вывод из всего вышесказанного следующий: обсуждение диссертационной работы аспиранта Шамсизаде отложить. К тому же сегодня в институте он отсутствует. И вообще нескрываемая опека, бесконечные поблажки этому аспиранту противоречат принципам педагогики. На следующем собрании и обязательно в присутствии Шамсизаде я считаю необходимым еще раз вернуться к этим обстоятельствам и тщательно в них разобраться.
      Вугар вздрогнул, словно от удара. Кровь, казалось, заледеневшая в жилах, мгновенно превратилась в огонь, стучала в висках и в сердце. Не сознавая, что делает, Вугар резким толчком настежь распахнул дверь и опомнился лишь на пороге кабинета. Руками он крепко сжимал ручку двери. Грудь его тяжело вздымалась.
      Усилием воли Вугар заставил себя успокоиться, прошел в кабинет и сел в заднем ряду. Его появление заметили, все взоры обратились к нему, в кабинете воцарилась напряженная тишина. Профессор Гюнашли с укоризной взглянул на Вугара и обратился к Бадирбейли:
      - Прошу вас, профессор, продолжайте, Шамсизаде здесь...
      Бадирбейли, услышав в голосе коллеги веселую насмешку, смутился. Нервно подергивая левым плечом и высокомерно задрав подбородок, не глядя в его сторону, продолжал:
      - Аспирант Шамсизаде здесь! Прекрасно! Пусть послушает. Я повторяю свое предложение: отчет Шамсизаде перенести на следующее заседание. Диссертация представлена в сыром, несовершенном виде. Обсуждать ее надо детально, это будет весьма полезно прежде всего для самого аспиранта.
      Гюнашли многозначительно улыбнулся. Было в этой спеси его шестидесятилетнего коллеги что-то недостойно-мальчишеское. Гюнашли спросил спокойно и вежливо:
      - Простите, профессор, я не понял: против чего, собственно, вы протестуете? Нельзя ли конкретнее?
      - Я достаточно ясно выразил свою мысль. Два раза повторил, что предлагаю перенести обсуждение.
      - Я понял ваше предложение, профессор, мне оно абсолютно понятно. Вы предъявили работе Шамсизаде тяжелые обвинения, фактически уничтожив ее. Так не будьте голословны, выскажитесь по существу. Данное совещание достаточно компетентно. Зачем откладывать?
      - Ни к чему жевать пережеванное! - Бадирбейли прищурился, с откровенной насмешкой глядя на Гюнашли. - Поймите, я не против проблемы ТАД. Я прекрасно знаю, что антидетонаторный бензин вещь великолепная! Он очистит воздух в городах, удлинит век моторов, будет способствовать продлению человеческой жизни. Но ведь пока его нет! Это лишь понятие, и притом весьма относительное. Утопия! В условиях сегодняшнего дня, при нынешних научно-технических условиях эта проблема весьма далека от реализации... Может, лет через пятнадцать - двадцать мы сможем претворить ее в жизнь, разгадать технологические тайны, определить точные химические составы. Но сейчас это невозможно. Я неоднократно говорил вам об этом...
      - То, что вы мне говорили, я прекрасно помню. Ваши доводы были опровергнуты. Если у вас нет новых, дополнительных аргументов, я не вижу оснований переносить обсуждение.
      - Но вы не один здесь! Существует общественность, коллегиальное мнение... - не унимался Бадирбейли.
      Гюнашли явно начинал терять терпение. Его обычно спокойное лицо потемнело, улыбка сбежала с губ. Однако и голос и движения продолжали оставаться спокойными.
      - Простите, профессор, - негромко сказал он, - кажется, кто-то из нас двоих чего-то недопонимает. Вероятно, мне или вам не ясна сущность нынешнего совещания...
      - Не будем заниматься политиканством, Сохраб Мургузович! Мы давно вышли из детского возраста и великолепно понимаем друг друга. Ваше поведение - не что иное, как нежелание считаться с мнением товарищей!
