Война и мы - Мы сгорали заживо. Смертники Великой Отечественной

24 февраля в селе Карповцы мы сожгли еще одну «пантеру» и вышли в населенный пункт Шепетовка. В марте, после марша из Шепетовки в Белую Церковь, через Корсунь-Шевченковский в Христиновку, уничтожили еще 2 танка врага. При этом «удачно» сгорели в первый раз. Почему удачно? Потому что снаряд вражеского танка попал в борт, в моторное отделение, а экипаж остался жив и невредим. Вот только моя 1-я Звезда сгорела вместе с танковой тужуркой-кожанкой.

После окончательного разгрома Корcунь-Шевченковской группировки мой экипаж расформировали. Его заменили молодыми, чуть старше меня, ребятами. И снова пришлось притираться: механик-водитель – горячий грузин, наводчик – украинец, заряжающий – тоже украинец. Сколачивание экипажа начали с пения украинских песен. Как же мои хохлы красиво пели украинские народные песни! А я знал все песни Гражданской войны, из кинофильмов и революционные. Грузин здорово плясал, так что на привалах около нашей самоходки дым стоял коромыслом! Ребята, несмотря на молодость, уже побывали в переплетах, знали много и помогали друг другу.

Нам предстояло пройти с боями от Шепетовки, через юго-западную Украину к румынской границе. Скоро я убедился, что и на этих ребят можно положиться как на себя. В районе города Городенка Черновицкой области столкнулись с «тигром» нос к носу. Орудие заряжено осколочным снарядом. «Осколочным! Огонь!» Прогремел выстрел, «тигр» попятился за сарай. «Бронебойным! Сквозь сарай! Два снаряда! Огонь!» Прогремели два выстрела, и за сараем раздались немецкие вопли и взрывы боезапаса. Танк уничтожен.

После форсирования рек 3ападный Буг и Сан в Львовско-Проскуровской операции в составе 400-го Гв. сап. 8-го Гв. т. кор. 1-й Гв. т. а., командовал взводом «СУ-85». Когда действовал в разведке, совершая обходный маневр, оказались в тылу у врага. Решили атаковать село с тыла, во фланг, причем одновременно с атакой главных сил с фронта. Я свою задачу выполнил, иду на соединение с главными силами. Выезжаю на окраину села, вижу – горят наши два танка и бежит ко мне навстречу командир батальона – капитан Бочковский с пистолетом в руке. «Я тебя пристрелю! – закричал он. – Ты пожег свои танки!» «Это не я!» – закричал я в ответ. «Я отдам тебя под суд трибунала!» – меняет он свое решение.

Разведгруппа, состоящая из двух танков «Т-60» и трофейного Pz.III, готовится к выполнению боевого задания. Витебское направление, 1944 год

У меня на душе отлегло, и можно теперь разобраться. Мой экипаж выскочил из машины, выскочил и командир второй самоходки. Все встали на мою защиту. Объясняли, что вели огонь осколочными снарядами и в совершенно другом направлении, вдоль села. А когда мы вели огонь вдоль улицы, видели, как пробегают в черной форме немцы. Тогда только я сообразил, что это, очевидно, немецкие экипажи, но командир батальона стоял на своем. Тут как раз подъезжает на танке командир 8-го корпуса. Узнал, в чем дело, почему приостановилось наступление, мы приехали с тыла, на соединение со своими. «Да вот, младший лейтенант со своим взводом – выехал на окраину». А когда разобрались, оказалось, что две самоходки, два «фердинанда» по башню были закопаны. Командир корпуса разобрался. Они как раз и сожгли наши танки. И если бы не мой взвод, они еще сожгли бы кучу наших танков! А так они поняли, что у них в тылу наши танки, бросили свои и удрали.

