Бэмцыон Мыцаакович похолодел -…Кажется, я попал глубже, чем хотел. Ой-вэй, если этому поцу Хрюн и впрямь мелкий хулиган - а он совершенно спокойно так его называет, зная, что я крышуюсь у этого кровожадного выродка… Ой-вэй, что с меня можно взять, кроме моих копеек… - и рефлекторно бросил взгляд на настольный портрет семьи, тут же перехваченный гостем. - Ой цорыс…
– Быня, давай поговорим о деньгах, а то ты совсем расстроился.
Человек сдернул перчатку и ткнул руку под нос Бэмцыону Мыцааковичу:
– Зюзьку бачишь?
Дождавшись утвердительного кивка Шнырера, человек продолжил:
– Быня, мне говорили уважаемые люди, что такие хитрые йоббиты, как ты, могут за банковский день делать из такой зюзьки две… и не надо майсыс, Быня. Если ты завтра сделаешь из этой зюзьки две, я дам тебе десять. Сто. Тысячу. Понимаешь меня, раф Шнырер?
– Общак? - несколько осмелев, поинтересовался Бэмцыон Мыцаакович. Надо сказать, что перспектива получения в управление даже сотни крыльев резко меняла статус его конторы.
– Общак, мобщак, Быня, что за глупости? - строго взглянул человек. - Клиент пришел, открыл счет. Кстати, о глупостях и гостинцах. Посмотри, теплые, нет? - перед Бэмцыоном Мыцааковичем мягко стукнулся о столешню газетный сверточек.
– Х… х… - заикал Шнырер, роняя на стол свежеотрезанные уши.
– Холодные? Эх, извини, остыли значит, пока до тебя добрался. Такие пробки, не поверишь. Значит, будем считать, что о глупостях мы поговорили, и ты все понял. Так?
– Да-а… - слабо прошуршал пересохшими губами Бэмцыон Мыцаакович.
– Тебя не зря считают подающим надежды поцем, Быня. Ну давай, скатывай, че сидишь-то.
Финансист торопливо схватил увесистую глазастую пирамидку за распростертые крылья, и поставил ее перед почетным клиентом. Проведя по передней грани руками, партнеры совершили трансакцию, ободравшую финансового гения на три процента за услуги платежной системы "Крылья Твоей Свободы". Горестно вздохнув при виде двух девяток и семерки на новом клиетском счету, Бэмцыон Мыцаакович проводил дорогого гостя мимо ошарашенной Ипсочки. На прощание новый клиент тяжко хлопнул своего финансового благодетеля по плечу, любуясь ярко горящей на левой щеке директора Иудиной меткой.
– Ипсочка, золотце, срочно мне экипаж, срочненько… - засуетился Бэмцыон Мыцаакович, едва дверь за гостем захлопнулась. - И налей мне уже коньяцку. Два, таки нет - три пальца, да…
–
Глава Седьмая,
в которой нашего героя закрывают одни гады. Они реально собираются его прессануть и всяко шугают. Но обламываются. До героя еще доходит, за че ему тер зыган. Во тормоз!
Пройдя мимо брюкера с умоляющими глазами, терпеливо дожидающегося на крыльце темпераментного незнакомца, сделавшего столь щедрые авансы, Марат свистнул извозчика и покатил по Шекельинке. Выудив из кармана подобие портсигара, Марат достал из него вторую половину Фараонова перста, первую же ныне имел под украшенным перхотью воротником господин Шнырер. Вложив активированный наушник в ухо, Марат пробурчал:
– Сука… В одиночку киряшь, да? А мне даже не предложил… - и скомандовал извозчику разворачиваться.
Экипаж Шнырера был проведен аж до самих Краменок, где по-прежнему взволнованный финансист робко поскребся в будку охраны у ворот нехилого поместья.
Марат оставил извозчика на проселке, велел ждать и прогулочным шагом углубился в окружающий поместье лес, предлагавший достойный выбор здоровенных лип, на голову превышающих средний уровень леса.
