Арменян Сусанна
Два пешехода
Сусанна Арменян
Тбилиси
ДВА ПЕШЕХОДА
1. ТОПОРИК
- Ты кто?- спросил человек, замерев в полусогнутом состоянии. Потом он спросил: "Кто ты?" и после этого - уже совсем тихо - издал едва различимый скулящий звук, как будто коротенько мяукнула кошка. Маленький ладный топорик с истертой деревянной рукояткой стал подрагивать в его руке. "Наверное, у него такой несдержанный, рвущийся наружу пульс",- подумала Незваная Гостья, с нежностью глядя на его руки. Человек пошевелил пальцами, как бы проверяя, все ли еще там, в его ладони, спасительный топорик. Выражение удивления на его лице неуловимо сменялось выражением ужаса. "Не исключена агрессия" - решила Незваная Гостья,- "Сейчас бросится...". Но человек не бросился. Наборот, выронив свое оружие, он медленно отступил на шаг, и еще на шаг, и еще... - Я никому не говорю своего имени, - говорила она. - Можешь не ждать. Он и не ждал. Треск, хруст, невнятные восклицания - немного тише, еще тише, тише... Топорик остался лежать рядом с кучей нарубленных веток. "Напугала человека,- самокритично подумала Незваная Гостья.- Отняла у него дрова и топор. Как неприлично!" А вот топорик был кстати. Кстати оказались и сухие ветки. Через несколько минут она развела маленький костер. Сухое дерево быстро сгорало. Незваная Гостья нанизала на прутик кусочки яблока и поджарила. Стемнело. Снова шаги - осторожные, едва отличимые от лесных голосов. То ли сухой лист упал с дерева, то ли птица взлетела, то ли человек крадется. Он выступил из темноты, глядя поверх костра прямо на нее. В руках он держал палку с раздвоенным концом. Конец этот был направлен прямо ей в лицо и мелко подрагивал, как недавно топорик. - Не волнуйся так, - сказала она, - не трепещи. Промахнешься. - Отдай топор, - сказал он твердо. Голос его звучал увереннее, чем она ожидала услышать. - Возьми. Вот он, на земле. Он замахнулся палкой. Она успела поднять руки и защитить лицо. Ударив, он подхватил свой топор и вломился обратно в лесную темноту зарослей. Она сидела, замерев от боли в онемевших руках. ...Утро застало ее в пути. Она шагала по нескончаемому лесу и анализировала ситуацию. - Что было неправильно? - думала она. - Я была невнимательна и наткнулась на человека - раз. Вместо того, чтобы смыться в кусты, я стояла и пялилась - два. Потом осталась, жгла его хворост - три. На том самом месте осталась, кстати. Он, конечно, вернулся за топором - глупо было не предугадать. Со мной все ясно. Но вот почему он меня испугался? - Испугаешься тут! - сказал вдруг невидимый голос, всколыхнув в ней волну протеста. Голосов из ниоткуда она терпеть не могла. - Покажись, - потребовала она, - не то я тебя проигнорирую, как любые другие акустические помехи. - Так это же я, Фома! - обиделся голос. - Давай-давай, являйся,- непримиримо продолжала она, однако остановилась, и твердо сжатый рот дрогнул левым уголком. Вначале в воздухе образовался мобильный телефон. Следующими стали видимы белые ботинки на антигравитационных подошвах. Затем нарисовался весь Фома. Стекла его черных очков нервно поблескивали, мелкие косички (неисчислимые) обрамляли благородный овал бледного от недосыпания лица. Огненно-морковная туника была кокетливо подвязана живой гадюкой, которая то и дело норовила залезть головой под мышку Фоме, строила ему глазки, облизывала paздвоенным языком свою кожу - там, где змея была связана узлом,- а также щекотала Фоме неприличные места кончиком хвоста. Скрестив руки, Фома парил в полуметре от устланной палыми листьями земли и недовольно сопел. - Во-первых, с днем рожденья! - высокомерно произнес Фома. - Вообще-то спасибо,- откликнулась она. - Но подслушивать мои тайные мысли ты права никакого не имеешь, будь ты хоть сам Лось. В следующий раз получишь. - Я думал, что раз сегодня двадцать второе число,- начал было Фома, но выражение лица Незваной Гостьи отрезвило его. - Я давно хотела спросить, - вдруг сказала она. - Почему ты никогда не снимаешь очки? - Тебя интересуют мои глаза? - недоверчиво переспросил Фома. - Ну конечно! Это, наверное, очень красиво. - Не преувеличивай! - отмахнулся Фома, немного зардевшись. - Хотя... ведь сказано про меня: "...