Жизнь после свадьбы

 – Понимаешь, мужчина – это как… ну, не знаю… Как сумочка! Вот сначала берёшь и хочешь, чтобы была просто удобная и подходила к туфлям. И ерунда, что купила ты её в переходе за копеечные деньги. Но потом вдруг выясняется, что тебе надо в приличное место. И всё! До тебя доходит, что с этой сумочкой туда идти неприлично, потому что все сразу увидят, что это дешёвка! И плевать, что она удобная и под цвет обуви. Она некачественная – и этим всё сказано. Так и мужика надо подбирать такого, чтобы с ним можно было пойти в любое место: хоть на рынок, хоть на приём, хоть на встречу одноклассников.

– Ляля, я с ним просто сходила в кафе, – ахнула Света. – Что ты теории свои тут разводишь опять?

– Кого ты пытаешься обмануть, дурища? – Лялька театрально вздохнула. – Да ты за него заступаешься, как за мать родную! Всё, влипла ты. Неожиданно и безнадёжно это всё. В том смысле, что потеряна ты для общества, Улановская!

– Глупости, – пробормотала Света. – Мы просто пообщались.

– И даже телефончик он не взял, а ты теперь звонка не ждешь, – подытожила Ляля, демонически хохотнув. – Да?

Светлана красноречиво промолчала. Да, телефон Гера взял. И да – звонка она по чему-то ждала.

– Ты не подумай, что мне завидно, – предостерегла её подруга. – Просто как-то неуютно стало. Вроде и порадоваться за тебя не могу, потому что кавалер твой не в моём вкусе. И дискомфортно, что ты при мужике, а я без. Это как на нудистском пляже. Когда все голые, то и тебе без трусов вроде нормально. Но когда вдруг народ резко исподнее натягивает, а ты так и остаёшься сверкать филейной частью, то происходит сдвиг в системе твоих координат, и голый зад перестает быть в порядке вещей. Но это всё равно не зависть, а беспокойство.

– Давай мы и тебе кого-нибудь найдём, – опрометчиво предложила Света.

– У меня этих «кого-нибудь» пруд пруди, – вздохнула Ляля. – Да только не нужны они мне, я замуж не хочу. И мне было бы спокойнее, если бы и ты не хотела.

– Не мели ерунды, – в сердцах буркнула Светлана. – Что ты меня сватаешь-то раньше времени. Дикость какая! С чего ты это всё напридумывала?

– Опыт, деточка, – голосом умудрённой жизнью Бабы-яги проскрипела вредная Гольдберг. – И интуиция. Всё, пока. Держи меня в курсе.

Света бросила телефон в сумочку и поняла, что щёки у неё пылают. Так волнительно ей не было давным-давно. Адреналин пузырился в крови и шумел в ушах учащённым пульсом. И это было скорее хорошо, чем плохо. Похоже, Лялька была права. Случилось что-то невероятное. Эта дурацкая любовь, которую придумывали в книгах и кино, была на самом деле. В этом не было никакого сомнения.

– Что у нас с лицом? – в кабинет заглянула Елена Кришпель, задрав на лоб сурьмленные брови. Её коротко стриженные блондинистые волосы топорщились перпендикулярно голове, придавая всему облику вид крайне взбаламученный и даже слегка сумасшедший. Учитывая то, что у самой Елены с лицом были о-го-го какие проблемы, вопрос звучал крайне нелепо.

Елена Сергеевна Кришпель работала здесь же урологом. Профессия наложила неизгладимый отпечаток на её характер, а посему мадам Кришпель была не в меру циничной, острой на язык, грубоватой дамой. Ей давно перевалило за пятьдесят. Несмотря на то что Елена Сергеевна сама была медиком и много чего знала, жизненный опыт и соответствующее образование не помешали ей с увлечением экспериментировать над внешностью с помощью пластических хирургов. Она была уверена, что с каждым разом становится всё моложе и моложе. Как и многие другие, не желающие стареть дамы, Елена считала, что лучше натянутое на затылок лицо и губы-вареники, чем морщины и прочие свидетельства неумолимого возраста. Морщины у неё всё равно имелись, зато мимика пропала практически начисто. В дополнение ко всему вышеописанному, ростом доктор Кришпель была под два метра. В общем – видная женщина. В клинике её уважали и побаивались. Называть Кришпель по отчеству было категорически запрещено, так как это, по мнению Елены Сергеевны, её компрометировало и выдавало возраст.

