Мечта каждой женщины

Последние слова прозвучали с нескрываемой иронией, но Антонио словно бы и не заметил этого.

– Все пошло хорошо с того самого дня, когда ты приехала в Мадрид. Думаю, первая суббота сентября подойдет лучше всего, – вернулся Антонио к вопросу о дате свадьбы.

– Ты выбрал день, не посоветовавшись со мной?

– День еще не назначен. Просто я прикинул, и вышло, что это удобнее всего. Я как раз успею закончить одно важное дело.

– Все твои дела важные, – пробормотала Палома.

– Но это особенно. И если мы не решим все вопросы сейчас, потом у меня просто не останется на это времени. Говорю тебе: я буду занят до конца лета. Серьезно занят. А к началу сентября я, возможно, поднимусь на новую ступень жизненной лестницы. Тем более хорошо, если я поднимусь туда вместе с женой.

– Нет, Антонио. Так не пойдет.

– Но здравый смысл…

– Послушай, – начала она чуть не плача. – Помнишь, в тот первый вечер в клубе ты сказал мне, что самое главное – это контролировать ситуацию? «Стоит тебе потерять контроль, как его тут же захватит кто-то другой, так что гляди в оба», – повторила Палома его слова. – Мне кажется, это не совсем верно.

– Палома, ты вкладываешь в мои слова гораздо больше смысла, чем я сам. Все проще. Кто-то должен заглядывать вперед.

– В своих планах ты оставил меня далеко позади, – горько усмехнулась Палома. – Прости, но я даже не уверена, что вообще выйду за тебя замуж.

– Как?! Ты же только что сказала…

– Беда в том, что наилучшего результата иногда недостаточно, – отчеканила Палома.

– Так, и чего же, по-твоему, будет достаточно? – взвился Антонио.

– Не знаю. Просто ставлю тебя в известность, что вопрос еще не закрыт. Мои планы могут измениться.

Эрнесто и Натали с нетерпением ждали предстоящую свадьбу.

– Я вот-вот потеряю голову и покажу тебе, что пристойно, а что нет.

Она нежно поцеловала его.

– Иди спать, любимый. Может, увидишь меня во сне.

– Ты снишься мне каждую ночь, Натали! Ты любишь меня?

– Больше жизни, – прошептала Натали. – А ты?

– На свете нет слов, чтобы сказать, как сильно я тебя люблю! – с пафосом произнес Эрнесто. – Спокойной ночи, моя королева. Завтра ты действительно станешь моей!

Элиз Торрес-Кеведо окинула рассеянным взглядом огромную кухню, отыскивая хоть малейший беспорядок.

– Довольно, оставь, – сказал ей Алонсо. – Когда же моя жена наконец заметит меня и подарит поцелуй?

– Твоя жена, – прошептала Элиз. – Как долго мы этого ждали.

– Слишком долго, любимая.

Он взял ее за руки и долго смотрел ей и глаза. Она ответила ему тем чудесным взглядом, что сразил его наповал много лет назад.

Элиз улыбнулась. Для нее время будто вернулось в тот солнечный миг, когда она впервые увидела этого человека, дерзкого светского льва, к которому поступила в услужение. Тогда она и подумать не могла, что дело закончится их бракосочетанием. Она пережила и его свадьбу, и кончину его супруги, умершей в тот день, когда на свет появился их младший сын. Но, как утверждал Алонсо, все эти годы для него существовала лишь она одна. Правда, Элиз не поручилась бы, что была единственной в его жизни. Но как могла она упрекать его в этом, если так долго отказывала ему?

– Дорогой, прости, что я пропадаю в кухне. Но завтра у нас грандиозный день, и все должно быть в порядке.

– О нет, – твердо сказал Алонсо, чуть ли не силой уводя ее из кухни. – Грандиозный день был сегодня. Пойдем, любовь моя.

