Боевой разворот. И-16 для «попаданца»

Подпола и майора. Ну, еще полковник. Просто под руку попался. Хотя не думаю, чтоб он не при делах был. Наркотрафик, короче. Очень большие деньги. Это помимо еще и обычной в наших делах подставы. Местных всех, разумеется. Кто там был. В той группе палаток. Еще америкоса. Белого. Совсем. WASP[69]. То ли наблюдателя, то ли надзирателя с полномочиями главнокомандующего. Ни за что не отвечающего, разумеется. Почти. Туда же, до кучи. И гражданских. Двое. Русскоговорящих. Бабу Серега на себя взял. Мне сложно было. Тогда еще. Охранников еще пару до кучи, ну и кому-то просто не повезло, наверное. В ту ночь. Они ж не ждали ничего такого. Было легче, чем в горах. Не то попривык уже. Потом расклад слегка подтасовали. Как могли. Чтоб на местных душманов концы свести. Получилось бы, впрочем, едва ли. При внимательном разборе. Полетов. Но тем же утром всех собрали – и на Ил-76-е. Загрузили. Через пять часов уже в Чкаловском[70] высаживались. Революцию делать. Она и списала. Все-все. Я так думаю, правильно мы тогда с Серегой сделали. Потому все и сошлось.

Обойдя Чарновчицы – деревня такая, километрах в десяти от Жабинки, точнее село, потому что с церковью… вернее, костелом, красивым таким, даже не одним, кажется… там, похоже, тоже немцы обосноваться успели… уже – решаю проверить одно свое предположение. Иду себе по лесу вдоль тропки, медленно-медленно, и смотрю внимательно-превнимательно… Ну точно. Пока обходил Сосновку да Няневичи – делать нам там ну совершенно нечего, – обнаружил полосы три, пожалуй, ну, типа контрольно-следовых, только что не вспаханных, а… ну дает, этот самый Катилюс… Ни за что не заметил бы, если б не знал, что искать. Да и все ли заметил… Не думаю… Там веточка за веточку зацепилась, здесь лужица со следочком, запоминающимся таким, а тут листик как-то не так… повис. В общем, как ни иди, а кому нужно, непременно засечет. То-то он этих «бранденбургов» – а там далеко не детки были, чай, – так резво скрал… Видно, все три месяца готовился к чему-нибудь эдакому и людей своих обучал. Пока стояли тут. «Гэбню», значитца, кровавую, волков позорных. Костик вспоминает, тот обмолвился как-то, вырос, мол, на заставе. Типа сына полка. Чуть ли не с самим Карацупой[71] служил… Хорошо, что прадедушка Костик не спецназовцем каким-нибудь теперешним был. Чему бы я таких, как Катилюс, интересно, мог научить? Датчики ставить да обходить? Так где я теперь, а где те датчики…

Костик напомнил еще, тот орлов своих, из охраны аэродромной, отбирал-отбирал, а потом – как сидоровых коз… все время. В Белогорске еще, и добился, чтоб сюда с ним. Тоже отправили. Сержантов, срочников даже. Некоторых. Смотреть все ходили еще на их тренировки. Летуны с технарями.

К вечеру прошел через лес и увидел вдали Жабинку. До аэродрома отсюда километров пять всего, но туда выйду под утро. Целее буду. Может быть. Утащив в овражек пару хороших охапок сена, расположился там на ночлег. Дураков нетути – в стогах ночевать. Скольких таких вот любителей походно-полевого комфорта на тепленьком, значитца, и поотлавливали… А чтоб рассыпавшееся сено просечь могли, рассвести сначала должно. Поворочался минут десять, мечтая насчет пожрать, да и вырубился. Больно тяжелый день выдался.

Кстати, а Серега-то долго еще на меня посматривал. После той истории. Странно так, что ли. Я так потом лишь понял. Задним, что называется, числом. Что о таких вот делах лучше чтоб один знал. Но ничего. Не то пожалел, не то понравился ему чем, не то просто смысла не стало. Проехали…

Проснулся, как и хотел, где-то за час до рассвета.

