Магия на грани дозволенного - Магия на грани дозволенного

На них обратили внимание. По вечерам в библиотеке собирались почти все, кто не торопился в постель. Дэн заметил, как Лисанский взглянул на него через плечо и что-то тихо сказал сидящему рядом парню. Стефан, что ли, его звали. У того от смеха затряслись плечи.

– Не надо, – буркнул Дэн. – Я уж как-нибудь сам, если придется.

– Рута любит груши, но их здесь нет. Поэтому можешь превратить в них пару яблок. Я бы на твоем месте потренировалась.

Дэн потер пальцами виски. Щеки горели.

– Спасибо за совет.

– Всегда пожалуйста, – Ева сонно улыбнулась и вновь погрузилась в чтение, покусывая кончик сухой травинки, обнаруженной ею между книжными страницами.

Груши не получились ни с первого, ни со второго, ни даже с тридцать третьего раза. Поэтому пришлось импровизировать.

Не думать о ней, не вспоминать, не изводить себя! Но разве можно управлять собственными снами? Измучившись, так и не открыв окно, Дэн уснул в душной комнате, пропитанной едкой горечью воспоминаний. И если днем у него еще получалось запирать прошлое в самый дальний, самый темный и пыльный чулан памяти, ночью сны его не щадили.

Прощальные солнечные лучи сверкали и переливались огненными искрами в длинных каштановых волосах. От Руты пахло солнцем и свежестью, весенним ветром с набережной Даугавы и цветущей липой, и чем-то еще, настолько волнующим и приятным, что у опьяневшего, взбудораженного Дэна кружилась голова.

Они остановились у входа в Домский собор. Вековые каменные ступени спускались под тяжелый навес крыльца, свет едва пробивался в сырую тьму сквозь узкие стрельчатые окна. День клонился к вечеру, пора было возвращаться в подземелья. И Денису было плевать на ожидающий его мрак, затхлость, давление стен и бесконечное эхо шагов, голосов, движений – у него было свое личное солнце, и оно спускалось вниз вместе с ним.

– Все, достаточно, – Рута со смехом выдернула руку из его ладони. – Давай серьезно… Нет, постой, – она уперлась кулачками ему в грудь, настойчиво отталкивая. – Нас могут увидеть.

– Ерунда, – выдохнул Дэн, снова притягивая ее к себе.

– Никакая не ерунда. Я не хочу, чтобы о нас болтали.

– Пусть болтают.

– Подожди. У меня план. Знаешь, где находится заброшенная лаборатория?..

Вспышка – и сон резко изменился и потек в ином направлении, перерождаясь в привычный кошмар, от которого было никак не очнуться.

– Что творится? Что происходит?

Встревоженные голоса доносились со всех сторон.

– Дэн!

Он обернулся: Рута сбежала по ступенькам из женского общежития, натягивая на плечи куртку поверх ночной рубашки.

– Быстрее, наверх, в приемный зал! – крикнул Сомов, пробегая мимо. Руки у него были заняты внушительной стопкой книг.

– Там трубы прорвало! – раздалось откуда-то из-за спины.

– Андрей! – Дэн схватил за руку соседа – тот только что влетел в гостиный зал – встрепанный, потный, красный и, черт возьми, испуганный. – Что там?

– Не знаю, но вряд ли трубы, – отозвался Андрей, тяжело дыша. – Я с полигона, там такой рев, будто подземные воды размыли стену. Нижний ярус вот-вот затопит, я сам видел, как трескается камень, – этим колоннами миллион лет. Нужно уходить.

– Куда? Наверх?

– Дети! – прогремел властный голос. И кто бы мог подумать, что принадлежал он сухонькому старичку в длинной неопрятной засаленной ночной рубашке, пижамных штанах и шлепанцах на босу ногу. Никто и никогда не слышал, чтобы целитель Гензель разговаривал так громко и так резко. Однако этой ночью он был единственным взрослым магом в Интернате, а абы кого дежурить не оставляли.

