Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Империя (№1) - Мечта империи

ModernLib.Net / Альтернативная история / Алферова Марианна Владимировна / Мечта империи - Чтение (стр. 16)
Автор: Алферова Марианна Владимировна
Жанр: Альтернативная история
Серия: Империя

 

 


"Монголы разрушили плотины, распределявшие воды Окса[48] по всему Хорезму, и затопили улицы Ургенча. Кто не погиб от рук монголов, кто утонул, захлебнувшись в мутных водах реки".

«Акта диурна», 4-й день до Ид июля <12 июля>

В табулярии[49] царила пронзительная торжественная тишина. Тишина храмов, где обитают божества. Здесь тоже жило божество. Где еще обитать музе Клио, покровительнице истории, как не в этом здании, хранящем тысячи скульптур исторических деятелей 'и миллионы документов. Вся история Рима заключена в бесчисленных залах архива. Здесь можно было найти отчет о заседании сената, на котором Филипп Араб назначил Деция командующим армией и отправил в поход против мятежников. Ветхие, грозящие рассыпаться пылью записи о заседаниях сената во времена божественного Марка Аврелия сообщали, что император никогда не уходил из курии, пока консул не объявлял: «Мы больше не задерживаем вас, отцы-сенаторы». На дубовых полках, отполированных самим временем до блеска, хранились рукописи Корнелия Тацита и Тита Ливия, отчеты о военных походах и списки легионов. А в нишах, подсвеченные голубоватыми лампами, застыли статуи императоров. Одни — в полном вооружении, в нагрудниках, украшенных замысловатыми рельефами, другие — в тогах, с задумчивыми сосредоточенными лицами. В детстве все мальчишки играют в войну, но, повзрослев, далеко не каждый торопится взять в руки меч. С годами все чаще и чаще люди отдают предпочтение книге или перу. К сожалению, не многим государствам удается дожить до того времени, когда они предпочитают стол переговоров полям сражений. Особенно в том случае, если седую Империю окружают юные царства. Только что созданные государства надо приручить, втянуть в свою орбиту, внушить свой образ мыслей, привить свой образ действий. Тогда союзники будут принимать решения, угодные Империи, а враги уважать эти решения. Иногда такое удается. Двери храма двуликого Януса, эти врата войны, заперты уже более двадцати лет. Выросло целое поколение, не ведающее, что такое война. Но кто-то хотел, чтобы двери храма Януса вновь открылись. Кто-то, заказавший клеймо Макрину.

Вер отыскал нужную залу и заглянул в закуток служителя. Здесь, зажатый со всех сторон ящиками с каталогами, стоял дубовый стол. Бронзовая нимфа держала в руках прозрачную раковину-светильник. На стуле с высокой резной спинкой сидел смотритель — худой человек с густой, коротко остриженной бородой и черными глазами навыкате. Служитель табулярия был греком. Все служители табулярия обычно были греками.

— Что угодно, доминус? — Служитель поднялся из-за стола, и теперь гладиатор увидел, что человек необыкновенно мал ростом и к тому же так сутул, что казался горбатым.

— Мне нужны списки Второго Парфянского легиона времен Третьей Северной войны. Ищу товарища моего… отца, — Вер не сказал — матери. Тогда бы его ответ звучал двусмысленно.

— Кого именно?

Цепкие длинные пальцы грека уже выдвигали один ящичек за другим.

— Двадцать два года назад. Специальная когорта «Нереида». Мне нужно имя трибуна.

— О, это проще простого! — грек почти сразу же отыскал нужную карточку.

— Пятый зал, четвертая полка, сектор "X". Он сделал Веру знак следовать за ним и заковылял с необыкновенной скоростью по галерее. Из полутемной ниши Александр Север, больше похожий на обиженного мальчика, чем на правителя, проводил их внимательным взглядом нарисованных глаз. В зале три белобородых старца восседали за обширными столами и старательно скрипели перьями. Наверняка каждый из них писал собственную историю Рима. Интересно, сколько в каждом из этих сочинений правды? А служитель тем временем вскарабкался по высоченной лестнице и снял с нужной полки толстенную папку. Спустившись вниз, он перелистнул несколько темно-желтых, грозящих развалиться под пальцами страниц.

