Настоящая фантастика – 2013 (сборник)

– Она герметична, как и во время перелета в вакууме. Не протечёт. Сейчас мы её притопим, потом пошлём сигнал в Лесничество. На общей волне, чтобы нас с гарантией услышали поисковые партии. И смотаемся отсюда.

Как только вода подступила к её сапогам, Рея поспешно перескочила в катер. Она не любила тонущие космические корабли. Лив задержалась на пару секунд для того, чтобы широким красивым броском зашвырнуть пульт в озеро.

Утром, когда они увели катер на несколько километров ниже по реке, Лив заглушила мотор.

– Посиди ещё разок за штурвалом, – скомандовала она Рее. – Нам с этой спящей красавицей нужно поговорить.

Рея без слов подчинилась ей.

Лив перелезла на заднее сиденье, запыхтела, устраивая грузное тело подруги поудобнее. Та тихо застонала.

– Ева, дорогая, открой глаза, хватит спать. – Лив похлопала её по щекам.

Та послушно разлепила веки:

– Девчонки? Вы откуда здесь?

– Всё в порядке, дорогая, – спокойно сказала Лив. – У тебя была жёсткая посадка, и в голове немного перепуталось. А теперь скажи, когда ты пролетала над северным полушарием, ты видела большое здание? Очень большое – целый город, выстроенный по периметру окружности?

– Окружности? Периметру? У меня всегда двойка была по геометрии, ты же знаешь, Ливка, – пробормотала Ева. – А сейчас я спать хочу…

– Ты видела большую круглую серую дуру? Такую большую, что можно с орбиты заметить? – Лив повысила голос. – Стоит на возвышенности.

Ева вздрогнула:

– Ну что ты орёшь? Видела, видела, только отстань, пожалуйста…

– Что там в центре?

– Чаша…

– Какая чаша?

– Эта… стадион? Нет, стой, другое слово. Крутится… А… телескоп!

– Всё ясно, спасибо. Ну спи, дорогая. А когда ты проснёшься, то ничего не будешь помнить, потому что сильно ударилась при посадке.

Ева с готовностью уронила голову на грудь.

Лив устроила подругу поудобнее и снова перебралась на водительское кресло.

– Ты тоже ничего не будешь помнить, – сказала она Рее с улыбкой. – Пока не вернёшься к Смолинскому. А ему всё расскажешь.

– Ты знаешь Смолинского?

– А то! – усмехнулась Лив. – Блаароднейший старик!

– Погоди! Так что я ему расскажу?

– Что Лесничество строит на Плоскогорье Снов радиотелескоп.

– Господи, какая древность! А почему не на орбите? Так дешевле и проще…

– Значит, им не нужно, чтобы было дешевле и проще, а нужно…

– Спрятать? – вдруг поняла Рея. – На орбите ничего не спрячешь… И тогда тот исследовательский комплекс, про который ты говорила…

– Для прикрытия. Во всех смыслах. С орбиты их засечь невозможно, там летают только шаттлы Лесничества по определённым коридорам, но ещё нужно, чтобы мы не могли подобраться с земли. Скорее всего, они планируют установить там оружие.

– Получается, об этом телескопе никто на других планетах не знает?

– Точно. Скорее всего, именно Лесничество спонсировало террористическую группу, в которую входила наша Ева. И сам теракт был подготовлен с их ведома.

– Зачем? Нет… постой…

Как ни странно, но Рея чувствовала восторг. Мелкие факты, о которых она понятия не имела неделю назад, которые удивляли и раздражали её во время всего путешествия, теперь складывались в единую картину.

– Они хотят повысить режим безопасности в заповеднике?

– Правильно! – Лив кивнула. – Если бы Ева отравила болота, масам пришлось бы откочевать на равнины к западу. Жить там они совсем не приспособлены, их поголовье резко сократилось бы. Тут Лесничество начинает бить во все колокола и вообще закрывает планету для посещений. Не исключено, что выселяет нас. И можно заниматься своими делами без помех.

