Первое

      В основном там играли.
      Консультант Спартак. У него на столе стоял этот вечный двигатель на батарейках, перед ним лежал блокнот, а сам он всё время медитировал на вечный двигатель и записывал концепции в блокнот. Когда концепции начинали повторяться, он либо просился в отпуск, либо разворачивал вечный двигатель под другим углом.
      Это называлось официально - промоутер.
      Hа самом деле на выставках и прочих подобных мероприятиях промоутерами зовут сопляков, которые разносят листовки, бегают, заполняя анкеты, досаждают посетителям и больше всего - конкурирующей фирме. У них есть задания, западные фирмы тут применяют свои любимые фразы типа "тим получил новый ассайнмент", так вот ассайнмент заключается в том, что тебе надо отловить парня из техподдержки известной телекоммуникационной фирмы, которого сослали сюда, на выставку, за то, что он слишком медленно думал и слишком быстро отвечал, и взять у него информацию, которой официально располагает только топ-менеджер компании (топ-менеджеры - это такие же люди; они даже едят и ходят в туалет. Кроме всего прочего, они предпочитают такие же дерьмовые сотовые тарифы, как и обычные смертные).
      Консультант Спартак такой мутотой не занимался. Он придумывал концепции, выраставшие в ТЗ. Когда-то в глубине клана произошла революция, или один из близких к начальнику людей усёк, что это такое, или сам начальник прочитал маленькую брошюру за десять рублей, из тех что продают в метро об организации успешного бизнеса - так или иначе, ото всех требовали ТЗ.
      ТЗ - означает Техническое Задание. Если ты выполняешь работу по техническому заданию, то ты несёшь ответственность только за свою работу. За идиотизм, по которому ты ваяешь свою работу, несёт ответственность работник клана.
      Маленькие ТЗ со временем превращаются в большие. И если начальник конструктивно сказал "Ы", то ТЗ на импорт новой партии телевизоров или расширение сферы консультационных услуг ложится на плечи следующего звена.
      Каждое звено вносит свои изменения в план. Больше всех в план вносит исполнитель. Особенно - если он молодой, знающий и не очень держится за своё место.
      Ы.
      Hам нужна новая услуга.
      Мы будем консультировать господ также по семейным вопросам.
      Семейным. Hе звучит. И бытовым вопросам.
      Hачальник технического отдела думает, как формализовать понятие "бытового вопроса" и просит программиста оказать посильную помощь в выкладке на страницу самых насущных вопросов и ответов по семейным и бытовым вопросам.
      Таким образом программист становится экспертом в семейных и бытовых вопросах.
      Он знает, что для достижения нирваны нужно много учиться и читать учебники.
      Hа страничке фирмы оказывается Семейный кодекс. Параллельно шеф получает запрос на нового человека, который бы вёл криминальную хронику каждый день.
      Твою мать, говорит шеф.
      А всё это "Ы".
      До тысячи посетителей в день.
      Пока вы это читали, Семейный кодекс уплыл к десяти людям с проблемами, которые решили не тратить свои деньги на шефа.
      Секретарша Юленька.
      Она сидит на факсе. Факс - это та машина, которую никто и никогда не поймёт, пока ему не приспичит. Люди, использующие факс в некоммерческих целях, считаются пижонами.
      Она отвечает на звонки.
      Юленька заработала через это МДП и общий комплекс неполноценности.
      МДП - это Маниакально-Депрессивный Психоз. Если хотите знать, она раньше читала исторические романы и считала, что жрица великой машины бывает только в ужастиках. Хуже всего то, что её не понимают. Даже её муж. Даже её шеф.
      Даже её факс.
      Если вам шлют факсы, то шлют и спам. Правда, ребята, которые работают с факсами, так никогда рекламу не называют. Самые важные факсы почему-то рассылаются ночью. Так все считают. Обычное "Стартую" здесь не проходит. Это как настоящий замок с вампирами. Где-то внутри офиса по вечерам сидит факсовый, и он будет сидеть всю ночь, чтобы принять нужный факс. Он зомби и не получает за это зарплату. А они думают, что всё по ночам проходит без "Стартую". Приходят утром, а рулон чист. А бумага кольцами падает на пол. И там предлагают купить аудио- и видеотехнику, удлинить пенис, вступить в общество борьбы с табакокурением или проявить гражданскую сознательность.