      Словно темная туча опустилась на лицо Гюнашли. Но он продолжал по-прежнему спокойно:
      - Резкость ваших выражений, профессор, недостойна нашего совещания. Вы говорите неправду. У меня одна цель прийти к объективному решению.
      - А какова моя цель, по-вашему?
      - Ваша... - Гюнашли явно хотел сказать что-то резкое, но сдержался. Ваша цель, профессор, если память мне не изменяет, совсем иная. Вы требуете перенести обсуждение диссертации аспиранта Шамсизаде на узкое совещание. Но вы забываете одно: мы собрались сюда не для того, чтобы обсуждать темы диссертаций. Они давно обсуждены и утверждены. Сегодня мы должны выслушать отчеты аспирантов, ознакомиться, как идет работа, утвердить планы.
      - Спасибо за разъяснение, весьма обязан! - Лицо Башира скривилось в насмешливой улыбке. - Послушайте! - грубо крикнул он. - Прекратите менторский тон и не учите меня! У меня в подобных делах немалый опыт, во всяком случае, не меньше вашего! Я уже сед...
      Гюнашли ничего не ответил. Спокойным, чуть грустным взглядом окинул он своего противника, гордо выпятившего грудь. "Да, и голова и брови твои поседели, - подумал он. - Только ум остался младенческим..."
      Гюнашли глубоко вздохнул и оглядел присутствующих, ища у них сочувствия. Одни, утомленные перебранкой, молчали, опустив головы, другие перешептывались о чем-то своем, негромко посмеиваясь. Аспиранты затаив дыхание следили за словесной дуэлью двух ведущих профессоров. Вугар, внутренне весь подобравшись, сидел, опершись подбородком на руку, с тревогой ожидая решения своей участи.
      - Я требую отложить вопрос! - громко и категорически проговорил Бадирбейли, расценив молчание присутствующих как поддержку.
      - На каком основании? - поднял голос Гюнашли. - Причина?
      - Причина простая - сегодня у нас нет времени. Разговор о диссертации должен состояться серьезный и долгий. И потом, - Башир показал рукой на аспирантов, - я не считаю возможным, чтобы молодые люди присутствовали при разговоре...
      Гюнашли поднял руку и взглянул на часы.
      - Времени у нас больше чем достаточно! А что касается аспирантов, то вне зависимости от того, присутствует здесь молодежь или нет, нам следует следить за своей речью...
      - Ну что ж, раз вы меня вынуждаете говорить, я скажу!
      Башир Бадирбейли снова вскочил с места, прокашлялся и заговорил, отчеканивая каждое слово:
      - Аспирант Шамсизаде занят очковтирательством! Его работа - афера чистой воды.
      - Профессор, мы условились быть осторожнее в выражениях! Подобные заявления выходят за рамки нашего авторитетного совещания...
      - Повторяю: работа Шамсизаде - пустая болтовня! Пыль в глаза, авантюра! И вы, профессор, этому покровительствуете!
      - Что за абсурд! - пренебрежительно махнул рукой Гюнашли. - Это смешно, профессор. И... несовместимо с вашим возрастом и званием. Каждый из здесь присутствующих может познакомиться с работой Шамсизаде. Результаты, полученные им, со всей категоричностью доказывают, что он правильно подошел к решению проблемы.
      Но Башир Бадирбейли, видно, не сомневался в своей победе. Он понизил голос и продолжал развязно:
      - Да будет известно нашему уважаемому Сохрабу Мургузовичу, что "проблема", решением которой занялся Шамсизаде, отнюдь не нова. Нет, он не схватил звезд с неба! Нам удалось раскрыть ваши махинации! Антидетонатор, который вы столь гордо объявили вашим изобретением, есть не что иное, как американская лигатура. Компания "Этил корпорейшен" давно и широко применяет его на своих заводах!
      Башир высоко поднял над головой тоненький журнал в яркой обложке и небрежным жестом швырнул на стол. Но даже этот грубый жест не смог вывести Гюнашли из терпения.
      - Напрасно утруждаете себя, Башир Османович, - подхватив иронический тон противника, ответил Гюнашли. - Нам это известно давным-давно, остается пожалеть, что вы узнали об этом так поздно. Но никто, кроме вас, тут не виноват! Да! Первыми изобретателями магганских антидетонаторов являются Меджлей и Бой...