День третий

Проснулся, как и хотел, где-то за час до рассвета… От холода в том числе. В средней полосе всегда так. Июнь. Днем жарища, а ближе к утру колотун. Жрать не хотелось пока. Слегка размявшись, двинулся по знакомым уже и основательно хоженным Костиком тропкам к аэродрому. Штанины комбеза сразу промокли, хэбэ, бельишко даже – насквозь. Поскольку роса выпала, обильная. Она, кстати, и спасла. А также то, что развиднелось уже. Слегка. Иначе здесь мой путь и закончился бы. А так – заметил-таки. Поперек тропинки наподобие мелких-премелких жемчужинок. Бисеринок. Меня аж как током прошибло. Присмотрелся – и точно. Ниточка. Защитного, надо думать, цвета. В утренних сумерках – непонятного темного. Суровая. Растяжечка, однако. Да еще и поставлена по уму – в консервную банку и на высоте. Видно, не до того было, чтоб снять. М-да… И с собой ведь не захватишь. «Эфку» эту. Без чеки. К тому же кто их знает, нынешних. Может, сообразили уже и вместо замедлителя какую-нибудь хрень вставлять. Во взрыватель. Чтоб без задержки. А жаль. Полезная штукенция. Во многих жизненных случаях. И не жизненных. Тоже.

Вышел в районе палаток, внимательно прислушался. Шатров тех уже не было, и вообще сплошной разор и запустенье. Полчок, похоже, умотал на восток. Разумно. Зная Шульмейстера, не думаю, чтобы здесь хоть что-то осталось интересного. Для меня. Однако чу! Какой-то шум на самолетных стоянках. Да не просто шум. Будто взрывом, мат-перемат и матюгами погоняется. И голос вроде знакомый. Точно, Петрович.

Не скрываясь уже, подхожу ближе. Там что-то вроде тента соорудили из кусков брезента, под тентом «миг», рядом с «мигом» Петрович и тот самый салага-технарь. Похоже, что-то уронил Петровичу на ногу, и тот теперь ему вполне вежливо и обстоятельно рассказывает, что так делать нехорошо и неправильно. Тихушничать не стал – кто ж его знает, что простой обыкновенный технарь с испугу да устатку сотворить может. Наоборот, не спеша подошел, что-то насвистывая: «Броня крепка, и танки наши быстры…» или: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…»[72]. Все время их путаю. Мотив, в смысле. Впрочем, с моим персональным медведем на ухо – без разницы.

Петрович как будто даже не удивился мне. Впрочем, смотрю, он едва на ногах стоит, и явно не от водки. Запашок есть, но так… фоновый. Под глазами аж круги черные.

– Жрать будешь… – пробормотал только под нос. Именно так – без вопроса в голосе. Утвердительно скорее. Молодой тут же метнулся под фюзеляж и выволок сверточек. С полкирпича хлеба, тушенка, нож. Пара луковиц. Фляжка с холодным чаем. Самый очаровательный натюрморт, для тех, кто понимает.

Пока заправлялся, Петрович выложил новости. Вернулся из нашей четверки один Фролов. На едва живом биплане. Но сам целый. Доложил, что мосту каюк. Попал-таки, значит! А также что Петракова зенитки ухайдокали, в огненный шар, а замполита «мессер» поджег. На обратном уже пути. С концами. Но мою героическую посадку успел заметить, черт глазастый, а поскольку один «миг» был поврежден при бомбежке до состояния пригодности только к разбору на запчасти – это уже после нашего вылета к мосту пара «сто десятых» подскочила, другой же мною лично, тогда еще, но до вполне ремонтнопригодного состояния, а перебазироваться в Кобрин надо было спешно, ибо стрельба слышалась уже чуть ли не в Жабинке, да и Катилюс докладывал о мотоциклистах, побитых его орлами… опять же, и грешники, ко всему, в лице Петровича и молодого, в наличии имелись… короче, Фролов, Батя и старлей Гудава, комэск-раз, оседлали исправные «миги», прочие же пайлоты – все, что оставалось летающего, да и закурлыкали журавушками в сторону Кобрина. Туда же двинулась автоколонна технарей. А эшелон с семьями и большей частью барахла Шульмейстер еще прошлой ночью умудрился из Жабинки отправить. Может быть, даже успешно.

