Академия [Основание] (№7) - Основание и Земля [Академия и Земля]

– Но разве не может оказаться возможным, что в любом отношении, от общих черт до мельчайших подробностей, я неотличима от натуральной? Если я такова, как ты сможешь провести отличие между мной и истинно человеческим существом?

– Я не думаю, что ты можешь быть настолько мастерски изготовлена.

– Что, если это было возможно, несмотря на то, что ты думаешь?

– Я просто не могу поверить этому.

– Тогда рассмотри это лишь как гипотетический случай. Если бы я была неотличимым от человека роботом, как бы ты к этому отнесся?

– Ну, я… я…

– Ну, скажем определенней. Как бы ты отнесся к тому, что занимался любовью с роботом?

Пилорат внезапно прищелкнул пальцами.

– Ты знаешь, есть легенды о женщине, влюбившейся в искусственного мужчину и наоборот. Я обычно думал, что в этом заключена лишь аллегория и никогда не мог вообразить, что эти истории могут оказаться истиной. Конечно, Голан и я никогда даже не слышали слова «робот» до тех пор, пока мы не приземлились на Сейшелл, но, как я сейчас думаю об этом, эти искусственные мужчина и женщина должно быть и были роботы.

По-видимому, такие роботы действительно существовали в ранние исторические времена. Это означает, что отношение к таким легендам должно быть пересмотрено…

Он внезапно замолчал, и, когда после некоторого ожидания Блисс резко хлопнула в ладоши, подпрыгнул, ошеломленный этим звуком.

– Пил, дорогой, ты использовал свою мифологию для того, чтобы уйти от ответа на мой вопрос. Я повторяю: как бы ты отнесся к тому, чтобы заниматься любовью с роботом?

Он в затруднении посмотрел на нее.

– Неким истинно неотличимым роботом? Таким, что невозможно найти различия с человеком?

– Да.

– Тогда, как мне кажется, робот, который неотличим от человека является человеком. Если бы ты даже и была таким роботом, для меня ты все равно останешься человеком.

– Это то, что я хотела от тебя услышать, Пил.

Пилорат немного подождал, затем сказал:

– Ну, а сейчас, когда ты услышала мои слова, дорогая, не будешь ли ты так добра сказать мне, что ты – натуральный человек и мне не нужно справляться с подобной гипотетической ситуацией?

– Нет. Я не сделаю этого. Ты определил натурального человека как объект, который имеет все свойства натурального человеческого существа. Если ты удовлетворен тем, что я имею все эти свойства, тогда дискуссия окончена. Мы получили действующее определение и не нуждаемся в ином. Кроме всего прочего, как я могу узнать что ты всего-навсего не робот, которому посчастливилось оказаться неотличимым от человека?

– Потому что я сказал тебе, что я не робот.

– О, но если бы ты был таким роботом, ты мог бы быть устроен так, чтобы говорить мне, что ты натуральный человек, и ты мог бы даже быть запрограммирован верить в это сам. Действующее определение – вот все, что мы имеем, и все, что у нас может быть.

Она обвила шею Пилората своими руками и поцеловала его.

Поцелуй становился все более страстным и продолжался, пока Пилорат не попытался сказать, слегка приглушив голос:

– Но мы обещали Тревизу не повергать его в смущение, превращая этот поход в свадебное путешествие.

– Позволь этому уйти прочь и не оставляй нам времени думать об этих обещаниях, – сказала Блисс с ноткой просьбы в голосе.

– Но я не могу сделать этого, дорогая, – ответил Пилорат в затруднении. – Я знаю, это должно раздражать тебя, Блисс, но я постоянно задумываюсь и я принципиально против того, чтобы позволить эмоциям захватить меня. Эта особенность формировалась во мне всю мою жизнь и, вероятно, досаждает окружающим. Я никогда не жил с женщиной, которая бы не начинала возражать против этого рано или поздно. Моя первая жена – но я полагаю, что это неподходящая тема для обсуждения…

– Да, довольно неподходящая, но не настолько уж… Впрочем, ты не первый мой любовник.

