Прелюдия к Дюне (№2) - Дюна: Дом Харконненов

В середине огромного овального помещения стоял микроскоп с высоким разрешением, металлический стеллаж с лабораторными колбами и пробирками и красный стол, на котором возвышался куполообразный предмет. Аджидика заметил, что в огромных глазах Фенринга вспыхнул неподдельный интерес, когда граф приблизился к демонстрационному столу.

– Прошу вас, ничего не трогайте.

В воздухе пахло предательством, но этот императорский повиндах никогда не заметит его, вернее, не заметит до тех пор, пока не станет слишком поздно. Аджидика был намерен решить загадку искусственной пряности и бежать со священными аксолотлевыми чанами на одну из недосягаемых планет на окраине империи. Он все устроил, не раскрывая инкогнито, пользуясь при этом посулами, взятками, переводом фондовых денег.., и все это без ведома тлейлаксианского начальства. В этом деле Аджидика действовал в одиночку.

Он решил, что среди его сотрудников наверняка есть еретики, последователи, принявшие веру, как козлы отпущения, но не имея в душе даже намека на Великую Веру. Он уже перестал понимать, кто он в действительности, настолько хорошо лицеделы маскировали его в случае необходимости. Если Аджидика покорно позволит этим людям ознакомиться с его великим открытием, они предадут его и не получат в руки того превосходства, которое они, без сомнения, заслужили.

Аджидика собирался и дальше играть свою роль, играть до тех пор, когда все будет полностью готово. После этого он возьмет искусственную пряность и сможет сам контролировать ее производство, вот тогда он поможет своим людям, не важно, захотят они того или нет.

Наклонившись к куполообразному предмету на столе, граф Фенринг пробормотал:

– Очень интригующе. Мне кажется, что там внутри что-то есть, хм-м-ма?

– Внутри всякой вещи что-то есть, – наставительно ответил Аджидика.

Он мысленно улыбнулся, представив себе, как избыток искусственной пряности поступает на межпланетный рынок, вызывая экономическую катастрофу в ОСПЧТ и Ландсрааде. Сначала, как тонкая струйка в дамбе, дешевая пряность начнет подтачивать огромное строение, чтобы потом превратиться в бушующий поток, который перевернет империю вверх тормашками. Если Аджидика правильно себя поведет, то именно он станет основателем новой экономики и нового политического порядка – не ради себя, конечно, а ради служения Богу.

Магия нашего Бога – наше спасение.

Аджидика улыбнулся, увидев, как граф Фенринг обнажил свои мелкие острые зубы.

– Будьте уверены, граф, что наша с вами заинтересованность в этом веществе взаимна.

Со временем, когда богатство начнет выходить за пределы всякого воображения, он разработает тесты на лояльность и начнет ассимилировать новых членов в Бене Тлейлакс. Хотя сейчас это было опасно, на уме у Аджидики было уже несколько кандидатов. Если еще обеспечить надлежащую военную поддержку – может быть, даже из обращенных сардаукаров, расквартированных здесь? – то он сможет основать штаб-квартиру своей империи в благословенном Бандалонге…

Фенринг продолжал сидеть, склонившись к куполообразному предмету;

– Вы слышали поговорку «Доверяй, но проверяй»? Эта поговорка древняя, как Старая Земля. Вы удивитесь, узнав, сколько пословиц я насобирал за всю жизнь. Моя жена – член общины Сестер, она собирает всякие безделушки, а я – информацию, склеивая ее по кусочкам.

Аджидика нахмурил свое узкое лицо.

– Понятно.

Надо как можно быстрее покончить с этой докучной инспекцией.

– Не будет ли вам так угодно посмотреть сюда? – Аджидика снял плазовый флакон со стеллажа, отвинтил крышку, и по комнате распространился запах сырого имбиря, бергамота и чеснока. Он передал флакон Фенрингу, и тот посмотрел на густую оранжевую субстанцию.

