Последняя среда

Но писать о проблемах было нельзя, главный редактор запретил публиковать даже фельетоны, при этом отдел фельетонов оставался. Получив диплом, я перевелся в типографию. Потом мне повезло пережить Брежнева, Андропова, Ельцина… "Но счастливое пение крыс как всегда над Россией звенит”. Стихи начал писать, когда порядочные люди с этим завязывают – с тридцати. Пять лет назад занялся переводами стихов, когда-то пытался – не получалось. Выяснил, что существует удивительный американский поэт Эмили Дикинсон, которая у нас переведена, по большей части, отвратительно. Совместно с Юрием Сквирским (Флорида), бескорыстно помогающим справиться со всеми сложностями ее поэтического языка времен Гражданской войны в Америке, заканчиваем перевод свыше трехсот лучших ее стихотворений. Мечтаю выпустить книгу об уничтоженных шедеврах архитектуры Москвы. Цикл моих статей о них в девяностые годы опубликовала "Независимая газета". Но такая книга требует не столько статей, сколько добротных иллюстраций, в основном – архивных, что делает издание дорогостоящим.

Андрей Пустогаров

Родился в 1961 году во Львове на Западной Украине. После школы поступил в Московский физико-технический институт. После окончания, года до 93-го, занимался лазерной физикой, кандидат технических наук. В студенческие годы и в первые годы после института нанимался рабочим в экспедиции, ездил на Полярный Урал, Курильские острова, в Кызыл-Кумы, путешествовал по советской Средней Азии. Книги: "Диптих" (2001, совместно с В. Ешкилевым), "Азия" (2004, стихи и проза), "Город" (2007, стихи и переводы). В узких кругах широко известен как переводчик современной украинской литературы. Член союза "Мастера литературного перевода". Опубликованы переводы с английского и польского (Бруно Шульц) языков.

Ромм Михаил Наумович

Родился в 1961 году. Поэт, критик, переводчик, художник-график.

Окончил МГПИ им. Ленина по специальности "учитель черчения, рисования и труда". Создатель и редактор нескольких рукописных журналов и литературной группы "Корабль".

В 1989-1994 гг. создатель и редактор газеты "Гуманитарный фонд", посвященной современному искусству и литературе. В те же годы – председатель правления одноименного благотворительного фонда, осуществлявшего поддержку современного искусства и русскоязычной литературы во всем мире.

Лауреат конкурса "Серебро слова" – 2009 г.

Публикации: журнал "Литературная Грузия", альманах "Индекс", газета "Гуманитарный фонд", журнал "У", "Год поэзии. Израиль", в сборнике "Взрослым не понять" (детская поэзия Израиля по-русски) и т.п.

Выпустил две книги – "Заветное желание. Стихотворения разных лет" (Москва – Тель-Авив, Э.РА, 2004) и "Мастер снов. Стихотворения и поэма" (Москва – Тель-Авив, Э.РА, 2006).

Работал педагогом, художником оформителем, дизайнером.

В настоящее время зам. главного редактора издательства Э.РА.

Шарапова Алла Всеволодовна

В конце 60-х студистка "Луча", литературного объединения МГУ (руководитель Игорь Волгин) и студии "Магистраль" (руководитель Ефим Друц). Поэт, журналист, переводчик. Много лет работала по договорам с издательствами "Прогресс" и "Художественная литература", до вступления в Союз писателей была в бюро Профкома литераторов при Гослите. Переводила стихи в основном с английского и норвежского. Драма Ибсена "Пер Гюнт" в ее переводе выдержала несколько постановок в Москве и в провинции. Автор книги "Среди ветвей", ряд стихов из нее переведен на норвежский язык.

В последние годы принимает участие в мероприятиях, устраиваемых православной церковью, – конкурсы, выступления среди прихожан, служение при храме Святой Троицы в селе Подолец Владимирской области. Лауреат премии "Серебряная Псалтирь" в номинации "Поэзия".

Эвелина Ракитская

Родилась в Москве в 1960 году.

Закончила Литературный институт им. Горького в 1988 году.