Мой близнец Фома подарит светлые глаза. Мой близнец Фома увидит, тем и удивит!" Так что доля правды содержится в последней твоей фразе. Но "красиво" - это еще мягко сказано... - тут он замолчал и испуганно оглянулся через плечо. - Все. Должен лететь. Дела.- сообщил Фома почти шепотом. - Глаза оставим на потом. А пока помни: агрессия вызвана тем, что. Подумай над этим. Топорик оказался кстати. А ты - нет. Тебе нужно. Нечто иное. Или что-то другое. Может быть, Другое Имя. И Фома со свистом и скрежетом растаял в воздухе, оставив после себя запах молока. Она задумалась. Потом раздумала и села на пенек. В траве у ее ног, поблескивая умными глазами, сидел кузнечик. "Совсем как огуречик!" подумала она. По воздуху, ловя попутный ветер, пролетел маленький паучок на длинной сверкающей нитке. Она что-то придумала, но потом передумала. И когда ей совсем уж вздумалось, внезапно сама собой вспомнилась старинная песня на стихи мифического поэта:
На постели, в грязных сапогах Олоферн подвыпивший валялся. Был могуч плечей его размах, Каждый бицепс потно выбугрялся.
Он храпел, причмокивал губами, И зрачки под веками метались. Снились ему клетки с голубями, Внуки, обеспеченная старость.
Он был опрометчиво беспечен, И Юдифь, его застигнув сонным, Отхватила голову по плечи Маленьким топориком кухонным.
- Конечно! - воскликнула она. - Как же я раньше не догадалась - до того, как увидела топорик! У него Синдром Маленького Кухонного Топорика! Если встречная дама не сообщает своего имени, он склонен подозревать в ней Юдифь. Мне необходимо срочно выбрать Другое Имя! - И обязательно самое приятное! - сказал Лось, подкравшись к ней сзади. - Привет, - испуганно хихикнула она, оглядываясь на Лося. - Ты откуда взялся? Я тебя не заметила. - Я и сам себя иногда не замечаю, - скромно потупился Лось. - А имя должно быть соответствующим. Оно должно подходить к твоей Бессмертной Сущности. Или просто к Сущности твоей Бессмертной Сущности. - Это как? - не поняла она. - Вот, к примеру, возьмем меня. Я - Лось. Первая буква напоминает шалаш, египетскую пирамиду, обыкновенную пирамиду и дельтаплан. Это мне нравится. В середине - "о", потому что у меня доброе сердце, я люблю полнолуние и пряники. Потом - "с" и мягкий знак, потому что в конце должно быть тихо и сухо, гладко и мягко. - И какое имя нужно мне? - Тебе не обойтись без буквы "д" - иначе не хватит сил Дойти До. Потом "и", для последовательности, агрессивности и лаконичности. Ты немного высокомерна - для того и буква "ф" в конце. А смягчить ее поможет мягкий знак. А в начале - "ю", потому что она похожа на десятку, в которую твоя стрела попадает даже при боковом ветре, насморке и пустом кошельке. - Постой-постой, - вскричала она негромко. - Но ведь получается не Другое Имя, а То Самое, Которое Уже Есть - Юдифь! - М-да, - задумался Лось. - Это, наверное, потому, что ты всё та же. Попробуем с другого конца. Изменись сама. Тогда и имя изменится. - Придется читать заклинание, - упавшим голосом произнесла она и посмотрела на Лося. Тот загадочно молчал. Ей не хотелось. Она вздохнула, понимая, что надо. Иначе ее всякий Синдромщик будет принимать за ту, кем она оставаться не хотела. Непослушными губами она произнесла первое слово заклинания - и тут же вокруг нее стало собираться облачко невыплаканных слез. Она продолжала: ...Прелести горной старухи,
Дети апрелевой Спарты, Духи бесплатного спирта. Двери бесплотного страха. Лица стекают по пальцам. Кольца мерцают на лицах. Пальцы застыли на рельсах. Солнце считаем по кольцам. Скажут крапленые карты, Как нам добраться до Спарты?