Прогулка взбодрила Палому, и она никак не могла заснуть. Впрочем, она чувствовала, что дело не только в свежем воздухе. Ей не давала покоя одна мысль, маленький червячок сомнения, который постепенно превращался в ядовитую змею. Палома вскочила с постели, наскоро оделась и направилась в спальню Антонио.

Она постучала трижды, прежде чем он отворил. Видимо, Антонио уже успел заснуть. Он несказанно удивился, увидев ее.

– Что ты здесь делаешь в такой час?

– Прости, что потревожила. Но я просто обязана кое-что тебе сказать. Думаю, я все-таки не смогу выйти за тебя замуж.

– Да в чем дело? – взорвался Антонио.

– В том, что мы не любим друг друга.

Он в недоумении уставился на нее.

– Что ты такое говоришь?

– Прости, и ввела тебя в заблуждение. Я совсем не такая, как ты думаешь. Мне хочется любить и быть любимой. А с тобой это невозможно. – В глазах Паломы стояли слезы. – Я рада, что могу, наконец высказать все, что думаю, хотя мне и нелегко. Но мы оба такие, какие есть, и ничего с этим не поделаешь. Ты сам это сказал сегодня.

Антонио молчал. Лицо его посерело, в глазах застыла не то боль, не то беспомощность. Но Паломе было все равно. Уже все равно.

– Это твое окончательное решение? – спросит он.

– Нет. Просто подумай о том, что я сказала.

И Палома пожелала ему спокойной ночи.

В облаках белого шелка и кружев, в сиянии жемчуга, в длинной прозрачной фате Натали выглядела самой великолепной из невест. Лицо ее излучало столько счастья, что каждый, кто смотрел на нее чувствовал, что этого счастья хватит и на его долю. Эрнесто же держался строго и несколько напыщенно. Похоже было, что впервые в жизни он действительно отдает себе отчет в том, что происходит нечто очень важное.

Антонио и Алехандро и здесь были шаферами. Антонио, как всегда, выглядел безупречно, Алехандро же заметно нервничал и время от времени теребил воротничок.

Вчерашняя свадьба по настоянию Элиз праздновалась в узком семейном кругу. Сегодняшняя обещала стать более чем заметным событием в городе, и даже за его пределами. В доме Торрес-Кеведо собрались сливки общества.

Несмотря на вчерашний разговор с Антонио, Палома надела на палец кольцо с изумрудом. Лишние вопросы были ей ни к чему. Они снова танцевали вместе, и Палома изо всех сил играла роль счастливой невесты. Скоро она поняла, о чем предупреждал ее Антонио. Многие гости одаривали их весьма многозначительными улыбками.

Платье ее было намного скромнее, чем те, в которых ее привыкли видеть знакомые из высшего общества. Сегодня правила бал Натали, и ей ни к чему было соперничество. Поэтому Палома ограничилась длинным шелковым платьем приятного оливкового оттенка – элегантным, но очень простым.

– Я уже говорил тебе, что ты выглядишь великолепно? – спросил Антонио, – Я горжусь тобой. Слава богу, от вчерашнего его раздражения не осталось и следа. Антонио с блеском исполнил обязанности шафера, а затем, прежде чем пригласить Палому танцевать, с улыбкой наблюдал за ней.

Увидев, что Палома и Антонио собираются танцевать, Натали подала знак музыкантам, и те заиграли композицию под названием «Посмотри, как он влюблен». Публика зааплодировала, думая о молодоженах, что танцевали, тесно прильнув друг к другу. Но Натали указала рукой на Антонио и Палому. И тогда все взгляды устремились на них, Палома удивлялась сама себе. Несмотря на все запреты, на все уговоры, на все обещания быть благоразумной, она почувствовала, что близость его тела по-прежнему волнует ее. Как хочется, чтобы этот волшебный танец длился вечно! Как не хочется, чтобы Антонио разомкнул объятия! Последний раз он обнимал ее там, в Мадриде, в ее спальне. Тогда они лежали рядом, обнаженные, и дарили друг другу тепло и блаженство. Этот танец казался слабым отзвуком того прошедшего дня, дразнящим напоминанием.