Публиковалась в журналах "Октябрь", "Юность", "Слово-Word" (Нью-Йорк), "Кольцо А", "Смена", "Сельская молодежь", "Галилея" (Израиль), "Мосты" и "Литераутрный европеец" (Германия", "Вестник" (США), в журнале «У», учрежденным издательским содружеством А. Богатых и Э. Ракитской, многих альманахах и коллективных сборниках, антологии "Московская муза", в различных местных русскоязычных изданиях разных городов и стран. Автор книги "Дожить до тридцати", 1991 (издатель Марина Шапиро, Москва), "С неба сбрасывают строки" (1997, Москва), "Черно-белый романс" (2006, Иерусалим).

Член Союзов писателей Москвы и Израиля. В 1999 году вместе с мужем А. Богатых учредила Издательское содружество А. Богатых и Э. Ракитской (Э.РА), работающее по настоящее время как российское и международное издательство и издавшее более 1000 книг авторов из разных стран, пишущих по-русски.

Ольга Глухарева

Год рождения – 1960. Образование – бывший Московский Педагогический институт им. Ленина, художественно-графический факультет. До этого – МЭИ им. Ленина, полупроводниковые приборы, английская спецшкола, художественная школа. Работала преподавателем английского языка, черчения, рисования. Художник, фотограф. Самая интересная работа – серии живописи и графики для Музея Живой лошади, г. Шантийи, Франция. Иллюстрировала книги-справочники по конной тематике. Участвовала в фотовыставках, есть публикации фотографий в журналах “Конный мир”, “Золотой мустанг”, “Юный натуралист”. Ну, и, как говорится “работы хранятся в частных коллекциях в разных странах”.

Люблю строить камины и печи :) и они работают :)

Все очень обычно.

Авторы отвечают

Каждому автору было предложено в свободной форме ответить на следующие три вопроса:

1. Что, помимо простого желания опубликоваться, побудило Вас принять участие в этом сборнике?

2. Чем, на Ваш взгляд, этот сборник отличается от других изданий подобного рода?

3. Как Вы оцениваете сегодняшнюю ситуацию в русской литературе?

Николай Аферов

1. Тиражировать собственные произведения – это как класть деньги "до востребования” на счета малознакомых людей. И уже не твое, и все же – только твой личный вклад. Напечатал – забыл и пошел себе, насвистывая, пряча руки в пустые карманы, враз обнищавший и словом, и духом, но по-прежнему независимый и свободный от предрассудков собственности. Так надо. Книга тиражом сто и менее экземпляров – это предмет штучный. Ручная работа, я бы сказал. А хорошо изданная – еще и предмет искусства. Куда там газетам с их миллионами тиражей и рублей прибыли. Радуйтесь, если вас не печатают в газетах, оставайтесь счастливыми, если вы и не пытались этого делать.

2. Лучше или хуже – это превосходная степень; вряд ли корректна и во благо корпоративному духу творчества. Вот хорошо или плохо

– вопрос этический, уместен всегда и во всем. Хуже не будет, а лучше вполне может быть. Надо стараться, чтобы было.

3. Современное состояние русской литературы напоминает мне благосостояние некоторых европейских стран. Есть откровенно зажравшиеся, а среди прочих есть бунтари, спешащие на улицы бить витрины, неплохо посидевшие перед тем за чашечкой кофе в близлежащем уютном кафе. И лишь сообщение о преждевременных смертях особо выдающихся сотоварищей портит аппетит, возбуждая при этом приступы творчества. Их героические имена, безусловно завышая планку, не ставят, между тем, никаких нравственных ориентиров. Каждому свое. Единственное условие – оставаться честным перед собою и своими читателями. Задача не для малоталантливых.

Сергей Долгов

Скорее, не что “побудило”, а кто разбудил

– друзья: Андрей Пустогаров и Михаил Ромм. Не столько самим предложением что-то издать, а собственным участием – гарантия, что это не халтура. Наша общая обложка – еще один реальный результат существования небольшого, но настоящего товарищества, которое издает себя и свой первый, младенческий, в этом смысле, крик.