— Плохая бумага, — пояснил грек. — В войну всегда делают плохую бумагу.

Его палец скользил по строчкам. «Первая когорта, вторая когорта…»

— Ах, вот — специальная когорта «Нереида» в составе Второго Парфянского легиона. Трибун… — Он замолчал.

Вер, выглянув из-за его плеча, сам прочел имя.

— Ну надо же, — пробормотал грек. — Я и не знал, что это он…

Вер пробежал глазами весь список. Попадались неизвестные имена представителей угасших ныне родов. Вер отыскал имя своей матери. Через три строчки значилось еще одно знакомое имя: «Тиберий Валериан Мессий Деций». Старший брат Элия. «Секст Корнелий Мессий Деций» — младший брат императора Руфина, и здесь же два его троюродных брата — Тит и Тиберий, внуки до сих пор здравствующего старика Публия Викторина. Вер читал дальше. «Гай Галликан» — сын префекта претория в Третью Северную войну. «Луций Проб» — сын известного адвоката. Ничего себе компания. Как среди этой аристократии могла затесаться никому не известная женщина Юния Вер?

Все эти.ребята из аристократичных семей погибли в один и тот же день. И его мать тоже. Но нигде не указано, как это произошло. Просто напротив каждого имени стояла одна и та же дата. А вот Курций почему-то уцелел. И трибун «Нереиды» тоже.

— Благодарю, ты мне очень помог, — с трудом выдохнул Вер, пораженный своим открытием.

У выхода из табулярия на бронзовой доске Вер увидел объявление:

«Разыскивается сенатор Гай Элий Мессий Деций, исчезнувший в 8-й день до Ид июля в поместье члена первой римской центурии хлебопеков и кондитеров Гесида». Далее перечислялись приметы Элия. Объявление заканчивалось фразой: «Знающих о местопребывании сенатора просьба доложить в ближайшую префектуру фрументариев».

Здесь же была помещена фотография, сделанная на заседании сената, — Элий был в тоге и тунике с широкой пурпурной полосой. У Элия на фото был расстроенный вид — в тот день он наверняка неудачно выступил в курии. Веру не понравилось объявление, хотя ничего предосудительного в тексте не было. Почему-то Элия разыскивали фрументарии, а не ви-гилы, как будто дело касалось военного. Выходящий следом за Вером из табулярия пожилой ученый в темной шапочке и в пестром плаще прочитал розыскной плакат Элия и сокрушенно покачал головой.

— И куда только катится Рим… То Цезарь изнасиловал замужнюю женщину, теперь сенатора и родственника императора ищут фрументарии.

— Цезарь изнасиловал женщину? — ошарашено переспросил Вер.

— Ну да. Разве ты не читал вчерашних вечерок? Или сегодня «Акту диурну»? Хотя «Акта диурна» пытается все сгладить и убедить читателей, что Цезарь вроде как не виноват…

Вер побежал к ближайшему лотку и купил вчерашний вечерний вестник и сегодняшний номер «Акты диурны».

Он почти сразу же отыскал нужную заметку.

«Вчера рано утром Марция Пизон…»

О, боги! Это же Марция!

Сегодня Элий тоже мог увидеть этот номер «Акты диурны». Но представить, что будет в этом случае чувствовать Элий, Юний Вер не мог. Так же, как и то, что будет делать сенатор.

Марции сообщили, что ей придется провести пару дней в больнице — запястья были слишком долго перетянуты веревками. Чтобы Орк сожрал этого Бенита с его богатой фантазией. Впрочем, Марции не на что было сейчас жаловаться. Она находилась в больничной палате с огромным окном, в которое можно было разглядеть синие небо и несколько завитков белых, неведомо откуда и зачем приплывших облаков. Прозрачная трубочка тянулась к сгибу локтя, капельница услужливо впрыскивала лекарства в вену. Утром явился Пизон. Ее муж был в зеленой форменной одежде медика, в форменной шапочке набекрень.