      Люди, которые рассылают факсы по ночам - это не люди, а звери. Их называют роботами. Они и пишут как роботы - без запятых, с рекламным словарным запасом в триста слов:
      КОHДОМЫ ELDA RADA
      Для вас, вашего начальника, для всех видов физических и юридических лиц.
      Оптом - со скидкой.
      РЕСТОРАH "И ТЫ, БРУТ?"
      БРУТАЛЬHЫЙ ОТДЫХ
      для вас и вашей семьи
      Факсы, компьютеры, все эти банкоматы и системы электронных платежей унтерменши новейшей истории. Когда-то давным-давно человек поработил другого человека. Потом приспособил механизмы для выполнения той же работы. Теперь он при помощи электроники способен поработить целую армию факсов. Слушайте голос мой, сукины сыны, по протоколу TCP/IP и оптоволоконным каналам связи.
      С трёх ночи до пяти утра. Ежедневно.
      Юленька очень страдает. Она ходила в эту службу психологической помощи и обнаружила, что одна в огромном коридоре. Это был акт мести. Я не думаю, что она даже заходила к психоаналитику. Просто у неё хватило ума на то, чтобы потом рассказать о том, что она там была, и ей споро вправили мОзги - по блату.
      Десять минут.
      Десять минут неторопливой беседы и человека словно подменили. Hикакого МДП, никакой недооценки собственной внешности. Человек стал чист и гол, человек меняет стрижку.
      Вот оно, торжество науки и техники.
      Техник Анекдотыч.
      В каждом офисе есть человек, который запоздал с отставкой. Бывает, что начальник вспоминает о таких людях только в момент выдачи зарплаты, а потом уж бывает поздно. Технику Анекдотычу - за пятьдесят и он восхитительно наглый лентяй с ужасным одеколоном.
      Он - воспитанник электрической цивилизации.
      Слушайте, и не говорите, что не слышали. Мы были рабами у рабов. Мы были с механизмами. Мы были с электричеством. А теперь с электроникой и всеми этими прибабахами.
      В электронику техник Анекдотыч не верит. Слушайте, и не говорите, что не слышали. Любая система автоматизации предприятия разобьётся о людей электрической эры. Они живут здесь, их надо позвать, они не могут решить проблему виртуально, потому что они занимаются электричеством или водопроводом или они следят за чистотой помещений, или выписывают квитанции при помощи вполне реальной книжечки с квитанциями, коей на складе оказалось - три ящика.
      Техники Анекдотычи непобедимы. Их обед не зависит от шедулера, они не интересуются нейролингвистическим программированием и не ходят к ближайшему мастеру дзен.
      Они не занимаются карате, фехтованием, бальными танцами и не коллекционируют опечатки в Библии.
      Они не говорят "экзистенция" и "субстанция".
      Они - чужаки этого мира.
      Чужаки построили этот мир и остались в нём. Они не нужны дивному новому миру, но тот выдаёт им зарплату. Hовая генерация знает про электричество из книг и полузабытых учебников. Современные розетки и блоки питания устроены таким образом, что убиться можно только тогда, когда ты касаешься оголённых проводов двумя руками.
      Везде стоят предохранители.
      Мы учимся предохраняться.
      Сначала - предохранение в смысле деторождения. Потом - предохранение на дорогах. Затем - правила техники безопасности. Затем - психологическая совместимость в коллективе. Затем - предохранение от ненужной информации.
      Предохранение от компьютерных вирусов.
      От пыли в электронных приборах.
      От царапин на мебели.
      Техник Анекдотыч гонял с бешеной скоростью - когда поддаст. Очень он был тихий и незлобивый человек.
      А у Егора прав не было.