Что же касается Петровича с молодым, то их, во искупление грехов тяжких, оставили с нелетающими «мигами». Чтоб снять консоль и винт с безнадежно поврежденного и установить на моего крестника. «Миг» вообще в этом отношении машина совершенно уникальная. Как по удобству обслуживания, так и по взаимозаменяемости компонентов. Затем они должны были укатить на оставленной «полуторке». Если успеют. Петрович-то, он и водить могет. Неплохо причем. Ближе к вечеру У-2 прилетел, с Фроловым на пассажирском месте. «Миг» вроде как для него готовили. Только движок запустил, начал рулежку – хлоп, амортизационная стойка шасси полетела. Видимо, еще тогда повреждена была, а тут то ли на кочку попала, то ли просто до первой серьезной нагрузки жива была. В общем, получили они приказ все сжечь к такой-то матери. Но сначала починить. Вдруг кто еще из наших сможет прилететь. Из пилотов. Или я вернусь. Фролов так и сказал: «Этот вернется, чует мое соколиное сердце». Рост авторитета налицо. Нашего с Костиком то есть. Пустячок, а приятно.

Словом, провозились всю ночь, ремонтируя и одновременно готовя все к поджогу. К утру уже все валиться из рук стало, изматерились едва ли не до иссякания слов с выражениями, особенно Петрович. Этот умеет. Призагнуть. А тут – здорово, братцы, вот и я, видать, не ждали ни… совсем. «Миг» мой как раз заправлен уже и к бою готов. С парашютом даже на сиденье. И зеркальце присобачено. Заднего вида. Опция, блин. Только что без карты. Но уж Кобрин-то я как-нибудь найду. Тут на лицо мне падает свет, и Петрович с молодым начинают ржать. Видок у меня, конечно… тот еще. Баба-яга в тылу врага.

Быстренько, при фонарике еще, привожу себя в порядок сохраненной (или захомяченной для себя – какая, впрочем, разница) Петровичем бритвой и не то орлом, то ли еще каким птицем взлетаю в кабину «мига». Определенно повыше, чем у И-15. И попросторнее, хотя и ненамного. С моим ростом еще ничего, а вот тем, кто погабаритней… Не знаю, как помещаются.

«Миг» мне тоже всегда нравился. Самый, пожалуй, красивый из истребителей начала войны. Не только наших. С мощным мотором, чуть сдвинутой назад кабиной и хищным силуэтом. Немцы, впрочем, считали его дубоватым. Называли «Иваном». Теперь, однако, посмотрим, кто у нас дубоватый. Я на этой машинке не одну сотню часов провоевал. В паре с Покрышкиным. Виртуальным, разумеется. По моему – и Покрышкина, кстати, – мнению, единственным серьезным недостатком этой машины является слабоватое – для перехватчика – вооружение. Один синхронный БС плюс пара ШКАСов. Несерьезно. Насколько помню, были модификации с тремя БС, но мой не из таких. Зато для РС пусковых нету и бомбодержателей тоже. Чистый истребитель. Что ж. Бум истреблять.

Мотор запускается с первого контакта. Петрович он Петрович и есть, никак не иначе. Выруливаю на взлетку. Придется брать правее, по центру воронки щерятся… Видимо, это от тех, что остающийся «миг» повредили. Бомб. Разогрев двигун, даю взлетные обороты, нагружаю винт и отпускаю тормоза – машина пошла! На взлете ничего себя ведет… нормальненько. Обзор только не очень. Виражом набираю высоту. На востоке уже светло, на западе темень. Почти как позавчера. Всего-то лишь… А кажется, вечность прошла… Вижу горящий «миг», тот, с которого все поснимали, и «полуторку» с Петровичем, сразу запылившую к дороге. Петрович умный, к проселку рванул, не на шоссе. Привык небось огородами к сладенькому-тепленькому подбираться… Под бочок… Может, и проскочит. Даже наверняка проскочит. При отсутствии особого невезения.