– Здрасьте, Леночка! А что у вас за помада? Цвет обалденный! – перевела разговор Света. Обсуждать свою личную жизнь со столь прожжённой дамой она не отважилась.

– Зубы заговариваешь, – понимающе кивнула Кришпель. Тяжёлые серьги, оттягивавшие её мощные уши, осуждающе качнулись. – Я с этой помадой уже вторую неделю хожу, так что – незачёт. Влюбилась?

– Нет, что вы, – испугалась Света. Похоже, влюблённые люди становятся более уязвимыми, а трепетное чувство, столь старательно скрываемое от чужих глаз, так и лезет наружу, словно ватин из старого пальто.

– Все беды – от мужиков, – многозначительно оповестила её Кришпель. По тону было ясно, что Светлане она не поверила. – Вот племянница моя: и умница, и красавица, а не везёт в жизни. Потому что сестра вышла замуж неудачно. Муж – он для чего нужен? Чтобы содержать, чтобы уровень жизни нормальный обеспечить, чтобы дети ни в чём не нуждались. А теперь живут друг у друга на голове в крохотной двушке, да ещё вместе со свекровью – и собачатся круглые сутки. Девочке даже не привести никого к себе. И вот только сейчас, на старости лет, этот плешивый мачо что-то такое придумал. Вроде собираются разъезжаться. Так ведь у сеструхи-то моей жизнь прошла! Вот, кстати, это я у них на даче. Нет, я понимаю, что тебе скучно, но ты просто глянь для общего развития, чтобы знать, как жить нельзя. И дачу никогда не покупай. Если только коттедж со всеми удобствами. А грядки – это огородное рабство. Ни толку, ни пользы от них нет. Одна грязь под ногтями, спина больная и разговоры про удобрение.

Тут Елена Сергеевна сунула Свете под нос мобильник с фотографиями. Там на фоне какого-то косого сарая с заплатами из разнокалиберных досок позировала девица в па наме.

– Это племяшечка моя, – с любовью погладила пальцем экран Елена. – Модель!

У модели из-под панамы виднелся лишь массивный подбородок и нос рубильником, точь-в-точь как у мадам Кришпель.

– А сзади неё – дом, – продолжала уролог. – И вот в этом бараке они живут, называя это «поехали на дачу»! И все почему? Потому что влюбилась сестра моя не в того мужчину. И себе всё испортила, и девочку мучает.

– Это да, – неопределенно вякнула Светлана. Ей не было дела ни до семейства чужих родственников, ни до их дачи, но обижать Елену Сергеевну не хотелось.

Чужими семейными проблемами Света никогда не интересовалась. Люди жили странно, непонятно, иногда необъяснимо, но это было их личное дело. Она собственными ушами слышала, как однажды Кришпель орала на свою драгоценную «племяшечку» по телефону. Голос у уролога был, как у прораба, она запросто могла переорать работающий бульдозер. Так что народ был в курсе, что «денег в долг она не даст никому, даже сама себе». Но это не мешало Елене Сергеевне любить родственников и даже иногда их хвалить.

А сейчас же Кришпель неожиданно резюмировала свое выступление так:

– Не влюбляйся в бедного. Нет в шалаше никакого рая. Только сквозняки и комары. Рай – во дворце. Всё остальное – гормоны и адреналин, это временный всплеск, реакция организма, как сопли. Сопли пройдут, а муж останется. Ладно, пошли работать, хватит кофе пить. Это вредно.

Уже через пару секунд зычный бас Елены Сергеевны гудел в коридоре.

Мимоходом подумав, что работать тоже вредно, Светлана вздохнула и посмотрела на часы.

Гера не звонил.

Вот так. А эти все уже её чуть ли замуж не выдали.