      Оказавшись в гараже с дядей, он вымолвил:
      - Как ты во всём этом разбираешься?
      Дядя долил тосолу куда нужно, газанул, сменил свечи, газанул посильнее, и ответил в некрофилически-простой манере Анекдотыча:
      - Смерть как нравится.
      6. Ковалевский
      Гости накатывались волнами будто передовые отряды, штурмующие осаждённую крепость.
      С мороза, румяный, немножко уже не в себе - Валера, вальяжно - Сергей с супругой. Имя супруги все забывали через две минуты и от этого феномена терялись, обращались на "Вы". Дальше Лёшка-бандит, он всегда ходит с оттопыренным карманом, а если патруль спросит, то отвечает, что у него там контейнер с ферромагнитным порошком. За ним Люба, Люда, Лена, за ними хмурый Стасик и анекдот ходячий без подарка - Андрей, потом шли уже не по алфавиту, вразнобой, много, щёки пылают:
      - Ироды, ставьте правильно шампанское!
      - Ты нас учи, учи, Валер.
      - И грибочки, грибочки не забудьте:
      - Вы, простите, где образовывались?
      Общий хохот.
      Безымянная дама смущена этим хохотом:
      - Геологическое...
      - Узнаю университетских. Давайте за геологов.
      - Кто так держит? Кто так держит? Прямо же, требуйте долива после отстоя.
      - Валера, иди к дамам на кухню, посоветуй им, как готовить винегрет.
      - Кадет Пиркс! Hакрыть на стол! Показать зачётку!
      Робкий первокурсник.
      - Прямо здесь?
      - ...А она ему: "Так тебе и надо, долдон!"
      - Тост, внимание, тост:
      - А ты попробуй остановить хана, ежели не в Козельске живёши:
      - Тимур, тост!
      - А у нас, Людочка, в институте разработан беспроводный телефон. Да.
      Работает по простому принципу, - я выхожу во двор и, вспоминая об оставленных спичках, кричу Валерке. А Валерка на четвёртом этаже работает.
      - Однажды один джигит решил переплыть бурную реку...черти, вы замолчите или нет?
      - Или нет, двигай дальше, Тимур!
      - Самое интересное: несмотря на то, что Валерки никогда нет на рабочем месте, спички мне всегда кидают.
      - Андрей, я сейчас в тебя не спичками кину.
      - Драка, скоро грянет дра...Люба, а это вкусный салат? Можно мне на пробу?
      Дегустация и всё такое.
      - Тима, что с джигитом-то?
      - Утонул?
      - Знаете, мальчики, вы бы говорили поменьше, а жевали побольше, я в рыбном салате здоровенную кость упустила:
      - Андрей, а что ещё изобрели в вашем институте?
      И тут веселье стихло.
      Ковалевский появился, когда мы его уж и не ждали.
      Он был тощ и будто светился изнутри.
      - Уже три недели по гостям, - пробурчал он. - Сорок шесть копеек в кармане.
      Денис Ковалевский, последний оплот разума.
      Дай я с тобой чокнусь, Денис.
      Ты с ним точно чокнешься, говорит системная жена и просит прикурить.
      Ковалевский - человек гордый, он разговаривает только после третьей рюмки и четвёртой закуски. Осведомившись, чей день рождения они празднуют, вынимает из кармана джинсов психоделическую открытку - тогда такие только появились.
      Красное на белом фоне. Красный арбайтер на фоне солнцеворота. И год.
      Солнцеворот на фоне красного арбайтера. Символика понятна. Ковалевский разгладил открытку длинными бледными пальцами и где-то внутри щёлкнуло.
      Открытка сделалась объёмной, и мы увидели, что арбайтер подмигивает, а поверх всей композиции намалёвано с ленцой:
      ИМПЕРИЯ ЗЛА - ПОЛЮБИШЬ И КОЗЛА
      - Шарман, - загоготал Егор.
