Люди в сером

Андрей Бурцев, Кирилл Юрченко

Люди в сером

…мы имеем множество фактов, собранных достойными доверия людьми. Факты эти указывают на присутствие каких-то сил, каких-то разумных существ, вмешивающихся в нашу человеческую жизнь.

К. Э. Циолковский

«Жители г. Петрозаводска явились свидетелями необычного явления природы. 20 сентября около четырех часов утра на темном небе вдруг вспыхнула огромная «звезда», импульсивно посылавшая на землю снопы света. Эта «звезда» медленно двигалась к Петрозаводску и, распластавшись над ним в виде огромной медузы, повисла, осыпая город множеством тончайших лучевых струй, которые производили впечатление проливного дождя.

Через некоторое время лучевое свечение прекратилось. «Медуза» обернулась ярким полукругом и возобновила движение в сторону Онежского озера, горизонт которого окутывали серые облака. В этой пелене потом образовалась круглая промоина ярко-красного цвета в середине и белая по бокам. Все явление, по свидетельствам очевидцев, продолжалось 10–12 минут.

Директор Петрозаводской гидрометеорологической обсерватории Ю. Громов сказал корреспонденту ТАСС, что аналогов в природе работники метеослужбы Карелии не наблюдали…»

«Известия», 23 сентября 1977 г.

«…Академия наук СССР более не может игнорировать, равно как и не может объяснить, аномальные явления, аналогичные тому, что наблюдалось в сентябре 1977 г. в Петрозаводске, в связи с чем просит организовать комплексные исследования аномальных явлений с подключением к работе организаций Министерства обороны и ВПК».

Из письма президента АН СССР академика А. П. Александрова, зачитанного на заседании совета Военно-промышленной комиссии. Кремль. Октябрь 1977 г..

Часть 1 Столкновение

Пролог

Леса Карелии 24 сентября 1979 г.

В палатку ворвался солдатик, стащил противогаз и застыл, словно не зная, к кому обратиться, лишь дышал как загнанный заяц. Мокрые волосы всклокочены, пот стекал по лицу и грязной шее. Все, кто был в палатке, замерли, разглядывая его, – немая картина «Приплыли».

Пробежав по фигурам, взгляд его вцепился в человека с окровавленной физиономией, почему-то сидевшего на полу, после чего солдатик испугался еще сильнее и его белые от ужаса глаза остановились, наконец, на крупной фигуре полковника госбезопасности, очевидно, где-то в подкорке застряли остатки Устава: «…обращаются к старшему по званию…».

– Что молчишь, твою мать?! Говори! – проревел полковник.

– Там… там… – прохрипел солдатик, тряся, как паралитик, рукой в сторону выхода, и выкрикнул: – Началось!

– П…ц! – прибавил кто-то из офицеров неуставное слово.

Полковник сориентировался первым, но не засуетился – командиру положено иметь выдержку. Он с грохотом отбросил легкий походный стул, одним движением одернул китель и, отдав распоряжение охране сторожить пленника, бросил через плечо: «Офицеры, за мной». Быстро двинулся к выходу. По пути критически глянул на костяшки пальцев, заляпанные чужой кровью, но вытереть было не обо что, так что он просто потер рукой руку, размазывая кровь.

Солдатик, видя, как на него, подобно танку, надвигается туша полковника, окончательно потерял голову Жалобно пискнув, он заметался у выхода, пытаясь напялить противогаз, помня, что нельзя покидать помещение с безоружными глазами: на стекляшки резиновой маски надеты были черные светофильтры.

Полковник легко, одним движением руки, отбросил солдатика в сторону. После чего, напялив защитные очки с такими же темными стеклами, как у бойца, – громоздкие, неудобные, но все же лучше, чем противогаз, – откинул полог палатки, чтобы выйти наружу.

Не мой это воин, не «безопасник», мельком подумал он, немного жмурясь от яркого света. Наверное, первогодок из срочников. На фига Петух вообще сюда регулярную часть притащил? Решил оттеснить меня, сука военная? Задавить массой? Два года назад не научился ничему! Да еще шпиона заслал, переметыша!..

На улице мысли разом вылетели у полковника из головы. Несмотря на позднюю ночь, кругом было светлее, чем днем. Не просто яркий, а яркий на самом пределе переносимости свет с едва угадываемым голубовато-сиреневым оттенком заливал все вокруг и, казалось, пронизывал насквозь предметы и людей. И только благодаря темным стеклам, неземной этот свет не слепил, позволяя отчетливо видеть происходящее вокруг.

А происходило нечто непотребное. «Смешались в кучу кони, люди…» – эта некстати вылезшая из памяти строчка описывала открывшуюся его взгляду картину самым полным образом. Толпы людей в противогазах, рядовые и сержанты: драпанувшее из леса оцепление, догадался полковник, – беспорядочно носились взад-вперед, и было уже не разобрать, где военные, а где – свои, особая военизированная часть ГБ, да и разбирать некому. В пяти шагах от палатки какой-то лейтенант, размахивая пистолетом, что-то орал. Вернее, пытался орать, но от сорванной глотки из-под противогаза доносился один хрип.

Полковника больно ткнули в спину – это следом за ним вылезали из палатки офицеры. Полковник шагнул в сторону и обернулся.

– Прекратить этот бардак! – рявкнул он своим подчиненным. – Вернуть всех на позиции, собрать наших людей и – к объекту! Я буду там.

Он сунулся в соседнюю палатку, где обосновалось военное начальство. Еще не дойдя предчувствовал, что никого там не обнаружит, и, убедившись в этом, с побагровевшим лицом выскочил обратно. Пригнув голову и похожий на помесь танка с носорогом, ломанулся через метущуюся толпу. Свет стал слабеть, тускнеть, словно откручивали невидимую лампу, потом вдруг вспыхнул с новой силой.

В лесу было тихо. Паникующие солдаты – а что может быть хуже, чем паника среди вояк, где каждый чем-то вооружен? – остались позади. Полковник не боялся заблудиться, потерять направление. За две недели, прошедшие с момента приземления здесь, посреди леса, чужой «тарелки», люди успели протоптать между нею, казенно именуемой «объектом», и палаточным городком неплохие тропы.

Полковнику не терпелось, его так и подмывало перейти на бег, но боязнь потерять достоинство если не в чужих – поскольку здесь никого не было, – то хотя бы в собственных глазах препятствовала этому, и он позволил себе лишь быстрый, при всей своей грузности, энергичный шаг. Впрочем, до места оставалось не более пяти минут такой ходьбы.

Пульсации света – он исходил от «объекта» – учащались. Иногда он совсем гас, так что приходилось идти наугад, впрочем, через десяток шагов свет разгорался снова. Это тревожило полковника. Он не знал, лучше это или хуже постоянного ровного свечения, но предпочел бы стабильность. Эта пульсация мешала думать, а ему требовалось срочно решить, что он предпримет, когда дойдет до объекта.

Значит, Петух уже там, зло подумал полковник, имея в виду своего коллегу по званию Петущенко, командира стоявшей по соседству ракетной части и прямого представителя Министерства обороны, на которого военные возложили со своей стороны ответственность за операцию. Полковник так и не успел, да и не сумел договориться с ним о совместных действиях. Впрочем, он сам крайне смутно представлял, какими должны быть эти действия, если не сказать, что не представлял их вообще. С самого начала было ясно, что на «летающую тарелку», по-научному НЛО, глаз положат оба ведомства. А полковнику истово претила любая совместная деятельность с вояками.

Авария у «тарелки» какая-то произошла или «закончился ихний бензин», не суть важно. Главное, две недели она сидит здесь, а вояки и гэбисты топчутся вокруг, не зная, что предпринять. Ни о каком скрытном наблюдении речь, понятно, не шла. Лес был нашпигован людьми и военной техникой, как семечками огурец, и не заметить этого не мог бы даже слепоглухонемой. Эти зеленые человечки небось сидят и хихикают про себя над суетящимися людишками, мысленно представил полковник.

Оборонку и военных в целом полковник презирал, в мощь и силу своей организации верил беспрекословно. Будь его воля, он не подпустил бы никого из Министерства обороны к объекту на пушечный выстрел. Но решение действовать совместно было спущено с самых верхов, и полковник даже мысли не допускал, чтобы в открытую оспаривать его. Однако намеки собственного начальства понимал хорошо и всеми силами старался сохранить за комитетом преимущество. После того как Петущенко пригнал сюда своих срочников и развернул палаточный городок, полковник, чтобы не уступать ему в силовом отношении, затребовал себе спецроту ГБ с полной боевой выкладкой, окружил объект своею доступной техникой. Второй городок ставить не стали, согласились на «совместном проживании». Патрули и скрытые посты вокруг объекта полковник выставил свои параллельно с вояками, не доверяя им ни в чем.

Что делать дальше, полковник не знал. Поначалу «тарелка», этот чертов НЛО, окружила себя силовым полем, не позволяющим подойти к ней на расстояние десяти метров, и казалась безмолвной и мертвой. На звуковые и световые сигналы никак не реагировала. Затем время от времени начала излучать свет, притягивающий к себе против воли, и за первые дни с десяток солдат, невзирая на поле – вероятно оно отключалось в этот момент, – ушли в этот свет, как будто она их всосала в себя.

«Чтобы высосать!» – подумал полковник, и его передернуло от представившейся картинки.

Вскоре выяснилось, что от этого злополучного приманивающего эффекта спасают обычные темные стекла, и люди больше не пропадали. Но с этого момента «тарелка», мать ее, начала излучать свет беспрестанно, как будто в расчете, что найдется какой-нибудь олух и скинет защитные стекла. Но солдатики и безопасники теперь даже в сортир боялись ходить без противогазов.

В общем, время шло. Ничего не происходило. И полковника все чаще подмывало самому сбросить ненавистные очки и кинуться в этот притягивающий к себе свет, как в омут, и надавать зеленомордым тварям по сусалам. Но только страх навсегда исчезнуть из этой жизни останавливал его…

– Стой, кто идет! – Резкий крик сбил его с мыслей. – Пароль!

Свет как назло притух, и полковник не мог разглядеть кричавшего.

– Какой пароль, дурак! – рявкнул он в ответ, смутно вспоминая, что до такого извращения в непосредственной близости к «объекту» вроде бы не додумался: куда ж еще строже! – Командира в лицо надо узнавать и по голосу…

– Стой, стрелять буду! – упрямо крикнул часовой.

Полковник хотел припечатать его каким-нибудь отборным матом, но не успел.

– Отставить, сержант! – раздался начальственный голос. – Свои…

Одновременно свет вспыхнул в «полный накал». Лес застыл в этом сиянии, волшебный, неземной, зачарованный, где ясно был виден каждый листочек, каждая хвоинка, и все – неподвижное, замершее, будто окаменевшее в пронизывающем свете.

На тропинку вышел Петущенко, тоже в защитных очках – полагалось по статусу. За ним маячил сержант в противогазе и с «Калашниковым» наперевес. Лычки у сержанта были гэбистские.

Полковник зло сплюнул в траву. Его чуть было не шлепнул собственный подчиненный. Переметнулся, падла…

Ни слова не говоря, он прошел мимо, лишь бросил взгляд на часового. Естественно, сержант не увидел выражение его глаз сквозь темные стекла, но по напряженным мускулам лица мог прочитать свою собственную незавидную судьбу. Но не сейчас он с ним разберется. Потом. «Когда все кончится».

– И что тут у нас происходит? – спросил полковник, глядя в упор на Петущенко, словно тот обязан был отчитываться перед ним.

Тот снял фуражку, зачем-то пригладил и без того аккуратную прическу и вернул фуражку на место.

– «Тарелочка» активировалась, – сказал он, чуть усмехнувшись, и добавил: – Как сами можете видеть.

– Вообще-то я спрашиваю, какого хера ты здесь делаешь?!

– Напомню вам, товарищ полковник, что мы командированы сюда вместе.

– Тебе одного раза не хватило?.. – Полковник с трудом сдержался, чтобы не назвать коллегу тем самым петухом. – Зачем шпиона подослал?!

И он машинально погладил все еще ноющие костяшки пальцев на правой руке.

– О чем вы?! – с возмущенной невинностью уставился на него Петущенко.

Полковник чувствовал, как лицо его наливается кровью. Руки сами собой сжались в кулаки.

Он вдруг заметил вышедшие из леса фигуры солдат, но не срочников, а, судя по камуфляжам и манере передвигаться – отборных десантников. Они направлялись сюда строгими цепочками, и командовали ими совершенно незнакомые ему офицеры, тоже в камуфлированных костюмах.

«Все-таки переиграл, сука…»

Между деревьями и, казалось, сквозь деревья лились мощные потоки молочного света с сиреневым отливом. На траве и листьях искрилась и вспыхивала предутренняя роса. Тропинка огибала небольшой, аккуратный такой буреломчик и выходила на поляну, большую часть которой занимало голубовато-сиреневое пятно, сквозь него ничего не было видно – именно там находился источник света.

Полковник решительно шагнул на поляну.

– У кромки свечения начинается поле, – предупредил его Петущенко. – И дальше не пройти – не пускает.

«И это он мне рассказывает?!»

Полковник сердито отмахнулся. Как работает поле, он видел не раз за эти две недели. Они упорно пытались проникнуть сквозь него, но только человек с беззащитными глазами мог беспрепятственно исчезнуть в этом свету, что, скорее всего, означало верную погибель. А так – они и солдатиков посылали, и даже «газик» умудрились по этой тропинке пригнать – все без толку. Нечто невидимое, неосязаемое просто не давало ни проехать, ни пройти дальше определенной черты. Никакие ухищрения не помогали.

Полковник снова представил себе, как веселятся сидящие в «тарелке» инопланетные твари, и в бессильной ярости стискивал кулаки. Откуда взялась в его воспаленном воображении эта картина, почему он был уверен, что твари вообще способны веселиться, полковник и сам не знал, но не мог избавиться от этого навязчивого, постоянно возникающего образа.

– Они что, улетать собираются? – задал он риторический вопрос.

– Может быть, – хмыкнул Петущенко. – А может быть, наоборот, аварию исправить не удалось и сейчас ка-а-к…

Словно предвидя его опасения, кто-то из срочников проорал вдруг:

– А-а-а-а! Сейчас взорвется!!! – и бросился бежать.

Но прибывшие десантники быстро остановили панику.

– Я бы посоветовал тебе убрать отсюда лишних людей, – сказал полковник. – Еще неизвестно, чем это все кончится.

– Могу лишь сказать вам то, что уже говорил.

– Ты еще за это ответишь, – с бессильной злобой выдавил полковник.

Он замолчал, глядя через плечо Петущенко.

Тот обернулся. Из кустов, окаймляющих поляну, выходила еще одна группа солдатиков с автоматами наперевес. В беспощадно-ярком свете они казались не людьми, а какими-то загадочными существами.

– Сколько их еще у тебя?.. – зарычал было полковник, но тут же осекся.

– Это не мои, – качнул головой Петущенко. – Отставить! – гаркнул он солдатам хорошо поставленным командирским голосом.

Это не произвело никакого впечатления. Солдаты выходили на поляну, будто не слыша его. Один солдат, проходя мимо, сильно толкнул полковника и даже не заметил этого. Лицо его было спокойно, в широко открытых глазах отражалось голубое сияние.

Только сейчас остолбеневший полковник понял – они ведь без противогазов, без очков! Возможно, это именно те исчезнувшие солдатики!

Полковник заметил, что сюда спешит его группа. Однако бойцы ГБ стали в тупик, увидев незнакомых солдат в камуфляжах. Вроде свои. И эти свои… Кто враг?

Да и десантники тоже, вместо того чтобы остановить вышедших из сияния «возвращенцев», пропустили, растерянно оборачиваясь на их спины.

Двигаясь плавно и неторопливо, находящиеся будто под гипнозом солдатики окружили сияние по периметру защитного поля «тарелки», развернулись и направили автоматы на источник света, невзирая на стоявших перед собою людей. Дружно, как по приказу, щелкнули затворами.

– Бля-а! – заорал полковник, сообразив, что сейчас произойдет. – Стоять, суки! Не стрелять!

Петущенко толкнул его в кусты, сам упал рядом. И вовремя. Ошеломленный внезапным падением, полковник едва успел поднять голову, как был оглушен прорезавшими тишину ночного леса звуками пальбы.

Все было как во сне, как в замедленной киносъемке. Полковник смотрел, как из спины ближайшего к нему рядового вылетают фонтанчики крови – очередь из «Калашникова» с близкого расстояния пробивает человека насквозь. Смотрел, как падают, раскинув руки и роняя оружие, те солдатики, вставшие неизвестно по чьей команде в это странное оцепление. И понял, что в них тоже стреляют – уже другие бойцы, безопасники и десантники. Но стреляют неосознанно – лишь бы куда, и даже не пытаясь понять зачем. И друг в друга тоже.

Все это происходило бесшумно, как в кошмаре, и потому еще более страшно. Потому что ему тоже захотелось присоединиться к ним – и стрелять, стрелять лишь бы куда…

Потянувшись за пистолетом, Полковник вывернул голову. Рядом пытался встать с земли Петущенко, но почему-то руки его подгибались, и он раз за разом падал лицом в мох. Из уголка его рта стекала струйка крови, размазываясь по подбородку.