И ведь так легко было поверить, что ничто больше не имеет значения! Воздух вокруг них стал жарким. Палома чувствовала тепло его тела и не сводила глаз с красивого, мужественного лица. С любимого лица. Палома была уверена, что и Антонио думает сейчас о ней. Она прочла это в его темных глазах, полных затаенной нежности.

Как хорошо мы понимаем друг друга, когда молчим, с удивлением подумала Палома. Может, не все еще потеряно? А вдруг нам все-таки удастся проложить дорожку в счастливое будущее?

Музыка стихла. Танец закончился. Волшебный миг улетел. И тут же их окружила толпа гостей.

– Не томите, скажите когда?

– Да, так когда вы решили?

– Ну, вы выбрали день?

Внезапно Палома почувствовала, что рука Антонио, которая по-прежнему лежала у нее на талии, напряглась.

– Да, мы назначили дату, – ответил он любопытствующим. – Первая суббота сентября.

На несколько секунд все стихло, а затем раздались аплодисменты и одобрительные возгласы. Эрнесто и Алехандро пробрались к Антонио и с чувством пожали ему руку, донья Долорес прослезилась, а Натали повисла на шее у Паломы.

– О, я так рада, так рада за тебя!

– Это здорово! – сказал Эрнесто. – Жду не дождусь увидеть своего уважаемого братца в роли жениха. Да, надеюсь, мы приглашены? – шутливо поинтересовался он у Антонио.

К всеобщему изумлению, тот поддержал игру.

– Натали – да. Ты – нет, – заявил Антонио.

Эта незамысловатая шутка несказанно развеселила гостей.

– Поцелуй ее! – крикнул кто-то. – Поцелуй невесту!

Под ногами Паломы разверзлась пропасть. На один краткий миг она почувствовала, что готова простить ему все на свете. Но мгновение спустя память услужливо оживила его нелицеприятные поступки, его высокомерие, самоуверенность, бескомпромиссность, которые она терпеть не могла. Внезапно Паломе стало холодно. Краски чудного вечера поблекли, сердце словно окаменело. Она никогда не простит его. Только так она сможет достичь своего наилучшего результата.

Палома позволила Антонио поцеловать себя – все равно у нее не было выбора. А то, что она собиралась ему сказать, подождет. Однако слышать восторженные предложения Алонсо устроить свадьбу здесь, в Валенсии, видеть, как Натали и Элиз принялись деловито обсуждать приготовления к церемонии, было нестерпимо. Палома не помнила, как выдержала следующий час, целиком посвященный разговорам об их скорой свадьбе.

Однако тяжелее всего для Паломы было смотреть на донью Долорес. Она так радовалась, глаза ее так лучились от восторга, что казалось бесчеловечным нарушить ее счастливое неведение. Она искренне полюбила Палому, и для нее не было большего счастья, чем видеть ее женой Антонио. Молодая женщина попыталась хотя бы немного подготовить пожилую женщину к ожидающему ее удару.

– Он не должен был так поступать! – расстроенно обратилась она к донье Долорес. – Объявлять во всеуслышание, ничего не сказав вам. Да и потом, мы…

– Я все понимаю, дорогая, – мягко сказала та. – Но Антонио в плену своих чувств. Мы не должны упрекать его за это. А кроме того, я знаю обо всем со вчерашнего вечера.

– Что?! Он сказал вам вчера?!

– Как раз перед тем, как вы ушли прогуляться, Антонио поделился со мной своими планами. Сказал, что подумывает о начале сентября, но уточнит этот вопрос с тобой.

– А что он сказал, когда вернулся? – спросила Палома. Глаза ее потеплели.

