– Может, оружие заговоришь? – Крисп явно был разочарован.
– Тренируйся лучше, – усмехнулся предсказатель.
– Что скажешь? Они в самом деле все свободные и ничем не запятнаны? – спросил Кубышка у знаменосца, просматривая свои записи. – Никто из этих задохликов не вызывает подозрение?
– Все вызывают, – отозвался Мурена, для убедительности выпятив нижнюю губу. – Прежде всего, потому, что вербовал их Сульпиций, а этот завербует кого угодно, скоро баб начнет нам в легион присылать. Или детей. Разве не помнишь, как в прошлом году он записал к нам двух рабов?
Раб, посмевший выдать себя за свободного и посягнуть на право римского гражданина служить в легионе, распинался. Это было известно всем невольникам. Так что тем, чье тело безобразили отметины: проколотые уши, следы от ношения рабских ошейников – и уж тем более, кому «посчастливилось» за какую-нибудь провинность огрести клеймо на лоб, никогда и не пытались «освободиться» столь опасным образом. Но те, чье тело не носило знаков рабского состояния, время от времени пытались пробиться в легионы, несмотря на все строгости.
– Но эти-то не рабы, – заметил Кубышка.
– Это уж точно. Но сдается мне, что Кука – «охотник», подменивший того, кому надобно идти в легион.
– С чего это? – тут же заспорил медик. – Они все из Италии, там уже давно нет набора – только добровольцы. Какой толк «охотнику» подменять собой добровольца? Это же не провинция, где хватают кого ни попадя и силком волокут в лагерь.
– Про гладиаторов не сочиняй – у него на коже ни отметин каленым железом, ни следов бича.
– Послушайте, Декстр велел выбрать восемь человек именно таких – сомнительных, но ловких, знающих грамоту, но которым деваться некуда, и определить к Валенсу, – напомнил знаменосец. – Вот мы и определим этих восьмерых, пусть служат. Они не рабы, остальное меня не волнует.
– Парни обречены? – спросил медик.
– Предыдущая восьмерка вся сгинула за Данубием. Интересно, зачем Декстр потребовал, чтобы эти умели рисовать?
– Он большой урод.
– Ты хотел сказать – оригинал, – поправил знаменосец.
– Сказал то, что сказал.
Глава II
Ликса Кандид
Начало лета 849 года от основания Рима[26]
Эск. Нижняя Мезия
Хотя Пятый Македонский легион основал в этих местах постоянный лагерь почти сто лет назад, еще в конце правления Цезаря Августа, поселок при лагере так и остался маленькой канабой и не превратился в настоящий город.
Прибыв в Эск накануне вечером, новобранцы толком не успели осмотреть поселение. Тогда они, как только миновали ворота, тут же наткнулись на вывеску таверны «У стены», где поели (весьма скудно) и сразу же завалились спать в холодной и грязной общей комнате. Утром, наскоро перекусив, отправились в лагерь. Так что теперь новобранцы не представляли, где можно в Эске повеселиться. Римляне, обустраивая постоянный лагерь для легиона, позаботились отхватить солидный кусок земли – где и лагерь можно было поставить, и канабу разместить, и еще чтобы осталось солидное поле для выпаса скота – как для того, что держали обитатели канабы, так и для мулов и лошадей легиона. Имелось еще немного земли под огороды и под покос – там в основном возились сожительницы и дети легионеров.
Вход в канабу охраняли четверо солдат из вспомогательной части. Впрочем, охранные обязанности были не слишком обременительны. Один из солдат стоял на галерее башни, трое других, полусонных, расположились внизу, якобы контролировали входящих и выходящих из городка. Стены канабы были деревянные, только башни из камня. Башни выступали вперед, точно так же, как и те, что стерегли ворота военного лагеря, на башнях наверху имелись деревянные галереи, с которых можно было обстреливать противника у самых стен снаружи или уже за воротами – коли прорвутся в городок.
И то: Данубий и граница Дакии рядом, строить даже крошечное поселение без стен было безумием.