И по-прежнему стояла тишина, какой не бывает в действительности, и все сильнее что-то давило в уши, до боли, по помутнения в глазах. Полковник тоже захотел встать, но только бессильно забарахтался на земле. Выронил пистолет и уже не мог его найти. Петущенко рядом замер и не двигался – то ли потерял сознание, то ли просто выбился из сил. Изнывая от боли, полковник провел правой рукой по уху, ничего не нащупал, но ладонь стала красной от крови.

И только тогда полковник сообразил, что никакой тишины нет, что все заглушает ужасный, адский, рвущий тело звон, исходящий из сияния посреди поляны. Сияние это уже не было ровным, оно пульсировало все быстрее и быстрее, и в такт ему пульсировал звон, заглушавший все остальные звуки.

Каким-то образом полковник умудрился встать на колени, когда свечение, не переставая пульсировать, вдруг оторвалось от земли и стало медленно и плавно подниматься в воздух. Пульсации, работавшие уже как вспышки прожектора, не прекращались, и в секунды наименьшей интенсивности света можно было разглядеть темные покатые бока «тарелки».

– Улетает! Улетает!.. – прохрипел полковник.

Свечение уже поднялось на высоту сосновых крон, звон ослабел, и сквозь него стали пробиваться отдельные звуки – хрипы, кашель, стоны. По всей опустевшей поляне корчились люди, пытались встать, пытались ползти и просто лежали, скручиваемые жестокой судорогой. По мере отлета «тарелки» становилось все темнее, и полковник даже радовался, что не различает лиц пострадавших. Нет, ему не было жаль их – тех, кого он привык иронически-уничижительно называть солдатиками. Они и были солдатиками, пешками в играх взрослых дядей из различных ведомств. Просто полковник брезговал, как ни странно, чужой кровью, хотя мог, особенно не задумываясь, пустить ее подчиненным, если того требовало дело.

Одновременно полковник представил, что творится в лагере, если туда дошла эта странная волна, и у него потемнело в глазах от мысли, что скажут в Главном управлении и какие последуют выводы. Теперь уже ясно, что ни контакта, ни «тарелки» не будет, и, разумеется, опять станут искать виновного, хотя понятно и ежику, что виноваты вояки из МО. Будь он один, то сделал бы все по-другому, элегантно, умно. Но как получилось – так получилось. Поздно жалеть…

Полковник откашлялся и сплюнул в траву кровь. В уши уже не давило. Звон удалился, превратившись в тонкий комариный писк. На поляне хрипели и стонали раненые и пострадавшие. Сил не было. Хотелось упасть и лежать, ничего не делая, и пусть все катится в тартарары. И еще его наполняла дикая злоба на всех и на все. Злоба, переходящая в неуправляемое бешенство, потому что ничего не изменить и не исправить…

Он заметил, что в лесу уже не темно – забрезжил рассвет. И вдруг увидел на том месте, где стояла «тарелка», странные фигуры, похожие на людей в непонятном облачении. И он понял, что это не люди. Они приближались, равнодушно проходя мимо корчившихся на земле солдат.

«Они не могут здесь быть – ведь „тарелка“ улетела…»

Но эту мысль полковник уже не успел додумать. От какого-то непонятного внешнего воздействия разум его вдруг скукожился, свернулся в комок и отступил куда-то, освободив место примитивным рефлексам, и полковник уже ничего не понимал и не видел.

Петущенко, перед тем как с ним случилось то же самое, немного приподнявшись на локте, увидел, как полковник с внезапно оглупевшей, багровой физиономией, стоя на коленях, издает рычащие звуки и рвет окровавленными кулаками мягкий мох.

Часть 2 Начало

Пролог

За два года до описываемых событий.

Сентябрь. 1977 год

Утопший в реке «москвич» обнаружили случайно воскресным утром. Работники соседнего от Карельска тракторного хозяйства перегоняли с полей технику и решили срезать путь. Ранним утром они двинулись колонной прямиком на Чернушкин брод, где и нашли машину – немного в стороне от спускавшейся в реку разбитой колеи. Из-за скверной дороги легковушки в тех местах давно перестали ездить, и было отчего прийти в удивление мужикам, когда они увидели торчавшую из-под воды крышу. Сквозь открытые окна холодная мутная вода лилась по салону автомобиля, но водителю и пассажиру, что находились внутри, было уже все равно.

Вскоре вся округа знала о случившемся. Из города приехала милиция. Собравшихся зевак из ближнего поселка разогнали, а оба трупа увезли в районную больницу, где они пролежали в морге почти сутки, пока занявшийся этим делом следователь Варенцов пытался составить хоть какую-то картину случившегося.

В маленьком городе подробности любого ЧП обычно становятся всеобщим достоянием и если искажаются, то редко, но в этот раз все случилось иначе, и дальше слухов дело не пошло. На следующий день после случившегося в Карельск прибыли какие-то важные люди. Поговаривали – из самой столицы. Опер Варенцов отбыл с ними в Петрозаводск и вернулся домой только на вторые сутки. Те люди, которые знали его до этой истории, не могли понять случившейся с ним перемены. Несколько дней кряду, и в полном одиночестве, Варенцов пил горькую, хотя давно завязал с этим делом. А если кто пытался вытянуть его на разговор, того ожидала страшная многоэтажная ругань и угрозы «выпустить кишки», отправить туда, где «черти самосад жгут». В конце недели мать бывшей жены нашла Варенцова мертвым. По старой памяти добрая теща заглянула проведать страдальца. Дверь была открыта, в квартире полный кавардак, а сам Варенцов лежал на кухне возле батареи отопления. «Перепил и ударился головой о чугунный радиатор…» – так решили его коллеги и даже не стали заводить уголовного дела.

Но это была не единственная загадочная смерть.

Патологоанатом Василий Чиркин работал в «районке» и по роду своей деятельности сотрудничал с милицией. Именно он занимался вскрытием трупов, найденных в «москвиче». В тот же день, что и Варенцов, Чиркин был найден мертвым на рабочем месте. Врачи сошлись во мнении, что у него случился инсульт – такое иногда и с молодыми бывает.

Если кто-то и пытался сопоставить оба этих трагичных случая и связать их с тем самым загадочным автомобилем, неясно как попавшим на Чернушкин брод, где только тракторам дорога, то языком попусту молоть не стал. Именно так поступил Сергей Анисимов, лучший друг Чиркина. Уж он-то об этой истории знал больше, чем полагалось.

Анисимов с Чиркиным знакомы были несколько лет. В тот год им обоим исполнилось по тридцать девять каждому. Рано овдовевший Анисимов и хронический неудачник Чиркин считались друзьями близкими и особых тайн друг от друга не хранили. Например, Анисимов был единственным, кто знал о прошлом Чиркина больше, чем полагается просто знакомым: однажды друг Чиркин признался, что после мединститута несколько лет проработал кардиохирургом в одном крупном областном центре (город он не называл) – издавна была у него мечта спасать людей с тяжело больными сердцами. Отличным кардиохирургом считался Чиркин – специалистом, подающим особенные надежды, и даже метил в заведующие отделением. Но однажды случилось нечто чудовищное, больше походившее на рок судьбы. Две операции подряд закончились гибелью пациентов – сердце не удавалось запустить. Чиркин сделал перерыв. Но и следующий пациент был потерян во время операции. Василий клялся, что профессиональной ошибки с его стороны и членов его команды быть не могло, тут нечто другое, мистическое, словно три раза подряд под его скальпель легли пациенты, которым сам Бог отказывал в жизни. Но коллеги начали косо посматривать. Кто-то из завистников распространил слух, что Чиркин пьет, оттого, мол, и смерти эти. Давили с разных сторон конкуренты, давно метившие на обещанное ему место. А он и сам боялся вновь приступить к операциям. Переходить же в отделение экстренной хирургии, как советовали некоторые, Василий не собирался. Он и представить себя не мог врачевателем острых аппендицитов, панкреатитов и прочих желудочно-кишечных патологий. Опережая возможные пересуды, расследования и вероятные репрессии, Чиркин подал заявление об уходе, а вскоре и вовсе убрался в родной Карельск, где с горя предпочел заниматься трупами. Тем все равно, они не пожалуются. Только тогда он и начал пить, чтобы там ни говорили его прежние коллеги.

Несмотря на грубую, по меркам обывателя, профессию, прозектор Василий Чиркин был очень добрым и отзывчивым человеком. Даже к трупам он относился с редкостной почтительностью, считая себя единственным, кто еще может отдать последнюю дань усопшим не на словах, а на деле. Да и трупами он их никогда не называл – только «умершими».

В тот день, когда на Чернушкином броду нашли затонувший «москвич», Сергей Анисимов зашел к Васе Чиркину пригласить друга на день рождения дочери. Ксении исполнялось шесть лет.

Как и договаривались, Вася пришел к ним домой вечером следующего дня. Сильно поддатый. Но, поскольку он был лучшим другом отца именинницы, никто и словом не обмолвился. Когда после чествования Ксюши меж соседями и друзьями начались разговоры за душу, Чиркин попросил Сергея выйти с ним на улицу.

Слишком уж заговорщицкий тон был у пьяного друга, который явно хотел что-то рассказать, да, видно, не знал, с чего начать.

– Слушай, Серега. Я тут одну штуку обнаружил. Не знаю, поверишь ли…

Анисимов удивился неловко возникшей паузе, как будто друг его Чиркин сомневался, стоит ли продолжать. Что же такое может рассказать Вася? Что клад нашел, зашитый в одного из своих «пациентов»?..

Это предположение оказалось недалеко от истины.

– Ты слышал, на Чернушке машину нашли с утопленниками? – спросил Василий.

– Слышал, – ответил Сергей. – Жалко мужиков. И какого хрена они туда поперлись?

– Да, теперь уже не спросишь, – согласился Чиркин. – А я, знаешь ли, сегодня в обед вскрыл одного. – Он как-то тоскливо хмыкнул. – Не поверил, что утопли, даже если бродом ошиблись. Там же вода чуть выше пояса, сам знаешь. Чего им стоило из машины выбраться?..

– Это точно, – нетерпеливо кивнул Анисимов. Вася по давней привычке своей тянул с главным, и Сергею очень хотелось узнать, что же такое тот обнаружил. Даже не из любопытства, а сколько подозревая, что Чиркин не станет наводить интригу из пустяка.

– Так вот, я обнаружил нечто такое, что в голове не укладывается…

– Какое, ну? Не тяни.

– А такое… – Василий раздраженно повысил голос. – Ты что-нибудь в кардиохирургии понимаешь? Хотя бы маленечко?

– Не… не понимаю. Но если хочешь, валяй, объясняй.

Чиркин махнул рукой:

– A-а, все равно… Кому-то ведь надо рассказать. Сначала хотел с коллегами из области посоветоваться, да передумал…

– Да ты объяснишь, наконец, чего ты такой дерганый? – потребовал Сергей. – Что ты нашел?

– Я таких операций не видел и не слышал, чтобы так умели делать! – выкрикнул Вася.

– О чем ты?

Чиркин всхлипнул:

– Серега, ты друг мне самый лучший. Может быть, подскажешь, как мне поступить? – Он вдруг захныкал, в голосе его проявились знакомые нотки закоренелого страдальца.

Сергей встряхнул друга за плечи, и тот начал говорить. Путано, несвязно, сквозь пьяные слезы:

– Послушай, Сережа, я знаю, как делают подобные операции. Допустим, когда у человека… Ну, от инфекции разрушается клапан в сердце. Чтобы восстановить функциональность, его можно заменить протезом. Для этого нужно вскрыть грудину, остановить сердце, рассечь аорту и, к примеру, вшить… – Чиркин немного отстранился и выкатил глаза: – Но тут ничего подобного! Ни единого рубчика, ни на груди, ни в сердце, ни одного следа, а клапан меж тем – искусственный. Механический!.. Знаешь, его как будто вырастили там, внутри! Он словно родной. Представляешь?!.. А сам клапан… Он идеален! Я ничего подобного себе представить не мог…

Потребовав более доходчивых объяснений, Сергей, который и сам был нетрезв, постепенно начал понимать, о чем говорит Чиркин.

У одного из мужчин он обнаружил в сердце механические клапана. Не примитивные шариковые, и даже не современные створчатые, что только начали производить на Западе. А гораздо более совершенные, полностью воспроизводящие естественную форму клапана, сделанные из непонятного серебристого материала, по цвету похожего на металл, но достаточно гибкого, как и положено створкам естественных клапанов. Эти клапаны составляли единое целое со стенками аорты, будто плавно истекали из нее, не было ни единого намека на строго очерченные границы, как это должно быть у любого механического протеза. Получается так, словно у человека тяжело болело сердце, отчего изъело створки родных клапанов, и кто-то неизвестный провел операцию, которая не снилась современным хирургам. Без разрезов и швов. Но Чиркин разгадал еще одно уникальное свойство материала. Рассказывая об этом, он даже прочел Анисимову небольшую лекцию. Обычно при установке клапанного протеза больной вынужден всю жизнь принимать антикоагулянты, лекарства, разжижающие кровь, поскольку без них обречен умереть от тромбоза. А все оттого, что организм воспринимает механический имплант за чужеродное тело и начинает усиленно вырабатывать тромбоциты. Но клапаны того мужчины были идеально чисты: ни единого намека на указанный побочный эффект, да и в крови никаких признаков того, что погибший принимал антикоагулянты.

Все эти факты и потрясли Чиркина, едва не доведя до шока.

– Понимаешь, Сережа, я же не дилетант, знаю современные разработки, читал переводную литературу, западную, но даже там ничего подобного не могли создать. Не могли! У него и разреза-то на грудине нет. Это вообще в голове не укладывается! Только шрамчик небольшой между ребрами, да и то не с той стороны, от какого-нибудь ранения наверно…

– А если они сумели? – спросил Анисимов.

– Кто? – недоуменно уставился на него Василий.

– Американцы…

– Может, ты еще скажешь, что тот мужик – американский шпион? – язвительно спросил Василий. – Я тебе говорю, что не могут, а ты свое гнешь!

– Ну а кто же это тогда сделал?

– Я бы и сам хотел знать… – вздохнул Чиркин.

И они ушли в дом допивать остатки спиртного.

Через неделю Васю нашли мертвым в собственной прозекторской. Сергей узнал об этом вечером того же дня, когда это случилось. А перед сном, часов около десяти, в квартире Анисимовых раздался звонок. Маленькая Ксюша побежала в коридор и по детской неосторожности сразу отворила дверь. И, хотя Анисимов приучал ребенка к строгому порядку (сперва позвать отца), он не испугался, услышав, как лопочет с кем-то дочь. Мало ли кто мог заглянуть – хотя бы соседка. В ту минуту он еще ни о чем не подозревал, никаких гипотез не строил. И лишь когда увидел в дверях незнакомого мужчину, сердце екнуло.

Мужик был в возрасте, крепкий в плечах, высокий, осанистый, видный из себя. Цивильный костюм, явно заграничный, рубашка, галстук, лакированные туфли. Впечатление официальности слегка портили небритые щеки, а еще по лицу было заметно, что незнакомец устал. Только всеми силами пытается это скрыть.

– Сергей Иванович? – обратился к нему незнакомец. – Учитель физики в девятой школе?

Анисимов кивнул и потянулся к дочери, схватил за маечку, чтобы оттащить к себе. Ксюша сопротивлялась – мужчина ей определенно понравился. А тот подмигнул ребенку, полез во внутренний карман и вытащил новомодную шариковую ручку с корпусом из прозрачной пластмассы и голубеньким стержнем внутри.

– Не возражаете? – спросил он Сергея, собираясь вручить ребенку подарок.

Сергей не возражал. Он только хотел знать, кто перед ним, и зачем пожаловал.

– Японская, очень тонко пишет, не мажет. В школу пойдешь, пригодится, – сказал незнакомец, протягивая ручку Ксюше.

Наконец гость выпрямился и произнес:

– Моя фамилия Иванов.

«Мог бы и Петровым назваться», – подумал Сергей. Хотя пускай будет Иванов. Какая разница.

– Не могли бы мы поговорить? У меня есть к вам несколько вопросов.

О том, как ведут себя сотрудники госбезопасности, Анисимов знал только из кино. В том, что это представитель всесильной конторы, теперь он даже и не сомневался. Пока его впечатления ничуть не расходились с шаблонными представлениями. Да и от знакомых (а те от своих знакомых) он слышал, что люди «оттуда» ведут себя очень уверенно и корректно. Поначалу, правда. Но, так как никаких темных дел за Анисимовым не водилось, да и времена теперь другие, он позволил себе расслабиться и пригласил Иванова пройти в кухню, а сам достал альбом для рисования, чтобы Ксюше было чем заняться. Девочка расположилась на диване и увлеченно принялась выводить новой ручкой по бумаге.

Пройдя в кухню, Сергей вспомнил, что мужчина не представил никаких документов. Преодолев смущение, он все же напомнил Иванову об этом упущении, на что гость ответил:

– В данной ситуации, Сергей Иванович, я представляю службу, которая, к сожалению, не выдает документов специального образца.

«Выходит, не гэбист?» – еще больше забеспокоился Сергей. Ему вдруг показалось, что лицо гостя знакомо. Карельск – город небольшой. Вполне могли где-то пересечься. Вот только где? Может быть, родитель какого-нибудь ученика?