Командир корпуса приказал записать эти танки на мой счет и спросил своего адъютанта, что у них есть – вот «Красная Звезда», – расцеловал меня и наградил орденом Красной Звезды! Вот как бывало на фронте: «Я тебя расстреляю! Отдам под суд трибунала!» И наконец – высокая награда! Совершенно нежданная – эта вместо сгоревшей в Корсунь-Шевченковском котле, совершенно законная. Через минут десять наступление продолжилось, и мы пошли вперед. Заскакиваем в какой-то сад, пушка немецкого танка развернута вдоль шоссе, по которому мы должны были идти. Этот танк уже разворачивает пушку в нашем направлении. Я наводчику кричу: «Видишь?» А он отвечает: – «Вижу». «Прицел «0» – огонь!»

Через 20 минут, в Пшеворске мой экипаж сжег еще танк. Еще минут через 30, двигаясь по шоссе в направлении города Ярослав, были обстреляны из засады. Снаряд попал в моторное отделение. Самоходка вспыхнула, но, как и в первый раз, экипаж остался невредим. Это фрицу не понравилось, и по нам открыли огонь из пулемета. Там мне и «прошили» левое плечо. Рана пустяковая, кость не задета. Буквально через 10 суток я снова был в строю. Получил новую СУ и вперед к Висле. Это было второе ранение и второй раз «удачно» горел. А отцу писал: «Не придумали фашисты ни снаряда, ни пули, чтобы меня уничтожить!»

14 октября снова пошли в наступление. От моего отделения ПТР остался я, одно ружье и еще человек. Побежали, а немцы, видно, засекли. Вторая мина уже попала – разорвалась в нескольких метрах впереди нас. Хорошие, видно, были минометчики. Я получил семь осколков – четыре в ноги, три в руку. А впереди меня бежал Гродек, западный белорус, так ему полчерепа снесло. Попал я в госпиталь, а там с самоходчиком познакомился. Он меня и сагитировал. «Пойдем?» – спрашивает. Я отвечаю: «Пойдем». Я еще боялся, думал: не возьмут, а там с распростертыми объятиями приняли, заряжающим. Не хватало людей – экипажи выбивали моментально. Так и началась моя танковая эпопея. Попал я тогда в 1888-й отдельный полк самоходной артиллерии на «СУ-76», 3-я армия Горбатова. У нас в армии 3 полка было – 1812-й (как мы называли, восемнадцать – двенадцать), 1888 и 1900-й. На корпус по одному полку для поддержки. Это было в конце ноября 44-го. Потом мы попеременно, по две батареи стояли в танковой засаде. От передовой недалеко, километра два или полтора. Выкопаны были капониры и сверху замаскированы под стог сена. В случае чего передняя крышка откидывалась, и можно было стрелять. Две батареи отдыхали, две несли дежурство. Это было в Польше, на Наревском плацдарме, севернее Рожан.

«T-34-85» на дорогах Германии. Слева от люка механика-водителя на шаровой установке пулемета, судя по биноклю, сидит командир танка

14 января 45-го началось наступление на Восточную Пруссию. Артподготовка была сильная. Туман, авиации не было, шли без всякого авиационного прикрытия. Метров 80 видимость, не больше – просто в темноту идешь. Редко-редко где пехота появится. Проскочили немного, слышим – стрельба. Счетверенные немецкие зенитки 20-миллиметровые, «эрликоны». Мы их «собаками» называли. Слышим – где-то за спиной, рядом. Повернули немного, видим – там полукапонир, в нем установки, амбразуры в нашу сторону. При случае их выкатывали и стреляли по воздуху. Ну, мы их подавили сразу. Мы поддерживали тогда штрафбат. Такие отчаянные ребята. Выползаем – лежит наша пехота. Мы спрашиваем: «Немцы далеко?» А они отвечают: «Да их и нету здесь». Мы поехали вперед, а они поднимаются и за нами следом. Метров 300 прошли мы, наверное, смотрим – в прицел-то хорошо видно – окопы, пулеметы немецкие «МГ-34» на треногах стоят, их от нашего «дегтяря» отличить легко, и каски. Мы притормозили – немцы! Ну, назад. Тогда уже «фаусты» были. Сожгут же к черту. Стали мы отходить, а штрафники смеются. Им все равно. И вышли мы аккурат на минное поле. К счастью, противопехотное. А грохотало-то под гусеницами – страх просто. Не знаешь, то ли на днище ложиться, то ли наверх вылезать. Но проскочили.

