Варторн (№1) - Варторн: Воскрешение

— Ваш обед, сударь... Жареная курица и кролик с диким луком и морковью. Повара приготовили... специально для вас.

Генерал глянул на него в упор и сказал сдержанно:

— Я полагаю, что довольствие для войск значительно менее изысканно?

— Н-ну... конечно, — промямлил адъютант. — То есть кто-то мог промыслить себе... но казенный паек не особенно....

— Унесите, — велел Дардас, прервав его. — Затем отправляйтесь в лагерь и в первой же ротной артели наберите для меня порцию обеда — что бы они там ни ели. И проследите, чтобы порция была не больше, чем обычная солдатская.

— Слушаюсь, генерал!

«Вас не привлекает приличная еда?»

Знакомый, слегка хнычущий голос лорда Вайзеля вмешался в мысли генерала. Вот с чем у Дардаса никак не получалось справиться: привыкнуть к присутствию другого разума в голове.

«Вы ничего не понимаете».

«Я понимаю, что вы наносите ущерб моему телу!»

А тело, надо признать, вполне приличное. Дардас высоко ценил новый сосуд, вместивший его сознание. Несмотря на возраст — за четвертый десяток зим, — он был и крепок, и здоров... и даже весьма привлекателен — хотя это, конечно, не самое важное. Если бы только к нему не прилагалась личность первого владельца.

"Не забывайте, меня призвали, потому что я больше знаю об управлении войсками, чем вы!"

«Но разве вы не обязаны в качестве моего советника обучать меня? А как я могу чему-то научиться, если вы не объясняете, что к чему?»

По-видимому, лорд Вайзель согласился на «подселение» в обмен на статус второго человека в государстве после самого Матокина. Вероятно, вселение Дардаса в тело Вайзеля изображалось как предоставление ему советника, способного заполнить в знаниях вельможи пробелы по военной части.

Дардасу было неясно, действительно ли Матокин недооценил силу его личности или сознательно рассчитывал, что генерал будет доминировать над хозяином тела — но так или иначе, результат был налицо: теперь он управлял и телом, и войском, а лорд Вайзель превратился в плаксивую приживалку, сидящую в потемках сознания.

Дардас не питал уважения к Вайзелю — что не удивительно для профессионального военного и правителя по отношению к изнеженному царедворцу. Однако он считал себя обязанным выказывать ему хотя бы условное почтение. Ведь он был во всех отношениях гостем лорда. Помимо прочего, лорд Вайзель был для него основным источником информации о новой стране и новом времени, и в интересах Дардаса было удовлетворить его желание получить разъяснения, хоть это и было безмерно скучно.

«Хорошо. Вы сказали, что я наношу ущерб вашему телу. Задумайтесь над этим».

«Зачем?»

«Та пища, которую вы считаете вредной для вашего тела, составляет основу питания ваших войск».

«Не понимаю!»

"Ладно, скажу по-другому. Знать, в каком состоянии находятся ваши войска, чрезвычайно важно при разработке стратегических планов. Вы должны иметь представление, на какие усилия способны ваши солдаты и каково их моральное состояние. И одним из наиболее надежных способов узнать это является потребление того же рациона, который получают войска. Если вы находите пищу несъедобной — надо полагать, они думают точно так же. Это простое, но эффективное испытание".

Минутная пауза.

"Я об этом не думал. — Голос Вайзеля стал вдруг серьезным и усталым. — Кажется, я очень многого не знаю о военном деле..."

Уловив его настроение, Дардас решил проявить великодушие.

«Не горюйте, лорд. Матокин со всеми его магическими секретами знает о военном деле даже меньше вашего».

«Тогда объясните мне еще кое-что. Если сможете, покороче. Я не пойму, зачем вы напали на У'дельф».

Дардас сразу насторожился.