После этого она опустила голову и немного помолчала. - Чувствуешь? - спросил ее Лось. - Да... кажется, - ответила она. - А ты - заметил? Она подняла лицо, взглянув прямо на Лося. - О! - сказал Лось. - О! Трижды "о" и еще раз "о"! Теперь в тебе я вижу целеустремленность Красной Шапочки, хладнокровие Карлоса-охотника-на-бизонов, колебания Пятнадцатилетнего Капитана и зеленые перья Кецалькоатля. - Какой ужас, - устало выдохнула она. - Скорее бы мне имя, чтобы отсечь все нужное от ненужного и все пятое от десятого. - Ну давай, - согласился Лось. - Первую букву я тебе дарю - "л" послужит весами, на которых ты будешь уравновешивать свои безумства и аргументы. - А еще буква "т", - вспомнила она. - Иначе я просто не выдержу всех испытаний. Эта буква даст мне соль, железо, озон, ферромагнетики, земляничный дух и тень от яблока, а также уверенную поступь и легкость пуха и пера. - Но часть от твоей прошлой сущности все же должна остаться - это будет "и", -сказал Лось. - И, конечно, способность удивляться и удивлять, подниматься и поднимать, доверяться и доверять, останавливаться и останавливать - дай мне белую букву "а". - Прелестное имя, - сказал Лось. - И какое же? - "Лита". Тебе нравится? - Что-то коротковато. - Зато похоже на "Аэлита", - сказал Лось и на всякий случай отступил на шаг. - Тьфу на тебя, - криво усмехнулась Лита. - А с длинным именем по лесу далеко не ускачешь, - закончил мысль Лось и медленно повернулся вокруг своей оси, тихо переступая копытами. Лита посмотрела, как он уходит, и попробовала на вкус свое новое, Другое Имя. Потом кисло улыбнулась и побрела, задевая носками кроссовок дырявые желто-коричневые листья. - Надо же, - думала она. - "Лита"! И надо было мне выбрать именно это имя, именно этого Лося и именно этот Лес!".
2. О З Е Р О
Второй день пути подходил к концу. При всём при этом Лита была всё еще в самом начале пути, потому что с ней, именно как с Литой, еще ничего не приключилось. При неясном свете вечернего солнца сверкнула под ногами полоса металла. "Рельсы всегда ведут к воде", - вспомнила Лита и обрадовалась. Теперь она быстро найдет озеро. Рельсы не всегда шли параллельно. Они петляли по лесу, пересекали друг друга и сами себя, обегали деревья, расходились в разные стороны и снова ложились рядышком. Лита выбрала себе в указатели правый и пошла вдоль него. Быстро стемнело. По рельсам вдруг пробежала дрожь, какой-то приближающийся издалека звон. В лесных сумерках Лита разглядела слегка светящиеся силуэты - худенькие фосфоресцирующие фигурки мелькали среди темных стволов, то появляясь, то исчезая. Лита отступила и укрылась в зарослях дикого шиповника, с которым всегда чувствовала какую-то родственную связь, уходящую в доисторические времена. И вовремя - по рельсам мимо нее, обдав горячим ветром, пронеслись лесные бродяжки,- они катались на роликах по Петляющим Рельсам в предчувствии ночи. Светящиеся фигурки скрылись в темноте, и Лита вышла из своего укрытия. В воздухе после бродяжек пахло какой-то терпкой травой, зааха которой Лита никак не смогла вспомнить, хотя он всколыхнул в ней детские воспоминания о чем-то долгом, тяжелом и прозрачном. Лита вздохнула и продолжила путь. Скоро оба рельса стали строго параллельными и вывели Литу на песчаный берег, поросший драным темным кустарником. Рельсы входили в воду и исчезали в глубине озера. Противоположного берега видно не было - туман, сумерки и т.