Шнырера от ворот повели аж двое охранников, и, насколько мог судить бывший го-дань Веера Мяо, вели на совесть - если бы Марату с напарником поручили конвоировать нинзю, они повели бы его именно так. Сдав клиента вышедшим из дома, привратники отправились обратно. Ни слова пока еще сказано не было - Фараонов перст транслировал лишь Шнырерово пыхтение. Из такой картины следовало два невеселых вывода. Первый: на охрану человека, пользующегося этим особняком, тратится куча лавандоса, достаточная для содержания четырехсот крайне избалованных баб. Второй: все эти деньги охрана отрабатывает до последней копейки.
В принципе, можно было слезать и отправляться дослушивать в пролетку, но Марат, на свою беду, залюбовался прохождением патруля по территории. К его оправданию, там было на что взглянуть - траектория, скорость, расстановка несли отпечаток руки великого мастера, настоящего го-даня, каким Марату хотелось… или уже не совсем? когда-нибудь стать.
Сюрприз, как ему и положено, подкрался незаметно. Уже прикидывая очередность спуска, Марат вдруг ощутил внезапный укол тревоги; затем, без какой-либо паузы, его тело словно овеяло еле заметной прохладой…Бля-я-яха-муха! Дурила картонная,…, баран!.. Нащупав Марата, прохлада быстро собралась в кулак и присосалась к Маратову солнечному сплетению, заставляя руки и ноги неметь. Поняв, что сейчас кулем полетит вниз, Марат наметил траекторию и зачем-то держался, сколько мог, с каким-то отрешенным любопытством наблюдая, как сначала руки перестают ощущать рельеф коры, а тело - одежду; толстая ветка липы становится стеклянно-гладкой, а затем и просто исчезает… Удар донесся, но так смазанно, что напомнил ощущение, когда давишь на скорости картонный стаканчик. Упав на бок, Марат понял, что все это время шла передача - Шнырер говорил и ему отвечали.
– …час его, я думаю, уже пакуют.
– Да вы что?! Вот так?
– А вы думали, господин Шнырер. Или вы считаете, что шыкель идет на всяких глупостей? Нет, господин Шнырер, шыкель таки идет на нужные всем йоббитам штукэс. Правда, многие хорошие люди узнают об этом, только когда имеют цорыс - вот, как вы, уважаемый господин Шнырер.
– Примет ли меня раф Пендель?
– Да, конечно, глубокоуважаемый господин Шнырер. В принципе, ваш вопрос уже исчерпан, но когда раф Пендель освободится, я таки провожу вас… Пройдемте пока ко мне, расскажете о мелких подробностях этих пысты холоймэс…
Марат с немалым изумлением выслушал версию мерзкого, двуличного, вероломного финансиста, с которым так мило договорился о взаимо, вза-и-мо, граждане судьи! взамовыгодном гешефте… И этот, помогальник ихнего Пенделя, от тоже сучонок, а! Во жопа, нет, вы гляньте, какая техничная задница - Быня, несчастный напуганный йоббит, принес свое горе раф Пенделю, а эта тварь нагло обманула бедного финансиста. Завернула, внушила ложные надежды - кто сказал, что Быня больше не увидит "этого хойского хулигана"?! Откуда ты это знаешь, э, как тебя там? Оба, как "что делать?", что это еще значит - "оставьте себе?" Да ты попал, йоббитского углового помогальник! Мои лавэ он тут дарит, да-а-арит такой, ишь, козлина! Странно, почему начальник охраны докладывает этому козлу? Начальник охраны, всегда и везде, докладывает только и исключи…
– Ты че его, не убил там?
– Убьешь эту срань! Я когда в армии еще, пересекались мы с человеками. Их эти в разведке обычно держали. Живучие, чуть хуже троллей, а хитрожопые - ужас…
– Ты из уха у него эту хреновину выковырни. Во, сюда давай, ага.
…Ойю-у-у-у-у… Как же я так нажраться-то… бли-и-ин… Не, да чтоб я, да чтоб еще раз… - тоскливо заскулил про себя Марат, попытался перевернуться - и вспомнил. -…Заметили?! Нет? Слава…
– Я вижу, вам полегчало, мой дорогой друг? -…О. Голос. Знакомый какой-то голос…
– … - вяло послал голоса Марат.
Ему до сведенных зубов захотелось пива - холодного, светлого, щекотного. Опять вспомнил, что не нажрался, и пива тут же расхотелось.Тем более, что мочевой пузырь довольно чувствительно резало - значит, прошло часов пять. Или семь. Под веревками, стягивающими кисти и лодыжки, болело уже привычно.