"Как это понимать? — продолжил Вайзель. — Я знаю, что невежествен в военной практике, но почему вы сознательно допустили подобную резню? Город сравнять с землей, пленных не брать, сжечь и разрушить все, что нельзя унести с собой. Было ли это действительно необходимо?"

У Дардаса имелся готовый ответ. Он даже обрадовался случаю прорепетировать свою речь, прежде чем объясняться с Матокином.

"Это лишь проявление дальновидности. Нам поручено объединить все города-государства под властью Фелька. Меня не привлекает перспектива драться и нести потери при каждой победе. Да, наше нападение на У'дельф выглядит как бессмысленное зверство — но оно послужит примером всем остальным городам-государствам, намеревающимся оказать сопротивление. Теперь они будут более склонны сдаваться мирным путем, ассимилироваться, а не сражаться. Кроме того, У'дельф дал нам удобный, случай продемонстрировать нашу способность проходить через порталы, открываемые магами. Это неоценимое военное преимущество... и я хочу, чтобы сведения о нем разошлись по всему Перешейку — почему и приказал оставить жизнь некоторому количеству горожан. Чтобы они послужили нашими, так сказать, глашатаями. Я хочу, чтобы все оставшиеся города боялись нас — а что может быть более устрашающим, нежели армия, которая мгновенно возникает из ниоткуда, неся с собою смерть и разрушение?"

На этот раз пауза затянулась надолго.

«В который раз вынужден склониться перед вашим опытом. Вы вдаетесь в такие тонкости, которые мне никогда даже в голову не приходили».

«Да, тонкостей в нашем деле много. Теперь, если у вас нет других срочных вопросов, я должен уделить внимание неотложным делам».

«О да, разумеется. Простите, что побеспокоил вас».

Дардасу удалось скрывать свое удовлетворение, пока он не убедился, что Вайзель отбыл в отдаленные уголки его разума.

Адъютант вернулся с сокрушенным видом, принес еду. Она выглядела вполне съедобной, да и порция была немаленькая.

Дардас думал о порталах, сквозь которые прошел вместе со всем войском. Этот магический прием назывался «дальним переносом». Очень странное ощущение, когда проходишь по этим узким магическим тропам. Они преодолели... миновали... в общем, побывали в каком-то другом пространстве, после чего оказались в пригородах У'дельфа, на его беду застав этот город совершенно неподготовленным к приему гостей.

Магия и война. Война и магия. Ощущал ли он до сих пор, что в соединении этих начал есть нечто нечистое? Возможно. Но он воин и предводитель воинов, и если эти маги могут предоставить ему такое оружие, будь он неладен, если не воспользуется им.

Матокин и в самом деле знал о военном деле даже меньше, чем Вайзель, и Дардас крепко рассчитывал на это. Дурачить этих двоих было относительно легко. Разумеется, задача облегчалась тем, что оба они исходили из ошибочной предпосылки. Они думали, что Дардас воевал, чтобы одержать победу.

Между тем Дардас, вовсю наслаждаясь второй жизнью, вовсе не собирался провести ее, завися от прихотей мага. Он воскрес, но магия, сущности которой он не понимал, была ему необходима лишь для поддержания жизни. И он надеялся найти какой-нибудь способ вырвать контроль над своим новым существованием из рук Матокина.

А пока он должен проследить, чтобы магу не досталось слишком много успехов и излишнего могущества. Наилучшим способом для достижения этой цели был бы срыв кампании по объединению городов-государств. К счастью, Матокин сам обеспечил ему идеальную позицию для этого.

Разрушение У'дельфа было посланием, предназначенным для остальных городов-государств Перешейка. Им придется ответить на этот вызов: объединить силы в борьбе против Фелька — или погибнуть.

Дардас улыбнулся про себя и приступил к обеду.