Ребята остановились, паника прекратилась, и воцарилась тишина – слышно было лишь странное, глубинное рокотание, идущее из земных недр.

– Разбудите всех, кто еще не проснулся, – скомандовал Гензель. – Лешко, Шарин, Гордеев, Лисанский, за мной! Мне потребуется помощь. Остальные поднимаются наверх, получают печати на выход и отправляются в резиденцию Ордена. Все поняли? Идите. Теперь вы четверо, – Гензель нетерпеливо замахал руками, заставляя подойти ближе, и заговорил тише, насколько это было возможно в шквале возбужденных голосов. – Так. Раз, два, Гордеев здесь. Где Лисанский?

Ребята переглянулись, но вопрос остался без ответа. Дэн огляделся, но не сумел выхватить из толпы мельтешащих подростков ни Лиса, ни его приятелей – обычно они держались вместе.

– Наверняка сбежал одним из первых, – предположил Андрей, не скрывая презрения.

– Щит ставить умеете?

Дэн кинул быстрый взгляд на Андрея – тот торопливо кивнул, на Сергея Лешко – тот пожал плечами.

– Доводилось, – ответил Дэн за всех.

– Мне нет, – нервно возразил Лешко. – То есть я пытался, но…

– Плохо. Но попробуешь, выбора нет. Нас и так слишком мало. Я целитель, а не боевой маг, – Гензель перевел дыхание. – А времени минут двадцать, не больше, некогда ждать помощи от Ордена. Мне нужно, чтобы вы сдерживали натиск воды, когда она доберется до библиотеки.

– Будем книжки спасать? – резко осведомился Лешко. – Или собственные шкуры?

– Ты слышал о водном демоне, мальчик?

Сергей переменился в лице.

– Бабушкины сказки, – неуверенно выдавил он.

– Кто-то разбудил его сегодня ночью. Поэтому ступайте за мной и вспоминайте все, чему вас здесь учили.

До того дня Дэн и не подозревал, насколько глубокими были подземелья. Полигон с его залами для магических поединков и тренировок силы, с лазаретом, хранилищами, лабораториями и десятками запертых подвалов, в которые никто не входил со времен инквизиции, казался ему пределом. Но, миновав нижний ярус вслед за Гензелем, он очутился на узкой винтовой лестнице, утекающей куда-то в саму преисподнюю.

С потолка клочьями свисала жирная грязная паутина, горящие факелы нещадно коптили, от едкой вони резало глаза и драло горло, и рокот нарастал. Все вокруг гудело и вибрировало. Лестница перешла в лабиринт черных, дышащих лютым холодом земляных ходов. Кое-где еще встречалась выщербленная кладка укреплений, покрытая сырой гнилой плесенью и внушительными пятнами всевозможных грибков. От удушливого гнилостного смрада ощутимо подташнивало. По вспотевшему телу бежали волны озноба. Волосы встали дыбом. По пути им попадались черные колодцы, а в стенах – глубокие ниши, перегороженные чугунными решетками. Что скрывалось за ними? Кого они были призваны не выпускать наружу?

– Я пойду вперед, – сказал Гензель, налегая плечом на вдавленную в каменную нишу тупиковую дверь, обшитую железной лентой. Проржавевшие насквозь петли с душераздирающим лязгом провернулись, и прогорклый воздух угрюмых, тесных узилищ, навевавших мысли о кровавых средневековых трагедиях, показался Дэну теплым, ласковым и родным по сравнению с арктическим холодом, проникавшим из-за приоткрывшейся двери.

– Говорю же, – пробормотал Гензель, – здесь кто-то побывал. Дверь не заперта, – он приподнял металлическое кольцо, заменявшее дверную ручку. – Кто-то, кому приспичило поиграть с древней магией. Или наскучило пребывание в Интернате. Или надоело жить.

За дверью потянулась анфилада залов. Дэн не мог понять, кому и зачем понадобилось выстраивать такие внушительные помещения под землей. Дышать в них было нечем, единственным источником света оставались браслеты на запястьях и факел Гензеля.