– Мы обсудим с вами пару вопросов, дорогой мой, но позже…
Голос помолчал, гундося с закрытым ртом что-то вроде "угу-гу, угу-гу", постучал пальцами по невидимой столешне, затем хмыкнул, видимо - приняв какое-то решение, и позвонил.
– Гырболайф, распорядись этого в яму, и переодеваться. Карету пусть подают.
– Слушаюсь, р…
Видимо, голос сделал знак, и Гырболайф тут же заткнулся, виновато сопя. Судя по рычащему произношению, Гырболайф был гоблином. Или очень здоровым орком. Но не троллем - им голосовой аппарат не позволяет так легко говорить на эльфише.
– Уточнить дозвольте, этого так и кидать, или развязывать?
Голос задумался и пришел к выводу:
– Пусть развяжут, мне он тут воняющий не нужен.
Марата качнуло, и понесло. Надежды на тупость конвоя не оправдались - в яму его помещали технично: сунули мордой вперед, придерживая за ноги.
– Руки подыми.
Сильная, наждачно-шершавая лапа быстро справилась с узлом, ее обладатель скомандовал напарнику развязывать ноги, а Марату поберечь башку. Едва путы на ногах были сдернуты, как держать перестали - и Марат вниз головой взошел на свою первую Орксийскую хату.
Плюхнувшись в довольно глубокую яму, Марат, собиравшийся какое-то время отдохнуть, дать рукам восстановиться, тут же вскочил - от пола густо несло. Сорвав с глаз повязку, принялся яростно счищать кое-где приставшую к новому казакину опоганенную землю. Приведя себя в сравнительный порядок, осмотрелся. Яма. Грамотная, не хуже, чем на фильтряках. Стенки подтесаны, не вылезешь, будь ты хоть троллем. Нашел сральник, и, обновив находку, продолжил осмотр. Нычеров в стенках ямы не было - видать, никто в этой яме надолго не задерживался. Та-ак, где сидушки, ага, вот. Мальца осыпались, ерунда, подновим. Никого рядом? Вроде нет. Подняв казака подошвой вверх, Марат зацепил ногтями одну из накладок на каблуке, и вытянул широкую гибкую швайку чуть короче ладони. Выбрав самую дальнюю от сральника сидушку, Марат подновил ее и присел на слой свежей земли.
Пришли за ним вечером - вернее, ночью; Марат уже расслабился и собрался на дальняк да вздремнуть, как наверху, за краем откоса, выросли две давешние гоблинские хари:
– Э, повязку одень.
– Э,…. задень. - безразлично срифмовал Марат.
Наверху задумались.
– А вот я щас тебе гриба чесучего кину.
– И к шефу меня в грибе поведешь, да? Хромай, дубачина.
Снова тайм-аут.
– Спустимся - пожалеешь.
– Что пожалею? Что бескрайних вкинули? Не, не пожалею, устал без ласки. Состригай капусту, и заваливай. Солидолу прихвати.
– ….! Сейчас охрану вызову, и…. побежишь!!!
Сторговались на том, что до дома пойдет без повязки, а в доме не будет кочевряжиться и спокойно даст ее надеть. Он ни на что не надеялся, и куражился чисто из принципа - раз уж спокойно сожрали, так хрен спокойно переварите.
– Что так долго?! Гырбалайф, в чем дело?
Марата втолкнули в комнату, проведя сперва по чисто хозяйственному уровню подвала: кислая капуста, затхлость, дрова многолетней сушки, бочечная плесень; а затем спустились и до нужного уровня: солдатская кожаная амуниция на входе, факельная смола, и, за скрипучей дверью, в нос Марата ударил крепкий запах тюрьмы - тоска, страх, ненависть, тухлый бздех от кислой капусты, моча, сырость, сгнивший арестантский пот. Ага, еще солома и мыши.
