Полет в навсегда

— Ник'му теперь не нужен вольный стрелок, — уныло произнес он. — Если Ищейки меня к тому времени не поймают, я сам повешксь, к'гда Атланты возьмут г'год.

Саундерс сочувственно кивнул.

Белготай приблизился, его раскосые глаза сверкнули.

— Но ты м'жешь мне помочь, М'ртин Саунд'рс, — прошептал он. — И с'бе тоже.

— Как? — непонимающе моргнул Саундерс.

— Да, да. В'зьми меня с собой, вытащи из эт'го проклятого времени. тут тебе никто не см'жет помочь, они знают о п'тешествиях во времени не больше тебя. Наверняка тебя тут засунут в каталажку, а машину разобьют. Тебе надо см'тываться.

Возьми меня!

Саундерс нерешительно замер Что он в действительности знает об этой эпохе? И сколько правды в словах Белготая?

Насколько ему можно верить…

— Высади меня в т'кие времена, к'гда вольный стрелок снова сможет ср'жаться. А я тем временем стану помогать тебе. Я неплохо упр'вляюсь с пистолетом и виброножом. Не можешь же ты скакать по б'дущему один.

Саундерс задумался. Впрочем, что тут долго размышлять — и так было ясно, что этот период для него бесполезен. К тому же Белготай спас его, пусть даже Ищейки не такие страшные, какими он их расписал. И… если уж на то пошло, ему нужен кто-нибудь, с кем можно просто поговорить. Кто помог бы ему забыть Сэма Халла и пропасть столетий, отделяющую его от Евы.

Решение пришло. — Хорошо.

— Отлично! Ты не пож'леешь, Мартин. — Белготай встал. П'шли, пора отправляться.

— Прямо сейчас?

— Чем ск'рее, тем лучше. А вдруг твою машину найдут? Тогда станет слишком поздно.

— Но… тебе же надо собраться, попрощаться…

Белготай шлепнул себя по сумке.

— Все мое со мной. — В его дерзком смехе пробилась горечь.

— Мне не с кем пр'щаться, разве что с кредиторами. П'шли!

Наполовину ошеломленный, Саундерс вышел вслед за ним из таверны. Слишком уж быстро пришлось ему прыгать из эпохи в эпоху, и у него не было возможности приспособиться.

Например, если он когда-нибудь вернется в свое время, у него в эту эпоху будут жить потомки. При скорости, с какой распространяются родственные связи, в каждой из враждующих армий окажутся люди, несущие в себе кровь его и Евы, и они сражаются между собой, даже не задумываясь о той нежности, благодаря которой появились на свет. Но ведь и я сам, устало подумал он, не задумывался в свое время, имею ли общих предков с теми, кого сбивал во время войны.

Люди живут в своем собственном времени, короткой вспышке света, ограниченной огромной темнотой, и не в их природе задумываться о том, что простирается за пределами этого короткого промежутка. Он начал понимать, почему путешествия во времени никогда не стали обычным явлением.

— Сюда! — Белготай увлек его в туннель аллеи. Они скорчились там, пока мимо проходили четверо Ищеек в черных шлемах. В тусклом красном свете Саундерс разглядел полувосточные лица с высокими скулами и металлическое поблескивание висевшего на плечах оружия.

Они добрались до машины, что лежала между домами, съежившимися в эту ночь страха и ожидания. Белготай снова рассмеялся, на этот раз мягко и радостно. — Свобода! прошептал он.

Они забрались внутрь и Саундерс настроил пульт на сто лет вперед. Белготай нахмурился. — Н'ваерное, мир тогда будет скучный и тихий, — сказал он.

— Если я найду способ вернуться, — пообещал Саундерс, — то отвезу тебя в любое время, какое только захочешь.

— Или перенеси меня на сто лет назад от этого времени, сказал воин. — Давай, стартуй!

3100 год. Пустыня из почерневших, обугленных камней.