– А сейчас что помешает им так поступить?.. Ах да, какая я дура! – Рея хлопнула себя по лбу. – Наш сигнал! Они знают, что кто-то знает о цистерне, и будут вести себя, как паиньки…

– Хотя бы на время, – подтвердила Лив. – Кроме того, я утопила пульт. Им не удастся открыть цистерну «по ошибке».

– Интересно, с кем они хотят связаться в такой тайне? Ведь всё это затеяно явно не для того, чтобы изучать звёзды.

– Если бы знать. – Лив вздохнула. – Это сейчас самый интересный вопрос. У радиотелескопов антенны с узкой диаграммой направленности. То есть они не рыскают по всему космосу – они точно знают, с кем хотят связаться. И то, что они делают это втайне, не добавляет мне доверия к их адресатам.

– Ух ты, острия и бездны! Это правда серьёзно.

– Ничего. Не забывай, что утром мы вообще не знали о существовании радиотелескопа. Со временем всё выясним.

– А почему ты не сняла копию записей с компьютера Евы? Там наверняка были снимки…

– Потому что, когда специалисты Лесничества будут стирать записи, они поинтересуются, залезал ли кто-нибудь в коркомп. А поскольку выбор невелик, то… сама понимаешь… Вот я и выбрала старый добрый способ – посплетничать с подружкой. На допросе она ничего не расскажет, потому что ничего не будет помнить.

– Ты сдашь её Лесничеству?

– А ты видишь другой путь? Это война, Рея, – сказала Лив твёрдо. – Это снова война. И мы должны быть осмотрительными, если хотим выжить.

Рея зябко передёрнула плечами.

– Не знала, что ты такая. От тебя дрожь пробирает, как от мятной конфеты во рту.

– У меня два сына, – напомнила Лив. – Кстати, мне их скоро из садика забирать, так что давай отвезём поскорее нашу террористку…

Прохладный вечерний ветер мягко бил в лицо, принося сладковатый запах гнили и синих лотосов. Из воды, перед носом бота, поднялась стая белых ныряльщиков. Несколько минут они держались на буруне, потом с пронзительными криками взмыли в небо и заблистали в отражённом свете Мира.

«Как здесь хорошо, – с тоской подумала Рея. – Но война… Опять война!.. Правильно хоть, что я так и не собралась рожать…»

Владимир Марышев

Ключ

Одни колонисты выходили из жилого корпуса разболтанной походкой, не вынимая рук из карманов и насвистывая блатной мотивчик. Другие – скованно, насупившись, в предчувствии, что сейчас им окончательно отравят и без того неважнецкую жизнь. На площадке возле главного склада и те и другие под рявканье мордатых охранников выстроились в шеренги.

«Человек пятьдесят, – прикинул Шатун. – Что-то маловато…»

Это была едва ли двадцатая часть всей колонии. На площадку согнали явно не самых крепких – среди отобранной братвы выделялась габаритами лишь тройка амбалов. Остальные – так себе, были даже мозгляки, хотя по манере держаться – отчаянные ребята.

– Слышь. – Сыч тронул Шатуна локтем.

– Ну?

– Ну, ну… Как бы не донукаться. – Сыч поскрёб пальцами впалую щеку, словно всё ещё надеялся содрать намертво въевшиеся в кожу большие чёрные буквы «ТР». – Помнишь, что раньше было, когда так же выстраивали? А сейчас, думаешь, зачем? Чую, похоронить нас хотят в руднике. Нашли, гады, местечко, где порода самая ценная, да просто так не возьмёшь – для этого смертники нужны. Может, там радиация убойная, или микробы, что скафандры разъедают, или ещё какая хрень. День-два повкалывал – и в ящик. Они прикинули, сколько народу нужно, чтобы выбрать новую жилу перед тем, как сдохнуть. Вот мы и стоим, дожидаемся…

– Сдохнем так сдохнем. Только не верю я, Сыч. Много раз в дерьме тонул – выплыл. И сейчас выплыву. Да и остальных ты рано в жмурики записал. Послушаем сначала, что нам хозяин споёт.

– Что, что… Вышак объявит! – Сыч шмыгнул крючковатым носом, из-за которого и получил кличку, хмуро уставился под ноги и принялся ковырять ботинком выбоину в серой цемолитовой плите. Шатун машинально понаблюдал за его занятием, потом задрал голову и принялся разглядывать облака.