– Ох! – сказал Пилорат в замешательстве, но затем, заметив легкую улыбку Блисс, продолжил: – Я имею ввиду, конечно нет. Я даже не предполагал, что я – первый. Все равно, моей первой жене это не понравилось бы.

– А мне наоборот. Я нахожу тебя, бесконечно погруженного в задумчивость, привлекательным.

– Я не могу поверить в это, но я думаю о другом. Робот или человек – не имеет значения. Мы здесь согласны. Однако, я Изолят и ты знаешь это. Я не часть Геи, и когда мы любим друг друга, ты разделяешь эмоции с не-Геей, даже когда позволяешь мне стать частью Геи на короткое время и это не может быть той же самой интенсивностью эмоций, какую ты воспринимаешь, когда Гея любит Гею.

– Любить тебя Пил – в этом есть своя собственная прелесть. Я не заглядываю дальше в будущее.

– Но это не только твое дело, что ты любишь меня. Ты – это не только ты. Что, если Гея сочтет подобное поведение извращением?

– Если бы дело обстояло так, я бы знала, ведь я – Гея. А так как мне приятно быть с тобой, Гее это тоже приятно. Когда мы занимаемся любовью, вся Гея разделяет мои ощущения в той или иной степени. Когда я говорю, что я люблю тебя, это означает, что Гея любит тебя, хотя только одна отдельная ее часть, которую я собой представляю, принимает в этом непосредственное участие. Ты смущен?

– Будучи Изолятом, Блисс, я не совсем улавливаю смысл всего этого.

– Можно представить это в виде аналогии с телом Изолята. Когда ты насвистываешь мелодию, все твое тело, ты как организм, хочешь свистеть ее, но непосредственная задача производить звуки доверена твоим губам, языку и легким. Твой правый большой палец не делает ничего.

– Он может отстукивать мелодию.

– Но это не является необходимым действием для свиста. Отстукивание мелодии – не само действие, но отклик на действие, и, наверное, все части Геи могут откликнуться так или иначе на мои эмоции, как я откликаюсь на твои.

– Я полагаю, в таком случае нет нужды чувствовать смущение от этого?

– Конечно, нет.

– Но это заставляет меня ощущать странное чувство ответственности. Когда я пытаюсь доставить тебе счастье, то, оказывается, должен осчастливить распоследний организм на Гее.

– Распоследний атом – но ты так и делаешь. Ты добавляешь к чувству общей радости то, что я позволяю тебе ненадолго разделить со мной. Я полагаю, твой вклад слишком мал для того, чтобы быть легко измеримым, но он существует, и знание этого увеличивает твою радость.

– Хотел бы я быть уверенным в том, что Голан настолько занят маневрированием в гиперпространстве, чтобы оставаться в рубке еще некоторое время.

– Ты хочешь устроить медовый месяц, верно?

– Верно.

– Тогда возьми лист бумаги с надписью: «Медовый месяц, не беспокоить!» прикрепи его снаружи на двери, и если он захочет войти, то это его проблема.

Пилорат так и сделал и все дальнейшее происходило уже во время совершения Прыжка «Далёкой Звезды». Но ни Пилорат, ни Блисс не заметили при этом ничего необычного, да и не смогли бы заметить, даже если бы и уделили этому внимание.

10

Всего лишь несколько месяцев прошло с того времени, когда Пилорат встретил Тревиза и впервые покинул Терминус.

До той поры, больше полусотлетия (Галактических Стандартных лет) своей жизни он обитал исключительно на родной планете.

Думая о самом себе, он считал, что стал за эти месяцы старым космическим волком. Он видел уже три планеты из космоса: сам Терминус, Сейшелл и Гею. И на обзорном экране он видел сейчас четвертую, пусть даже через компьютерную телескопическую установку. Этой планетой был Кампореллон.

