Магия на грани дозволенного - Магия на грани дозволенного

А из коридора вдруг выскочил чрезвычайно взволнованный, растрепанный, взмыленный парень, тощий, как палка, со съехавшими на кончик покрасневшего от возбуждения носа очках. Он все время дергался, словно ни секунды не мог провести в покое, от него так и пыхало влажным жаром, а во всклокоченных мышино-серых кудрях застряли опилки.

– Петр! – заорал он, вычесывая из волос мусор растопыренными пальцами и одновременно пытаясь выпутаться из складок плаща. – Отлично, просто великолепно, что вы мне попались! Вы-то мне и нужны. Олег занят, Арсен только что отбыл на задание, а вы – настоящий клад.

Алексеенков скривился от сомнительного комплимента. Матвеев вытащил из волос пару опилок, покраснел еще сильнее и пробормотал извиняющимся тоном:

– Мыши, чтоб их!

Вот уж воистину: любая работа достойна уважения! Дэн подавил насмешливо-раздраженное хмыканье, сообразив, что пока ему есть куда падать, все не так уж плохо.

– Что на сей раз, Матвеев?

– Черная магия, – громогласным шепотом сообщил молодой маг на всю лестницу.

– Снова? – скучно уточнил Алексеенков. Редкое утро обходилось без восторженной красной физиономии Семена Матвеева, каждый раз твердившего одно и то же в незначительном числе вариаций.

– Пропали три человека, – зашептал Матвеев, шлепая влажными губами.

– Не здесь, – Алексеенков брезгливо отстранился. – Дойдите хотя бы до кабинета.

– Но тут такое дело! – Парень его будто не слышал. – Пропали дети! Три, пять и девять лет, – скороговоркой затараторил он. – К нам обратился связной из полиции, когда одного из них нашли с характерными порезами… Где же у меня… – Матвеев распахнул плащ и принялся копаться в притороченных к подкладке карманах. Дэна тут же обдало тяжелым запахом пота.

Алексеенков ускорил шаг, видимо, рассчитывая, что это избавит его от трескотни Матвеева, но тот не отстал.

– Нашел! – выкрикнул парень, перепрыгивая через ступеньку, чтобы успеть за Петром. Дэн, сам не зная зачем, припустил вдогонку.

– Фотографии! – провозгласил Матвеев, пытаясь всунуть Алексеенкову в руки стопку маленьких глянцевых снимков. – Взгляните! Только взгляните на это! Что теперь скажете, а? Я прав? Это последствия черномагического ритуала? Мальчишку запытал до смерти кто-то из наших?

Очутившись на лестничном пролете возле следующего коридора, Петр резко тормознул, круто развернулся и навис над Матвеевым, который едва не вписался в него носом.

– Я не терплю самодеятельности, ты понял? – осведомился он с угрозой и ткнул в грудь парня длинным узловатым пальцем. – И мое начальство ее тоже не терпит. Я с места не сдвинусь, пока не получу приказ, так что возвращайся туда, откуда явился, и занимайся тем, чем занимался: корми крыс, меняй опилки. И не строй из себя героя.

– Но фотографии… – растерянно возразил Матвеев.

– Иди к черту, – грубо бросил Петр, выдернул из потной ладони Матвеева стопку снимков, вышел в коридор, толкнул дверь в свой кабинет и демонстративно швырнул снимки в стоящий у порога мусорник.

– Гордеев, за работу, – кинул он через плечо, и дверь за ним закачалась на петлях.

Матвеев бросил на Дэна убитый взгляд, от стыда у него заполыхали даже уши. Через силу улыбнулся. Из него как будто выкачали воздух, он поник и ссутулился, засунув руки в широкие карманы брюк.

В душе у Дэна неожиданно – наверное, впервые за многие месяцы – шевельнулось какое-то чувство. Прорезало глухую, черную пустоту, царапнуло окостеневшее от боли сердце. Жалость. Он знал, что парень совсем недавно завершил восхождение, что его мечтой была служба в Ордене, но боевой маг из него оказался ни к черту. То ли он не прошел тест на пригодность, то ли провалился на испытаниях. В лабораторию его взяли, но заговоры и ритуалы черной магии мерещились ему на каждом шагу. В Ордене он, кажется, уже всех достал.