Саундерс включил счетчик Гейгера, и тот бешено затрещал.

Радиоактивность! Какая-то дьявольская атомная бомба смела Лиунг-Вей. Трясущейся рукой он снова включил машину.

3200 год. Радиоактивность исчезла, но пустыня осталась, вместе с огромным оплавленным кратером под горячим небом, мертвым и безжизненным. Была слабая вероятность пересечь его и попробовать отыскать людей, но Саундерс не хотел уходить далеко от машины. Если их от нее отрежут…

К 3500 году выжженная земля снова покрылась почвой, на ней рос лес. Они стояли под моросящим дождем и осматривались.

— Большие деревья, — сказал Саундерс. — К этому лесу очень долго не прикасалась рука человека.

— Может, люди снова вернулись в пещеры? — предположил Белготай.

— Вряд ли. Цивилизация слишком широко распространилась, чтобы погибнуть в полной дикости. Но до ближайшего поселения может быть очень далеко.

— Тогда поехали дальше! — Глаза Белготая заблестели от интереса.

Лес рос на этом месте и несколько столетий спустя.

Саундерс тревожно нахмурился. Ему очень не нравилось, что приходится все дальше и дальше отдаляться от своего времени, он уже и так забрался настолько далеко, что не сможет вернуться без чье-то помощи. Но, конечно же, когда-нибудь…

4100 год. Они материализовались на широкой травяной лужайке, на которой среди фонтанов, статуй и беседок стояли низкие, закргуденные здания, изготовленные из какого-то подкрашенного пластика. Впереди бесшумно пролетел маленький аппарат, снаружи у него не было видно никакого двигателя.

Вокруг были люди, молодые мужчины и женщины, одетые в длинные разноцветные накидки поверх легких туник. Они с криками столпились впереди. Саундерс и Белготай вышли наружу, подняв руки в жесте дружбы. Но воин продолжал держать руку поближе в оружию.

Она заговорили на каком-то легком, мелодичном языке, в котором лишь с большим трудом угадывалось что-то знакомое. неужели время настолько все изменило?

Их провели в одно из зданий. Внутри его просторного, прохладного интерьера навстречу им приветливо поднялся седой бородатый мужчина в украшенной орнаментом красной одежде.

Кто-то принес небольшой аппарат, напоминающий осциллоскоп с микрофонной приставкой. мужчина поставил его на стол и что-то настроил.

Он заговорил снова, и с его губ срывались незнакомы слова.

Но из машины раздалась английская речь!

— Приветствую вас, путешественники, в этом отделении Американского Колледжа. Садитесь, прошу вас.

Саундерс и Белготай ахнули. Старик улыбнулся. — Вижу психофон для вас новинка. Он воспринимает мозговое излучение от речевого центра. Когда кто-то говорит, соответствующие мысли улавливаются машиной, сильно усиливаются и излучаются в мозг слушателя, который воспринимает их в словах родного языка.

Позвольте представиться. Меня зовут Гамалон Авард, я декан этого отделения Колледжа. — Его кустистые брови приподнялись в вежливом вопросе.

Они назвали свои имена, и Аврад церемонно кивнул. Стройная девушка, чья весьма легкая одежда заставила глаза Белготая расшириться, принесла поднос сбутербролами и напиток, чем-то похожий на чай. Саундерс внезапно осознал, насколько он голоден и устал.. Он обессиленно рухнул в кресло, которое подстроилось под контуры его тела, и измученно взглянул на Аварда.

Они рассказали о себе, и декан кивнул. — Я так и думал, что вы путешественники во времени, — сказал он. — Но для нас вы очень интересны. Если вы будете столь любезны, с вами наверняка захотят поговорить представители археологического факультета.

— Вы можете нам помочь? — прямо спросил Саундерс. Сможете так переделать нашу машину, чтобы мы смогли вернуться?