И вновь, уже четвертый раз, Янов был немного разочарован. Не смотря ни на что, он продолжал ожидать, что, глядя на обитаемый мир из космоса, можно увидеть очертания его континентов, окруженных морем, или, если это сухой мир, очертания его озер, окруженных сушей.

И никогда не видел ничего подобного.

Если мир был обитаем, он имел как атмосферу, так и гидросферу, а если были вода и воздух – были и облака, закрывавшие весь вид. И теперь Пилорат вновь смотрел вниз на белые завитки со случайными проблесками бледно-голубого или ржаво-коричневого.

Он мрачно удивлялся, как можно идентифицировать мир, если наблюдать его с 300.000 км. Как можно отличить один облачный вихрь от другого?

Блисс взглянула на Пилората с некоторым недоумением:

– Что с тобой, Пил? Ты кажешься таким огорченным.

– Я обнаружил, что все планеты из космоса выглядят одинаково.

– Что ж из этого, Янов? – спросил Тревиз. – Любые побережья на Терминусе выглядят так же похоже, когда они едва видны на горизонте, до тех пор, пока ты не отыщешь какой-нибудь особенный горный пик или прибрежный островок характерной формы.

– Вероятно, – с явным неудовлетворением промолвил Пилорат, – но что ты высмотришь в массе несущихся облаков? И даже если попытаешься, то прежде чем сможешь что-то узнать, наверняка окажешься на ночной стороне.

– Взгляни немного пристальней, Янов. Если ты проследишь облачный покров, то увидишь, что облака стремятся сложиться в узор, покрывающий всю планету, и этот узор движется вокруг центра. А центр находится, как правило, поблизости от одного из полюсов.

– Какого из них? – с интересом спросила Блисс.

– Так как, с нашей точки зрения, планета вращается по часовой стрелке, мы смотрим, по определению, на южный полюс.

Центр, похоже, смещен на 15 градусов от терминатора – планетарной линии тени – и ось вращения планеты наклонена на 21 градус от перпендикуляра к плоскости вращения, значит мы либо в середине весны, либо в середине лета. Компьютер может вычислить орбиту и сообщить мне вкратце, если я попрошу его. Столица находится в северном полушарии, так что там середина осени или зимы.

Пилорат нахмурился.

– Ты можешь различить все это? – Он посмотрел на слой облаков, словно ожидая, что они могут сейчас рассказать нечто подобное и ему, но этого, конечно, не произошло.

– Не только, – ответил Тревиз, – если ты посмотришь на полярные области, то увидишь, что здесь нет разрывов в облачном слое в отличии от областей вдали от полюсов. На самом деле, здесь есть разрывы, но сквозь них ты видишь лед, то есть белое на белом.

– О! – сказал Пилорат. – Я полагаю, ты ожидал этого на полюсах.

– На обитаемых планетах, конечно. Безжизненные планеты могут быть безвоздушными или безводными, или могут иметь характерные признаки, указывающие, что облака состоят не из водяного пара, а лед – не водяной лед. На этой планете такие признаки отсутствуют, так что мы знаем, что смотрим на водяные облака и лед.

Следующая вещь, которую можно заметить – размер области сплошной белизны на дневной стороне терминатора, и опытный глаз отметит, что она больше средней. Далее, ты можешь различить явственный оранжевый отблеск, довольно слабый, отраженного света и это означает, что солнце Кампореллона существенно холоднее солнца Терминуса. Хотя Кампореллон ближе к своей звезде, чем Терминус к своей, он все же не настолько близок, чтобы компенсировать ее более низкую температуру. Следовательно, Кампореллон – холодный мир, хотя и обитаемый.

– Ты, старина, читаешь словно по книге, – восхищенно сказал Пилорат.

– Не слишком восхищайся, – улыбнулся Тревиз. – Компьютер выдает мне запрошенные статистические данные планеты, включая его слегка пониженную среднюю температуру.