д. Лита присела у воды на зеленый камень и стала смотреть на поверхность озера. Она была все еще слегка одурманена тем запахом и никак не могла найти в памяти причину - зачем ей нужно было к воде. Со стороны тростниковых зарослей, дальше по берегу, раздались всплески и какое-то бормотание. Потом из кустов появился высокий загорелый мужчина с мокрыми седыми кудрями до плеч. Он был одет в полосатые (как матрас, подумала Лита) трусы и вытирался вафельным полотенцем, задумчиво глядя куда-то в середину озера - то есть туда же, куда и Лита. - Это не Рио-де-Жанейро,- сказал он наконец, и Лита узнала его. Это был Кристобаль Колумб. Он всегда открывал здесь купальный сезон, продолжавшийся до января. - Вы до сих пор убеждены, что открыли Индию? - вежливо поддержала разговор Лита. Она помнила, как в детстве представляла себе Колумба, так и не врубившегося в свое открытие, - старика в длинной ночной рубашке и с чепчиком на голове, который, прислонившись к высокой деревянной спинке кровати, обложенный подушками, сидит и пьет едва теплый чай из белой фарфоровой чашечки. Потом опускает чашку на блюдечко, стараясь не разлить чай по одеялу, и утвердительно кивает головой, объясняя кому-то, кто, как ему кажется, стоит у его изголовья, за легкой белой тканью балдахина, объясняет, объясняет... - Дело в том, - сказал Кристобаль, - что это не просто Индия, а обратная сторона ее. Все расчеты подтверждают... Он замолчал и подозрительно посмотрел на Литу. - Да вы, милейшая, кажется, уверены, что Земля круглая! - Ну,- неопределенно ответила Лита, чтобы ее ответ прозвучал ни как "да", ни как "нет". Колумб это так и воспринял. - Если следовать голосу разума, - сказал он, - то у всего плоского должна быть обратная, то есть другая сторона. Вот у вас два имени, одно - своё, а другое - Другое. И даже если вы мне сейчас станете возражать, что вы не совсем плоская, все равно относительно Земли мои умозаключения верны. Так вот, представьте себе блинчик, на одной стороне которого - Индия. Если аккуратно вырезать ножом ее контур и перевернуть, появится поверхность обратной Индии - а никакая не Америка. Правда, если перевернуть обратно, то снова появится Индия... Колумб продолжал свои вялотекущие рассуждения, уходя вдоль по берегу и, кажется, вовсе забыл о Лите. А она представляла себе этот блинчик, изрезанный Кристобалем за завтраком, и мысленно обмазывала его сметаной. Как облаками. Она и не заметила, как Колумб совершенно удалился и исчез. Взошла луна, за ней вторая и третья. Это было удивительно красиво. Даже скорее удивительно, чем красиво. Лита читала о таком в северных рассказах Джека Лондона. Только там были мороз, льды, снега, и раздваивалась не луна, а солнце. Потом она снова увидела Кристобаля Колумба. Он был одет в длинное зимнее пальто, шея - обмотана полосатым вязаным шарфом, а на ногах - ботфорты. Он подошел и присел рядом, на песок, тихо вздохнув. Они помолчали вместе. - Когда-то я хотел написать поэму, - сказал наконец Кристобаль.- Назвать ее "О рельсах петляющих". Издать за свой счет. Чтобы обязательно с фотографией леса и этого озера на обложке. И с химическим составом воды вместо подзаголовка. Пятьсот экземпляров. Раздать друзьям... Лита не ответила - она по собственному опыту знала, как ранит слово утешения. Она знала и о том, что не сумеет отделить свои пожелания от своих сожалений. Поэтому она спрятала жало своей жалости и не стала ничего говорить. И она вспомнила о ложе лжи, которое ждало ее, распростертое. И полустертые заметки на полях книг, как невидимые губы, шевелящиеся в сознании, шептали - "Убийца!". И жезл зла горел в руке того, кто ждал вот она обернется, пойдет назад, не решится дойти. Дойти До. Колумб снова смотрел на озеро, будто надеялся там отыскать ответ. Или вопрос. Или просто у него остановился взгляд - а это такая примета, означает, что скоро будут незваные гости. Над ними прохлопали крылья. Тяжелая птица села на ветку сосны (а может, и не сосны) и посмотрела прямо на Литу. - Робин фон Крейтцер, - прошептала Лита, медленно узнавая в птице своего старого знакомого. Тут рядом с ним на ветку опустился еще один пернатый. Птицы раскрыли клювы и запели на три голоса:
Кто этот рыцарь в латах? Латы в заплатах, Лицо в свинце, Три года войны - на лице. Медленно сел на камень. На зубах скрипит тмин. Он один Остался так сентиментален.