— Увы, нет. Боюсь, наша физика не оставляет для вас надежд. Я могу проконсультироваться с экспертами, но уверен, что с момента, когда Приоган сформулировал свою пространственно-временную теорию, она не изменилась. В соответствии с ней, энергия, необходимая для путешествия в прошлое, чудовищно возрастает с увеличением длины пути. Видите ли, происходит деформация мировых линий. За пределами границы примерно в семьдесят лет требуется бесконечно большая энергия.

Саундерс хмуро кивнул. — Понятно. И нет никакой надежды?

— В наше время боюсь, что нет. Но наука быстро развивается. Контакт с другими цивилизациями галактики оказался необыкновенно стимулирующим…

— У вас есть межзвездные путешествия? — не смог удержаться Белготай. — Вы можете долететь до звезд?

— Да, конечно. Примерно пятьсот лет назад на базе модифицированной теории относительности Приогана был создан сверхвсетовой двигатель. он позволяет пронизывать пространство сквозь более высокие измерения… Но вас ждут более важные проблемы, чем научные теории.

— Только не меня! — пылко воскликнул Белготай. — Если бы я смог д'браться до звезд… там н'верняка воюют…

— Увы, да. Быстрое расширение границы освоенного пространства бросило Галактику в хаос. Но не думаю, что вам разрешат попасть на звездолет. Более того, Совет наверняка прикажет применить по отношению к вам, как к неуравновешенным личностям, темпоральную депортацию. В противном случае душевное здоровье Сола окажется в опасности.

— Послушай, ты… — взревел Белготай и потянулся к пистолету. Саундерс стиснул его руку.

— Успокойся, дурак, — прошипел он. — Мы не можем воевать с целой планетой. Да и ради чего? Будут и другие эпохи.

Белготай расслабился, но глаза его рассерженно блестели.

Они оставались в Колледже еще два дня. Авард и его коллеги были вежливы, приветливы и с жадным интересом выслушали все, что путешественники смогли рассказать о своем времени. Они предоставили им еду, жилье и такой необходимый отдых. Они даже передали просьбу Белготая Совету Сола, он ответ был категоричен: в Галактике и так слишком много варваров.

Путешественникам придется отправиться дальше.

Из их машины удалили батареи, а на их место установили маленький атомный двигатель с почти неограниченным энергетическим резервом. Авард дал им и психофон для общения с любым, кто встретится им в будущем. Все были очень вежливы и деликатны. Но Саундерс поймал себя на том, что вынужден согласиться с Белготаем. Ему не очень пришлись по душе эти чересчур цивилизованные господа. Он принадлежал к другой эпохе.

Авард попрощался с ними важно и степенно. — Странно видеть, как вы отправляетесь, — сказал он. — Странно представить и то, что вы будете путешествовать еще долго после моей кремации, увидите такое, что я не смогу и вообразить. На мгновение его лицо изменилось. — Я даже каким-то образом вам завидую. — Он быстро отвернулся, словно испугавшись этой мысли. — Прощайте, и да будет с вами удача.

4300 год. Здания колледжа исчезли, теперь их сменили маленькие, искусно сделанные летние домики. Вокруг машины столпились юноши и девушки в легкой переливающейся одежде.

— Вы путешественники во времени? — спросил один из них, удивленно раскрыв глаза.

Саундерс кивнул, слишком усталый, чтобы говорить.

— Путешественники во времени! — восхищенно пискнула девушка.

— А не знают ли в ваше время способа путешествия в прошлое? — с надеждой спросил Саундерс.

— Я о таком не знаю. Но пожалуйста, останьтесь ненадолго, расскажите нам о вашем путешествии. У нас давно не было такой забавы, с тех самых пор, как вернулся корабль с Сириуса.

Они не скрывали нетерпеливой настойчивости. В особенности женщины, собравшиеся вокруг и окружившие их кольцом нежных рук. Они смеялись, что-то восклицали и оттесняли их подальше от машины. Белготай ухмыльнулся. — Д'вай останемся на ночь, предложил он.