Обычно они стояли выше, но сегодня тяжело нависли над самым куполом, расчерченным на квадраты ребрами жёсткости. На Норне мало что радовало глаз, а облака были особенно уродливы – огромные бугристые зеленовато-бурые туши, похожие на бурдюки, вымазанные болотной тиной. Подходящее украшение для неба цвета разбавленной горчицы! Разбухнув до предела, бурдюки лопались, извергая потоки мутной отравы. Хорошо в это время под куполом – ему любые местные гостинцы нипочем. А вот на руднике, если обрушился ливень, страх пробирает до костей. Хоть и в машине сидишь, да ещё в скафандре – все равно поджилки трясутся. Скафандры, бывает, отказывают, да и с техникой разное случается…

– Дырку в небе проглядишь! – снова толкнув Шатуна локтем, зашипел Сыч. – Хозяин на тебя уже косится.

Бакай действительно стоял перед строем и разглядывал его из-под козырька надвинутой чуть ли не по самые брови фуражки. Глаза начальника колонии прятались в густой тени, так что косился он или нет – оставалось на совести Сыча. Рядом с хозяином, как всегда, торчал его помощник Скорик. По обе стороны от неразлучной парочки застыла охрана.

Подвернись Шатуну такая возможность, он свернул бы Бакаю шею не задумываясь. Чего с ним долго возиться? Но Скорика хотелось убить не сразу, а с мучениями, чтобы захлебывался визгом до самого конца. Как ещё поступить с последней гнидой, которая оскорбляет даже самую мерзкую в Галактике планету просто тем, что топчется по ней?

Хозяин – другое дело. Его судьба была хоть и извилистой, но понятной. Поговаривали, что много лет назад он служил на Земле в хорошей должности, пока не набил морду какой-то крупной шишке. Из-за чего вышла ссора, сказать трудно – мутная была история. И загреметь бы Бакаю в тюрьму, но наверху его ценили и придумали, как отмазать. Главное – убрать подальше с Земли, чтобы глаза не мозолил. Тут и подвернулся вариант с Норной, работать на которой охотников не было.

Ходили слухи, что Бакай не раз и не два просил о переводе в метрополию, но ему отказывали – желающих стеречь уголовников на проклятой планете по-прежнему не находилось. Деваться было некуда, и он якобы запил. Закладывал по-черному, когда никто не видит – и продолжал надеяться, что ему всё же дадут доработать до пенсии под голубым небом с жёлтым солнышком.

Что ж, когда тебя назначают на собачью должность – рано или поздно сам становишься цепным псом. Но Бакая извиняло то, что ему не оставили выбора. Со Скориком было иначе.

Этот вертлявый человечек с маленькой головой на тонкой шее и сморщенным личиком сделал карьеру странно, не по-людски. Когда-то он сам отбывал на Норне срок за то, что входил в нашумевшую гангстерскую группировку. Был мелкой сошкой на подхвате у босса, но лет десять ему вкатили. Как и все колонисты, Скорик горбатился на руднике, добывая драгоценный аммор. Работал старательно, с властью не пререкался, но и перед братвой ничем себя не замарал. А когда отмотал своё – огорошил всех, заявив, что хочет остаться в колонии. Пригляделся, мол, за столько лет к работе надзирателя и пришёл к выводу, что рождён как раз для неё.

После всех положенных проверок на лояльность Скорик принялся служить новым хозяевам. Столь же усердно, как до этого вкалывал на руднике, а потому недолго засиделся в рядовых надзирателях. И ненависть колонистов к нему росла с каждой новой должностью…

– Слушай меня! – начал Бакай. Голос его, и без того хриплый, за последнее время заметно подсел, что вроде как подтверждало разговоры о пьянстве. – К нам прилетают большие люди с Земли. Очень большие. Но не с инспекцией. Они хотят развлечься – посмотреть на мясо, которое само себя режет и поджаривает. Мясо – это вы.