АКВИНТ (1)

Когда сознание Аквинта начало проясняться, первым делом он осознал, что лежит под кустом. На несколько мгновений это его озадачило — хотя он машинально отметил и признал, что его мыслительные способности, и без того не блестящие по утрам, дополнительно пострадали от необходимости бороться с последствиями алкогольного отравления. Он слишком часто оказывался в таком состоянии, чтобы не распознать знакомые симптомы: сухость во рту, переполненный мочевой пузырь, не говоря уж о тупой боли в висках, от которой все в глазах то расплывалось, то двоилось. Привычные ощущения... Но что он делает под этим кустом?

Аквинт снова закрыл глаза и попытался разобраться в водовороте мыслей. Была гулянка... нет, не гулянка, а торжество. Какие-то солдаты... ах да, он же теперь и сам солдат. Правильно! Солдат Фелька. Иногда он про это забывал. Иногда специально пил, чтобы забыть. Но вчера вечером была... было... да, мы праздновали победу. У'дельф!

Это название ярким, режущим лучом света пронзило его затуманенный мозг.

У'дельф! Он пил, чтобы забыть. Теперь он вспомнил.

Они добрались до У'дельфа по порталам, которые маги сотворили прямо из воздуха. По войскам ходили всевозможные слухи о способностях армейских магов, но этот удивительный фокус скрывали от солдат до последнего момента.

Аквинту, как и многим другим, было откровенно страшно идти гуськом через узкую щель. Порталы так и выглядели — просто щели в пространстве. Ага! Именно: проход, прорыв, вот что они собой представляли. Они вели в какую-то другую реальность — диковинное, давящее, туманное место, где не было ничего знакомого. Но, судя по всему, когда там пройдешь совсем немного, здесь продвигаешься на значительное расстояние.

Таким образом они дошли до У'дельфа не за несколько дней, а за считанные мгновения.

Теперь они стали лагерем к югу от этого места, а У'дельфа больше не было.

Аквинт отогнал воспоминания, чтобы заняться более настоятельными нуждами. Сперва он подумывал перекатиться на бок и отлить там, где лежал, но решил отказаться от этого плана. Не будучи рьяным поборником чистоты, он все же не хотел добавлять запах мочи к тому букету, которым благоухает мундир, когда в нем живешь, не снимая по многу дней. Со вздохом, больше похожим на стон, он кое-как согнул ноги, оттолкнулся и поднялся. Он отнюдь не стар, но и молоденьким его уж не назовешь, да...

Куст в действительности оказался жалким клочком зелени — высотой по пояс стоящему. Это создавало лишь некоторую иллюзию приватности, пока он мочился, но такие тонкости его не смущали. В походной жизни не было места стыдливости, и военнослужащие — как мужчины, так и женщины — привыкли справлять естественные надобности на глазах друг у друга. К этому быстро привыкали и переставали замечать.

Когда он закончил, из-за кустов вынырнул Кот — который все это время сидел на земле неподалеку.

Его появление не удивило Аквинта. Кот всегда крутился где-нибудь поблизости.

— Я подумал, тебе это сейчас будет кстати, — сказал Кот, всовывая в руку Аквинта большую глиняную кружку с водой.

Аквинт жадно осушил ее, вернул Коту, чтобы тот налил из бурдюка еще. Парень исполнил невысказанную просьбу. Аквинт выпил еще полкружки, прежде чем оторваться от воды и издать вздох облегчения.

— Спасибо, малыш. Теперь полегчает.

Кот прикончил кружку, заткнул бурдюк пробкой и плавным движением опустился на землю. Аквинт тоже сел, хотя и не без труда, с кряхтением.

— Скажи-ка мне, мой юный друг, — начал он, взъерошив пятерней нечесаные волосы, — хорошо ли мы вчера повеселились?

Кот одарил его безмятежным взглядом и снова принялся, по своему обыкновению, шарить глазами по ближайшим окрестностям.

— Думаю, что ты навеселился вволю на нас обоих.

Парнишка всегда так обращался со старшим приятелем: покровительственно, с вечным недовольством. Но Аквинт не обижался — его это забавляло.