Саундерс не видел смысла спорить. Времени у них достаточно, с горечью подумал он. Все время мира.

Это была ночь шумного веселья. Саундерс ухитрился кое-что разузнать. В эту эпоху Сол стал галактическим захолустьем, где скопилось накопленное торговлей огромное богатство, охраняемое негуманоидными наемниками от межзвездных пиратов и завоевателей. Этот регион был одной из многочисленных игровых площадок для детей из богатых купеческих семей, уже многие поколения живущих за счет унаследованных богатств. Они оказались приятными ребятами, но в них чувствовалась какая-то умственная и физическая размягченность и глубокая внутренняя усталость от бессмысленных, все более теряющих новизну развлечений. Декаденс.

В конце концов Саундерс одиноко уселся под луной, на которой алмазно поблескивали накрытые куполами города, неподалеку от мягко поплескивающего искусственного озера, и стал разглядывать медленно вращающиеся над головой созвездия далекие солнца, которые человек завоевал, так и не став хозяином над самим собой. Он подумал о Еве и захотел заплакать, но пустота в его груди оказалась сухой и холодной.

***

Наутро Белготая одолело сокрушительное похмелье, от которого его избавило питье, предложенное одной из женщин. Он немного поспорил, стоит ли ему оставаться в этом веке. Теперь никто не лишил бы его возможности улететь — в галактических далях остро не хватало воинов. Но тот факт, что Сол теперь очень редко посещался, и ему, возможно, пришлось бы прождать многие годы, склонил его в конце концов к продолжению путешествия.

— Это надолго не затянется, — сказал он. — Сол слишком лакомый кусочек, а наемники не всегда преданы. Рано или поздно, но на Земле снова будет война.

Саундерс грустно кивнул. Ему было невыносимо тяжело думать о сокрушающей энергии, которая станет губить миролюбивых и никому не приносящих вреда людей, о насилии, убийствах и пленениях, но у истории свой путь, и он усеян могилами пацифистов.

Яркая сцена затянулась серостью. Они отправились дальше.

4400 год. Вилла горела, взметая дым и пламя в пасмурное небо. Рядом с ней навис огромный корпус звездолета, покрытый шрамами от лучевых ударов, а возле него бурлил водоворот огромных бородатых людей в шлемах и кирасах, с хохотом тащивших отовсюду награбленное золото и упирающихся пленников. Варвары пришли!

Оба путешественника скользнули обратно в машину. Такое оружие могло превратить ее в тлеющие обломки. Саундерс до упора двинул вперед рукоятку хода.

— Давай лучше прыгнем подальше, — сказал Саундерс, когда стрелка миновала столетнюю отметку. — Вряд ли можно будет ожидать технического прогресса в эпоху упадка. Попробую пятитысячный год.

А доберется ли когда-нибудь прогресс до того, что нам нужно, мелькнуло у него в голове. Увижу ли я тебя когда-нибудь снова, Ева? И не оплакивай меня чересчур долго, подумал он, словно его тоска могла пробиться сквозь провал тысячелетий. Во все кровавые века человеческой истории единственное, что для меня важно — твое счастье.

Когда стрелка стала приближаться к шестому столетию, Саундерс попытался передвинуть рукоятку обратно. Попытался!

— Что случилось? — Белготай склонился к его плечу.

Саундерс потянул сильнее, чувствуя, как по ребрам заструился холодный пот. Рукоятка осталась неподвижной проектор нельзя было остановить.

— Сломалась? — тревожно спросил Белготай.

— Нет… это автоматический детектор массы. Нас уничтожит, если мы появимся в том же объеме который уже занимает твердая материя. Детектор не дает проектору остановиться, если распознает такую ситуацию. — Саундерс криво усмехнулся. Должно быть, какой-то болван построил дом прямо на этом месте!