Марат часто пытался представить себе свою смерть, причем некоторые из представленных картинок заставляли его сердце сжиматься по-особому, со значением; и теперь, идя своими ногами в последний раз, он даже чувствовал себя обманутым…Интересно, а че мне не страшно-то? - легкомысленно думал Марат, раздраженно отдергиваясь от тыкающих порой в ребра мечей конвоя. - Даже наоборот, типа весело даже. Или это так истерика у меня проявляется? И я через полчаса буду плакать в голос и лизать сапоги палача? Тьфу, блин, какая патетика поперла: "сапоги палача", "лизать"… Да и хрен с ым. Доведут, что сапоги эти лизать начну, так доведут; судьба такой, значит. Дром Баро. Че это я вспомнил? Ладно. А пока не довели - буду им сукам дерзить до последнего. Хоть нервы попорчу…
В комнате двое, один - давешний голос, раф Голос будешь; чернила, нехороший желудочный запашок, колоньская вода - модный типа, да? Так, кто там еще; у, да ты, по ходу, коллега, товарищ второй - вообще не пахнет, сидит тихо, аджну-баха от него почти вампирская, едва заметишь.
…Оп-па! Аджну-баха? Эт че я, по-колдунски "смотреть", что ль, научился?.. - ошарашенно подумал Марат. -…Это че, типа, может и поживем еще?! А раньше-то че, а?! Че б не тогда, когда меня колдун какой-то сраный с дерева ронял?..
– - Э, маленькая, ты полегче там! - прикрикнул Марат на вязавшего его к стулу Гырбалайфа, едва удержавшись, чтоб не схватить своей новой рукой его белесую жизненную силу, ощущавшуюся в полуметре за спиной.
…А ну втяни пальцы, колдун новорожденный! Ишь, только почуял, и сразу за теплое! Шифруйся, пока дают…
– А повязку-то, эй! Забыл, мал-л-ланец? Сымай давай, а то не "спрошу тебя как"!
– Гырбалайф, повязку оставь и свободен.
…раффи Голос подал голос… - неуклюже скаламбурил про себя Марат и приготовился слушать:
– Пугайте.
– И не подумаю. Это вам следует проявить инициативу, дорогой Марат. Мне, сами понимаете, достаточно просто-напросто забыть вас здесь - и неосмотрительно оставленная вами в Ковчеге капелька вскоре вас призовет. Никогда не случалось бывать там, где умирают мертвые?
– А тебе? Че порожняка метать, дядя. Может, там нормальным пацанам ежевечерне выкатывают ведро чифиря и двух педерастов? Никто не знает.
Никто из присутствующих не заметил, как стоящая в углу комнаты чугунная жаровня плавно оторвалась от пола и ти-и-ихо вернулась на место. Марат тоже не заметил, так как не отрывал взгляда от желтых йоббичьих глаз собеседника. Он почувствовал - а не тяжело! Вроде как стакан с водой поднял. Обычный, граненый - на двести пятьдесят, если с пленочкой.
– Марат, к чему эти грубости и понты, а? Ты же видишь - с тобой никто не играет, давай поговорим, как можно извлечь выгоду из сложившейся ситуации. Твоя выгода - более-менее спокойная жизнь, оставшаяся до срока, когда ты отправишься в Ковчег Ярости. Сделать эти два-три- десять дней непереносимыми я смогу. Ты же понимаешь, да, Марат? Служил ведь у сянцев? Наверняка ты видел, во что превращается мыслящее существо после четверти часа работы мастера. На завтрашний день ты будешь орать, вернее, шепелявить "Ой дяденька не надо!", когда в твою камеру залетит муха. И радостно пить мочу Гырбалайфа.
– Блин, раф Голос, мне уже таки страшно, веришь-нет? Запугал ты меня.
– Как, Раф Голос? Хм… Прекрасно. Ну что ж, поговорим о моей выгоде, раз запугал. Есть у тебя что-нибудь взамен?
– А ты будешь? Смотри, не мыл с утра.
– Может, привести его в чувство? - спокойно, как автомат, поинтересовался второй, до этого безмолвно наблюдавший устроенный Маратом цирк.
– Видимо, да. - разочарованно согласился Голос, подымаясь.
– Сколько у меня времени?
– Так… - сориентировался по времени Голос, - Сейчас Главобщаковские на инструктаж подъедут… Ага, потом раф Пенделю доложу, потом Директор Биржи и все. У вас три-три с четвертью часа. Все, работайте. - распорядился Голос и решительно двинулся к выходу, укоризненно сокрушаясь: - Марат, Марат… Ну зачем вам все это, а?