— Ну да, понятно. Ты ведь у нас, помнится, трезвенник?

— Я вор, — отрезал Кот. — Вору куда важнее сохранять ясную голову, чем торговцу... или солдату.

Он затронул давний предмет их бесед и споров, начавшихся в тот самый день, когда они встретились впервые. У Аквинта в Каллахе была контора грузовых перевозок, и часть его дел не стоило афишировать — он был замешан и в контрабанде, и в операциях черного рынка. Так и шло до совсем недавнего времени, пока Фельк вдруг не напал и не захватил город. Патруль городской стражи, преследуя воришку-карманника, ускользнувшего от них в уличной толпе, зашел к нему на склад. Аквинт заверил их, что в помещении нет и не было никого, кроме него самого и уличного кота, которого он держал для охоты за мышами и крысами. При этом он начисто проигнорировал молодого худощавого парня, проскользнувшего в его двери как раз за спинами патрульных. Когда те удалились, Аквинт ожидал, что парень скроется, растворится в путанице улиц и переулков. Но тот, к удивлению хозяина склада, остался, и скоро сделался его неразлучной тенью. Когда Аквинт спросил, как его называть, он просто пожал плечами и сказал:

— Я твой Кот... точно как ты и сказал патрульным.

Так с тех пор он и звался Котом.

Когда Аквинт ушел в армию, Кот последовал за ним — хотя официально зачислен не был. Кем бы ни считали его другие солдаты — сыном Аквинта или его постельным партнером, они держали свои мнения при себе, словно бы вовсе не замечая парнишку, как и других штафирок, сопровождавших армию в походе на юг. Армия эта, вышедшая из Фелька, самого северного из городов-государств Перешейка, сперва заняла родной город Аквинта, Каллах, потом соседний Виндал... и двинулась дальше, на У'дельф.

— В кои-то веки мне придется с тобой согласиться, Кот, — хмуро сказал Аквинт, прихлебывая воду и глядя прямо перед собой. — Мозги солдату могут только помешать, когда делаешь что-нибудь вроде вчерашнего. Чем меньше думаешь, тем лучше.

— Не заводись снова, — прошипел Кот, окатив его осуждающим взглядом. — Ты вчера вечером уже наговорил больше, чем было нужно. В армии не любят критиканства.

— Прошу прощения, но меня от этого воротит, — упрямо повторил Аквинт. — Это был не бой, а бойня, боги свидетели!

— Принимать решения и отдавать приказы — дело генералов, — сказал Кот.

— Этот жалкий гарнизон сложился за два часа. После этого они могли бы сдаться. А наши — принять их сдачу и присоединить город к империи. Не было никакой необходимости прибегать к крайним мерам!

— Дело солдат — следовать приказам, — сказал Кот. — Так уж заведено в армии. Если каждый солдат вздумает строить собственные планы и принимать решения, ничего не получится, кроме полной неразберихи.

— То есть ты одобряешь то, что было сделано? — спросил Аквинт.

— Я хочу сказать, что мое одобрение или неодобрение никого не интересуют... так же как и твое. Даже если бы с тобой проконсультировались насчет плана сражения...

— Чего никто не сделал...

— ... и не подумал сделать. Все равно никто бы тебя не послушал. Ты ничего не смог бы изменить тогда, и уж точно не можешь сделать это теперь, когда все кончено. Своими жалобами и критиканством ты только добьешься беды на собственную голову.

Аквинт глубоко вдохнул и шумно выдохнул. Мальчик был довольно красноречив для вора, промышлявшего на улицах и площадях Каллаха.

— Ладно, — сказал Аквинт. — Я все понял. Постараюсь держать язык за зубами.

— Пожалуй, теперь уже поздно. Ты вчера наболтал достаточно, чтобы тебя арестовали за измену. Остается надеяться, что ты сумел удовлетворить Соню.

— Соню?