Наступила такая тишина, что слышалось далёкое гудение регенераторов воздуха. Колонисты стояли как пришибленные. Шатун был тёртым калачом, но такого даже представить не мог. Доходили до него, правда, местные легенды, только он не верил. Он вообще мало чему верил.

– Про гладиаторов слышали? – продолжал Бакай. – Вот и побываете в их шкуре. Почему вы, а не другие? Да очень просто. Мы изучили личные дела – и отобрали тех, которые точно гостям скучать не дадут. Воевать будете на равнине к западу от купола. Она большая – есть где развернуться. Кто выживет – тому повезло. Кого прикончат – спишем. Сколько ни навалите трупов, отмашка на них уже получена, никто не докопается.

Он взялся за козырек фуражки и надвинул её ещё глубже, хотя казалось, что глубже уже некуда.

– Мог бы выгнать вас в одних скафандрах. Но маленький человечек против другого такого же – не то зрелище. Поэтому драться будете в ходунах. Кому-то достанутся тяжёлые, кому-то – полегче. Оружие получите – весь набор, что есть у охраны, плюс резаки для вскрытия пород. Только не вздумайте повернуть его куда не надо. Система контроля отследит каждый чих. Наказание за любой проступок – болевой удар, за повторный – смерть.

Система контроля вызывала у колонистов страх и омерзение. Подключали к ней просто: из штуки, похожей на короткоствольный пистолет, загоняли под лопатку крошечную капсулу – генератор импульсов. Если одна из понатыканных всюду камер наблюдения замечала, что «клиент» злостно нарушает порядок, капсула приводила его в чувство болезненным разрядом. Могла и убить, если такую установку получал командный пункт системы. Он был смонтирован в одном из отсеков аппаратного корпуса.

– И ещё, – помолчав, добавил Бакай. – Вы, я знаю, народ безбашенный, будете лезть на рожон, даже если есть один шанс из ста. Так вот, хрен вам, а не шанс. На случай, если система контроля даст сбой, вводится ещё один уровень защиты. Перед тем как получите оружие, сознание каждого перепишут в копию – дубль. Псевдобелковый суррогат. Точь-в-точь как человек, только живёт всего ничего – через трое суток расползётся, как дерьмо под дождём. А пока дубли бьются, настоящие тела, со стёртой личностью, полежат на складе за броневыми плитами. Тот, кого застрелят в дубле, умрёт навсегда. Тот, кто выживет, – вернётся в своё тело. Если, конечно, будет себя хорошо вести. Если нет – сгниёт за считаные дни.

По шеренгам прокатился тяжёлый вздох, похожий на стон. Услышав его, Скорик оживился.

– А вы на что надеялись, голубчики? – сказал он с гадливой улыбкой. – Я вашу братию насквозь вижу. Сам из таких – тоже когда-то мечтал о бунтах, побегах и прочей ерунде. Так вот, мечтать на Норне вредно. Поверьте мне, ребятки!

Шатун сжал кулаки. Шея у Скорика была тонкая – одной руки хватит, чтобы обхватить пальцами. И давить, давить, давить, пока у гада не вывалится язык. Эх, добраться бы как-нибудь…

Бакай пошевелил плечами, словно разминал их, сбросив давящий груз.

– Вопросы есть?

Строй молчал.

Бакай развернулся и пошёл к себе в административный корпус. Скорик, окинув «гладиаторов» странным взглядом, последовал за хозяином.

В ангаре было шумно. Гулко топали по полу, отрабатывая бег, прыжки и резкие повороты, двуногие стальные монстры. Их сервомоторы жужжали, гудели, а при максимальных нагрузках надсадно взвывали. На сумбур механических звуков накладывался людской гвалт.

Словечко «ходуны» прилепилось на Норне ко всем шагающим человекоподобным машинам. Но внутри этого семейства была своя градация. Огромных, приземистых, словно сгорбленных, горняков, вспарывающих скалы плазменными резаками, называли просто ходунами. Их втрое меньших человекоподобных сородичей – ходунками. И, наконец, ещё более мелких охранников – ходунцами. Среди последних различались управляемые модели (по сути, экзоскелеты в броневой скорлупе) и автоматы.