– Эй, – окликнул Дэн неожиданно, когда парень поплелся вверх по ступенькам и почти скрылся за поворотом. – Матвеев!

Тот неуверенно обернулся и огляделся, будто ища взглядом кого-то с такой же фамилией.

– Да-да, я к тебе обращаюсь. – недоумевая, что собирается делать, Дэн шагнул ему навстречу.

– Ну?

– Расскажи-ка мне про эти убийства, – предложил Дэн. – Если там действительно что-то интересное, я мог бы поговорить с начальством.

– Правда? – с надеждой спросил Матвеев, спустился на несколько ступеней и тут же обиженно покосился на ближайшую дверь. – Они все там считают меня параноиком, но – черт возьми! – сколько дел осталось не замеченными из-за их безалаберности и лени! Они все ждут, когда на них полчища вурдалаков попрут, как в Средние века, когда оборотни пойдут людям головы откусывать, желательно в масштабах всей Риги! Вот тогда они зашевелятся, вот это будет их размерчик. А мелочи – да плевали они на каких-то там два-три детских трупа: полиция сама разберется, ага. Полежат дела, полежат – да и закроются за давностью лет, или раньше, за недостатком улик. Или еще лучше: найдут козла отпущения, какого-нибудь бомжа из подземного перехода с привокзальной площади, тот им за бутылку что хочешь подпишет: хоть признание, хоть смертный приговор. И дело закрыто, и процент по раскрытию преступлений не стыдно обнародовать, и подземка чище. А черный маг завтра еще какой-нибудь обряд проведет, еще кого-нибудь выпотрошит, и кому от этого лучше, а? – досадливый взгляд в сторону коридора. – Пока гром не грянет, никто не перекрестится.

– Так что там с черной магией? – начиная терять терпение, напомнил Дэн.

– Убийство, – Матвеев понизил голос до шепота. Мимо вниз по лестнице проковылял хранитель архива. Дэн поздоровался с ним кивком, Матвеев проводил его нервным подозрительным взглядом. Похоже, парень действительно был слегка не в себе, и Дэн уже начинал жалеть, что не дал ему спокойно удалиться в лабораторию.

– В Вентспилсе пропали трое детей, – продолжил Матвеев, понизив голос. – Одного нашли вчера вечером в лесу у заброшенного склада Там рядом гаражи, и начинается спальный район – практически черта города. Полиция прочесала окрестности, но больше ничего не обнаружили. Зато наши эксперты, – его слова уже можно было разобрать с превеликим трудом, – напали на магический след. Ирина сегодня поднималась к изобретателям и слышала, как Барон разговаривал с кем-то по телефону. Черная магия, Гордеев!

– А почему связной решил, будто ребенка использовали для обряда? – спросил Дэн.

– А ты сам погляди на фото, – с готовностью ответил Матвеев. – Хотя ты новичок, вряд ли что-нибудь поймешь. Криминалисты еще работают над заключением, но ходят слухи… Да тут и экспертом не нужно быть! Кто-то пустил ребенку кровь для ритуала, а много ты знаешь светлых ритуалов, для которых нужна детская кровь?

– Откуда у тебя снимки?

Вопрос застал Матвеева врасплох. Он смутился, пробормотал что-то насчет «своих источников», из чего Дэн сделал вывод, что парень не просто чокнутый. Он, помимо прочего, имел сомнительные связи в полиции, но совершенно не умел держать язык за зубами, то есть – полный псих. Причем подкованный и со стажем, вроде тех ненормальных, которые собирают газетные вырезки со «свидетельствами» о похищениях людей НЛО, на досуге почитывают квантовую физику и при этом умудряются завести знакомство с президентом Латвийской Ассоциации Уфологов и Паранормальных Явлений.

– Ладно, спасибо, – кивнул Дэн. – Я погляжу, что можно сделать. Проверю.

– Удачи, – бросил на прощанье Матвеев и, приободренный, полетел наверх, прыгая через две ступеньки.