Кто эта дева? Подошла, села По левую Руку. Скука На белом лице Тень. Это пролетела птица. "Не сиди на камнях!" - кричит она деве с небес, "Простудишься, дева, простудишься! Встань - и иди!"
Птицы одновременно закрыли клювы и замолчали. - Я лучше пойду, - сказал Колумб, пряча руки в карманы пальто. Лита не ответила. Кристобаль встал, потоптался на месте. - Жизнь трепетна, невзрачна и нереальна, - сказал он и, повернувшись, пошел прочь, не оглядываясь. - Это кому как, - пробормотала Лита. В воздухе рядом с притихшей водой вдруг заверещало. От неожиданности Лита вздрогнула и вскочила на ноги. Птицы забормотали: - Она послушалась нашего совета. - Она встала с камней. - Она боится простудиться. И птицы, тяжело взмахнув крыльями, улетели. Лита прислушалась. В воздухе, там, где раздался испугавший ее звук, кто-то сипло шептал: - Да, да, пятый на месте... Да... Куда же она денется... Не могу... Не-мо-гу!.. Да, потом перезвоню... - Подслушивал!- укоризненно произнесла Лита. - Гад! Гаденыш! Аспид! Змий! - Всё, пока,- дошептали в воздухе, и там немедленно замаячил мобильный телефон и очки. - Не строй из себя Чеширского Кота,- разозлилась Лита. - Появляйся весь! - Я думал,- начал оправдываться Фома, появившись, но, увидев глаза Литы, затих. Потом облетел ее кругом, задумчиво потирая подбородок, и сказал: - Ты другая. Сменила имя? - Угадал. - Тебе идет, - сказал Фома и вдруг процитировал густым, низким, совсем не своим голосом: "Никто не может с точностью установить, какого упрека он заслуживает" - И что это значит? - спросила Лита. - Понимаешь, - сказал Фома, - раньше твое биополе было диаметром в два метра. А сейчас... Сейчас... - он протянул ладонь и что-то пощупал вокруг Литы. Судя по движениям, Фома, как показалось Лите, что-то невидимое завинчивал или отворачивал. - У тебя осталось только семьдесят сантиметров,- наконец сказал он. - И куда же делось остальное? Вместо ответа Фома рассказал Лите сказку.
О МАЛЬЧИКЕ, КОТОРЫЙ УМЕЛ ОЖИВЛЯТЬ РЫБУ, или УКУС СВОБОДЫ:
* На свете жил мальчик лет тридцати, который любил плавать, но не умел. Однажды стоял он у моря, войдя в воду по пояс, и глядел на предзакатное солнце сквозь темные очки. Вдруг чувствует - коснулся его колена чей-то плавник. И выглянула из волны Рыба, и говорит ему: - Здравствуйте. - Э-э-э-э-э,- сказал мальчик, поскреб ладонью подбородок и немножко удивился. - У вас очаровательная родинка на бедре,- сообщила Рыба. многозначительно улыбнувшись. - Спасибо, - немного приходя в себя, ответил мальчик. - Но я не за этим, - сразу стала серьезной Рыба.- Есть срочное дело. Вы должны помочь нам спасти от гибели наших сограждан. Оживлять вы умеете, мы знаем. - Откуда?- насторожился мальчик. - Просто знаем, не задавайте, пожалуйста, лишних вопросов. И потом, очень трудно утаить от Рыб такое мощное биополе, как у вас. - И что же моё биополе? - Оно у вас очень значительных размеров, - сказала Рыба.- На три метра всю рыбу передергивает. Наши друзья попали в беду. Они вмерзли во льды. Только вы можете предотвратить трагедию. - Постойте-постойте,- ответил мальчик.- А как оживлять-то? Никогда не пробовал. Никуда не пойду. Ничего не буду. И вообще я. Вот. - Молодой человек,- укоризненно воскликнула Рыба, качая головой. - Делать тут ничего не надо. Бери в руки, шевели мозгами и оживляй себе. Мальчик молчал. - Подумайте, ведь больше некому,- сказала Рыба.- Больше некому. Мальчик молчал. - Сладкий мой, надо помочь,- сказала Рыба.- Будьте же рыбой! Мальчик вздохнул. - Он безмолвствует, - сказала рыба, ни к кому, собственно, кроме совести мальчика, не обращаясь. - Ладно, показывай, где там ваши вмерзшие, - внезапно согласился мальчик. - Я отвезу, - оживилась Рыба. - Плавки можно не надевать. И вот сел он на спину Рыбе, и отвезла она его в секретное место, где сильно воняло пивом. И там оживил он килограмм мороженой рыбы. А в награду ему дали на выбор - русалку или жемчужину величиной с глазное яблоко. Мальчик опрометчиво выбрал русалку. И она высосала из него почти всю энергию. Мальчик стал болеть, кашлять и скоро умер. А аквариум с русалкой он завещал Неизвестному Архитектору. *