Шатуну достался ходунок что надо – новенький, с неизношенным механизмом. На него и смотреть было приятно – красавец, прямо-таки рыцарь в чёрных блестящих доспехах. Правда, без головы – она полагалась только надсмотрщикам-ходунцам. Вместо неё наверху была приплюснутая вращающаяся башенка с фотоэлементами, инфракрасными, радиационными и другими датчиками, которые требовались для работы на руднике.

Но плевать на красоту – в схватке она не поможет. Жить седоку или умереть, зависит от подвижности его машины и исправности оружия. С этим повезло на редкость. «Рыцарь» ходил быстро, повторял движения Шатуна почти без задержки и за всё время, что тот его гонял, ни одно из сочленений даже не скрипнуло.

Каждому ходунку придавался целый набор рабочих инструментов – фрезы, буры, плазменные резаки. Но сейчас в правое запястье «рыцаря» был вмонтирован боевой лучевик ИМТ2. Оружие, конечно, не самое грозное. Ходуна-тяжеловеса, к примеру, из него так просто не завалишь – надо целиться в сочленения и другие слабые места, а когда мишень движется, это дьявольски трудно. Зато поразить своего брата-ходунка, а тем более ходунца – проще простого. Главное – успеть нажать на спуск до того, как противник выстрелит в тебя…

Шатун выбрался из металлического брюха и высмотрел Сыча. Тот хлопотал возле видавшего виды грязно-жёлтого ходунка и непрерывно чертыхался.

– Ну, чего ты там? – спросил, подойдя, Шатун.

– Чего, чего… – Сыч сплюнул. – Ты-то вон какую игрушку получил, а мне подсунули старую рухлядь. Дребезжит, зараза, вот-вот развалится.

– Да ладно тебе. – Шатун пару раз пнул ходунка в коленную чашечку, прислушиваясь к звуку. – Нормальная машина. Сам дурака не сваляешь, так и она не подведёт.

– Ага, пой, пой, складно выходит. – Сыч шмыгнул носом. – Слышь-ка, Шатун… Ты мужик здоровый, по-любому крепче меня, и ловкий, как черт. Машина, опять же, – новьё. А там, на поле, соперника не выбирают. И если, значит, схлестнемся, то… Грохнешь, да?

– Вон ты о чём… Ну, грохну. А что, самому в ящик ложиться? К чему спросил – разжалобить хочешь? Дохлый номер, со мной не пройдёт.

– К чему, к чему… – Сыч ткнул себе пальцем в щёку, на которой чернели буквы «ТР». – Знаешь, что это за украшение?

Шатун знал. Было время, Сыч водился с лихими ребятами на Крании, но сильно перед ними провинился. То есть сам-то он уверял, что был абсолютно чист, да разве братву переубедишь? Быстро собрались, быстро вынесли приговор – засунуть живьём в утилизатор. А потом одному вздумалось пооригинальничать. Мол, взять и сразу замочить – это неинтересно. Давайте-ка мы лучше сделаем его живым трупом!

Идею приняли на ура, и Сычу тут же вывели на щеке биомаркером буквы «ТР» – сокращённо от «труп». Мерзостная штука этот маркер – след от него ничем не вытравить, даже пластическая операция не поможет. Сидит под кожей загадочная псевдоживая хрень и воспроизводит себя в раз и навсегда заданных границах…

Сычу дали пару часов на сборы, после чего объявили на него охоту. Пусть прыгает с планеты на планету, петляет, как заяц, запутывает следы – у кранийской братвы во всех обжитых мирах есть свои парни. И стоит кому-нибудь из них прочитать приговор на щеке у меченого, как тот из живого трупа превратится в настоящий. Через год, два, три, пять, но так будет. Трясись, бедолага, каждый день умирая от страха…

– Украшение знатное, – сказал Шатун. – Одного не пойму – как тебя с ним до сих пор не замочили. Чтоб на Норне – и ни одного кранийца?!

– Повезло. Видно, есть кто-то там, наверху – поберёг меня. Да и кранийцы, опять же, дьяволы хитрые, редко попадаются. Это я, как от них откололся, сразу сюда загремел. Так вот, Шатун… Дал я себе зарок – добраться до той сволочи, которой клеймом обязан. Через любые муки пройду, но доберусь. Он меня дождётся – тамошняя братва живучая. Вот тогда и сдохнуть можно, но пока этого гада не урою – не имею права.