– Это еще не меланжа, – сказал Аджидика, – хотя в отношении химического состава это вещество содержит те же предшественники, что и натуральная пряность.

Мастер-исследователь вылил немного сиропа на предметное стекло микроскопа и жестом предложил Фенрингу посмотреть в окуляр. Граф увидел продолговатые молекулы, соединенные друг с другом наподобие кабеля.

– Это очень необычная белковая цепь, – пояснил мастер. – Мы близки к прорыву.

– Насколько близки?

– У тлейлаксов тоже есть поговорки, граф Фенринг: «Чем ближе человек подбирается к истине, тем дальше она кажется». В деле научного исследования время имеет свойство растягиваться. Только Бог располагает конечным знанием будущего. Прорыв может случиться через несколько дней.., или лет.

– Это звучит очень двусмысленно, – буркнул Фенринг. Он замолчал, когда Аджидика нажал кнопку в основании купола.

Затемненная поверхность плаза очистилась, и внутри купола стал виден песок, насыпанный на его дно. Аджидика нажал другую кнопку, и внутренность купола заволокла пыль, потом на дне появилось отверстие, похожее на кратер, из которого высунулось создание, похожее на небольшую змею. Это был песчаный червь длиной не более полуметра с крошечными кристаллическими зубами, обрамлявшими глотку.

– Песчаный червь, незрелая форма, – пояснил мастер. – Девятнадцать дней, как доставлен с Арракиса. Мы не ожидали, что он проживет так долго.

С вершины купола в песок упала коробка, в которой, после того как открылась крышка, блеснул оранжевый гель.

– Амаль 1522.16, – объявил Аджидика. – Один из многих вариантов, пока самый лучший.

Фенринг увидел, как пасть незрелого червя начала раскачиваться из стороны в сторону, временами обнажая крошечные острые зубы. Тварь скользнула к желеобразному веществу, потом в растерянности остановилась, так и не притронувшись к оранжевому зелью. Постояв, червь отвернулся и быстро зарылся в песок.

– Какая существует связь между песчаными червями и пряностью? – спросил Фенринг.

– Если бы мы это знали, то давно решили бы головоломку. Если бы я предложил сейчас червю настоящую пряность, он бы набросился на нее как сумасшедший. Но, правда, хотя червь почувствовал разницу, он все же решил приблизиться к суррогату. Мы подвергли зверя искушению, но не удовлетворили его.

– Подобная демонстрация, кстати сказать, точно так же не удовлетворила меня. Мне сказали, что здесь существует иксианское сопротивление, подполье, которое создает проблемы. Шаддам тревожится, что могут быть сорваны его самые сокровенные планы.

– Всего несколько мятежников, граф Фенринг, у которых нет надлежащего снабжения, их ресурсы весьма ограниченны. Беспокоиться не о чем. – Аджидика в волнении потер руки.

– Но они уничтожают ваши коммуникации и даже смогли разрушить несколько предприятий, хм-ма?

– Это предсмертные судороги Дома Верниусов, не более того. Они с трудом продержались десяток лет, но скоро этому наступит естественный конец. Кроме того, они не в состоянии подобраться к исследовательскому павильону.

– Но тем не менее вам не надо больше беспокоиться о своей безопасности, мастер-исследователь. Император согласился послать сюда два дополнительных легиона сардаукаров под командованием одного из лучших наших башаров – Кандо Гарона.

На лице крошечного тлейлакса появилось выражение тревоги и удивления. Вытянутое личико покраснело.

– Но это совершенно не нужно, сэр. Половины легиона, которая уже расквартирована здесь, вполне достаточно.

– Император так не думает. Эти войска показывают, насколько важны для императора ваши исследования. Шаддам сделает все, чтобы защитить выполнение программы «Амаль», но его терпение уже исчерпано. – Граф прищурил глаза. – Вы должны расценивать приход новых войск как хороший знак.