Легко вывести то, что ты уже знаешь. Фактически, Кампореллон находится на пороге ледникового периода и уже переживал бы его, если бы конфигурация его континентов была более подходящей при этих условиях.

Блисс прикусила нижнюю губу.

– Мне не нравится холодный мир.

– У нас есть теплая одежда, – ответил Тревиз.

– Это не имеет значения. Человеческие существа не адаптированы к холодной погоде. Мы у нас нет толстой шубы из волос или перьев, или слоя подкожного жира. Для мира с холодной погодой кажется показательной очевидная безразличность к благополучию его собственных частей.

– Разве Гея однородно теплый мир?

– По большей части, да. Существуют некоторые холодные области для холодолюбивых растений и животных, и некоторые жаркие – для теплолюбивых, но большая ее часть – теплая, никогда не становящаяся чрезмерно жаркой или холодной – для всех остальных, включая, конечно, и человека.

– Человека, конечно. Все части Геи равны в этом отношении, но некоторые, подобно человеческим существам, очевидно, более равны, чем другие.^[5]

– Не будь так глупо саркастичен, – сказала Блисс с оттенком язвительности. – Важны уровень и интенсивность сознания и разума. Человек – более полезная часть Геи, чем скала того же веса; и свойства, и функции Геи как целого сдвинуты в направлении удовлетворения потребностей людей, не на столько, однако, как на ваших мирах Изолятов. Более того, существуют периоды, когда они сдвинуты в другую сторону, когда это необходимо Гее в целом. Возможно даже они сдвигаются на длительный период в сторону удовлетворения потребностей скальных массивов. Иначе, в случае пренебрежения ими, все части Геи могут пострадать. Мы не должны желать неоправданных извержений вулкана, не правда ли?

– Нет, – сказал Тревиз, – и оправданных тоже.

– На тебя это не произвело впечатления, так?

– Пойми, – сказал Тревиз. – У нас есть миры холоднее среднего и миры теплые; миры, имеющие широко раскинувшиеся тропические леса и миры – обширные саванны. Нет двух похожих, и каждый из них – дом для тех, кто живет там. Я привык к относительной теплоте Терминуса – мы приручили его погоду почти как на Гее – но мне нравится время от времени попадать в какую-нибудь другую обстановку. Что у нас есть, Блисс, из того, чего нет у Геи, – это вариации. Если Гея разрастется до Галаксии, не будет ли каждый мир превращен в теплицу? Однообразие может стать непереносимым.

– Если это так, и если разнообразие окажется желанным, оно может быть запрограммировано.

– Как дар от центрального комитета, так сказать? – сухо спросил Тревиз. – И ровно столько, чтобы они не подумали отделиться? Уж лучше оставить все, как было.

– Но ведь вы не оставляете все, как было!

Каждый обитаемый мир в Галактике подвергся модификации. До колонизации все они были в первозданном состоянии, которое не было комфортным для человека, и каждый подвергался переделке до тех пор, пока не становился терпимым. Если этот мир холоден, то лишь потому, я уверена, что его обитатели не могут согреть его сильнее без неприемлемых расходов. И даже если так, те области, которые они действительно населяют, наверняка искусственно подогреваются в теплые периоды. Так что не будьте столь возвышено-добродетельны, говоря о сохранении первозданности миров.

– Ты говоришь за Гею, я полагаю.

– Я всегда говорю за Гею. Я – Гея.

– Тогда, если Гея так уверена в своем превосходстве, почему вы ждете моего решения? Почему вы не движетесь дальше без меня?

Блисс помолчала, словно собираясь с мыслями. Затем сказала:

– Потому что нет мудрости в том, чтобы доверять чрезмерно самим себе. Мы, естественно, видим свои добродетели более ясно, чем наши пороки. Мы озабочены правильностью того, что делаем. Не того, что кажется правильным для нас, а тем, что объективно является правильным, если такое понятие, как объективная истина, существует. Ты оказался ближайшим приближением к объективной истине, какое мы смогли найти. Таким образом, ты указываешь нам путь.