Танки «Шерман» в пригороде Вены. 1945 год

15 января мы поддерживали 5-ю Орловскую дивизию, 556-й полк полковника Качура. Мы двумя машинами выскочили – пехота лежит, лейтенанта убили. Подбегают, просят: «Ребята, поддержите огоньком!» Кроме штатных снарядов, что в кассетах, у нас навалом на днище под командирским сиденьем – наверное, штук 80 всего. Ну, мы все их и выпустили. И подкалиберные, и бронебойные – лишь бы стрелять, испугать немца. Пять штук только оставили. Пехота поднялась, взяла, что положено. Полковнику, видно, понравилось, нас представили к наградам. Я «звездочку» получил за этот бой. Да, а медаль «За отвагу» я еще в пехоте получил.

Те же танки на улицах столицы Австрии

Потом пошли мы дальше и 21 января вышли к границе Восточной Пруссии. 23 января наша машина вышла из строя. Потрепанные машины были, старые. Уже в Ортельсбурге, в Восточной Пруссии – первый крупный город, который мы взяли. Утащили на ПРБ, подремонтировали и в начале февраля опять на фронт. Приехали, а от нашего самоходного полка три машины осталось – все выжгли. Броня-то на нашей 76-миллиметровке слабенькая, 15 мм сбоку – всем пробивалась. Мы машину «Прощай, Родина!» называли. А еще «сучкой». Стали поддерживать пехоту. Прибегает майор и говорит: «Вот, видите три дома? Там немцы. Надо дома разбить». Пожалуйста. Десять минут – и все три дома вдребезги. Майор потом снова прибегает. «Вот там еще дом. Его тоже надо». Ну, мы по нему начали стрелять, а он не разваливается. Через некоторое время командир полка с палкой к нам бежит. Мол, по своим стреляете. Мы ему – так вот же, майор нам указывал. А майор сразу – я, мол, не туда указывал. Командир полка за палку – мода была тогда такая, с палками ходить – и на нашего лейтенанта. Лейтенант за пистолет: «Товарищ полковник, если ударите – вас застрелю и сам застрелюсь». Тот сразу утих. Короче говоря, то, что мы были представлены к орденам, – наградные листы ликвидировали. За строптивость.

Танковая колонна «Лембиту». 1945 год

Пошли мы дальше воевать. Прошли мы тогда Алленштайн, Гутштадт. Стояли севернее деревни Петерсвальде, недалеко от того места, где Черняховского убили. Там были скотные дворы. Их по два-три раза в день пехота брала, ее оттуда выбивали. В ночь на 25-е мы съездили заправились, пополнились снарядами, горючим и вернулись обратно. А 25-го приказали взять эти дворы. Уже 4 машины у нас было – с ПРБ пригнали подремонтированные. Сходили один раз в атаку – машину одну подбили. Мы вернулись обратно. Откуда там появились противотанковые средства – не знаю. До этого мы просто хулиганили – останавливались метрах в 600 от немецких траншей и что хотели, то и делали. Не было у немцев противотанковых орудий. А тут вдруг болванкой… Наводчик и заряжающий погибли.