Замуж Светлана не рвалась. Это не было ни целью, ни самоцелью, ни навязчивой идеей. Иногда только мама раздражала разговорами на эту тему и тихонько покалывало где-то в груди: время уходит, а словно чего-то не хватает, будто не успела что-то сделать, а что именно – не совсем понятно.

Потянулась череда пациентов. В основном это были пенсионеры. Как и в районной поликлинике. А ещё говорили, что у пенсионеров денег нет. Посетители в бюджетной клинике и в этом вылизанном по европейским стандартам медцентре почти не отличались друг от друга. Иногда Света начинала думать, что выбрала не ту работу. Нет, дело своё она любила, но ведь ездит же кто-то по миру, в командировки, на переговоры, занимается чем-то интересным. Кто-то и вовсе работает с артистами, певцами, организовывает концерты, кто-то снимает кино или участвует в съёмках сам. Да мало ли интересных профессий есть на земле! Археолог, например, или геолог! Да тренинг-менеджер, на худой конец! А что она видит? Бесконечную череду очкариков, медицинские карты, коридоры, белые халаты… Годы уходят, жизнь наматывается тонкой нитью на бобину судьбы, уж скоро и кончик этой нитки может показаться, а всё ничего не происходит. Наверное, правильно говорят: каждый человек – творец своей судьбы. Только у Светланы не получалось творить.

…Он позвонил, когда Свету уже совсем захлестнуло отчаяние. Она даже не ожидала, что может так ждать звонка от почти не знакомого человека. От мужчины, которого облила колой. И с которым несколько часов болтала ни о чём и обо всем сразу.

Гера пригласил кататься на снегоходах. Это была какая-то новая жизнь – совершенно другая, неожиданная и яркая. Такая, какую показывают в кино, про которую шушукаются скучные домохозяйки, лишённые драйва. И Светлана стала частью этого острого, щекочущего нервы мира, полного новых ощущений и впечатлений.

– Гера – это Герасим, что ли? – недовольно спросила Лялька, растянувшись в ординаторской на диване, как Даная, с той лишь разницей, что Даная была не совсем одета, а задубевшая на морозе Гольдберг была не совсем раздета – она так замёрзла, что возлежала в расстёгнутом пуховике и никак не решалась его снять. Игнат Павлович сделал ей горячий чай с лимоном и теперь восхищённо поглядывал на мощные Лялькины ляжки, втиснутые в джинсы. – Я Тургенева читала, не подходит ему это имя.

Светлана, которая в паспорт к кавалеру не заглядывала и довольствовалась выданным ей именем «Гера», озадачилась.

– Чего сразу Герасим-то? А если и так, то очень оригинально.

– Тут надо учитывать, что оригинален в данном случае не он, а его родители, которые, не будем исключать возможные риски, могут стать членами твоей семьи. А чужие родители – это такое дело…

– Да-да, – неожиданно поддержал Ляльку Игнат Павлович и опечалился, вспомнив что-то своё. У него даже уголки губ опустились, а брови сошлись в грустный «домик».

– Вот, – обрадовалась поддержке Гольдберг. – Чем родители проще, тем лучше. И чем дальше, тем тоже лучше. Вот они где живут?

– Лялька, ты совсем уже? Да какая разница? Я не спрашивала даже. Надо будет, сам скажет, – начала раздражаться Света. – Предугадывая твои следующие вопросы, могу сказать, что фамилию я тоже не спрашивала, адресом не интересовалась и характеристику с места работы не требовала.

– Улановская, твоя беспечность возмутительна, – ухмыльнулась Ляля и с шумом хлебнула чаю. – Фу, горячий какой. Я аж язык ошпарила. В смысле, спасибо, Игнат Павлович, очень вкусно. М-да… Так вот, Светик, чтоб ты знала, аферисты именно так и втираются в доверие. Общаешься-общаешься, а потом у тебя квартиру обнесли, а ты сидишь в полиции и понимаешь, какой была дурой: ни одной зацепки для доблестных органов правопорядка.