Всё? - нервно спросила Лита.- А то у меня ноги затекли, столько я тут торчу... - Между прочим, здесь тоже водятся русалки,- сказал Фома, кивком указывая куда-то вдаль. - А ты видел?- улыбнулась Лита своей самой недоверчивой улыбкой. - Видел,- ответил Фома, и голос его дрогнул.- Кстати, Лита, как ты думаешь, тебе кто больше нравится: брюнеты или шатены? - Ты это к чему?- спросила Лита, не улавливая логики.- А? - Так, - махнул рукой Фома. - Просто. Ну, я пошел. - Фома, - окликнула Лита своего близнеца. - А?- спросил он, маяча в полуисчезнувшем состоянии. - А тебе кто?- спросила Лита. - Брунэты! - загадочно сверкнув улыбкой, исчез Фома. А в воздухе после него осталось маленькое, совсем ручное Северное Сияние. Оно медленно растаяло, превратившись в запах яблочного джема.
3. В Г О С Т Я Х
Туман в середине озера рассеялся, и Лита увидела, что там есть остров. На острове стоял старинный замок. В лунном свете. Вот зачем ей надо было к озеру - навестить подругу, которая в этом замке обитала. Замок назывался Фи. Илсе- так звали подругу. Она была русалкой, когда-то. А сейчас - уже нет. "Нужна лодка"- подумала Лита. И лодка появилась. Правила ею высокая костлявая женщина. Она отталкивалась от дна озера длинным черным шестом, и лодка рывками продвигалась вдоль берега. Женщина замирала на несколько секунд, перехватывала шест широкими сильными ладонями. Потом, склоняясь вперед, вновь уверенно втыкала его в гладь озера. Вода таинственно шелестела под днищем. "Ахакада, - поняла Лита, - куженф лонк щева льокрегаб. Уфро, кимилод порав, юек!". Это действительно оказалась Ахакада. Ее пропитанное туманом платье цвета тумана источало запах тумана и больше напоминала туман, чем сам туман. Ахакада подплыла поближе, чтобы Лита смогла ее получше разглядеть. - Что ты понимаешь в неудачных выстрелах? - завела разговор Ахакада, сама же отвечая.- Ничего ты в этом не понимаешь! Садись, довезу тебя до острова. По дороге через озеро у Литы чесалась левая ладонь (вдоль линии судьбы, которая у нее нигде не пересекалась с линией жизни) и очень хотелось спать. Она даже не отвечала на молчаливые расспросы Ахакады, орудующей шестом, и избегала попадать своим взглядом в ее лицо. Просто смотрела, как черная вода ускользает из-под борта лодки куда-то назад, где оставался уже непонятный и чуждый берег. Ахакада не мешала Лите - пусть смотрит. Ведь линия судьбы на ее ладони начала передвигаться, как будто хотела прикоснуться к линии жизни. Лита удивилась тишине. Она оглянулась на Ахакаду, но не было уже ни лодочницы с шестом,ни самой лодки, а Лита сидела на зеленом камне у самой воды. Она встала и увидела совсем близко простые деревянные ворота в стене. Замок Фи. Она была на острове... - Фома!- негромко позвала Лита. Подождала немного. Никто не ответил. Ей стало вдруг одиноко и грустно. - Вечно тебя нет, когда надо, - рассердилась Лита и подошла к воротам, осторожно переступая по острым береговым камням. Она хотела постучать, но дверь оказалась открытой. Она нерешительно заглянула внутрь, слушая, как скрипят петли и створка откатывается под нажимом ее легкой руки. Там было темно. Пахло свежезаваренным чаем, пылью и солью. - Ну так ты входишь или как? - послышался откуда-то из темноты знакомый голос. Она шагнула, и разглядела - в самой середине замковой залы стояло драное кресло, покрытое шалью с длинной бахромой. Перед креслом шумел на керосинке маленький, закопченный с одного боку чайник. В кресле сидел слегка небритый мужчина в джинсах, белой майке-безрукавке и тапочках на босу ногу. По левой руке у него бегала узкая серебристая ящерица. С густых спутанных волос капало белое вино - прямо на майку, и на ящерицу. - Нету ее дома, - сказал сидящий в кресле, нервно глядя на Литу сквозь мокрые волосы, спадающие на лоб. - Я подожду, - успокоила его Лита. - Мне нужен кто-то, кому до меня нет дела, - проворчал он и добавил, не понижая голоса. - Ходят тут всякие... Не успела Лита придумать достойный ответ, как он лягнул керосинку, опрокинув ее на пол вместе с чайником. Керосин разлился по паркету и неторопливо соединил свое текучее тело с пламенем. Вода из чайника с шипением возразила огню, крышка его долго катилась прочь, пока не ударилась в стену. - В этом доме есть огнетушитель?!