– Никак новобранцы, – сказал один из караульных, синеглазый, с сожженной до кирпичного цвета когда-то белой кожей и с белокурыми вихрами, дерзко торчащими из-под шлема.
– Никак галл, – отозвался находчивый Кука.
– Я беленький, ты черный. Из Нумидии?
– Из Неаполя. Легионер, в отличие от тебя. Я беленький, ты – черненький. Что будет, если нас смешать?
– Но-но! – Блондин выставил вперед копье. – Я это не люблю.
– Оставь их в покое! – крикнул солдат с башни. – Пусть ребята повеселятся как следует, прежде чем отведают палки центуриона. Кстати, не вздумайте хвататься руками за палку – мигом останетесь без пальцев. Уж лучше по спине и заднице получить, что положено.
– Отбросы арены, – пробормотал Скирон, не придумав более остроумного ответа.
– Э, ладно! – хмыкнул Приск. – Парни наверняка гордятся отметинами на заднице, как другие – шрамами на груди.
– Да уж, лучше получить палкой по заднице, чем палку в задницу, – поддакнул Кука.
В ответ галл, покрасневший как вареный рак, выкрикнул что-то про затраханные задницы цыплят и добавил еще пару слов на своем языке, однако не слишком громко. Легионер, даже будущий, это – легионер, то есть римский гражданин. А солдат вспомогательных войск – это солдат вспомогательных войск, свободный, но до гражданства ему далеко. Вернее – долго. Двадцать пять лет службы.
* * *
Хохоча и гордые выигранной первой битвой, пусть даже эта битва словесная, «цыплята» миновали ворота и направились по мощенной известняковыми плитками улице канабы. Лагерь легиона и этот крошечный городок при нем – жалкие островки Pax Romana[27], отражения далекой Италии, мутные, расплывчатые, как в плохо начищенном серебряном зеркале. Даже торговля здесь рассчитывала в основном на щедрость и кошельки легионеров: одни являлись в канабу приобрести новую флягу или кошель, другие – серебряную пластину в виде головы оленя или орла для украшения оружия, третьи – бронзовый кубок. Центурионы заказывали для себя самоварные сосуды[28] и жаровни, кровати для любовниц, люльки – для незаконных детей. А кожаные штаны или волчьи шкуры приобретали все – с наступлением холодов под одним шерстяным одеялом или плащом спать в бараках невозможно.
Все дома поселка были на одно лицо – с глухими стенами и крошечными окошечками под красной черепицей с клеймами Пятого Македонского, будто под длань легиона встали, под защиту грозного имени. И то правда: если лагеря отдельных когорт и слабые крепости вполне могли стать зимой добычей заречных волков, то лагерь Пятого Македонского и его канабу даки могли осадить, но вряд ли – разграбить.
– А мне здесь нравится! – опять выкрикнул Кука, явно не ожидавший увидеть подобие маленького городка подле легионного лагеря.
Время было не позднее – лавки открыты. Лавочники, завидев новые лица, наперебой стали зазывать мальчишек к себе – купить новую тунику, или подушку, или одеяло, матрас и прочие приятности для повседневной жизни, благо лагерь был постоянный и к особой строгости жизни не располагал.
– Доблестные воины! – надрывался торговец одеждой. – Сменная туника нужна непременно, иначе от пота ткань сгорит за три дня. Покупайте, у меня самая прочная шерсть во всей Мезии! Есть лен, за полцены отдам!
Парни лишь презрительно выпячивали губы – на новую тунику ни у кого не было денег.
– Еще зайдем! – пообещал Приск.
– Вы что, сдали деньги на хранение? – спросил торговец, и в его тоне явственно послышалось: «Вот простаки, не сумели зажать пару денариев!»
– Местная архитектура не особенно впечатляет, – громко сообщил Кука, игнорируя торговца. – Не иначе префект лагеря[29] проектировал эти шедевры.