– Почему? Я не понимаю.

– Потому что это еще не приказ императора о вашей казни.

***

Координационный центр восстания может быть мобильным; нет нужды, чтобы это было постоянное место встречи.

Каммар Пильру, иксианский посол в изгнании. «Трактат о свержении незаконной власти»

Тлейлаксианские оккупанты установили жесточайший комендантский час для всех, кто не работал в поздние и ночные смены. Для К'тэра Пильру посещение тайной повстанческой сходки было еще одним способом посмеяться над всеми этими ограничениями.

На таких тщательно охраняемых собраниях борцов за свободу К'тэр мог сбрасывать маску и не скрывать своих взглядов и убеждений. Он снова становился прежним, тем человеком, каким всегда оставался внутренне все последние годы.

Зная, что его неминуемо убьют, если схватят, низкорослый темноволосый человек крадучись пробрался к месту встречи. Он умело сливался с маслянисто-черными тенями домов, не производя при ходьбе ни малейшего шума. Тлейлаксы восстановили проекцию небосвода на потолке пещеры, но теперь созвездия на нем соответствовали картине звездного неба их родной планеты. Даже небо на Иксе стало чужим.

Да, город перестал быть благословенным местом, каким он когда-то был, теперь здесь была дьявольская тюрьма, подземная камера, куда загнали весь оставшийся в живых народ. Настанет день, когда мы изменим все это.

За десятилетие репрессий дельцы черного рынка и революционеры создали свою тайную сеть. Разрозненные группы сопротивления взаимодействовали между собой, поддерживая друг друга, снабжая припасами и информацией. Однако каждая такая встреча заставляла К'тэра нервничать. Если их застанут всех вместе, то очаг сопротивления будет уничтожен в несколько мгновений несколькими выстрелами из лазерных ружей.

При любой возможности он предпочитал работать в одиночку – как он всегда и поступал. Никому не доверяя, К'тэр ни с кем не делился подробностями своей деятельности, ни с кем, даже с другими революционерами. Он наладил свои личные контакты с редкими посетителями, прилетавшими на Икс с других планет, в каньоне порта прибытия, в разломах и площадках, вырубленных в скалах, откуда вывозились на лайнеры Гильдии тщательно охраняемые тлейлаксианские товары.

Империи требовались достижения иксианской технологии, которые производились теперь под контролем тлейлаксианской администрации. Оккупантам были нужны деньги для проведения собственных работ, и при этом они не могли рисковать, подвергаясь имперскому надзору. Хотя тлейлаксы были не в состоянии полностью изолировать Икс от остальной империи, они все же резко ограничивали число иностранцев на своей службе.

Иногда, не обращая внимания на опасность и несмотря на большой риск, К'тэру удавалось подкупить транспортных рабочих, чтобы понаблюдать за погрузкой кораблей и вынести из порта необходимую деталь. Другие деятели черного рынка имели свои каналы доступа к нужным источникам, но никому о них не рассказывали – так было безопаснее.

Идя сквозь клаустрофобическую ночь, К'тэр обогнул заброшенный завод и, зашагав по еще более темной улице, ускорил шаг. Встреча должна начаться с минуты на минуту. Может быть, сегодня…

Хотя положение казалось безвыходным, К'тэр продолжал искать способы наносить удары по тлейлаксианским рабовладельцам, как и другие повстанцы-подпольщики. Тлейлаксы приходили в ярость от того, что не могли отыскать настоящих саботажников, и отыгрывались на случайно схваченных несчастных субоидах. После пыток и унижений их сбрасывали с галереи Гран-Пале на дно громадной пещеры, где раньше строили лайнеры Гильдии. Выражение лица жертвы, ее кровоточащие раны проецировались на топографический экран потолка, трансляторы усиливали стоны и крики.