У меня баки полные, поэтому сразу на восток не спешу. Обзор назад у «мига» тоже не так чтобы очень, так что лучше я запад боковым зрением контролировать буду. Забирая чуток к северу. А то подберется из темноты сволочь какая-нибудь, и поминай потом как звали. По прямой было бы минут десять, а так полчаса где-то – ну и что? А пока можно и навыки освежить. На практике. МиГ-3 все же довольно сложная в управлении машина. Продольная устойчивость намеренно снижена с целью улучшения маневренности, но это для асов, а у обычных летчиков лишь утомляемость повышается и аварийность растет. Стрелять сложно. В штопор, опять же, сваливается до того легко, что глаз да глаз за этой машинкой нужен. Всегда. Но особенно при посадке. Впрочем, ас – это как раз про меня, полагаю. Про нас с Костиком. Пока попробовал пару хитрых заморочек… своих, фирменных… пара прокатила, однако… прочие – нет. Вот уже и аэродром впереди. Высоты много не набирал, до двух тысяч.

Кстати, о сволочах. Очень даже вовремя это я. Прибыл, в смысле. Сюда. Четверка «сто десятых» «мессеров» парами полого пикирует прямо на взлетку. С добрым утром, тетя Фая, называется. Зенитчики проспали, что ли? Те аккурат с запада шли, не видно их было, движки, наверное, приглушили, опять же. А может, и нет, потому как утром на фронтовом аэродроме довольно сложно услышать что бы то ни было. Для меня, однако, идущего с северо-запада, они прям как на картинке. На фотосессии под софитами. Красивые такие все из себя, стройные, приближаются быстро, просто-таки стремительно, при моих-то без малого шестистах – набрал с потерей высоты. Аккуратненько пристраиваюсь к последнему ведомому, чуть снизу, чтоб стрелок не то что не достал, не увидел даже, винтом и газом выравниваю скорость, условия почти эталонные. Чуток упреждения, и хорошая такая очередь, вдоль по фюзеляжу. Метров, пожалуй, с пятидесяти. Броня там у него есть, но на такой дистанции от «березина» не спасет никоим образом. И точно, фашист ныряет вправо и вниз, явно неживым уже каким-то манером. Меня же, похоже, до сих пор не заметили. Чуть сбросив газ и высоту, выцеливаю ведущего второй пары. Тот что-то понял, успел шарахнуться вбок, и очередь БС прошла по мотору, а левый ШКАС саданул по центроплану. Там баки. Вспышка, а обломков уже не вижу. Остались сзади. Шедшая первой пара, похоже, успела уже просечь… ситуевину, сбросила бомбы и пытается уйти в вираж. А вот уж дудки! Это вам не И-15. Скорость у меня с хорошим запасом повыше, и как ни дубоват «мигарь» на малых высотах, а все ж поразворотистее «сто десятого» будет. Да и былые навыки стрельбы возвращаются буквально с каждой очередью. Вкупе с пилотажем.

Немцы, однако, попались опытные, пытаются маневрировать, так, чтобы подставить меня под задних стрелков. Но мне спешить некуда. До своих им еще ползти и ползти, а я – вот он уже. Успеваю даже оглядываться по сторонам и назад, набирая высоту. Решив, что у меня поменялись планы, фрицы рванули к линии фронта. Ухожу в пике, наращивая скорость, и на выходе опять бью снизу. Ведомый определенно понял, что ему грозит, пытается что-то придумать по горизонтали, но я все же успеваю на долю секунды вогнать его в нужную часть прицела и влепить очередь. Фатально. Ведущий тем временем успел снизиться до бреющего, и снизу его теперь не возьмешь. И под стрелка лезть не хочется… Оно, конечно, шанс невелик, но зачем? Счетец у меня к ним и правда куда как поболе одного самолета или тем более моста, причем, что характерно, по мере поступления выплат меньше не становится… ни на йоту. Размышляя над сим парадоксом, обгоняю утратившего свободу вертикального маневра «мессера» чуток в сторонке, после чего, зайдя в пике, атакую его с передней правой четверти. «Мессер», натурально, пытается встретить в лоб, курсовое вооружение у него – мама, не горюй, но запаса скорости нет, он странно зависает на секунду, чуток лишь не довернув до встречного курса, и, похоже, собирается сваливаться в штопор, вывести точно не успеет… Да и некому там выводить. После той очереди, что я все-таки успел в него всадить, проскакивая мимо на скорости. Реакция у нас с Костиком и правда – закачаешься. Что значит экологически чистый деревенский воздух по сравнению с загазованной-заговненной Москвой двадцать первого…