Но гость не спешил развеять его сомнения и перешел к своим вопросам:

– Сергей Иванович, когда вы в последний раз видели Василия Чиркина?

– Васька умер, – почему-то именно так ответил Сергей. Словно ему неприятно было, что могли существовать причины, по которым кто-то чужой интересуется его погибшим другом.

– Вы уж меня простите, но… Сергей Иванович, вы не считаете, что кому-то могла быть выгодна его смерть?

Сергей вздрогнул.

«Выгодна смерть»… Обычно так говорят, когда считают, что произошло убийство.

– Вы полагаете, Василий умер не своей смертью? – осторожно спросил он.

– Разве я полагаю?! – несколько даже удивился собеседник. – Я в этом уверен.

– Уверены… – Анисимов не знал, что добавить к сказанному. И еще он понял – если сболтнет что-то лишнее, то впоследствии может серьезно пожалеть об этом.

– Уверен-уверен, Сергей Иванович, – повторил Иванов.

– Может быть, вы все-таки признаетесь, какую организацию представляете? – потребовал Анисимов. Его злило и то, как к нему обращался Иванов. «Сергей Иванович!» – так его звала в школе классная учителка, когда, помимо свежей двойки в дневнике, ей хотелось покрепче досадить ученику за не выученный урок. И отец, перед тем как дать ремня, тоже приговаривал: «Не повезло тебе, Сергей Иванович!» Так с той поры и ненавидел Анисимов, когда его называли по имени-отчеству, даже коллеги по работе. Быть может, потом, когда стукнет за сорок и того потребует возраст, он начнет относиться к этому проще. Но не сейчас…

– Я хочу знать, кто вы и откуда. В противном случае ничего говорить не стану.

– Ладно! – Иванов поднял руки. – Собственно, не за тем я сюда пришел. Глупо было устраивать этот спектакль… Хотите, я сам расскажу, о чем вы говорили с Василием Чиркиным несколько дней назад?

Сергей почувствовал, как по спине прокатилась дрожь.

– Валяйте, – он хотел придать голосу уверенность, что вряд ли удалось.

– Ваш друг обнаружил кое-что, что знать ему было не положено. Это была ошибка. Серьезный прокол с их стороны…

– С их стороны?! – непонимающе переспросил Сергей, но его удивление осталось без внимания.

Иванов продолжал:

– …Из-за этой ошибки поплатились жизнью два посторонних человека. Один из них был вашим другом. Другой – следователь, ведший дело о людях в утонувшей машине. Я, собственно, пришел с той целью, чтобы ничего страшного больше не случилось. Чтобы и вы не пострадали. Ваша маленькая семья. Весьма влиятельные силы очень заинтересованы в том, чтобы та информация, которую поведал вам друг, не стала достоянием даже ограниченного числа лиц. Понимаете, Сергей Иванович? Нетрудно установить круг тесного общения вашего товарища…

– А следователь Варенцов, – поинтересовался вдруг Сергей, – он тоже наткнулся на что-то странное?

И тут же понял, что своим любопытством фактически выдал себя. До этой минуты еще можно было отпираться, утверждать, что Василий ему никаких особых секретов не открывал, но теперь поздно. Однако по взгляду Иванова понятно было, что, если он считает, что был между Чиркиным и Анисимовым некий разговор, значит, так оно и есть. И явился неспроста – явно с каким-то предложением.

– Варенцов кое-что обнаружил в машине, – подтвердил его догадку Иванов. – Что, опять-таки, с точки зрения неких сил, он не должен был узнать.

Сергею не нравился этот разговор. А главное – ощущение опасности, которое усиливалось с каждым произнесенным словом. То, что он узнал от Василия, казалось таким ничтожным, таким несерьезным, чтобы из-за этого могли гибнуть люди.

– Все это кажется незначительным только на первый взгляд, – словно догадываясь о его мыслях, ответил Иванов. – Я хочу, чтобы вы воспользовались моим советом покинуть город, хотя бы на год. У вас, кажется, есть тетушка в Иркутске?

Сергей обомлел. О существовании тетки не знал никто из его знакомых. Но этот-то как проведал? И про «маленькую семью» – про вдовство – знает. Все знает! Досконально изучал, справки навел…

– Поезжайте к ней, – голос Иванова вернул его к действительности. – А я постараюсь запутать следы. Никто вас преследовать не будет. Завтра же поезжайте.

И была в голосе Иванова какая-то особенная настойчивость, будто он и в самом деле заботился об Анисимовых чисто из альтруизма. Но Сергей был не того характера, чтобы вот так соглашаться абы на что.

– Никуда я не поеду! – решительно произнес он. – Кто вы такой, чтобы мне указывать?

– Я понимаю ваше беспокойство. Но, поверьте, с того дня, как вы узнали то, о чем расссказал вам Чиркин, ваша жизнь изменилась. И уже ничего нельзя поделать. Единственное – поверить, что я друг. Я хочу, чтобы вы воспринимали меня именно так. Пообещайте, что сделаете, как я прошу.

– Ничего я не обещаю, – сухо ответил Сергей и замолчал, увидев на пороге кухни дочь, которой надоело рисовать в одиночестве.

Иванов (Петров? Сидоров?) улыбнулся подбежавшей к отцу Ксюше, которая держала под мышкой альбом.

– Ну-ка, что у тебя тут?

Она протянула альбом Иванову. Молчаливо поджав губы, Сергей тоже с интересом рассмотрел рисунок: небольшой дом с надписью «Школа», из окна выглядывает человеческая фигурка, над которой начертано «Папа», а внизу к школе с цветами шагает девочка, и с перевернутой буквой «ю» подписано: «Ксюша».

Девочка схватила его за руку и вместе с ним уставилась на гостя, изучая, быть может, еще пристальнее, чем отец.

Иванов отдал альбом Сергею.

– Не жалейте, Сергей Иванович, что вы не знаете, во что ввязались. Разумеется, не по своей воле ввязались. Так что лучше поезжайте, – он полез во внутренний карман и достал конверт. – Здесь деньги и билеты до Иркутска.

Иванов передал конверт Сергею и непритворно вздохнул:

– Да, втянул вас в историю Чиркин… Но, увы, с того, кто покинул нас, взятки гладки… Прощай, Ксюша! – Иванов протянул руку девочке и пожал ее маленькую доверительно протянутую в ответ ладошку. А Сергей испытал к нему благодарность, хотя бы за то, что гость ни разу не упомянул при дочери о гибели дяди Васи («Тот, кто покинул нас» звучит гораздо лучше «покойника»), как будто догадывался, что Ксюше, недавно потерявшей мать (и это он знал наверняка!), неосторожное упоминание о смерти доставит боль.

– Скажите… Не знаю, как вас по настоящему звать, – сказал Анисимов, выйдя проводить Иванова. – У меня стойкое ощущение, что, даже если я уеду, вы не оставите меня в покое.

– Как знать, Сергей Иванович. Как знать…

Впоследствии Анисимов часто вспоминал эти слова и тот момент, когда, стоя на лестничной площадке и вслушиваясь в удаляющиеся шаги, открыл конверт и увидел толстую пачку сторублевок. Огромная сумма – такой он сроду в руках не держал. Сергей стоял и раздумывал: порвать билеты и деньги в мелкие клочки, отчетливо осознавая, что Иванов от него все-равно не отстанет, или последовать совету незваного гостя? Единственный человек, за которого он переживал, была Ксюша, но какая-то уверенность насчет их будущего коренилась в душе: прорвемся! И было еще чувство уверенности, что этот «некто Иванов» не стал бы ничего предлагать, если бы был опасен…

Действительно, кто мог тогда знать, что спустя полгода Сергей Анисимов станет работать в той самой таинственной службе, которую представлял Иванов и которая носила весьма банальное на слух название – «Консультация».

Глава 1

Министерство обороны СССР. Из сообщений по отделу внешней безопасности спецпроекта «Отражение».

Сентябрь 1977 г. Совершенно секретно

«Вчера, 20 сентября, на полигоне 2-Б (Карельск), где находится основная научная база спецпроекта «Отражение», произошло чрезвычайное происшествие. Из всех подробностей пока доподлинно установлено, что после захода солнца над полигоном произошла яркая вспышка, в результате которой на несколько часов был выведен из строя весь персонал военной части и полигона. Сигнал бедствия получен с полигона только сегодня утром, 21 сентября, сразу после того, как первые сотрудники полигона начали приходить в себя…

…В настоящий момент расследование ЧП на полигоне 2-Б ведется специалистами оперативной группы КГБ при СМ СССР. Допросом персонала полигона 2-Б занимается сотрудник районного отдела г. Карельска, проходящий по внутренним шифрам комитета, как агент «Аякс»… В связи с особой важностью расследования инцидента, а также по требованию руководства спецпроекта «Отражение», все лица, причастные к расследованию, в настоящий момент находятся под усиленным наблюдением. Личное дело агента «Аякса» прилагается…»

21 сентября 1977 г.

Учетно-архивный отдел КГБ СССР

Дело № 75-09-2345-14 (2-Б).

Совершенно секретно

Из записи допроса инженера отдела испытаний полигона 2-Б

капитана Литвинова Г. С. 21 сентября 1977 г.

«…– Назовите точное время вспышки.

– С точностью до минут сказать не могу. Приблизительно в 21:40 по местному времени. До этого объект находился к югу от нашего полигона, но он очень быстро приблизился и оказался прямо над нами.

– Как выглядел объект?

– Пульсирующая звезда или огромная светящаяся медуза. Ничего другого на ум не приходит.

– Почему вы считаете, что объект имел целью именно уничтожение полигона?

– До вас меня уже несколько раз допрашивали. Значит ли это, что вы мне верите? Верите, что это был неопознанный летающий объект? Говорят, его еще видели над Петрозаводском!

– Я задал вопрос.

– Понимаю. Мы занимаемся… Вернее, раньше полигон работал над космическими технологиями и, в частности, над новыми видами топлива. А объект приближался предположительно со стороны финской границы. Вы же знаете, какие у нас напряженные отношения с Западом.

– Появление объекта сопровождалось какими-то необычными эффектами?

– Стыдно об этом говорить, но, если не считать вышедшей из строя радиосвязи, мы все испытали необъяснимый страх. Совершенную безысходность…»

Предоставил: агент «Аякс»

Из записи допроса сотрудника автохимлаборатории полигона 2-Б

Савицкого Е. К. 21 сентября 1977 г.

«…– Где вы находились в момент случившегося?

– Брали пробы грунта с учетом розы ветров. Сами понимаете, чтобы всякие там шпионы не определили, чем на нашем предприятии занимаются, приходится тщательно контролировать выбросы. Мы остановились где-то в пятидесяти километрах от полигона. Работы много, заночевали. Сучье место.

– Прошу избегать грубых выражений. Наш разговор записывается.

– Извините, не сдержался. Кто бы знал, что так долго обратно топать придется. Машина-то не завелась!

– Вы лично видели вспышку над полигоном?

– Нет, но я и мои товарищи хорошо видели тот объект, о котором вы спрашиваете.

– Расскажите о нем подробнее.

– Я даже не знаю, как его… Похоже на клубок, у которого порвались нитки и распустились вокруг, как щупальца у медузы… Вот-вот. На медузу похоже. Только щупальца со всех сторон! А потом от этой «медузы» отделился маленький шар. Тоже на нее похожий. И они вместе полетели к полигону.

– Очевидцы на полигоне утверждают, что объект был один.

– А на… мне врать?.. Простите. Я не вру. Других спросите, кто со мной был.

– Обратно объект возвращался по той же траектории?

– Да. Пролетел над нами через несколько минут. Только один. Тот, что большой.

– Какие необычные явления вы заметили в ту ночь?

– Необычные? Если я вам скажу, вы надо мной смеяться не будете? Нет? Впрочем, вы и так спрашиваете о вещах, от которых умом тронуться можно. Ха-ха… Простите… Мы для керогаза солярку использовали. Аккурат днем немного слили. Но, после того как эта «медуза» над нами пролетела, солярка больше не горела. И «КамАЗ», бляха, не завелся! Мы к полигону на своих двоих топали! Через весь лес!

– Эта солярка все еще в машине?

– Да. Так в лесу и стоит машина. Кому она на хер нужна!.. А че, то топливо, которое на полигоне испытывали, тоже больше не горит?

– Это не в моей компетенции. И вообще, советую не задавать лишних вопросов, если хотите жить спокойно.

– Понимаю, понимаю. Я могила. Это все америкосы паскудные!..»

Предоставил: агент «Аякс»

17 сентября 1979 г.

Понедельник

Поздним вечером Егор Фалеев, начальник турбинного цеха местной теплоэлектростанции, возвращался домой со смены. Он трясся в служебном автобусе и мечтал о том, чтобы оказаться дома прежде, чем начнется дождь. Водитель «дежурки» высадил Егора на перекрестке, и через соседние дворы Фалеев направился вглубь квартала к новостройкам, в одной из которых жил с семьей.

Ветер заметно повлажнел, но дождя еще не было. Мысли уставшего до раздражения Фалеева сосредоточились только на одном – поскорее завалиться спать. Ну, может быть, жевануть чего-нибудь на скорую руку… Это, конечно, хорошо бы, если в доме есть чего пожрать, разумеется. Вечно с дежурства припрешься голодный как зверь, и даже хлеба нет… Чем только жена занимается, дети тоже пошли ленивые, оба в мать, дармоеды… Пашешь-пашешь нещадно на них всех, и никакой о тебе заботы!..

На подходе к дому Фалееву пришлось оторваться от гневных дум. Он увидел свет в окнах своей квартиры – домочадцы не спали. В такое позднее время – уж полночь скоро – что там могло случиться?

Перепрыгивая через ступени, позабыв о лифте, запыхавшийся и вспотевший от усталости, волнения, и злой на темноту в подъезде (новый-то дом!), вскоре Фалеев очутился на площадке предпоследнего, восьмого, этажа. Дверь открыли едва он позвонил.

– Граф заболел, – объявила жена с порога.

Ее осунувшийся бледный вид нисколько не вызвал сочувствия. И без того растравленный, Егор набросился на супругу, заворчал:

– Опять небось куриных костей надавали?! Я давно говорил!..

Не раздеваясь, он заскочил в гостиную, где беспомощно распластался на полу красавец-сеттер по кличке Граф. Егор Фалеев буквально холил и лелеял пса, с которым часто выбирался на охоту, а то и просто в лес, лишь бы подальше от дома, когда чересчур все доставало.

Тринадцатилетние сыновья-близнецы тоже не спали, нахохлившись, сидели на диване против собаки, оба по-турецки скрестив ноги, встретили отца растерянными взглядами. Всегда великолепный, сегодня Граф выглядел неважно – живот распух, глаза полуоткрыты, язык вывалился из пасти, блеклая шерсть. Еще заслышав хозяина, пес поднял голову, а теперь, увидев его, слабо застучал рыжим хвостом по полу, намеревался встать. Но Егор склонился над ним и настойчивыми поглаживающими движениями заставил лечь снова.

– Ветеринару звонила?!

– Господи, да где я тебе в полночь ветеринара найду? – в ответ наехала супруга.

– А… – отмахнулся Фалеев. Сил не было спорить.

В препираниях долго выясняли причины такого состояния собаки. Неожиданно, прервав семейную ругань, Граф с трудом поднялся на дрожащих ногах. Все дружно уставились на него.

Внутри собаки что-то забулькало, в распухшем животе словно заработал компрессор. Дернувшись несколько раз и склонив голову к полу, пес изрыгнул неприятного цвета пенистую жижицу, в которой все увидели изжеванную конфетную обертку.

– Господи! – всплеснула руками супруга. – Так это же он все конфеты пожрал!

– Ах ты мой ходячий самогонный аппара-а-а-т… – нежно пропел Егор, поглаживая булькающий живот пса.

Сразу же найдена была изодранная собачьими зубами сумка, припрятанная под шкафом, – с основательно поеденными запасами конфет, ставших причиной несладких мучений Графа. Пришлось Фалееву сделать псу промывание желудка, а после и клизму поставить. Первая процедура заметно оживила Графа, а чтобы вторая не закончилась другим кошмаром, жена велела Егору вывести пса на улицу.

Фалеев не стал спорить. Быстро напялил на собаку ошейник, схватил поводок и потянул Графа в подъезд, да тот и сам помчался, как реактивный, понимая, что к чему.

Осыпая проклятиями тех, кто тырит лампочки на площадках, Фалеев придерживал собаку, чтобы не упасть в темноте. С другой стороны, если не поспешить, и Граф нашкодит, придется чистить пол во мраке. А многие квартиры на нижних площадках уже были заселены, причем людьми знакомыми, некоторые из которых приходились Фалееву коллегами, а то и начальством. Нехорошо будет.

Однако успели выскочить без приключений. Вдоль дома Граф норовил присесть, но Егор хватал его за загривок и тянул дальше. Успели добежать до пустыря с густыми зарослями полыни.

– Ну что ж ты, брат, напугал меня? – обратился Егор к собаке. Еле видная в темноте морда торчала из травы, и трудно было сказать – виноватая или просто так казалось?

Чертовски хотелось спать, но Фалеев решил выгулять опроставшегося пса еще минут пятнадцать, для пущей уверенности, чтобы спокойно провести остаток ночи. Он углубился в пустырь, за которым возвышалась недавно начатая стройка – к ней вела петляющая колея, прорезанная в густой траве грузовиками. Егор отпустил собаку с поводка.