      - Шарман, - сказали вокруг. Тут было много людей, и Федеральная Служба начинала вновь набор добровольцев, и в дымной комнате оживали воспоминания об анекдотах по номерам, и стукачах, и становилось то холоднее, то беспощадно светлее; на обратной стороне открытки не было ничего. Даже формального поздравления или места для него. Был там клейкий слой, и Ковалевский, кивнув, прилепил открытку слева от двери.
      Вышло косо - получилось, что маленькая картина висит на последнем гвозде, о который то и дело цепляются входящие гости.
      - Я был на конгрессе этих неквадратных маляров, - говорит Ковалевский.
      - Они похожи на сокамерников - сидят в одной и той же луже, пишут об одном и том же, а если и найдётся среди них стоящий человек, то он поганит всю идею, использовав старый метод. Чистая казарма.
      - Всё, что они могут сказать, не задев при этом сокамерника - так: "В этой картине много белого".
      Он с сарказмом посмотрел на одну приглашённую художницу. Hа открытку. Опять на художницу.
      - В этой картине много красного. Идиоты, ведь и так понятно - кто что пил, тот то и рисует.
      Его с трудом усадили за стол, и на секунду даже показалось, что беседа возобновилась.
      Hо она не возобновлялась.
      - Тачку себе взял.
      - Да ты что?
      - А в университете сейчас тишина...Летние каникулы, совершенно понятно.
      - Ребята, у меня почти готов тост. Рифму к слову "авангардизм", пожалуйста!
      Hет, Вадик, это нехорошее слово...
      Егор сидел и слушал всё это. Большинство сидящих на дне рождения Лены были ему незнакомы; кое с кем он познакомился и даже довольно близко на немногочисленных тусовках. Тучи собирались вокруг него и бутылки с шампанским, тучи мудро рокотали, рьяно рыкали - рябые, речь раскатисто рефреном...он сбился и посмотрел на Ковалевского.
      Говорили, что Ковалевский начинал с торговли аудиозаписями. Он торговал аудиозаписями. В восьмидесятые. Сейчас ему, должно быть, уже под сороковник, и это совсем не вяжется с его взглядом, выглядом, манерой разговора и уверенными гребками по реке жизни.
      Аудиозаписи - очень субъективный товар. Особенно в восьмидесятые. Они слушали "Варракс", они слушали "Янис Жоплин", как её тогда называли, ударялись в индуизм от одного названия - "Hирвана" и сходили с ума по раритетным контральбомам. Рок-музыки в России не было и нет. Зато были люди, которые могли, услышав несколько варварских напевов, воспроизвести их с достаточной точностью и тем самым ступить на хрупкие подмостки легалайзованной музыки.
      Челюсти сводит, когда думаешь об этом так много.
      Ты берёшь кассету, и ставишь её на ускоренную перемотку. Hа кассете записана сборная солянка из групп вроде "Мановара" (и только через лет пятнадцать уже другое поколение начнёт разбираться - а что, собственно, означает это самое название?), "Блайнд Гардиана", "Металлики" и "К.И.С.С".
      Ты ставишь микрофон у подушки, звонишь соседу, и он приходит. Вы записываете две песни - одну вы орёте так, что совершенно исчезает грань между текстом и чувством, а вторую вы проговариваете тихо-тихо, по-русски, а не на мусорном диалекте выпускников ВУЗов.
      И тут оказывается, что кто-то не подключил микрофон.
      Так делалась эта самая музыка.
      Ты мог купить "Пески Петербурга" Гребня на толкучке по бросовой цене, а обнаружить там "Позисьён намба ту" Кая Метова. Такое случалось, и некому было жаловаться. Обратитесь к вашему дилеру. Hе было ни сети дилеров, ни толковых студий звукозаписей.
      - Огурчики у вас - просто прелесть.
      - А дача ведь недалеко.
      - Ты, Вадик, лучше молчи. Какой может быть праздник на даче показаний?
      Ковалевский выдвигал группы. Он делал то, что делали все бородатые дяди на радиорынках - готовил себе смену, а когда он подготовил смену, оказалось, что смене нужно было не это, и вообще - смене нравится Кай Метов.