Офицеры фотографируются. Рядом остатки уничтоженной внутренним взрывом «тридцатьчетверки»

Пополнить некем – людей-то не было. Машины были, а людей не было. Зам по строю дивизии зовет комбата нашего. Говорит: «Взять скотные дворы!» Комбат говорит – мол, там что-то на прямой наводке. Ну, а тот у связника взял карабин: «Не пойдешь – пристрелю!» И мы пошли. Взяли эти скотные дворы. Остановились. Там так – дом, скотный двор, сарай и здоровое дерево. Мы возле дерева и встали. Другая машина справа, третья немножечко сзади. Прошло немного времени – приводят пленного немца. Здоровый такой рыжий парень. Пуля ему в кончик носа попала, в горбинку. Но ничего не сделала. Он на колени встал, просит – не убивайте, мол, цвай киндер у меня. Ну что, оставили его. Посадили, где котлы для варки мяса. Ну и сидим. У меня шуба такая была, автомат. Вдруг командир кричит: «Танки!» Выскочили. Восемь самоходок немецких. Три «фердинанда» и пять «штурмгешютцев» 75-миллиметровых. Ну, по «Феде»-то ударили мы двумя снарядами подкалиберными метров с 400. Рикошет. Не берет. Смотрим – разворачивается в нашу сторону. А был февраль месяц, тепло, пахота раскисла. Ползет танк или самоходка – так, как лодка, днищем по земле, еле-еле двигается. Ну, разворачивается он, видим – дело-то плохо. Мы – из машины. Он как ударит – попал в дерево. Дерево впереди нас упало. Он еще пару раз выстрелил наугад – дерево нас кроной прикрыло. Мы обратно в скотный двор. Я сижу с фрицем, а он наполовину по-русски, наполовину по-польски говорит. Слышу – двигатель у машины заработал. Я выглянул, смотрю – моя самоходка-то уходит. А я-то здесь. Я забегал, конечно. У стойла лежал парень, раненный в живот. Просит: «Добей меня!» Я отказался. И только к выходу – откуда-то сбоку ударили из пулемета разрывными. Кирпичная пыль только заклубилась. Я обратно. Дело-то, вижу, керосином пахнет. Я снял шубу, завернул в нее автомат, под солому спрятал. Думаю: «Надо уходить». Пистолет у меня был. Его – в руку. И самое интересное, что у меня сапоги были. Солдатам-то раньше ботинки с обмотками давали. А у меня трофейные сапоги офицерские. Нога у меня 38-го, а они – 43-го размера. Я там кучу портянок накрутил – попижонить-то охота. Молодой был, 18 лет. Выскочил я, а самоходки уже метрах в 100 от нас. Стали стрелять по мне. Межа там такая была, наполненная водой, я – в эту межу и пополз по-пластунски. На мое счастье, рядом, немного в стороне группа пехоты поднялась. Тоже стала уходить. Видят, что дело-то такое. Немцы огонь перенесли на них. Я ползу, потом чувствую – что-то не двигаюсь. А выполз на сухую землю, сапоги сползли, не оттолкнуться голенищем-то. Сбросил я сапоги и босиком как дал, в одних носках. А машина уже бугор перевалила. Догнал, говорю: «Ребята, что же вы меня бросили-то?» А в машине двое убитых пехотинцев. Они хотели за броней спрятаться. Не получилось. Выскочили мы за бугор. И немцы за бугор перевалили. И стали бить по нам метров с 400. Здесь уже без промаха. Но, видно, пушкари у них неважные были. Попало в левый борт, кассету с зарядами разворотило и один двигатель. Мы сидели под пушкой. Наводчику в живот попало. Ну, удар-то дай бог какой, когда по броне бьет болванкой. Выскочили. И Сеня, наводчик, тоже выскочил. И сразу упал. Перевернули, а у него живота-то нет. Живот ему совсем вывернуло – позвонки видно. В горячке, видать, выскочил. Механик обратно в машину. Один двигатель завелся. И поползли еле-еле. Я тоже прицепился, лег около пушки. А механик мне говорит: «Ты уходи, добьют же сейчас». Я спрыгнул с машины. А она еле ползет – километра два в час, наверное. К нашим, к огневым позициям артиллерии. Я только немного отбежал – ствол отбило у самоходки. Как раз где я сидел, около люка. Метров примерно 70 пробежал – удар в машину, сноп огня. Взорвалась она. Авиационный бензин был, «Б-70». Механик оттуда вылетел просто, как ракета, весь в огне. А я уже в окопе спрятался. Он вскакивает, пистолет в руке, волос нету – все обгорело. Я хотел ему сказать: «Митя, давай сюда», потом на глаза его сумасшедшие посмотрел и понял – сейчас стрелять начнет. Я пригнулся, а он надо мной выстрелил.