Кровь, черная магия… Дэн вышел в коридор: тишина и никого. В кабинете Алексеенкова – а за его дверью располагалось сразу несколько отсеков – горел свет. Приоткрыв дверь, Дэн метнул взгляд направо, налево, наклонился к мусорной корзине и выхватил рассыпавшуюся пачку снимков. Торопливо затолкал их за пазуху – и как раз вовремя: из-за деревянной перегородки высунулась физиономия Артема Савицкого, самого совестливого и болезненно честного мага, какого когда-либо видел Орден.

– Ошибся адресом, Дэн? – добродушно осведомился он.

Оставалось только натянуто улыбнуться, закрыть за собой дверь и вернуться на лестницу.

Его этаж был последним. Самым темным, самым мрачным, самым холодным и самым пыльным. Одним словом – архив.

Месяца не прошло, как Дэна упекли в этот книжный склеп. Сделано это было в качестве дисциплинарного наказания за то, что «нарушил Кодекс, поставив тайну существования магов под угрозу». Ну да, поставил…

Дэн дежурил в резиденции. Ровно в половине девятого вечера в кабинет с грацией ледокола «Арктика» ввалился запыхавшийся Антон Свердлов.

– Не могу точно назвать место, – с порога выдохнул он, вытирая пот со лба, – не вижу, уж больно все мутно. Но это где-то в Майори.

– Что «это»? – уточнил Алексеенков. Кроме них с Дэном, в кабинете к тому времени никого не осталось. – Конкретнее.

– Лестницы, рамки для фотографий, вспышка, битое стекло, – отозвался Антон. – Я же говорю: мутно все. Обычно яснее, но…

– Стихийный выброс, – предположил Дэн.

– Или очень удачная его имитация, – возразил Алексеенков. – Гордеев, идемте со мной.

Огонь ревел, охватывая помещение за помещением. Первый этаж коттеджа вспыхнул в считаные минуты – целиком, отрезав выход. Второй занимался с левого крыла – видимо, пламя взобралось по деревянной лестнице. Огненные языки вырывались из распахнутых окон и вылизывали стены снаружи.

Несколько машин перегородило улицу, и кто-то орал на водителей, чтобы разъезжались.

– Освободите дорогу! Сейчас приедут пожарные!

Пожарные не торопились, вокруг дома уже собрались зеваки и сочувствующие – кто-то даже вызвал «скорую», вдалеке слышался вой сирены.

Дэн остолбенел, завороженный жутким, но эффектным зрелищем. Стихия, пожирающая деревянную обшивку стен, гипнотизировала и тянула к себе со страшной, губительной силой.

И вдруг…

– Пустите! – раздался пронзительный крик. – Нет! Нет! Пустите! Там мой сын!

Быть может, последняя фраза просто померещилась, – в нарастающем гудении огня и приближающемся вое сирен трудно было расслышать что-то наверняка. Дэн поднял взгляд, напрягая зрение, и дюке шагнул ближе.

– Гордеев, куда? – Алексеенков схватил его за рукав куртки.

Оказалось, Дэн действительно умудрился незаметно для себя сделать несколько шагов в сторону коттеджа – он теперь стоял на выгоревшем за лето газоне возле чугунной ограды. Похоже, Алексеенков испугался, будто он перемахнет через забор.

– Там. кто-то… – договорить не удалось. В венчающей крышу башенке, застекленной витражами, возникло чье-то лицо, затем одно из гфетных окошек распахнулось, и наружу высунулась маленькая ручка.

Сомнений не возникло ни на секунду. Огонь завладел вторым этажом, черный столб дыма заволакивал окрестности и, продираясь через верхушки сосен, устремлялся в небо. Еще несколько минут – и тонкие стены коттеджа не выдержат, крыша рухнет, и спасать будет уже некого. Дэн поднял руки.

– Вы спятили? – Алексеенков сдавил его плечо ладонью. – Не делайте глупостей! Прекратите!

Дэн дернул плечом, пытаясь стряхнуть чужую руку.

– Я запрещаю, слышите, это приказ!

