Ортис - десятая планета

Антипов Георгий Иванович
Ортис - десятая планета

      Георгий Иванович Антипов
      ОРТИС - ДЕСЯТАЯ ПЛАНЕТА
      Письмо первое
      Я - космический "заяц"
      Здравствуй, Степка! Я уже на Ортисе. Ортис - это название планеты.
      Как я попал сюда? Прилетел в космической ракете. Когда она стояла на ракетодроме, я незаметно забрался ночью в багажник, а утром - трах-бах! - и я в воздухе. И, пока меня заметили, Земля была уже далеко-далеко.
      А летел я здорово! Правда, когда я сидел в багажнике, я очень боялся, что меня найдут и оштрафуют как космического "зайца" на два миллиона рублей. Но всё обошлось как нельзя лучше. И, представь себе, как первого космического "зайца" космонавты окружили меня заботой и вниманием. Да что вниманием! Я был прямо нарасхват.
      Астроштурман мне звёздную карту в руки сует, Радист - с концертом ко мне по заявке. Повар угощает питательными таблетками. Врач не отрывался от моего пульса почти до самого Ортиса. А потом прямо в ракете начал писать научную работу "Обязательна ли тренировка для космических пассажиров?"
      Одни только роботы не обращали на меня никакого внимания. Впрочем, на то они и роботы, чтобы не замечать живого человека.
      Ты спросишь, как я перенёс невесомость. Скажу откровенно: невесомость мне не понравилась. Никакого веса: что куриное перо, что человек. Разве это справедливо? По-моему, у каждого человека должен быть всегда свой вес.
      На Ортис мы прилетели, оказывается, точно по расписанию. Сели очень хорошо, и все заспешили по своим делам - открывать, изучать, исследовать, а про меня все забыли. И кстати. Я даже обрадовался. Теперь я стал сам себе хозяин: куда захочу, туда и пойду, что понравится, то и буду смотреть.
      Ортисяне
      Не успел я решить, в какую сторону шагать, как меня окружили жители Ортиса. Взрослые ортисяне, конечно, увязались за нашим космическим экипажем, а меня осадили ортисишки-мальчишки.
      Смотрю на них - ничего удивительного. У них есть голова, руки, ноги. В одежде тоже порядок - штаны, рубашки. Только лопочут по-своему.
      Посмотрели мы так с ортисишками друг на друга, а потом меня кто-то спрашивает:
      - Может быть, ты по-русски говоришь?
      Я оглянулся: кто же так заговорил? А это, оказывается, электронный переводчик-маленький такой аппаратик, похожий на наш карманный фонарик.
      Какой-то ортисишка сует мне его под нос и всем видом показывает, чтобы я говорил. И я ответил:
      - Русский я. С Земли.
      Электронный переводчик залопотал по-ортисянски.
      И меня поняли! Ортисишки зашумели, загалдели, начали хлопать меня по плечу. Потом они подарили мне электронный переводчик, и я сказал им большое спасибо. Тут все снова начали аплодировать и кричать:
      - Мац-бац-кац! Ару!
      Пока они шумели, я разглядел моих новых друзей получше.
      Я заметил, что, хотя в одежде ортисян не было ничего особенного, носили они её по-своему. Пиджаки и рубашки были надеты задом наперёд. На головах что-то похожее на наши бескозырки. Но когда я пригляделся к одной бескозырке, то сзади у неё нашёл козырёк. Значит, это были не бескозырки, а фуражки и кепки, но почему-то надетые задом наперёд. Оказалось, что на Ортисе носить так одежду удобнее: в пальто и плаще не продувает. А козырьком лучше прикрывать не лицо, а затылок от солнечного удара.
      Моих ортисишек очень, видно, удивила наша привычка застёгивать пиджаки спереди. Они толкались вокруг меня, тыкали пальцами в мои пуговицы и показывали друг другу кулаки.
      - Из-за чего вы ссоритесь? - спросил я.
      - Мы и не думаем ссориться, - ответили они. - Мы не можем налюбоваться на твои пуговицы.
      - Зачем же вы грозите друг другу кулаками?
      - Мы вовсе не грозим. Мы хвалим пуговицы.
      Понимаешь, Степка, показать здесь кулак-всё равно что у нас большой палец.