– Я вперед, вы остаетесь здесь. Орден уже должен быть в курсе произошедшего, подмога вот-вот подоспеет.

– Мы… постараемся, – нервно заверил Андрей.

– Как только почувствуете, что оно близко, выставляйте щиты.

С этими словами старый маг торопливо зашаркал по центральному коридору анфилады, и вскоре превратился в светлое пятнышко в оранжевом ореоле огня.

– Помощь нужна? – тишину неожиданно прорезал дерзкий девчоночий голос.

Ребята обернулись. Дэн застыл на мгновение – и бросился назад к двери. Андрей и Лешко остались на месте.

– Ты сума сошла! – Он задохнулся от гнева. – Что ты здесь делаешь?

– Помогаю, – заявила Рута, остановившись и тяжело дыша после бега. – Гензель сказал, чтобы сильные маги шли с ним. Ну так вот, я сильная!

– Не сильная, а глупая! Уходи отсюда, живо, убирайся!

– Еще чего!

– Ты должна уйти. Сейчас же, – хоть Дэн и пытался придать голосу твердости, он слегка дрожал. Голос часто становился неустойчивым в присутствии Руты, в нем появлялась хрипотца и неприятная ломкость.

– Я не хочу уходить, – с мрачной решимостью заявила девушка.

Она смотрела на него исподлобья. На лице с острым, выдающимся вперед волевым подбородком россыпь веснушек – Дэн на миг позабыл обо всем, глядя на них, вспоминая, как ласкал их губами, как прикасался к ним самыми кончиками пальцев когда-то давным-давно, кажется, тысячу лет назад в заброшенной лаборатории – месте их тайных свиданий. Рута тогда смешно щурилась и морщила нос от щекотки, и ее шутливо-игривое: «Не надо, Дэн… ну Дэн же!» – наполняло душу кипящей любовью, а тело – неизбывными, древними, как мир, инстинктивными порывами.

Теперь она глядела на него неотрывно. Жестко. Ее некогда теплые серые глаза стали похожи на прозрачные льдинки: Рута наклонила голову еще ниже, и в них проскользнули стальные оттенки. Упрямая складка между бровями, морщинки возле губ – нет, она не уйдет! Вбила себе в голову, что без нее здесь никак не обойтись. Но Дэн не мог позволить ей остаться! Не сейчас. Все, что она собой представляла, – целый мир для него, целую вселенную, все будущее, весь смысл жизни – разве мог он рисковать этим? Рисковать ею и… новой, недавно зародившейся внутри нее жизнью.

– Ты уходишь, – сказал он, хватая девушку за руку. – Это не обсуждается.

– Я умею ставить щит, – она скривилась, пытаясь выдернуть запястье.

– В другой раз, – взгляд непроизвольно соскользнул на ее живот – Рута вскинула маленькую, узкую ладонь и прижала к себе. В серых глазах мелькнули смятение и растерянность.

– Идем, – Дэн потащил ее к двери. – Мы сами справимся, из Ордена вот-вот прибудет подмога.

– Я не пойду туда одна, мне страшно! – Рута уже не упорствовала, она просто хныкала, и Дэн не понял, обманывает ли она или действительно боится.

– Не страшнее, чем здесь.

Еще немного, всего одна, самая огромная зала…

Но путь вдруг преградила рослая широкоплечая фигура. Дэн с трудом узнал Вадима, а слева из мрака выступил еще один парень, Стефан: оба насмерть перепуганные и неадекватные, в глазах слепой ужас, на лицах ни единой мысли.

– С дороги, – Дэн угрожающе поднял руки. Браслеты на них вспыхнули ярче.

– Вы останетесь здесь, – из тьмы выскользнула третья фигура, напряженная, словно кобра перед атакой. Рубашка, сбившийся на сторону галстук, брюки со стрелками. Белое золото на тонких запястьях Лисанского полыхнуло светом.

– Какого лешего… – Дэн запнулся, ошарашенный пониманием. – Это вы! Вы разбудили водного демона!