С этого года в России присуждается и продолжается новая премия "Живая литература”. Ее организаторы решили сразу и навсегда: никаких премий по окололитературным соображениям, никаких награждений себя. Закономерен вопрос: "А судьи кто?” Судьи – это, прежде всего, сами участники; те, кто прошел первый и, попав во второй тур, готовы выбрать наиболее достойного (одно досадно: за себя голосовать нельзя). А на первом и заключительном этапе – это еще и несколько человек оргкомитета. Половина "Последней среды” – те, кто придумал и чьими усилиями существует эта некоммерческая премия. Теперь их можно узнать в лицо. Я не о фотографиях и биографиях, я об их стихах.

Андрей Пустогаров

1. Наверное, главная причина – создать для себя самого круг общения. Причем круг этот принципиально ориентирован на расширение. Не знаю, насколько эта среда действительно последняя, но вокруг царят довольно дикие взгляды на литературу. Приведу пример: на премию "Живая литература" были выдвинуты верлибры Владимира Кравченко – редкий случай чего-то стоящих русских верлибров. При встрече Кравченко сказал, что уже полгода не писал верлибров, и вообще решил с этим завязать, поскольку его влиятельные литературные знакомые объяснили ему, что он все пишет неправильно. (По всей видимости, они считают, что верлибр надо писать белым стихом). Поэтому и важно создавать и расширять среду, которая, по крайней мере, не препятствует появлению нового, живого, способного к развитию.

2. Мне кажется, тут уместно, что называется, апофатическое (отрицательное) определение: авторы (достаточно зрелые, по крайней мере, по возрасту) собрались не от того, что принадлежат к какой-то литературной группе, студии, ориентируются на какое-либо литературное направление, издание, издательство, жанр. Смею надеяться, что собрались они по взаимной симпатии и интересу друг к другу. Значит, такие явления, в принципе, возможны. Что вселяет большие надежды.

3. Похоже, современной русской литературой управляют чиновники – со всеми вытекающими отсюда последствиями. Отслеживает она и общемировую тенденцию – к бессодержательности, что последовательно взращивается всевозможными кураторами, фестивалями, премиями, "толстыми" журналами etc. Но всему этому, на мой взгляд, не стоит уделять большого внимания. Тем более "бороться". (Сам я, как переводчик и эссеист, без всякого внутреннего сопротивления публикуюсь иногда в тех же "толстых" журналах). Другое дело, что не надо подлаживаться под чьи-либо установки. В общем, как я писал в юности:

Надо просто возделывать сад.

И не ставить оград.

Михаил Ромм

1. Этот сборник во многом – моя затея. Я полагаю, что вообще издание сборников из стихов нескольких поэтов более целесообразно, поскольку у каждого из авторов свой круг читателей. Моя тетя, например, с удовольствием почитает эту книгу, раз здесь есть мои стихи. И такие читатели, заинтересованные в одном из авторов особо, есть, наверняка, не только у меня. Однако в данном случае меня привлекает возможность оказаться в соседстве с людьми, чье творчество мне близко, людьми, которых я ценю и уважаю. Возможно, что в такой хорошей компании мои стихи будут восприняты немного лучше, так сказать, по инерции. Что до желания опубликоваться, так у меня его и вовсе нет, а есть желание – чтобы кто-то меня прочитал.

2. С одной стороны, ничем он не отличается, особенно если так формулировать вопрос. "Подобного рода?". От подобного рода, пожалуй, ничем. Проблема в том, что я не знаю изданий, подобных этому во всем. С другой стороны, для меня это сборник не только поэтов, близких мне по духу, но и поэтов чрезвычайно высокого, на мой взгляд, уровня. А в таких сборниках мне никогда еще участвовать не приходилось. Здесь собраны зрелые, определившиеся уже авторы, имеющие свое собственное лицо, и в то же время работающие в едином ценностном пространстве. Есть и еще одно важное отличие: особая, может быть, даже чрезмерная строгость, с которой отобраны стихи. Это сделано, на мой взгляд, для того чтобы сохранить цельность восприятия книги, как некоего существенного явления.