      - Тогда чем же понравились вам мои пуговицы? - спросил я.
      - О-о! - зашумели ортисяне. - Это такое богатство! В наших коллекциях нет ничего подобного!
      - В коллекциях? Значит, вы коллекционируете пуговицы?
      - Только пуговицы! - ответило несколько ортисян. - После того как пуговицы были на Ортисе вытеснены замками-"молниями" и кнопками, наши коллекции больше не пополняются. А тут такое богатство!
      Недолго думая я оторвал от своего пиджака все пуговицы и тут же раздарил их.
      Но ортисян это только раздразнило. Они так жадно смотрели на мои пуговицы на брюках, что я не выдержал. Через минуту я остался без единой пуговицы. Тогда я взмолился:
      - Принесите мне из нашей ракеты какой-нибудь ремешок, а то я никогда не сдвинусь с места!
      Беседа с Кинечу
      Ремешок мне принёс самый маленький ортисянин, по имени Кинечу.
      - Ты не сердись на них, - сказал он, - разве у вас не собирают коллекции.
      - Собирают, - ответил я. - Есть чудаки, которые тоже пуговицами увлекаются.
      - Как ты сказал, "чудаки"? - спросил Кинечу. - Чудаки - это люди, которые коллекционируют?
      - Не все. А только те, что собирают пуговицы, обёртки от конфет и этикетки от спичечных коробок.
      - Чудаки! - закричал Кинечу своим друзьям. - На Земле вас бы звали чудаками!
      Ортисянам слово понравилось.
      - Чу-да-ки! Чу-да-ки! - весело кричали они хором.
      Я хотел сказать, что собирать коллекции пустячных вещей - дело не стоящее, но раздумал, чтобы не огорчать ортисян.
      - Послушай, - обратился я к Кинечу, - а ваши люди уже летают в космосе?
      - Нет, - ответил Кинечу.
      - А фиолетовые люди у вас есть?
      - Нет.
      - И зеленых нет?
      - И зеленых нет.
      - Но, может быть, гигантские ящеры или какие-нибудь там птицы-лягушки?
      - Нет, ничего такого нет у нас.
      - А рабы есть у вас? - спросил я.
      - И рабов нет, - ответил Кинечу.
      - Значит, и освобождать некого?
      Я расстроился:
      - Зачем же я летел к вам?
      - Но у нас зато немало другого интересного.
      - А ты мне покажешь?
      - Ладно... - согласился Кинечу. - Скажи, - поинтересовался Кинечу, - а сколько тебе лет?
      - Двенадцать, - ответил я.
      - О! Тебе двенадцать лет? - удивился Кинечу. - Такой маленький, и ты так много сделал!
      - Я ещё ничего не сделал.
      - А почему же тебе тогда двенадцать лет?
      - Ну потому что так родился. А тебе сколько?
      - Мне только семь! Я ещё ничего полезного не сделал.
      - Ну при чём тут полезное дело? Я ведь спрашиваю про возраст.
      - А я и отвечаю про возраст. Я ещё не много пользы принёс, вот потому мне и семь лет.
      В общем, мы еле-еле поняли друг друга.
      Оказывается, возраст ортисян считается не так, как на Земле. Они записывают в паспорта только те годы, в которые приносят пользу обществу.
      Но учёба тоже считается. Счёт как раз и начинается с первого класса. Ученикам шестого класса на Ортисе в основном по шесть лет. Но есть и старше. Это те, кто в свободное время трудятся или занимаются в двух школах, например в художественной или музыкальной.
      Чем старше ортисянин, тем больше полезных дел он совершил, а значит, тем больше его и уважают.
      Я сказал Кинечу:
      - Знаешь, а один мой друг имел бы здесь всего четыре года, так как его оставляли на второй год в пятом классе. А если ещё учесть, что он не ходит на школьные воскресники и не собрал и пуда металлолома, то подходит у вас к младшей группе детсада.
      Письмо второе
      Чудеса начинаются
      Привет с Ортиса! Итак, продолжаю.
      Мы двинулись в ортисянский город. Не прошли мы и ста шагов, как мне захотелось пить. Я сказал об этом Кинечу.
      - Пить? Сейчас. - Он стал рыться в карманах. - Нашёл! Вот, пожалуйста! - и подал мне таблетку величиной с пятак. - Пей!