Впрочем, один дом выделялся – украшенный по фасаду четырьмя колоннами, в два этажа, как и другие, но гораздо выше соседних. Наверняка внутри две столовые – для большого сборища и для узкого круга друзей, множество спален, просторный атрий[30], непременно где-то в глубине – перистиль[31] и своя баня.
– Прям усадьба, – восхитился Кука.
– Это наш ликса Кандид построил, – сообщил подметавший улицу городской раб. – Сразу вижу, вы люди богатые, подарили бы старому Каабу четверть асса на баню.
– В канабе есть баня?
– Целых две. Одна маленькая и ужасно грязная, а другая с большим бассейном и мозаичными полами, но там надо платить целый асс, – сообщил раб.
Приск бросил ему медяк.
– Лучше скажи, есть ли в Эске какая-нибудь харчевня, кроме той, что у входа.
– Да полно. Первая, это та, что «У стены», вы, щедрые господа, мимо нее проходили.
– А другие?
– Есть еще «Полная чаша», но вам туда лучше не соваться. Она ветеранская. Там полным-полно отставников, из тех, кто не обзавелся семьей и не взял надела. Они с утра до ночи обретаются в этой таверне, глаза продрали и мигом туда – сидят до вечера с кувшином вина. Если случайно забредет новобранец, драке быть непременно… – Старый Кааб собирал сплетни не хуже мусора.
– Люблю драки! – Малыш выразительно повел плечами.
– А я нет, – буркнул Скирон. – С ветеранами лучше не связываться.
– Вино в тавернах – одни опивки, горячей жратвы ни за что не дождешься. А дерут-то, дерут… будто не баранины кусок заказал, а павлина! – Раб попался из говорливых.
Парни шли по улице, а он тащился со своей метлой следом, не отставал.
– Лупанарий там же, рядом, возле стены, – бубнил Кааб в спину. – Только к тем девчонкам не ходите, они жуть какие грязные. Другое дело – заведение для ветеранов. Но туда вас не пустят. Или потребует столько денег, что жалованья за первый год не хватит.
Новобранцы переглянулись. Кааб, разумеется, преувеличивал, но нельзя сказать, чтобы сильно; достоинства таверны «У стены» они накануне вечером оценили. Нет, поесть там было можно, но повеселиться – вряд ли. Разве что быстро-быстро надраться до бесчувствия и упасть под скамью. Решено было отправиться в винную лавку. Кааб увязался следом, рассчитывая к медяку добавить пару глотков вина, но Малыш наградил болтливого раба пинком под тощую задницу, и тот мигом отстал.
В винной лавке можно было не только выпить разбавленного кислого вина, но и закусить горячей лепешкой из соседней пекарни. Однако опять же под категорию «хорошо повеселиться» это заведение никак не подходило.
– У меня предложение, – объявил Кука. – Отправимся в гости.
– У тебя есть друзья? – не понял Скирон. – Здесь? И кто же?
– Хозяин трактира. Кандид.
– Не думаю, что он настолько простодушен, – хмыкнул Приск.
– Ничего, как гостеприимный хозяин и самый богатый человек в канабе ликса примет гостей, явившихся из другой части мира засвидетельствовать ему свою дружбу, – заявил Кука.
– Нас не пустят, – покачал головой Квинт Марий, шестнадцатилетний юнец с пухлым детским личиком, даже Приск рядом с ним выглядел вполне мужественно.
Накануне вечером Квинт признался Приску, что пошел в легион из-за того, что его обижали и унижали сверстники, особенно любили обыгрывать его родовое имя, всяк остряк непременно торопился спросить – не доводится ли знаменитый полководец Гай Марий сопляку Квинту родней. Озверев от насмешек, Квинт записался в армию, чтобы доказать свою брутальность, сделаться сильным и непобедимым.
– Никому об этом не говори, – посоветовал Приск.
– Почему?
– Тебя начнут унижать здесь.
– Кто? Ты? Кука? Или Малыш? Мы же друзья!
– Это еще надо проверить. Держи язык за зубами!