      - Вы разоблачили самого себя! Выходит, что и аспирант и его научный руководитель заняты плагиаторством, а если говорить просто - воровством! Башир торжествующе оглядел собравшихся.
      Гюнашли побелел.
      - И тут вы заблуждаетесь, Башир Османович! - сдерживая гнев, возразил он. - Проблема ТАД возникла в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году. С тех пор над ее разрешением трудятся многие ученые, целые научные институты и компании. Ею занимались Фишер, Юр, Пайпер и Коттон, Браун и Шапиро. Названные ученые, изменив законы синтеза, технологические методы, химические составы, разрабатывают каждое соединение по-своему. И наши советские ученые, наши научно-исследовательские институты давно заняты этой проблемой. Что же касается антидетонатора, разработанного аспирантом
      Шамсизаде, то он совершенно иной, отличный от изобретенных ранее. Так что о плагиате не может быть и речи. Ваши слова, говоря мягко, абсурдны...
      - Вот это здорово! - И Башир Бадирбейли, прикрыв рот ладонью, громко расхохотался. - Выходит, ваш Шамсизаде этакий вундеркинд?! Он, видите ли, решил проблему, над которой много лет бьются виднейшие ученые мира? Да у него еще материнское молоко на губах не обсохло...
      - Что поделать, Башир Османович, к великому вашему сожалению, это именно так! Проблема, над которой бились мировые ученые, разрешена юношей, у которого, как вы изволили выразиться, не обсохло на губах материнское молоко. Но, как говорит французская поговорка, "факты - упрямая вещь"!
      - Гипербола - великолепная штука, профессор. Но мы должны помнить, это не дипломная работа, а диссертация. Или вы забыли, что партия и правительство требуют, чтобы диссертации и после защиты не пылились на полках, в институтских архивах, а работали на пользу государства? Считаться с этим требованием - долг каждого ученого!
      - Тот, кто именует себя ученым, должен помнить еще об одном: наш долг - помогать молодым и талантливым. Я высоко оцениваю работу Шамсизаде. И действительно поддерживаю этого юношу, - вот единственное, в чем вы правы! Так мне велит совесть. И я не только не отказываюсь от своей поддержки, но и горжусь. Найденная аспирантом лигатура, примесь для бензина с высоким октаном, необходима современной технике. Она, несомненно, найдет широкое применение в нашей промышленности. Технический прогресс - вопрос первостепенной важности.
      -Что ж, посмотрим, - Башир Бадирбейли пожал плечами. - До подножия виднеющейся горы не так уж далеко... Поглядим, сколько воды можно унести в решете!..
      Глава шестая
      - Куда вы так спешите, товарищ Шамсизаде?! - раздался визгливый голос, и Вугар задержался на лестнице, повернувшись в ту сторону, откуда прозвучал вопрос.
      Ступенькой выше позади него стоял человек, маленький и толстый, квадратный - можно было сказать о нем. Небольшие глазки, спрятанные в глубоких глазницах, лукаво посмеивались. Это был один из старших сотрудников института Зия Лалаев.
      Зия Лалаеву в институте многие завидовали. Нет, не его таланту или научным открытиям, - завидовали его счастью. Этот человек, как говорится, родился в сорочке. Во всем-то ему везло! А жена? Такой красавицы в целом городе не сыщешь. Высокая, стройная. На нее не только мужчины заглядывались. Девушки и молодые женщины, увидев ее, останавливались и провожали завистливыми и восхищенными взглядами. А юноши или молодые холостяки, увидев ее под руку с Зия, от досады кусали губы: маленькие ножки, яркие губы, пухлые белые пальчики, черные вразлет брови - и все это уродцу! Народная мудрость гласит: лучшие груши в лесу достаются шакалам. А иные так говорили: не насмешка ли судьбы - писаная красавица, достойная кисти великих мастеров, рядом с таким безобразным?..