– Далеко не убегай, не видно ни хрена! – крикнул он, заметив, что пес направился к стройке. – Да стой же ты!..

Ругаясь, он медленно последовал за непослушным питомцем по дороге, затем вдоль забора, несколько раз едва не растянулся, спотыкаясь о разный строительный хлам. Неожиданно увидел Графа. Стоявший в неподвижности пес был плохо заметен в темноте. Если бы не тихое, наводящее жуть поскуливание, Фалеев не сразу разглядел бы его силуэт.

– Что там? – Он подошел ближе и взял пса за ошейник. От его прикосновения Граф вздрогнул. У Фалеева мурашками захолодило спину.

Он видел перед собой открытые ворота запасного въезда на стройку. С противоположной стороны здания висел прожектор, но та часть площадки, что находилась перед Фалеевым, была погружена в черноту. Висевший на стреле башенного крана сигнальный фонарь был слишком слаб, и свет его не достигал того места, где стоял Егор. Угадывались только очертания дома, возведенного до третьего этажа. Да контуры кирпичных штабелей, бетонных плит и куч песка, гравия. Как Егор ни напрягал зрение, как ни вглядывался, тень перед самим зданием представлялась сплошным черным пятном. Только слабый шорох долетал – будто кто-то ходил по территории. Возможно, сторож, но не факт – могли быть и жулики, таскающие по ночам стройматериалы.

– Пойдем-ка отсюда, – тихо произнес Фалеев и потянул Графа за собой. – Дома уж, наверно, потеряли.

Он шагнул влево, откуда пришли, и ступил на что-то твердое. В то же мгновение кривой пруток арматуры вздыбился из травы, ударил Графа по ляжке, одновременно резанул Фалеева по ладони. Пес испуганно заскулил, дернулся, и Егор выпустил поводок из ушибленной руки. Судя по тому, как засаднило кожу, ему крепко досталось. Фалеев облизнул тыльную сторону ладони и ощутил вкус крови.

– Куда?! Стой! Вот падла! Черт бы тебя подрал! – заругался он, заметив, что Граф, вместо того чтобы вчистить домой, во весь опор помчался на стройку. – Граф! – крикнул он снова и прошел в ворота.

Он позвал еще раз, другой, но ни звука в ответ. Тогда Егор направился к темному прямоугольнику здания. Под ногами предательски шуршал гравий, поэтому Фалеев двигался с перерывами, иногда останавливался и прислушивался. От забора до строящегося дома – метров двадцать. За то время, пока он, выбирая в густой тени каждый шаг, преодолел эту дистанцию, собака могла запросто обогнуть стройку и выскочить с другой стороны или даже забежать в любое из окон полуподвала. Попробуй теперь найди.

Снова послышался невнятный шорох.

– Граф… Граф… – на всякий случай негромко позвал Фалеев.

Внезапно он услышал стук внутри строящегося здания – как раз напротив того места, где стоял. И следом совершенно отчетливо донесся визг и скулеж. Но сразу все стихло.

– Граф!.. – хрипло крикнул Егор. Он перелез через гравийную кучу и заскочил в проем ближайшего окна.

Как располагались клетушки перегородок в цоколе, Фалеев не имел и малейшего представления. Он тыкнулся несколько раз в пустые, резонирующие звуками его шагов комнаты; кое-как, почти вслепую, отыскал выход в подъезд и по лестнице, скользкой от рассыпанного песка и цемента, вбежал на следующий этаж. Снова прислушался. Нет, кажется, на втором этаже. Еще несколько секунд, и он оказался на нужной площадке, где снова услышал жалобный визг пса, который внезапно оборвался.

Впервые в жизни Фалеев испытал по-настоящему животный страх, который требовал от него скорее убраться. Он уже не был уверен, что собака жива. Но кто мог покуситься на жизнь Графа?

Крадучись, он вошел в ту квартиру, из которой донесся визг. Дощатого пола здесь еще не было, только голый бетон, и потому Егор мог двигаться тихо. Сквозь окно дальней комнаты, выходившей на фасадную сторону, в коридор проникал свет прожектора, отраженный от стены соседней блок-секции. И в контрасте с этим светом, в остальных комнатах чернота еще больше сгущалась.

Из дальней комнаты опять послышался шум и звуки, похожие на скулеж.

«Так ты жив, малыш! – обрадовался Егор. – Только почему ты не бежишь ко мне? Ведь я здесь!.. Что тебе мешает?»

Он хотел позвать собаку, но страх, казалось, стал еще гуще, заставил Егора прикусить губы. Он начал продвигаться вперед мелкими шажками. И чем ближе подходил к комнате, тем страшнее ему становилось. Рука его случайно нащупала кирпичи, сложенные в аккуратную стопку. Взял один. В какой-то момент Фалеев решил, что было бы правильнее сейчас уже не таиться, а ворваться в комнату с криком, используя преимущество неожиданности. Так он и поступил. Держа кирпич наизготовку, впрыгнул внутрь и заорал. Но, впрочем, тут же заткнулся.

Из-за широкого балконного проема в этой комнате было достаточно светло, чтобы Фалеев совершенно отчетливо увидел фигуру человека, стоявшего посреди, спиной к нему. Человек пошатывался, ноги его были необычно широко расставлены, как будто он боялся упасть. А еще здесь был Граф. Испуганно зажавшийся комочком в угол, пес завыл, увидев хозяина.

Фалеев снова закричал:

– Эй, ты! А ну отойди от собаки!

Но незнакомец, казалось, не слышал ни этого крика, ни предыдущего.

– Ко мне! – скомандовал Фалеев, и умница Граф, невзирая на страх, повиновался приказу и с воем пронесся мимо ног незнакомца. Но не к хозяину – только мазнул хвостом ладонь Егора и помчался дальше – в коридор.

– Ничего, сынок, все в порядке! – дрожащим голосом Фалеев подбодрил скорее себя, слыша, как разносится по стенам удаляющийся цокот собачьих когтей.

У Фалеева перехватило дыхание, когда чужак начал медленно разворачиваться к нему.

Егору известны были истории о том, как в военные и послевоенные годы люди ели собак, спасаясь от голодной смерти. И, даже служа в армии, он знал солдат, которые не гнушались поправлять здоровье за счет четвероногих друзей – такое частенько случалось на дальних кордонах, где не было строгого начальства. Это было скорее как хулиганство, способ чем-то выделиться среди прочих. Ели не только собак – кошек, ворон, голубей. Знал Фалеев и о том, что бичи, эти отбросы общества, до сих пор так и не исчезнувшие, как пережиток, тоже увлекаются ловлей городской «дичи» вроде птиц и домашних животных. И собак – наверняка.

Все это пролетело в сознании его за тот короткий промежуток времени, пока незнакомец оборачивался. Егор заметил, что изувер, только что покушавшийся на его пса, наклонился вперед, как будто к чему-то принюхивался. Было тихо, и слышно, как свистит воздух в ноздрях незнакомца.

– Только подойди! Сразу по вывеске получишь!..

Фалеев тщился разглядеть его лицо, но против света, пусть и слабого, ничего не разобрать. Сам не зная для чего, кровоточащей ладонью, в которой сжимал кирпич, он описал круг в воздухе, и незнакомец почти в точности повторил его движение головой. Теперь несложно было понять, что же так заинтересовало его. Этот тип принюхивается к крови!

– Не подходи, сука!.. – дрожащим голосом произнес Егор. – Убью!..

Когда незнакомец двинулся, наконец, к нему, Фалеев сделал замах кирпичом, но тип оказался проворнее – на удивление прытко отскочил в сторону, и теперь они оба поменялись местами. Егор оказался у окна, ублюдок – у входа. Но убегать незнакомец был не намерен. Он отрезал Егору путь к отступлению и теперь стоял к нему лицом.

Сейчас, когда за спиной находилось окно, в скупом свете Егор мог разглядеть выродка. Лицо мертвенно-бледное, бессмысленный, несмотря на явные логичные действия, взгляд. Рот искорежен, нижняя губа отвисла, и видны оскаленные зубы на черных деснах. И дыхание – как из выгребной ямы. Он будто сошел с экрана ужасного фильма, который Фалеев видел единственный раз, будучи приглашенным на дачу своего директора; какими-то неведомыми путями тот приобрел в столице дорогущий заграничный видеомагнитофон и хвастал покупкой только особо доверенным людям. После того сеанса про живых мертвецов Фалеев несколько дней не мог спать, так его впечатлил кошмар с экрана.

И вот теперь он глядел на самого настоящего живого урода, изучал, не отрывая глаз, пытаясь угадать, каким будет следующее движение незнакомца. И снова тот кинулся вперед так же проворно, как в первый раз. Сумел схватить Егора за плечи, с хрипом потянулся к нему своим вонючим ртом. Фалеев ударил его кирпичом в висок, но скользя. Замахнувшись снова, отступил и запнулся о широко расставленные ноги чужака. Оба упали. Оказавшись сверху и видя перед собой искореженный рот, из которого тянуло зловонием, Егор закричал и стал бить в это лицо, в этот рот, в эти глаза, черные и огромные, как пуговицы от какого-нибудь тулупа. Даже когда противник обмяк и перестал шевелиться, Фалеев колотил и колотил кирпичом.

Все было кончено. И теперь ужас от содеянного заставил Фалеева вскочить на ноги и бросить кирпич. Тот громко бухнулся об пол. В наступившей тишине Фалеев отчетливо услышал, как ходнем ходит в груди сердце, пытаясь вырваться наружу. Распластавшийся на полу незнакомец больше не был для него злодеем. Произошло какое-то чудовищное недоразумение, затмение рассудка.

«Я не хотел убивать! – завопило все естество Егора. – Я защищался! Так получилось!..»

Ворвавшийся в комнату свежий ветер заставил Егора опомниться.

Он выбежал в коридор и даже не заметил, как вскоре очутился на улице. Ударился о бочку, вымазанную в жидком битуме. Машинально вытерся об одежду, не соображая, что делает. Вспомнил о собаке. Надо найти Графа! Громким шепотом Фалеев окликнул пса несколько раз и чуть не завопил от радости, когда темная четвероногая тень бросилась к нему.

– Ничего, ничего, Граф. Все будет хорошо! – часто дышал он, торопясь уйти, прежде чем нагрянут сторожа.

Разные мысли вертелись в голове Фалеева, но была среди них одна достаточно здравая, подкрепленная собственным опытом охотника, – милиция будет искать преступника с помощью ищейки. Куда ни пойди, следы ведут от дома. Этого достаточно, чтобы его быстро нашли по следу.

«А вот хрен вам! Думаете, я так просто сдамся? – мысленно пригрозил Фалеев своим неизвестным преследователям: Еще поищете!..»

Он вернулся и отыскал ту бочку с битумом. От души вымазал в нем ботинки, хорошенько наследил, с опаской прислушиваясь к звукам вокруг. (Нет сторожей – и слава богу!) Выбравшись на пустырь, он направился в противоположную от дома сторону – к реке, протекавшей в десяти минутах ходьбы отсюда. Там он взял Графа на руки и зашел в холодную реку, побрел вдоль берега. Быстро текущая вода шумно плескалась под ногами. Фалееву казалось, будто она возмущенно спрашивает – зачем человек пришел сюда в такое неподходящее время?..

Домой Фалеев вернулся незадолго до рассвета. Глядя в красные от слез глаза супруги, открывшей дверь, он устало и зло прошептал:

– Жена, ты меня не видела, не слышала. Ты и дети спали ночью, поняла?!

Уже и не зная, что думать о его долгом отсутствии, супруга окинула мужа взглядом: грязная и мокрая одежда, кровь на руках, испачканное, в чем-то вымазанное лицо, отчего-то босые ноги, в глазах плещется страх. Граф жался к ее ногам и поскуливал, будто о чем-то желая сказать.

– Что с вами случилось?!

– Это все ты! – зашипел на нее Фалеев, чтобы не разбудить криком сыновей: – Твоя куркульская сущность! Все припрятать, запастись, да побольше! Пропади ты пропадом со своими конфетами!..

В другой раз он бы еще и кулаком пристукнул, но сейчас только прогнал жену, а сам юркнул на кухню, где на минуту засел у окна, не включая свет. Отсюда, с высоты, на фоне подсвеченного городскими огнями пасмурного неба виден был кран и стройка. Потом Егор словно очнулся – надо спешить! – собрал вещи и велел жене, чтобы всем говорила, мол, супруг ее Егор Фалеев разругался с домочадцами, плюнул на все и уехал на охоту.

Спускаясь с Графом по лестнице, он молил удачу о том, чтобы среди вселившихся в подъезд соседей не нашлось страдающих бессонницей.

Когда он вышел на улицу, редкие капли захолодили лоб и щеки.

Удача была на его стороне! Только бы начался дождь! Пусть он льет хоть целую вечность. Пусть смоет к черту все и всех…

И через полчаса с неба действительно хлынуло, будто летом во время хорошей грозы…

Глава 2

МО СССР. Из сообщений по отделу внешней безопасности спецпроекта «Отражение»

(входящие). Сентябрь 1977 г. Совершенно секретно.

«…нет оснований отрицать связь между появлением в небе над Петрозаводском неопознанного летающего объекта и вспышкой на испытательном полигоне в Карельске, где в результате разрушительного воздействия силы неизвестного происхождения уничтожены все испытательные стенды и лабораторные установки, предназначенные для производства ракетного топлива новейшего поколения по плану спецпроекта «Отражение». Все это может выглядеть как предупреждающий удар со стороны тех сил, ради противодействия которым и был запущен спецпроект.

Установлены также следующие последствия ЧП:

– Полностью пришли в негодность запасы топлива, находившиеся в отдельных хранилищах, в т. ч. на значительном удалении от места вспышки. Топливо потеряло свои физико-химические свойства. Точно так же пришли в негодность все иные виды топлива, химических горючих и взрывчатых веществ, находившихся на территории полигона и в радиусе 50–70 км от него, в т. ч. бензин и дизтопливо, использовавшиеся для техники, принадлежащей полигону и соседней в/ч, а также боеприпасы оружейных складов.

– Пришли в негодность аккумуляторные батареи машин и радиостанций.

– В радиолокационных системах разрушены сверхвысокочастотные излучатели. Восстановлению не подлежат.

Специалисты утверждают о невозможности продолжения производственного цикла на полигоне в ближайшие месяцы, а, возможно, даже и годы…

По счастливому стечению обстоятельств человеческих жертв нет…

…В связи с катастрофическими последствиями, а также с целью исключить более масштабные последствия, настоятельно рекомендовано перейти к запасному плану «Чужая воля».

…Необходимо исключить любую утечку информации о спецпроекте «Отражение», невзирая на сопричастность к расследованию сотрудников Комитета госбезопасности».

Учетно-архивный отдел КГБ СССР

Дело № 75-09-2345-14 (2-Б). Совершенно секретно

Из записи допроса сотрудника пожарной части полигона 2-Б

Прохоренко 3. Ф. 22 сентября 1977 г.

«…– Приходилось ли вам видеть на территории полигона или военной части субъектов, которые показались вам подозрительными или странными.

– Почему вы меня спрашиваете? Я человек маленький…

– Не стоит бояться. Это всего лишь разговор с целью выяснить все обстоятельства. Ваш непосредственный начальник Голубев утверждает, что видел странных личностей за несколько часов до происшествия на полигоне.

– Значит, он решил рассказать… И вы ему поверили?.. Это же бред собачий!..

– Я должен обладать всей информацией. И сам определю, что бред, а что правда.

– Хорошо. Я расскажу. Я тоже их видел…

– Продолжайте…

– В общем, это был Фирсов, мой бывший шеф. А с ним незнакомый мне человек.

– То есть вы готовы согласиться с тем, что видели на полигоне посторонних, один из которых был похож на бывшего сотрудника части? Кто-нибудь принял меры к их задержанию?

– При чем здесь я? Я не охранник. Фирсова я хорошо знаю. Вернее, знал. Но… Нет, это чушь!.. Это был не он, а невероятно похожий на него человек. Это не мог быть он!.. Я знаю, что Фирсов погиб несколько дней назад, во время служебной поездки. У меня нет оснований этому не верить. В дежурке висел некролог. Впрочем, возможно, это была ошибка?..»

Предоставил: агент «Аякс»

Из записи допроса начальника службы охраны полигона 2-Б

полковника Алиханова М. И. 22 сентября 1977 г.

«…– Никто из посторонних не проникал на территорию в последние дни?

– Мышь не проскочит. Уверяю вас!

– У меня есть другие данные. Временно исполняющий обязанности начальника пожарной части Голубев и некоторые его коллеги утверждают…

– Вы этим алкашам верите или мне?! Ни один человек не попадет на территорию, если у него нет пропуска!

– Тем не менее есть факты.

– Если вы про тот пьяный бред, который несут наши пожарники, то их лечить надо! Можете меня под трибунал отдать, но я лично никого не видел, и через посты никто посторонний не проходил, тем более – Фирсов, когда он уже неделю как помер!..»