3. На оценку ситуации проливает некоторый свет моя статья, помещенная в этом сборнике. Статья эта, надеюсь, усилит ощущение близости вошедших в сборник авторов, заявит некую программу и, возможно, будет принята кем-то за манифест. По сути, так оно и есть. Однако я не уверен, что участники сборника единогласно под ним подпишутся; хотя бы потому, что каждый из них в большой степени самодостаточен, и не любит ходить строем. А к тому, что сказано в статье, хочу добавить, что важно лично для меня в современной ситуации. Все мы разрозненны, несмотря на попытки найти нечто объединяющее, и все мы находимся в ситуации отчаянной. Собственно, одно это нас и объединяет, безусловно. Все пути к читателю перекрыты, интерес к поэзии в целом ослаблен, и все мы творим без надежды на успех и признание. Просто потому, что иначе не можем.

Алла Шарапова

Начну с того, что просто мне захотелось побыть, наконец, старшей в кругу, а то пятый десяток лет пишу, а все оказываюсь младшей в разных антологиях, потому что мои друзья были по большей части старше. И потом, два года я обретаюсь на стихотворном пространстве интернета, и что-то написалось за эти годы или приняло исправленный облик – и это надо отметить. А тут и круг оказался достойный, у каждого из этих людей свое место в литературе, достигнутое дарованием и опытом. Четверых из семи я знаю, хотя не близко. Эвелину Ракитскую и Николая Аферова знала раньше, а Андрей Пустогаров и Сережа Долгов – это люди, подаренные мне интернетом, но без которых уже не представима поэтическая жизнь.

Мне понравилось, что это, как в начале века, «антология семи», то есть не всем сестрам по серьгам в псевдоалфавитном порядке, а как читалось недавно в узком кругу, так и публикуется с горячего листа. Обычно, когда читают по кругу, возникает тема, которую подхватывают. И в этой книге много разных перекидных мостиков и сопряжений, иногда просто на уровне литературного озорства, а иногда это и нечто очень глубинное. Мы не чужие друг другу.

Я немного хочу сказать о моих соседях по "Последней среде". Николая Аферова я знаю давно, хотя встречаемся мы нечасто. Он человек верующий, и в храме нашего прихода есть замечательный образ Николая Чудотворца, подаренный Колей. Стихи у него звучные и лаконичные, при том, что обрело в них воплощение определенное качество его души – внимательность и благодарность.

Николай Аферов вводит в ту обстановку московского двора, где собрались такие вот семеро и читают по кругу. Про московские дворы и их дворецких-дворников много написано, но у Николая Алферова как-то уж очень по-доброму и проникновенно:

Повсюду глубокие тропы,

И двор наш заснежено-тих.

И кажется: это – окопы,

И дворники заняли их…

Или:

То, чем нам любоваться, —

Им еще убирать…

Сергей Долгов стал писать сравнительно недавно. В интернете его знают как благородного собирателя всего, что связано с гениальной американской поэтессой Эмили Дикинсон. Он сотни людей уже вовлек в переводы Дикинсон и разборы ее стихов. Мне нравится, что у него не усталый голос, а бодрость, дарованная сознанием, что невидимый мир стоит рядом и не оставит:

И как бы ни был занят,

Забит земной эфир,

Он постоянно нанят

В потусторонний мир.

Андрей Пустогаров – очень серьезный человек в литературе. Он много переводит с украинского и с английского. Пишет статьи. Одна из интереснейших современных интерпретаций "Гамлета" принадлежит ему. Пустогаров пишет властно, ему близки в равной мере акмеизм и имажизм-имажинизм в русской и английской ипостасях. Впечатляют его южные пейзажи:

черным медом течет самаркандская ночь

и в глаза звезды жалят как осы

Для него актуальна земная тяга в религиозном:

но я гладко любил строгать доски

и дожил до тридцать третьего года

и пришел человек из пустыни

говорил кто ест саранчу тот спасется

мне послышалось к Отцу иди сыне

я пошел и встретил женщину у колодца

Эвелина Ракитская напротив – стремится уйти от живописи и вещности. Это такой и антиакмеизм, и антиимажизм. Она очень человекоцентрична, избыточность и природных реалий, и образов искусства мешает ей рассмотреть каждого человека в отдельности. Ее мир – зеркальные скалы и зеркальные воды, и там отражаются лица людей.