— Привет, дорогая супруга. — Его толстые губы расплылись с слащавой улыбке. — Как себя чувствуешь?

Марция смотрела на Пизона, и тошнота подкатывала к горлу. Она уже успела позабыть, как он противен.

— Что тебе надо? Почему ты здесь?

— Потому что я твой супруг, дорогая, — кому же еще быть подле тебя в этот страшный час? Или ты забыла, что мы так и не развелись? — Он уселся на выкрашенный зеленой краской больничный стул и сложил руки на животе. — К тому же мне пришлось сдать кое-какие анализы…

— Что?..

— Ведь. мы встречались с тобой этой ночью, дорогуша. Прежде, чем Цезарь тебя изнасиловал. Почему ты не рассказала об этом вигилам? Ах да, не хотела, чтобы Элий узнал об этом.

— Что за бред?

— Я — твой супруг. Пришел к тебе, и ты исполнила свой супружеский долг. Ты можешь жить отдельно. Но это не мешает нам сохранять брак…

— Но…

— Группа спермы совпала, дорогая… А ты, как я погляжу, мне не рада. И не оценила, как всегда. Ты не представляешь, как мне тебя жаль.

— Где Элий? — Марция отвернулась — видеть лицо Пизона не было сил.

— Не знаю. Сбежал куда-то. Представь — его все ищут и не могут найти. Неуловимый Элий. Может, завел любовную интрижку на стороне? — Пизон хихикнул. — Ты не ревнуешь? Кстати, почему бы тебе не вернуться в лоно семьи? Я бы тебя простил… А вот Элию нанесен непоправимый удар. Над ним будет смеяться весь Рим.

— Не говори за весь Рим! — огрызнулась Марция.

— Ну так все избиратели в трибе. Твоему любовнику придется расстаться с надеждой пройти в сенат на второй срок. Или сделаться консулом. Он, конечно, будет дерьмовым консулом, но у него есть шанс. Во всяком случае, был. О нет, разумеется, он не бросит тебя. Благородный Элий на такое не способен. Он даже женится на тебе, если я дам развод. Но как вы будете жить?

— Не мог бы ты убраться?

— Ты устала, дорогая, — голос Пизона сделался слащав до приторности. — Тебе надо отдохнуть. У тебя отличная палата. Седьмой этаж. Окна выходят в сад. Я специально велел не закрывать их, чтобы ты . могла дышать чистым воздухом. Отдыхай, дорогая.

Он наклонился и чмокнул ее в губы. Поцелуй влажного и холодного рта напоминал прикосновение слизняка. Марция содрогнулась от отвращения.

— Тебе должно льстить, что после всего, что было, мужчине не противно тебя целовать. — Пизон вновь хихикнул. — Кстати, Бенит хочет поговорить с тобою.

— Бенит? — Марции показалось, что она ослышалась. — Да кто… Почему… — у нее перехватило дыхание. — Ты знаешь этого подонка?!

— Марция, дорогая, прошу тебя, не нервничай. Бенит лишь хочет тебе помочь.

И Пизон поспешно вышел. Марция не знала, как себя вести, — настолько происходящее выглядело диким. Бенит надругался над ней, а теперь пришел еще и поглумиться. Позвать кого-нибудь… Но кого? Оказывается, совершенно некого позвать на помощь. Где Элий? Где он шляется, когда так нужен?!

Бенит вошел — довольный, самоуверенно ухмыляющийся, в белой тоге. Белое — символ чистоты его помыслов. Наглость этого типа обезоруживала.

— Приветствую тебя, дорогая Марция! Ты неважно выглядишь. Но зато я принес тебе радостную весть: завтра папаша меня усыновит. Я буду зваться Пизоном. Жаль только, что тебя не будет на этой потрясающей церемонии.

Бенит — сын Пизона? Невероятно! Банкир никогда не рассказывал о своем отцовстве. Но какое дело Марции до того, кто кому приходится сыном или внуком!

— Ты такой же мерзавец, как и твой отец… — вы дохнула она.