Предоставил: агент «Аякс»

Подшито:

Служебная записка

«… Некоторые очевидцы утверждают, что за несколько часов до вспышки на территории полигона были замечены подозрительные личности. Ввиду того что мне поставлена задача фиксировать ЛЮБЫЕ факты, сколь необычными они ни покажутся, спешу сообщить следующее:

Майор Голубев В. В., врио, начальника пожарной части полигона, с полной уверенностью утверждает, что одним из субъектов, не санкционированно находившихся на территории в день ЧП, был некто Фирсов Е. А, бывший начальник пож/части. По утверждению того же Голубева и его коллеги Прохоренко 3. Ф., Фирсов скончался 14 сентября 1977 г., то есть за несколько дней до ЧП (!). Об этом свидетельствует некролог, сохранившийся в красном уголке пожарной части. Продолжаю дальнейшее расследование…»

Предоставил: Агент «Аякс».

22 сентября 1977 г.

18 сентября 1979 г.

Вторник

Бригадир Терентьев бегал по стройке и, брызгая слюной, требовал, чтобы с площадки убрали зевак, а особливо малолетних пацанов, которые так и норовили пролезть на территорию. Слух о том, что на стройке нашли мертвеца, успел разгореться, как сухая трава во время пожарища.

– Самих вас поубивать мало! – Терентьев погрозил двум паренькам, чьи головы торчали из дыры в заборе, и кинул в них камушком. Не подействовало. Пришлось Терентьеву сделать вид, что не поленится догнать и оборвать уши. Едва шагнул, тут же исчезли.

Заслышав с улицы гул мотора, бригадир обернулся и увидел, как в ворота въезжает милицейский «бобик».

– Наконец-то! – проворчал он и велел проштрафившемуся сторожу, которого только что крыл матом за ЧП, нещадно драть ребятишек, кои попадутся в его руки, а сам, перепрыгивая через лужи, поспешил к машине.

– А ну, шпингалеты, все назад! – раздался за его спиной нетрезвый голос. – А то щас метлой по задницам пройдусь!..

Из машины вышли четверо – трое мужчин (лейтенант и два сержанта) и молодая женщина в гражданском. Объясняя все лейтенанту и поглядывая искоса на дамочку, Терентьев старался подбирать только цензурные слова, и оттого ему казалось, что объяснение вышло путаным и бестолковым. Закончив рассказ и немного вспотев от волнения, он молча уставился на лейтенанта, ожидая распоряжений.

– Сейчас разберемся. Лавров, давай займись порядком! – приказал лейтенант одному из сержантов. – А мы пока сходим, поглядим на покойника.

И он попросил бригадира отвести их на место.

– А что, вы не из боязливых будете? – насмешливо спросил Терентьев у женщины.

– Не из боязливых, – ответила та и достала из машины саквояж, похожий на медицинский.

– Ну что ж, тогда пойдемте, – Терентьев повел их к подъезду. – Только предупреждаю, я сорок лет на стройках, жмуриков за свою жизнь разных навидался, но такие мне еще не попадались…

Прибытие милиции раззадорило толпу любопытных, среди которых была лишь малая часть рабочих, прибывших к началу дня на стройку, остальные – жители окрестных домов. А так как пуще всех кричавший бригадир ушел, некоторые самые смелые сквозь ворота и дыры двинулись на территорию. Окрики сержанта их не остановили, хотя совсем вплотную народ подходить не решался. Слышны были голоса трепачей, утверждавших, что здесь случилась драка между уголовниками; другие с полной уверенностью говорили, что просто рабочие перепились, и один сорвался с крана аккурат в дыру недостроенного этажа. Кто-то предположил, что здесь орудовала банда малолетних садистов, издевавшихся над бездомными животными.

Оставшийся наблюдать за порядком сержант Лавров с трудом противостоял искушению. Он уже подумывал о том, что неплохо бы прибегнуть к табельному оружию, чтобы успокоить и отогнать толпу. Шмальнуть разок в воздух – и площадка разом освободится! От сторожа все равно толку ноль. Тот был явно с похмелья и туго соображал. Да и какой там сторож – одно только название. Этот мужичонка с опухшим от беспрестанного пьянства лицом вскоре и вовсе оставил сержанта разбираться одного, а сам направился к разложенным в углу бетонным плитам, где нашел в теньке под ними место посуше, бросил на землю собственную тужурку и завалился спать.

Неожиданно для сержанта ситуация разрешилась самым непредсказуемым образом. Рев клаксонов заставил толпу всколыхнуться, расступиться, и на стройку один за другим въехали два грузовых армейских фургона, из которых тут же высыпала группа курсантов из местного училища погранвойск. Во главе с двумя офицерами они принялись оттеснять зевак.

Лавров, конечно, был благодарен им за участие, но в то же время ему стало досадно.

– Здесь вам что, военные учения?! – возмущенно крикнул он. И тут же сообразил, что происходит нечто странное. – Мы никого не вызывали! Эй! Что такое?!..

За грузовиками в ворота стройплощадки вкатилась серая «Волга» с затемненными стеклами. Сержанту хватило одного взгляда на номерной знак, чтобы по особому сочетанию букв узнать, откуда пожаловали гости. Сразу вспотел лоб под фуражкой.

Из легковушки вышли двое. Один – пожилой угрюмый тип с пугающей квадратной нижней челюстью, как у боксера-тяжеловеса. Второй – молодой человек не старше тридцати. Но именно он оказался в паре главным. И вид у него был слишком независимый, настолько важный, что сержант Лавров даже и не думал как-то выказывать свое недовольство. Тем более, после того как его опасения подтвердились – эти двое из КГБ…

Молодого комитетчика звали Волковым Георгием Ефимовичем. У всесильной организации, в которой он служил, повсюду были глаза и уши. И сегодня утром, через некоторое время после того, как в милицию поступило сообщение о жуткой находке в новостройке, лейтенант Волков получил особое задание. От него требовалось, чтобы следствие шло под строжайшим контролем органов госбезопасности.

Волкову совсем недавно исполнилось двадцать пять, по-армейски короткая стрижка делала его еще моложе на вид. Но юнцом от этого он не казался. Одет безукоризненно, можно сказать с иголочки: плащ, костюм с галстуком, туфли на высоких толстых каблуках, которые казались без надобности: он и без того был рослым, немного, правда, худощавым, но с крепкими плечами и руками. Бледное то ли от постоянного недосыпа, то ли само по себе такое, лицо Волкова было очень выразительным: волевой, отчетливо выраженный подбородок, хорошо заметные желваки под скулами, тонкие губы, выдающие жесткую натуру, прямой нос довольно крупных размеров по сравнению с остальными чертами лица. И стальной взгляд серых глаз, казавшийся хищным всем, кто не знал Волкова лично.

Окинув взглядом строящийся дом, Волков подошел к Лаврову:

– Где ваши люди? Кто начальник строительства?

– Все там, в здании, с ними бригадир, – махнул рукой сержант.

Волков отдал своему угрюмому спутнику распоряжение оставаться на месте и, если нужно, помочь сержанту.

Пройдя в подъезд, Георгий заслышал сверху голоса и направился на них. На площадке второго этажа, у порога двери в нужную квартиру, он увидел милиционера. Тот нервно покуривал. Заметив человека в штатском, сперва надвинулся, обратившись к Волкову с суровым «сюда нельзя!». И сразу же отступил, едва Георгий показал ему корочки.

Отсюда хорошо чувствовался неприятный тошнотворный запах, доносившийся из квартиры.

– Кто-то протух? – глупо пошутил Волков и подмигнул сержанту.

После его слов тот сделал характерное движение кадыком, как будто его сейчас вырвет, и незамедлительно сбежал вниз по лестнице.

Прежде чем зайти из коридора в комнату, откуда раздавались голоса, Георгий остановился. Прислушался к разговору.

– …Нет, здесь какая-то ерунда! Как он мог пролежать тут две недели незамеченным? Это невозможно! – говорил мужской голос.

«Очевидно, лейтенант Филиппов», – подумал Георгий. Эту фамилию назвал дежурный из отделения милиции.

Голосу лейтенанта вторил хрипловатый стариковский (вероятно, бригадир):

– …Точняк не мог! Мы же вчера сюда матерьяла натаскали. Увидели бы!..

– …Вы меня что, за дурочку держите?!.. – Возмущенный женский голос звонко забился о стены.

«А это, должно быть, Екатерина Ипатова, судмедэксперт», – определил Волков.

– …Я специалист, а не фантазерка. Этот человек умер по меньшей мере две недели назад. Можете к кому угодно обратиться, вам скажут то же самое.

– …Но как две недели, Катенька? – гремел сильный голос Филиппова. – У него голова разбита кирпичом. Откуда кирпич? Если я правильно понял, этот кирпич особенный. Так, Виктор Терентьевич?

– …Так точно, наш кирпич. Облицовочный. Отличный кирпич! Намедни сорок поддонов завезли. Все остатки там, в коридорчике, сложены, от облицовки окна осталось. Кирпичик к кирпичику. У нас теперича с этим строго. Экономика должна быть экономной… Слыхали небось?..

Георгий обернулся. Действительно, в коридоре, у стены, возвышалась стопка аккуратно сложенных кирпичей.

– …Не знаю я насчет кирпичей, но только человек этот умер давно! – отрезала Ипатова. – И я могу повторить то же самое хоть сто раз. И вовсе не от того, что кто-то разбил ему голову. Конечно, об истинной причине смерти сказать пока трудно, нужно делать вскрытие.

– …Ох, Катерина! Не то ты говоришь. Не то. Это же «висяк»! Нам оно надо? Нам эти загадки ни к чему!

Поняв главную причину спора, Георгий Волков решил, что пора бы ему уже появиться.

– Вот именно, загадки вам ни к чему, – с этими словами он вошел в комнату. – Поэтому будет лучше, если следствие по данному делу мы посчитаем закрытым.

Устойчивый запах разложения здесь был еще сильнее. Нудно гудели мухи. Одна из них с размаху ударилась Волкову в лоб. Он заметил, что милиционеры и бригадир стоят в значительном удалении от тела – то ли оттого, чтобы не затоптать следы, то ли считали, что вонять так будет меньше.

– Вы кто? Как вас сюда впустили? – направился к нему лейтенант.

Георгий представился и в очередной раз полез за удостоверением.

Почему-то всегда в такие минуты люди, даже обремененные официальными полномочиями, реагировали одинаково – сникали, замыкались в себе, становились молчаливыми. И почти всегда шелковыми. Но изредка бывали исключения. Как, например, сейчас.

– А с чего это вдруг комитет заинтересовался этим делом? – хмуро спросил лейтенант. Если он и остерегался Волкова, то вида не показывал.

Георгий не ответил. Он смотрел на облепленную мухами изуродованную голову мертвеца.

– Что вы можете сказать об этом человеке? – Сейчас он обращался только к Ипатовой, словно не замечая ни лейтенанта Филиппова, ни бригадира. – Кроме того, что он умер две недели назад.

– Так вы все слышали? – спросила Ипатова и переглянулась с лейтенантом.

– Подожди, Катерина… Вы не ответили на мой вопрос, – не унимался тот, обращаясь к Волкову. – Почему вы здесь и мешаете нам?

Георгий повернулся к нему. Оценил взглядом. Лейтенант явно зарывается. А спрашивает, видно, из противоречия, ведь только что сам плакался на бесперспективность дела. Такое отсутствие логики удивило Волкова.

– Я вам не мешаю, товарищ лейтенант. Вы уже не занимаетесь этим делом. Им занимаюсь я. – И добавил, чтобы поставить Филиппова на место: – Теперь вы мне мешаете! Можете идти. Я вас не задерживаю.

Лейтенант вспыхнул от возмущения, но спорить не стал. Спросил только, как быть с вызовом, поступившим в отделение.

– Об этом не беспокойтесь, – примирительно сказал Волков. – С вашим начальством все согласовано. Я попрошу только вас остаться, – обратился он к Ипатовой.

– Черт знает что!.. – Лейтенант не сдержался и, перед тем как исчезнуть в коридоре, плюнул на пол. За ним ушел бригадир.

– Зря вы так с лейтенантом! – услышал Георгий.

Он повернулся к Ипатовой.

– Слишком высокомерно, – сказала она.

Еще года два-три назад под таким осуждающим взглядом Георгию стало бы неловко. Он уже замечал за собой душевное окостенение и цинизм. Не считал, что это нормально, – скорее неизбежно, если ты намерен исполнять отведенную тебе роль до конца. Но, видимо, еще не до конца избавился от сомнений. Вот эта женщина поставила тебя на место – и сразу стало стыдно. Значит, что-то ты, Георгий, делаешь не так.

Он вздохнул и, чтобы это совсем уж не выглядело слабостью, тут же произнес:

– Давайте займемся делом!

По его просьбе Ипатова вынесла предварительное заключение. Погибший – мужчина, предположительно тридцати или тридцати пяти лет, в последние месяцы тяжелым физическим трудом не занимался, возможно, когда-то бывал в местах лишения свободы, о чем свидетельствует характерная татуировка на руках. Неухоженность отдельных частей тела, включая грязь под ногтями рук и ног, а также на ступнях, свалявшиеся волосы – все это свидетельствует о том, что погибший не следил за собой достаточно продолжительное время. Во всяком случае, любовью к гигиене он не страдал. И признаки разложения здесь ни при чем.

– Грязнуля, значит, – кивнул Георгий.

– Только не могу понять, как это согласуется с его одеждой, – сказала Екатерина.

Одежда у мертвеца действительно была просто супер, хотя, с точки зрения Георгия, не отличалась гармоничностью: дорогая, по виду явно заграничная шерстяная кофта несколько даже вызывающего покроя и цвета «вырви глаз»; под ней блузка необычного фасона; расклешенные джинсы, тоже весьма приличные, по последней моде, привозные наверняка; ремень кожаный черный, тонкий, с эмблемой иностранной фирмы на пряжке. Не было только обуви – из брюк торчали голые ступни с грязными и нестрижеными ногтями.

Георгий присмотрелся к вышивке на джинсах. Золотистая нить узора создавала какой-то рисунок.

– Вы тоже заметили? – спросила Ипатова, перехватив его взгляд.

– Аляповато одет красавчик. Вы об этом?

– Это не его одежда. Женская. Смотрите, на кардигане пуговицы с какой стороны?

Георгий понял, что она говорит о кофте. Он посмотрел на ряд огромных пуговиц, пришитых слева. Хмыкнул. Да и вышивка на джинсах явно не примета сильного пола.

– Вот еще что я заметила… Позволите?

Наблюдая за действиями Ипатовой, Георгий присел на корточки рядом с телом, стараясь дышать только ртом. Она приспустила молнию на джинсах погибшего и завернула пояс. Нижнего белья не оказалось.

– Странно… Признаюсь, я все-таки ожидал увидеть хотя бы семейные трусы… Ну и что вы можете сказать по этому поводу? – Волков выпрямился и по привычке полез за сигаретами в нагрудный карман, но вовремя вспомнил, что бросил курить. Впрочем, вряд ли это помогло бы перебить трупный запах. Казалось, он стал еще навязчивее после того, как Ипатова побеспокоила мертвеца, притронувшись к его одежде.

– Вы думаете, при жизни он любил наряжаться женщиной? – спросила Ипатова.

– Или спускать штаны в парке перед неискушенными девицами, – добавил Волков. – Да, встречаются еще такие извращенцы в нашем отечестве. Не всех перевели… – зло произнес он. – А как объяснить его нелюбовь к гигиене? У вас есть какие-то мысли?

Екатерина пожала плечами – мол, не знаю.

– То-то и оно! Скорее всего, он где-то взял эту одежду. Потому что собственной или не было, или пришла в негодность… – в задумчивости произнес Георгий. – Вот только обуви нужной не подобрал.

– Но есть еще один момент, на который вам следует обратить внимание.

– На какой же? – спросил он.

– В этой стадии давно должны были завестись личинки. Но этого нет. Он чист, как будто хранился в помещении, где нет насекомых. Его сюда принесли. Это меня и смутило.

Сказав это, Ипатова вздохнула:

– Сплошные загадки.

– Да уж, – ответил Георгий.

Загадок было много. Гораздо больше, чем она подозревает.

Послышался шум. Они обернулись. В комнату вошли люди, еще ранее вызванные Волковым. Нужно было все сфотографировать, осмотреть, убрать.

– Ну что ж, спасибо вам, – поблагодарил он Ипатову, когда оба вышли на свет. Приятно было вдыхать прохладный, после дождя пропитанный свежестью воздух.

– Не за что, – поблагодарила она, радуясь тому, что может быть свободной.

Однако чувство это оказалось преждевременным.

– Екатерина Ивановна, вы меня простите, – сказал Волков. – Все будет в порядке. Но… – он замялся. – Вам придется еще немного потратить свое рабочее время.

Он дал знак, и к Ипатовой подошел тот человек с квадратной челюстью, что прибыл с Волковым. Попросил пройти в служебный «рафик», который подогнали недавно, пока они занимались осмотром тела. Там уже сидел лейтенант Филиппов вместе с бригадиром.

Волков тоже подошел к машине.

– Так когда, говорите, привезли кирпичи? – спросил он бригадира.

Слыша странный вопрос, бригадир Терентьев, Екатерина Ипатова и Филлипов смотрели на него как на сумасшедшего. Что ж, их право…

– Третьего дня, – ответил бригадир, прежде чем тип с квадратной челюстью забрался в салон и захлопнул за собой дверь.