Малыш мог сгореть, мог задохнуться от дыма – Дэн прекрасно помнил, каково это, гореть; помнил горечь дыма, разъедающего легкие, помнил нестерпимую жгучую боль в горле – он испытывал, подобное не раз и не два в Интернате, и что с того, что огонь на полигоне был его собственным? Суть неизменна. Позже, трезво поразмыслив, Дэн пришел к выводу, что Алексеенкова вывел из себя вовсе не факт нарушения условий Кодекса. Его взбесило неповиновение подчиненного, а еще то, что самому и в голову не пришло вмешаться. Побоялся нарушить Кодекс, испугался последствий. Вернувшись в резиденцию, Петр тут же накатал рапорт – и вуаля! – Гордеев четвертую неделю перебирает ветхие архивные бумажки. Составляет картотеку, которой за последние пятьсот лет никто не удосужился заняться.

Дэн не жаловался – еще чего! Не дождутся. В конце концов, наказание за открытое использование магии он заслужил. Но закипать начал уже на вторые сутки архивного пищеварения. Над ним ведь еще и подтрунивали все кому не лень, один Алексеенков с его «всякая работа полезна» чего стоил! Как Дэн протянул месяц – загадка. Как до сих пор не выместил досаду на полуистлевшей бумажной рухляди – загадка в квадрате. Листок за листком – некоторые рассыпались в труху прямо в руках. Карточка за карточкой – часто было невозможно разобрать ни написанных слов, ни смысла, будто писали криворукие, косые и безграмотные, да еще на каком-нибудь древнерусском, старонемецком или латыни. Документ за документом, жизнеописание за жизнеописанием. Кому оно все было нужно, спрашивается, если об этом не вспоминали со времен польско-ливонской войны махрового тысяча пятьсот какого-то года?

До конца заточения в архиве оставалось четыре дня, но Дэн чувствовал, что вряд ли скопившаяся за месяц злость рассосется сама собой после возвращения к службе. Его и так не допускали до серьезных дел: никаких выездов по наводкам сенсов, никакой инспекции частных лабораторий – сиди себе в кабинете, пей кофе литрами и жди, пока на город свалится такое количество нежити, чтобы и тебе перепало. И что это была за служба? Не служба, а позорище, всеобщий заговор.

Но ничего! Вот он, шанс, зажат под мышкой.

Оказавшись в архиве, Дэн вытащил из-за пазухи фотоснимки и уже не прячась – от кого тут было таиться? – пересек длинный зал, свернул налево и нырнул в низкий дверной проем, который среди стеллажей и найти-то было трудно. Узкое, вытянутое метров на тридцать помещение без окон встретило его гробовой тишиной и тяжелым спертым воздухом. Протиснувшись в самый дальний конец комнаты, Дэн нашарил на стене провод, нащупал выключатель и щелкнул кнопкой. Огромный стол, заваленный макулатурой, ящики с новенькими карточками, стопки свежего, пахнущего вторсырьем картона, ножницы, ручки и клей ПВА – на дворе третье тысячелетие, а здесь время застряло годах в восьмидесятых прошлого века, будто стрелки настольных часов обо что-то споткнулись, механизм сломался – и часы остановились.

Стянув с плеч толстовку, Дэн уселся за стол и сгорбился над фотографиями.

Не прошло и десяти минут, как он откинулся на спинку стула. Фотографии изуродованного детского тела остались разложенными перед ним в два ряда, но он не глядел на них. Он смотрел сквозь – пустым, мертвым взглядом.

«Ты мог все изменить, мог предотвратить. Их было всего двое – бледная тварь не в счет. На полигоне справлялся и не с такими. Развернуться и ударить, вместо того чтобы прорываться к двери; отвлечь огонь на себя, просто уйти в сторону и спровоцировать атаку, дав возможность ей уйти, спастись.

Ты мог.

И этого бы никогда не случилось. Она была бы жива – они оба… нет, вы все втроем – живы, потому что с ее смертью ты тоже умер. Внутри что-то окаменело. Огрызок души, сохранившийся после расправы над водным демоном, окоченел и покрылся толстой коркой льда.