Стрелка продвинулась до упора, а они все еще продолжали мчаться сквозь безликую серость. Саундерс обнулил счетчик и отметил про себя первые полтысячелетия. Будет неплохо, хотя и не необходимо, знать, в каком же году они вынырнут.

Поначалу он не волновался. творения рук человека на редкость недолговечны; он с грустью подумал о городах и цивилизациях, чем восход он наблюдал, и которые прожили свой недолгий час и снова погрузились в ночь и хаос времени. Но через тысячу лет…

Две тысячи…

Три тысячи…

В тусклом свечении инструментальной панели он увидел бледное и напряженное лицо Белготая.

— Сколько еще? — прошептал он.

— Не знаю… Внутри машины под мощную песнь проектора утекали долгие минуты, и два человека с зачарованным восхищением наблюдали за отсчетом веков.

Через двадцать тысяч лет невероятное происшествие завершилось. В 25296 году рукоятка, на которую непрерывно давил Саундерс, неожиданно высвободилась. Машина вырвалась в реальность, покачнулась, скользнула на полметра вниз и замерла. Они тут же распахнули дверь.

Проектор лежал на каменном блоке размером с небольшой дом, который медленно соскальзывал со своего места, пока не освободил их. А место его находилось на середине грани пирамиды.

Монумент был из серого камня, тетраэдр с основанием в милю и высотой в полмили. Внешняя облицовка то ли обвалилась, то ли была снята, и чудовищные блоки обнажились. Ветер нанес на них землю, и на титанических склонах росли трава и деревья. Их корни, вместе с ветром, дождем и морозом, медленно разрушали искусственную гору, но она пока еще доминировала над ландшафтом.

Из спутанных низких кустов на него злобно глядело лицо исковерканной статуи. Саундерс вгляделся в него и тут же с содроганием отвернулся. Рука человека никогда не высекла бы из камня такое.

Окружающая местность изменилась; он больше не видел старой реки, а в отдалении блестело озеро, которого раньше не было.

Холмы казались ниже, их покрывал лес, но возле основания пирамиды стоял звездолет, огромных размеров машина с устремленным в небо носом. На корпусе его пылал солнечный блик. Рядом с ним работали люди.

Крик Саундерса повис в неподвижном воздухе. Они и Белготай начали спускаться по крутому склону на землю, цепляясь за деревья и лианы. Люди!

Нет… не все они были людьми. Дюжина больших сверкающих машин без какого-либо надзора работала у подножия пирамиды… роботы. А в группе, что повернулась и смотрела на путешественников, двое были приземисты, покрыты голубым мехом, с мордами вместо лиц и шестипалыми руками.

Саундерс с неожиданным потрясением осознал, что видит перед собой внеземные разумные существа. Но смотрел он после этого только на людей.

Все они были высоки, с утонченными аристократическими лицами, и их спокойствие казалось прирожденным. Их одежду было невозможно описать, казалось, что они укутаны в радужное сияние, непрерывно меняющее цвет и форму. Наверное так, подумал Саундерс, должно быть, выглядели древние боги на Олимпе, существа более великие и прекрасные, чем человек.

Но голос, что донесся до них, был человеческий, низкий, глубоко модулированный, произносивший слова на совершенно незнакомом языке. Саундерс с досадой вспомнил, что забыл взять с собой психофон. Но один из покрытых голубым мехом инопланетян уже достал небольшой усеянный кнопками шар, из которого тут же донесся знакомый голос-переводчик:

«…путешественники во времени».

— Очевидно, из весьма отдаленного прошлого, — сказал другой человек. Чет бы их всех побрал, но их, казалось, больше удивила птица, что неожиданно высунулась из высокой травы.

Неужели путешественники во времени не достойны хотя бы рукопожатия?

— Послушайте, — рявкнул Саундерс, подсознательно понимая, что его раздражение — всего лишь реакция на страх, который внушала ему эта компания, — мы попали в беду. Наша машина не может перенести нас обратно, и мы должны отыскать эпоху, в которой известно, как обойти этот эффект. Вы можете это сделать?