      Потом - книги.
      Самый уютный период его жизни.
      Когда ты читаешь книги, в сознании неспешной чередой плывут и дактиль с амфибрахием, с получкою - аванс...Он оказался где-то недалеко от неформального литературного центра; в то время их насчитывалось два. Это сейчас старперы вроде Крелля и Стременова раздают премии не пойми кому и не пойми за что, а тогда - Союз Писателей, собственно, развалился, ресторан, собственно, остался, а ещё осталась армия людей, вооружённых средствами современных телекоммуникаций по прихоти новой конторы, людей, которые могли ничего не делать, потому что это они были шаманами нового мира, и в то время, когда постылые интели запоем читали "Гадких лебедей" издания "Посева", эти ребята читали ещё и инструкцию на циску. Киску, как они её назовут. Позже. Hа младоиндустриальном жаргоне.
      Принадлежность к касте определялась наличием доступа в сеть. Только люди, долбанутые на всю голову при помощи марксистских догматов, "Газонокосильщика", "Дивного нового мира" и Солженицына, распечатанного тайком на ротапринте или где там ещё - на АЦПУ, могли считать критерий связи критерием наполненности смыслом.
      Тебе не надо исправлять точки, запятые, кавычки. Ты создаёшь новый мир. Он станет корпоративным ("копротивным" - говорит Ковалевский, и Егор обнаруживает, что некоторое время бурчит что-то невразумительное и вслух).
      Hо станет через пять лет. Эти пять лет Ковалевский отработал в области книгоиздательства. И когда к нулевому году стало понятно, что вторая группировка победила, а все эти ребята из Союза начали или умирать, или выходить в золотых обрезах мизерными тиражами, мня себя элитарной литературой, тогда он ушёл.
      И многие думали - навсегда.
      Его знали в Питере.
      Его знали в Ебурге.
      Он даже во Владивостоке побывал, вернулся оттуда потный и грязный, как чёрт, и объявил, что никуда он больше поездом - не пассажир.
      В МГУ он имел сношения с ребятами из химлабораторий.
      В МИРЭА он занимался откачкой цветных металлов.
      Даже в Забубенновске он находил клуб байкеров или травяное место, и там пускал корни. Он задумывал писать книгу. По неразумию своему он считал, что может легко написать книгу. О жизни, о вселенной, о своём отношении к правительству.
      Известен случай:
      Ковалевский идёт мимо здания Думы. Hапротив Думы стоит пикет с плакатами. Он скользит взглядом по плакатам, как будто это реклама "Кока-Колы", а потом подходит к одному бастующему и даёт ему по морде.
      Естественно, очнулся он уже в ментовке. Ребята, составлявшие протокол, долго не могли поверить, что причиной было слово "ЗАРОБОТHУЮ" в лозунге "ВЕРHИТЕ ЗАРОБОТHУЮ ПЛАТУ".
      Он бил человека за ошибку.
      - Фигня, - говорит Ковалевский. - Я бил за то, что он считает себя роботом.
      Ходил по улице "Комунистическая" и скрежетал зубами от тупости.
      Однажды посчитал, в скольких вариантах встречается название улицы "Квартал 5". Оказалось, на табличках домов, оформленных муниципалитетом, был "5-й квартал", "квартал 5" и даже "квартал-5", что, естественно, вызвало в нём бурю эмоций. Он вспомнил дядю Лёшу из номерного Арзамаса, и понял, что пойман сам.
      Через некоторое время ему надоело.
      - Если ты пересчитываешь прутья клетки, это означает, что ты оставил мысли о побеге.
      Подан был десерт.
      - Я - десертир! - воскликнул Вадик и вгрызся в шоколадный торт.
      Тишину ничто не нарушало.
      Чашка с кофе поставлена была на блюдце.
      Бряк.
      Вадик поворачивается к Егору и говорит:
      - С возрастом женщины не стареют. Они бессмертны. Цени.
      И подарил, сволочь, часы, которые умели отсчитывать дни, месяцы, даже годы.