И этот малыш на снимке, он тоже был бы жив, если бы кто-то вовремя остановил ублюдка, сотворившего с ним такое.

Почему понимание того, что ты мог, но чего-то не сделал, наваливается такой обессиливающей, тошнотворной тоской? Почему хочется разбить голову об стену, лишь бы избавиться от этой исполинской тяжести раскаяния? Почему кажется, будто тебе никогда и ни за что не искупить вины и ужас продлится вечно?

Молено ведь попытаться. Молено найти убийцу и отомстить. Вдруг станет легче?»

Чего Дэн точно не будет делать, так это копошиться сегодня в архиве. Собрав фотографии, он запихнул их в ящик стола и задумался. Совершенно очевидно: чтобы выйти на место преступления, требовался магический след. Формула. Кроме того, требовалась печать – не трястись же несколько часов в электричке до Вентспилса, да с пересадками.

В каждом крупном городе были Арки, а след суживал поиски до конкретного места происшествия.

А вот ставить в известность непосредственное начальство совсем не хотелось: к бабке не ходи – ясно, чем все закончится. Добро на расследование никто не даст. Но попытаться стоило – чем черт не шутит, пока Бог спит?

Вставая со стула, накидывая на плечи толстовку, Дэн размышлял над тем, что когда-нибудь ему обязательно вручат медаль за наивность.

– Привет, – известил о своем появлении Дэн, предварительно стукнув по уже открытой двери кабинета кулаком.

Из-за перегородки вновь высунулся Савицкий.

– Это уже не ошибка адресом, это рефлекс, – заметил он. – Второй раз за день. Или ты так, поболтать?

– Петр у себя?

– А куда он денется?

– Я на минуту, – Дэн прошел между столами и перегородками и взялся за ручку еще одной двери: кабинет в кабинете. На всякий случай небрежно постучал.

– Да?

В нос ударил крепкий горький аромат кофе. Согнувшись над столом, Алексеенков сосредоточенно дул на густую черную жидкость в кружке. Перед ним в воздухе парила шариковая ручка. Вздрогнув, она качнулась вниз, к листку бумаги, и старательно выцарапала на нем какой-то значок.

– Итак, – заговорил Алексеенков, прежде чем Дэн раскрыл рот и сформулировал причину визита. – Вы заинтересовались болтовней Матвеева.

– Я просмотрел снимки, – ответил Денис, сделав несколько шагов к столу.

Алексеенков вдруг схватил карандаш и вывел на том же листке новую закорючку. Заколдованная ручка закачалась, точно раздумывая. Дэн удивленно моргнул Он теперь стоял достаточно близко, чтобы увидеть, что Алексеенков с ручкой резались в крестики-нолики.

– И как впечатления? На сыскную романтику потянуло?

– Нет, – спокойно возразил Дэн. – Но мне бы хотелось проверить. На всякий случай.

– А чего тут проверять? К нам пока никто не обращался. Барон приказов не давал.

– Жираф большой, ему видней, – проговорил Дэн вполголоса.

Алексеенков смерил его внимательным взглядом, но комментировать замечание не стал.

– Матвеев прибегает к нам по семь раз в неделю, – сказал он, – и каждый день у него новая сенсация. Если бы мы отвлекались на все его параноидальные галлюцинации…

– …у вас бы совсем не осталось времени на крестики-нолики, – ядовито ввернул Дэн.

Алексеенков выпрямился на кресле, кружка в его руке дрогнула, и кофе выплеснулся на бумагу.

– Хватит дерзить, – в голосе руководителя скрипнули металлические нотки. – Не указывайте мне, чем заниматься.

– Мне все равно, чем занимаетесь вы. Но лично я хотел бы отправиться в Вентспилс и посмотреть на место преступления.

– Разумеется, – Алексеенков сощурился. – Вам никак не усидеть на месте, вы привыкли к встряскам и дракам. Заниматься архивными делами ниже вашего достоинства.

– Это не входит в мои обязанности.