Разворачиваясь обратно в сторону аэродрома, успеваю посмотреть вниз. Разумеется, после осмотра всей воздушной сферы, от греха. На земле вспышка. Похоже, и последний «мессер» обрел-таки русской землицы. Ну, белорусской – какая разница. Украина и Белоруссия, равно как и остальные, при мне оставались независимыми. Но все границы с таможнями и прочими подобного рода радостями исчезли еще в 22-м. Ровно через 100 лет после образования того Союза. Специально подгадали. Правительства, впрочем, остались. С разными уровнями полномочий и автономности. У прибалтов, к примеру, поболе… Даже армии свои. Формально. Но да бог с ними, когда это будет, да и будет ли теперь вообще… Я, конечно, не переоцениваю свою роль, подумаешь, пара мостов и два десятка уничтоженных летунов, пусть и из лучших, довоенных еще люфтваффовских выпусков… Но вот оставшийся не уничтоженным истребительный авиаполк – это уже не фунт изюма. Да еще и такой классный. К тому же Батя, похоже, умудрился сделать куда как поболе казавшегося возможным, обеспечив разведданными и связью сухопутчиков, из-за чего наш аэродром не был еще захвачен даже к утру 24-го… Опять же, полагаю, если даже День Победы станут праздновать не двенадцатого, как у нас, а, скажем, 9 мая, и хотя бы парой сотен тысяч меньше нормальных мужиков поляжет, то и это уже было бы очень даже здорово. Ладно. Делай что должно, и да будет что будет. Как говаривал Марк Аврелий. Император и философ.

Вот уже и аэродром под сферу винта наползает. Осталось сесть. Что на «миге» далеко не самое простое дело. Захожу на средних оборотах, по-покрышкински. Высматриваю, где ни воронок, ни обломков. Притираю на все три точки – нормальненько. Однако обзора при посадке никакого почти. Шнобель здоровенный, да еще кабина назад сдвинута. Все на одних ощущениях вкупе с матерными чуйствами приходится исполнять. Да и пробег всяко длинноват по сравнению с прочими, хотя здешняя полоса и позволяет. Вполне и даже более чем. Ну здравствуй, аэродром Именин. Село так называется. Именины то есть. А неподалеку, километрах в пяти, Стригово. Так его то так, то эдак обзывают. Аэродром то есть. Даже в документах. Вот, наверное, путаницы будет у историков[73]…

Пока качусь, осматриваю окружающее пространство. Здесь всю дорогу 123-й полчок стоял. Иап. Истребительный то есть. Тоже на «чайках». Однако справа наблюдаю обломки и других машин… на «мессеров» чуток смахивают, но колер другой. Оба-на, это же Як-1[74]. С какой бы это, интересно, стати? Воронок, однако, хватает. «Мои» не могли. Видимо, со вчерашнего дня. Опа, да на этой машинке и по земле особо не покатаешься… Чуть повернул или тормознул неловко – и уже скапотировать норовит или стойку подломить. Воистину, птица, рожденная для полета и только для полета, увы. Наподобие стрижа. Тот тоже – с земли никак. Взлететь, в смысле. Бедный Костик… Подвзлететь хотел… Ну-ну…

Наконец, глаз выхватывает замаскированные бипланы, навскидку И-153, там же пара «мигов», таких же, как мой. Оставшиеся «яки», если есть такие, где-то попрятались, надо думать. Подруливаю и становлюсь в крыло с крайним «мигарем». Из ближнего леска направляется с пяток фуражек и пара летных шлемов. Подскочивший технарь, незнакомый, местный, по всей видимости, помогает спуститься по крылу. Топаю навстречу группе встречающих. Докладываю Бате без церемоний, разве что руку к шлему приложил. Тут же Фролов, остальных не знаю. Батя доволен:

– Что, Костик, понравилось выручать своего бестолкового комполка?