Кот одарил его еще одним долгим взглядом.

— Малышка-капрал из третьего взвода. Та самая, у которой плохие зубы и во-от такие мускулы. Она вчера была с тобой здесь, под кустами.

Аквинт заморгал; какие-то неясные воспоминания пытались пробиться на поверхность все еще мутного сознания.

— Вот дерьмо! Видно, я и впрямь напился вдрызг. Я же от нее уже несколько недель прячусь!

— Считай, тебе повезло. — Кот пожал плечами. — Если бы она не желала так сильно залезть к тебе в штаны, то могла бы донести, что ты болтаешь.

— Ну, постараюсь впредь держаться получше, — пообещал Аквинт. — Переспать с Соней — слишком дорогая цена за удовольствие распустить язык.

— Будь я на твоем месте, я бы не строил в ближайшее время никаких планов на будущее, — мягко сказал Кот.

Нахмурившись, Аквинт проследил направление его взгляда.

У лагерного костра его взвода стояли трое. Лейтенант и два стражника. Они о чем-то говорили с сержантом. Вот сержант оглянулся и указал точно туда, где сидели Аквинт с Котом.

Троица направилась к ним. У Аквинта мелькнула мысль бежать, но он тут же ее отбросил. Куда бежать в самой середке большого военного лагеря? Некуда. Потому он только поднялся на ноги и отдал честь, когда офицер остановился перед ним.

— Ваше имя Аквинт?

— Да, сударь.

— Следуйте за мной. Немедленно.

С этими словами лейтенант повернулся на каблуках и зашагал прочь; Аквинту ничего не оставалось, как пойти следом. Стражники немедленно заняли позиции по бокам, чуть позади. Кот исчез из виду, когда они явились, но Аквинт не сомневался, что он крадется где-то неподалеку.

Аквинт задумался было, что станется с Котом, если он, Аквинт, загремит в тюрьму, а то и под высшую меру, но отогнал эти мысли: впору было озаботиться собственной судьбой.

На самом деле он ничуть не волновался. Уж не первый раз в жизни его тащат пред светлы очи начальства, и до сих пор сообразительность и бойкость языка помогали Аквинту выкрутиться из всех передряг без серьезных последствий. Если сейчас его прижмут из-за вчерашней болтовни, он просто заявит, что был пьян и начисто не помнит, что говорил. Если устроят очную ставку, он без труда предъявит доказательства собственной преданности армии и верности ее политике. Если только не...

Аквинт зажмурился, внезапно осознав, что могло случиться. Если вырвалось наружу скрытое желание быть наказанным...

Наверное, это подспудное желание и заставило его вчера высказать недовольство вслух и в большой компании. И дело тут не только в чувстве вины за то, что он участвовал в уничтожении У'дельфа.

Еще раньше он высказал предположение, некое наблюдение, да-да... Быстрый форсированный марш с оставленными позади обозами — и они смогли бы напасть на У'дельф на несколько дней раньше, чем это сумела бы сделать вся армия целиком, двигаясь вместе со своими тылами. Как после взятия Каллаха — именно так он сказал. Нанести быстрый удар, прежде чем противник сумеет укрепить оборону — и город-государство можно было бы захватить при минимальных потерях с обеих сторон.

Не прошло и одной стражи (считай, трех часов) после того, как он выдал эту сентенцию — и армия остановилась. Командиры различных подразделений объявили, что оставшееся до У'дельфа расстояние будет преодолено посредством порталов.

Это был, по сути, один из возможных вариантов его собственного плана. Аквинт не мог не задаться безумной мыслью: а что, если его предложение прошло из уст в уста по линейке вверх? Его предвидение реализовалось... за исключением одного пункта. Он не знал, что было решено устроить в У'дельфе образцово-показательную расправу.