– Это входит в ваше наказание! Вы нарушили условие Кодекса: сунулись в огонь, сорвали с дома крышу на глазах у…

– Чтобы спасти ребенка! По-вашему, я должен был позволить ему сгореть?

– Мы это уже обсуждали. Меня не волнуют причины, побудившие вас выступить перед толпой, хотя я склоняюсь к мысли, что дело тут вовсе не в спасении чьей-то жизни, а в вашем непомерном самомнении, в желании отличиться и блеснуть героизмом. В Интернате вас считали одним из лучших, а теперь вы под покровительством Магистра. Восхождение еще не завершено, а вы уже здесь, и вас ломает, из вас так и прут агрессия, высокомерие и апломб, – Алексеенков на пару секунд замолчал. Дэн смотрел на него волком, и он смягчился. – Я вижу, вы слишком много лишнего себе насочиняли о службе в Ордене, Гордеев. Думаете, рыскать по городу и отвешивать заклятия направо и налево, ловить вурдалаков и спасать всех подряд от их собственной глупости – это наши трудовые будни? Решили, что у нас тут каждый день по свежеубитому демону?

– Если вы считаете, будто убийство демона доставило мне удовольствие, вы глубоко заблуждаетесь, – процедил Дэн. От его ледяного, жесткого тона Алексеенков нахмурился. Осел в кресле. Плечи его поникли, а взгляд скользнул в сторону.

– Я в курсе ваших обстоятельств, Гордеев.

– Неужели? – насмешливо и злобно полюбопытствовал Дэн.

– И я видел вас в деле.

– Когда? Месяц назад или два? А может, еще летом? Вы сами можете вспомнить, когда в последний раз посылали меня на настоящее задание, а не заставляли топтать центр Риги, ловя мигрирующих вслед за хозяевами домовых? С любым из них мог справиться даже школьник!

– Вы и есть школьник, Гордеев, – Алексеенков поднялся с кресла и оперся руками о столешницу. Заколдованная ручка отлетела в сторону. – Или тот факт, что вы находитесь под патронажем Магистра, дает вам право командовать и решать, за какие дела браться, а от каких брезгливо воротить нос?

– Тем не менее отряд Олега работает, Арсен с ребятами вторую неделю не появляется в резиденции. Никто из них не преет в архиве. И не нужно мне тыкать наказанием – никто не заставлял вас писать рапорт.

– Вот, значит, как. Оказывается, это я виноват, что не стал вас покрывать? Мне стоило промолчать, чтобы вы лишний раз утвердились в мысли, будто условия Кодекса распространяются на кого угодно, кроме вас?

– А вы, похоже, пытаетесь убедить меня в том, что я хуже любого из ваших людей.

– Вот именно потому, что вы лучше, – холодно отрезал Алексеенков, не повышая голоса, – вы будете сидеть здесь до победного конца.

Дэн застыл с открытым ртом. Ему послышалось?

– Повторяю, я в курсе ваших обстоятельств, Гордеев, – продолжил Алексеенков. – Вы сейчас не владеете собой, не способны трезво мыслить. Бросаетесь в самое пекло, пытаясь заглушить… – он запнулся, потому что Дэн в ярости сжал кулаки. – Не хочу задеть ваше самолюбие, Денис. Просто говорю, что понимаю больше, чем вы думаете.

– Ни черта вы не понимаете, – произнес Дэн дрожащим от злости голосом. – Пожалели, значит. Прониклись сочувствием. Решили проявить отеческое участие. Так вот, я не нуждаюсь в вашей жалости, не нужно меня понимать! И в добрых намерениях меня тоже не нужно убеждать. Если ваши добрые намерения – это цепь, подачки в виде ночных дежурств и чертовски увлекательное протирание штанов в архиве, засуньте их себе… Подавитесь!

Дэн развернулся и направился к двери.

– Гордеев! Шаг за порог – и со службой можете распрощаться!

– И что я потеряю? Ваше сострадание? – Дэн дернул дверную ручку и выскочил из кабинета. Пролетел мимо застывшего в ошеломлении Савицкого, который наверняка слышал, каждое слово, и оказался на лестнице.

Его трясло.