Однако тлейлаксы не были способны постичь душу Икса. Жестокость вызывала еще большее брожение, случаи нападения и саботажа продолжали множиться. К'тэр видел, как устали оккупанты от такого сопротивления, душевные силы тлейлаксов были подорваны, несмотря на все усилия сокрушить сопротивление, внедряя в ряды повстанцев лицеделов и применяя новейшую следящую аппаратуру. Мужественные люди продолжали борьбу за свободу.

Те немногие повстанцы, которые имели доступ к неподцензурной информации, докладывали о том, что происходит в империи. От них К'тэр узнал о страстных речах, которые произносил в Ландсрааде его отец, посол Икса в изгнании, – но от этих выступлений было мало проку. Граф Доминик Верниус, бывший свергнутый правитель, ставший ренегатом, исчез, а его наследник, принц Ромбур, жил в изгнании на Каладане, не имея ни армии, ни поддержки Ландсраада.

Повстанцы не могли рассчитывать на помощь извне. Победа должна прийти изнутри. С Икса.

К'тэр обогнул еще один угол и остановился на металлической решетке. Сузив свои темные глаза, он внимательно осмотрелся, каждую минуту ожидая, что из темноты появятся враги. Движения его были осторожными и быстрыми, днем, на людях, он вел себя совершенно по-другому – покорно и услужливо.

Он произнес пароль, решетка опустилась, опустив К'тэра под землю. Он торопливо пошел по темному подземному коридору.

Во время дневной смены К'тэр носил серый рабочий комбинезон. За прошедшие годы он научился притворяться простым, ничем не выделяющимся субоидом: сутулая осанка, неуверенная походка, тусклые, ничего не выражающие глаза. У К'тэра было пятнадцать идентификационных карт, но никому не приходило в голову всматриваться в лица массы рабочих. В таких условиях было легко оставаться невидимкой.

Повстанцы разработали собственную систему проверок. Перед брошенными предприятиями на посты ставились укрытые стражи, освещаемые инфракрасными плавающими светильниками. Трансвизоры и ультразвуковые детекторы обеспечивали дополнительную защиту, которая, впрочем, оказалась бы совершенно бесполезной в случае обнаружения.

Здесь, под землей, охрана была видимой. Когда К'тэр невнятно произнес отзыв на пароль, его пропустили внутрь. Это выглядело слишком несерьезно, однако К'тэру приходилось терпеть этих людей и их дурацкие игры в конспирацию, чтобы добывать необходимое ему оборудование, но сама игра доставляла ему внутреннее неудобство.

К'тэр внимательно осмотрел место встречи. По крайней мере хоть место было выбрано с должными предосторожностями. Это предприятие некогда выпускало механические тренажеры для обучения рукопашному бою. Но оккупанты однобоко оценили эти машины как «самосознающие», то есть нарушающие установления Джихада Слуг. Хотя производство мыслящих машин было запрещено еще десять тысяч лет назад, запрет оставался в силе и вызывал большое волнение. После переворота этот завод был заброшен, конвейеры обветшали без текущего ремонта, часть оборудования была растащена, часть обратилась в груду металлолома.

Тлейлаксов занимало нечто совсем другое. Секретная работа, грандиозный проект выполнялся исключительно прирожденными тлейлаксами. Никто, даже люди К'тэра, не могли знать, что на уме у оккупантов.

Внутри гулкого помещения шепотом переговаривались повстанцы с горящими глазами. Не было формальной повестки дня, председателя собрания, никто не произносил речей. К'тэр уловил запах пота нервничающих людей, их дрожащие приглушенные голоса. Сколько бы предосторожностей они ни придумывали, какие бы меры безопасности ни предусматривали, было очень опасно собираться в таких количествах в одном месте. Поэтому К'тэр всегда был настороже, первым делом подходя поближе к возможному пути бегства.