– Объективная истина в том, – печально сказал Тревиз, – что я даже не понимаю своего собственного решения и ищу ему оправдание.

– Ты найдешь его.

– Надеюсь, что так.

– Действительно, старина, – сказал Пилорат, – мне кажется, что эта последняя стычка была довольно уверенно выиграна Блисс. Почему бы тебе не признать тот факт, что ее аргументы оправдывают твое решение: Гея – будущее человечества?

– Потому что, – резко сказал Тревиз. – Я не знал этих аргументов в то время, когда принимал свое решение. Я не знал ни одной из этих деталей о Гее. Что-то еще влияло на меня, по крайней мере, подсознательно, что-то, что не зависело от геянских деталей, а должно было быть более фундаментальным. Именно это я должен отыскать.

– Не сердись, Голан, – успокаивающе поднял руку Пилорат.

– Я не сержусь. Я просто нахожусь в довольно сильном напряжении. Я не желаю быть центром всей Галактики.

– Я не виню тебя за это, Тревиз, – сказала Блисс, – но и я не виновата, что твой собственный характер поставил тебя в такое положение. Когда мы сможем сесть на Кампореллон?

– Через три дня, – ответил Тревиз, – и только после нашей остановки на одной из внешних орбитальных станций.

– С этим не будет никаких проблем? – спросил Пилорат.

Тревиз пожал плечами.

– Это зависит от количества кораблей, прибывающих на планету, числа принимающих внешних станций, и, главным образом, от особенностей правил, позволяющих и запрещающих доступ в этот мир. Такие правила меняются время от времени.

– Что ты имел в виду под запрещением доступа? – негодующе спросил Пилорат. – Как могут они запретить доступ гражданину Основания? Разве Кампореллон не часть доминиона Основания?

– И да – и нет. Это деликатный правовой вопрос и я не уверен в том, как Кампореллон интерпретирует его. Я полагаю, имеется вероятность того, что посадка будет для нас запрещена, но не думаю, что она велика.

– И если нам запретят, что мы будем делать?

– Я не уверен, – сказал Тревиз. – Подождем и посмотрим, что случится, прежде чем истощать свои мозги, разрабатывая поспешные планы.

11

Теперь они находились достаточно близко к Кампореллону, чтобы его было видно как основательный шарик без телескопического увеличения. Однако, когда такое увеличение включили, стали видны сами внешние станции. Они располагались на большем удалении, чем большинство орбитальных объектов вокруг планеты и были хорошо освещены.

Приближаясь, подобно «Далёкая Звезда», со стороны южного полюса планеты, можно было заметить, что половина этих станций постоянно освещена солнцем. Внешние станции на ночной стороне были, естественно, более отчетливо видны как вспышки света, равномерно расположенные по дуге вокруг планеты. Шесть из них были ясно различимы (еще шесть находились на дневной стороне) и все кружили вокруг планеты с одинаковой скоростью.

– А другие огоньки, ближе к планете? Что это? – спросил Пилорат, испытывая некоторое благоговение при виде такого зрелища.

– Я не знаю детально эту планету, так что не могу ответить тебе, – сказал Тревиз. – Это могут быть орбитальные заводы, лаборатории, обсерватории, или даже обитаемые города-спутники. Некоторые планеты предпочитают держать все орбитальные объекты на теневой стороне, за исключением внешних станций. Например, как на Терминусе.

Кампореллон, очевидно, придерживается более свободных принципов.

– А к какой внешней станции мы направимся, Голан?

– Это зависит от них. Я послал свой запрос на посадку на Кампореллон и мы, возможно, получим указания, на какую внешнюю станцию нам лететь и когда. Многое зависит от того, сколько прибывших кораблей пытаются на настоящий момент приземлиться. Если к каждой станции стоит в очередь дюжина кораблей, у нас нет другого выбора, кроме как быть терпеливыми.

– Прежде я только дважды оказывалась на расстоянии Прыжка от Геи, и оба раза на или вблизи Сейшелл. Но я никогда не была на таком расстоянии, – сказала Блисс.