      Легко сказать - пей. А что пить? Таблетку?
      - Пей, пей! У меня ещё есть, - улыбался Кинечу. Он и не догадывался, что мы пьём не таблетки, а воду.
      Сунул я таблетку в рот и сразу почувствовал, что рот стал полным воды. Я чуть не захлебнулся, но всё же проглотил. А воды опять полон рот. Я едва успевал глотать и с ужасом думал, что делать, когда напьюсь. Но вода вдруг больше не стала накапливаться, и мне осталось только поблагодарить Кинечу. На всякий случай я спросил:
      - А газировки в таблетках у вас нет?
      - И газировка есть. Одну минутку.
      И Кинечу опять полез в карманы, но я остановил его:
      - Не надо. Это я только так, для справки.
      Планета Ортис мне начинала нравиться.
      Город с первого взгляда тоже показался обычным: дома, улицы, скверы. Но я уже был учёным и внимательно присматривался и к домам, и к улицам, и ко всему, что встречалось на пути.
      И вот что увидел. Дома здесь не прямоугольные, как у нас, а восьмигранные. Окон нет совсем. Стены сделаны из прозрачной пластмассы. А что это значит? Это значит, что здесь об уличных футболистах заботятся больше, чем у нас. Здесь в футбол, раз нет окон, можно играть где угодно.
      Вот бы тебе сюда попасть, Степа!
      С другой стороны, видеть город без окон мне было как-то непривычно. Вдруг взбредет кому-нибудь в голову из ортисишек влезть в окно, а окон нету! И бумажных голубей пускать неоткуда. Да-а, посмотришь со стороны - не дома, а аквариумы. Но ортисяне живут - не жалуются.
      На улицах я не заметил ни одного сердитого. Идут все - улыбаются, разговаривают-смеются, прощаются-хохочут. И хоть бы один нахмурил брови!
      - Отчего всем так весело? - спросил я Кинечу.
      - Ортис - самая весёлая планета во всей Вселенной, - сказал Кинечу. Ортисяне никогда не плачут, никогда не грустят. Они только улыбаются и смеются. Но почему ты вдруг перестал улыбаться?
      - А зачем же без всякого повода улыбаться, - сказал я. - Это, наверное, трудно?
      - Нисколько! Это дело привычки, - с улыбкой сказал Кинечу и вдруг испуганно посмотрел по сторонам. - Улыбайся! Пожалуйста, улыбайся! Тебя уже заметили смехачи.
      И только он это сказал, как нас окружили ортисяне с плакатами и транспарантами: "Долой кислые физиономии!", "Смех для всех!", "Улыбайся! Ты принесёшь пользу не только себе, но и обществу!". Кинечу шепчет:
      - Это из клуба "Смехачей". Улыбайся! Они не отстанут, пока не рассмеешься.
      А на меня, как назло, будто столбняк нашёл. Никак не могу улыбнуться. В уме говорю себе: "Ну что тебе стоит?" - растягиваю губы, ничего не получается. А смехачи кричат:
      - Это фальшивый смех!
      Стало мне на них смешно смотреть, на этих весельчаков, я не вытерпел, заулыбался по-настоящему.
      Последний рёва
      Да, люди на Ортисе совсем не умеют ни печалиться, ни сердиться. А плач считается пережитком прошлого. С ним здесь борются так же, как у нас с религией или алкоголем.
      В прошлом на Ортисе читались такие лекции: "Плач-враг здоровья", "Плач и борьба с ним", "Смех и долголетие". Теперь на Ортисе никто не плачет. Ортисяне больше всего радуются и смеются. Можно подумать, что у них круглый год праздник. Правда, в городе каким-то чудом всё-таки сохранился один рёва. О нём известно каждому ортисянину, и вот что рассказал мне о нём Кинечу.
      Зовут рёву Лёсо. Ещё в школе никто никогда не мог выпросить у него ни резинки, ни карандаша. Все, например, идут в кино, а он - деньги в копилку. Все в очередь за эскимо, а он опять - деньги в копилку. Денег накопил целый сундук. А тут - раз! - деньги взяли и отменили. Насовсем! Сел Лёсо на сундук и такого рёву задал, что его едва водой отлили. Потом ему говорят:
      - Ну чего ты ревёшь? Ведь одеваешься, как все. И ешь теперь, как раньше короли не ели.