Однако, едва договорив, застыл с выпученными глазами - новая рука Марата, протиснувшись между жгучими облаками разноцветных оберегов, с хрустом сжала белесое веретено его жизненной силы. Не умея управляться с новым личным оружием, Марат едва не расплющил нежное и воздушное образование, составляющее суть всех живущих. Голос натужно сипел, вытянувшись, словно умирающая кошка.
– Эй, ты, трамбач местный. Подойди-ка сюда и убери свою тряпку.
– Ты мне? - ровно, словно ничего из ряда вон не случилось, осведомился второй.
– Тебе, тебе. Что дергаться не надо, понимаешь?
Подвисла пауза, за которую Марату пришлось заплатить пигментацией не одной сотни волос. Оказалось, второй ждал инструкций Голоса.
– Аш-с-с-х-х…- умудрился прошипеть Голос.
– Че там гунявишь? - приотпустил немного Марат.
– Шхделай, какх он шкажал…
Твердый белый цилиндрик стремительно переместился за спину Марата, и повязка исчезла. Проморгавшись, Марат радостно ухмыльнулся: йоббит висел прямо посреди комнаты, немного не доставая поросшими рыжеватой шерсткой копытами до каменного пола…Ни хренашеньки у Сашеньки… - наливаясь радостным драйвом, подумал Марат. - Ух я щас кому-то потрох-то выну…
– Э, шерстяной, а ну место! Стой, веревочки забыл. У-у, даже не думай!
Марат внезапно понял, что может понимать желания других - той же самой Рукой, что держит пана Голоса. Водить ею не требовалось - достаточно было направить часть себя, и по Руке приходил ответ - например, этой крысе, что стояла сейчас за спиной, не терпелось быстренько свернуть Маратову шею.
…Так, надо их связать, а то как щас кончится холява, и че…
– Шерсть! Вышел на середку!
Из-за спины показался, наконец, номер два - плотный йоббит без особых примет. Однако по его манере перемещаться Марат понял, что перед ним как раз тот Мастер, усилиями - нет, искусством которого здесь поставлена безопасность. Марату даже стало неловко за то, что случилось погонять его позорными словами.
– Извините, Мастер. - слегка склонил голову Марат, удостоившись ответного кивка. - Свяжите это чучело. Да. Теперь к стулу… ага, благодарю вас. Сейчас я свяжу вас. Присядьте, плотнее, плотнее… Позвольте руки назад… Отлично. Повторно приношу извинения за грубые слова, Мастер. Итак, можете пообщаться, пока я отолью - коридор, смотрю, пуст.
Превратившись в слух, Марат вышел в коридор и на самом деле отлил - в яме так и не успел, на беседу его дернули внезапно. Ни слова в камере не прозвучало. С желаниями было побогаче - сложнейшее ассорти у Голоса, мелькающее с компьютерной быстротой, и ровное ожидание шанса у Мастера. Попытался разобраться в круговерти просматриваемых Голосом вариантов…Не-еа. Тухляк - у дяди мозги с полста шашнадцатым пентиумом, похоже. Он здесь главный, стопудово. Этот ихний Пендель, скорее всего - раздувшийся от важности поц "кушать подано". Да, все сходится - дела он решает, охрана ему докладывает, точно он. Хорошо, все упрощается… Марат вернулся в камеру, запер дверь и сел на стул, нехорошо прищурившись на Голоса.
– Курить есть у кого?
Голос выпучил глаза, даже Мастер дернулся, едва заметно - но все же.
– Нету? Надо носить, раз сам не куришь. Так вот закроешься, неожиданно, и че? Вишь, какое дело-то, со всяким может! Иль ты зарекся? - паясничал Марат, обдумывая тактику допроса. - Щас бы кинул на общак - кури, босота, а у тебя нету! Кто ты после этого, а, Голос? Не знаешь? А ду-р-рак! Вот ты кто. Нет у тебя ума, вместо ума -понты одни. Даже не знаю, как теперь с тобой убогим договариваться…
Марат угадал со слабым местом задержанного - Голос был великим мозгом, без дураков, с такими не поумничаешь; однако здесь и была зарыта его эрогенная зона. В принципе, расколоть можно любого, надо только помнить немножко главных принципов, здесь подходил нумер второй: дурак винит другого, умный себя, мудрец - никого.