Я не люблю эпитетов-клещей:

всех яблок и камней, зимы и лета....

Мои стихи писал не человек…

Мои стихи писались без меня.

И потому в них нет обычной кожи.

Они на скалы голые похожи…

Михаил Ромм много обращается к теме творчества. Его обобщения тем интересны, что можно по-разному их понимать. Вот завершающий аккорд его стихов, посвященных памяти Мандельштама:

Каким бы нелепым и жалким ты ни был в конце,

Моля о пощаде того, кто не дарит прошенья,

Все это не важно – не помнят стихи о творце,

Свободен их голос, исполнено предназначенье.

Тут вообще скрыта цитата – и не Мандельштама, а поэта, ему и близкого, и очень иного – Бенедикта Лифшица:

Иль на весах у судии любого

Вся участь Трои в Ледином яйце,

Коль в этот стих облекшееся слово

Уже не помнит о своем творце?

Это ведь можно так понимать, что Ледино яйцо – некий высший замысел о нас, и наши творения ничего против него не могут, они по существу и не связаны с нами, и тут трагедия творчества.

Самая молодая в семерке – Ольга Глухарева, тяготеет в миниатюре, и на страницах серверов среди бесчисленных восточных миниатюр ее отличаются яркостью и подлинностью:

В прозрачной воде

мальки врассыпную.

промахнулся щуренок…

Для тех, кто начинал в 60-е или 80-е, двадцать первый век уже не свой, никому из нас не дойти до его середины, мы уже идем по нему, держась за руки истории и памяти. Но и льстит, и настораживает одновременно то, что наши младшие сыновья и дочери от нас никуда особенно не порываются, и если не ставить дат под стихами, то и не решишь, девяностолетний писал или девятнадцатилетний. Вот Александру Ревичу будет осенью девяносто, а стихами он ничуть не старше хозяев века. Ракитская упоминает в стихах Басинского... Вот Басинский писал, что середина прошлого тем была уникальна, что работали на одних страницах поэты четырех поколений. Теперь то же самое, но тогда эти поколенческие линии были различимы, а теперь возраст перестал иметь значение, и я это объясняю именно прикованностью к истории. А тревожит то, что из поэзии уходит ее пророческая составляющая. Последним крупным поэтом пророческого начала был Николай Рубцов, и тяга к нему современников для меня объясняется прежде всего этим. Конечно, пророчество может быть и во весь голос, как у Маяковского, и прикровенное, скажем, когда Мандельштам писал про «аравийское месиво-крошево» или фаэтонщика в Нагорном Карабаха – и как это аукнулось в дни его юбилейных торжеств. Мне кажется, что пророческая составляющая – это соль, без которой поэзия теряет силу.

Эвелина Ракитская

1. Я хочу поддержать клуб "Последняя среда", премию "Живая литература" и свое родное издательство Э.РА. Считаю клуб и премию чудом, которого я уже не ждала... Искренние и честные люди, мои друзья, сделали то и другое. Это подарок свыше! А желания публиковаться у меня нет. Скорее, есть желание, чтобы все мои стихи в интернете стерли с сайтов. Не потому что они плохие, а потому что просто надоело, что кто-то их читает и комментирует так, как им вздумается.

2. Отличается тем, что в нем собрались искренние и честные люди, мои друзья и друзья Миши Ромма, который и спустя двадцать с лишним лет после взлета "Гуманитарного фонда" и его падения – жив, здоров, радостен и по-прежнему такой же энтузиаст литературы. И еще более я счастлива, что Коля и Миша работают в моем родном издательстве "Э.РА", Андрей и Сергей – активные организаторы премии "Живая литература", которую мы все вместе придумали, сидя в пельменной около Украинской библиотеки на ст.м. Рижская. А остальные участники сборника – замечательные и не случайные в литературе поэты. Это чудо и подарок свыше!

3. Как я оцениваю сегодняшнюю ситуацию в русской литературе?..