      А Лёсо, знай, хнычет:
      - В кино не ходил... Эскимо не ел...
      Смотреть на него съезжаются из самых дальних уголков Ортиса. Особенно часто в этот город приезжают артисты. Ведь на сцене всё должно быть правдиво, как в жизни. Значит, и плач должен походить на настоящий. А где его увидишь, если все улыбаются? Вот и приезжают артисты к рёве учиться. И стоит ему только с сожалением напомнить: "Да, много денег пропало!" - как Лёсо заливается слезами.
      После каждого сеанса артисты аплодируют ему. А то и руку пожимают благодарят.
      Правда, рёва от такого внимания постепенно зазнался, повеселел и стал реже плакать, и тут артисты перетрусили: а вдруг он совсем реветь перестанет?
      Но я думаю, страшного в этом ничего нет. Пусть тоже смеется. Он и так немало слёз пролил из-за своих денег. А рёву можно с Земли доставить - у нас они ещё не перевелись.
      Сонное царство
      Это случилось в первый же день, как я очутился на Ортисе. Идём с Кинечу по городу. Я, конечно, глазею по всем сторонам. Вдруг слышу звон курантов, а потом музыку, похожую на колыбельную. Смотрю, прохожие на улицах забеспокоились, засуетились. Одни торопятся занять места на скамейках, другие - прямо на газоны лезут. И устраиваются так, будто спать собираются.
      Не успел я и глазом моргнуть, как все уже спали. Спали прохожие и постовые. Спали водители и пассажиры. В магазинах - продавцы и покупатели. Остановились и троллейбусы. Замолчало радио. Потухли телевизоры. Настоящее сонное царство!
      Мой Кинечу тоже начал клевать носом.
      - Что случилось? - спросил я его с удивлением.
      - Тихий час, - успел ответить Кинечу и захрапел.
      Потом, когда тихий час кончился и все проснулись, Кинечу объяснил, что вместе со звоном курантов из отдела здравоохранения по городам и сёлам посылаются специальные сонные лучи.
      На меня, как на новичка, они подействовали не сразу (поэтому-то я и видел, как спали ортисяне). Но и я всё же не устоял перед сонными лучами и тоже вздремнул. Да так сладко, что Кинечу еле-еле растолкал меня. Славный он ортисёнок - этот Кинечу!
      Письмо третье
      Страна автоматов
      Ты послушай, Степка, какая техника на Ортисе! Автоматов здесь видимо-невидимо. Шагу не сделаешь, чтобы не столкнуться с автоматом. Автомат-регулировщик. Автомат-видеофон (не телефон, а видеофон: разговариваешь - и видишь с кем). Автомат-библиотекарь. До чего додумались ортисяне - даже автомат для очистки перьев изобрели!
      Так вот, шагаем мы с Кинечу по городу. Смотрю - боксёрский ринг у дома. Прямо на улице. Зевак немного, но боксёры работают на честность. Видно, соревнование ответственное. Судья, секунданты-всё, как у нас. И боксёры что надо! Бац-бац! Прыжок. Выпад. Бац! Тузят друг друга по всем правилам. Бросок. Глухая защита. Удар.
      Но что это? Уснул судья, что ли? Боксёры бьются три... пять... десять минут, а гонга нет. Я не выдержал и закричал:
      - Время-а-а!
      Но меня никто из зрителей не поддержал.
      А Кинечу, улыбаясь, сказал:
      - Время ещё не вышло. У нас раунд пятнадцать минут.
      "Ого-го! - подумал я. - А у нас на Земле три минуты!"
      Наконец ударил гонг!
      Боксёры отошли каждый в свой угол и... встали. Им даже стулья не подали!
      Тут из дома вынесли полотенца и начали массажировать... секундантов и судью.
      - Они что, в своём уме? - удивился я. - Или у вас не положено отдыхать боксёрам?
      - Сейчас и боксёры получат своё, - сказал Кинечу.
      И действительно, на ринг поднялись два ортисянина и подошли к боксёрам.