Он еще не осознал в полной мере, что натворил, хотя понимание уже отдавалось внутри легкой тошнотой и отвращением. Досада и злость понемногу отпустили, и стало совсем паршиво. По привычке начав спускаться в архив, Дэн замедлил шаг, остановился, обернулся. Поежившись, застегнул толстовку и пригладил ладонью взъерошенные волосы.

Оставаться здесь не было смысла. Столь откровенного оскорбления Алексеенков не стерпит: как пить дать при случае накатает очередной рапорт или найдет иной повод сгноить его в ненавистном архиве. Это если раньше не потребует от Барона отстранить его от службы в Ордене. Насовсем. И что тогда останется? Сгребать за подопытными мышами вонючие опилки в лабораториях, как Матвеев?

Стоп!

Матвеев с его связями и репутацией ненормального.

А ведь мысль!

Еще не представляя, что собирается делать, но уже воспрянув духом, Дэн направился вверх по лестнице.

В коридоре этажом выше ничего не изменилось: те же удушливые лекарственные запахи – от них с непривычки начинала кружиться голова и свербело в носу; те же мрачные закопченные стены с распахнутыми настежь дубовыми дверями, окованными железом; тот же жар, от которого на коже вмиг выступал пот. Разве что фиолетовый плащ Ирины больше не маячил в клубах едких испарений.

Дэн неуверенно двинулся по коридору, украдкой заглядывая в лаборатории. Свет почти нигде не горел, лишь загадочно поблескивали в темноте колбы, мензурки, трубки и пробирки.

– Правильно, милок, правильно, уши заячьи сушеные, – услышал Дэн, поравнявшись с помещением, где не было ни штативов, ни реторт, ни спиртовок, ни шкафчиков с ингредиентами. Здесь стоял стол, за столом мужчина в белом халате сосредоточенно копался в каких-то толстенных справочниках, а напротив, спиной к двери, давешняя сгорбленная старуха в балахоне диктовала скрипучим басом:

– Кишки жабьи, третьего года в июне в полнолуние извлеченные, – двести граммов. Шкурки медянок, вымоченные в спирте, четырнадцать штук. Умбониу Вестиариум без раковин, полкило…

– А это еще что такое? – Мужчина прекратил шуршать страницами и поднял на старуху глаза. Заметил Дэна и осведомился: – Тебе чего?

Старуха недовольно забубнила. Дэн ответил:

– Я ищу Матвеева. Он где-то здесь…

– Дальше по коридору, в зверинце. Увидишь.

Дэн кивнул и поспешил ретироваться.

– Моллюски это, черноморские, – донеслось ему вслед басовитое бормотание ведьмы. – Страница пятьсот сорок семь, второй столбец, первый абзац снизу. Вот молодежь, чему вас только учут…

Зверинец нашелся через две двери, но дойти до него не вышло – Матвеев сам выскочил из помещения, таща за собой шлейф острого запаха грязных носков. Мыши, догадался Дэн, крысы и прочие грызуны. Заметив Дэна, встрепанный маг крепче прижал к себе клетку с какой-то зверушкой и припустил навстречу, смешно подпрыгивая и выбрасывая вперед тощие, костлявые и какие-то ломкие, словно у кузнечика, ноги.

– Гордеев! – взволнованно воскликнул он. – Идем, идем, нечего тут маячить. Если увидят…

Дэн так и не понял, чем грозило его появление в лабораториях. Видимо, паранойя Матвеева распространялась не только на желание побороть все мировое зло.

– Ну как? – нетерпеливо заговорил маг, судорожно дыша в лицо – держать дистанцию он совершенно не умел. Да еще клетка эта, казалось, была средоточием вселенской вони. Дэн слегка отодвинулся, не желая обидеть собеседника, но и не испытывая восторга от столь сомнительной близости. – Пораскинул мозгами? Чего-нибудь пришло в голову?

– Только одно: отправиться по магическому следу и на месте все выяснить, – честно признался Дэн.

– О, – рот Матвеева округлился, глаза фанатично выперли из орбит. – Потрясающая идея! Ты, конечно, умеешь читать магические формулы?