Но надо было делать дело. К'тэр принес на встречу замаскированный ранец с очень нужными для подпольной борьбы вещами, которые ему удалось собрать. Эти вещи он собирался обменять на нужные ему детали для новаторского, но часто ломающегося передатчика – рого. Прототип позволял соединяться сквозь свернутое пространство с братом-близнецом Д'мурром, гильд-навигатором. Но теперь К'тэру редко удавалось устанавливать надежный контакт то ли потому, что брат сильно мутировал, то ли потому, что ломался сам передатчик.

К'тэр выложил на пыльный металлический стол запчасти к оружию, источники питания, средства связи и сканирующее оборудование – если бы его остановили на улице с этими предметами для обыска, то неминуемо казнили бы. Но К'тэр не появлялся в городе без оружия и уже убил не одного человечка-гнома.

К'тэр стоял у стола, выжидая. Осмотрев лица подпольщиков – грубо замаскированные, кое у кого лбы и щеки были намеренно испачканы грязью, – он остановил взгляд на женщине с большими глазами, выступающими скулами и узким подбородком. Волосы были небрежно выстрижены клочками, чтобы скрыть любой намек на красоту. К'тэр знал ее как Мираль Алехем, хотя это могло быть и вымышленное имя.

В ее чертах К'тэру чудилось лицо Кайлеи Верниус, красивой дочери графа Верниуса. Когда-то, когда никто не мог даже помышлять о том, что все так изменится, он и его брат Д'мурр ухаживали за Кайлеей. И вот теперь Кайлея на Каладане, Д'мурр стал гильд-навигатором. Мать близнецов, банкир Гильдии, была убита при захвате Икса. Сам же К'тэр жил, как загнанная крыса, перебегающая из укрытия в укрытие.

– Я нашел кристалпак, о котором вы спрашивали, – сказал он Мираль.

В ответ женщина извлекла сверток из сумки, пристегнутой к поясу.

– Я принесла модульные стержни, которые нужны вам, они очень точно откалиброваны.., я надеюсь. У меня не было возможности это проверить.

К'тэр взял сверток, не считая нужным осмотреть приобретение на месте.

– Я могу сделать это и сам.

Он вручил Мираль кристалпак, не спрашивая, зачем он ей нужен. Все, кто присутствовал здесь, искали любую возможность навредить тлейлаксам. Ничто другое не имело значения. Обменявшись с Мираль взглядами, К'тэр подумал, не пришла ли ей в голову та же мысль, что и ему: что, окажись они в других обстоятельствах, между ними могли бы завязаться совсем иные отношения. Но нельзя подпускать ее так близко к себе. Как и никого другого. Это ослабит его и отвлечет от главного дела. Надо оставаться сосредоточенным на главной цели – освобождении Икса.

Один из охранников подал сигнал тревоги, и все пригнулись, застыв в испуганном молчании. Приглушенный свет плавающих шаров едва рассеивал тьму. К'тэр затаил дыхание.

Раздался жужжащий звук. Над заброшенным зданием пролетал патрульный орнитоптер со следящей аппаратурой, которая могла обнаруживать постороннюю вибрацию и движения. Густые тени покрывали лица подпольщиков. К'тэр начал лихорадочно прикидывать, каким выходом он воспользуется, если придется быстро покинуть это место, чтобы нырнуть в спасительную темноту.

Однако жужжание стихло, удаляясь к противоположному краю подземного грота. Через несколько секунд люди опомнились и, выпрямившись и вытирая со лба пот, принялись переговариваться приглушенными голосами. Кое-где раздавался нервный смех.

Встревоженный К'тэр решил немедленно покинуть здание и собрал в сумку остававшиеся на столе вещи. Он запомнил время и место следующей встречи, вгляделся в лица, запоминая их на тот случай, если этих повстанцев схватят и он никогда больше их не увидит.

На прощание он кивнул Мираль Алехем, а потом выскользнул в иксианскую ночь, расцвеченную искусственными звездами. К'тэр уже знал, где проведет остаток ночи и каким удостоверением личности будет пользоваться завтра.