– Браво! Но мы не нарочно, – огрызнулся Лис. – Так получилось.

Дэн заметил, что рубашки на всех троих грязные, будто в них валялись по земле, и покрыты пятнами пота.

– Не нарочно?! – изумился Дэн.

– Нечаянно, – Лисанский пожал плечами и попятился. – Прошу извинить, но нам пора.

– Ты в своем уме? Убирайся с дороги! Дай пройти!

– Стоять! – свечение вокруг Лисанского разрослось. – Вы с девчонкой остаетесь, чтобы я смог выйти. Либо я, либо вы.

– Врешь! – сердце колотилось так, словно собиралось пробить в груди дыру.

– Парни, скажите ему, – глумливо потребовал Лисанский.

– Либо вы, либо мы, – в один голос послушно повторили Вадим со Стефаном. На их лицах по-прежнему не отражалось ни единой мысли, словно они вообще не соображали, что происходит.

– Зачем тебе это? – задавая вопрос, Дэн прикидывал, как вернее всего пробить Руте путь к двери. Сразу с тремя ему не справиться; пусть двое и накачались какой-то дурью или пребывали в глубоком шоке, но они старше и сильнее, а его магия пока еще слушалась через раз, да и то так, как ей самой того хотелось.

– От скуки, Гордеев, – серые глаза Лисанского влажно сверкнули, губы презрительно скривились. – Раз в два месяца подниматься на поверхность, год за годом проводить среди крыс и психопатов, развлекаться лишь чтением средневековых ужастиков на старом немецком и латыни, годами носить одни и те же тряпки, подчиняться железной дисциплине, пресмыкаться перед стариками, которых нам тут впарили в наставники, – это, видишь ли, утомляет. Мы хотим жить нормально и чувствовать себя свободными магами, а не сиротками на иждивении богатеньких скряг-родственников. Три года в этой дыре!

– И что? Ты один такой?

– Нет, – Лисанский склонил голову набок. – Со мной, как видишь, друзья.

– Ты разбудил демона.

– Да, я заметил. Не рассчитывал на столь грандиозный успех, но теперь думаю, это даже к лучшему. Демон вырвется наружу и уничтожит эти поганые катакомбы, – Лисанский вскинул голову и, поджав губы, обвел брезгливым взглядом каменные своды зала.

– Никто ему не даст, – решительно произнес Дэн, сжимая кулаки. – А ты еще поплатишься за то, что натворил.

– А никто и не узнает, Гордеев, – заверил Лисанский. – Напрасно петушишься: тебе отсюда живым не выбраться.

– Ты спятил. Рехнулся. Вот здесь, – Дэн ткнул себя пальцем в висок, – у тебя перемкнуло.

– Все, довольно болтовни. Время истекает, – Лис попятился, не опуская рук.

– Я поздно узнал, что проснувшийся демон потребует жертвы числом, равным числу магов, проводивших обряд пробуждения. Одного он уже взял, – он осекся и скользнул взглядом куда-то вправо, сильно побледнев и стиснув губы, будто его нестерпимо затошнило.

– А может, случайная смерть и не считается?

Нет, он точно выжил из ума. Но так или иначе, лучшего момента для решительных действий было не представить.

– Беги! – заорал Дэн и толкнул Руту вправо, в укрытие хлама, завалившего первую залу анфилады. Сам ринулся следом. – Пробивайся к выходу!