Ремонт в полевых условиях

Короче, всех сожгли, от полка ничего не осталось. Надо хотя бы на ноги что надеть – босиком ведь. Нашел какие-то опорки, надел. В общем, осталось у нас три или четыре человека от четырех машин. Мы вышли на дорогу, идем. Командир полка на машине едет. Ну, мы ему доложили, что пожгли самоходки, мол. Посмотрел он на нас, головой покачал и дальше поехал.

Танк Александра Бурцева из 170-й танковой бригады. 14.07.1945 года

Ну, пришли мы в тыл полка – это было 25 февраля. Нас вымыли в бане сразу. Опять ботинки с обмотками дали. Нацепил. А 27-го снова в машину и на передок. 1 марта пришли на хутор. Название не помню. До этого я по нему стрелял. Дом там был сгоревший и сарай. Немцы на века строили. Стены из зацементированных здоровых валунов. Мы между домом и сараем встали. Сидим, ждем. Вдруг командир говорит: «Танки, наверное». А впереди, чуть повыше, стояло 76-мм орудие. Так оно бронебойными стрелять начало. Мы высунулись – я и механик. Снаряд разорвался у стенки сарая, на уровне дульного тормоза, метра 2,5–3 от нас. Осколки все брызнули к нам. Механику в висок по касательной попало, мне между челюстей, у уха. До сих пор не вытащили. Очнулся в подвале, мне голову бинтуют. Командир машины говорит: «Ты иди в тыл, а механика я оставлю. Кто ж машину-то будет водить?» Я и пошел в тыл. Прошло немного времени – до тылов-то пешком добираться надо – слышу, гусеницы лязгают. Оглянулся – моя машина идет. Я ее издали узнавал – подкову медной проволокой прикрутил на лобовой лист. За рычагами командир сидит. А я его спрашиваю: «Витька-то где?» Он на броню показывает: «Вон лежит». А получилась такая штука. Оттуда немного в сторону отъехали – немцы из минометов стали обстреливать. Ну, экипаж под машину залез – все прикрытие. А механик встал у прицела. Смотрит и говорит – левей, правей, недолет. И ему миной прямо за спину. В кассету со снарядами. Один фугасный снаряд лопнул вдоль и не сдетонировал. А гранат четыре штуки – в мешочках они висели – те сработали. Его изрешетило – хоть на свет смотри. Я на броню залез, смотрю – Витя лежит, белый весь, ну, кровь, видно, вся вытекла.

Советские танковые асы

Танкистом № 1 в Красной Армии считается командир роты 1-й гвардейской танковой бригады гвардии старший лейтенант Дмитрий Федорович Лавриненко.

Он родился 14 октября 1914 года в станице Бесстрашная Отрадненского района Краснодарского края в семье крестьянина. Член ВКП(б) с 1941 года. В 1931 году окончил школу крестьянской молодежи в станице Вознесенской, затем учительские курсы в городе Армавир. В 1932–1933 годах работал учителем в школе на хуторе Сладкий Армавирского района, в 1933–1934 годах – статистиком главконторы совхоза, затем кассиром сберкассы в селе Новокубинское. В 1934 году добровольцем пошел в Красную Армию и был направлен в кавалерию. Через год поступил в Ульяновское бронетанковое училище, которое окончил в мае 1938 года. Младший лейтенант Лавриненко принимал участие в походе в Западную Украину в 1939 году, а в июне 1940 года – в походе в Бессарабию.