Русская литература как всегда прекрасна! Ее портит лишь то, что нужно все время заботиться о продаже книг авторов некоммерческой литературы. Продажу пора заменить на распространение. В чем разница? Разница в том, что распространение – это доведение книги до заинтересованного читателя, любыми путями, в том числе и бесплатно, в том числе – и с привлечением средств автора для организации распространения. Нужно бороться с теми многочисленными «писателями» и «поэтами» в интернете, которые вводят людей в заблуждение, уверяя друг друга, что они публикуются в каких-то мифических издательствах за гонорары (так как считают, что это показатель качества их произведений). Этот обман тормозит литературный процесс… Давно бы уже пора понять, что никто ни поэзию, ни некоммерческую прозу за гонорары не публикует. Литература – это бескорыстный, нематериальный процесс. Книги продавать не нужно – их нужно дарить хорошим читателям прямо в руки, возможно – за символическую плату в 1 рубль – как котят. Есть коммерческие книги и коммерческие издательства, у них своя жизнь и свой способ книгораспространения. То, что авторы поэзии и некоммерческой прозы хотят подделываться под них, делают вид, что они распространяют книги за деньги, только тормозит литературный процесс. Помню презентацию книги известного поэта и переводчика Лазаря Шерешевского. Он издал при советской власти 10 книг, а 11-ю издал после советской власти в нашем издательстве тиражом 100 экз. На своей презентации в малом зале ЦДЛ он по окончании выступления предложил гостям подойти к столу и взять книги. Никаких денег, а соответственно – ненужных сомнений у гостей презентации: купить ли книгу или пропить деньги в буфете? Это было достойно и красиво. И я считаю, что все должны брать с него пример.

Ольга Глухарева

1. Человек, умеющий словами растревожить душу, всегда был для меня сродни волшебнику. Потому, что кисть и карандаш мои обычные инструменты, а вот звук, слово – это магия. Стихи... Честно говоря, это для меня неожиданное открытие. В том плане, что стихи, оказывается, могут быть и моими. Нельзя сказать, что я пишу стихи, но откуда-то возникла потребность в этой магии. Может быть, от душевного одиночества. От переполненного архива спрессованных эмоций. Участие в сборнике – возможность разархивировать их :)

2. Думаю, тем, что нравится большинство стихов в этом сборнике :)

3. Мусора много, сиюминутного, плавает по поверхности. И руки тянутся к старым книгам.

Михаил Ромм

О литературе живой и мертвой

Мертва ли литература? На первый взгляд, кажется, что это действительно так. Однако, что мы называем «смертью литературы», о чем говорим? Очевидно, об утрате читательского интереса к так называемой литературе «высокой». Грех жаловаться на отсутствие интереса к остросюжетным книжкам, продаваемым на каждом шагу. Даже поэзия находит спрос в виде авторской песни или текстов рок-групп. Но мы высокомерно отвернемся от всего этого, это для нас «низко». Будем говорить о литературе «элитарной» – именно она кажется мертвой, то есть не интересной читателю.

Идеологи этой литературы, закрывшиеся в коконе собственной избранности, считают, что она слишком сложна для разумения простаков. В действительности, причина в том, что этой литературе не интересен живой человек. Вся она превратилась, по сути, в разнообразное кодирование пустоты.

Принято считать, что все издаваемое делится на две категории, профессиональная литература и «попса». На самом же деле деление это искусственно. Правильнее было бы делить литературу на живую и мертвую.

Внешней характерной приметой мертвой литературы является отсутствие в ней факта высказывания. Произведение может быть и длинным, и коротким, но оно не замкнуто, оно может быть прервано в любой момент. И начало, и конец его произвольны. Естественно, если НЕЧЕГО донести до читателя, то все равно, в какой момент прекратить речь. Ни мировоззрение, ни переживания автора не имеют ничего общего с его произведением.