– К тому времени я уже спала. А сегодня, сама понимаешь, было не до этого. Я даже не могла улучить минутки, чтобы поговорить с ним. Но, в любом случае, я очень рада за вас.

Поцеловав ее в щеку, донья Долорес удалилась, не подозревая, в каком состоянии оставляет Палому. Та поспешно отыскала Антонио.

– Нам надо поговорить!

– Успеем. Сейчас нужно заняться гостями. Пойдем со мной.

Когда последний гость, наконец покинул гостеприимную семью, Палома требовательно схватила его за руку и потащила в небольшую комнату рядом с гостиной.

– Сначала скажу я… – начал было Антонио, но Палома перебила его.

– Ты и без того уже много чего наговорил. Теперь моя очередь. Как ты смел объявить всем о нашей свадьбе, когда я ясно дала понять, что ничего не решила?

– Палома, дорогая, упрямство бессмысленно. Мы оба знаем, что ты согласишься. Так зачем же тянуть кота за хвост? Согласен, я поступил не очень красиво, но пусть это останется между нами.

– А что ты думаешь делать дальше? Готовиться к свадьбе? Составлять список гостей? Не трудись! Я пришла сказать тебе «до свидания». С меня хватит. Прощай! Наша помолвка разорвана!

11

Прошло некоторое время, и жизнь Паломы в Лос-Анджелесе мало-помалу вошла в привычную колею. Она по-прежнему целыми днями пропадала в галерее, изредка ходила в театр, посещала музеи. Поездка в Мадрид все дальше уходила в прошлое и казалась теперь сном, призрачным и далеким. Дела в галерее пошли намного лучше, и Палома рассчитывала в ближайшем будущем разделаться с долгами.

Но, думая о долгах, она старалась не думать о бывшем женихе. Первое время ей это давалось с трудом. Слишком живо было воспоминание о его руках и губах, о его теплом, ласковом взгляде, о ночах, что они провели вместе. Но, с другой стороны, Палома понимала, что вернулась из Мадрида совершенно другим человеком.

Там, в Испании, она доказала себе, что способна обойтись без отца, и детские страхи и сомнения больше не тревожили ее. Там, в Испании, она почувствовала, что может быть не только умной собеседницей, но и обворожительной женщиной. Донья Долорес дала ей возможность почувствовать себя желанной и любимой, а Антонио… Что ж, Антонио заставил ее понять, что на самом деле она сильная и стойкая женщина, чьи решимость и воля помогут ей многого добиться в жизни.

Теперь Палома ничего не боялась и ни о чем не жалела. Умом она понимала, что Антонио ей не нужен. Она прекрасно справлялась со своей жизнью сама, в этом сомнений больше не было. Тревожило лишь одно: Палома не знала, как скоро ее сердце освободится от нежной привязанности к этому человеку.

Однажды вечером Палома, как обычно, задержалась допоздна в галерее. Вдруг дверь отворилась и вошла очаровательная женщина лет тридцати, одетая дорого и со вкусом. У нее были темные глаза и блестящие черные волосы. На лице незнакомки сияла лучезарная улыбка. Так могут улыбаться лишь люди, полностью довольные жизнью и своим местом в ней.

– Вы сеньорита Гиллби? – спросила женщина. У нее был сильный испанский акцент, и слова она выговаривала тщательно, словно боясь ошибиться.

– Да, я Палома Гиллби. Показать вам что-нибудь?

– О нет, спасибо. Я здесь не за этим. Мне нужно поговорить с вами… об Антонио, – многозначительно добавила она после паузы.

– Простите, я не совсем вас понимаю.

– Меня зовут Исабель, я его бывшая невеста. – Женщина снова замолчала, затем решительно произнесла: – Я пришла сказать вам, что вы обязательно должны выйти за него замуж.

Вот это да! Палома не знала, что и думать. Единственное, что она могла сообразить, это предложить гостье кофе.

Когда они уселись за стол, Палома спросила:

– Не могли бы вы повторить то, что сказали? Кажется, я плохо расслышала.