Квинт восхитился мудростью Приска и охотно кивнул, но спустя полчаса обо всем рассказал Куке.
* * *
Вдом ликсы незваных гостей, как и предсказывал Приск, не пустили. Здоровенный, наголо обритый раб-привратник встал у незваных гостей на дороге, плотиной выставив могучие руки.
– У хозяина пир, никого не принимает. Приходите завтра с утра.
– Вот мы как раз и явились на этот самый пир, что ж ты застрял тут, как редька в заднице! – возмущенно воскликнул Кука.
– Тебя точно не звали.
Кука сделал безуспешную попытку пробиться, но привратник стоял намертво, как Леонид под Фермопилами, и напор Куки об эту скалу разбился.
– Есть выход, – сказал Кука, поднимаясь с мостовой и стирая кровь с губы после неудачной атаки. – Вернее – вход. Забраться на крышу и оттуда через отверстие в потолке – в атрий. Ну-ка, Тиресий, поведай, нам в этом доме ничто не грозит?
– Лоб побереги, – отвечал предсказатель.
– Тогда вперед!
План Куки всем понравился. Выпитое натощак вино ударило в головы. Новобранцы мигом обежали дом, выискивая место, где можно начать штурм.
– Легионеры должны брать приступом любую крепость! – с пафосом заявил Кука.
Сбоку нашли подходящее место (соседний дом стоял не вплотную), Скирон подставил плечи, Кука кошкой взлетел на спину другу. Третьим им на плечи взобрался Приск, и в следующий миг Гай был уже на крыше. Черепица загромыхала под его башмаками. Вскоре все восемь очутились наверху – Скирона затаскивали наверх с помощью связанных друг с другом ремней. Новобранцы оседлали конек, глянули вниз. Стало немного боязно.
– Итак, крепость наша! Тебе, Приск, в награду положен венок как первому, сумевшему вскарабкаться на стену! – объявил Кука.
Выяснилось тут же, что дом построен иначе, чем италийские поместья. Атрия в нем не было, сразу же за небольшой прихожей шел внутренний сад перистиль с бассейном в центре и галереями со всех четырех сторон.
Именно здесь пробраться в дом было проще всего. Восемь голов свесились с крыши, каждый пытался разглядеть, что там и как – правда ли в доме пируют. Судя по изумительным запахам с кухни, привратник не соврал. Где-то в глубине, видимо, в столовой, слышались женские голоса.
– Вот они! Держи! – раздалось снизу.
Сразу трое рабов выбежали в перистиль.
Одновременно с криком в лоб Куке угодил камень. Новобранец заорал и сверзился вниз, увлекая с собой дюжину черепиц.
Следом за приятелем скатился Скирон – то ли потерял равновесие, то ли со страху. Приск спрыгнул сам, остальные застряли на крыше. Приск угодил прямиком в крошечную лужу, что скопилась в каменном углублении, и которую в доме, несомненно, гордо именовали бассейном.
– Вон! За дверь их! – завопил все тот же пронзительный голос, и кто-то ухватил Приска за шиворот. Новобранец не растерялся, заехал рьяному рабу локтем в живот, хватка тут же ослабла – охранник явно был не родня Геркулесу.
– Не сметь! Мы гости! – крикнул, озлившись, Скирон.
Его никто не слушал: в перистиль ринулся привратник, второпях налетел на медную статую быка. Бык, этот символ Пятого легиона, громыхая, слетел с постамента и грохнулся на бок. При этом бык сбил Приска, а привратник навалился следом, стремясь ухватить дерзкого, но мешал раскоряченными ногами бык. В этот момент с крыши вниз ринулся Малыш, точь-в-точь копье из катапульты, и заехал привратнику в ухо, так что тот мигом слетел с бронзового быка. Статуя оказалась полой внутри и не такой уж тяжелой, Приск из-под нее благополучно выбрался. Тем временем со стороны кухни прибежали рабы, вооруженные вертелами и палками, но, на счастье новобранцев, в драку вступать не спешили, несмотря на упитанность и габариты. Лишь толстая ключница завопила истошно:
– Грабители!