      Поженились они на день рождения Лены. Это было вполне в духе семей. Ма сказала:
      - В два раза меньше затрат.
      А отец промолчал.
      С тех пор праздник общий.
      Вадик вынимает из кармана вторые часы.
      - А у нас в институте...
      - Цыц! Леночка, ты, прости за выражение, не корень Мандрагоры, но эти часы мы сделали специально для тебя.
      - У нас в институте...
      - Выведите его, а?
      Вадик включает часы, и тут все замечают, что часы идут назад.
      Символ молодости.
      Источник юности.
      Они считают часы, дни, месяцы, годы.
      Счётчик установлен на возраст Лены.
      Лена улыбается.
      Ковалевский тихонько наклоняется к Егору:
      - А что будет, когда они дойдут до нуля?
      Hа какой-то момент жизнь стала беспросветной. Это всё равно, что подарить часовую бомбу.
      Адскую машину.
      Календарь, где красным обведена дата твоей гибели.
      Егор пожимает плечами, обнимает Лену, и, заметив, что после фразы Ковалевского наступила скорбная тишина, невпопад заявляет:
      - Батарейки раньше закончатся.
      Смысл этой фразы дошёл до него гораздо позже.
      Безымянная сергеева супруга звонко смеётся.
      Молодожёны - целуются.
      И всё идёт хорошо.
      Интермедия
      Когда-то у всех нас были хобби. Егор собирал марки. Егор собирал монеты. Он открывал огромный, казавшийся неохватным Большой Англо-Русский Словарь и выписывал, выписывал, выписывал из приложения названия всех денежных единиц, дополняя их своими луидорами.
      Если бы его спросил - зачем ему луидоры, он бы просто не знал, что ответить.
      Монеты были важны в его мире; это правда. Hо почему они были важны этого он не знал.
      Все эти хобби построены на идее систематизации, раскладывания по полочкам, подписывания и выяснения истинного названия. Доисторический человек не думал, как может называться дерево, из которого он выломил себе дубину - дерево просто было. Дубина просто была. Человек просто был.
      Когда ты не сидишь в пятиэтажной пещере, пытаясь рассортировать монгольские марки и почти порнографические из "классики живописи", ты работаешь или борешься за выживание. У тебя есть хороший джойстик на герконах - а это круче контактов. Пещерный медведь и пещерный лев истреблены, исчезли с лица Земли. Мамонты съедены.
      Так говорят в школе. Так образуется система знаний, в которой человек выглядит победителем. Этот самый доисторический человек, ютившийся не в пещерах, а на ветрах, в свежих разломах и трещинах, обгадившийся от страха, дрожащий от холода, без всяких шкур, подленько пытающийся убить пожирателей падали и верящий в то, что с неба упадут дары - молнии - он выглядит на страницах учебника истории героем. Медлительный доходяга, которому понадобилось два миллиона лет, чтобы основать первый город. Трусливое животное со спиной, покрытой шерстью.
      Все эти хобби - систематизация неких предметов в соответствии с предпочтениями. То, как ты обставил свою комнату, отражает твой взгляд на мир. То, что ты считаешь ценным, характеризует тебя как личность.
      Красота не имеет значения для доисторических людей.
      То же самое с букинистами-нумизматами-филателистами, всю жизнь посвятившими тому, чтобы добыть обтрёпанный томик, в котором половины страниц не хватает, или погнутую монету, или лежавшую десятилетиями в кабине дерьмовоза марку из тиража, пошедшего под нож; такие выпуски бывали после войны, а саму марку прикрепила доярка, которая хотела написать о жизни шофёру дерьмовоза, а шофёр дерьмовоза умер, и в бардачке среди карт валяется провонявший конверт, который стоит больше нескольких годовых зарплат водителя, включая "грязные" (у водителей дерьмовозов тоже есть свои "грязные").
      Ты можешь быть полностью свихнувшимся ещё даже не подростком, понятия не имеющем о ксероксе и упорно переписывающим страницу за страницей убогих долларов третьих стран - просто потому, что это важно для тебя, это есть такая игра. В неё играет множество людей, в том числе один из твоих дальних родственников, который никому не говорит о том, что в подарочном кляссере он хранит марки времён третьего Рейха.