- завопила Лита, с ужасом глядя на горящий пол и краем глаза замечая, что в кресле уже никого нет. В руках у Литы оказался тяжелый металлический цилиндр. От неожиданности она уронила его. В воздухе появился Фома - как ни странно, весь целиком, без всяких фокусов. Он управился с огнетушителем и профессионально загасил пламя. Лита видела его худую спину и ничего не думала. Потом в руках у Фомы оказалась бутылка с пивом вместо огнетушителя. И все сидели за столом, покрытым клеенкой - и Фома, и Илсе, которая уже не была русалкой, и ее друг - теперь поверх майки он надел прозрачную дождевую куртку из целлофана, с капюшоном. Фома хитро поглядывал под стол и хихикал. - Не надо, Джим! - взвизгивала Илсе, подпрыгивая на стуле. Джим криво усмехался и тянул к вазе с печеньем - через весь стол - свою руку с налипшими на ней голубоватыми чешуйками. ...Лита спала в комнате для незваных гостей. Но нет, спать она не могла утро уже готовилось согнать ночь с небосклона. Лита лежала на похрустывающей от каждого движения постели и смотрела на Фому, который сидел на подоконнике (или парил над подоконником, Лита не могла точно решить). - Что это там на стене? - спросила Лита, просто чтобы о чем-то спросить. - Это граф Осцилло Лог Диокар из рода Смосей. А рядом с портретом фамильный герб. Но ты ведь не это хотела спросить?
...ОПИСАНИЕ ГЕРБА ГРАФА ОСЦИЛЛО...
* из правого верхнего угла герб пересекает коричневая полоса с отпечатками подошвы геральдического левого сапога 46 размера, что символизирует запятнанную честь и, следственно, обет скитания. Слева вверху по голубому полю разбросаны геральдические муравьи, несущие в челюстях геральдические соломинки и перышки из подушки - они символизируют комплекс неполноценности. Справа внизу на зеленом поле изображены кошачьи глаза, перемежающиеся с глазами рыбы, ничего особенного не символизирующие. В самом низу герба видно запекшееся бурое пятно в форме небольшой свеклы - это след пролитого кетчупа. Все изображения пересекает в центре герба вертикальная швабра со сломанной ручкой - символ генеральной уборки и ущемленных прав на наследство. *
- Этого графа,- сказал Фома,- за различные неподобающие действия его собственный отец, граф Осцилло-старший, лишил не только наследства, но и наследственности. - Фома,- сказала Лита. садясь в кровати.- Разъясни твою сущность! Я прошу, я требую, я настаиваю. Кто ты? Ангел-хранитель? Провокатор? Агент иностранной разведки? Или тот самый мальчик, которого укусила рыба? - Никто меня не кусал,- обиделся Фома и вместо ответа рассказал сказку
О НЕУДАЧНОМ ВЫСТРЕЛЕ ГРАФА ОСЦИЛЛО:
* Однажды граф Осцилло охотился на своих родственников в лесу. Он увидел двоюродного дядюшку и прицелился. Но снег под сапогом у него хрустнул, и это отвлекло графа. Рука дрогнула. Следственно, дрогнуло и дуло ружья. Прозвучал выстрел. Пуля, вылетевшая из дула, сбила случайную птицу, но в глухой чащобе вздрогнул олень. Пуля полетала себе, а потом вернулась к родному ружью. Однако граф уже опустил его и, поставив вертикально возле ноги, молча ужасался содеянному. Пуля в замешательстве поискала дуло, но не нашла и - вышла на орбиту вкруг чела графа Осцилло. Так и летала, убитая горем, пока граф не поймал ее наперстком своей пробабушки...*
Но Фома рассказывал все это совершенно зря. Лита давно уже крепко спала и видела сны о трамваях и кинотеатрах. - Что это я - сам с собой разговариваю? - удивился Фома и исчез.