Действо достигло кульминации, и тогда в перистиль вступил сам хозяин.
В том, что это был хозяин собственной персоной, сомневаться не приходилось. Кто же еще может так выглядеть – дородный, высокого роста, смуглолицый здоровяк лет пятидесяти, в тунике из зеленого сукна, с золотыми браслетами на руках и в венке, опять же золотом, из ажурных тончайших листьев. Вслед за ликсой прибежали женщины – одна уже немолодая, судя по одежде и прическе – его жена, и две девушки, одна лет пятнадцати, другая – около тринадцати или двенадцати, совсем юница. Та, что постарше, смуглая, черноглазая, младшая – белокожая, с синими глазами.
– Прекратить безобразие! – рявкнул хозяин.
Малыш, в этот момент сидевший верхом на привратнике и уже занесший кулак, чтобы выдать очередную плюху, замер. Кука попятился и шлепнулся в бассейн.
– Мы не грабители! – опомнился прежде других Приск.
– Это наверняка от соседей, опять явились подсматривать, – заявила матрона. – Как у нас обед, так их люди на крышу к нам лезут.
– А мы их в котел! – хмыкнул толстяк, сочтя шутку удачной.
Малыш рыкнул, решив, что угроза серьезная.
– Будущие легионеры Пятого Македонского легиона приветствуют достопочтенного и щедрого ликсу Кандида! – сказал Приск любезно, но без тени подобострастия, даже чуть покровительственно, как будто он был военным трибуном, а не будущим рядовым легионером.
– Ну, это… у нас твои тессеры, вот мы и пришли… – вылез, наконец, из бассейна Кука.
– Тессеры в кабак, а не в мой дом, – нахмурился Кандид, сообразив, что видит перед собой не злодеев-грабителей, а горе-новобранцев.
– Мы не хотели обидеть тебя или твою семью, – вновь вступил в разговор Приск. – Но вино, что мы выпили в таверне, так ударило нам в голову, что мы осмелились явиться в дом незваными на германский манер. У этих варваров хозяин принимает нежданных гостей столь же радостно, как и приглашенных.
– Понравилось вино? – спросил ликса.
Квинт хотел сказать «нет», но Скирон дернул его за тунику.
– Плиний Старший называл здешнее вино божественным. – Гай позволил себе улыбнуться.
Обе девицы, синеокая и черноглазая, уставились на Приска, оценив его эрудицию и ораторские таланты.
– Сразу видно, что язык у тебя хорошо подвешен, – засмеялся Кандид, – не удивлюсь, если легат через пару месяцев запишет тебя в канцелярию. Откуда же, орлы или быки – уж и не знаю, как вас называть, – скептически хмыкнул хозяин, – вы явились?
– Из Италии! – гордо объявил Скирон, с видом победителя водрузив ногу на грудь поверженного привратника, будто собирался позировать для скульптуры какого-нибудь императора.
«На тонконогого Домициана очень даже похож, – подумал Приск, – правда, нет еще ни лысины, ни живота».
– У кого будете служить, могучие мужи? – продолжал потешаться Кандид.
– У центуриона Валенса. И еще говорили про какого-то Декстра, мол, что все вопросы к нему, – ляпнул Квинт.
Кандид вдруг перестал смеяться. Нахмурился, глянул исподлобья.
– Пригласим их к столу, – сказала приятным грудным голосом хозяйка. – Все равно Корнелий с женой не приедут, а приготовлено на девять персон. Только тем, что наготовлено у нас на девять, можно и восемнадцать накормить. Женщины сядут на стулья по старинному обычаю, мужчины возлягут – вот и поместимся все. Баня еще не остыла. Ребята сполоснутся после дороги.
– Ты – сама доброта, моя Майя! – Кандид приобнял жену за плечико.
Его хитрые живые глаза быстро ощупали новобранцев. Мысленно он каждого оценил и взвесил. Видимо, нашел что-то интересное, потому что повернулся к ключнице:
– Отведи парней в баню и выдай им по чистой новой тунике – от меня в подарок. Потом пусть приходят в столовую.