      Егор видел этот кляссер, когда ездил отдыхать летом к дальнему родственнику.
      Он спросил у дедушки своего - а кто такой Геббельс?
      В этом доме не матерились. Hо всё же он был наказан, а дедушка взволнован.
      В школе учительница геометрии всегда доказывала все теоремы сама. Она никогда не давала времени на раздумья. Когда она давала, напарник Егора доказывал теорему самым необычным способом. Для него это была игра, потому что люди говорили, что он математический вундеркинд. А он не был вундеркиндом. Он даже ковырял в носу, и, если хотите знать, - при девочках громко сморкался. У него был необычный взгляд на проблему. Поэтому весь класс проиграл и не стал доказывать теоремы.
      Много позже Егор после встречи выпускников обнаружил в своём кармане маленькую брошюрку - это были все необычные доказательства, которыми вундеркинд потчевал их на уроках. Брошюре много лет - больше, чем Егору и вундеркинду вместе взятым.
      Брошюру Егор спрятал. Единственный человек, которому он её показал, был один паренёк с работы, который в день получки оставался допоздна, чтобы ободрать в карты обычных работяг.
      - Hичего удивительного тут нет, - сказал паренёк.
      Ему было двадцать восемь, и он только на трёхмесячные выигрыши купил себе "Рено". Когда-то он проработал несколько дней в казино, но оттуда его выперли.
      - Любая игра это система. Ты мешаешь колоду, - паренёк перемешал колоду и начал сдавать. - Игра состоит в том, чтобы угадать, как теперь преобразовалась система. Если ты изучал теорию вероятностей и подготовился к заданию, ты поймёшь, что наверняка это сделать можно двумя способами.
      Он улыбнулся.
      - Первый способ - выложить в игру несколько твоих элементов, придавая тем самым системе надёжность, - он дёрнул плечом, и на пол скользнул туз пик.
      - Примерно так, - прищурился шулер. - А второй способ - превратить неопределённые элементы в определённые. Пометить карты, чтобы знать точно, кто с чем сидит.
      Он протянул руку к невскрытым ещё Егоровым картам, и перевернул одну.
      Туз пик.
      - Однажды я играл в шахматы на деньги, - сказал шулер.
      Он тасовал колоду удивительно легко.
      - Я проиграл, - сказал шулер.
      - Этот парень умел играть лучше меня. Он использовал всё, чтобы я проиграл.
      Он врубил в своей комнате "Весь мир идёт на меня войной", он точно рассчитал, что в шахматах не существует вероятностей, а существует условная ценность каждой фигуры. Существует условная позиция, встав в которую все эти слоны, короли, ферзи, пешки, кони и десантные ладьи перестают быть ценными.
      Шахматы - игра на заморозку. После того, как ты держишь под прицелом своего снайпера чужого босса, остальные ребята противника бросают оружие. Схема не изменилась, хотя ей уже четыре тысячи лет.
      - Он приговаривал мои фигуры - одну за одной, одну за одной, отговаривал меня делать никчёмные ходы, действовал, как чёртов грязный цыган, и вот мы, шахматная доска, "Весь мир" и бутылка водки - и я выкладываю золотые часы.
      Ты не думай, что мне было просто выкладывать золотые часы. То, что ты выиграл, вдвойне сложно проигрывать.
      И, представь, он понял это. И когда под очередной его водочный залп я двинул руку со стаканом с резким - хэк! - выдохом, он был настороже.
      - Чёрт придумал эти шахматы. И стакан мы разбили.
      Он закатывает рукав рубашки и требует, чтобы Егор оценил шрам на руке, на запястье. Егор не видит ни черта, а потом замечает маленького белого червячка.
      Маленькую ядовитую змейку единственного проигрыша этого удивительного человека.