Один из инопланетян покачал звероподобной головой. — Нет, — сказал он. — Физике неизвестен способ возвращения дальше, чем на семьдесят лет. За этой границей потребление энергии бесконечно возрастает, и…

Саундерс простонал. — Это мы и так знаем, — грубовато добавил Белготай.

— По крайней мере, отдых вам не помешает, — сказал один из людей уже более приветливо. — Будет интересно послушать ваш рассказ.

— За последние несколько тысяч лет я его уже рассказывал черт знает сколько раз, — резко бросил Саундерс. — Не послушать ли ради разнообразия ваш?

Двое незнакомцев обменялись несколькими негромко произнесенными словами. Саундерс был почти уверен, что может перевести их и без психофона: «Варвары… детская эмоциональность… лодно, развлечем их ненадолго».

— Это археологическая экспедиция, раскапывающая пирамиду, — терпеливо произнес один из них. — Мы из Галактического Института, из отделения Сирианского сектора. Мое имя лорд Арсфел Астракирский, а это мои подчиненные. Негуманоиды, если вам это интересно, с планеты Куулхан, чье солнце не видно с Терры.

Взгляд Саундерса с невольным изумлением переместился на возвышающееся над ними колоссальное сооружение. — Кто ее построил? — выдохнул он.

— Никто не знает, почему иксчулхи возводили такие сооружения на всех завоеванных ими планетами. Пока что никому не известно, кем они были или откуда явились и куда, в конце концов, направились. Мы надеемся, что в их пирамидах отыщутся некоторые ответы на эти вопросы.

Собеседники понемногу расслабились. Люди из экспедиции искусно выведали у Саундерса и Белготая их истории и ту информацию об их теперь уже почти доисторических эпохах, которая их интересовала, Взамен им сообщили кое-что из недавней истории.

После сокрушительных войн, развязанных иксчулхами, Галактика на удивление быстро возродилась. Новейшие методы математической психологии сделали возможным объединение людей, живших на миллиардах миров, и эффективное управление ими.

Галактическая Империя была эгалитаристской, да и не могла быть другой, поскольку одним их ее основателей стала фантастически древняя и развитая раса с планеты, которую люди называли Вро-Хи.

Империя стала мирной, процветающей и яркой из-за великого многообразия рас и культур, начала развивать науки и искусства.

Она уже перешагнула десятитысячный год своего существования, и для невозмутимого ума Арсфела, как казалось, не было и тени сомнения, что она будет жить вечно. А как же варвары на периферии Галактики и в Магеллановых облаках? Чушь! Со временем Империя цивилизует и их, а пока что они всего лишь досадная помеха.

Сол можно было почти что назвать одной из варварских звезд, хотя она и располагалась в пределах границ Империи.

Цивилизация сконцентрировалась вблизи центра Галактики, а Сол находится в отдаленном и бедном звездами регионе космоса.

Немногие примитивные крестьяне продолжают пока жить на совей планете и имеют редкие контакты с ближайшими звездами, но они не в счет. Человечество почти что забыло свой древний дом.

Эта картина по какой-то причине опечалила американца. Он подумал о старушке Земле, одиноко летящей по своему пути в пустоте космоса, о великой заносчивой Империи и обо всех могучих доминионах, успевших рассыпаться в пыль за прошедшие тысячелетия. Но когда он рискнул предположить, что и эта цивилизация тоже не бессмертна, его немедленно завалили цифрами, фактами, логикой и странным параматематическим символизмом современной массовой психологии. Ему уверенно доказали, что современная общественная структура заведомо непоколебимо стабильна — и десять тысяч лет истории не предоставили ни единого доказательства, опровергающего эту науку.

— Сдаюсь, — сказал Саундерс. — С вами я спорить не могу.