– Не завидуй, это неприлично, – буркнула Света. – И не трогай Геру, я хоть жить начала впервые за почти тридцать лет. Что я раньше видела? Ничего! Сидела, как клуша, ждала чего-то. А сейчас я за месяц целую жизнь прожила. Я теперь и на коньках умею кататься, и на лыжах попробовала – с горы! На слаломных! И на ватрушках каталась. Это с ума сойти, что такое!

– Вот, разоралась, – проворчала Ляля. – А я из-за твоего Геры одна теперь сижу скучаю. Но, вынуждена признать, у тебя, Улановская, глаз горит и румянец появился. Похорошела ты невообразимо. Наверное, надо и мне влюбиться. Так ведь не в кого.

Тут Игнат Павлович выразительно заво зился в углу.

– У меня такие требования высокие, – завуалированно осадила его Ляля, – что получится только переспать в лучшем случае, а вот так, чтобы как у тебя – с искрой в глазах, это как лотерею выиграть: классно, но маловероятно. Он кем хоть работает-то?

Этого Светлана тоже не знала, а потому снова густо покраснела и решила непременно выяснить подробности, поскольку можно было не сомневаться, что мама будет спрашивать всё то же самое.

Жизнь похожа на реку. Казалось, вот только что ты плыл по течению медленно и размеренно, и пейзаж по берегам тянулся весьма однообразно, и вдруг – водоворот, крутой изгиб – и стремительный поток уносит тебя вперёд, не давая перевести дух.

– Как же так, как же? – причитала Александра Александровна, нервно комкая в руках кухонное полотенце. – Почему так внезапно?

– Мам, ты ж сама хотела, – хмурилась Света. Ей и самой иногда казалось, что события развиваются уж больно стремительно. А с другой стороны – почему нет? Вон в кино за одну серию несколько поколений сменяют друг друга, и ничего. Конечно, то в кино – а тут жизнь. Подумаешь, всего два месяца знакомы! Да она уже в первый день поняла, что это её судьба. И Гера тоже понял. Любовь – это чувство на уровне интуиции и флюидов, и логика вкупе с общепринятыми правилами не имеет к ней никакого отношения.

– Я хотела, хотела, – потерянно бормотала мама, – но как-то неожиданно всё. Мы ж его совсем не знаем…

Знакомство мамы с Герой получилось каким-то сумбурным. Да и предшествовавшее ему объяснение тоже размеренностью и обстоятельностью не отличалось.

В тот день Гера ворвался к Светлане на работу, странно взбудораженный, с огромным букетом белых роз. Света уже одевалась, но встретиться они договаривались на остановке. Гера почему-то не дотерпел.

– Нам надо поговорить! – Он быстро поцеловал Свету, сунул в руки букет и скованно отступил к стене. – Это очень серьезный разговор, мне бы не хотелось, чтобы нам помешали.

Света пожала плечами и послушно заперла двери.

– В кафе не пойдем? – уточнила она на всякий случай, чтобы разрядить напряжённую тишину. Она настолько прониклась серьёзностью момента, что даже руки затряслись. А ещё – завибрировали коленки, и в животе что-то тоскливо простонало.

– Пойдём, но поговорить я хочу здесь. Пожалуйста. – Гера умоляюще хлопнул глазами и откинул чёлку. Волосы у него были густые и шелковистые, Света так любила запускать в них пальцы и перебирать ими… Гера вообще был весь какой-то аккуратный, ладный и такой изумительный, что нет-нет, да и закрадывалась у Светланы опасная мыслишка: а не слишком ли он для неё хорош? Так думать было очень опасно, но мысли – они такие своевольные, рождаются сами по себе, не спрашивая хозяйского мнения.

– Да, пожалуйста. – Света осторожно кашлянула, голос предательски подсел.

– Я ведь говорил, что люблю тебя? – аккуратно начал Гера.

Наверное, вопрос был риторическим, поэтому Света лишь кивнула, а Гера уже смелее продолжал дальше:

– Нам вместе хорошо, у нас полное взаимопонимание, общность интересов…

Это было уже что-то скучное, как технические характеристики телевизора или холодильника. Вот стоишь ты в магазине, деньги в кармане нащупываешь, по цене и прочим необходимым параметрам уже определился, а консультант все равно вдалбливает необходимую информацию, потому что так поло жено.