— Дорогуша, тебе не понять глубину моего замысла. Иначе ты бы рыдала от восторга! Скажу одно: все , сделано для нашего общего блага.

Она стиснула зубы, решив не отвечать. «Ну, подойди ближе! — мысленно попросила Марция. — Чтобы я могла плюнуть в твою мерзкую харю».

— Все вышло, как мы задумали: в изнасиловании обвинили Цезаря, — продолжал болтать будущий Пизон. — Какой интригующий поворот дела! Здорово будет, если Цезаря признают виновным! Его лишат титула Цезаря. Руфин будет в ярости, но не сможет этому помешать. Сенат вычеркнет имя Александра из списка императорской семьи и из патрицианских списков. Умница, Марция! Не ожидал от тебя такой ловкости. Думал, ты всего лишь заманишь Цезаря в комнату, а ты умудрилась усадить его на себя верхом.

Марция слушала пошлости Бенита, но не злилась… Сейчас главное, чтобы Цезаря признали виновным. Тогда наследником императора станет Элий. Сначала наследником, а после смерти Руфина — Августом. А Марция — Августой. Она будет править Империей. Да, да, именно она, а не Элий, потому что Элий слишком печется о судьбе каждого, чтобы понимать интересы Империи. Августа… Она Августа, носящая драгоценный пурпур. Марция поймала себя на том, что улыбается.

Она спешно нахмурилась и гневно — хотя гнев был наигранный — глянула на Бенита.

— Одного не пойму — какой тебе в этом интерес? Бенит самодовольно усмехнулся:

— Как только Элий станет Цезарем, Пизон будет вынужден дать тебе развод. И я сделаюсь единственным его наследником. Видишь, как ловко я все поделил. Тебе — власть, мне — деньги. Ты довольна?

Она что-то прошептала в ответ. Он не понял — что, переспросил. Она вновь шевельнула губами. Бенит наклонился ближе. И тогда она плюнула ему в лицо.

— Я согласна, дорогой Бенит. И этот плевок скрепит наш союз.

— Пусть так, дорогая. Но, когда будешь разговаривать с вигилом, побереги слюну.

«Какая он все-таки мразь, — подумала Марция. — Но я воспользуюсь его услугами. Лучше позор и власть, чем один позор».

Проигравший — всего лишь проигравший. А победитель на пьедестале, и не важно, каким способом он добился успеха. Марция должна победить. Даже если для этого придется заключить союз с Бенитом. К тому же она должна признать — он неплохо занимается любовью. Хотя и ужасно груб.

Когда Вер отворил дверь из матового стекла в палату, Марция сидела на постели, а служанка расправляла складки голубой накидки из тончайшего виссона, которая удачно гармонировала с голубыми брючками и с восточными, шитыми золотом туфлями. Вер ожидал увидеть растерянную униженную женщину, а увидел самодовольную красотку, занятую тряпками. И только повязки на запястьях напоминали о случившемся несчастье.

Напротив кровати сидел молодой человек в форме вигила. У него было чистое, будто вымытое лицо, светлые глаза и тонкогубый, очень яркий рот.

При виде гостя вигил встал.

— Центурион Проб. Очень хорошо, что ты пришел, Юний Вер. Хотя я бы предпочел, чтобы явился адвокат.

— Адвокат? — переспросил Юний Вер. — Разве Марцию в чем-то обвиняют?

— Это она обвиняет, — сказал Проб. — Но я советую взять слова назад, пока мне не пришлось предъявить ей обвинение в лжесвидетельстве.

— Да, обвиняю! — заявила Марция. — Но Проб не желает верить, потому что речь идет о Цезаре. А у меня есть свидетели. Кира, душечка, застегни браслет. Вот так совсем другое дело. Ужасные повязки, правда? — повернулась она к Веру.

Он никогда не видел ее такой прежде — болтливой, развязной и как будто пьяной. Он не узнавал ее. Да Марция ли это — надменная и дерзкая женщина, которую любил его друг Элий? Сейчас она больше походила на красотку из Субуры, которую избил и покалечил сутенер.