– Дал зарок – выполняй. Я-то тут при чём?

– При чём, при чём… Я с тобой как с человеком хотел поговорить, а ты… Знаю, все равно застрелишь – дурак будешь последний, если пощадишь. Но душу-то я могу перед тобой вытряхнуть? Все годы молчал. Чего, думаю, зря болтать, вот выйду – пришью его, а дальше и жить незачем. А теперь чую – самого завтра пришьют. Не ты, так другой. Позабыли меня там, наверху…

Сыч снова шмыгнул носом и отвернулся.

«А ведь мы с ним оба дубли, – вспомнил Шатун. – Куклы на потеху толстопузой публике. Хорошо сделанные – даже носом шмыгать умеем».

Он зачем-то еще попинал жёлтого ходунка по ногам, хотя нужды в том не было, потом хлопнул Сыча по плечу.

– Ну, ты еще разревись тут! Человека нашёл… Человеки на складе лежат, дожидаются, кто из нас живым вернётся. А мы – синтетическое мясо, скоро жарить друг друга будем. Вот что, Сыч… Тебе, ясное дело, пожить охота – всего два года отсидеть осталось. А я пожизненное схлопотал. Сам знаешь, сколько на мне мокрухи. Как разборка, тут же найдут, где бы ни был, пушку в руки – и вперёд. Давай, Шатун, ты заговорённый, любого пахана завалишь, а самому – ни черта. И точно – ни черта не было. Зато сюда угодил. Ты на это, что ли, намекаешь? Мол, чем гнить здесь, пока вперёд ногами не вынесут, лучше мне сразу зажмуриться?

Сыч молчал.

– Нет, – оскалился Шатун, – я просто так не зажмурюсь. Смерть со мной давно рядом ходит, да все никак не встретимся. Вот и теперь разминемся. А пожизненное… Еще посмотрим, кто кого переживёт. Колония тут что – навечно? Всякое может случиться. Лет через десять кончится аммор – и прикроют всё к чёртовой матери. А там видно будет… Так что и ты надейся – до последнего. Больше мне нечего тебе пожелать.

Он снова похлопал Сыча по плечу и направился к своему ходунку.

Бакай вертел в пальцах дымчато-розовую пластинку аммора, похожую на чешуину огромной рыбы, и размышлял о том, как у земных чиновников возникла людоедская прихоть.

Норна – планета дрянная во всех отношениях, и аммор – единственная её ценность. Казалось бы, минерал как минерал, который можно синтезировать на Земле. Ан нет! Под воздействием местных факторов он приобрёл особые свойства, которые искусственно не воспроизводятся. А многим очень бы этого хотелось, ведь аммор – лучший материал для медицинских наноботов. Каким-то чудом он, порождение безжизненного мира, оказался идеально совместим с человеческими тканями.

Но аммора мало – всего одна причудливо закрученная жила, с разработкой которой вполне справляется контингент колонии. Его, контингента, для этого дела даже слишком много. Видно, там, наверху, большие люди подсчитали загруженность рабочей силы и пришли к выводу: десятка три колонистов можно без ущерба для производства вычеркнуть из жизни. А заодно – пощекотать себе нервы редким зрелищем, за устройство которого на любой другой планете попали бы под суд. Но на богом забытой Норне всё можно…

«Скоты, – думал Бакай. – Отрастили себе задницы в мягких креслах, вот и бесятся с жиру. Сами небось палец порежут – исстрадаются, а чужую кровь чего жалеть – её много, не убудет. Сунуть любого из них в эту дыру на год – весь срок бы выл, на коленях ползал, чтобы забрали обратно…»

Он бросил пластинку на стол, поднялся и прошёлся по кабинету. Его до сих пор душила злоба после разговора по гиперсвязи с Ромуальдсеном – главной шишкой из приезжающих. Бакай не мог, конечно, выдвигать условий начальству, но осторожно намекнул, что хорошая организация «гладиаторских боёв» заслуживает награды.