***

Говорят, что у фрименов нет совести, которую они потеряли, сгорая жаждой мести. Это глупость. Только самый примитивный дикарь или социопат не имеют совести. Фримен же располагает сложным мировоззрением, сконцентрированным на благополучии его народа. Его чувство принадлежности к общине всегда сильнее чувства собственного "я". Только чужестранцу фримены кажутся необузданно жестокими.., впрочем, как и чужестранцы – фрименам.

Пардот Кинес. «Народ Арракиса»

– Роскошь – удел аристократов, Лиет, – сказал Пардот Кинес, когда вездеход, в котором он сидел с сыном, раскачиваясь, продвигался по неровной дороге. Здесь, где они были вдвоем, вдали от посторонних ушей и глаз, Пардот мог называть сына сокровенным именем, не употребляя прозвища, предназначенного для ушей чужестранцев, – Вейчих. – На этой планете надо уметь в мгновение ока оценить окружающую обстановку, здесь всегда находишься в состоянии полной готовности. Если не усвоишь этого урока, то долго здесь не проживешь.

Легко справляясь с несложным управлением, Пардот жестом указал на текучий утренний свет, который начинал разливаться над вершинами дюн.

– Но в этом мире существуют и свои вознаграждения. Я вырос на Салусе Секундус, и даже в той изуродованной планете была своя прелесть, хотя ничто там не могло идти ни в какое сравнение с чистотой Дюны.

Кинес выдохнул, оттопырив жесткие потрескавшиеся губы. Лиет продолжал смотреть на ландшафт сквозь стекло из прозрачного поцарапанного плаза. В отличие от своего отца, который высказывал вслух любую мысль, которая приходила ему в голову, и произносил то, что любой фримен прятал в душе, как религиозное откровение, Лиет предпочитал молчать. Прищурив глаза, он всматривался в пейзаж, стараясь приметить, все ли находится на своих местах. Надо быть бдительным.

На такой суровой планете, как Дюна, надо развивать в себе способность хранить память о восприятиях, чтобы в нужный момент включить нужный для выживания навык. Хотя отец был намного старше, Лист не думал, что он, Пардот, понимает жизнь лучше, чем он. Ум Пардота Кинеса обладал мощными концепциями, но сам старший Кинес воспринимал их, как некие эзотерические данные. Он не понимал пустыню ни сердцем, ни душой…

Кинес жил среди фрименов уже много лет. Поговаривали, что император Шаддам IV был не слишком заинтересован в деятельности планетолога, и поскольку тот не просил ни о финансировании, ни об оборудовании, то его решили забыть и предоставить самому себе. Шаддам и его советники перестали ждать великих откровений в периодических донесениях планетолога.

Это вполне устраивало Пардота и тем более его сына.

Во время своих путешествий планетолог часто заезжал в деревни, где люди плоскогорья и ущелий влачили жалкое существование. Истинные фримены редко смешивались с жителями поселков и смотрели на них с плохо скрытым презрением, как на размазней и окультуренных неженок. Лиет не согласился бы жить в такой деревне за все деньги империи. Но Пардот часто навещал такие селения.

Отец и сын объезжали на вездеходе ландшафты планеты, качаясь на разбитых дорогах и тропах, заглядывая на метеорологические станции и собирая планетологические данные, хотя подразделения верных Пардоту фрименов с радостью выполнили бы эту опасную работу за своего умму.

Черты лица Лиета Кинеса в общем повторяли черты его отца, хотя у сына было более худое лицо и близко посаженные глаза, унаследованные им от фрименской матери. У мальчика были светлые волосы и совершенно гладкий подбородок, хотя, видимо, с возрастом он отпустит такую же бороду, какую носил великий планетолог. Белки глаз Лиета были подернуты синевой пристрастия к пряности, поскольку вся еда и напитки фрименов были обильно сдобрены меланжей.