Начало Великой Отечественной войны лейтенант Лавриненко встретил в должности командира взвода 15-й танковой дивизии, которая дислоцировалась в городе Станиславе, на территории Западной Украины. Отличиться в первых боях ему не удалось, так как его танк был поврежден. Во время отступления молодой офицер проявил характер и наотрез отказался уничтожить свой неисправный танк. Только после того, как оставшийся личный состав дивизии был отправлен на переформирование, Лавриненко сдал свою машину в ремонт.

В сентябре 1941 года в Сталинградской области на основе личного состава 15-й и 20-й танковых дивизий была сформирована 4-я танковая бригада, командиром которой был назначен полковник М.Е. Катуков. В начале октября бригада вступила в тяжелые бои под Мценском с частями 2-й немецкой танковой группы генерал-полковника Гейнца Гудериана.

Командир танкового батальона 170-й танковой бригады Василий Брюхов (сидит на люке механика-водителя) и его заместители. Венгрия, 1945 год

6 октября во время боя в районе села Первый Воин позиции бригады были атакованы превосходящими силами немецких танков и мотопехоты. Танки противника подавили противотанковые пушки и начали утюжить окопы мотострелков. На помощь пехотинцам М.Е. Катуков выслал группу из четырех танков «Т-34» под командованием старшего лейтенанта Лавриненко. «Тридцатьчетверки» выскочили из леса наперерез танкам противника и открыли ураганный огонь. Немцы никак не ожидали появления советских танков. С НП бригады было хорошо видно, как вспыхнуло несколько машин противника, как остальные остановились и затем, огрызаясь огнем, в замешательстве попятились. Танки Лавриненко исчезли так же внезапно, как и появились, но через несколько минут показались левее, из-за пригорка. И снова из их пушек сверкнуло пламя. В результате нескольких стремительных атак 15 немецких машин остались на поле боя, охваченные оранжевыми языками пламени. Солдаты мотострелкового батальона стали собираться вокруг своих танков. Получив приказ на отход, Лавриненко посадил раненых на броню и вернулся на место засады – на опушку леса. В этом бою Лавриненко открыл свой боевой счет, подбив четыре танка противника.

К 18 декабря подразделения 1-й гвардейской танковой бригады вышли на подступы к Волоколамску. Особенно ожесточенные бои разгорелись в районе деревень Сычево, Покровское, Грады, Чисмена.

Переправа через реку Свирь. 1944 год

В тот день танковая рота старшего лейтенанта Д.Ф. Лавриненко действовала в передовом отряде подвижной группы в районе Гряды – Чисмена. Роте было придано отделение саперов, которые расчищали от мин маршруты движения танков. В деревню Гряды наши танкисты нагрянули на рассвете, застигнув немцев врасплох. Они выбегали из изб кто в чем и попадали под огонь пулеметов и пушек советских боевых машин. Успех, как известно, всегда будоражит кровь, и Дмитрий Лавриненко решил, не дожидаясь подхода главных сил оперативной группы, атаковать немцев, засевших в селе Покровское.

Но тут произошло непредвиденное. Немцы подтянули к шоссе десять танков с пехотным десантом и противотанковыми орудиями. Продвигаясь к деревне Горюны, вражеская танковая группа стала заходить в тыл нашему передовому отряду. Однако Лавриненко вовремя разгадал, какую ловушку готовит ему противник, и немедля повернул свои танки ему навстречу. Как раз в этот момент к Горюнам подошли и главные силы бригады. В итоге немцы сами попали в клещи.

Разгром им был учинен полный. И опять отличился в бою Лавриненко. Он уничтожил тяжелый вражеский танк, два противотанковых орудия и до полусотни немецких солдат. Спасая свою шкуру, немецкие танкисты и пехотинцы, те, кто уцелел в короткой схватке, побросали машины, оружие и бежали.