      Словом, чего только не говорили люди от зависти к Зия Лалаеву! Но это его ничуть не смущало. Он лишь крепче держал под руку Шойлу и, улыбаясь, заглядывал в ее карие прекрасные глаза. А завистникам всегда отвечал односложно: "Не родись красивым, а родись счастливым!"
      Когда Зия женился, по городу шли самые разнообразные слухи: одни утверждали, что он похитил невесту, другие, что купил, щедро одарив ее родителей драгоценностями и деньгами. Конечно, в жизни всякое случается, бывает, что жених крадет невесту, бывает, что покупает. Но в данной истории все произошло совсем иначе.
      Шойла приходилась племянницей Мархамат-ханум. Отец Шойлы погиб на войне, и Мархамат-ханум взяла девочку на воспитание, чтобы помочь овдовевшей сестре. Каким образом Зия втерся в доверие к Мархамат-ханум, одному аллаху известно! Но Мархамат-ханум сумела уговорить и Шойлу и ее мать и выдала племянницу за аспиранта своего супруга. С тех пор Зия Лалаев, как тугим ошейником, сковал лебединую шею красавицы Шойлы. Что же это каприз судьбы?
      О нет, Лалаев был человеком весьма предприимчивым, он умел добиваться своего. Удачная женитьба лишь подкрепила веру в собственные силы.
      По научной лестнице он продвинулся весьма быстро. Конечно, родство с прославленным ученым сыграло здесь известную роль, но надо отдать Зия справедливость, что и работал он не покладая рук. Дни и ночи сидел над диссертацией, а защитив ее и получив научное звание, был зачислен в институт старшим научным сотрудником. Одновременно он вел в университете практические занятия по химии и получил звание доцента. Короче, занял в жизни прочное место.
      Вугар познакомился с Лалаевым в университете. Студенты дружно недолюбливали надменного уродца. Важно, заложив руки за спину, он расхаживал в перерывах по коридору, всегда один, высокомерно поглядывая на окружающих, не удостаивая никого разговором. Над ним подтрунивали, о нем сочиняли анекдоты. Кому-то удалось проникнуть в его тайну: когда Зия был влюблен в Шойлу, он решил попытать силы в поэзии, писал стихи и посвящал любимой. Одно стихотворение даже появилось в центральной газете под псевдонимом "Бариз". Впрочем, как пришел Зия с этим стихотворением в литературу, так же бесследно с ним и ушел, больше никогда не печатался.
      Кто-то из студентов не пожалел времени, раскопал в архиве стихотворение Зия, состоявшее всего лишь из десяти строк, выучил наизусть и прочитал в аудитории. Стихотворение это переделали, обратив против автора.
      Последняя строфа звучала так:
      О девушки! Возлюбленные и друзья Бариза!
      Вы постоянны в дружбе и любви.
      Но если б хоть мельчайшую частицу
      Ума и чести передать смогли
      Тому, кто ковыляя прет в науку,
      Не ведая ни чести, ни стыда,
      Тогда б вы Зия протянули руку,
      О девушки! О верные друзья!...
      Вскоре в институте не было человека, который не знал бы этих стихов. И до сих пор новые студенты не без удовольствия повторяют их, а старые товарищи подчас, словно невзначай, называют Зия Лалаева Зия Бариз.
      Вугар не любил Лалаева и старался избегать встреч с ним. Вот и сегодня, увидев его, с трудом скрыл неприязнь и, ничего не ответив на его слова, хотел пройти мимо. Но Зия с неожиданной ловкостью перепрыгнул через две ступеньки и, догнав Вугара, фамильярно взял за руку.
      - Хи-хи! А вы, Шамсизаде, между нами говоря, счастливчик! - захихикал он без всякой на то причины. - Честное слово, я завидую вам. И даже ревную... Вот так счастье, вот так успех!
      Настроение у Вугара было и без того отвратительное, а тут еще неуместные шутки! Он резко выдернул руку и нахмурился. Помрачнел и Зия.
      - За что вы так со мной? - сердито спросил он. - Чем, смею спросить, заслужил столь пренебрежительное отношение? Может, вы не верите в искренность моих слов? Странный вы человек, очень странный!