Их провели по огромным помещениями звездолета, по роскошным апартаментам экспедиции, показали сложнейшие мыслящие машины. Арсфел пытался продемонстрировать им свои произведения искусства, записи музыки, психокниги — но все оказалось бесполезно, это было выше их понимания.

Дикари! Смог бы австралийский абориген восхищаться Рембрандтом, Бетховеном, Кантом, Эйнштейном? Смог бы счастливо прожить в сложном обществе Нью-Йорка?

— Поехали лучше дальше, — пробормотал Белготай. — Здесь нам нечего делать.

Саундерс кивнул. Для них это оказалась чересчур развитая цивилизация, и в ее непостижимой огромности они могли стать лишь испуганными пенсионерами. Лучше снова отправиться в путь.

— Я посоветовал бы вам двигаться вперед длинными прыжками, — сказал Арсфел. — Галактическая цивилизация не доберется сюда еще многие тысячи лет, и, конечно же, какая бы туземная культура со временем не разовьется на Соле, она не сможет вам помочь. — Он улыбнулся. — И неважно, если вы перескочите то время, в котором будет изобретен нужный вам процесс. Уверяю вас, записи о нем не будут утеряны. С этого момента впереди вас ждет только мир и просветление… если, конечно, варвары на Терре не станут агрессивны, но и в таком случае вы легко сможете оставить их позади себя. Рано или поздно, но здесь появится истинная цивилизация, которая вам поможет.

Одно из существ с Куулхана затрясло своей странной головой. — Сомневаюсь, — серьезно произнесло оно. — Тогда бы у нас были гости из будущего.

— Но, возможно, им просто неинтересно посещать ваше время, — с отчаянием возразил Саундерс. — У них о нем будут иметься полные записи. В таком случае они отправятся исследовать более примитивные века, в которых их присутствие легко может остаться незамеченным.

— Возможно, вы правы, — сказал Арсфел. Интонации его голоса были такими же смущенными, как у взрослого, что успокаивает ребенка безобидным враньем.

— Поехали! — прорычал Белготай.

***

В 26000 году лес все еще стоял, а пирамида превратилась в холм, на котором качались и шелестели на ветру деревья.

В 27000 году среди пшеничных полей появилась деревушка с домами из дерева и камня.

В 28000 люди начали разбирать пирамиду, добывая из нее строительный камень. Но ее огромное тело продержалось до 30000 года, пока из ее материала не был построен небольшой город.

Несколько минут назад, печально подумал Саундерс, мы разговаривали с лордом Арсфелом Астракирским, а сейчас он уже пять тысяч лет, как в могиле.

В 31000 году они материализовались на одной из широких лужаек между башнями высокого и гордого города. Над головами промелькнул летательный аппарат, а неподалеку стоял звездолет, небольшой по сравнению с кораблем Арсфела, но тем не менее внушительный.

— Похоже, Империя добралась и сюда, — сказал Белготай.

— Не знаю, — отозвался Саундерс. — Вид, во всяком случае, мирный. Давай-ка выйдем и поговорим с людьми.

Их приняла высокая статная женщина в белых одеждах классических линий. Солом сейчас правит Матриархия, сказала она, и поэтому не соизволят ли они вести себя так, как полагается существам низшего пола? Нет, Империя никогда сюда не добиралась. Сол платит налог, а в системе Сириуса живет имперский легат, но реальные границы галактической культуры за последние три тысячелетия не изменились. Цивилизация Сола исключительно местная, и, несомненно, превосходит чужеземное влияние Вро-Хи.

Нет, о теории времени им ничего не известно. Конечно, они рады их видеть, и тому подобное, но не могли бы они продолжить свое путешествие? К сожалению, они совершенно не вписываются в тщательно отрегулированную культуру Терры.

— Мне это не нравится, — сказал Саундерс, когда они шагали обратно к машине. — Арсфел клялся, что Империя будет расширять как действительную, так и номинальную сферу своего влияния. Но теперь она статична. Почему?