– Видимо, этот Декстр что-то да значит в легионе, – шепнул Кука на ухо Приску по дороге в раздевалку домашних терм. – Как ты думаешь, кто он?
– В Риме есть один Афраний Декстр, богач и к тому же большой сукин сын. Над рабами измывается со сладострастием. Говорят, что римский Декстр непременно доберется до консульства, если прежде его не задушит собственная прислуга.
– Вряд ли этого парня занесло к нам в Мезию, – решил Кука.
* * *
Дом был спланирован и построен явно не местным умельцем. Баня, к примеру, оказалась вполне приличной, с жаркой парильней, бронзовыми ваннами и круглой каменной чашей бассейна, в которую струей текла прохладная вода. Раб-цирюльник побрил и постриг будущих легионеров.
– По-моему, нас неплохо встречают, – заметил Кука. – Я лично доволен.
На лбу его уже обозначилась солидная шишка от попадания «ядра» из вражеской пращи, но это нисколько не испортило его настроения.
Рука, пустившая снаряд, была неумелая – иначе Кука не встал бы, получив камнем по лбу.
– Да уж, встречают, – буркнул Скирон. – Знаем мы этих господ. К столу позовут, а вместо угощения поднесут всякую дрянь – вино кислое да разбавленное так, что горячая вода обжигает рот, хлеб черствый, вялый салат. А тем временем сам хозяин…
Что будет, по мнению Скирона, есть сам хозяин, друзья не успели узнать: явился мальчик, посланный Кандидом, – звать новобранцев к столу.
Столовая в доме торговца была отделана помпезно, Кандид тут же похвастался, что выписал грека-архитектора из Дамаска, а там самые лучшие нынче архитекторы.
Темноокая юница оказалась дочерью самого хозяина, все называли ее Майей, как и мать, а синеокая звалась Корнелией (ласково Кориоллой) и приходилась тому Корнелию, что не смог прибыть на обед из своей усадьбы, дочерью. Жила она у Кандида в доме, потому что в канабе объявился прощелыга-учитель из вышедших в отставку легионных писцов, и всех детей от мала до велика спешно определили в учебу. Обе девицы, уже по годам невесты, теперь каждое утро отправлялись в школу, что размещалась в пристройке у соседнего дома. Майя-младшая тут же сообщила, что может прочесть гостям из Италии стих из «Энеиды», и тут же оттараторила что-то невнятно-возвышенное. Кандид, прослезившись, громко похлопал ученой дочери. Впрочем, голосок у нее был очень милый, глазками она стреляла во все стороны, пухлым плечиком поводила обольстительно, а что она болтала – никто из гостей не слушал.
Насчет предстоящего обеда Скирон ошибся кардинально – хозяин ел то, что и остальные гости, а стол Кандида был выше всяких похвал. После месяца в пути и питания в придорожных гостиницах будущие доблестные воины империи налегали на «свинину по-троянски» – зажаренная свинья изображала троянского коня, а колбасы и паштет внутри – будто воины, спрятанные в коварном чреве, тут же вывались наружу, как только нож разрезальщика вспорол брюхо. Кроме свинины, подали зажаренных каплунов с молодыми побегами спаржи, листьями сельдерея и солеными оливками.
– Как вам наша вода? – поинтересовался хозяин. – Теперь водопровод подает чистейшую воду с южных холмов за семь миль, и строят еще один акведук. А то вокруг лагеря низины, все колодцы воняют болотом.
– Вода вкусная, – похвалили все хором.
– Вино у меня – настоящий кампанский сок, фалерн из Италии, – заявил Кандид, когда виночерпий стал обносить гостей. – Двадцатилетней выдержки. Но фалерном вас, видимо, не удивить.
– Да уж конечно, я из Неаполя, вина напробовался в свое время, – похвастался Кука. – Пил даже знаменитое Опимиево вино – урожая как раз того года, когда был убит Гай Гракх. То был нектар! Пища богов!