Три разноцветные молнии вспыхнули, одна опалила ухо, но не задела. Дэн едва успел нырнуть за огромный платяной шкаф – здесь, во тьме, скрывался целый лабиринт из древней мебели, котлов, стеллажей, туго набитых истлевшими книгами, и непонятного оборудования. Какие-то кошмарные приспособления, не иначе как пыточные орудия: клещи, гвозди, пилы – были разложены по ящикам и развешены по стенам. Попалась даже жаровня и затканная паутиной деревянная конструкция, в которой краем сознания Дэн опознал дыбу. Из-за мощного выброса адреналина и нарастающего гула, свидетельствовавшего о неумолимом приближении демона, он не разбирал слов заклятий – преследователи не трудились вычерчивать в воздухе формулы, наплевав на точность и расчет силы, и били наотмашь вслепую. Словно чья-то гигантская плеть хлестала она по пяткам, не давая остановиться, развернуться, ударить в ответ. Пригибаясь, он нырял то за один подвернувшийся деревянный «гроб», то за другой – и бросался дальше, когда от магических ударов они разлетались в щепки. Рута бежала впереди. Ее волосы вспыхивали огненными бликами в свете заклятий, и Дэн боялся потерять из виду эти яркие всполохи.

– Идиоты! – истошно завопил Лисанский. – Куда вы лезете? Идемте отсюда быстрее! Надо убираться! Оставьте их в покое!

Его не слушались, и он продолжал надрываться.

Впереди мелькнула дверь, и Дэн рванулся к ней вслед за Рутой. Только бы выпихнуть ее наружу, прикрыть собой, а там уж он разберется и с Лисанским, и с демоном – со всем злом на Земле. Если она окажется в безопасности, он море вброд перейдет, ему и горы будут по плечу!

И вдруг светящийся росчерк в воздухе, громогласный рев, перекрывший даже подземный рокот, – и красная молния просвистела мимо виска, обрила макушку пригнувшейся Руты и ударила в нагромождение, выраставшее слева. Книги, коробки, стеклянные банки, ржавые ящики, набитые металлическим хламом, зеркала, скребки, ножи и просто осколки стекла – сотни предметов взрывом разметало в разные стороны, дробя, ломая, разбивая вдребезги. Ударная волна отвесила Руте чудовищную оплеуху, и девушка с коротким хрипом отлетела навстречу Дэну, сшибла с ног и повалилась на него. Дэн врезался затылком в пол, перед глазами сверкнули звезды, тело обмякло, вмиг налившись свинцовой тяжестью, став неповоротливым и противно слабым.

– Рута, – позвал Дэн, не услышав собственного голоса, чувствуя на себе тяжесть неподвижного тела. – Рута! – повторил он с возрастающим отчаянием.

– Сюда! Я, кажется, попал! – с восторгом заорал Вадим, подбегая ближе.

– Иди к черту! – крикнул Дэн, взмахнув рукой прямо из положения лежа. Не рассчитал силу – не до расчетов: браслет налился огнем и, обжигая запястье, выстрелил красным. Столб раскаленной магии опрокинул Вадима аккурат на бегущего следом Стефана, и оба кубарем покатились по проходу, усыпанному битым стеклом и ржавым железом.

– Рута, эй! Слышишь меня? – Дэн перевернулся, опираясь на локоть, потряс девушку за плечо. – Что…

Его пальцы окунулись во что-то теплое, липкое, бьющее струей, и только теперь, леденея от ужаса, вглядевшись внимательнее, Дэн увидел, что глаза девушки закатились и с окровавленного лица на него глядят жуткие пустые бельма.

В поле зрения нарисовался Лисанский, следом за ним подскочили Шарин и Лешко. Вцепились ему в локти, заламывая руки, пытаясь усмирить.

– Кретины! – проорал Лис. – Недоумки! Я же велел вам уходи… – и подавился словами. – О, Господи… – прохрипел он, – Господи, Господи, Господи, Боже мой…

Черная лужа расползалась по полу. Штаны на коленях насквозь промокли, с одеревеневших пальцев, с рук, обнимавших изломанное, пробитое насквозь тело девушки, вязкими нитями стекала кровь. Уткнувшись лбом в обезображенное лицо, содрогаясь от рвущей душу боли, Дэн завыл, не замечая, что всего в паре шагов от него так же бесприютно, с той же черной тоской, прижимая растопыренные пальцы к лицу, обезумевший от шока, страха и запоздалого прозрения, выл Игорь Лисанский.