— Мне к'жется, — сказал Белготай, — что н'смотря на всю заумную математику того лорда, ты ок'зался прав. Ничто не вечно.

— Но… боже мой!

***

34000 год. Матриархия кончилась. Город превратился в груду искореженных обломком и закопченных огнем камней. В руинах валялись скелеты.

— Варвары снова двинулись вперед, — дрогнувшим голосом произнес Саундерс. — Они побывали здесь совсем недавно видишь, кости совсем свежие, и до самого центра Империи им еще очень далеко. Империи вроде этой могут умирать многие тысячи лет. Но она уже обречена.

— Что б'дем делать?

— Поедем дальше, — безразлично ответил Саундерс. — Что нам еще остается?

35000 год. Под огромными старыми деревьями стоит крестьянская хижина. Местами из земли торчат обломки колонн остатки города. Бородатый мужчина в грубой домотканной одежде при виде появившейся машины со всех ног удирает в лес вместе со своей женой и стайкой ребятишек.

36000 год. Снова деревня, в отдалении стоит потрепанный старый звездолет. Существа полудюжины различных рас, включая людей, работают над сооружением какой-то загадочной машины.

Они одеты в простую заношенную одежду, на боку у каждого висит оружие, в глазах у них — упрямство воинов. Но вновь прибывших они встречают неплохо.

Их начальник — молодой человек в накидке и шлеме офицера Империи. Но снаряжение у них по меньшей мере столетней давности, и он всего лишь глава небольшого отряды, нанятого среди орд варваров для защиты этой части Терры. Как ни странно, он настаивает на том, чтобы его считали лояльным вассалом Императора.

Империя! Среди звезд еще сияла ее былая слава. Она медленно тускнела, пока варвары постепенно проникали все глубже, в то время как коррупция и гражданская война разрывали ее изнутри, но она еще продолжала оставаться трогательной и отчаянной надеждой разумных существ всей Галактики.

Когда-нибудь в темноту внешних миров вернется цивилизация, еще более великая и восхитительная, чем любая из прежних. Человек не может жить, не веря в такое.

— Но у нас здесь дело, — пожимает плечами командир. Тауфо Сирианский скоро обрушится на Сол. Вряд ли мы сможем долго его сдерживать.

— А что вы б'дете делать потом? — с вызовом произнес Белготай.

Молодое и одновременно старое лицо скривилось в горькой усмешке:

— Умирать, конечно. Что нам еще остается делать… в такое время?

Они провели с солдатами ночь. Белготай весело провел время, обмениваясь с ними байками о воинских похождениях, но к утру все же решил отправиться с Саундерсом дальше. Это эпоха была достаточно жестока, но ее безнадежность тронула даже его грубую душу.

Осунувшийся Саундерс уставился на контрольную панель. Нам придется отправиться далеко вперед, — сказал он. Чертовски далеко.

50000 год. Они выскользнули из потока времени и распахнули дверь. В лицо им ударил резкий ветер, треплющий тонкую завесу снежинок. Серое небо нависло над высокими каменными холмами, на которых среди голых утесов стояли угрюмые сосны. По реке, с бормотанием вытекавшей из леса, плыли льдины.

Геология не работает так быстро, даже четырнадцать тысяч лет не были очень большим сроком для медленно изменяющейся планеты. Наверняка это было работой разумных существ, терзавших планету и покрывавших ее шрамами после бессмысленных войн невообразимой мощи.

Над всем ландшафтом доминировала серая каменная масса.

Огромным монолитом она стояла в нескольких милях от них, черные стены охватывали невообразимую площадь, массивные зубчатые башни мрачно тянулись к небу. Она наполовину лежала в руинах. Исковерканные и искрошенные камни, потерявшие форму под ударами энергии, что когда-то заставляла камень плавиться. теперь сгладились, несчитанные тысячелетия подвергаясь действию погоды. Они были очень стары.