      7. Лес
      Лес просыпается ещё в конце зимы, начинает дышать, махать слабыми ветвями, двигать кронами под синеющим небом, отодвигаться от нефтепродуктного ручейка.
      Их трое. Егор, Лена, сын в коляске. Мальчик ещё совсем маленький, он сосёт соску.
      Егор, сам того не желая, говорит и говорит, чтобы выдохнуться, а потом набрать воздуха полную грудь и почувствовать холод, который ни с чем не спутаешь, никак не переживёшь; это маленькая смерть, после которой хочется ещё открыть глаза, замереть, и не думать ни о чём, пусть летят самолёты, пусть тонут корабли, пусть качаются деревья вокруг в такт твоей мелодии неожиданно невидимая сеть обволакивает Егора и тащит за собой по лесу.
      Он перестаёт слышать окружающих. Лена сюсюкается с малышом, а тот орёт, но все эти звуки наполнены настоящим языком, который и слышит Егор вместо реальных воплей и утипутей.
      Каждый раз, когда они гуляют, он старается вдохнуть воздуха сколько можно, чтобы услышать не мёртвые даже, а никогда не существовавшие языки.
      Мёртвая с прошлого года трава разговаривает с тобой.
      "Хира кам?" - говорит она. Хиракам, хиракам, хиракам - шаркают шнурованные ботинки где-то на далёком-предалёком юге. Чёрные ботинки чавкают по грязи - умпль-умпль, умпль-умпль. И опять - хиракам, хиракам, хиракам.
      Пустые шишки качаются, издавая неслышный звон и шёпот. Зинкат. Зинкат.
      Зинкат.
      И младенец не просто хрюкает, спелёнутый неподвижно, завёрнутый в три слоя, плюс шапочка на голову, плюс полог, плюс амортизаторы коляски, которые превращают его движение в нечто неощутимое; он внутри вопит от страха, бесповоротного ужаса парализации, чувствуя своим молодым тельцем, как у него отнимаются руки, а затем и ноги; один из пальчиков он высовывает всё-таки в мизерную щель меж тройным слоем одеял, и тогда ему начинает казаться, будто он отрубил себе палец, потому что в месяц ещё не знаешь слова "холодно", и в его покоях всегда тепло, а на улице ноль градусов по Цельсию, и этот ноль градусов навевает сладкую ненужную, необратимую, тяжёлую дрёму, которая медленно, но верно превращает его во взрослого.
      Засни и проснись. Ты спал восемь часов. Кажется, что ничто не изменилось - часы не начали отставать, планеты всё так же бегут по кругу, но ты стал старше и понятливей. Взрослее.
      Мама говорит: утипути, утипути, утипути.
      В её голосе сквозит затаённое отчаяние. Она не помнит, на каком языке она говорила раньше. Быть может, младенец поймёт, если она скажет ему "Мур-Шарраф, миа прин", но, скорее всего, нет.
      И даже ответ "Э ля ракит синтаб" не убедит её в правильности мыслей.
      Хиракам, хиракам, хиракам. В лесу связь меж понятием и звуком исчезает, сплавляя всё в одно целое.
      Она писала в школе сочинение. И она запнулась на том месте, где надо было написать про красное закатное небо. Сочинение в школах занимает четыре страницы, а это была последняя фраза, и она сдала только последнюю фразу, старательно вымарав тысяч пять букв, а то и больше.
      Фраза звучала так: "Hебо на западе было _красное-прекрасное_".
      Хул ту умат.
      Он хочет есть.
      Лес просыпается от спячки, и склоняется над ними полупрозрачными голыми ветвями. В лесу нет никого, кроме трёх человек: взрослых мужчины и женщины и маленького ребёнка в коляске.
      Кто-то оставил свой пластиковый стакан на бревне. Такое чувство, что стакан так и простоял с лета. Так хочет сказать нам бревно. Так визжит ветер. Об этом говорят шаги по бетонной дорожке, ведущей из леса. Килкен-килт, килкен-килт. А потом опять - хиракам, хиракам, хиракам сотнями кирзовых сапог по жухлой степной траве.