– Я сказала, что вы должны выйти замуж за Антонио. Думаете, я сумасшедшая, да?

– Нет, я так не считаю, но все же хотелось бы узнать, почему это так волнует вас.

– И правда, с чего бы мне думать о мужчине, который остался в далеком прошлом? Но тем не менее я очень переживаю за Антонио. Может, потому, что виновата перед ним. С тех пор как мы расстались, он здорово изменился, и не в лучшую сторону. Наши общие знакомые говорят, что он замкнулся в себе, стал скрытным и сухим и никого к себе не подпускает ближе, чем за километр. – Исабель перевела дух.

– Никто не виноват в том, что вы разорвали помолвку, – вставила Палома.

– Вы правы. Но я повела себя не совсем правильно. А Антонио… он слишком чувствителен. Для него каждая, мелочь имеет значение. Многие люди скажут, что он вообще не способен на чувства. Но мы-то с вами знаем, что это не так. – Она проницательно взглянула на Палому.

– Да, – ответила та. – Я сразу поняла, что Антонио на самом деле не таков, каким хочет казаться. В нем есть нечто, что он искусно прячет от всех и прежде всего от самого себя.

– В том-то и беда. И в этом уж точно виновата я целиком и полностью. Когда-то Антонио не пытался скрывать своих чувств. И он слишком сильно любил меня. Больше, чем я могла вынести и, вероятно, заслуживала. И он был безумно ревнив, стремился контролировать каждый мой шаг.

Палома чуть заметно кивнула. Она хорошо понимала свою собеседницу.

– Так вот, скоро я встретила другого мужчину и полюбила его. Он был женат и не собирался разводиться. А я неожиданно поняла, что беременна. Антонио ни секунды не сомневался в том, что ребенок его, и начал готовиться к свадьбе.

– Но как такое возможно? Вы что… – Палома осеклась.

– Ну да, я изменяла обоим. – Исабель чуть заметно пожала плечами. – Антонио ни о чем не подозревал. Я пыталась убедить его подождать со свадьбой, но он был непреклонен. Вы же знаете, каким он может быть.

Палома снова кивнула.

– Клянусь, я несколько раз начинала разговор, но не смогла рассказать ему все. Знаете, я очень боялась Антонио. Ведь люди, которые способны страстно любить, и ненавидят также неистово.

Исабель ненадолго замолчала и отхлебнула кофе. Интересно, ненавидит ли меня Антонио, подумала Палома.

– И что случилось потом? – спросила она.

– Однажды Антонио решил устроить мне сюрприз и пришел ко мне домой раньше условленного часа. Он открыл дверь своим ключом и неслышно подошел к дверям спальни. Я была там… с любовником.

Палома вздрогнула и закрыла глаза.

– И что он сказал?

– Ничего. Ни единого слова. Он просто стоял как вкопанный, и на лице его было столько муки, что казалось, он умирает. Затем он ушел. С тех пор я не видела его. На следующий день он прислал мне записку, в которой извещал о том, что «помолвка расторгнута с обоюдного согласия сторон», – процитировала Исабель. Видно, строчки до сих пор стояли у нее перед глазами.

– А потом и жена моего любовника обо всем догадалась. Они разошлись. А так как он родом из Барселоны, то мы переехали жить туда. Я постаралась обо всем забыть. – Исабель вздохнула. – Слава Богу, в Мадриде никто толком не знает правды. Антонио бы не пережил, если бы эта история выплыла наружу.

Исабель помолчала, сосредоточенно разглядывая кофейную чашку, затем продолжила:

– Правда, по городу поползли слухи. Еще до того, как мы расстались, кое-кто намекал Антонио на то, что я… ну, скажем так, не вполне верна ему. Но он не желал ничего слушать. Он великодушный и честный человек. И в работе, и в любви.