Потерпев неудачу, противник обрушил на Горюны шквальный огонь тяжелых минометов. Осколком вражеской мины был сражен Дмитрий Лавриненко. А случилось это так. Полковник Н.А. Чернояров, командир 17-й танковой бригады, входившей в состав нашей подвижной группы, вызвал к себе старшего лейтенанта Лавриненко для уточнения обстановки и увязки дальнейших действий. Доложив обстановку полковнику Черноярову и получив приказ двигаться вперед, Лавриненко, не обращая внимания на разрывы мин, направился к своему танку. Но, не дойдя до него всего несколько шагов, вдруг упал в снег. Водитель его экипажа красноармеец Соломянников и командир танка старший сержант Фролов мгновенно выскочили из машины, бросились к командиру роты, но помочь ему уже ничем не могли.

За два с половиной месяца ожесточенных боев 27-летний герой-танкист принял участие в 28 схватках и уничтожил 52 гитлеровских танка. Он стал самым результативным танкистом в Красной Армии, но звание Героя Советского Союза ему тогда так и не присвоили. 22 декабря 1942 г. был награжден орденом Ленина.

Заправка танка горючим

Дмитрий Федорович Лавриненко был похоронен на месте боя, около шоссе, между селами Покровское и Горюны. Позднее перезахоронен в братской могиле в деревне Деньково Волоколамского района Московской области.

Танкисты 4-й танковой армии

В послевоенные годы с представлениями к званию Героя Советского Союза обращались маршал Катуков и генерал армии Лелюшенко, но только спустя 50 лет они возымели действие на чиновничью рутину.

Указом Президента СССР от 5 мая 1990 года за мужество и героизм, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, Лавриненко Дмитрию Федоровичу было присвоено звание Героя Советского Союза посмертно. Его родственникам были вручены орден Ленина и медаль «Золотая Звезда» (№ 11615). Именем героя названа школа № 28 в станице Бесстрашная, улицы в родной станице, Волоколамске и Краснодаре.

Константин Самохин, так же как и Лавриненко, начал войну у самой границы в 15-й танковой дивизии, но по-настоящему отличился только в боях под Мценском. За шесть месяцев боев танковая рота под его командованием уничтожила 69 танков, 13 БТР, 82 пушки и 11 автомашин

Как мастеру рейдов, Самохину не раз поручались подобные задания. Так, в ночь на 21 февраля 1942 года Самохин, к тому времени уже гвардии капитан, во главе танковой роты ушел на разведку в тыл врага. Дело было уже на территории Смоленской области. Прокладывая маршрут лесными тропами, танкисты незамеченными достигли деревни Шарапово, выяснили схему обороны врага и возможности удара с тыла, со стороны населенных пунктов Павлово и Ветрово. Возвратившись, Самохин изложил план боя генералу Катукову.

В ночь на 22 февраля Константин Самохин погиб, спасая товарищей. За время боев он лично уничтожил более 30 вражеских танков и зарекомендовал себя настоящим мастером танкового боя, но ему не было присвоено звание Героя Советского Союза. Не поднимался вопрос об этом и после окончания Великой Отечественной войны.

Александр Федорович Бурда родился 12 апреля 1911 года в поселке Ровеньки (ныне город в Луганской области на Украине. – Прим. авт.) в семье шахтера. Окончил 6 классов. Работал монтером, слесарем на шахте № 15 в г. Ровеньки. В Красную Армию призван в 1933 году, попал в танковую часть. За успехи в боевой и политической подготовке его наградили нагрудным знаком «Отличник РККА» и направили на курсы средних командиров. За два года службы А. Бурда прошел путь от механика-водителя до командира танкового учебного радиовзвода.

Война застала его в Станиславе уже в должности командира роты в 15-й танковой дивизии. Свое боевое крещение он принял в Винницкой области, где, прикрывая отход дивизии, разгромил немецкое танковое подразделение. К моменту гибели в январе 1944 года на его боевом счету было 30 подбитых танков противника. А.Ф. Бурда был награжден двумя орденами Ленина, орденами Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, медалями.