– Без проблем! – соврал Дэн.

– И… Петр дал. добро на операцию?

– Не совсем. Точнее, совсем не дал. Поэтому я здесь.

Матвеев таращился на него с застывшей восторженной улыбкой на красной физиономии и явно не соображал, к чему клонит его собеседник.

– Мне нужна формула. У тебя в Канцелярии знакомые есть?

– Ну… теоретически… – Матвеев шмыгнул носом. – Предлагаешь ее украсть?

Дэн поморщился и поправил:

– Одолжить.

– Ага…

– Я смогу добраться до Вентспилса, когда получу разовую печать, – объяснил Дэн. – Но дальше мне потребуется магический след.

– Если, – Матвеев нервно облизнул губы, – если я помогу, возьмешь меня с собой?

Это осложняло дело.

– У тебя нет полномо…

– У тебя тоже, – напомнил Матвеев.

– Вылетишь с работы.

– Ты тоже.

Это же до какой степени парень засиделся в лаборантах?!

– Ну, мне терять нечего, – мрачно пробормотал Дэн.

– По-твоему, я много потеряю? – Матвеев с ненавистью взглянул на клетку.

Денис обреченно вздохнул.

– Ладно. Договорились.

– Две печати! – просиял Матвеев. – Дай мне двадцать минут.

– Двадцать, – согласился Дэн. – Я сейчас наверх, а ты давай без опозданий. Учти, все нужно сделать быстро. И незаметно.

Матвеев воодушевленно кивнул, развернулся, суетливо нырнул в ближайшую лабораторию, и дверь за ним захлопнулась.

Дуновение магического ветра в лицо было неприятным. Браслет на правой руке предсказуемо нагрелся – Дэн сомневался, что когда-нибудь к этому привыкнет. Чернота Арки на мгновение уплотнилась, а затем ее словно разорвало в клочья, и в глаза ударил зеленовато-серый дневной свет. Дэн зажмурился: после мрака подземного зала резиденции вспышка даже причиняла боль – и взглянул вверх.

Крыши над головой не было. Грузные осенние тучи ползли по небу так низко, что, казалось, вспарывали собственное брюхо об острую арматуру недостроенного здания, и из ран накрапывал противный мелкий дождик. Дэн подошел к оконному проему – под ногами хрустнули битый кирпич и бетонное крошево.

Арка находилась на третьем – и последнем – этаже дома. Строительство здесь, судя по всему, застопорилось еще в девяностые. Неиспользованные блоки, брошенные прямо под открытым небом, поросли мхом и травой, ветер нанес листьев и грязи, а кое-где даже торчали чахлые, больные, скрюченные липки.

Сзади послышался шорох, и на площадке возник Матвеев. Огляделся и, задрав голову, уставился на Арку – с расстояния трех шагов она выглядела как огромная оконная рама.

– Оригинально, – прокомментировал он. – Как только не маскируют эти штуки. Вот у нас в Межциемсе стоят футбольные ворота, представляешь? И даже с сеткой.

– А в центре просто подвал, – отозвался Дэн, крепче стягивая рукой воротник толстовки, защищая шею. Холод пронизывал до костей. Легкий, но промозглый, сырой ветер трепал волосы и покусывал щеки, от него начинали слезиться глаза.

– Идем. Если формула не врет, склад должен быть где-то рядом.

– Думаешь, это тот самый лес? – Матвеев припустил вслед за Дэном, который уже сбегал вниз по голому, ничем не огороженному лестничному пролету. – Осторожно! Тут, похоже, опасно.

– Не трясись, до места преступления еще далеко.

– Да я не о том. Высоко, говорю, – Матвеев смутился. – Я высоты боюсь. Ну, и поскользнуться можно.

Обшаривая внимательным взглядом безликие серые окрестности – корявые разросшиеся кусты, деревья, на которых еще сохранялись почерневшие обрывки листьев, железные столбы и ограды из ржавой сетки, – Дэн быстрым шагом направился прочь от стройки. Матвеев потрусил следом. К его лицу намертво прикипело выражение неописуемого щенячьего восторга.