Вместо того, чтобы принять капитуляцию, победители беспощадно вырезали всех жителей города — мужчин, женщин и детей, а сам город сравняли с землей. Пощадили лишь очень немногих — кучке выживших намеренно позволили бежать на юг, чтобы они разнесли вести о мощи и жестокости армии Фелька и его магов.

Тогда до него дошло, что часть вины за это лежит и на нем самом, и ему стало нехорошо. Теперь же, осознав глубинные мотивы своего поведения, Аквинт решил быстро исправиться. Одно дело — подсознательное стремление искупить вину, другое — необходимость самосохранения, когда твоя жизнь и здоровье подвергаются вполне реальной угрозе.

Лейтенант остановился у входа в большой командирский шатер.

— Ждите здесь, — сказал он и исчез внутри.

Аквинт снова запустил пальцы в шевелюру и попытался отряхнуть веточки и травинки, приставшие к мундиру. Похоже, что его делом занялся командир роты, и было нелишне придать себе хоть мало-мальски пристойный вид. Может, удастся отделаться выговором или строгим предупреждением...

Лейтенант вернулся и, придержав полог шатра, жестом пригласил Аквинта войти. Там лейтенант указал ему на точку посреди шатра и ушел, задернув полог.

Аквинт стал на указанное место и застыл, подавив желание переступить с ноги на ногу. Если бы он проявил нервозность или, напротив, выглядел бы чересчур невинно, это выдало бы его виновность еще до того, как начнется допрос. Поэтому он постарался принять позу терпеливого ожидания и любопытства.

Командир сидел за низким столиком и писал что-то на листке веленевой бумаги; другие листки были разбросаны по столу. Он не поднял головы и вообще никак не показал, что заметил присутствие Аквинта.

Кроме них, в шатре находилась только еще одна особа — худощавая бледная женщина в темном платье сидела в углу. «Волшебница», — подумал Аквинт. Ему не часто приходилось видеть их так близко. Не укладывалось в голове, что это хрупкое создание и ее коллеги открыли портал и что у кого-то вообще может иметься такое могущество. Ходили также слухи, что волшебники умеют напрямую общаться с Фельком, пользуясь магическими средствами, и часто получают приказы от самого Матокина.

Аквинт по своему опыту знал, что люди обычно боятся магии — уж больно древнее и таинственное это искусство. Но в Фельке, очевидно, сумели развить его и приспособить для нужд войны — к такому в истории Перешейка еще никогда никто не прибегал. Маги и волшебницы, откуда бы они ни явились, производили весьма внушительное впечатление.

Аквинт очень старался не замечать даму в углу. Увидев ее, он сразу вспомнил, как ему было страшно при прохождении портала.

— Вы — Аквинт? — спросил наконец командир, оторвавшись от бумаг.

— Да, сударь.

— Тот самый Аквинт, который выдвинул идею марш-броска?

Аквинт, захваченный врасплох таким направлением беседы, немного поколебался, прежде чем ответить.

— Да, сударь.

— Можете вы объяснить, как эта мысль пришла вам в голову?

Аквинт решил, что, сказав правду, хуже не сделает.

— Понимаете ли, сударь, — начал он, — прежде чем я вступил в армию, у меня была небольшая контора в Каллахе — грузовые перевозки. Мы брали по таксе различные суммы в зависимости от размера груза и срочности доставки. Вот... И мне просто показалось, что если бы я выполнял заказы с такой скоростью, с какой перемещаются войска, то разорился бы...

— Почему?

— Все товары доставлялись бы одновременно — соответственно, это означает, что срок доставки будет определяться скоростью перевозки самого тяжелого и большого груза, — объяснил Аквинт, снова подавляя желание поерзать.

— Продолжайте, — велел командир.

— Ну, мне и пришло в голову, что если бы мы распорядились некоторыми подразделениями так, как я распоряжался различными типами грузов, то эти подразделения могли бы двигаться быстрее и ушли бы дальше, чем вся армия в целом.

— Интересно, — сказал командир. — Хорошо было налажено дело, наверное?