– Думаю, все это в прошлом. Антонио, которого я знаю, не способен любить, – задумчиво произнесла Палома.

– Вы не правы! – воскликнула Исабель. – Человеку с таким огромным чувственным потенциалом просто невозможно потерять способность любить. Заглушить, запрятать – да. Но и только, И я знала, что однажды он сможет полюбить вновь. Я рада, что его выбор пал на вас. Кажется, вы подходите друг другу.

– Вы ошибаетесь. Антонио не любит меня.

– Разумеется, любит. Иначе почему, он почти забросил дела и целыми днями изучает книги по истории живописи.

– Что?! – Палома решительно отказывалась верить тому, что говорила ей бывшая возлюбленная Антонио. – Быть того не может! – И тут же подозрительно осведомилась: – А вам-то откуда это известно? Вы же сказали, что не видели его с того самого дня.

– Я и не видела. Мария Кончита рассказала мне.

– Вы знаете мою сестру? – Еще не оправившись от предыдущего потрясения, Палома вновь была огорошена словами гостьи.

– Ну да. Мы вместе учились в школе и были очень дружны. Да и теперь видимся при первой возможности.

Так вот оно что! Мария Кончита прекрасно знала всю историю и все равно втравила ее в эту авантюру. И без зазрения совести называла Антонио Ледяным мужчиной. Господи, что же творится на белом свете! Впрочем, она подумает об этом потом. Сейчас необходимо выяснить еще один вопрос, самый важный.

– Исабель, почему вы пришли ко мне?

– Очистить совесть и попытаться хоть чем-то искупить вину перед Антонио. Я должна это сделать. Палома, пожалуйста, вернитесь к нему. Второго удара он не перенесет.

На следующее утро Палома проспала. Она вскочила с постели на полчаса позже, чем нужно, чертыхаясь, сделала себе кофе и поспешила в галерею. Вчерашний разговор разбередил ее душу. Перед глазами то и дело вставала роскошная Исабель, женщина, разбившая сердце Антонио. Безоблачное счастье в ее глазах отчего-то рассердило Палому. Нет, она не собиралась никого осуждать, но и не могла подавить своего раздражения.

Палома свернула на улицу, ведущую к галерее, и неосознанно замедлила шаг. Ей вспомнился день, когда Антонио в первый раз появился здесь. Тогда она тоже опаздывала, и он был ужасно недоволен. У него на лице было написано, как глубоко он презирает непунктуальных людей!

Она печально улыбнулась, представив Антонио, безупречно одетого, серьезного, спокойного, и ту девчонку, которой была до отъезда в Мадрид. Что ж, теперь она изменилась. И только одно осталось прежним: ее привычка опаздывать.

Ответом на эту мысль прозвучал сердитый возглас:

– Эй, ты что, вообще никогда не можешь прийти вовремя?

У запертой двери галереи стоял Антонио.

– Ты?! – изумленно вскрикнула она. – Господи, что ты тут делаешь?

– Жду хозяйку. – Он пожал плечами. – У меня есть к ней одно дело.

Палома не могла совладать с собой. Руки ее дрожали, и Антонио пришлось долго ждать, пока она откроет дверь. Наконец они вошли внутрь, и Палома предложила ему кофе.

– Нет, спасибо. Я не собираюсь тебя задерживать, – произнес он. – Я прилетел сказать тебе, что ты была права.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла Палома.

– Я имею в виду тот натюрморт, помнишь? Это действительно Сурбаран. Ты была первая, кто сходу определил авторство. Снимаю шляпу перед самым великим специалистом в области европейской живописи всех времен и народов!

Палома недоверчиво посмотрела на него.

– Никогда не поверю, что ты летел через океан только для того, чтобы рассказать мне о своей невинной проделке. – Она покачала головой. – Это так не похоже на тебя.

– Что ж, ты опять права. Я здесь, чтобы подарить тебе это произведение.

И он, как и в тот раз, достал из кейса и протянул ей небольшой холст.