Лиет услышал, как отец резко выдохнул воздух, когда вездеход сильно качнуло на выщербленном краю каньона, на том месте, где располагалась ловушка влаги, направлявшая ее в сторону скрытых побегов низкорослого кустарника и травы.

– Понятно? Жизнь порождает жизнь. Планета пройдет стадию прерии, которая через несколько поколений даст начало лесам. В песке здесь содержится много соли, а это значит, что раньше здесь было океанское дно, а меланжа имеет щелочную реакцию. – Пардот хохотнул. – Люди в империи будут в ужасе, если узнают, что мы используем пряность как побочный продукт для удобрения земли.

Он улыбнулся сыну.

– Но мы знаем истинную цену вещам, э? Если мы сумеем расщепить пряность, то сможем заставить растения усваивать белок. Даже сейчас мы, если бы поднялись на достаточную высоту, смогли бы увидеть участки зелени, которые удерживают дюны на месте.

Молодой человек вздохнул. Отец – великий человек, захваченный величественной мечтой о будущем Дюны, но Пардот Кинес вряд ли способен видеть то, что происходит у него под носом. Лиет понимал, что если Харконнены обнаружат заросли зелени, то уничтожат их, а заодно примерно накажут всех фрименов.

Хотя Листу было всего двенадцать лет, он уже участвовал в рейдах со своими фрименскими братьями, и ему случалось убивать солдат Харконненов. Больше года он и его друзья, ведомые бесстрашным Стилгаром, поражали цели, на которые никто больше не обращал внимания. Всего неделю назад товарищи Лиета взорвали дюжину орнитоптеров на запасной площадке. К несчастью, патрули Харконненов отыгрывались на беззащитных деревнях и их несчастных жителях, не делая разницы между оседлыми, смирными и дикими вольными фрименами.

Сын ничего не говорил отцу о своих партизанских подвигах, зная, что отец не поймет их необходимости. Задуманное заранее насилие, по каким бы причинам оно ни осуществлялось, было чуждо пониманию планетолога. Однако Лиет делал то, что должно.

Сейчас их вездеход приблизился к деревне Байларское Становище – так было обозначено на карте селение, спрятанное у подножия гор. Пардот продолжал рассуждать о меланжи и ее особенных свойствах.

– Пряность обнаружили на Арракисе слишком рано. Это отодвинуло срок начала по-настоящему научного ее исследования. Было бы очень полезно, если бы с самого начала никто не знал бы ее таинственных свойств.

Лиет обернулся и посмотрел на отца.

– Думаю, что тебя назначили на Дюну именно для того, чтобы ты изучил свойства пряности.

– Да, но нам предстоит более важная работа. Я все еще регулярно отправляю ко двору императора донесения о том, что продолжаю свою работу, правда, не очень успешно.

Рассказывая о том, как он первый раз побывал здесь, Пардот направил вездеход к скоплению жалких домишек цвета песка и пыли.

Вездеход перевалил через гребень скалы, но Лиет не обратил внимания на толчок, пристально вглядываясь в строения деревни и щурясь от яркого утреннего света пустыни. Рассветный воздух был хрупок, как хрусталь.

– Здесь что-то случилось, – перебил отца Лиет. Кинес по инерции продолжал говорить еще несколько секунд, потом замолчал и остановил машину.

– Что это? – спросил он.

– Здесь что-то не так, – ответил Лиет, указывая рукой в направлении деревни.

Кинес прикрыл глаза ладонью и вгляделся в строения деревни.

– Я ничего не вижу.

– Все равно давай подъедем, но будь осторожнее.

***

В центре деревни происходило празднество ужаса. Уцелевшие жертвы бродили по улицам, словно охваченные безумием, вереща и рыча, как животные. Шум стоял ужасный, впрочем, и запах был не лучше. Люди кровавыми клочьями вырывали у себя из головы волосы. Другие длинными ногтями выковыривали из глазниц глазные яблоки, мяли их в ладонях и, ослепшие, шатаясь, продолжали брести по улице, оставляя за собой кровавые следы и натыкаясь на стены домов.