Кошмар завершился все той же жгучей болью, что и десятки раз до этого. Проснувшись на сбитой, пропитанной потом простыне, содрогаясь от сухих рыданий, Дэн сжал в кулаках края скомканного пододеяльника, словно пытаясь перетереть их в труху. Вдохнул тяжелый, спертый воздух и повернул голову к окну, приоткрыв глаза.

За окном была осень. И беспросветное, промокшее насквозь, холодное утро.

Кое-как поднявшись с постели, Дэн добрался до окна и уставился в стекло невидящим неподвижным взглядом. Ржавые листья и гудящие провода, колючий ледяной дождь и пронизывающая до костей сырость, потемневшая от влаги штукатурка дома напротив, дрожащие на ветру, изломанные остовы деревьев, чьи ветви напоминали перебитые кости и торчащие обломки ребер в полуистлевших лохмотьях листьев. Эта осень калечила и убивала. Обдирала душу, срывая с нее покровы хороших воспоминании, пропитывала дни тоскливой ненастной серостью, давила на плечи низко ползущими, неповоротливыми громадами туч и плакала, плакала, плакала бесконечными дождями, вымывая из сердца неизмеримое, непосильное для одного человека горе. Дэну казалось, он умирал каждый вечер, чтобы утром проснуться вновь все в той же невыносимой осени и совершить очередной виток по кругу своего персонального ада.

Если бы он мог просто исчезнуть, раствориться в этой бесконечной веренице осточертевших дней! Просто прекратить свое существование и оборвать агонию. Но кто-то – Бог? – или что-то – судьба? – подшутил над ним, сохранив ему жизнь в схватке с водным демоном. Подарок поистине королевский – жизнь! Зачем она ему теперь, ради всего святого?! Зачем, если рядом не было ее? Так странно. Так страшно.

Он боялся засыпать, потому что она снилась ему: упрямая, решительная девочка с солнечными бликами в каштановых волосах. Она смотрела на него, прижимая руки к животу, совсем как тогда, миллион лет назад, на пороге подземной анфилады. Не сводила с него серого взгляда, и столько погребальной тоски, столько немого укора он не видел ни в чьих глазах. За всю жизнь – ни разу. Он ненавидел себя. И не мог простить. И не видел ничего, кроме этого призрачного лица и тонких пальцев, полных неизбывной нежности, обещавших когда-то так много…

Со временем мысль о смерти оформилась в навязчивую идею и стала смыслом его существования. О нет, он не замкнулся в себе, не заперся в четырех стенах, не отвернулся от друзей – ему даже позволили покинуть ненавистный Интернат. Но и не сказал – ни одной живой душе не признался! – что их было трое: он, она и их неродившийся ребенок.

Глава 2

– Добро пожаловать в Средневековье, – мрачно пробормотал Денис себе под нос, шагнув через порог. В лицо на мгновение дохнуло холодом, а плоский стальной браслет на правом запястье нагрелся. Дэн поморщился, прикрыв глаза, чтобы не видеть, как угольно-черное пространство вокруг обретает новые контуры и краски, и убрал руку с металлической пластины в торце дверного косяка. Ненадолго остановился и потер кисть, в которой теперь ощущалось неприятное покалывание, вгляделся в похожий на татуировку витиеватый узор печати на ладони и сжал кулак.

Черная толстовка с капюшоном и джинсы не защищали от порывов магического ветра – стылый колючий поток воздуха, словно дыхание потусторонней стихии, всегда обдувал тело во время коротких путешествий через Арки. Передернув плечами, прогнав пробравшийся под одежду холод, Дэн ступил на гладким паркетный пол, натертый воском так старательно, что в нем отражались бледно-желтые огоньки бесчисленных тусклых ламп. Из вентиляционных труб, чьи горловины под потолком были прикрыты насквозь проржавевшими, забитыми пылью и паутиной решетками, ощутимо тянуло промозглой сыростью, затхлостью и горькой, влажной землей.