– Антонио, – воскликнула она, отводя его руку, – я не могу принять его! Пожалуйста, не ставь меня и неловкое положение!

– Прошу тебя, Я бесконечно благодарен тебе за все, что было между нами. Знаю, ты не захочешь этому верить, но позволь мне хотя бы попытаться отблагодарить тебя. Палома, пожалуйста, возьми картину. Она же тебе тогда так понравилась!

Палома почувствовала, что у нее кружится голова. Слова, что говорил Антонио, были очень приятными, но в тоне его звенел металл. Она заглянула ему в глаза и увидела в них такую решимость, что ей стало страшно.

– Нет, Антонио, это слишком. Я поняла бы, если бы ты сделал такой подарок невесте, тогда столь ценное произведение искусства хотя бы осталось в семье. Но неужели какие-то сентиментальные глупости… – она перевела дыхание и смело посмотрела на него, – способны сделать тебя столь расточительным?

Но Антонио, казалось, не услышал последних ее слов.

– Невесте? Но женщина, которую я люблю, никогда не выйдет за меня замуж. Так она мне сказала, и со временем я понял, что, возможно, для нее это к лучшему. – Он вздохнул.

Она не верил а своим ушам, К лучшему для нее?! Меж тем Антонио, задумчиво глядя на нее, продолжил:

– Знаешь, я все время думаю, а если бы обстоятельства сложились иначе или если бы я вел себя умнее, может, у нас что-то и получилось?

Палома молчала. Она не знала, что и думать, чувствовала только, что ей так хорошо и спокойно рядом с этим мужчиной, что все остальное вряд ли может иметь какое-то значение.

– После твоего отъезда я много чего передумал, – снова начал Антонио. – И понял, что на свете есть вещи, которыми нельзя шутить.

– Конечно, есть. Например, твоя работа. – Палома чуть улыбнулась. Исабель сказала, что он почти забросил дела. Полно, может ли это быть?

Его ответ потряс ее.

– Нет, Палома, не работа. Любовь. – Он глубоко вздохнул. – Я люблю тебя, и, если ты ничего не чувствуешь ко мне, я сейчас же уйду и больше никогда не попытаюсь увидеть тебя.

– Я люблю тебя, Антонио, – тихо сказала Палома и дотронулась до его щеки.

Он обнял ее так стремительно и крепко, что у нее перехватило дыхание.

– Повтори! – потребовал он.

– Хоть тысячу раз подряд! Я люблю тебя, Антонио. Люблю всем сердцем. И всегда буду любить.

Тогда он поцеловал ее, нежно и осторожно. И Палома почувствовала, что все плывет у нее перед глазами.

– Я решил, что потерял тебя навсегда, – хрипло произнес Антонио. – Я все время чувствовал, что теряю тебя, и ничего не мог с этим поделать. Я любил тебя, но не мог об этом сказать. Не хватало смелости. Да, Палома, я оказался трусом, и ты поняла это раньше меня.

– Антонио, милый, не надо!

– Нет, не останавливай меня. Я хочу, чтобы между нами не осталось никаких недомолвок. Однажды я уже любил…

– Я знаю. – Палома нежно дотронулась губами до его щеки. – Исабель. Она приходила поговорить со мной.

– Исабель была здесь? В галерее? Когда? – Изумлению его не было предела.

– Вчера.

– Боже мой! И что же она тебе рассказала?

– Все, – просто ответила Палома.

Антонио покачал головой.

– Что ж, я рад этому. – Он помолчал. – После того, что сделала Исабель, я не собирался позволять кому бы то ни было приближаться ко мне. Я говорил себе, что это признак силы, не желая замечать, что на самом деле веду себя так из слабости и страха. Но когда я встретил тебя, все изменилось. Каждый миг, что мы провели вместе, делал меня по-настоящему счастливым. Но я не верил себе и не верил тебе. Я пытался прогнать прочь волшебное чувство. Иногда я был до омерзения самодовольным… Прости меня, теперь я понимаю, как это глупо.