Тревиз пристально посмотрел на нее.

– Это имеет значение? Ты все еще Гея, не так ли?

На мгновение Блисс рассердилась, но затем расплылась в слегка смущенной улыбке.

– Должна признать, что сейчас ты подловил меня, Тревиз.

У слова Гея – двойное значение. Оно может быть использовано для обозначения планеты как твердого сферического объекта в космосе. Также можно его использовать и для обозначения живого объекта, включающего эту сферу. Честно говоря, мы должны использовать два разных слова для этих двух различных понятий, но геянцы обычно знают из контекста, о чем идет речь. Я допускаю, что временами Изоляты могут быть озадачены всем этим.

– Ну, в таком случае, – сказал Тревиз, – допуская, что ты находишься в тысячах парсеков от Геи как сферы, остаешься ли ты все еще частью Геи как организма?

– Имея в виду организм, я все еще Гея.

– Без ослабления?

– Без существенного. Я уверена, что уже говорила тебе: существует некоторая дополнительная сложность в том, чтобы оставаться Геей через гиперпространство; но я остаюсь ею.

– Тебе не приходило в голову, – сказал Тревиз, – что Гея может показаться Галактическим Кракеном – монстром со щупальцами из легенд – со своими щупальцами, раскинутыми повсюду. Вам достаточно лишь послать несколько геянцев на каждый из населенных миров и вы фактически получите Галаксию прямо сейчас. Собственно говоря, вы вероятно так и поступаете. Где находятся ваши геянцы? Я предполагаю, что один или больше – на Терминусе и столько же на Транторе. Как далеко это зашло?

Блисс явно чувствовала себя неловко.

– Я сказала, что не могу лгать тебе, Тревиз, но это не значит, что я чувствую себя обязанной выкладывать всю правду. Есть вещи, знать которые тебе ни к чему. Местонахождение и приметы отдельных представителей Геи относятся к их числу.

– Могу я узнать причины для существования этих щупалец, Блисс, даже если я не узнаю, куда они тянутся?

– По мнению Геи, ты не должен этого знать.

– Я предполагаю, впрочем, что я могу предположить. Вы считаете, что охраняете Галактику.

– Мы заботимся о стабильности и безопасности Галактики, Галактики мирной и процветающей. План Сэлдона, первоначально разработанный Хари Сэлдоном, предназначен, чтобы развить Вторую Галактическую Империю, более стабильную и работоспособную, чем была Первая. План, постоянно модифицируемый и улучшаемый Вторым Основанием, хорошо работает до сих пор.

– Но Гея не стремится ко Второй Галактической Империи в классическом смысле, не правда ли? Вы стремитесь к Галаксии – живой Галактике.

– Если ты допустишь это, мы надеемся, со временем, получить Галаксию. Если ты не позволишь, мы поможем созданию Второй Галактической Империи Сэлдона и сделаем ее настолько безопасной, насколько сможем.

– Но что плохого…

Его ухо уловило нежную трель сигнала.

– Компьютер вызывает меня, – сказал Тревиз. – Я полагаю, получены указания, касающиеся внешней станции. Я скоро вернусь.

Голан вошел в рубку, совместил ладони с контурами на пульте и обнаружил, что и в самом деле получено направление на определенную внешнюю станцию, к которой он начал приближаться, используя предписанную траекторию подхода.

Тревиз подтвердил получение и на мгновение откинулся в кресле.

План Сэлдона! Он не думал о нем уже давно. Первая Галактическая Империя рассыпалась и за пять сотен лет выросло Основание, сперва – в состязании с Империей, затем – на ее руинах, – и все в соответствии с Планом.

Произошла, правда, заминка из-за Мула, который угрожал разбить План вдребезги, но Основание прошло и через это – возможно, с помощью всегда сокрытого Второго Основания, – а может, с помощью даже лучше сокрытой Геи.