– Марат, признаю - вам удалось меня переиграть. Ошарашен, честно. Не ожидал. До последнего момента мага в вас никто даже не подозревал, хотя по вам работали… хорошие специалисты.
…Ага, потянул, потянул меня на умности свои…- улыбнулся Марат, пытаясь изобразить тщательно скрываемое самодовольство. -…Не, дядя. "Спокойно побеседовать" со мной не выйдет, не-а. Я тебя вгоню, суку, в непонятное…
– Че ты мне там парил за муху?
– Простите..?
– Ни… я тебя, скота, не прощу. Людей прощают, а ты гад. Животное ты. И спрошу я с тебя как с помойной крысы. - с кровожадной тупостью заявил Марат, прихватывая самый край Голосовского жизненного, сладострастно растирая в желе воздушную, но тем не менее похрустывающую субстанцию.
Голос вскинулся на стуле, и замер, выпучив покрасневшие от рвущихся сосудов глаза. Ни дать ни взять - вылитый негр на электрическом стуле. Когда Марат отпустил, Голос только чуть приобмяк, но остался сидеть прямо, уставившись бордовыми глазами сквозь стену. Из приоткрытого рта толчками лезла рвота, падая по рубахе на колени.
– Ударьте его по спине. Сердце остановилось. - все так же ровно посоветовал Мастер.
Марат сорвался с места и отвесил Голосу несколько увесистых тумаков, но покрытая мелким бисером пота йоббичья морда продолжала стремительно синеть. Догадавшись, Марат выскреб из карманов почти покойного часть наиболее мешающих оберегов и снова схватил его жизненное. Руке достаточно было только обозначить желаемое - остальное она сделала сама. Йоббит дернулся, рывками втянул воздух и зашелся сухим, харкающим кашлем. Прокашлявшись, поднял перемазанную рвотой морду, бессмысленно поводя глазами. В глазах явно читалось - парень заглянул за край, и ему здорово там не понравилось. И больше туда он не хочет, сильно-сильно не хочет.
Глумливо щерясь, Марат дождался явной осмысленности и подмигнул…Не, я тебе шанса не дам, ты возможность петь у меня вымаливать будешь, сука… Ничего не говоря, сел поудобнее и ласково рассматривал потеки блевотины на роже сломанного врага. Вдруг под ложечкой тонко укололо…Че еще такое?… Марат напрягся, ловя сигнал тревоги. В подземелье кто-то спускался. Один. Нет, двое. Один остался, второй идет по коридору. Сюда.
– Мастер, сюда идет человек. Видимо, вашего нанимателя хватились. У вас контракт на защиту его лично или вы в целом подписаны на его дела?
– Я должен обеспечить его жизнь и безопасность. И он не мой наниматель.
– Обещаю: в случае мало-мальской угрозы своей безопасности я его убираю. Ваше решение?
– Я разверну людей.
– …и обеспечу достаточное для спокойной беседы время, а потом вернусь. Вот так. Мастер, извините, но я буду вас… держать.
– Хорошо. Быстрее, уже близко.
Марат метнулся за стул Мастера, развязывая на совесть затянутые узлы…Ох ты, вскочил-то как! Словно и не сидел связанным, а!..
– Кстати, Мастер, пусть уж заодно принесут мои вещи.
…Эх, вот у йоббита выдержка - головы не повернул, не то чтоб ответить: кивнул - и все!.. Не дожидаясь стука, Мастер вышел в коридор и оттуда донесся его спокойный голос, отдающий приказание. Придерживая Мастера за жизненное, Марат в очередной раз ощутил желание снять шляпу - никаких дерганий, полная отрешенность, в любой момент готовая выплеснуться неудержимой атакой. Снова затянув узлы на кистях и больших пальцах объекта восхищения, Марат облегченно выдохнул, присаживаясь:
– Под кем ходишь, чмо?.. И зачем вампирам твоя смерть?
– Вас… в какх-хом плане…- тяжко просипел Голос, - интерех-хсуехт, под кхем?