«Ему же более двух сотен лет, оно давно превратилось в уксус», – подумал Приск, но вслух не сказал ничего.
– Неаполь! – воскликнула синеокая Кориолла. – Я слышала, в правление императора Тита там погибли от извержения вулкана три богатых города. Ты не видел, как это было?
– Кориолла, детка, подумай, как наш гость мог видеть такое, если ему лет двадцать, а с тех пор как раз и прошло около того. Ну разве что он наблюдал за извержением из люльки! – покачал головой Кандид.
– Я не видел, – признался Кука, – а вот отец мой видел и сам на лодках возил спасавшихся. У нас в доме жили довольно долго муж и жена из Помпей – снимали комнату. Расплачивались в основном драгоценностями, что вынесли из города, – они там все потеряли – и дом, и лавку. Я недавно ходил в те места, где когда-то находились Помпеи. Там ничего нет – ни следов, ни развалин – просто земля, покрытая жирным черным пеплом, на ней отлично растет виноградная лоза. Правда, еще не плодоносит.
– Вино из людского праха! – возмутилась Кориолла.
– Нет, – замотал головой Кука. – Если Везувий скрыл дома с крышами, то вряд ли корни лозы доберутся до людского праха.
Девочка покраснела, на глазах ее выступили слезы – ей очень хотелось блеснуть перед гостями и выказать свою ученость – недаром же она посещала школу. Но пока что она каждый раз попадала впросак.
– Если бы мы не ели выращенного из людского праха, давно бы умерли с голоду, – заметил Приск, торопясь прийти на помощь хорошенькой ученой девице. – Окрестные поля, к примеру, щедро орошены кровью.
Он тут же был награжден самым выразительным взглядом.
– Да, я в этих местах повоевал, и мой приятель Корнелий тоже, – заверил Кандид, – только я по причине ранения раньше него вышел в отставку. А он еще вернулся добровольцем в легион после того, как Фуск поперся к перевалу Боуты[32], где полег практически весь Пятый легион «Жаворонки». Мы там легионного орла потеряли! – воскликнул Кандид в гневе, будто это была его личная потеря.
– Не будем о сражениях, – попросила Майя-младшая и тряхнула головкой так, чтобы все заметили в ее ушах золотые сережки – изящные поделки в виде виноградной лозы. – Нашим гостям битвы еще только предстоят. Вот тогда они и расскажут о своих подвигах.
– Да уж, подвиги, – буркнул торговец. – Как только заречные волки являются в наш край, эти герои тут же запираются в лагере и смотрят с башен, как горят поместья и селения, как варвары грузят на лошадей наше добро. Клянусь Геркулесом, еще один набег, я отсюда уеду.
– Не болтай чепухи! Куда мы поедем! К тому же наш Эск ни разу не взяли, – напустилась на него супруга.
– Вот счастье! А то бы даки забрали и тебя, и девчонок. Не болтай глупости, накличешь… – Кандид тронул на шее какой-то амулет.
– Вы все в Италии – счастливцы, – обратилась к гостям Майя. – Вам не угрожают ужасные варвары-волки из-за реки.
– Есть вещи пострашнее набегов варваров, к приме… – сказал Приск и замолчал на полуслове.
– Да уж! Есть вещи пострашнее, – тут же подхватила Майя. – К примеру, ужасный курорт в Байях. Ни одна добродетельная женщина не может туда поехать и сохранить доброе имя.
– Сущая правда, – подтвердил Кука. – Я работал банщиком в Байях.
Все онемели. Майя-старшая ахнула и всплеснула руками, а девушки захихикали и залились краской. На миг смуглый Кука стал для них воплощением Приапа, этого италийского божка мужской силы, что служил символом безудержной похоти и разврата.