– …Мне дают грант, не сейчас, но в ближайшее время, это уже вопрос решённый, и я должен поехать в Америку, ненадолго, но это важно, – тем временем донеслось до Светы. Видимо, она на нервной почве выключилась и что-то пропустила. Испугавшись, Света встрепенулась и стала слушать внимательнее. Как любая девушка, под формулировкой «серьёзный разговор» она заподозрила два варианта: «нам надо расстаться» и «нам надо пожениться». Пока ни того, ни другого из выступления не следовало. Хотя нет, Америка – это уже неприятно, это похоже на «расстаться»…

– Света, я бы не стал так торопить события, так как это важнейшее событие в жизни. И вообще, я бы не хотел показаться легкомысленным в столь важном деле. – Гера был весь красный, даже шея у него порозовела, а тонкие пальцы, казалось, сейчас и вовсе завяжутся в узел. – Но время поджимает…

Гера никогда не говорил так муторно и витиевато. Света и сама уже взмокла от переживаний и даже дышала с трудом. Ей было страшно услышать что-то такое, что перевернёт её жизнь или вовсе сломает.

– Выходи за меня замуж, – выпалил Гера и внезапно замолчал, хлопнув длинными ресницами.

– Что? – пискнула Светлана. Ей отчего-то показалось, что она ослышалась. Или в сказанном есть ещё какой-то смысл. Но если быть честной перед самой собой, она просто испугалась. Это было действительно крайне неожиданно. Одно дело встречаться, любить друг друга, жить полной жизнью, как часто повторяла Лялька, но вот чтобы замуж! Как-то очень внезапно и… и она не готова. Да! Она не готова! Но разве можно такое говорить Гере? Вон он как переживает. Это ж его оскорбит, обидит. Он, может, вообще сейчас убежит и больше никогда не вернётся.

– А кольцо? – брякнула Светлана первое, что пришло ей в голову. В книгах и фильмах мужчина после таких слов всегда дарил кольцо невесты. Лет с пятнадцати Света начала страшно переживать, как же ей отличить кольцо невесты от просто кольца. Вот сидит она, например, в ресторане, напротив кавалер. Достаёт он из кармана коробочку, в ней кольцо. И?.. И что? Спрашивать, что ли: ты мне это просто так даришь или замуж зовёшь? Как вообще эти невесты понимают, что это именно кольцо невесты, а не обычный подарок? К слову сказать, за двадцать семь лет ей никто не то что кольцо невесты, а даже просто кольцо не подарил. Вероятно, поэтому в стрессовой ситуации Светлана и озвучила эту глупость.

– Кольцо я куплю, – с облегчением выдохнул Гера. – Просто так неожиданно всё получилось, мне на работе только что объявили, я сразу к тебе, вот… Я так рад!

И как, скажите на милость, после его «я так рад» говорить, что ей надо подумать?! Вроде получалось, что Светлана уже ответила.

В кафе они не пошли, а поехали к маме – знакомиться. С Герой Светлана настолько привыкла ко всяким неожиданным предложениям и стремительной смене декораций, что как-то и с мыслью о замужестве смирилась быстро. По дороге к дому девушка нашла в предстоящих переменах массу плюсов и ни одного минуса.

Кратко ситуация выглядела следующим образом. Гера, работавший архитектором в довольно серьезной строительной организации, был приглашён на консультацию куда-то в штат Мичиган, где планировался долгоиграющий совместный проект. Но ехать туда могли только женатые специа листы.

– Я бы все равно сделал тебе предложение, просто эта поездка ускорила ход событий, – тут же пояснил Гера, заметив, как Света напряглась.

Еще бы ей не напрягаться! Где ж тут романтика? Какой-то фиктивный брак получается. Но маме об этом говорить не следовало.