      И тут произошло такое, что я не поверил своим глазам. Грудные клетки боксёров распахнулись, и я увидел внутренности. Да, да, внутренности! Я увидел катушки! Массу катушек, переплетённых проводами. Увидел ряды лампочек и несколько десятков переключателей. И тут до меня дошло, что боксёрами были автоматы.
      Роботы-боксёры! Что им раунд в пятнадцать минут! Они могли бы тузить друг друга по целому часу. И массаж им, конечно, без надобности. Смазка другое дело. А секунданты - это вовсе и не секунданты, а конструкторы.
      Пока я смотрел на боксёров, судья пригласил на ринг одного из конструкторов и поднял его руку: победитель!
      Ортисяне, приветствуя победителя, начали хлопать его по плечу. Один из конструкторов стал расхваливать боксёров:
      - Роботы-боксёры - это огромный шаг вперёд в ортисянском боксе. Скулы не своротишь, глаза не выбьешь. А гайка какая вылетит - долго ли новой заменить!
      И невдомёк было конструктору, что одной гайки не хватало у него самого. Ведь бокс-то - это физкультура!
      Роботы слушали молча. Они как остановились после драки, так и стояли на своих местах с распахнутыми грудными клетками.
      И мне почему-то стало грустно...
      Есть на Ортисе и роботы-шахматисты. Только между собой они не играют, потому что не умеют нападать. Зато с ортисянами сражаются стойко. Как запрограммируют им какую-нибудь защиту Каро-Канна или Нимцовича, так хоть лоб у тех треснет от самых блестящих комбинаций - не пробьёшь.
      Ортисяне к железным шахматистам относятся с уважением. А по-моему, роботам в шахматах делать нечего. Нет у них выдумки. Будь моя воля, я отправил бы их на переплавку. В крайнем случае их можно было бы использовать в качестве роботов-полотёров или швейцаров.
      Но кое-какие автоматы ортисян мне определенно понравились.
      Например, звукособиратель.
      Звукособиратель
      О звукособирателе я ещё на Земле слыхал. Какой-то изобретатель-самоучка предлагал его одному бюрократу. Но бюрократ, понятно, отмахнулся. Иначе он и не был бы бюрократом! А здесь звукособиратели на каждом шагу: в квартирах, в классах, в театрах -в езде, где можно найти лишний шум. А работа у этого прибора - собирать звуки и перерабатывать их в электричество.
      Покричали, например, ученики на перемене - автомат соберет всё до единого звука. А сели на урок - нате вам свет. Сами старались.
      Я смотрел на это великое изобретение и думал: "Поставь-ка такой аппарат на перемену в нашей школе. За десять минут его так зарядят, что электричества хватит на троллейбусную прогулку по всему городу?"
      На уроках, когда вызывают двоечников, аппарат можно не включать. А если поставить звукособиратель на сборах или на заседаниях советов отрядов и дружин? Да речами на них мы смогли бы освещать всю школу!
      Или тот же стадион. Вот уж где попотел бы этот самый звукособиратель! Один Лёнькин свист смог бы зажечь лампу в тысячу свечей. Весь город после матча прямо сиял бы в огнях.
      Так что звукособиратель, по-моему, - изобретение стоящее. На Земле бездельничать ему не пришлось бы. Но ортисяне так увлеклись автоматами, что и не заметили, как перестарались. И тут я сказал им своё слово.
      Перочистка
      У ортисян так. Чтобы очинить карандаш-автомат. Вычистить перо от соринки - автомат. Пишет ученик на уроке и вдруг видит - волосок на пере. Что делать? Он просит разрешения подойти к автомату, включает его, опускает перо, нажимает кнопку и ждет, пока автомат не подаст ему перо без волоска.
      - Чудаки, - сказал я ортисишкам, - куда проще пользоваться перочисткой.
      - Перочисткой? - удивились ученики. - А что это такое?
      - Это несколько тряпичных кружочков, сшитых посередине, - ответил я.
      Но они ничего не поняли. За минуту я сшил им первоклассную перочистку и показал, как пользоваться.
      - Ару! - закричали ученики.
      У нас кричат "ура", а на Ортисе кричат "ару".
      - Ару! - закричали ученики и сейчас же сшили себе перочистки.
      Между прочим, интересный факт. Каждое выступление ортисян на собраниях, заседаниях, совещаниях заканчивается восклицанием "ару!". И всех выступающих здесь зовут аруторами. Я подумал: не от этого ли слова произошло наше - "оратор"?