Волкову немного жаль было этих людей. Сейчас с ними проведут профилактическую беседу, возможно даже будут склонять к сотрудничеству. Раньше в такие минуты он ощущал себя позорно. Не единожды появлялись у него мысли о правильности избранного пути, но всегда он подавлял их. Так же как и сейчас – постепенно профессиональная ответственность все-таки взяла верх. Собственно, какое дело ему до этих людей, если все мы – каждый из нас – винтики в огромном механизме, именуемом государством.

Георгий вспомнил, что нужно еще пообщаться с прибывшими коллегами, проконтролировать все. Он вернулся на стройку. Процедура шла полным ходом. Записи, акты, фотографии. В открытом чемоданчике – масса пакетиков с предметами, показавшимися наиболее важными для исследований. Но внимание Георгия было сосредоточено только на орудии странного убийства – кирпиче, который был взят из стопки точно таких же, привезенных на стройку, как он знал теперь точно, три дня назад. Всего три дня назад. А по всем объективным признакам, с момента смерти человека прошло не меньше двух недель. В этом Волков абсолютно доверял Ипатовой и своему эксперту. У него не было оснований не верить. Потому что это было не первое такое загадочное происшествие.

Его беспокоило это странное совпадение. Почти точно такая же история произошла неделю назад поблизости от пригородной станции Заячий Луг. Идущие рано утром на электричку дачники обнаружили тело человека, подвергшееся сильному разложению. В этом месте всегда ходит много людей, и странным было, что никто не нашел труп раньше. Не было и следов, доказывающих, что тело откуда-то приволокли. В груди погибшего торчал большой складной нож, рядом валялись несколько пустых винных бутылок. Казалось бы, нет никаких сомнений в том, что послужило причиной смерти – банальная пьяная поножовщина. Но когда началось расследование, милиция столкнулась с необъяснимым фактом. Следователям удалось установить, что нож был куплен в одном из местных сельпо, а на промтоварной базе уверяли, что это новая партия ножей, на заводе только освоили их производство, и в магазины товар доставили всего два дня назад. Однозначно выходит, что кто-то вонзил нож в уже мертвое тело? Для чего?

Был и еще один случай, тоже примерно недельной давности. Грибники нашли в лесу человека, упавшего в небольшой овраг и напоровшегося на сук. И точно такая же странность – сильное разложение. Один местный пьянчужка уверял, что чуть ли не через день ходит здесь. Если бы заметил мертвеца, то сразу заявил бы в милицию.

И все случаи – за несколько последних дней.

В специальный подотдел, созданный при местном управлении КГБ, стекались сведения обо всех преступлениях, происходивших на территории района. Если первые два дела из этой группы «странных» прошли в общем потоке, и никто в милиции сильно не заострял на них внимание, то третий случай вызвал самый пристальный интерес госбезопасности, и сейчас Георгию Волкову поручалось взять ситуацию под свой личный контроль. Что он и сделал сегодня.

Перед уходом Георгию доложился один из сотрудников:

– Мы обнаружили собачью шерсть. На полу и на руках трупа, немного на одежде. Пытались брать след, но после дождя без толку. Инструктор говорит, собака повела его в сторону реки, но дальше ничего.

Георгий взял пакетик с шерстью. Задрал руку к солнцу, внимательно оценил волоски на свет. Отметил про себя волнистую структуру длинных волос, красновато-рыжий оттенок. Нахмурился задумавшись.

– Узнайте, есть ли у кого-то из жителей окрестных домов охотничья собака, предположительно ирландский сеттер, – велел он и направился к «Волге».

Его еще ждала работа в управлении.

Глава 3

МО СССР. Из сообщений по отделу внешней безопасности спецпроекта «Отражение» (входящие).

Сентябрь 1977 г. Совершенно секретно

«…Наши источники в КГБ сообщили, что агент «Аякс» обнаружил факт присутствия резидента Смотрителей на территории полигона. В данный момент агент «Аякс» занимается проверкой информации о смерти гражданина Ф., физическая оболочка которого, по всей видимости, использовалась для проникновения на территорию полигона и осуществления операции по уничтожению научно-технической базы проекта «Отражение»…»

23 сентября 1977 г.

Учетно-архивный отдел КГБ СССР

Дело № 75-09-2345-14 (2-Б). Совершенно секретно

Из рапортов по результатам расследования причин ЧП на полигоне 2-Б

«…Довожу до вашего сведения, что мною за последние два дня проведена дополнительная проверка странных противоречий по поводу смерти гражданина Фирсова Е. А. Во время допроса служащие п/ч при полигоне Голубев и Прохоренко сообщили мне, что смерть Фирсова произошла 14 сентября 1977 г. Меж тем, с их же слов, 20 сентября за несколько часов до ЧП они видели на территории полигона человека, похожего на Фирсова, а с ним – постороннего. Установлено, что Голубев и Прохоренко в тот вечер находились в состоянии алкогольного опьянения, однако нет оснований не доверять их словам – факт появления Фирсова и незнакомца подтвержден показаниями других сотрудников пожарной части, хорошо знавших бывшего начальника в лицо…

…Мною установлено, что 13 сентября Фирсов был направлен в Петрозаводск в служебную командировку. Утром 14 сентября, по утверждению работников гостиницы, где Фирсов остановился, он был обнаружен лежащим на полу в своем номере. Скончался вскоре после прибытия врачей: реанимационные мероприятия не помогли. Причина смерти – острая сердечная недостаточность. Застарелый порок сердца, связанный с поражением сердечных клапанов. Об этом свидетельствует поступившая к нам медицинская карта Фирсова. Это же подтверждает врач бригады «скорой помощи», которая доставила тело Фирсова в морг. Поскольку у Фирсова из близких людей имелась только супруга от бывшего брака, а на момент смерти его она находилась в загранкомандировке (необходимо проверить связи!), от нее поступила телеграмма с просьбой задержать похороны, насколько это возможно.

Также мною установлено, что утром 19 сентября при странных обстоятельствах из морга в Петрозаводске пропали два трупа. Один неопознанный, второй – тело Фирсова.

Я показывал имеющуюся у меня фотографию Фирсова работникам гостиницы в Петрозаводске, экипажу «скорой помощи», забравшей тело, медперсоналу больницы, а также Голубеву и Прохоренко. Все они утверждают, что это один и тот же человек. По фотографии другого тела, сделанной перед вскрытием в морге, Голубев и Прохоренко опознали человека, которого видели вместе с Фирсовым на полигоне. Установить местонахождение тел в настоящий момент не удалось…»

Предоставил: агент «Аякс».

24 сентября 1977 г.

19 сентября 1979 г.

Среда

Утром, по обыкновению, всегда чутко спящего Георгия разбудило радио, включенное на полную громкость в соседней квартире. Почему-то старушка, живущая за стенкой, считала, что, уйдя поутру торговать на рынок, таким образом – оставляя радио включенным – надежно защищала свое имущество от случайных воришек. Волков уже как-то раз говорил с бабкой на эту тему, но та оказалась не из пугливых, и тот факт, что сосед работает «кое-где» (о чем знали почти все в доме) ее не беспокоил. «Ты меня, малец, не стращай, я свое уже отпужалась!» – таков был ответ на вполне вежливо озвученную однажды просьбу.

– В эфире «Пионерская зорька»! – отчетливо послышался радостный детский голос за стенкой.

Едрен-батон! Да я же проспал!..

Волков посмотрел на будильник. Минутная стрелка немного не дошла до четверти седьмого. Будильник и раньше отставал, но чтобы почти на час!..

Георгий вскочил с кровати, наспех оделся. Времени бриться уже не оставалось – ладно, сойдет и так.

А вот наручные часы куда-то затерялись. Без них Волков себя ощущал некомфортно. Вскоре он вспомнил, что вчера перед сном чинил телевизор, и, чтобы часы не мешали, снял их. Там, на телевизоре, он их и обнаружил. Рядом с фотографией, оставшейся на память об армейской службе.

Перед тем как надеть ремешок на запястье, он задержал взгляд на снимке: Леха Переверзев, Сашка Лукинский и он сам – трое дружбанов перед дембелем. Бравые парни: форма летняя парадная, кокарды и значки блестят на солнце, фуражки сдвинуты набок не по уставу, а в глазах у Лехи и Игоря предвкушение свободной жизни и мечты о долгих вечерах с девчонками. И только он, Георгий, серьезен и напряженно глядит вдаль, не замечая фотографа. Из троих один он точно знал, чем займется после службы, – уже тогда им заинтересовались в органах. Начальник заставы сразу выделил его из числа остальных и задолго до дембеля закидывал удочки – видимо, Волков произвел впечатление своей физической и боевой подготовкой да еще на гражданке в три года законченным высшим.

Если перевернуть фотографию, то на обороте можно прочесть: «Вольфраму от Луки и Хасана». Лукинский получил свое прозвище от фамилии. Хасана так прозвали, потому что он действительно родился возле поселка Хасан, что под Владивостоком, неподалеку от того самого одноименного озера, где еще до войны наши надавали японцам по самое не балуй; да и потом, у Хасана в роду были китайцы, так что узкие глаза его четко соответствовали кличке. У Георгия же было несколько прозвищ – Волк не прижилось, равно как и переиначенное на немецкий лад Вольф. Некоторое время его за стойкость и характер один из старших офицеров называл Вольфрамом, но это было слишком вычурно для темноватого в массе своей армейского общества. Зато инструктор по рукопашному бою отметил необычную гибкость, молниеносную реакцию Георгия и в шутку прозвал Коброй. Это прозвище и закрепилось за ним, хотя быть тугоплавким Вольфрамом Георгию нравилось больше. Зная об этом, друзья так и подписали снимок…

Несмотря на утренний холод, кристально чистое небо предвещало жаркий день. Да и в переносном смысле сегодня придется нелегко, думал Георгий. Правда, вскоре мысли о предстоящей работе съехали на личное.

Путь от автобусной остановки к управлению пролегал мимо старых кварталов. Георгий выцепил взглядом небольшой двухэтажный старый купеческий особнячок, хорошо заметный с дороги. На втором этаже, в большой квартире с широкими балконами, жила Светлана Полевая. Изумительной красоты девушка, отношения с которой у Георгия были достаточно тесными, и он задумывался о женитьбе, пока однажды не засомневался: создан ли для семейной жизни? Когда он впервые обстоятельно задумался на этот счет, он стал избегать встреч со Светланой. Первоначально сильный эмоциональный порыв стал быстро угасать. Нет, еще рано заводить семью. Может быть, когда-нибудь… Но не сейчас.

Если быть честным до конца, он не мог себе представить и дня без строго составленного режима (сегодняшний прокол с будильником не в счет!), без обязательной вечерней пробежки, без долгого чтения книг и газет перед сном, с возможностью уснуть, когда того потребуют обстоятельства и собственные желания. А если появится жена, многим придется поступиться. Опять же – служба требовала полной самоотдачи. Редко когда он приходил домой раньше семи, а двенадцатичасовой рабочий день не считался чем-то невероятным. Мало того – Георгию это нравилось. Лишенный всего этого, нынешний Георгий Волков элементарно перестанет существовать. У него не было друзей, у нее – множество. Даже в этом он видел противоречие. Он подозревал, что Светлана не понимает его любви к одиночеству. Но больше всего досаждало, что при ней он превращался в другого человека. Которого не любил в себе…

И вообще, он давно заметил, что ему нравится быть отшельником. Впервые это проявилось после армии, когда Георгий, неожиданно вынырнув из опостылевшей казарменной среды, вдруг разом окунулся в тихий, малолюдный мир, насчитывающий всего нескольких человек на работе да по соседству, с которыми он общался чаще других. И этого общения хватало за глаза, чтобы в другие минуты ощущать приступы мизантропии.

Ему нужен был честный разговор со Светланой, но Георгий трусливо оттягивал этот момент, как только мог. Поначалу думал, некая холодность с его стороны и редкие свидания сами собой отвадят ее любовь к нему. Светка найдет себе другого, а с ним просто останется в дружеских отношениях. Но получилось наоборот: несмотря на его холодность, девушка, напротив, все больше прикипала к Георгию и чаще требовала внимания. Об этом можно было судить хотя бы по бесчисленным намекам сходить в кино, театр или на какую-нибудь приезжую выставку, и предложения эти всегда исходили только от нее. Во многих случаях Георгий отказывался, в последнее время все чаще, но Светлану это не отвращало, хотя и случались ссоры.

Георгий вдруг заметил, что остановился и смотрит на дом Светланы.

«Ну уж, брат, это ты зря!..»

Он отругал себя за минутную слабость и продолжил путь.

Нравилась ему работа: дисциплина, четкий распорядок, а кроме того, не менее приятно было ощущать себя причастным к делу защиты Родины от поползновений всяческих нежелательных элементов. И здесь Волкову не нужно было напоминать про Устав – любого врага он готов был ненавидеть всей душой. Правда, настоящих врагов, действительно способных навредить отечеству, в провинции не водилось. О них печатали все больше в газетах да рассказывали на специальных курсах. Карельск был слишком маленьким городом, чтобы вероятный противник мог рассматривать его в качестве плацдарма в своих подлых и далеко идущих планах. Никаких важных объектов – неподалеку воинская часть да тройка мелких заводов, но мало ли на просторах страны военных баз, куда больших по масштабу, и заводов-гигантов при городах-миллионниках. Вот там шпионы могут встречаться. А в Карельске даже не набралось бы и десятка грезивших об эмиграции евреев, и диссидентов сюда не ссылали – настолько городок был скромен.

Однако в последние дни Волков, привыкший чутко воспринимать все, что творится в управлении, нутром чуял, что, возможно, ситуация изменится. Что-то грядет, и скучно не будет. Это можно было понять по участившимся звонкам шефа в Москву, по некой еле уловимой таинственности и недосказанности, которые сквозили между начальством всех степеней и подчиненными. Сам Георгий все еще относился ко вторым, хотя готовился вскоре выпрыгнуть из младшего звена – если все пойдет как надо. Пока его роль была – исполнять приказы. А это он умел делать безупречно и всегда оставался на хорошем счету. Так совпало, что наметившаяся активность в управлении случилась в одно время с теми преступлениями, расследованием которых он занимался. И Георгий понимал, что, если он хочет подняться на ступень выше, от него потребуется вся его интуиция, работоспособность, умение грызть и рвать из-под себя землю.

Когда Волков, пройдя мимо дежурного, направился к лестнице, его окликнули.

– Жорик! – донесся скрипучий голос.

Георгий поморщился, но оборачиваться не стал, только замедлил шаг. Жориком его называл единственный в управлении человек, старый кадровик Васильев. Этот был из прежней гвардии, и давно сложился слух, что в юности на путь чекиста его будто бы благословил сам Дзержинский. А в годы войны, мол, Васильев работал рука об руку с Андроповым, нынешним председателем КГБ, который служил тогда в Петрозаводске. На сих двух фактах биографии основывался непоколебимый авторитет старика, но Иван Сергеевич Яковлев, шеф Георгия, как-то рассказал в приватном разговоре, что все это враки, и, если вдруг возникнет такая необходимость, Георгий может послать Васильева куда подальше. Будто предчувствовал, что такая потребность у его заместителя рано или поздно возникнет.

Васильев был надоедливым типом. Кроме того, о себе он любил говорить в третьем лице. А еще одевался неопрятно: всегда ходил в истасканном, насквозь пронафталиненном костюме. Поговаривали, что это он специально – делал вид, будто внешность для него не самое важное. Хотя немногочисленные, еще не сбежавшие от старости волосы его всегда были зализаны блестящим кремом.

– Жорик, как хорошо, что Васильев тебя поймал! – Догнав так и не обернувшегося Георгия, Васильев схватил его за локоть.

Волков грубо вывернул руку. Теперь коварно сладкие глаза старика оказались аккурат напротив. Казалось, тот даже не заметил неуважения со стороны младшего сотрудника. Но это лишь казалось – Георгий ясно отдавал себе в этом отчет.

– Ну как, не надумал к старику в отдел перебраться? А? Васильеву ой как нужна помощь! Вчера Дыблов допрашивал шабашников из Хомутовки, ну помнишь, они там чего-то натрепали по пьяни насчет колхозных порядков?..

От Васильева и без того частенько несло прелым потом, как от козла, а уж если он говорил, при каждом слове изо рта выплескивался тяжелый дух от десен, изуродованных застарелым парадонтитом. Георгий пожалел, что в управлении нет сильных сквозняков, а то бы он встал по ветру. Но все что мог в данном положении – это сдерживать дыхание и сожалеть о том, что, к сожалению, не все еще ладно у нас в стране со стоматологией.

– …Так этот Дыблов мне все ставки попутал, дело насмарку… – жаловался кадровик. – По-моему, он уже мышей не ловит, как ты думаешь? А Васильеву нужен молодой, рьяный сотрудник. Чтобы допрос так допрос, не сюсюканье. И зарплатой Васильев никогда не обидит, замолвит словечко. Так как, Жорик? Будем вместе с врагами бороться? У меня тут в одной деревеньке баптисты на примете…

Так и подмывало Георгия последовать совету Яковлева и отправить старика по известному адресу, но он решил не рисковать.

– Я подумаю, – как обычно, ответил он, только нарочно не стал добавлять имени-отчества.