– Конечно, конечно, старина. – Пухлая физиономия Ромуальдсена на экране расплылась в улыбке. – На твой счёт переведут кругленькую сумму. Кроме того, получишь благодарность в личное дело – над формулировкой подумаем.

Бакаю показалось, что он ослышался.

– А как же…

Ромуальдсен нахмурился.

– Извини, дружище, нельзя хотеть слишком многого. Да и что тебе Земля? У нас ты был бы одним из, а на Норне – царь и бог. Целая планета в руках – я бы гордился, честное слово. Ну, до встречи, старина!

И он исчез с экрана, оставив собеседника в бешенстве.

Но бесись не бесись, а дело делать надо. Ромуальдсен с компанией уже через несколько часов приземлятся на космодроме. И если что-нибудь пойдёт не так – они «старину» не пощадят, отыграются сполна.

Бакай послал вызов заместителю и вышел из кабинета. Надо было, не полагаясь на рядовой персонал, лично проверить работу главных систем. А Скорик по этой части незаменим – у него звериное чутьё на любой сбой в отлаженном механизме под названием «Исправительно-трудовая колония 16MZ».

Дольше всего они возились в аппаратном корпусе. Скорик вертелся рядом с шефом на полусогнутых, тщательно осматривая, чуть ли не обнюхивая каждый блок. Когда-то его тщедушная фигурка мозолила Бакаю глаза, вызывая глухое раздражение. Потом он привык к своей «тени», но до сих пор не мог относиться к прыткому заму серьёзно. Шестёрка, она и есть шестёрка…

Наконец они добрались до отсека, в котором размещался командный пункт системы контроля. И тут случилось невозможное.

Оттолкнув шефа, Скорик метнулся в отсек, задвинул за собой дверь из прозрачной брони и вручную заблокировал её изнутри.

В первый момент до Бакая ещё не дошло, какую жестокую шутку сыграла с ним его «тень». Страха не было – только злость.

– Ты что это делаешь, мразь? – зашипел он в переговорник. – Рехнулся, что ли? Снова в каторжники захотел? А ну, выходи!

Скорик выпрямился во весь рост – и оказался неожиданно высоким. Как Бакай раньше этого не замечал? Привык видеть помощника подобострастно ссутуленным? Глаза на сморщенном личике смотрели дерзко, рот кривился в презрительной усмешке.

– Что, начальник, в штаны наложил? А я ведь всегда вас, гадов, ненавидел. Шесть лет прикидывался, шакалил у тебя, спину гнул – всё ждал момента. Вот и дождался. Конец тебе, начальничек, и всей твоей своре заодно.

Только сейчас Бакай с пугающей ясностью осознал, что «гладиаторы» уже сидят в ходунах – с оружием, полностью готовые к бою. И если отключить систему контроля…

– Убью! – прорычал он. – На месте шлёпну! Слышишь, ты, падаль!..

Скорик выпрямился ещё больше, хотя казалось, что это невозможно.

– Поздно будет, – коротко ответил он. После чего с непонятно откуда взявшейся силой выломал одну из стоек и принялся крушить аппаратуру. Бил остервенело, чтобы не оставить на главной панели живого места.

Бакай выхватил из кобуры лучевик и принялся стрелять в металлический прямоугольник рядом с дверью, скрывающий блокиратор. Рука тряслась, и всаживать заряды в одну точку поначалу не удавалось. Наконец посередине накладки стало наливаться жаром красное пятно. Раскалившись добела, оно прорвалось, и из отверстия пахнуло гарью сожжённой схемы.

Бакай толкнул дверь в сторону и, не дожидаясь, когда она откроется полностью, выстрелил в Скорика. Тот охнул, схватился левой рукой за грудь, а правую со стойкой занёс над головой, чтобы разбить еще один чудом уцелевший прибор. Но пальцы разжались, выронив железяку, и она со звоном упала на пол. Скорик согнулся пополам, харкнул кровью и начал медленно поворачиваться. «Зачем? – мелькнуло в голове у Бакая. – Хочет за миг до смерти увидеть панику в моих глазах?»