Хочет ли автор того, или нет, это приводит к глубинному ощущению тоски и безнадежности. Ведь подобное творчество – апология Хаоса. У авторов наиболее талантливых, а такие, разумеется, есть, эта апология Хаоса настолько явная, настолько ярко охватывающее читателя отчаянье, что даже иногда кажется, что мы имеем дело с чем-то подлинным. Но нет, это искусственное, мертворожденное создание. Оно искусственно не только по форме, оно порождено искусственными мотивами.

Мотивы эти просты: для того чтобы текст увидел свет, не важно, что он собой представляет. Текст может быть каким угодно, но он должен выглядеть непонятным для обывателя. Этот текст должен быть по возможности, оригинальным и по возможности эпатажным, настолько, насколько вообще можно в наше циничное время кого бы то ни было эпатировать. Но главное все же не это, а то, в каких отношениях автор с потенциальным издателем. Потому что авторов много, а издателей мало. Потому что «элитарное искусство» должно быть дотационным, а дотаций все меньше.

Искусствоведы и критики для такого творчества настолько же необходимы, насколько искусственное дыхание для коматозника. Это они призваны объяснить и себе, и самим авторам и, главное, спонсорам (читатели ведь в расчет не берутся), что все это не бред, а элитарное искусство. Бесполезно ждать от таких критиков определения общих тенденций или направлений. Направление тут одно

– морг. Ведь разные художественные течения определяют формы передачи читателю сокровенного знания, открытий, переживаний автора, а поскольку от всего этого уже давно отказались представители «духовной элиты», бессмысленно говорить о стилях. Ведь искусство, которое не стремится ничего насущного передать – это лишь бесконечное разливание в разнообразные сосуды одного и того же трупного яда. Все эти многочисленные фантомы «актуального» искусства постмодернизм, концептуализм, метаметафоризм,

– все это принаряженная в одежды заумных речей пустота.

Видимость жизни всему этому могло придать только давление цензуры. Оно, как электричество, заставляло дрыгаться отрезанную лягушачью лапку. Исчезли запреты, и вместе с ними, вскоре угас пафос постмодернистского протеста. Да, эта литература мертва, но она не исчезла. Труп ее лежит рядом с нами, разлагается и не дает дышать, отравляя все живое.

А между тем настоящее искусство не умерло. Это не одно какое-то художественное направление, оно сочетает в себе и принимает в себя различные творческие методы и стили. Ошибочно, например, думать, что оно тяготеет к традиционализму. Противопоставление, которое часто делается, намеренно искажает факты. Адепты мертвого искусства вводят общественность в заблуждение, подчеркивая свое «новаторство» словом «актуальное». Небрежно отбрасывая таким образом как безнадежно устаревшее все, что не укладывается в прокрустово ложе «актуальности». В действительности же это их «новаторство», траченное молью, исчерпало себя в начале 20-х годов прошлого века. Рассуждая о новаторстве, о новизне в искусстве, они неизбежно попадают в тупик. Ведь под «новизной» у них понимается даже не разрушение старых эстетических традиций, не формальные изыски, ведь все это пройдено уже давным-давно, – под «актуальностью» они понимают отказ от самой функции искусства, как формы духовной деятельности.

В то время как подлинная новизна творчества основывается на новизне и изменчивости материальной и духовной реальности. Новое для себя и читателя, художник открывает, используя творчество как инструмент познания. Безусловным признается сам факт существования познаваемого мира и его ценность для человека. При этом любая фальшь, неискренность, конъюнктурность отбрасывает художника назад, к чему-то уже многократно использованному другими. В основе этой новизны лежит уникальность авторского опыта, авторских переживаний. Вот почему казалось бы даже неизменные ценности приобретают новое звучание. Новизна в живом искусстве является не целью, а следствием искренности автора. Только искренность позволяет установить с читателем, зрителем доверительные отношения, духовный контакт. Любые попытки манипуляции сознанием адресата искусства, попытка обмануть его приводит к потере этого контакта. И в этом случае можно констатировать смерть искусства.

Примечания

1

Василий, внук Сталина и Тимошенко, верховодил в конце шестидесятых поклонниками ливерпульской четверки, был вообще англоман, за что получил прозвище «сын Альбиона». Погиб 23 лет при загадочных обстоятельствах (прим. автора)

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.