– Ну думай, думай. Васильев на память силен. Он добро не забывает. Такого перспективного сотрудника, как ты, еще поискать. Ох, отберет он тебя у Яковлева!.. – Старик маслено улыбнулся и с размаху хлопнул Волкова по ладони.

Надо было убрать руку, чтобы разбил пальцы о перила, с досадой подумал Георгий, глядя на лисью фигуру удаляющегося Васильева. Надо же, попался на пути – все настроение теперь ни к черту.

Впрочем, благостное расположение духа уже давно было нарушено. Предстоял разговор с начальством – все-таки он опоздал, а за это Яковлев по головке не гладит.

Георгий фактически боготворил своего шефа и всегда с готовностью принимал любые упреки, которых, по счастью, выпадало мало – Иван Сергеевич не страдал любовью распекать подчиненных направо и налево, всегда говорил о том, что во всех ошибках начальство может винить только само себя. И если уж доставалось, то лишь по делу. Но вот опозданий, к примеру, Яковлев на дух не выносил. И здесь свою ошибку он видел в том, что: «Я, видимо, не слишком доходчиво объяснил вам, как надо себя вести!..» И тут же старался исправить упущение. Голос в такие минуты у него был – будь здоров: трубный, диктаторский.

Да и вообще Яковлев был серьезный мужик. Одного роста с высоким Георгием, но вдобавок еще и весь такой величественный, с благородным лицом. Плюс редкое сочетание непререкаемого авторитета и духа рыцарства: вот уж кто – без страха и упрека. Георгий страшно уважал шефа, под началом которого с удовольствием работал уже не первый год, и даже после выволочек не забывал думать о том, что шеф – это и есть то, к чему нужно стремиться.

Едва Волков поднялся на этаж, оказалось, что Иван Сергеевич его поджидает. Но, к великому удивлению Георгия, про опоздание он даже не заикнулся.

– Вот молодец, вовремя! Я тебя из окна увидел! – радостно встретил шеф с порога. – Давай-ка мне быстренько свой вчерашний отчет. Пора доложиться. Не будем заставлять их ждать!

Приняв бумаги, Иван Сергеевич Яковлев ненадолго задержал на подчиненном свой взгляд и зачем-то подмигнул Георгию. Он вообще казался чересчур возбужденным, каким-то взбудораженным. Обычно спокойный умный взгляд шефа сейчас горел задором, словно его обладатель вступил в какую-то безумно интересную и опасную игру. Георгию знаком был этот взгляд – он говорил о том, что к Яковлеву сейчас лучше не приставать с расспросами. Хотя Георгия так и распирало узнать о причинах суеты и о том, кто скрывается под грифом «их». Неужели гости из Москвы пожаловали? Но он не рискнул спросить об этом напрямую. Переборов это желание, вошел к себе, взял из сейфа красную папку и передал ждущему в нетерпении шефу.

– Отлично!

– А сейчас мне чем заняться, Иван Сергеевич?

– Анализируй! – выкрикнул шеф из коридора.

Это была универсальная фраза, своего рода шаблон речи, произносимый практически в любой ситуации, когда Яковлев предоставлял Георгия самому себе.

Их кабинеты были рядом, разделенные небольшим «предбанником» с общей дверью в коридор. В теплые месяцы эти двери и коридорная тоже обычно были всегда открыты – Яковлев не любил духоты. Но сегодня шеф отчего-то поторопился спрятать себя и гостей – уходя, он задраил Георгия, и даже слышно было, как хлопнула дверь в его кабинет.

Волков сел за стол и открыл блокнот. Он нашел странички, куда занес результаты осмотров последних трех случаев – на дачном поселке, в лесу и самый свежий – на стройке. Чтобы блокнот не закрывался, он водрузил на него давно сухую за ненадобностью чернильницу, из стопки в шкафу достал лист бумаги, карандаш и стал переписывать: в линию – хронологию событий, столбиком – разные отмеченные мелочи и запомнившиеся детали.

По отдельности все данные в таблице казались нелогичными и бессмысленными. Однако объединяли эти случаи два очевидных факта. Первое – быстрое разложение трупов, если не сказать мгновенное. Второе – явное расхождение между тем, что утверждали свидетели, рассказывая о предшествующих находке событиях, и тем, что на месте обнаруживали оперативники. Выходило так, что тела появлялись непонятно как, словно из ниоткуда. Вот если бы найти реальных участников поножовщины на Заячьем Лугу – но покуда милиции и это не удалось.

«Думай, думай, никакой мистики!» – говорил Георгий сам себе, и почему-то собственный внутренний голос казался похожим на скрип Васильева.

Яковлев учил Георгия обращать внимание на каждую мелочь, и пытливый ум молодого сотрудника одну за другой перебирал все детали, чтобы найти еще хоть что-нибудь общее и одновременно крайне важное, способное натолкнуть на след. Вот взять, к примеру, пол: все трое мужчины. Это уже теплее. Возраст: достаточно активный. Сфера деятельности: вот тут есть вопросы.

Георгий задумался, в углу листка нарисовав карандашом рожицу. Подкрасил ей глаз, будто фингалом, добавил точек на щеки – небритость. Растер пальцем – получилась серая неприглядная физиономия.

«Это точно!»

Похоже, что все трое являли собой асоциальные элементы. На это указала Ипатова на стройке, а сейчас Георгий вспомнил, что и в предыдущих случаях некоторые признаки указывали на то же.

Он достал отпечатанные на ротапринте копии актов осмотра предыдущих двух тел. Действительно: неухоженное состояние кожных и волосяных покровов, полное пренебрежение личной гигиеной. Это бросилось в глаза всем экспертам. Не так много в городе мест, где могли бы собираться бичи и бродяги, но в том-то и дело, что все эти лавочки в очередной раз прикрыли совсем недавно, после нескольких рейдов милиции. Кого направили на принудительные работы, кого на лечение. Через какое-то время все снова вернется на круги своя, но сейчас этим самым бичам просто неоткуда взяться. Разве что предположить, что их кто-то привез сюда издалека, убил, а потом, спустя некоторое время, выбросил тела, имитируя преступление? За такое мог взяться только психически больной…

Маньяк в Карельске?! В наше-то время? Возможно, но чересчур уж невероятно.

Думай, думай, Волков! Анализируй…

Скрипнула дверь к Яковлеву. Послышались голоса в предбаннике. Но, сколько человек там, понять было невозможно. Высовываться Георгий не стал. Если шеф закрыл его, значит, так нужно.

Он собрался с мыслями и снова стал записывать столбиком – признаки, на которые можно ориентироваться при описании. Получился довольно приличный список. Наконец, задержавши взгляд на слове «одежда», он неожиданно задумался и обвел его.

У последней жертвы одежда была явно с чужого плеча. И к тому же не полный комплект. Ни трусов, ни туфель с носками. Такое ощущение, что человек надел чужое просто потому, что иного под рукой не было. Взял что подвернулось – женское. А, учитывая размер женской обуви, туфли не подошли. Вроде логично. Вот только прямо банный анекдот получается!..

Какая-то мысль вспыхнула и тут же погасла. Георгий попытался вспомнить, что его так взволновало, но мозг ушел в отказ: его мысли по-прежнему сбивались на таинственных гостей.

«Ладно, попробуем зайти с другой стороны. Нет ли чего-то подобного в предшествующих случаях?»

Оба других тела – найденное на даче и тот труп, что обнаружили в лесу, – сфотографировали бездарно, при плохом освещении: мало деталей, кое-что вообще не вошло в кадр. Видно, что снимали дилетанты и абы как. Поэтому, рассчитывая, что хоть к письменному изложению подошли не столь безответственно, Георгий тщательно изучал акты. Почему-то в одном из них обувь вообще не упоминалась. Была ли это неосознанная ошибка в описании или обуви, в самом деле не нашли? Если второе, то это уже теплее. В акте осмотра тела из леса, обувь упоминалась, но это были домашние тапочки. Это видно и по снимкам, тоже неважным.

Волков посмотрел сводку погоды – в ту ночь был ливень. Еще интереснее – какой придурок отправится в сырой лес в домашних шлепках? Что ж, и это можно отметить, хотя и тут анекдот: для покойника и белых тапок искать не нужно, сразу при нем – цинично усмехнулся он. И тут же понял, что его так смутило несколько минут назад. Эта мысль уже посещала его вчера, мелькнула сегодня, но он не придал ей особого значения.

Покойник!..

Если человек уже давно труп, сильное разложение не удивительно. Однако эти все трое были чистенькие, как сказала Ипатова, – будто пролежали где-то, где нет мух, или они не смогли добраться до тела. А вот где водятся такие покойники? Ну конечно же, в морге! Где же им еще пребывать?!

«Молодец, Георгий, – хоть что-то!»

Нужно обследовать городские морги, их не так много – всего три. Правда, Георгий тут же успел засомневаться, мол, все это ерунда. Только маньяку понадобится похищать и снова убивать уже мертвое тело. А в маньяка не очень-то и верится. Но все-таки эту версию совсем исключать не стоит.

Волков открыл портфель, достал оттуда папочку и сложил в нее все имеющиеся фотографии и акты. Затем позвонил в гараж, узнать насчет свободной машины. Оставив на двери шефа записку, Георгий закрыл свой кабинет и спустился вниз, думая о том, как бы снова не наткнуться на Васильева. Как оказалось – не зря. Обладатель скрипучего голоса подстерегал его у выхода, как будто с самого утра ждал, скромненько притулившись на скамеечке для посетителей. По слухам, в прежние годы, пока Васильев не принял отталкивающий вид, он мог разговорить какого-нибудь говорливого идиота на серьезную статью, а потом как ни в чем не бывало пригласить его в свой кабинет уже далеко не как свидетеля, и бедолага сколько угодно мог бы доказывать, что его сюда вызвали по ошибке.

– Жорик, – с радостной улыбочкой поднялся старик. – А Васильев как чувствовал, что тебя застанет. Вишь, какой у меня нюх особый!

Васильев оценивающе посмотрел на Георгия, заставив поежиться от колючего взгляда. Старый кадровик обладал каким-то особым, нехорошим даром, может, потому он и был до сих пор в обойме, хотя по всем остальным показателям давно пора валить на пенсию. Быть может, у него и есть чему поучиться, подумал Георгий, но это все равно как пойти в помощники Кощею Бессмертному – с кем поведешься, того и наберешься.

– А что, Жорик, ты куда-то намылился?

«Куда, куда… тьфу ты, всю удачу прогонишь… На кудыкину гору!»

– По работе, – сухо ответил Волков после паузы.

– Не возьмешь с собой недолго прокатиться? – прищурился старик. – А Васильев тебе кое-что шепнет на ушко.

«А не пойти бы тебе!..» – И Волков улыбнулся. А затем, сам удивляясь такому своему мыслимому нахальству, открыто рассмеялся. Васильев подхватил этот смех, но колючий взгляд его так и шкрябал по лицу Георгия, словно норовя прочесть мысли молодого сотрудника.

– Говорят, у вас гости, – сказал Васильев, прекратив смеяться первым.

Волков тоже вмиг сделал лицо серьезным. Почему именно у нас? Что – мы, какие-то особенные с Яковлевым. Или чем проштрафились?

– Едемте, – с неохотой все же предложил он.

В машине они сели сзади: Волков справа, Васильев за водителем.

Не впервые Георгий находился к старому кадровику так близко, но сейчас в тесном салоне смесь запахов, исходивших от неприятного спутника, ударила в ноздри с особенной силой. Даже водитель вывернул голову назад, но перехватил строгий взгляд Георгия и сделал вид, что обернулся так просто. Волков же подумал, что не зря Васильева все боятся: старика запросто можно использовать в качестве не ратифицированного никакими договорами биологического оружия против особо несговорчивых, а то и в качестве прямого орудия пытки.

– Что-то душно, – сказал Волков, открыв окно, и водитель понял его, тоже приспустил стекло на своей двери.

– Ты не переживай, Жорик, Васильев тебя надолго не оторвет, – проскрипел старик и хлопнул водителя ладонью по плечу: – Трогай, братец, не задерживай!

Водитель снова оглянулся, дожидаясь приказа начальства. Волков кивнул, и «Волга» неторопливо вырулила на мостовую.

– Вы что-то про гостей из Москвы говорили, – напомнил Георгий.

– Про Москву Васильев ничего не говорил, – старикашка мотнул лысой башкой. – Хотя это оно верно. Из Москвы. Не в первый раз уже к твоему шефу такой интерес. И как бы не в последний… Мало, видать, ему два года назад досталось. Не впрок пошло. Гляди, Жорик, как бы не залетел твой шеф. И ты вместе с ним.

Георгий решил не провоцировать Васильева лишними вопросами. Пусть выкладывает, что хочет, и убирается. Поэтому промолчал, хотя, разумеется, ему очень интересно было, откуда у старика такая информация про Яковлева. Но расспрашивать посчитал ниже своего достоинства.

– Ты над чем сейчас занимаешься, Жорик?

– Дело веду, – еще более сухо ответил он.

– Да это понятно, что дело, – усмехнулся Васильев. – И как перспективы?

«Весьма туманны», – подумал Георгий. Все было написано на его лице.

– А вот у Васильева дела всегда четки, прямы и ясны. Как детская слеза, – сказал старик, не уточнив, правда, где связь между делом в папке и детской слезой, и от такой нелепицы снова заставил Георгия разрываться между молчаливым презрением и естественным желанием задавать вопросы, несмотря на все свое неуважение к старому кадровику.

«Волга» катилась по почти пустынным в это время дня улицам Карельска. За окошками мелькали деревья, будки киосков, жилые дома, меж которыми проглядывали пустые дворы. Редкие прохожие шли по тротуарам. Чаще женщины.

– Гляди, Жорик, тихо-то как! – снова заскрипел Васильев. – Граждане на работе, учебе, занятиях. Запросто можно вычислить какого-нибудь бездельника, праздношатающегося тунеядца. Но тут еще важно отличить его от какого-нибудь работяги, труженика, вкалывающего в ночную смену, а день отдающего прогулкам по городу. Чтобы не обидеть нашего (он выделил) человека незаслуженными подозрениями. Вот ты сумеешь это сделать по первому взгляду, а, Жорик? Чего молчишь-то? Иэх, распустили народ!..

Скрип Васильева изменился, стал натужным, похожим на хруст.

– А Васильев умеет… Мне бы годочков полета сбросить да ребят своих вернуть. Чую, чую, скоро всему конец настанет. Не удержать такую махину! Куда катимся… «Меховое» дело вспомни. Лично Андропов под свой контроль взял. Да только что наш уважаемый председатель – даже если вдруг его власть станет, что он может сделать, этот «джазист», стихоплет? Тут другой масштаб нужен. Тут во как надо! – И Васильев показал как: стиснул сухонький кулак, да с такой силой, что костяшки пальцев стали избела-желтыми, а ноготь большого словно готов был взорваться от давления запертой в нем крови.

Открытый наезд на высочайший чин в системе не испугал и не покоробил лейтенанта Волкова. Он давно знал, что Васильев тактичностью не блещет и порой может правдой-маткой крыть любого. И то, что при всех своих резких высказываниях он продолжает сидеть на месте, желающие накляузничать должны были понимать: лучше не стоит этого делать – себе дороже. К тому же не зря сплетни ходят про Дзержинского да про «самого» Андропова…

– Так что насчет гостей-то? – не удержался Георгий.

– А вот ты подумай, покрути мозгами, – прохрустел Васильев. – Как надумаешь, дуй сразу к старику. Зря, что ли, тебя отправляли на курсы? Ваньку валять? Все управление на тебя большие надежды возлагало, а твой Яковлев, хитрец, взял да и присвоил себе ценнейшего работника. Но не век-то ему барина из себя строить… Так что смотри, кумекай. Глядишь, старик Васильев замолвит за тебя словечко… Нут-ка, милок, высади меня здесь! – Старик нагнулся к водителю, обдав его облаком своего дыхания.

«Волга» остановилась перед серым зданием исполкома. Васильев, кряхтя, выбрался наружу, напустил на себя важный вид и ни словом, ни жестом не перекинувшись с Волковым, словно того больше не существовало для него в эту минуту, направился к высокому крыльцу. Георгий проводил его взглядом, представив, как Васильев общается с городскими чиновниками, и как те – прекрасно зная, откуда он, кто такой и какие, вероятно, стоят за его спиной люди, – вынуждены терпеть присутствие вонючего старикашки.

Волков аж сам передернулся.

– Ладно, поехали! – сказал он водителю.

Через десять минут они прибыли к зданию мединститута. Угрюмое каменное строение анатомического театра (обточенный за сто лет дождями кирпич, давно немытые стекла) притулилось в тенистом парке на задворках огороженной чугунным забором территории. Когда Георгий выбрался из «Волги», входные двери распахнулись, и на улицу высыпала группа молодых людей в белых халатах – юноши и девушки, они что-то увлеченно обсуждали, и Георгий на миг позавидовал их беспечности и хорошему настроению. Студенты смеялись, говорили громко, никого не стесняясь, казалось совершенно не замечая ничего и никого вокруг, кроме самих себя.

Георгий хотел обойти их, когда перед ним внезапно возникла Светка. Она обрадованно воскликнула: «Привет!» – и уставилась на него большими, удивленными и полными счастья глазами.