      Но это мимоходом. Так вот, о перочистке. Когда я прощался с учениками, ко мне подошёл учитель.
      - А знаете, молодой человек, - сказал он, - в наших древних книгах упоминается о какой-то перочистке. Но наши учёные посчитали её инструментом для ощипывания гусей и куриц, которыми питались предки, и поэтому никому и в голову не пришло додуматься до такого гениального изобретения,
      С этого времени земная перочистка вытеснила автоматы для очистки перьев из всех ортисянских школ. А в местной газете "Ох", о которой я расскажу чуть позже, вскоре появилось сообщение:
      "За изобретение оригинального прибора для очистки школьных перьев, заменившего дорогостоящие автоматы, землянину Косте Вострикову присваивается звание Почётного члена Ортисянской Академии наук".
      Цветок ирвен
      Кинечу сказал:
      - Ты, кажется, парень с головой. Перочистку сам придумал?
      - Сам, - ляпнул я.
      Не удержался. Похвалили - я и рад стараться врать.
      Сказал "сам" и сразу почувствовал, что попал впросак. Кинечу каким-то чудом тут же догадался, что я соврал. Отошёл к окну, взял в руки горшочек с цветком и уставился на увядшие лепестки.
      - А ты правду сказал? - спросил он.
      "Наверняка какой-нибудь лжеулавливатель стоит рядом, - подумал я. - Что же делать?"
      А Кинечу даже улыбаться перестал. Смотрит на цветок и говорит:
      - На Ортисе никто никогда никого не надувает.
      - Хватит, - говорю, - не сердись. По глупости сболтнул. В первый и последний раз. Но как ты узнал? Ведь мог же и я додуматься до перочистки.
      - Ирвен. Он никогда не ошибается. - Кинечу показал на красно-белый цветок. - Он завял - значит, кто-то поблизости сказал неправду.
      - Этот цветок лжеулавливатель? - захохотал я. - Рассказывай сказки! Так я тебе и поверил!
      Кинечу обиделся:
      - Хорошо, тогда пусть этот самый ирвен угадает ещё раз.
      - Этот больше не сможет, - грустно сказал Кинечу. - Он погиб. И все цветы в этой комнате завяли. Мне стало стыдно. Погибло столько цветов! И хоть бы враньё было стоящее! А то из-за какой-то перочистки!
      Кинечу сходил в соседнюю комнату и принёс новый цветок.
      - А если ещё меньше совру, - спросил я, - ну, на самую чуточку?
      - Всё равно завянет. Ложь есть ложь, маленькая она или большая. Вред от неё всегда одинаковый.
      Мне стало жалко цветы, и я врать перестал.
      Кинечу рассказал, что развести ирвен ортисянам стоило огромного труда. Они и сами не знали, как часто лгали. Цветы гибли буквально на корню. Стоило только прийти ортисянам к кому-нибудь в гости, как в первые десять минут хозяин оставался без цветов.
      Тогда, чтобы сохранить цветы, ортисяне стали запираться от гостей. Те начали обижаться.
      И вот, чтобы проверить своих друзей, некоторые ортисяне стали носить цветок с собой. Разговаривают друг с другом, а сами поглядывают на цветок. Завянет - ссора. Каждый обвиняет во лжи другого.
      В общем, в первое время ирвен не столько пользы приносил, сколько вреда. Отъявленные брехуны вообще боялись высунуть нос на улицу. Ни к кому не ходили в гости, никого не пускали к себе.
      Одно время ирвен хотели ликвидировать с корнем, чтобы не перессорились все ортисяне, но самые честные всё-таки спасли цветок. И он выстоял.
      Труднее всего оказалось взрастить ирвен в школах. Мешали двоечники. Ответят невпопад - цветка как не бывало. Получалось так, что все ученики должны успевать, чтобы в классе спокойно рос ирвен. Развернулось соревнование за то, чтобы в каждом классе расцвёл ирвен. Дело было не из лёгких. Ведь надо было не только хорошо учиться, но и во всём быть честным. Ни разу никого не обмануть.
      Постепенно ирвен появился в каждом доме, в каждой квартире, в каждом классе. Сейчас им украшены улицы, скверы, сады. Если где-либо цветок почему-то завянет, его стараются заменить свежим, чтобы никто не говорил: "В этом доме (или классе) врут".