Палома чуть заметно улыбнулась.

– Когда ты сказала мне, что все кончено, я еще ничего не понял. Я считал, что всегда смогу заставить тебя выйти за меня замуж, а там все образуется. Но когда ты уехала, у меня опустились руки. Я не знал, как вернуть тебя. И подумал… может, эта картина… Впрочем, какая разница!

Палома молча взяла его руку в свои, как в тот далекий день в саду.

– Я боялся, что моя любовь не нужна тебе.

– Она всегда будет нужна мне, Антонио. Никогда не оставляй меня, любимый!

– А ты хорошо подумала? Знаешь ли, я жуткий собственник и ничего не делаю наполовину, – улыбнулся он. – Ты нужна мне вся, целиком.

– Целиком! – в восторге повторила Палома.

Антонио вновь стал серьезным.

– Знаешь, ты вернула меня к жизни, Палома. Я снова живу, дышу и люблю. И я хочу, чтобы так было всегда. Я хочу жить в твоем сердце.

В глазах Паломы стояли слезы.

– В моем сердце, – прошептала она. – Навсегда, любовь моя.

Эпилог

Присев на краешек кровати, Антонио наблюдал за тем, как его жена и девятимесячная дочь сосредоточенно смотрятся в зеркало.

– Ну, – обернулась к мужу Палома, – разве она не прелесть?

Антонио кивнул, глядя на малышку, которая с серьезным видом засунула палец в рот.

– Думаешь, она поняла, что я сказала? – с сомнением осведомилась Палома.

– Держу пари, что да, – заверил жену Антонио, с трудом сдерживая смех. Что-что, а сообразительности их ненаглядной дочери было не занимать.

– Хотелось бы верить! – Палома, бережно прижимая дочь к себе, снова повернулась к зеркалу. – Ну а я как выгляжу?

– Как всегда, восхитительно! – воскликнул ее муж. Он поднялся с кровати и шагнул к ней. – Знаешь, что? – шепнул он, намереваясь поцеловать Палому в обнаженное плечо. – Может, наплюем на свадьбу и останемся дома? Ну а после извинимся перед молодыми…

Рассмеявшись, Палома ловко увернулась от губ мужа.

– Вот что я тебе скажу, мой дорогой. Если нынче ты будешь вести себя хорошо, я попрошу донью Долорес посидеть с Рамоной… – она подарила мужу такой многообещающий взгляд, что у того дух захватило, – и ты свозишь меня в наш ночной клуб. А потом мы…

– Договорились, дорогая! – Антонио радостно улыбнулся и тут же вновь посерьезнел. – Ох, Па-лома, – тихо признался он, – такого везучего Торрес-Кеведо, как я, на свет еще не рождалось!

– А уж мне-то как повезло, – подхватила Палома. – Ты не мужчина, а мечта каждой женщины!

– Это ты сделала меня таким. – Антонио на мгновение прижался щекой к волосам жены. – Если Алехандро и Ингрид любят друг друга хотя бы вполовину так же сильно, как мы, то за их безоблачное будущее я спокоен.

– И жили они счастливо, и умерли в… – мечтательно начала Палома и вдруг всплеснула руками. – О, дорогая…

– Что случилось? – встревожился Антонио.

Полуобернувшись к мужу, Палома продемонстрировала ему дочь. Воспользовавшись ситуацией, маленькая Рамона взяла с туалетного столика помаду и, видимо, подражая матери, разрисовывала свою рощицу жирными розовыми полосами.

Родители поглядели на дочь, потом друг на друга – и весело рассмеялись.

– Ты затмишь собой невесту, – пообещал Антонио дочери, беря ее на руки. Затем посмотрел на жену и в который уже раз подумал, что же такого замечательного он совершил, чтобы заслужить этакое счастье!