Сейчас Плану угрожало нечто более серьезное, чем Мул.

История отклонялась от обновления Империи к чему-то совершенно отличному от всего известного ранее – Галаксии. И он сам согласился с этим.

Но почему? Был ли в Плане изъян? Изъян в самих его основах?

На один-единственный, молнией промелькнувший момент, Тревизу показалось, что этот изъян действительно существовал и что он знает, в чем этот изъян, и знал это, когда принимал свое решение, – но знание… если в этом что-то и было… исчезло так же быстро, как и пришло, и оставило его ни с чем.

Возможно, все это было только иллюзией; и когда он вынес решение, и сейчас. Кроме всего прочего, он не знал ничего о Плане, не считая основных положений, которые стали краеугольными камнями психоистории. Кроме этого, он не знал деталей и, конечно, ни единого знака их математики.

Он закрыл глаза и сосредоточился.

Ничего не произошло.

Может быть, это была дополнительная мощь, которую он получал от компьютера? Тревиз положил руки на панель пульта и ощутил тепло соприкосновения с компьютером. Он закрыл глаза и снова сосредоточился.

Снова ничего.

12

Кампореллонец, прибывший на борт корабля, имел голографическую идентификационную карточку. На ней его округлое, с короткой бородкой лицо было передано с отличным качеством и внизу стояло имя: А.Кендрей.

Он был довольно невысок и имел тело такое же округлое, как и лицо. У него был легкий и свежий взгляд, приятные манеры и осматривал корабль он с явным удивлением:

– Как это вы так быстро снизились? Мы ожидали вас не раньше, чем через два часа.

– Это корабль новой модели, – сказал Тревиз дипломатично.

Однако, Кендрей не был настолько юн и невинен, как казался. Он вошел в рубку и спросил:

– Гравитационный?

Тревиз не видел смысла в отрицании того, что и так было очевидно. Он бесстрастно ответил:

– Да.

– Очень интересно, слышали о них, но видеть как-то не доводилось. Двигатели в трюме?

– Совершенно верно.

Кендрей взглянул на компьютер.

– Системы компьютера тоже?

– Да. По крайней мере, мне так говорили. Сам я никогда не видел их.

– Ах, да. Что мне нужно, так это судовую документацию: номер двигателей, место производства, идентификационный код и все такое прочее. Все это в компьютере. Я уверен, это окажется формальностью и потребует полсекунды.

Но процедура заняла гораздо больше времени. Кендрей оглянулся вновь.

– У вас на борту три человека.

– Правильно.

– Какие-нибудь животные? Растения? Состояние здоровья?

– Нет. Нет. Хорошее. – Отчетливо отвечал Тревиз.

– Угу, – сказал Кендрей, делая пометки. – Не могли бы вы приложить сюда вашу руку? Просто формальность. Правую руку, пожалуйста.

Тревиз взглянул на прибор без благосклонности. Он использовался все более и более широко и быстро усовершенствовался. Отсталость мира можно было определить сейчас по отсталости микродетектора. Существовало несколько новых миров, также отсталых, которые вообще их не имели.

Начало этому было положено финальным развалом Империи, когда каждый ее осколок стал проявлять растущую озабоченность в защите себя от инфекций и чуждых микроорганизмов.

– Что это? – тихим любопытным голосом спросила Блисс, наклонившись над прибором и осматривая его сперва с одной, затем с другой стороны.

– Микродетектор, – сказал Пилорат, – я думаю, так они его называют.

– Ничего таинственного, – добавил Тревиз. – Он автоматически проверяет кусочек вашего тела, изнутри и снаружи, на присутствие микроорганизмов, способных вызывать болезни.

– Он может также классифицировать микроорганизмы, – сказал Кендрей с заметным оттенком гордости. – Он разработан здесь, на Кампореллоне, и если вы не против, я все еще жду ваши правые руки.

Тревиз протянул правую руку и смотрел, как серия маленьких красных точек танцевала вдоль ряда горизонтальных линий. Кендрей коснулся контактов и цветная копия этой картинки появилась из прибора.