Средств, которыми располагал Орден, хватило бы не только на обеспечение всех благ цивилизации, но и на то, чтобы вызолотить стены или воссоздать в подземельях интерьеры Рундальского дворца, однако же ни отопления, ни канализации здесь не было и в помине, а в некоторых отдаленных закоулках отсутствовало даже освещение. Каждый Магистр, возглавляющий Орден, то ли считал своим долгом сберечь доставшееся ему наследие в неизменном виде, то ли полагал, будто средневековый антураж и вынужденный аскетизм дисциплинируют боевых магов, а посетителям внушают уважение. Дэн же всегда считал это закостенелостью ума, нездоровой и неоправданной тягой к соблюдению традиций, которые только мешали. Ну, или банальное нежелание ввязываться в модернизацию – кому охота возиться с прокладкой отопительной системы, а после – с ее обслуживанием, когда можно просто завернуться в теплый плащ или накинуть куртку? Контроль над популяцией нечисти обеспечивался и так, а излишества магам были ни к чему.

Дэн давно перестал обращать внимание на унылую, тревожную готичность резиденции и сетовать на отсутствие элементарных удобств, тем более что не все помещения в лабиринтах, принадлежащих Ордену, выглядели столь же эффектно и зловеще. Потолок в главном фойе был высоким – редкая роскошь для подземного зала. Вдоль левой стены тянулся ряд одинаковых Арок – пока Дэн пересекал зал, из их густой, неподвижной черноты вынырнули еще несколько человек. Справа высоченные узкие стрельчатые окна, закованные в узорчатые решетки, устремлялись ввысь, чередуясь с нишами для настенных светильников. Непонятно, кто и зачем спроектировал здесь эти окна – тьма в них была еще более непроницаемой, чем в Арках, и еще более неживой: тьма под внушительной толщей камня и земли.

Дэн помнил, как очутился здесь впервые три с половиной года назад. Отголосок пережитого тогда потрясения до сих пор неприятно холодил в груди. Канун шестнадцатилетия, ночной переулок Старой Риги и четыре трупа. Дежурный маг целый час выпытывал у Дэна подробности происшествия, что-то записывая сразу в несколько книг и журналов; затем был вызван целитель, чтобы обработать ожоги на руках; затем женщина, которую Дэн мысленно окрестил придворной ведьмой, долго возилась с его запястьями, измеряя диаметр окружности и подбирая подходящий металл, задавала вопросы о жизни, начиная чуть ли не с колыбели, и поила горьким травяным отваром. После пришлось заполнять какие-то бумаги, давать согласие на обследование, проживание в Интернате и безоговорочное следование Кодексу. Потом вновь появился Антон Свердлов и с виноватым видом сообщил, что немного покопается у Дэна в голове, потому что «так нужно для протокола», и что «будет немного неприятно». Как очутился в Интернате, Дэн уже не помнил. Воспоминания обрывались на адской головной боли – да так и не восстановились.

За последние полгода службы в резиденции Дэн почти привык ко всему, включая гнетущее давление гигантских окон, похожих на раззявленные пасти голодных чудовищ. Он проходил мимо них спокойно, глядя прямо перед собой или под ноги, отмеряя шагами расстояние от Арки до дверей и замечая лишь мелькание носков собственных ботинок.

Двери открывались в круглый зал, откуда вверх и вниз во все стороны расходились несколько каменных лестниц.

Сегодня здесь было на удивление людно. «Неужели уже четверг, день посещений? – подумалось ему. – Надо же, в последнее время все в голове перепуталось».