      Дорогой Степка, а не мешало бы такой цветок развести и у нас на улице. Наверное, сначала трудно будет - один твой Витька Софронов целую оранжерею за вечер может сгубить, но над такими могут взять шефство пионеры.
      Письмо четвертое
      Музыкальные рыбы
      Вообще музыкой на Ортисе увлекаются буквально все - от малышей до седобородых старцев. Но самыми универсальными музыкантами считаются рыболовы. Дело в том, что рыбу здесь ловят не на червяков, мотыльков и букашек, а прямо небольшими сачками. И подманивают к берегу музыкой.
      Каждая рыба любит свою музыку, свой инструмент. Например, плотвички, пескарики и прочая мелочь без ума от лёгкой музыки, особенно от фокстротов. Так косяками и собираются у берега.
      Рыбы покрупнее - окуни, лещи, язи - увлекаются романсами.
      А щукам подавай музыку побоевитей да поэнергичней. На наш "Танец с саблями" Хачатуряна они сами бы полезли на берег.
      Сомы признают только симфонии. Чтобы выманить пудового сома из-под коряги, рыболовы вынуждены объединяться в симфонические оркестры. Правда, иногда сом подходит всего на один-единственный бас. Рявкнет рыболов в медную трубу - сом тут как тут. Но на бас он идёт не всегда, а по настроению.
      Ерши-любители народной музыки и ловятся поэтому на любую. Ведь в каждой симфонии, в каждом фокстроте есть и народные мелодии.
      Композиторы, проведав об этом, стали проверять на ершах свои сочинения. Если ерши клюют - значит, сочинение достойное.
      Так что рыболов, чтобы не остаться без улова, должен разбираться во всякой музыке и играть на любом инструменте. Когда он едет по городу, все знают, что это рыбак. Через плечо - труба-бас (кто не мечтает о большой рыбине!). В футлярах, футлярчиках и просто так - скрипки, саксофоны, кларнеты и даже барабаны: будить налимов.
      Рыболовы на Ортисе - самый музыкальный народ. В беседах и лекциях так и говорят: "Занимайтесь рыбной ловлей. Повышайте музыкальную культуру".
      Да, Степка, чуть не забыл! Есть тут и свои рыболовы-браконьеры. Они пользуются слабостью рыбы к слезливой музыке. Стоит заиграть что-нибудь душещипательное, с надрывом, как вся рыба вокруг так ослабевает, что её можно брать руками. Такой вид ловли считается запрещенным. У браконьеров отбираются ноты, музыкальные инструменты и сачки.
      Вот почему музыка на Ортисе, в основном, весёлая и жизнерадостная.
      Письмо пятое
      Газета "Ох"
      Посылаю несколько вырезок из газеты "Ох" - "Ортисянский хроникёр". Что к чему, Степка, объясню тебе в следующем письме.
      ОБЪЯВЛЕНИЯ
      Искусственные кровеносные сосуды, внутрисердечные и ушные перепонки, а также готовые пластмассовые сердца отпускаются в неограниченном количестве по первому требованию нуждающихся. Обращаться по видеофону 12-34.
      В гостиницу "Космос" требуется швейцар с инженерным образованием, умеющий обращаться с новейшими конструкциями бытовых автоматов.
      МАМА СТИРАЕТ
      Дорогая редакция! В нашем звене есть пионер Мезон Куделкин, который всю домашнюю работу свалил на маму. Автокухня у него в полном беспорядке. Электрополотёр бездействует. Стиральный комбайн вышел из строя. Мезонова мама, возвратясь с фабрики, вынуждена сама готовить обед и стирать бельё.
      Элита Лаптева, Радий Сапожников.
      СОРЕВНОВАНИЕ НА ЛУЧШЕГО КРИКУНА
      ЧЛЕНЫ КЛУБА "НЕ ХОТИМ ТИШИНЫ!" ПРОВОДЯТ ОЧЕРЕДНОЕ СОРЕВНОВАНИЕ КРИКУНОВ ПО СЕКЦИЯМ:
      а) крикун классический,
      б) крикун-говорун,
      в) крикун-универсал.