— Я заявляю, что Цезарь меня изнасиловал, — повторила Марция, разглядывая золотой браслет на запястье.

— Марция, ты можешь сбить Цезаря с ног одной оплеухой. Он просто физически не мог с тобой справиться, — сказал Вер.

Марция возмутилась:

— Разве вигилы не нашли его кинжал? Пятна его спермы на постели? И показания самих вигилов? Он угрожал мне кинжалом, — она повернула голову и показала Веру черную отметку на шее, похожую на змеиный укус.

— Все сходится, — подтвердил Проб. — И все же я не верю ни единому слову. Якобы одной рукой он держал кинжал, а другой тебя связал! Ты бы могла легко вырвать у него кинжал!

— Вырвать кинжал, приставленный к сонной артерии? — насмешливо переспросила Марция. — Я, конечно, блюду свою честь. Но я, дорогой мой Проб, не Лукреция.

— Домна Марция, — сухо сказал центурион Проб, — советую тебе назвать имя настоящего насильника либо снять обвинения в изнасиловании вообще. Цезаря тебе обвинить не удастся. Надеюсь, нелепая выдумка — плод лишь твоей фантазии, а сенатор Элий в эту историю не замешан. Иначе ему не отмыться до конца дней. Подумай хорошенько, прежде чем принять окончательное решение.

— А что говорят вигилы, которые меня освободили?

— Я не могу ответить, — хмуро ответил Проб.

— Вот именно. Они говорят, что видели и половой акт, и то, что я связана. И то, что шея у меня была в крови.

— Ты затеяла опасную игру, Марция, предупреждаю. Одумайся, пока не поздно. Если тебе кто-то угрожает, скажи. Я дам тебе охрану. Тебя будут охранять день и ночь…

— Цезарь хочет меня убить? Или Руфин? — Марция подмигнула Веру и вновь занялась браслетом.

— Ну что ж, поговорим в другой раз, — сухо отвечал Проб и вышел из палаты.

— Самовлюбленный идиот! — воскликнула Марция и показала закрытой двери язык. — Ничего, ему придется обвинить Цезаря. Парню не отвертеться. Цезаря отстранят, наследником станет Элий. Женщины всегда правили Римом. Вспомни Ливию. Или Агриппину младшую.

— Марция, ты с ума сошла? Неужели ты надеялась устроить Элию служебное повышение таким образом? Это подло. А Элий не выносит подлости.

— Это не подлость. Женщины видят лишь цель, средства их не интересуют… — отвечала Марция. Губы ее морщила нелепая улыбка. — Меня изнасиловали. Это вам, доблестным мужам, хорошо: машете мечами и принимаете героические позы. Но когда надо — вас никогда нет рядом. И потому женщинам приходится выкручиваться, чтобы выжить. Цезарь виновен — и он за это заплатит.

— Неужели ты сама не видишь, что поступила и глупо, и дурно?

Золотая застежка сломалась, браслет соскользнул с запястья и со звоном упал на пол. Кира кинулась его поднимать. Марция сидела неподвижно.

— Не вижу, — отвечала Марция и посмотрела Веру в глаза в упор. В этом взгляде был такой вызов, что ' гладиатору стало не по себе.

— Тебя обманул твой гений, — сказал Вер со вздохом. — Они порой так забавляются — внушат совершенную нелепицу, доведут до края и бросят. А потом наблюдают издали, как человек мечется, не зная, что делать. — Вер помолчал, не зная, говорить дальше или нет. Потом решился. — В твоих интересах, чтобы Элий не принимал титул Цезаря. В этом случае ты никогда не станешь его супругой.

— Это еще почему, доминус всезнайка? — вскинулась Марция.

— Потому что супруга Цезаря должна родить наследника.

Марция побелела как мел. Юлия Кумекая в гриме Медузы Горгоны выглядела менее убедительно.

— Откуда ты знаешь?

— Таковы правила. Тебя полностью обследуют перед вступлением в брак.

— Я не о том! Откуда ты знаешь, что я не могу иметь детей? Элий сказал?