4. В О Р О Н К А
Литу разбудила кошка. Она царапала подоконник. Когда Лита на нее посмотрела, кошка мяукнула и спрыгнула за подоконник. Было уже светло. Лита встала, оделась и пошла бродить по замку в поисках ванной комнаты она имела привычку по утрам умываться. Сполоснув лицо, Лита посморела на свое усеянное капельками лицо и скорчила зеркалу несколько рожиц. Потом возвращалась в свою комнату, вспоминая предутренний сон.
СОН ЛИТЫ (ПРЕДУТРЕННИЙ)
Лита видела во сне перекресток Перекресток был безлюдным и тихим Наверное ночь подумала Лита во сне Поэтому так тихо Потом улицу перебежала белая собака Собака понюхала воздух и посмотрела на светофор Потом собака метнулась куда-то в сторону Светофор не работал потому что лампочки выкрутили Белая собака спряталась под асфальт Лита хотела последовать за ней Но вовремя вспомнила Что обычно случается с теми кто бежит за ускользающими кроликами И вспомнив вовремя остановилась И проснулась.
Итак, Лита шла по длинному коридору замка. На стенах висели портреты. Все они изображали графа Осцилло в одной и той же позе - он сидел на поваленном дерева, а вокруг его головы кружила пуля. Промежутки между портретами занимали полки и подставки, тумбочки и этажерки с гипсовыми, медными, мраморными бюстами графа Осцилло всех размеров. С пулей на орбите. Под потолком клубилась сотканная из серого тумана воронка. Литу это насторожило. Раньше воронки не было, во всяком случае, проходя здесь несколько минут назад, она ничего не заметила. "Никак опять Ахакада явится, - думала Лита. - Или это штучки Фомы?" Но из воронки вдруг послышался пронзительный визг, и не успела Лита вздрогнуть от неожиданности, как оттуда выпали двое мужчин, один за другим, и брякнулись на пол. Вскочив на ноги, незваные гости стали размахивать длинными мечами, угрожающе глядя друг на друга. Литу они не замечали. Лите не понравилось ни то, ни другое. Она привыкла, чтобы ее замечали. И не любила, когда не замечали. И вообще, была против агрессии. - Эй, кто вы?!- строго крикнула Лита, на всякий случай отступив за статую графа Осцилло (мрамор, позолота, высота с постаментом - метр восемьдесят шесть). - Мы братья!- глухо ответствовал высокий и рыжий. Он напоминал Лите разворачивающуюся башню танка, когда взмахивал мечом, отражая удары более верткого противника. - Братья?- удивилась Лита.- Какие братья? Стругацкие? - Просто - братья! - крикнул маленький и верткий, пытаясь уколоть рыжего мечом. Его прямые черные волосы закрывали пол-лица, но не заглушали яростного блеска небольших, но очень выразительных (как заметила Лита) глаз. - Прекратите драться!- сказала Лита, но бой уже был завершен. Маленький и черный проткнул огромного рыжеволосого воина насквозь и медленно вытаскивал меч из его живота. "Братья, а как непохожи!"- почему-то пронеслось в голове у Литы. Рыжий и огромный, раскинув руки, растерянно смотрел, как длинное лезвие выходит из его тела. Он громко дышал, опустив лицо. У него был такой вид, будто ему до слез обидно. Так ему и было, наверное, обидно! Когда показался конец лезвия, раненый охнул и всем телом упал назад. Меч выскользнул из пальцев - прямо к ногам Литы. Рыжий больно ударился головой о плиты пола. Лита услышала его вскрик. А маленький и черный намеревался добить брата. Он встал над ним и занес меч. Рыжий увидел и поднял руку, пытаясь защититься. - Проклятая моя жалость! - прошипела Лита и метнула один из бюстов графа Осцилло в черноволосого.