– …А как быть со свадьбой? – причитала Александра Александровна. Гера ей не понравился. Он был щуплый, чересчур красивый и какой-то несолидный. Да и вообще – чужой. Вот если бы сын Эльвиры Леонидовны, которого, к сожалению, Светочка забраковала, тогда другое дело, а тут какой-то неизвестный ухарь со стороны. – Как же ресторан, гости, платье?

– Мы хотим просто расписаться, мам, – терпеливо объясняла Света. – Безо всяких тюлей и кружавчиков, без пьянки и лишних трат. У нас с деньгами сейчас не очень. И все эти мещанские обычаи – глупость несусветная.

Тут она душой слегка покривила, потому что платье хотелось. И гостей, и машину с куклой на капоте, и быть самой-самой, чтобы все смотрели. В конце концов, свадьба – это единственный раз в жизни, когда девушка бесспорно и безоговорочно считается самой красивой. Мало на свете женщин, которые хотя бы однажды не мечтают побыть принцессой. Но если лишних денег на все это нет, то можно придумать доводы для успокоения совести. В конце концов, не в обрядах счастье.

Так сказал Гера. И спорить с этим было бы глупо.

– Я, конечно, девушка прогрессивных взглядов, – вполне ожидаемо возмутилась Ляля, – но тут я бы тоже предпочла по старинке. Я так понимаю, что и меня ты не позовёшь, да? И захомутать свидетеля мне тоже не судьба? Какое гадство.

– Ляль, погоди, я про это не подумала. Свидетели, наверное, нужны. Они ж расписываются где-то, – нахмурила лоб Света. На свадьбе она была всего пару раз в жизни, и воспоминания о формальной стороне вопроса остались весьма смутные.

– А родители? – не унималась Гольдберг. – А где вы жить будете? И вообще, какая-то мутная история.

– Сама ты мутная! – вспылила Света. – Жить будем в Гериной квартире. Родителей у него нет, Гера сирота!

– Говорю же, мутная, – гнула свою линию подруга. – Квартира есть, родителей нет. Ты паспорт его видела? Может, он вообще гражданин Молдавии? И женится, чтобы гражданство заполучить?

– Я сейчас обижусь, – засопела Света. – Мне твои подколы надоели. Я и так вся на нервах! Видела я паспорт, мы же заявление подавать ездили!

– Всё равно – глупость какая-то. Что, у вас до такой степени нет денег, что даже гостей не позвать? И не пытайся врать, я знаю, что это не так! – гудела Ляля. – Как это так можно, расписаться, и всё! Да не по-людски это. Как бомжи, честное слово!

– Лялька, сейчас свадьба нормальная пол-лимона стоит! Глупо на это тратиться, – тягостно оправдывалась Света. – Мы решили в свадебное путешествие съездить, это в разы дешевле, зато запомнится на всю жизнь!

Если бы Света только знала, насколько пророческими были её слова…

Любая девушка с детства мечтает о свадьбе. Но вовсе не важно, как именно она её себе представляет. Важно, что в итоге кто-то вовсе остается без свадьбы и мужа, кто-то довольствуется штампом в паспорте и номинальным торжеством, и лишь у единиц получается настоящий праздник-сказка.

Света давным-давно перестала мечтать о празднике. Она, как мы уже выяснили, и замуж-то не хотела. Но жизнь, как водится, внесла коррективы. Можно планировать что угодно, давать окружающим умные советы, выражать на всяких форумах нелицеприятное мнение по поводу мещанских обычаев, но в итоге напороться на ту же проблему, что и большинство.

Мероприятием Светлана осталась недовольна. Да и как такового никакого мероприятия и не было. Единственным торжественным моментом оказалась длинная речь регистраторши, декламировавшей стихи и вещавшей про «семейную лодку». Лялька напряжённо сопела, свидетель, любитель субтильных девушек, о чем он в первые же минуты знакомства проинформировал пространство, тосковал, Гера одухотворённо улыбался и гладил Светину руку. А самой невесте жали туфли и больше всего хотелось сесть и вытянуть ноги. Вместо платья у неё был костюм, вместо ресторана – кафе, вместо лимузина – такси. Кольцо Гера купил, как и обещал. Наверное, оно было дорогим, а может быть, и нет. В любом случае необратимые изменения в Светиной жизни произошли молниеносно, оставив смутное чувство неудовлетворённости и разочарования.