Но гадать о мотивах полупокойника не было времени. Бакай одним ударом сбил Скорика с ног и склонился над панелью. Система контроля погибла бесповоротно – чтобы понять это, хватило одного взгляда. Значит, вся надежда на то, что немногочисленной охране удастся опередить «гладиаторов». Надо нанести удар раньше, чем они организуются и превратятся из аморфной массы в реальную силу. Качество против количества…

Бакай выскочил из разгромленного отсека и побежал к административному корпусу. Ворвавшись в свой кабинет, он перевёл системы слежения за обстановкой в чрезвычайный режим и объявил тревогу.

Упражняясь перед боем, «гладиаторы» гоняли друг друга по огромному ангару. И так разошлись, что один ходунок, спасаясь от преследователя, выскочил за ворота. До получения команды на выход это было строжайше запрещено. Поняв свою промашку, седок инстинктивно сжался в ожидании болевого удара. Но прошла секунда, вторая, третья, а кара всё не наступала.

– Ну, чего застыл? – крикнул остановившийся в воротах соперник. – Так шарахнуло, что мозги спеклись?

– Ни хрена себе, – отозвался нарушитель. – Вообще не шарахнуло, прикинь! У них что, система контроля полетела?

Весть разнеслась по ангару мгновенно.

– А ну-ка… – К «первопроходцу» протопал другой «гладиатор». – Точно, братва! Накрылась их «следилка»!

Братва ответила ему рёвом восторга. Кто-то от избытка чувств выстрелил в потолок, а огромный ходун включил резак и полоснул по стене ангара. Увидев, что и это осталось безнаказанным, осмелели даже самые осторожные. Когда подоспели ходунцы охраны, две трети «гладиаторов» уже выбрались наружу, и загнать их обратно можно было только превосходящими силами.

– Сложить оружие! – раздался усиленный динамиками хриплый голос Бакая. – У системы контроля небольшой сбой, сейчас её восстановят. Тем, кто подчинится, сохраню жизнь, остальных перебьём как собак. И не забывайте, что вы дубли. Ваши тела у меня под замком, и пустить их в расход проще простого. Ну?..

– Туфту гонишь! – Один из ходунков, только что топтавшийся у ворот ангара, быстрыми шагами выдвинулся вперёд. – Братва, ничего они не успеют. Сейчас замочим их – и планета наша!

Он тут же подал пример – выстрелил в ближайшего ходунца. Тот оказался автоматом – даже с прожжённым корпусом не упал, лишь покачнулся и всадил в «гладиатора» ответный луч.

И началась бойня.

Шатуну всегда везло. Вот и сейчас, среди лязганья, скрежета, воинственных воплей и предсмертных хрипов, он всё ещё не получил ни царапины. Хотя «рыцаря» успели прожечь в трёх местах: ходунцы дважды попали ему в корпус и один раз – в ногу, повредив коленный механизм.

Повернув наблюдательную башенку, Шатун отыскал грязно-жёлтый ходунок Сыча. Он до сих пор держался на ногах, но сильно накренился и двигался судорожными рывками. Правая рука, с лучевиком, описывала странные зигзаги, а левая безжизненно свисала. Ещё недавно она заканчивалась внушительной клешнёй, однако сейчас из исковерканного запястья торчал только пучок синтетических сухожилий.

«Жив ещё», – облегчённо подумал Шатун. И сам поразился тому, насколько острым было желание, чтобы Сыч уцелел среди побоища. Казалось бы, что ему до него? Не ахти какие приятели: постоянно препирались, обменивались грубыми шутками, несколько раз даже серьёзно поцапались. А вот поди ж ты!..

Охранников осталось уже не больше половины, но никто и не думал спасаться. Побежишь – пяти секунд не пройдёт, как прикончат выстрелом в спину. Поэтому они сражались яростно и упорно. Чтобы не попасть под удар, быстро перебегали с места на место, а четверо крутились вокруг гиганта-ходуна и добивали его, жаля в уязвимые точки. Тот грузно поворачивался, как мамонт, попавший в западню, и пытался достать юрких врагов. Наконец получилось: какой-то из ходунцов зазевался, и резак великана развалил его пополам.