      ЗАНЯВШЕМУ ПЕРВОЕ МЕСТО ПРИСВАИВАЕТСЯ ЗВАНИЕ "ЛУЧШИЙ КРИКУН". КРИКУНАМ-ГОВОРУНАМ И КРИКУНАМ-УНИВЕРСАЛАМ ПРЕДОСТАВЛЯЕТСЯ ПРАВО НА ВСЕХ СОБРАНИЯХ КРИКУНОВ ВЫСТУПАТЬ ПЕРВЫМИ.
      ЗА СПРАВКАМИ ОБРАЩАТЬСЯ В КЛУБ.
      ВНИМАНИЮ РОДИТЕЛЕЙ
      Бюро развлечений организует катание детей на "Спутнике". Продолжительность полёта вокруг Ортиса-2 часа. Космическими костюмами бюро обеспечивает.
      ПРОИСШЕСТВИЕ
      Санитарный пост 42-го квартала сообщил редакции, что вчера в 5 часов 31 минуту дежурным Тальком Присыпкиным была замечена муха. Неожиданно появившись перед самым его носом, муха покружилась, видимо намереваясь сесть не то на нос, не то на переносицу (растерявшийся Тальк не мог определить точно куда), но так и не села. После неудачного маневра муха скрылась в западном направлении.
      Как оказалось позднее, дежурный не имел при себе ни мухобойки, ни сачка, за что ему вынесено порицание.
      Сегодня на борьбу с мухой вышли все классы десяти соседних школ. Они вооружены новейшими мухоловками и акустодами - приборами, определяющими местонахождение мух по звуку, издаваемому ими в полёте.
      РЕДКИЙ СЛУЧАЙ
      Собственный корреспондент 765-й школы сообщает о редком случае. Ученик шестого класса Нейтрон Непомнящий явился в школу с неподготовленными уроками. На первой же перемене об этом стало известно всей школе. Совет учащихся потребовал от нерадивого ученика объяснения по телевидению. Нейтрон сослался на отсутствие нужной книги в городе. Но разве он не мог обратиться в соседний город или в Центральный Информарий и получить нужные сведения по видеофону?
      Случай с Нейтроном Непомнящим первый за последние несколько лет.
      ДЕМОНСТРАЦИЯ ТУНЕЯДЦЕВ
      На острове Сяртобол состоялась третья (в течение одного дня!) демонстрация бывших тунеядцев. Бездельники вышли на улицу с табличками "Не хотим праздной жизни)", "Требуем немедленного принятия закона о закрытии острова Сяртобол!", "Работы!".
      Срочно собравшиеся общественные суды решили, что бывшие тунеядцы и так наказаны слишком жестоко. Им не доверяли никакой работы в течение двух месяцев! Они заметно опустились, исхудали и находятся в крайне подавленном состоянии.
      Однако большинство судей согласились на том, чтобы в первые дни не давать им трудной работы. По мнению редакции "Ох", это решение вполне справедливо. Трудную работу надо ещё заслужить!
      Наш корреспондент связался с островом Сяртобол и попросил одного из демонстрантов высказать своё мнение по поводу решения общественных судей. Вот что тот сказал:
      - Мы, конечно, рады любой работе, даже самой лёгкой. Сидеть без дела это пытка, с которой едва ли что можно сравнить. Просим передать читателям наше пожелание никогда не попадать на остров Сяртобол.
      Письмо шестое
      Легко ли жить на Ортисе?
      Ну как? Понравилась "Ох"? Кстати, сами ортисяне зовут газету кто "Ох", кто "Хо". Одним больше нравится название "Ортисянский хроникёр", другим "Хроникёр ортисянский". Чтобы не обидеть никого из читателей, стали печатать оба названия: в левом углу "Ох", в правом "Хо".
      А теперь несколько слов о заметках.
      Ну, о пластмассовых сердцах это я только так. Послал для полноты картины. Ничего интересного. У нас тоже их делают. Правда, ещё не продают, но до этого недолго.
      А вот швейцар с инженерным образованием - это да! Да что швейцары! Кинечу сказал, что их дворник закончил медицинский институт и к уборке двора подходит по всем правилам науки.
      Но раз уж опять я пишу о достижениях ортисян, расскажу об интересном разговоре с Кинечу по этому поводу. Кинечу сказал: