Происшествие, которого никто не заметил

– Если надо, я могу вам писать. Что-либо по отчетности или по заказам, мне нетрудно, – сказала Настя. Она всегда жалела Якова Алексеевича, а теперь у нее прямо сердце щемило.

Яков Алексеевич молчал. Настя видела, что ему не по себе, и тоже молчала.

– Зачем же, скоро Настя выйдет, – сказал он. – А вы – идите, прошу вас. Не знаю, как вас звать, прошу вас, вам все равно, а мне так будет лучше. Я вам серьезно говорю.

Настя встала.

Яков Алексеевич тоже встал, не глядя на нее.

Настя обошла стол и поцеловала его в щеку. Он и тут не пошевелился и глаз не поднял.

Настя вышла из конторки. Она достала из сумки сплюснутый белый цветок, положила его на стеклянный прилавок и, привычно отперев дверь, ушла.

Она долго шлялась по улицам с веселыми и смешными мыслями в голове. Перемена, которая с нею произошла, открыла перед ней немалые возможности. Одно то, что она сумела так взволновать Якова Алексеевича, уж он запомнит ее надолго… А что еще предстоит ей? Какие приключения ей суждены? Каких людей ей доведется узнать?

Дом культуры. Не из гигантов, а проще, районный. Со всеми колоннами и балкончиками, какие положены, но – поменьше, и с художественным полотном в вестибюле, изображающим несколько башенных кранов разной величины.

Обычный вечер отдыха, небольшой концерт и танцы.

На сцене немолодой, привыкший к небольшому успеху конферансье поет песенку. Начало каждого куплета адресуется невидимому начальству и исполняется взволнованным грудным голосом, вторая половина посвящена неверным женам или неполадкам снабжения и адресуется непосредственно зрителям.

В зале сидят Катя с Лешей и Настя. Катя не вникает в суть конферанса – муж только сегодня вернулся из командировки.

Происходящее в зале ему не нравится.

– Вот халтура, – ворчит он. – И это сегодня, в Ленинграде, фантастика! Зачем ты меня сюда привела?

– Леша, откуда я знала! Вот предложили билеты, – кивнула она в сторону Насти, – я думала, покажут что-нибудь стоящее.

А Насте просто хорошо, она сидит рядом с Катей.

Конферансье обратился в зал:

– Товарищи женщины! Прошу кого-нибудь на сцену. Психологический этюд угадывания мыслей. Не бойтесь, это совершенно безопасно. Кто-нибудь!..

Внимание его привлекла Настя.

– Хотя бы вы, прошу вас!

Никогда бы в жизни Настя не решилась выйти на сцену. А теперь вышла.

В зале стало тихо.

– Как вас зовут, девушка? – наклонив к ней ухо, громко спросил конферансье.

– Угадайте, – сказала Настя.

– Посмотрите мне в глаза, и я скажу, о чем вы сейчас думаете, – провозгласил конферансье голосом коверного.

Настя посмотрела ему в глаза.

Он хотел сказать что-то смешное, но запнулся.

– Вы сейчас думаете о том… – все же начал он и снова запнулся.

И замолк.

Тогда Настя сказала:

– Правильно.

– Что? – спросил конферансье.

– Вы правильно угадали, о чем я думаю. Только прошу вас, не говорите этого вслух.

– Прекрасно, – оживился и возликовал конферансье. – Пускай это остается между нами.

Протянув руку, он символически помог ей спуститься со сцены и раскланялся.

Все захлопали. Кто веселому конферансье, кто – Насте, а некоторые просто потому, что вот все было привычно и понятно и вдруг случилось что-то непривычное и не совсем понятное.

– Ан-тракт!! – триумфально оповестил конферансье, и в зале загорелся свет.

– Он что, правда угадал? – спросила Катя.

– Что вы, мне его просто жалко стало.

– Нет, как вы нашлись, – все поражался Леша, – вы очень здорово сказали, просто остроумно!

– А по-моему, его надо было наказать, – сказала Катя.

Тем временем они вышли в фойе, где уже начались танцы. Теперь все, кто проходил мимо и кто танцевал, оглядывались на Настю.

У нее было хорошее настроение, и она решила пошутить.

– Расскажите, чем вы занимаетесь, – попросила она Лешу.

– Я занимаюсь инфрагетеропепсией.

– Инфрагетеропепсией? Как странно!

– Что же странного?

– Что вы занимаетесь именно этим! Ведь не может быть, чтобы вы еще в детстве начали увлекаться инфрагетеропепсией!

– Что вы! В детстве я и не знал, что такое инфрагетеропепсия!

– Но ведь в детстве никто не знает, что такое инфрагетеропепсия. Как же потом появляются специалисты по инфрагетеропепсии?

Катя смотрела на них с беспокойством.

– Вас это действительно интересует? – спросил

Леша.

– Меня вот что интересует: когда вы впервые услышали это слово – инфрагетеропепсия, что вы почувствовали? Вы почувствовали, что это ваша судьба?

– Пойдем потанцуем, – сказала Катя.

Они пошли танцевать, и Леша сказал:

– Чехов правильно писал, что когда мы видим красоту в истинном смысле этого слова – то нам становится грустно. Начинаешь чувствовать, что ты – это явление временное, а красота – это вечное, как небо, как море…

Катино лицо стало замкнутым, она страдала.

Настя пожалела, что начала этот дурацкий разговор. Решила не расстраивать больше Катю, уйти.

Но Леша заметил это, оставил жену и заторопился за Настей. Нагнал ее в гардеробе, где она завязывала платок, повесив плащ на руку гипсовой скульптуре.

– Зачем же, еще рано!

– А если ей надо? Как можно задерживать человека, – одернула его Катя.

– До свиданья, – оказала Настя и пошла к выходу.

Звенели звонки, но никто не шел в зал. Все стояли и смотрели, как она надевает пальто, как она открывает дверь и как дверь за ней захлопнулась. Только тогда все пошли на второе отделение концерта.

– Ее надо проводить, – сказал вдруг Леша. – Пойдем проводим.

– Мы остаемся здесь, – подходя, сказала Катя.

– Нет, нет, это неудобно, я так не могу.

– Можешь.

– Ну хорошо, я провожу и вернусь. – Он бросился к выходу.

Катя быстро пошла за ним.

Он надел пальто. Катя тоже одевалась и тихо говорила:

– Опомнись, бессовестный…

Они вышли на улицу и стали догонять Настю.

– А мы решили вас проводить, – сказал Леша, когда они догнали ее.

– Зачем же, вот мой автобус.

– Может быть, погуляем? Хотите, мы вам покажем город? Правда, Катя? Я могу показать вам дом, где жила графиня из «Пиковой дамы». Хотите?

Настя замялась.

– Вообще-то я спешу…

– Почему же, – вмешалась Катя, – пойдемте гулять. Вам повезло, мне он не показывал дом, где жила графиня. Заодно уж и я ознакомлюсь.

– Катя, глупо сейчас обижаться! – сказал Леша.

– Счастливо погулять.

Катя отняла у мужа руку и побежала прочь.

– Что же вы стоите, догоните ее! – крикнула Настя. – Скорее же!

Леша побежал было, но вернулся.

– Ее уж не догнать. Она пошла домой, тут недалеко.

Настя стояла, сведя брови и не глядя на него. Горькие мысли пронеслись в ее голове. Потом она с отвращением подняла глаза, и Леша испугался.

– Стыдись! – крикнула она, забывшись и перейдя на «ты». – Как она тебя любит, ты задумывался над этим? Стоишь ты этого? Слепой человек, тебе выигрыш достался сто тысяч! Ты привык, что тебя любят, и думаешь, так и надо. Но знай, если с Катей, не дай бог, что-нибудь случится, ты жить не сможешь, ты пропадешь, будешь день и ночь о ней вспоминать, день и ночь, и вся твоя работа к чертям полетит! А ты за кем-то бегаешь! Уйди ты от меня, чтобы я тебя не видела, беги за ней!

Настя замахнулась и то ли ударила, то ли толкнула, чтобы он шел за Катей, повернулась и побежала. Она бежала по улице и бормотала про себя:

– Зачем это… зачем это… какой ужас, Катенька!.. За что нам эта беда, лучше бы я такая и оставалась, как раньше, и ничего бы этого не было…

Она выбежала на обрыв. Далеко внизу текла вода.

Оглянулась назад, в смятении помедлила и бросилась вниз. Где-то ударил колокол.

Она летела долго, то появляясь в отблесках зари, то пропадая.

ЕЩЕ РАЗ УДАРИЛ КОЛОКОЛ, И ЕЩЕ, ЭТО НА КОЛОКОЛЬНЕ – ШАТРОМ ОДНА НА ДРУГОЙ ДЕРЕВЯННЫЕ ЛУКОВИЦЫ – БИЛИ В КОЛОКОЛА.

НАРОД ПОВАЛИЛ ИЗ ГОРОДА, ЧЕРЕЗ РАСПИСНЫЕ ВОРОТА НА ДОРОГУ. ОБОЧИНАМИ БЕЖАЛИ ХОЛОПЫ, В КАРЕТАХ КАТИЛИ БОЯРЫНИ, СКАКАЛИ НА КОНЯХ ВИТЯЗИ.

А В ПЕЩЕРЕ, СИНЕЙ ОТ ЛЕСНОГО ТУМАНА, В МЕРЦАЮЩЕМ СТЕКЛЕ ОПЯТЬ ЛЕЖАЛА ЦАРЕВНА. КАЗАЛОСЬ, ОНА ЧУТЬ УСМЕХАЕТСЯ, КАК ЛОВКО ВСЕХ ПРОВЕЛА…

Настя лежала у окна в слабом свете уличного фонаря. Она была такая, как прежде.

На улице проехала машина. Потом, смеясь, прошла какая-то компания.

Фонарь на улице погас, и в комнате стало темно.

Потом начало светать.

Настя спала.

Наступило утро.

Настя открыла глаза, посмотрела на мать – та еще спала; на будильник – надо было торопиться.

Она натянула платье, плеснула в лицо холодной воды из-под крана и поставила матери завтрак. А сама есть не стала, она спешила на работу.

На улице было пасмурно, падал снег.

Наклонясь вперед и неся перед собой опущенные руки, к ней поспешал Моргунов.

– А где мать? Все болеет?

Он спросил таким тоном, от какого Настя отвыкла.

– Кто болеет, кто что, если ей трудно – пускай скажет, возьмем другую, это не проблема.

Как и в то утро, к ним уже бежал Коноплянников. Он тоже торопился, но устремлялся вперед под меньшим углом.

Рядом остановилась машина. Опустив стекло, из нее высунулся Тетерин. Он спросил Коноплянникова:

– Трубы доставили?

Трубы не доставили.

– Вот сапог, а? – поразился Тетерин. – Вот кретин, а? Вот дуб!

– Это стыдно, – сказала Настя.

– Что? – Тетерин поразился еще больше.

Настю он, разумеется, не узнал, да она в этом и не нуждалась. Просто ей стало тошно слушать, как он разговаривает с подчиненным человеком.

– А если бы он вас так? – сказала она.

От удивления Тетерин не нашелся, что ответить.

Настя подождала, но он никак не мог собраться с мыслями. Тогда она ушла.

А Тетерин все стоял неподвижно и смотрел ей вслед.

Он был уже совсем маленький вдалеке, а все стоял…

Женщины в ватниках укладывали трамвайные рельсы. Они не обращали внимания на прохожих.

Женщины торопились на работу,

ели,

кормили,

умывались,

ругались,

просыпались,

целовались,

прощались на целый день.

Когда подъехал ее автобус, мужчина с поднятым воротником начал в нетерпении ее подталкивать, чтобы она поторопилась.

– Не толкайтесь, – сказала Настя.

Но мужчина, по-видимому, очень спешил и полез в автобус одновременно с нею, притиснув ее к дверце.

Настя обозлилась и начала выбираться обратно.

– Что там такое, не знают, куда садятся, – зашумела на нее очередь.

Настя кое-как выбралась из автобуса. Порывшись в сумочке, она подсчитала деньги и подняла руку, чтобы остановить такси. Она села, сказала адрес и приняла независимую позу, как тогда, в машине Тетерина.

– Вот здесь, пожалуйста, – сказала она. – Благодарю вас.

И вошла в магазин.

Нина Сергеевна и Валя стояли за прилавками, и каждая была погружена в свои заботы.

Так событие, которое задело многих и ушло в прошлое, предоставляет каждого своим переживаниям.

– Здравствуйте!

– А, Настя… – сказала Нина Сергеевна.

– Привет, как мама? – спросила Валя.

Но все это как бы с половинчатым выражением лица: так, наверно, актеры дублируют под экран текст иностранной картины.

– Мама поправилась.

– Тут приходила твоя родственница, – пробудившись, сказала Нина Сергеевна. – Удивительная женщина. Я все время о ней думаю. Кто такую может обнимать? Господь бог?..

– Правда, вот кому житуха, – позавидовала Валя.

– Ах, не в этом счастье, – возразила Нина Сергеевна. – Красота наша – тоже палка о двух концах. Когда она проходит, надо еще думать: чем ее заменишь?..

За окном проходили люди с поднятыми воротниками. Пускай были бы ненастные вечера, ночи, все равно ничего не видно, но сумрачное утро…

– Можно я пока пластинку поставлю? – спросила Настя. Она поискала, выбрала и включила проигрыватель.

Это была печальная фортепианная музыка, которой полагалось бы звучать тихо, но Настя поставила проигрыватель на полную громкость – музыка мощно, горестно и странно гремела в пустом магазине.

– Что ты душу мотаешь? – разозлилась Валя и хотела снять, но Настя не дала.

Музыку было слышно и на улице, потому что к витрине подошел мальчик, приплюснул к стеклу нос. Настя махнула ему рукой, чтоб уходил. Но он скорчил ей гримасу и остался.

Из конторки вышел Яков Алексеевич, посмотрел на всех немного отрешенно.

– Здравствуйте, Яков Алексеевич…

– А, пришла, это хорошо…

– Вы нездоровы?

– Бессонница.

– А где Катя? – спросила Настя.

– Ей уже муж позвонил, – сказала Нина Сергеевна. – С утра не виделись.

Настя тихо зашла в конторку.

Катя, не видя ее, говорила по телефону. Лицо ее то и дело меняло выражение, как будто собеседник находился в телефонном аппарате. Она говорила только одно:

– Да…

Видимо, Леша в чем-то справедливо ее обвинил, и она, не споря, призналась:

– Да…

И повторила убито:

– Да…

По всей вероятности, он требовал признаний и уверений. Катя три раза тихо повторила:

– Да. Да. Да…

Тут она увидела Настю.

– Ой, Настюха!

Она положила на стол трубку, обняла и, не отпуская, потащила к телефону.

– Это Настя пришла! – объяснила она Леше. – Хочешь с ней поговорить? На!..

Она сунула Насте трубку, но та стала отбиваться.

– Нет, нет, не буду. Не хочу я!..

– Не хочет. Ну ладно, Леша, мне пора. Ты звони, звони… – Она повесила трубку.

– Знаешь, Настя, что-то происходит, – сказала она и задумалась. – Что-то происходит… То ли он чувствует, что виноват… Он никогда так со мной не говорил. Разбудил ночью, начал говорить, сейчас позвонил и опять, мне неловко даже повторять что, получится нескромно. Не понимаю даже, как он мог это говорить с работы, наверно, вышел, позвонил из автомата. Настя!..

Они опять обнялись и молчали.

– Не знаю, что это такое. Ничего не понимаю… – Зазвонил телефон.

Катя взяла трубку.

– Магазин…

И, зажав трубку рукой, растерянно сказала:

– Ну вот… – И в трубку: – Что ты забыл?

– Настя! – послышался из магазина Валин голос. – Открывать пора.

Настя взяла с гвоздя ключи, пошла открывать. За дверью дисциплинированно толпились дети. Проигрыватель действовал вовсю. Автоматы для карандашей не действовали. Школьники покупали тетради и резинки. Рабочий день начался.

После школьных каникул в магазине было битком.

Наколоть чек – завернуть-переспросить: «Карандаш какой?» – пощелкать на счетах – подсчитать тетрадки – наколоть чек…

Настя сгоряча обругала студента-иностранца, который молча показывал пальцем на полку.

– Сказать трудно?

– Note-book.

Извиняться не стала.

Потом произошел конфликт с девочкой.

– Ластик, блокнот и нотную тетрадь…

– Тридцать две копейки.

– Ой. Тогда не надо нотную тетрадь.

– Двадцать копеек.

– Ой. Тогда не надо блокнот.

– Ну вот, голову морочит, – разозлилась Настя. – Бери свой ластик и иди.

А потом начались беспорядки в очереди, и она прогнала от прилавка мальчика, который не стоял в очереди. Но он заплакал, наверно, все-таки стоял.

Чувствуя себя немного виноватой, Валя подошла к Насте.

– Хочешь, приходи сегодня ко мне? Мальчишек позовем.

– Ну их знаешь этих мальчишек. Он тебя спрашивает: «Как жизнь?» Ты ему отвечаешь, а он и не слышит, ему неинтересно. Умные люди тоже не лучше. Я видела в одном иностранном журнале такую иллюстрацию: мужчины в черных костюмах читают газеты – сидят на скамейках, стоят на перекрестках, шагают по улице – все с газетами. А тут, рядом, бродят обнаженные женщины, и никому до них нет дела… И вообще, как они мне надоели – и мальчишки, и женатые, которые не любят своих жен, и те, которые любят, но не прочь…

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.