– Ты ко мне?! Как ты вовремя, я как раз освободилась!

Сама, как всегда, прекрасна – открытая улыбка, яркие глаза и длинные ресницы, светлые длинные волосы, подобранные в пучок, обнажали шею с изумительно нежной кожей, которую всегда так нравилось целовать и гладить ему. Он почувствовал приятное своей подлостью волнение, но быстро справился с ним.

Эта встреча поначалу ошеломила Георгия, но он сообразил вдруг, что ничего странного нет – Светлана ведь учится в мединституте. Вот и еще одно подтверждение того, что им не суждено быть вместе, – он напрочь забыл об этом. И никаких этому не может быть оправданий. Да и не нужно.

Он заметил, что шумливые студенты замолкли и десятки глаз уставились на них.

– Прости, я здесь по служебным делам, – произнес он. Все же достаточно тихо, чтобы это признание не стало достоянием каждого.

Сказав эти слова, Георгий не задержался и на секунду.

Может быть, его холодная сдержанность отрезвит ее, думал он, входя в двери. Ну не должен ведь я врать. Ни к чему. Пусть найдет кого-нибудь более подходящего. Вон сколько симпатичных парней – он вспомнил, что среди прочих взглядов заметил даже ревнивые. Воздыхатели… A-а, мне все равно!..

Какая-то струна, перетянутая и готовая лопнуть, зазвенела в душе. Поскорей бы лопнула, только легче станет…

Вонь формалина прорывалась из находящегося где-то в глубинах здания трупохранилища и заполонила собой коридор, пробуждала тошнотный позыв, почему-то (хотя понятно, почему) напоминая о старике Васильеве. Низкие потолки, облезшая краска на стенах, тусклые лампы без плафонов добавляли мрачности. По всему видно было, что за порядком здесь не следили.

Волкову долго пришлось заглядывать во все двери: таблички на половине из них отсутствовали, а те, что имелись, потемневшие от копоти, не соответствовали действительности, как это часто бывает. Спросить бы кого, но создавалось впечатление, что студенты на улице были единственными обитателями этого заведения, и теперь здесь никого нет. Георгий по очереди наткнулся на туалет, раздевалку, кладовую, четвертая дверь оказалась заперта, заглянул в следующую. Увидел зал с высоким сводом и опоясывающим стену пристроенным балконом, откуда, очевидно, наблюдали за вскрытием тел, – посреди зала стояли два огромных каменных стола, о реальном назначении которых можно было не гадать – наклонные канавки по краям предназначались явно не для дождевой воды. И пахло здесь особенно резко, как будто стены и пол впитали в себя царящие здесь запахи. Внутри зала виднелась еще одна дверь, из-за которой доносилось характерное металлическое звяканье. Георгий направился туда.

Он открыл дверь и первым делом увидел труп на каталке – почему-то в странной скрючившейся позе, – одетый в синий тренировочный костюм. На мгновение Георгию стало не по себе, он отшатнулся, когда труп неожиданно открыл глаза и от души зевнул, не обращая на вошедшего и малейшего внимания, и снова смежил веки.

«Как можно спать в таком густом амбре?» – подумал Георгий и как раз в этот момент услышал за спиной женский голос:

– Вы к кому?

Он повернулся и увидел пожилую женщину. Та держала в руках кювету, полную хирургического инструмента; поверх белого халата накинут клеенчатый фартук. Она подошла к чану с водой и с шумом, грохотом высыпала инструмент. Вода сразу стала коричнево-мутной. Георгий вновь едва сдержал тошноту. Даже вчера на стройке его так не мутило. Вчера позавтракать не успел, сразу выдернули, надо было и сегодня поголодать.

Он заметил, что женщина с насмешливым любопытством смотрит на него, едва скрывая улыбку.

– Мне бы поговорить с вашим начальством, – сказал Георгий.

– Евгением Санычем? А вон он, – и она показала на спящего. – Нажрался опять. Когда только успел?

Георгий подошел к «трупу» и, не церемонясь, растолкал.

– Чего… Чего?!.. – завозмущался тип в трениках и долго не хотел подниматься, пока Георгий не объяснил, с кем тот имеет дело.

– Ну как, я могу теперь задавать вопросы?

«Труп» наконец принял вертикальное положение и повернул к нему отекшее лицо.

– Хреново мне, – тип в трениках поморщился и скрежетнул зубами.

– Вы заведующий?

Тип кивнул.

– Мне нужно знать, как у вас ведется учет тел. Вся информация.

– А что такое? – сразу забеспокоился тип.

Он спрыгнул с каталки. Георгию пришлось поддержать его, чтобы не упал.

– Вообще-то я врио, – заюлил похмельнострадающий. – Настоящий заведующий в отпуске. Но у студентов уже практические занятия начались, приходится кому-то следить за порядком. Я вот…

– Ну хоть что-то вы мне можете рассказать? – перебил его Георгий.

– А что рассказывать. Которые тела разрешено брать, те и берем. Полная отчетность – акты, описи, печати. А потом уже наши ученички кромсают их, как бог на душу положит. Все по форме.

– Пропадали у вас тела в последнее время?

Мужичок посмотрел на него со страхом.

– А что, пропадали?! – воскликнул он и бросил трусливый взгляд на женщину. – А мне ничего не говорили! Я же говорю – я здесь никто. Временно исполняющий обязанности. Я ничего не знаю!

Георгию казалось, что Евгений Саныч вот-вот рухнет на колени.

– Да успокойтесь вы. Я же не утверждаю, спрашиваю.

Он сам повернулся к женщине и задал тот же вопрос. У той страха во взгляде не возникло, но все же мелькнуло что-то хорошо знакомое. «Меньше болтаешь, лучше спишь» – прочел он в ее глазах.

Женщина повела плечами.

– Наши покойники под семью замками. Можете проверить. Еще ни один не пропадал.

– Покажите мне ведомости, или что там у вас? – попросил Георгий.

Евгений Саныч был уже в предобморочном состоянии. В отличие от него, женщина проявила выдержку и с невозмутимым видом достала из кармана ключи, открыла железный шкаф. Передала Волкову толстую общую тетрадь и папку с подколотыми документами. Он пролистал ее из любопытства. Еще бы разобраться в этих записях, сделанных разным почерком, который у всех медицинских работников вне зависимости от их специализации с трудом поддается прочтению. Нет, тут надо изучать тщательно, в один день не управишься. Однако интуиция подсказывала, что здесь все чисто. А поведение Евгения Саныча легко объяснялось слабостью его натуры, вдобавок сдобренной тягой к спиртному. Но дело – есть дело, и любой вариант должен быть отработан от и до.

– Я возьму это с собой, – сказал Георгий.

– Расписку дайте, – опять-таки невозмутимо произнесла женщина.

Волков дружелюбно улыбнулся ей. Ему всегда нравились такие уверенные в себе люди. Черви, подобные Евгению Санычу, напротив, своим малодушием вызывали только гадливость и не заел уж и ват и отношения на равных.

Когда Георгий покончил со всеми формальностями, он поблагодарил работницу. Не подавая руки, попрощался с «врио заведующего», который глаз не сводил с лежавшей на столе расписки, будто это была не обычная бумага, а написанный кровью и заверенный кровавой же печатью договор с Сатаной.

Вновь очутившись на улице, Георгий испытал чувство невероятной любви к солнцу. Ветерок ударил в лицо, сладко защекотал ноздри. Хотелось жадно пить воздух, что он и сделал с наслаждением.

– Гера! – услышал он, и тоска вернулась.

Светлана. Видимо, ждала его, в одиночестве сидя на скамеечке под тенью пожелтевшего клена. Заметив, как он вышел, поднялась навстречу. Уже успела переодеться, халат спрятала в сумку – край его торчал, словно неведомо откуда взявшийся снег.

Бесспорно – лучше девушки не найти. Многие бы обзавидовались его счастью, подумал Георгий. Все ушли, а она осталась. Переступила через свою гордость. Ему вдруг стало жаль ее. Но с этим ущербным чувством нужно бороться. Вдобавок он не знал, как вести себя. Появилось ощущение, что он одинаково будет жалеть о любом выборе.

– Я решила дождаться тебя, – сказала девушка, и не привычным милым тоном, а несколько резковато, обиженно, как будто все это время натравливала себя против Георгия. – Надеюсь, ты не забыл, что у меня скоро день рождения? Я хочу, чтобы ты пришел, обязательно! В воскресенье. Мы будем на даче. Кстати, папа тоже очень просил, чтобы ты был! Он сказал мне об этом несколько раз.

Георгий заметил, что ее ресницы дрожат. Ему вдруг захотелось обнять Светлану, пожалеть и покаяться в своей напускной строгости. Все-таки она была необыкновенной девушкой – и по красоте, и по уму, и по способности выносить мужской деспотизм, в конце концов. Но и сейчас Георгий заставил себя проявить выдержку. В жизни есть более серьезные вещи, кроме любви, подумал он. Не собираюсь я когда-нибудь через десяток лет валяться на диване и почесывать яйца, со скуки пялясь в телевизор. А она… Что ж, переживет. Ей несложно будет найти какого-нибудь молодого человека, который не заставит жить по своим жестким правилам.

Он искал в себе решительность, чтобы выложить ей как на духу все свои мысли, но понял, что длинного разговора не избежать. И сразу смелость куда-то исчезла. Он согласно кивнул.

– Хорошо, я приду. Но сейчас мне некогда. Правда… некогда.

Не дожидаясь ответа, он направился к «Волге», шофер которой почти сразу завел двигатель. Заняв место в салоне, Георгий невольно обернулся, но под кленом девушки уже не было…

Следующий морг был при районной больнице – центральный, с ритуальной службой. Третий по списку – при железнодорожной больнице, но ближе по расстоянию. Поездка туда заняла чуть больше часа, после чего Георгий пришел к выводу, что и этот пункт можно вычеркнуть. Пропажа трупов здесь практически полностью исключалась – очень строгий учет, короткое время пребывания, к тому же тела сюда доставляли крайне редко и в основном после трагедий на железной дороге. Однако появление комитетчика вызвало настоящую панику у работников морга, и это поначалу сбило Георгия с толку. Причина вскоре выяснилась – холодные помещения использовались не по назначению: вместо мертвецов предприимчивые служители Аида хранили здесь дефицитные скоропортящиеся продукты. В душе Георгий посмеялся над заведующим, когда тот, всячески юля, едва не заламывая руки, взывал к его пониманию и утверждал, что все это лишь для блага живых – сотрудников больницы. Прощаясь, Георгий сказал ему, что волнения напрасны – сегодня за такие проступки не расстреливают. Но похоже было, что эта шутка едва ли возымела успокаивающий эффект. Скорее наоборот.

Покидая холодное помещение, Георгий выцепил взглядом несколько надписей на коробках и с тоской подумал, что в обычных магазинах такие продукты едва ли встретишь. Он злорадно спросил себя, не натравить ли сюда Васильева с проверкой, – но решил, что это будет слишком жестоко. Да и, скорее всего, после его ухода здесь все будет шито-крыто…

Заведующего моргом при «цээрбэ», стоявшим в списке под номером два, звали Михаилом Исааковичем Лазаренко. Это был полноватый мужчина старше шестидесяти лет с типично старорусской докторской внешностью – бородка клинышком, очки в толстой оправе, немного лукавый прищуренный взгляд интеллектуала. Едва только Георгий завел с ним разговор насчет учета тел, как старик огорошил его восклицанием:

– Так вы по поводу пропажи тел? Наконец-то! А то я уже переживать начал.

Волков попросил объясниться.

– У нас три умерших пропали за последние дни, – сказал Лазаренко. – Я уже два раза в милицию обращался, обещали разобраться. Заявление я сразу написал, как первый раз случилось. – Заведующий нахмурился. – Странно, что все так нелепо выходит. Собственно, я уже смирился с тем, что могу полететь с должности. Но никто и пальцем не пошевелил, даже не позвонили. А что, у вас в комитете решили это дело в свои руки взять? Милиция не справляется?

Если и была в его словах ирония, то Георгий сделал вид, что не заметил ее. Он достал из портфеля фотографии. Пока только лица двух первых «жмуриков» крупным планом – фас и профиль. Фото тела на стройке решил пока придержать, чтобы не пугать старика, почему-то забыв о том, что находится не в том месте, где должны бояться вида обезображенных тел.

– Возможно ли, что это ваши пропавшие?

Лазаренко долго рассматривал снимки, вертел их в руках, задумчиво похмыкивая.

– За другого не ручаюсь, но вот этот точно наш! – уверенно произнес он и вернул Георгию фотографию. Это был снимок из леса.

Волков не ожидал, что будет так горячо.

– То есть вы утверждаете, что этот человек был мертв, когда находился у вас? – Это была глупая фраза, может, потому Лазаренко и улыбнулся.

– Мертвее не бывает, – ответил он. – Тягчайший перитонит. Он не жилец был. Знаете, он у нас, наверное, месяц в холодильнике пролежал. Безымянный, никто на него прав не заявил. Никто не знал, куда его деть. Наконец решили передать студентам в анатомичку. Уже и труповоз для него заказали. А он исчез на следующий день. Смех смехом, но будто не хотел под нож отправляться…

Лазаренко тяжело закашлялся.

– Простите… – отдышался он. – Впрочем, под ножом этот человек как раз и побывал – у него чуть ли не через весь живот глубокий разрез. Поножовщина, знаете. Отсюда и перитонит.

– То есть как разрез? Вы не путаете?

– Рана очень серьезная. Трудно не заметить.

Георгий лихорадочно вспоминал. Ничего такого при осмотре тела не было отмечено. Тот ли это человек?

– Вы уверены?

– Уж поверьте, это факт! – Лазаренко прицокнул языком. – Да, кстати, где вы его нашли?

– В лесу.

Георгий не знал – стоит ли показывать собеседнику те снимки, где погибший был в одежде. Казалось, что заведующий посчитает все это за розыгрыш, идиотскую шутку, маскарад. И в самом деле, получается, что кто-то нарядил труп, напялил на него домашние тапочки, а перед этим вспорол и снова зашил ему живот, да так, что эксперты не заметили? Все-таки это, наверное, не то тело. И Лазаренко мог ошибиться.

Но что-то заставляло его не торопиться с выводами. Пока заведующий вернулся к изучению снимка другой жертвы, Георгий достал из портфеля записи. Вот копия акта осмотра тела, найденного в лесу, многократно изученная. Взгляд бегал по бумаге строчка за строчкой, пока, наконец, Георгий не наткнулся на то, что искал: «на животе в левой боковой области едва заметен тонкий шрам».

«Не может быть!»

Он сунул лист под нос Лазаренко:

– Смотрите, здесь написано – шрам едва заметен!

Заведующий сначала прочел в очках, потом без очков, как будто они могли переврать. Посмотрел на Георгия:

– Молодой человек, ваши эксперты что-то напутали, там было очень серьезное ранение, приведшее к смерти…

– А как тогда объяснить это?

Он все-таки достал и остальные фотографии. Они хоть и сделаны были неважно, однако любой по этим снимкам мог бы определить истинную причину смерти – при падении на старые отломанные ветви в шею воткнулся острый сучок. Что касается шрама из описания, то на одной из фотографий он тоже присутствовал, и, естественно, едва просматривался.

– Как это понимать? – спустя минуту уставился на него Лазаренко.

– Я бы то же самое хотел спросить у вас, Михал Исакич, – не особо церемонясь, фамильярно произнес Георгий. – Вы уверены, что не ошибаетесь? Может, это не то тело?

– Я еще на память не жалуюсь. Мало того, вот этот тоже наш, – заведующий ткнул пальцем в дачный снимок. – Его я даже принимал лично. Сейчас припоминаю. Причина смерти – сильнейшая интоксикация. Технический спирт, знаете. Его мы не успели вскрыть, но не сомневаюсь, что нашли бы цирроз печени. Его подобрали где-то в подворотне, привезли в нашу больницу, но врачи оказались бессильны. Тоже, кстати, ни родственников, ни знакомых, кто бы согласился взять на себя похороны. Долго хранился у нас. Если не ошибаюсь, он пропал первым.

Лазаренко спросил разрешения взглянуть на остальные фотоотпечатки. Что ж, пусть поглядит. Волков дал ему все снимки, в том числе и те, что со стройки. Лазаренко долго и внимательно рассматривал каждую фотографию. При этом качал головой и, не переставая удивляться, прицокивал языком:

– Они все наши. Все трое. Это точно! Но все-таки почему в одежде? Это что, чья-то злая шутка?

– Именно это я и хочу выяснить.

– Все это, по меньшей мере, очень странно, – заведующий вернул фотографии. – Знаете, попахивает извращенными наклонностями.

– Михал Исакич, у меня к вам просьба. Вы могли бы изучить эти тела еще раз? Чтобы исключить ошибку.

– Готов хоть прямо сейчас.

– Я позвоню только, договорюсь. Можно воспользоваться вашим телефоном?

– Да, конечно, – ответил Лазаренко и подвел его к тумбе, где стоял древний аппарат цвета слоновой кости со стертыми цифрами в номеронабирателе. Чтобы не ошибиться, отсчитывая дырки пальцем, Георгий набрал номер дежурного:

– Это Волков. Соедините меня с Яковлевым.

Почти сразу в трубке раздался зычный голос шефа:

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.