— Догадался…

Марция взяла из рук Киры браслет, несколько мгновений вертела его в руках, а потом в ярости швырнула о стену. Вер подошел и положил руку на плечо. Если б Элий был здесь, чтобы он сказал? Наверняка бы пожалел несчастную женщину.

— Бедная девочка, — прошептал Вер.

— Я не бедная! Не смей меня жалеть! — выкрикнула Марция с такой яростью, что Вер отдернул руку.

— Назови имя истинного насильника. Если тебе нужен Элий — сделай так.

— Да чтоб тебя Орк сожрал! Мне не нужен Элий! — взвизгнула Марция. — Убирайся! Мне никто не нужен. И запомни: меня изнасиловал Цезарь. Так и передай Элию.

— Марция!

— Вон! Вер покорно направился к выходу.

— Постой!

Вер обернулся. Марция сидела на кровати, покачивая ногой. Туфля с загнутым носом то и дело спадала с маленькой изящной ступни. Тогда Кира подбирала ее и надевала вновь.

— В галерее есть охрана?

— Я никого не видел.

— Окажи мне услугу.

— С радостью.

— Спустись по лестнице. Если увидишь кого-нибудь из охраны, скажи, что на верхнем этаже драка, пусть бегут туда. Исполнишь?

— Исполню.

— Ты отличный парень. Вер. Прощай…

— Марция, Элий тебя любит… — попытался вновь уговорить ее Вер.

— Это уже не имеет значения! — огрызнулась она и поспешно стерла со щеки слезу.

Когда гладиатор наконец ушел, Марция вскочила с кровати. Слезы мгновенно высохли. Через несколько минут Марция покинула палату. За ней следовала Кира, волоча объемистые сумки с нарядами. Походкой Августы (которой ей никогда не быть) Марция прошла галерею и стала неспешно спускаться по лестнице, ведущей в сад. У нее кружилась голова, но сесть в подъемник она не решилась — внизу, в атрии, наверняка дежурят люди Пизона. Наконец она очутилась в саду, пересекла его, не обращая внимания на пациентов, что сидели в плетеных креслах у бассейна и провожали ее глазами, и вышла через заднюю дверь в ограде. Прямо перед ней были морг и храм Эскулапа. Элий наверняка бы заглянул в храм, чтобы поблагодарить богов за все несчастия, которые обрушиваются на головы людей. Бедный Элий! Они больше никогда не увидятся.

Огромный белый кот неподвижно сидел на ветке старой ивы. Толстая ветвь протянулась над самым ручьем, и голубая вода искрилась и играла, отражаясь в кошачьих глазах. Гений думал. В кошачьем облике было легче анализировать то, что сотворено в облике человеческом. А совершено было немало. Наверное, человеческая оболочка располагает делать глупости.

Когда-то на берегу этого ручья он повстречал прекрасную девушку и провел с нею несколько восхитительных часов. И тут же позабыл об этом. Он жил так долго, что решил, будто отныне жизнь его только наслаждение, только игра. За подобные заблуждения приходится платить. Гений опасался, что в данном случае платить придется всей Империи.

Но он ничего не мог с собой поделать. Он слишком сделался похож на Империю. Она обожала свои слабости и свои пороки, как и свои законы.

А гений обожал Империю. Но он не знал, как теперь ее спасти.

Глава 8

Последний день игр

«По неподтвержденным пока данным Александр Цезарь пытался покончить с собой. Охранявшие его преторианцы помешали самоубийству».

«Остальные города Хорезма пали вслед за Ургенчем. Как повлияет на геополитику практическое уничтожение Хорезма ? На этот вопрос вряд ли сейчас может ответить кто-то из сенаторов».

«Акта диурна», 3-й день до Ид июля <13 июля>

Валерия всегда отправлялась в храм Весты во время третьей стражи ночи. В этот час молодых жриц клонит в сон. Но огонь в храме должен пылать круглые сутки. Стоит огню погаснуть, и неисчислимые беды обрушатся на Великий Рим, а нерадивую жрицу ждет бичевание.