И лишь поездка из ещё не пришедшего в себя после зимы города к тёплому морю могла что-то исправить.

Все формальности и материальную сторону вопроса Гера взял на себя. Для Светы это оказалось ужасно непривычно и… приятно. Мама её была не приспособленной к жизни фиалкой, поэтому до сих пор все серьёзные вопросы отдавались на откуп Свете. Она была в их маленькой семье за мужика. И тут вдруг оказалось, что это чертовски здорово, когда от тебя требуется лишь собрать чемодан. И то – только свой.

По дороге в аэропорт Света впервые почувствовала весёлое возбуждение, как ребенок, предвкушающий приход Деда Мороза. Она страшно обрадовалась, поскольку ждала от организма хоть какой-то реакции на судьбоносное событие. Но ни на свадьбе, ни даже наутро после брачной ночи ничего такого не было – словно жизнь шла своим чередом, перетекая из одного однообразного дня в другой. У молодой жены даже появилась опасная мыслишка: а не ошибка ли эта свадьба? Одно дело встречаться и даже спать вместе, а другое – нестись в ЗАГС под давлением какого-то маячившего на горизонте гранта.

…Света сидела в такси вместе со своим мужем. Ночной город пролетал за окнами, а в груди Светы медленно разбухала неуемная радость: она едет к морю, а там непременно будет праздник, приключение, а после всего этого – солнечные, сказочные воспоминания. И пусть на свадебное путешествие отводилось всего десять дней (больше Светлане не дали на работе), зато эти дни – её!

Аэропорт шумел, как осиное гнездо, в которое ткнули палкой. Суетились женщины с детьми, нервно одергивая своих расшалившихся отпрысков, молодцевато вышагивали уже принявшие на грудь мужчины, щебетали юные барышни, сверкавшие преждевременно оголёнными частями тела и косившие глазками на потенциальных кавалеров, обнимались парочки, нервничали в преддверии таможни пенсионеры. Гера читал книжку, продвигаясь в очереди и периодически подволакивая за собой оба чемодана.

– Гера, смотри, наверное, тоже молодожёны, – с намёком ткнула его заскучавшая Света. Ей очень хотелось удержать в себе весело пузырившуюся радость, которая медленно, но верно начинала улетучиваться.

Конечно, её муж был чрезвычайно интересным, эрудированным, интеллигентным, красивым – да можно было бесконечно перечислять его достоинства, но вот романтики в нём не имелось ни грамма. То есть Гера искренне старался что-то такое изобразить, но получалось так нелепо, что они оба покатывались со смеху. И как-то так получилось, что он перестал пытаться, а Света смирилась. Даже Лялька, выслушав её сбивчивые претензии на девичнике, отрезала:

– С жиру бесишься! Не пьет, не курит, зарабатывает, в носу при людях не ковыряет – всё. Красота! Будь довольна. Могло быть хуже.

То, что Гольдберг неожиданно перестала бурчать по поводу скороспелого замужества подруги, объяснялось легко: во-первых, Лялька боялась, что её заподозрят в элементарной зависти, а во-вторых, сама задумалась, а так ли правильно быть одной. И по мере размышлений получалось, что не правильно. Особенно когда рядом кто-то вдруг обзаводился мужем. Лялька сперва допытывалась у Светы про любовь, а потом вдруг ушла в себя и начала активно соглашаться с тем, что Светлана всё решила верно. Хотя ничего такого про любовь Света ей прояснить не смогла. Да, что-то такое было, но подобрать к этому чувству характеристики не получалось. Их с Герой любовь была обдуманной, спокойной, взвешенной и сильной. Во всяком случае, периодически Свету так накрывало при виде жениха, что она сама стеснялась своих чувств. Конечно, это была любовь, а что же еще?

И не нужна ей никакая романтика! Лишь бы Гера был рядом.

…Парочка впереди самозабвенно целовалась. Этим двоим было плевать на окружающих.

– Вот дают, это же неприлично, – хмыкнула Света, в душе отчаянно завидуя. Да, неприлично, зато вон как классно.