"Было. Он правильно поставил ударение", — с горечью подумал Аквинт.

— Все товары со склада и фургоны забрали на нужды армии. Так что от дела, в общем, ничего не осталось. У меня других способов заработать не было. Ну... я и решил записаться в армию.

Если уж говорить всю правду, на самом деле его в армию загнали. В Каллахе лишь немногим способным носить оружие удалось избежать призыва. К счастью, никто так и не обнаружил, что у фургонов двойное дно, а на некоторых упаковках указаны фальшивые адреса — иначе поняли бы, что он не только законопослушный деловой человек, но и контрабандист.

— Понятно, — кивнул командир. — Вы в армии новичок, не профессионал. Это хорошо. Одной из проблем нашей армии является то, что мы цепляемся за старые методы лишь потому, что они всегда срабатывали прежде.

Аквинт не нашелся что ответить. Ему, кажется, сделали комплимент?

— Ваша идея была хороша. Впрочем, у нас нашлись... другие средства ускорить движение.

Аквинт заметил, что офицер невольно бросил напряженный взгляд на волшебницу в углу. Значит, подумал Аквинт, даже старшие по званию неуютно себя чувствовали в этих порталах.

— Так или иначе, — продолжал командир, — у нас есть новое транспортное средство. Я не знаю, как часто генерал Вайзель сочтет необходимым использовать его, или даже насколько оно надежно. — Снова взгляд в угол, на этот раз слегка вызывающий. — Но мне нужны офицеры для организации транспортной службы. Эти... маги, конечно, способны силой волшебства перемещать нас по воздуху, но готов поспорить — они не знают, как следует организовывать наиболее эффективную переброску снабжения через узкие порталы.

Аквинт моргнул, по-прежнему не находя слов.

Ему не дали придумать достойный ответ.

— У вас есть опыт в грузовых перевозках, — сказал командир. — Вы не боитесь высказывать свои идеи. Люди, способные по-новому взглянуть на вещи, редки, и в наших интересах использовать таких людей, когда они находятся. Вы получите новое назначение и приступите к работе, как только оформят документы. У меня все. Можете возвращаться в свою часть.

Аквинт уже вышел из шатра и шагал в сторону своей стоянки, когда до него наконец вполне дошло, что наказывать его не будут.

Тогда он громко и весело рассмеялся. Тут же неизвестно откуда возник Кот, и, взглянув на его озабоченную физиономию, Аквинт рассмеялся еще сильнее.

ПРОЛТ (1)

Кто-то резко выхватил лист пергамента из-под ее тонкого носа, отчего она вздрогнула и чуть не свалилась с высокого табурета. Кому вздумалось так грубо прерывать ее сосредоточенную работу? Она раздраженно скрипнула зубами. Чьи шуточки? Какой-нибудь щенок с нижней ступени вздумал подшутить...

— Скажите мне, что вы об этом думаете, к концу текущей стражи. Найдите меня, где бы я ни был. Приступайте немедленно.

Шурша мантией, мэтр Хоннис удалялся от ее стола. Его усохшее тело двигалось с обычной грацией. Снежно-белый венчик остаточной поросли волос резко выделялся на фоне темной кожи. Мэтр Хоннис был старейшим из сотрудников Университета и вообще одним из самых старых людей, когда-либо виденных Пролт. Но в его маленьком, костлявом теле горел неугасимый огонь бодрости, что создало ему общеизвестную репутацию вездесущего надсмотрщика.

Пролт не вполне разделяла это общее мнение, хотя признавала, что страху от мэтра Хонниса можно натерпеться. Речь его была краткой, манеры — грубоватыми.

Но она узнала старого наставника получше многих и восхищалась им. Как-то Хоннис сказал ей, что грубит попросту из-за нехватки времени. В его возрасте не до светских церемоний, каждый день на счету.