Прекрасно видя, что вопросом на вопрос допрашиваемый ответил из самого искреннего желания точнее удовлетворить его интерес, Марат тем не менее тут же вызверился:
– Ты, с-сука, на вопрос отвечай!
И легонько коснулся раздавленного места на жизненном, там, где парила неярким туманцем сама жизнь, по каплям вытекающая из йоббита. По камере заметался визг, исполненный смертной муки - допрос начался.
Глава Восьмая,
коротенькая такая получилась, но тоже с моралью, не тяп-ляп. В ней наш герой сваливает от этих уродов, и… встречает кинутого таксиста! "Такси-блюз", короче. Мораль, что как аукнется и не плюй в колодец - нормально расчелся с таксистом, и тут же самому повезло.
Раннее утро - с половинкой красного солнца за синим лесом, с торчащими из седой туши тумана верхушками стогов, редким и по-утреннему невнятным чириканьем сонных птиц. В такое утро здорово идти на близкую речку, шлепая босыми ногами по остывшей за ночь тропинке, задевая удочкой осыпающуюся росой крапиву, изредка попадая в расползающиеся под пяткой сырые глинянки - а вокруг теплая ватная тишина, аж слышно, как на том, дальнем краю деревни хлопнула калитка. И как трещит табак от неглубокой утренней затяжки…
А вот сидеть со сломанной ключицей рядом с трупом главы Орксийской йоббитской общины и из последних сил удерживать не краю смерти начальника его охраны - плохо. Потому что в результате твоих умышленных действий его репутация - абсолютно заслуженная репутация великого, без натяжек, Мастера, оказалась немного подмоченной. Втоптанной в дерьмо, если честно. Причем, не только репутация Великого Го-Даня, а еще и его личная репутация, в его же собственных глазах. Это страшнее, если что. На этом фоне проблемы со здоровьем смотрятся не уж так и приоритетно.
…Надо же было умудриться отбить его удар… - почти расстраиваясь, что остался жив, сетовал Марат. - Да и сам хорош, если честно. Йоббит? Йоббит. Вот и изволь пользоваться своей загадочной крав-магой, а не стопудово известным противнику во-винам вьет-во-дао. Ну кто из го-даней Веера Мяо когда-нибудь пропускал откровенный крестьянский чо-мот? Хотя, похоже, на то и был рассчет - что я не поверю в примитивность выбранной тактики, и тормозну на пару соточек. Эх, Мастер. Ты настолько велик, что попал на собственной безупречности - "никогда не недооценивай противника". Хотя, опять же, кому тонуть - того не переедут, так? Дром Баро…
Однако надо было что-то делать, не сидеть же здесь вечно. Удачно сложившийся побег воткнулся в придорожную грязь сломанной осью такого, казалось бы, ухоженного экипажа. Ездить без седла Марат не умел, да и не бросать же Мастера, Мастера, нарвавшегося на сокрушительный от испуга удар почти неуправляемой хозяином аджну-баха. Этот рефлекторный удар, похоже, подвел черту под сегодняшним выступлением новоявленного мага - Марат отчетливо ощущал, что энерджайзеру хана, и розовый зайчик не добежит. Разрываясь между растущей потребностью вскочить, взяв максимальный темп и желанием исправить содеянное, Марат дергался и тратил в результате куда больше, чем возобновлялось, и так бы все ничего, но балансирующему на лезвии Мастеру доставалось все меньше и меньше. Тот жалкий ручеек, который испускала его ладонь в самом начале, уже казался Марату вполне нормальным ходом - по сравнению с тем, что отдавалось сейчас. Все возвращенные амулеты были выпиты досуха - от нужды Марат махом дошел, как забирать вложенную в них силу и использовать ее по своему разумению.
– Эх, Дром Баро…- прошептал Марат, глядя на дорогу, пересекаемую последними обрывками тумана. - Че ж мне делать-то, а? Скажи…
– Разорви!.. - поперхнулся ревом уставший ждать и возвращающийся ни с чем извозчик-гоблин, - разорви меня Кул-Тху! Барин! Я уж не чаял! А кто платить?! Платить кто будет?!
Марата ожгло - вот! Ну гоблиняка, ну маладэц! Цепь! Волчья голова - на цепи! Судорожно выдернув из кармана половинки Волчьей головы, скользящие по массивной золотой цепи, Марат легко, словно бумагу, разорвал брызнувшее звеньями кольцо, по которому ходит сила, собранная золотом во время приготовления амулета.