– Ужас! – внимательно посмотрев на влюбленных, кивнул Гера и притянул Свету к себе. – Совершенно невоспитанные люди! Как так можно?!

Он понимал её с полуслова.

Целоваться они перестали только тогда, когда носатый молодой человек, стоящий позади них, вежливо постучал Гере по плечу:

– Прошу прощения, но вы очередь задерживаете. И да, предвосхищая ваш вопрос – мне завидно. Но я тоже непременно найду, с кем вот так же целоваться. Курортный роман – это воспоминание на всю жизнь. Давайте-давайте, двигайтесь вперёд. Раньше сядем – раньше выйдем.

Раньше выйти не получилось. После прохождения таможни, томления в душном накопителе и, наконец, посадки в самолёт произошла заминка. Сначала пассажиры громогласно и сварливо делили багажные полки, поскольку, как водится, большинство взяло с собой в салон ручную кладь устрашающих размеров, не рискуя расстаться с добром, а оставшаяся часть затарилась в дьюти-фри алкоголем, не доверяя курортному пойлу.

А как же русскому человеку отдыхать-то без выпивки? Это ж не отдых, а пустая трата времени!

После дележки полок началась возня в середине салона, где весьма полная дама на повышенных тонах бодалась со своим худосочным соседом. Тот брызгал слюной и требовал пересадить на «нормальное место», потому что «эта» занимала не только свое кресло, но и половину его.

Решил конфликт задремавший супруг оскорблённой пассажирки. От воплей и периодических тычков жены, требовавшей его участия, слегка подвыпивший мужик проснулся. Его багрово-красная рожа на короткой мощной шее внезапно нарисовалась над успокоившимися рядами пассажиров.

– Я вот щас выйду, – пригрозил он, пытаясь протиснуться между сиденьями, – и уконтрапуплю твое седало так, что тебе полкресла в самый раз будет.

Спасло скандального юношу только то, что мужик был гораздо крупнее жены, плюс в процессе приема горячительных напитков слегка растерял координацию, поэтому вылезти и дотянуться до соперника у него никак не получалось. Стюардессы суетливо бегали, умоляя на ломаном английском, которого никто из спорщиков не понимал, подождать. Наконец худенький парень ретировался на найденное в конце салона место. И тут выяснилось, что одного пассажира не хватает.

Когда уставшему от ожидания народу озвучили причину задержки, российские граждане озверели и начали наперебой предлагать лететь без опоздавшего, костеря его на чём свет стоит. Что не удивительно, поскольку перелёт был ночной, в аэропорту прибытия самолёт должен был приземлиться рано утром, и все были порядком раздражены. Особенно надрывались умеренно нетрезвые чернявый крепыш с внешностью то ли уроженца Кавказа, то ли выходца с берегов Мёртвого моря и вертлявый паренёк в круглых очках и с лицом пай-мальчика. Состязаясь друг с другом в остроумии и попутно заигрывая с барышнями, они даже предложили провести голосование, не сомневаясь, что большинством голосов будет решено лететь без отсутствующего отпускника. И народ даже начал бы голосовать, если бы очкарик вдруг, побледнев, не завопил на весь салон:

– А где Борюсик?! Блин, Женя, мы его в баре забыли! Я ж говорил, не давай ему спать! Граждане, сохраняйте спокойствие! Лететь нельзя, человек за бортом!

Кто-то начал веселиться, кто-то ругать алкашей и правительство, а очкарик с крепышом бросились к выходу. Стюардессы, привыкшие к буйным русским туристам, реагировали на происходящее довольно спокойно, тем более что через пару минут дюжие парни водворили буянов в салон, а ещё через пять минут на борт доставили вышеупомянутого Борюсика. Им оказался тот самый чернявый носач, который ещё в очереди на таможню честно признался Свете с Герой в том, что завидует, и пообещал сам себе незабываемый отдых.

– Спокойно, товарищи! – заплетающимся языком оповестил гневно загудевших туристов Борюсик. – Я боюсь летать, мне нужно было собраться с мыслями!