Валерия смотрела на танцующие языки пламени, и ей казалось, что тени, отбрасываемые огнем на круглые стены храма, ложатся на ее сердце. В конце июля исполнится ровно двадцать пять лет, как она служит Весте. Через пять лет она покинет храм и сможет вернуться сюда только как посторонняя. Ее комнату в доме весталок займет маленькая девочка, знающая о тайне ритуалов так же мало, как и любой ребенок ее возраста. Она будет хихикать во время обрядов и засыпать во время бдения в храме, так что старшей весталке придется раз за разом проверять нерадивую ученицу. В комнате Валерии вместо состарившихся вместе с нею вещиц появятся игрушки и книжечки с умилительными историями о несуществующих чувствах.

И хотя подобные вольности в Доме весталок всячески преследуются, и книжечки, и игрушки, и фото знаменитых актеров появляются здесь вновь и вновь. Валерия помнила, как сама прятала под подушкой фото Марка Габиния и перед сном осыпала его поцелуями.

Многие находили выбор Валерии странным — высокое положение ее семьи и достаток обеспечивали ей неплохое будущее. Но никто не ведал о черве неуверенности, грызущем душу ребенка. Ее мать умерла, когда Валерии исполнился год. Почти сразу же отец вновь женился на красавице Элии. Мачеха не баловала девочку вниманием и — главное — доброжелательностью. Неприязнь к Валерии еще больше подчеркивалась.. симпатией к старшему брату Тиберию. А потом появился малютка Гай Элий, которого Валерия возненавидела всем сердцем. При каждом удобном случае молодая хозяйка внушала Валерии, что девочка безобразна и ни один нормальный мужчина не сможет в нее влюбиться. Детские фантазии и склонность к мечтательности высмеивались зло и остроумно. Вскоре Валерия считала себя самым неинтересным и глупым существом на земле. Единственное занятие, которое, как она слабо надеялась, было ей под силу, — это стирка белья. Но троюродная сестра императора не могла быть прачкой. И тогда Валерия неожиданно сделала ошеломляющий выбор. Она решила сделаться жрицей Весты. Она, почитавшая себя пригодной для самой низкой роли, решилась говорить с богами. Служить Весте во все времена было мало желающих, и Валерию приняли в храм. Необходимость дать обет целомудрия на тридцать лет ее не смущала. Ее никто не может полюбить — так говорила ее мачеха. Неуверенность укрылась под броней многовекового ритуала. Но с годами Валерия начала прозревать, что внушенные мачехой мысли лживы.

Пять лет назад на пиру в Палатинском дворце в честь годовщины победы в Третьей Северной войне, куда она была приглашена вместе с другими весталками и где занимала благодаря своему происхождению и нынешнему положению одно из самых высоких мест, ее ложе оказалось напротив ложа Марка Габиния. Знаменитый актер уже начал седеть, вокруг рта залегли глубокие трагические складки, что делало его похожим на многочисленные изображения Траяна Деция. Тонкий шрам на скуле напоминал о недавнем военном прошлом актера. На Марке была белая тога с узкой пурпурной полосой — знак его принадлежности к всадническому сословию. Обмениваясь учтивыми, легкими, полными намеков фразами и чуть кокетничая — ровно столько, сколько считается допустимым для жрицы Весты, Валерия неожиданно поняла, что недостижимый и прекрасный Марк Габи-ний, кумир ее детских мечтаний, рядом и проявляет к ней искренний интерес. Валерия смутилась, краска залила лицо. Марк заметил ее смущение, ее слишком пристальный и, быть может, слишком пылкий взгляд и поспешно отвел глаза. Более в тот вечер они не разговаривали. Минутная мечта растаяла.

Это была единственная ночь, несколько часов которой Валерия не провела в храме. Она лежала в своей комнатке, смотрела в потолок и с поразительной ясностью понимала, что вернуть назад прожитые годы не в силах даже боги. И остается только следовать по выбранному однажды пути.