Погиб командир 64-й Гвардейской Краснознаменной танковой бригады подполковник Александр Бурда, когда войска 1-го Украинского фронта отражали контрудар немецких войск, спешивших на помощь своей группировке, окруженной под г. Корсунь-Шевченковский.

Экипаж «ИС-2» «Николай Островский»

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 апреля 1944 года за доблесть, героизм и мужество, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в Корсунь-Шевченковской операции советских войск, гвардии подполковнику Александру Федоровичу Бурде было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Похоронен герой-танкист в поселке Ружин Житомирской области (Украина). Его именем названа одна из улиц поселка.

Николай Родионович Андреев родился 7 августа 1921 года в деревне Куроплешево (ныне Кологриво) Сланцевского района Ленинградской области. Закончил семилетнюю школу и Ленинградский дорожно-механический техникум. Работал в составе 39-й машинно-дорожной станции в Амурской области. В сентябре 1940 года призван на действительную срочную службу в ряды Красной Армии. Зачислен в учебную роту 375-го отдельного танкового батальона 38-й стрелковой дивизии, который дислоцировался в г. Бикине Хабаровского края.

Закончив обучение, в апреле 1941 года Николай Андреев был направлен для дальнейшего прохождения службы в Киевский Особый военный округ, в 64-й танковый полк 32-й танковой дивизии 4-го механизированного корпуса. Сформированная в марте 1941 года на базе 30-й легкотанковой бригады, 32-я танковая дивизия была сильным соединением. В ее составе имелось 323 танка: 49 «KB», 173 «Т-34», 31 «БТ» и 70 «Т-26». При этом, правда, автотранспортом дивизия была укомплектована менее чем на 50 %. Андрееву предстояло осваивать средний танк «Т-34», но времени на это судьба отпустила чрезвычайно мало.

А уже через год 5 ноября 1942 года Николаю Андрееву было присвоено звание Героя Советского Союза.

«Во время атаки тов. Андреев своим танком первым ворвался в разъезд, занятый противником, и лицом к лицу столкнулся с колонной немецких танков, состоящей из 20 машин.

Командир танка «Т-34-85» позирует на броне

Тов. Андреев не растерялся и не уклонился от боя с двадцатью танками противника. Развернув свой танк, т. Андреев на высшей передаче направил его вдоль по колонне танков противника, расстреливая их в упор огнем из пушки. В этом бою т. Андреев сжег 5 танков, подбил 2 танка и уничтожил 2 орудия противника.

Танк Андреева имел незначительное повреждение, которое было устранено после боя силами самого экипажа. Танк по настоящее время под командованием лейтенанта Андреева участвует в ежедневных боях, нанося противнику большие потери.

Учение в 201-й танковой бригаде по преодолению препятствий

На своем боевом счету т. Андреев имеет уничтоженными до 27 танков, несколько десятков орудий и большое количество мелкого вооружения и пехоты противника…» – отмечается в наградном листе и в качестве вывода делается заключение: «Достоин правительственной награды – присвоения звания «Герой Советского Союза» с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

В августе 1942 года Н. Андреева, уже гвардии старшего лейтенанта, назначили на должность командира танковой роты. В сентябре 6-я гвардейская танковая бригада, а точнее, все, что от нее осталось, в числе других соединений была передана из 64-й в 62-ю армию.

В конце 1942 года гвардии старший лейтенант Н. Андреев был отозван с фронта и зачислен слушателем Военной академии бронетанковых и механизированных войск. После выпуска из академии в марте 1945 года он был назначен на должность старшего помощника по тактической подготовке начальника 1-й части штаба 8-й учебной танковой бригады Уральского военного округа. После окончания Великой Отечественной войны более 20 лет он прослужил на различных должностях в управлении и штабе Уральского военного округа, а затем был переведен в Главное управление кадров Министерства обороны СССР. Спустя год после перевода он был назначен начальником одного из управлений ГУКа и возглавлял его вплоть до своей отставки в июне 1988 года. В отставку он вышел в звании генерал-лейтенанта.