– О Шаи Хулуд! – едва слышно прошептал Лиет, а его отец громко выругался на имперском галахском наречии.

Один мужчина с вырванными глазами, на чьем лице зияли два отверстия, похожие на страшные уродливые рты, наткнулся на женщину, распростертую на земле. Он упал, и они вцепились друг в друга ногтями, начав драться, кусаться и царапаться, плюясь и страшно крича. На улице там и сям виднелись грязные лужицы, контейнер с водой был опрокинут.

На земле отец и сын увидели множество тел, которые лежали, скорчившись, как гигантские насекомые, с руками и ногами, вывернутыми под самыми немыслимыми, неестественными углами. Некоторые дома были заперты и забаррикадированы от сумасшедших, неистовствовавших на улице. Обезумевшие жертвы стучали в стены и, нечленораздельно что-то вопя, пытались проникнуть в запертые хижины. На одном из верхних этажей Лиет заметил за пыльным стеклом из плаза перекошенное страхом лицо какой-то женщины. Другие жители спрятались, каким-то чудом избежав смертельного отравления.

– Мы должны помочь этим людям, отец, – крикнул Лиет и выпрыгнул из вездехода, прежде чем Пардот успел остановиться. – Возьми оружие, нам, возможно, придется защищаться.

Они вооружились старыми пистолетами и ножами. Отец, хотя и был истинным ученым в душе, слыл хорошим бойцом – этот навык он сохранил для того, чтобы сберечь свое видение Арракиса. Легенда гласила, что однажды великий планетолог уничтожил несколько солдат Харконненов, пытавшихся убить трех юных фрименов. Эти спасенные юноши стали теперь самыми преданными лейтенантами Пардота – Стилгар, Тьюрок и Оммум. Однако Пардоту еще никогда не приходилось драться с таким противником… Ничего похожего он просто не видел.

Обезумевшие жители деревни увидели Кинесов и, издав дружный дикий вой, бросились на пришельцев.

– Не убивай их без нужды, – крикнул Пардот, с удивлением заметив, как быстро и ловко его сын успел вооружиться крисом и пистолетом. – Берегись.

Лиет направился вниз по улице. Что поразило его прежде всего – это ужасная вонь, похожая на смрадное дыхание умирающего прокаженного, как будто этот дух заперли в бутыль, а потом понемногу начали выпускать отравленный воздух.

В изумлении озираясь, Пардот отошел от вездехода на несколько шагов. На стенах не было оплавленных следов лазерных лучей, заборы не были выщерблены попаданиями пуль. Ничто не говорило об открытом нападении солдат Харконненов. Может быть, это какая-то болезнь? Если так, то она, возможно, заразна. Если это чума или какая-то форма прилипчивого безумия, то ни в коем случае нельзя позволять фрименам совершать над умершими ритуал погребения и изъятия воды.

Лиет бросился вперед.

– Фримены обвинят во всем демонов. Двое окровавленных мужчин с демоническими воплями кинулись к Лиету и Пардоту, пальцы несчастных были растопырены, рты открыты и казались бездонными ямами. Лиет навел на них пистолет и, прочитав молитву, дважды выстрелил. Пули попали нападавшим в грудь, оба упали замертво. Лиет поклонился.

– Прости меня, Шаи Хулуд.

Пардот во все глаза смотрел на сына. Я старался научить мальчика многим вещам, но по меньшей мере он научился состраданию. Всему остальному можно научиться в фильмотеке, но с состраданием надо родиться.

Молодой человек склонился над мертвыми телами и пристально, отгоняя от себя суеверный страх, всмотрелся в них.

– Не думаю, что это болезнь. – Он оглянулся на отца. – Я помогал нашим целителям из сиетча, ну, ты знаешь, и… – Голос мальчика дрогнул.