Кука, понимая, что проговорился, тут же кинулся оправдываться:
– Да нет там ничего ужасного. Есть горячие источники, как раз на них и построены термы. Сам император Август там излечился, и другие вполне приличные старички приезжали купаться в наших водах. Оно, конечно, если выйти к вечеру на берег, так увидишь, как роскошные корабли с золочеными носами отчаливают от берега. Сверкает перламутровая отделка в багряных лучах, паруса превращаются в пурпур. На берегу садятся ужинать отдыхающие, расставляют ложа и столики или попросту расстилают на песке ткани. Повсюду музыка, смех…
– Как красиво! – воскликнула Майя-младшая. – Я просто все это вижу.
– Кстати, на таких кораблях я часто бывал, – расхрабрился Кука. – Однажды плавал на корабле самой Юлии, дочери божественного Тита.
– Неужели? – Глаза Майи-младшей так и заблестели.
– Бедняжка, она умерла такой молодой! – вздохнул ликса Кандид.
– Пыталась вытравить плод от Домициана, вот и померла, – тут же поведала добродетельная хозяйка.
– Майя! – возмутился ликса.
– Да это же все знают: она спала с родным дядей! – поджала губы Майя. – Мне об этом любовница легата Наталиса рассказывала.
– А я… вообще-то начинал в Тире красильщиком пурпура. – Кандид попытался спешным маневром сменить тему разговора. – Там-то я смекнул, что торговля – главный путь к богатству. Сами посудите, если крашенная в пурпур шерсть стоит в сорок раз дороже некрашеной…
Виночерпий тут же подскочил и наполнил его кубок, по опыту зная, что рассказ хозяина будет долог.
– Милый муженек, по-моему, нам пора купить пару ученых рабов, чтобы один читал стихи, а другой играл на кифаре, – прервала супруга Майя: ей совсем не улыбалось слушать рассказы мужа про его путь наверх, она выучила их наизусть и могла любую фразу продолжить вслед за мужем.
– Вот уж нет, на такую ерунду тратить заработанные потом и кровью деньги не собираюсь. Видал я таких бездельников. В Италии один невежда купил себе целую ходячую библиотеку: один раб знал в совершенстве Гомера, другой – Вергилия, прочие – еще какого-нибудь знаменитого поэта.
– Я могу почитать, – предложил Кука, но его предложение проигнорировали.
– Может быть, ты, молодой человек, нам что-то прочтешь? – обратилась хозяйка к возлежащему подле нее Приску. Вкусам Куки она явно не доверяла.
– Что именно? Катулла? Вергилия? Овидия? – спросил Приск небрежно. Он уже захмелел, в тоне его и в манерах нет-нет да и проскальзывало высокомерие.
– Овидия… – попросила Майя-старшая. – Он жил здесь неподалеку, в Томах.
– Это пожалуйста.
Приск поднялся. Сделал глоток, улыбнулся Майе-младшей, подмигнул Кориолле и начал:
Хоть в населенье страны перемешаны греки и геты,
Незамиренные все ж геты приметней в быту.
Много сарматского здесь и гетского люда увидишь —
Знать по просторам степным скачут туда и сюда.
Нет среди них никого, кто с собой не имел бы колчана,
Лука и стрел с острием, смоченным ядом змеи.
Голос свиреп, угрюмо лицо – настоящие Марсы!
Ни бороды, ни усов не подстригает рука.
Долго ли рану нанесть? Постоянно их нож наготове —
Сбоку привесив, ножи каждый тут носит дикарь[33].
– Да уж, – нахмурился Кандид, – таких дикарей тут всюду полно. Выпьем за славу Рима! Принеси-ка мой ритон, Севт! – приказал он виночерпию. – Говорят, наш бог Вакх, которого местные называют Сабазием, родился в этих местах.
Севт вернулся с серебряным сосудом в виде рога, увенчанным фигуркой коня. Приск оценил красоту работы – тончайшие каннелюры на самом ритоне, золотую инкрустацию на груди и голове серебряного скакуна. Пока виночерпий держал ритон, второй раб заливал в рог неразбавленное вино. На груди у серебряной коняшки имелось маленькое отверстие, и вино, пенясь, забило из него струей.