На следующий день она вышла за территорию храма, и какой-то человек в плаще с капюшоном тут же последовал за ней. У ростр, в толчее, он оказался рядом и вложил в ладонь Валерии записку. Плащ упал с его лица, его дыхание коснулось ее кожи. Перед ней был Марк Габиний. Ноги Валерии подкосились. Ей показалось, что она сейчас рухнет на мостовую и тут же умрет. Она не помнила, как вернулась в Дом весталок. Валерия заперлась в своей комнате и, дрожа от волнения, развернула записку.

«Завтра в три часа дня я жду тебя возле Аппиевых ворот. Я не боюсь смерти. Я выбираю любовь. Марк».

Она перечитывала записку вновь и вновь. Сердце ее бешено стучало. Если бы призыв Марка означал лишь любовь и смерть, она бы не задумываясь откликнулась на страстный призыв. Но ее бегство означало еще и предательство Весты. Предательство Рима. На это она пойти не могла. В три часа дня она сожгла записку. Валерии надлежало пробыть в храме еще десять лет.

Следующие пять лет промелькнули быстро. Пять лет слились в одну ночь, в которой пылал огонь и причудливые тени скользили по стенам храма. Рим заложен на гнилом месте. И в первые годы, когда Вечный город был еще маленьким поселком, в домах постоянно горел огонь, чтобы перебороть гнилостный дух болотных испарений. Рим разрастался, низины засыпались, и надобность в постоянном поддержании огня отпала. Лишь в храме Весты продолжал пылать огонь, выжигая отвратительные миазмы духа. Пусть люди мирно спят, но кто-то должен бодрствовать, поддерживать пламя и думать о покое и доброте. И его мысль сбережет Рим.

Валерия вздрогнула. Сколь многое случилось за те годы, что она провела здесь. Она пришла сюда в мирные времена одиннадцатилетней девочкой, томясь от снедавшей ее тревоги, будто предчувствуя грядущее лихолетье Третьей Северной войны. Когда началась война, ее семья была многочисленна и могущественна — отец, два брата, мачеха, дядя — молодой красавец, завидный жених, по которому сходила с ума половина римских Девчонок. С началом войны отец оставил свое место в сенате и возглавил вторую когорту Четвертого легиона. Старший брат только что закончил подготовку легионера. И только Элий из-за своего возраста еще не мог воевать. Но он так старательно размахивал деревянным мечом, что все видели в нем будущего бойца. Никто не знал, как долго продлится война.

Война продлилась три года. Три года двери храма двуликого Януса оставались открытыми: знак, что Великий Рим ждет всех своих сынов и дочерей назад. Но, когда двери храма закрылись, из всей семьи, кроме Валерии, остался один Элий. Одинокий, испуганный мальчик в разоренной войной, но победившей Империи. Имение, которым некому стало управлять, лежало в руинах. Дом в Каринах обветшал и лишился почти всех своих сокровищ, проданных за бесценок. Именно в те дни неприязнь Валерии к младшему брату невольно сменилась жалостью. Валерия ничем не могла ему помочь — она не имела права покинуть храм в течение двадцати с лишним лет. А у Элия даже не было родных, кто бы мог заняться его воспитанием. Ближайшим родственником мальчика был император Руфин. Это было одновременно и честью, и насмешкой. Императору было недосуг заниматься несовершеннолетним сиротой. Август поселил мальчика в Палатинском дворце и забыл о нем. Одним богам известно, кто занимался воспитанием Элия. Но Валерии порой казалось, что боги в самом деле причастны к тому, что творилось с ее братом. Когда это оказывалось возможным, Валерия покидала Дом весталок и посещала брата. Поначалу он несказанно радовался этим встречам, потом сделался просто вежлив с сестрою и наконец — стал ее избегать. Закончив высшую школу риторики, он исчез из дворца. Вскоре Элий объявился в Афинской академии и пять лет провел среди отъявленных вольнодумцев, сторонников классической демократии. Потом он уехал в Александрию, этот центр всемирной науки, где были созданы первая паровая машина, первый двигатель внутреннего сгорания и, главное, изобретен порох.

В Александрии находился огромный, похожий на храмовый комплекс Союза академий.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25