Пробираясь сквозь толпу, Дэн скользил равнодушным взглядом по фигурам и лицам окружающих его людей. Большинство кутались в разноцветные плащи – вовсе не отдавая дань причудливой моде или старинным традициям, а по необходимости – в подземельях было по-настоящему холодно. Высокие и низенькие, угрюмые и болтливые, бородатые и лысые, добродушно улыбчивые и надменно холодные маги изучали каменные таблички на стенах: расположение лестниц и этажей и часы приема. Кто-то уверенно и целенаправленно прокладывал себе путь к нужным лестницам, а впервые прибывшие жались к стенам, вытягивая шеи, чтобы прочесть гравировку на табличках, приставали к соседям с вопросами и как-то робко, заискивающе улыбались всем подряд. Дэн не вслушивался в их речь – голоса сливались для него в сплошной гомон. Кто-то едва удерживал в руках охапку старых рукописей – не иначе как в очередном подземелье обнаружился очередной тайник, и в архиве прибавится работы. Кто-то сунул под мышку потрепанный кожаный портфель, чтобы протереть стекла очков. Кто-то опирался на трость. У кого-то в железной клетке копошилось сморщенное, покрытое сажей существо, подозрительно напоминающее домового. Все они, такие необычные и разные, казались Дэну пестрым фоном, шумными людскими волнами, проплыть, пробиться через которые было неприятной необходимостью.

Наконец, несколько раз налетев на кого-то и равнодушно, не поднимая глаз, извинившись, Дэн протолкнулся к лестнице, рядом с которой красовалась почерневшая деревянная дощечка с надписью: «Служебные помещения, вход только для работников Ордена». Кивнув дежурному, Дэн очутился на верхней ступеньке и стал неторопливо спускаться. Лестница ощутимо забирала влево, закручиваясь спиралью. Впереди, шагах в десяти от Дэна, развевался фиолетовый бархатный плащ «придворной колдуньи» – Дэн не стал ее окликать. Следом за ней, стуча клюкой по камням, тащилась скрюченная фигура в выцветшем балахоне с грязным подолом: турайдская ведьма, одна из снабженок катакомб, похоже, явилась за разрешением на продажу своих зелий. Или принесла на согласование список требуемых Ордену отваров, лекарств и амулетов.

– Гордеев, доброе утро! – громко поздоровался кто-то.

Дэн оглянулся и встретился взглядом с высоким, плечистым и несколько неопрятным на вид мужчиной в потрепанном сером плаще. Тот быстро преодолел десяток ступеней и зашагал рядом.

– Здравствуйте, – отозвался Дэн.

Петр Алексеенков был руководителем одного из четырех боевых отрядов Ордена. Вообще-то Дэн подал уже три заявления на имя комтура Илмара Барона с просьбой о назначении на ту же должность, но один за другим получал отказы, мотивированные тем, что ему едва исполнилось девятнадцать и его восхождение еще не завершено. Можно подумать, возраст имел значение, когда он в одиночку расправился с водным демоном в подземной анфиладе Интерната, с досадой размышлял Дэн.

– Как продвигаются дела с картотекой, Гордеев? – осведомился Алексеенков, разглядывая сгорбленную спину шаркающей впереди ведьмы.

А то он не знал!

– Лучше некуда, – ровным тоном отозвался Дэн. – Добрался до буквы «Б».

– Ваш оптимизм меня радует. Любая работа достойна уважения и возвышает того, кто ею занимается. Это ведь так приятно – приносить обществу пользу!

От столь грубого лицемерия свело скулы. Язык зачесался спросить, когда Алексеенков сам в последний раз дышал архивной пылью: сто лет назад или двести, – и предложить махнуться работой, не глядя. Но Дэн смолчал. Лестница как раз превратилась в короткую площадку и вывела в первый коридор. Здесь начинались лаборатории и склады, чуть дальше – вечно закрытый музей истории колдовства с опечатанными залами инквизиции. Поговаривали, будто изуверы из Турайды давно растащили коллекцию клещей, прутьев и испанских сапожков, и вовсе не на сувениры. Тут же, на этаже, работали алхимики, хотя в их цели не входило превращение металлов в золото – ну, разве что в качестве хобби. Из коридора пахнуло невообразимой смесью лекарственных растворов и жаром от далеких раскаленных печей.

«Придворная ведьма», она же Ирина, помощница главного орденского алхимика, углубилась в коридор, и ее фиолетовый плащ быстро растворился в тумане испарений, летящих из лабораторий. Ведьма с клюкой поплелась за ней.