Пролт, студентке четвертой ступени первого ранга здешнего Фебретрийского университета, было двадцать два года. Среднего роста, стройная, с короткими каштановыми волосами, она не задумалась о том, чтобы долгими упражнениями поддерживать хорошую физическую форму. Она была стройной только потому, что мало ела: поглощенная интеллектуальными занятиями, девушка часто забывала поесть.

Она собиралась стать лучшей студенткой, что почти автоматически обеспечивало ей должность в одном из ученых советов при кафедрах. Пролт предпочла бы кафедру исторических наук — в этой области она добилась наибольших успехов. Еще десять зим усердного труда, оттачивания аналитических способностей — и ее, быть может, станут звать "мэтресс Пролт". Сделается ли она тогда такой же прямолинейной и резкой? Будет ли вызывать у людей робость, давить их своим интеллектом? Станет такой, как ее ментор, мэтр Хоннис? Возможно, так и случится.

Два других стола в унылом учебном кабинете занимали студенты низшей ступени, оба ничем не выдающиеся — хотя то, что они засиделись здесь допоздна (время близилось к полуночи), свидетельствовало об усидчивости. Конечно, они не знали, что такое всепоглощающая преданность делу, которая определяла каждый час бодрствования Пролт, но быть может, кто-то из этих двоих продержится на дистанции и дойдет до третьей ступени — минимума, необходимого для получения звания мыслителя. Пролт уже давно достигла этого уровня и устремилась выше.

Оба студентика низко склонились над своими текстами, когда мэтр Хоннис прошел по комнате, а теперь искоса поглядывали на нее со жгучим любопытством. Несомненно, они гадали, какую убийственную задачку подкинул ей этот садистский мешок с костями.

Она сама была немало удивлена. Хоннис уважал ее. Пусть даже это оставалось лишь на уровне комплиментов, но подобное отношение от человека, стоящего столь высоко в университетской иерархии, само по себе немало стоило.

Старый наставник многого ожидал от нее. Не обычного пережевывания известных фактов или тупого повторения чьих-то рассуждений и идей. Хоннис хотел оригинальности, уникальной проницательности. Он постоянно подталкивал ее, подгонял, и на протяжении всех шести лет, проведенных в Фебретри, Пролт с неизменным энтузиазмом отвечала на брошенный ей вызов. Она не была самонадеянной. Самонадеянность была одним из тех качеств, которые мэтр Хоннис с большим удовольствием сокрушал в прах. Она была просто беззаветно предана науке.

Пролт отложила документ, который изучала для самообразования — отрывок из текста, который считался частью военных заметок Ао'мп Дита, второстепенного полководца прошлого века. Девяносто зим назад он овладел небольшой областью Северного континента и владел ею по меньшей мере до тех пор, пока на его земли не обрушился Пятилетний Мор.

Пролт усомнилась в аутентичности текста, отметив употребление некоторых терминов, не вполне соответствующих данному периоду истории. Однако она еще была не готова уверенно указать на это кому-либо из ученого совета. Университет очень гордился своим собранием древних документов, а особенно тем, что они находились под особой охраной в Архиве. Она должна была бы заручиться разрешением увидеть оригинал текста — а затяжная процедура получения этого допуска всегда ее раздражала. Кое-кто из научных сотрудников сделал себе имя благодаря открытию, новой интерпретации или переводу этих самых документов. Прежде чем поднимать шум по поводу отрывка из Ао'мп Дита, следовало проверить, не проявлял ли ранее к нему законного интереса кто-то из вышестоящих особ.

Девушка расправила лист пергамента, брошенный перед нею на стол. Ровный яркий свет, всегда горевший в учебных кабинетах, позволял хорошо рассмотреть его. Удобства должны были поощрять учащихся пользоваться всеми университетскими возможностями, дабы вести собственные изыскания и исследования, пусть даже и выходящие за пределы учебной программы — отчего ограничение доступа в Архив казалось еще более нелепым и излишним.