      Желая показать Вугару, что он оскорблен в лучших своих чувствах, Зия отошел от него и, держась за перила, стал быстро спускаться по лестнице, семеня короткими ногами. Однако на площадке второго этажа он остановился, поджидая Вугара. Когда тот, мрачный, погруженный в невеселые мысли, поравнялся с ним, Зия опять подошел к нему.
      - Что случилось? - еще раз спросил он. - Чем вы расстроены? Профессор Гюнашли дал о вашей диссертации такой отзыв, что вы должны чувствовать себя на седьмом небе. А он еще, видите ли, недоволен! Не обижайтесь, но вы действительно странный человек!
      Вугар пропустил мимо ушей слова Зия. Ему хотелось одного - чтобы тот поскорее отвязялся. Но, увы, отвязаться от Зия было не так-то просто! Он встал на пути Вугара, как старый пень посреди лесной дороги.
      - Послушай, дорогой, я знаю, ты скромник! И напрасно! - Зия покровительственно перешел на "ты". - Знаешь, как любит меня Сохраб-дадаш? И у меня нет человека дороже! Сохраб-дадаш - око мое... Ты же слышал, как он тебя восхвалял? Как превозносил... Клянусь, не всякий отец способен так защищать родного сына! Каждое слово пронизано любовью к тебе. Думаешь, легко завоевать любовь Гюнашли? О, подобное счастье выпадает далеко не каждому на долю! Так что я тебя от души поздравляю!
      Вугар нехотя поблагодарил, продолжая думать о том, как бы скорее отделаться от назойливого собеседника. Но Лалаев не собирался так скоро распрощаться с Вугаром. Приподняв левую бровь, он продолжал:
      - Я хочу, чтобы ты правильно понял меня! И говорю это вовсе не потому, что Гюнашли мой родственник. Хвала аллаху, мне от тебя ничего не надо и заискивать перед тобой незачем. Ты всего лишь аспирант, для меня это пройденный этап... Давным-давно пройденный... Ты уже несколько лет живешь в Баку, скажи, хоть раз слышал, чтобы профессор Гюнашли причинил кому-нибудь зло? Ручаюсь, что нет! Потому что он - честнейший человек! Я могу запятнать свою совесть, а он - никогда! Если Гюнашли уверен, что человек талантлив и работа заслуживает внимания, он грудью встанет на его защиту и окажет всяческую помощь. Ни одну просьбу не оставляет он без внимания... У нас много ученых. Но кто их них так, как Гюнашли, заботится о молодежи? Никто! Вот, например, Башир Бадирбейли... Как он выступал сегодня? Заносчиво, надменно!.. А его профессорскому стажу куда больше лет, чем тебе! В области химических наук он первый в Азербайджане получил профессорское звание. А какая от него польза? Ровным счетом никакой! Кому он открыл новые пути в науке? Никому! Что нового сделал в области химии? Ничего! А какой гонор! Во всей вселенной не уместится! Хи-хи-хи! Кстати, помнишь, какое прозвище дали ему студенты? "Профессор Бе-бе", то есть профессор-малютка. Точнее не придумаешь! Он в науке и есть малютка...
      "А у тебя самого гонора хоть отбавляй, - подумал Вугар. - Недаром говорят: если слепой слепого не обзовет слепым, у него сердце от горя лопнет!" И он с трудом удержался, чтобы не сказать это вслух.
      А Зия Лалаев разошелся:
      - Заметил, с каким пафосом выступал он против тебя? Каких только обвинений не налепил! И это ученый с положением, с званием профессора! Как нелогична его речь! Он из кожи лез, чтобы убедить всех в несостоятельности твоей работы, доказать, что это абсурд, грубая никчемная затея. Догадываешься, почему он так неистовствовал? Да потому, что больше всего на свете боится, что в науку придут новые талантливые люди. Злой дух, он вечно за свое положение! А вдруг в один Далеко не прекрасный день такие молодые ученые, как я, прижмут его к стенке и скажут: уважаемый Бадирбейли, то, что вы сделали в науке, равно нулю! Не пора ли сдать вас в утиль сырье?