– Будьте добры подписать здесь, сэр, – сказал он.

Тревиз сделал это.

– Насколько плох я оказался? – спросил он. – Надеюсь, мое состояние не очень опасно?

– Я не физиолог, так что не могу сказать подробно, но отметок, по которым вы должны быть отправлены назад или поставлены в карантин, я не вижу. Это все, в чем я был заинтересован.

– Какой подарок судьбы для меня, – сухо сказал Тревиз, тряхнув рукой чтобы снять легкую судорогу.

– Да, сэр.

Пилорат вложил свою руку с некоторой неуверенностью, затем подписал копию.

– А вы, мэм?

Спустя мгновение, Кендрей смотрел на результат и говорил:

– Я никогда не видел ничего подобного прежде. – Он взглянул на Блисс с благоговением. – Вы отрицательны. Совсем.

Блисс приглашающе улыбнулась:

– Как замечательно.

– Да, мэм. Я завидую вам. – Он снова взглянул на первую копию. – Ваш идентификатор, мистер Тревиз.

Тревиз протянул ему все необходимое. Кендрей, глянув на это, вновь поднял удивленный взгляд.

– Советник Магистратуры Терминуса?

– Совершенно верно.

– Высокопоставленный чиновник Основания?

– Совершенно верно, – холодно сказал Тревиз. – Так вы позволите побыстрее пройти через все это?

– Вы капитан корабля?

– Да, я.

– Цель визита?

– Безопасность Основания, и это все, что я могу вам ответить. Надеюсь вы понимаете это?

– Да, сэр. Как долго вы намерены здесь оставаться?

– Я не знаю. Возможно, неделю.

– Очень хорошо, сэр. А другой джентльмен?

– Это доктор Янов Пилорат. У вас есть его подпись и я ручаюсь за него. Он – ученый Терминуса и мой помощник в том деле, ради которого я здесь.

– Я понимаю, сэр, но я должен видеть его идентификатор. Закон есть закон, я сожалею. Я надеюсь, вы понимаете, сэр.

Пилорат протянул свой документ.

Кендрей кивнул.

– А вы, мисс?

Тревиз сказал тихо:

– Нет нужды беспокоить леди. Я ручаюсь за нее тоже.

– Да сэр, но мне нужен идентификатор.

– Я сожалею, но у меня нет никаких документов, сэр.

Кендрей нахмурился.

– Прошу прощения?

– Эта юная леди ничего не взяла с собой. По оплошности. С ней все в порядке. Я несу полную ответственность.

– Я хотел бы иметь возможность позволить вам это, но не могу. Ответственность несу я. При данных обстоятельствах, это не так уж важно. Не трудно получить дубликат. Юная мисс, я полагаю, с Терминуса?

– Нет.

– Тогда откуда-то с территории Основания?

– Получается так, что нет.

Кендрей пристально посмотрел на Блисс, затем на Тревиза.

– Это усложняет дело, Советник. Получение дубликатов с мира, не входящего в Основание, потребует дополнительного времени. Мисс Блисс, назовите мир, откуда вы родом, и мир, чьим гражданином вы являетесь. Затем вы будете ждать прибытия дубликатов.

– Подождите, мистер Кендрей, – сказал Тревиз. – Я не вижу причин для задержки. Я высокопоставленный чиновник Основания и я здесь с миссией огромной важности. Меня не должны задерживать тривиальные бумажные дела.

– Я не виноват, Советник. Если бы это зависело от меня, я позволил бы вам спуститься на Кампореллон прямо сейчас, но у меня есть толстый свод правил, которые руководят всеми моими действиями. Я должен поступать согласно этому своду или он обрушится на меня. Конечно, я полагаю, должна быть важная персона на Кампореллоне, которая ожидает вас. Если вы скажете мне кто это, я свяжусь с ним и если мне прикажут пропустить вас, я так и сделаю.