…И мертвяк, йоббит-то этот, что замертво лежал, зенки-то ка-ак откроет! Ан гляжу - а он ужо садится, башкой крутит! А ить мертвый был, мертвей некуда! Тут барин-то, шасть ко мне, и кричит: Гони, грит, брат Елло, скорей! Пока, грит, не началось! Ну, я Схавраску ка-ак вытяну повдоль, ка-ак свистну! В четверть часа от Краменок до Сырбуховских Ворот, понял?! А слазит, не, расчелся честь по чести, это вдогон ужо - на, грит, брат Елло тебе на память! За светлую, грит, твою голову! И цепку-т эту мне и вручат. Не продавай, грит, через нее, мол, счастье тебе будет… Вот так вот оно и было, с человеком-то. Сроду ни одного человека больше никогда не повезу - хоть одни человеки на свете останься.
…Ой, врешь ведь поди, а? от начала и до конца врешь…
Ипсочка радостно распахнула глаза - он! Великий Кул-Тху, да что с ним?! Бедняжка, может, его избили?! Сейчас на улицах столько отребья… Мужественное решение пожертвовать дорогим носовым платком пришло мгновенно - и лярва, совершенно по-матерински вытянув губы трубочкой, бросилась наперерез бледному гостю в черном.
– Позвольте, у вас, кажется, кафтан…
– А, мисс Брунгильда из Бергена…- вымученно улыбнулся человек, уклоняясь от заботливой нежити. - Подожди немножко здесь, хорошо?
Через несколько минут человек, все так же хмурясь, вышел от Шнырера и снова улыбнулся лярве:
– Водички занеси шефу…
Растерянно заметавшись между чувством долга и ускользающей добычей, Ипсочка сделала несколько противоречивых па, окончившихся, впрочем, графином:
– Подождите минутку, я сейчас… - но дверь уже хлопнула со всей окончательностью, на которую иногда способны некоторые двери. В тишине приемной раздался сжатый в горле всхлип, и звон горлышка о стакан.
Печально отворив дверь начальственного кабинета, Ипсочка замерла - титан, стоик, финансист, несгибаемый борец за маржу и убежденный поборник качества портфеля плакал, забившись в угол между рабочим столом и секретером. В голос, по-детски, с соплями и подвыванием, размазывая кровь по манишке.
– Бэмцыон Мыцаакович, что с вами?! Вы ранены?!…
– Что же делается в этой проклятой мылихе, Ипсочка, а?! - рыдаючи, возопил Шнырер, воздев на подчиненную зареванные до кроличьей красноты глаза. - Ко мне, честному йоббиту, приходят хулиганы, называют "Быней", пугают ушами и дают мне денег! Балабосым говорят мне: Бэмцион, не пугайся и таки возми эти деньги! Его "уже пакуют"! Хулиган больше не придет, говорят балабосым, наливают мне годкэ и смеются! Мы его "уже упаковали"! Илахим, ну кому теперь доверять - балабосым говорят, что пакуют, а сами таки совсем не пакуют! И смеются! А хулиганы таки приходят! Приходят, бьют меня в нос и задают мне, Шныреру, вполне себе резонные вопросы и что я им отвечу?! Что балабосым кого-то там "уже пакуют"?!
– Бэмцыон Мыцаакович…
– Пя-я-а-ать, Ипсочка, пять!!! - зашелся в новом приступе рыданий несчастный йоббит…
Глава Девятая.
Вы понимаете? Каждого тридцать первого декабря! Мы с друз-зями! Ходим! В ба-а-а-а-аню!
(Па-а-а-т крылом са-ма-ле-е-е-е-та…)
Марат шел грязными переулками в районе Барбарки, едва водя мутными от боли глазами - попытки самолечения не давали результата. Не получалось даже снять синдром, и сломанная ключица, не имевшая полдня никакого покоя, пыталась вырубить неугомонного хозяина. Смешно, но Марату не на что было купить покой - все добытое игрой лавэ отмели на подвале у Голоса, а что толку от бешенного бабла на Крыле, когда надо нанять извозчика, или снять номер…