– Никак нет, товарищ майор!

– Что, неужто не понравилось?

– Никак нет, никого я не выручал… Так получилось… просто… – ломаю комедию. Лучше пусть полудурком считают, чем завидуют. Это Костик молоденький, лишь бы покрасоваться. Мы же куда как постарше будем, а во многия знания и печали многия же…

Первую пару мне с ходу засчитывают, все видели, а вторую – нет. Ну и черт с ними. Не ради наград воюем. Батя на это лишь головой качает. В счет полка не лишними были бы.

Фролов же просто хлопает по плечу, и мы идем все вместе к столовой. По ходу узнаю новости. Полчок наш, оказывается, повоевал всего-то лишь с полдня еще, после чего на аэродроме артснаряды затеяли взрываться. Пришлось вылетать в Кобрин. Обошлось, впрочем, без суеты и паники. Благодаря толковому командованию. Ну и, конечно, его величеству Шульмейстеру собственной персоной. Правда, теперь из того, что осталось в полку, машин и на две эскадрильи прежнего состава не набирается. Вместе с «мигами». Один из которых, кстати, капитально побился при посадке. Пилот, впрочем, не пострадал. Гудава. Однако мое владение новой техникой не то что вопросов, недоумения даже не вызывает. Столько всего произойти успело, что такая мелочь даже и не в счет. Наверное… Из Кобрина к тому времени давно уже успел смыться в неизвестном направлении штаб доблестной почти нашей 10-й сад. С некоторой частью техники. В стремительном бардаке. Оставив на разграбление Шульмейстером очень много чего интересного. Из коего чего оный формирует уже эшелоны, один даже отправить успел. Ночью. Нам тоже скоро уматывать. Поскольку пехотное прикрытие осталось лишь то, что сформировалось у Жабинки, да и того немного уцелело, а немцы все прут и прут себе вперед – не остановить. Авиацией, во всяком случае. Так что следующим пунктом базирования нашего ставшего каким-то уж очень смешанным авиаполка станет, по всей видимости, Пинск. Смешанным – потому что теперь у нас, помимо пары десятков «наших» «чаек», тройки (с моим) «мигов» и пары (один сгорел в разведке) У-2, добавилось с полэскадрильи «ишачков» из 33-го иап – горючего не хватило в Пинск слинять, хотели было уже жечь, а тут мы, – где-то полтора десятка Як-1 и даже невесть откуда взявшаяся тройка Ил-2[75]. Ну и, конечно, – как же без них – еще где-то с эскадрилью «чаек». Сборную. То есть с миру, что называется, по нитке. В основном из почти полностью уничтоженного на земле 74-го шап[76], но несколько даже из других дивизий. Понаехали, значитца, тута. Всякие. Но аппетиты росли, и этого уже явно маловато кажется, поскольку Фролов шумно-матерно возмущается неудачей с Як-1[77], на которых никто здесь не умеет летать. Но это бы ладно, руководство по ЛЭ есть – с ним в кабину, лети себе да почитывай. Шутка.

Плюс к этому тыловики умудрились даже и бензина подходящего на Именин не завезти. Высокооктанового. Впрочем, наши подкинули трошки – «миги» такой же кушают. Однако еще и снарядов к пушкам забыли запасти. Не то потеряли где-то. В коей связи возникает закономерный ответ на вопрос: а есть ли жизнь на Марсе? Получается, не знаю, как там на Марсе, а на Земле без Шульмейстера точно нет…

– А это, блин, такая машина – куда там «мигарю», – волнуется мой все еще ведущий. Но уже вполне весь из себя комэск. По мне, так машина как машина. «Як» этот, в смысле. Лично мне «миг» больше нравится. Вертикальная маневренность просто потрясающая. Стоит только нос хоть чуток наклонить, так тут же прыгает, словно пришпоренный. Впрочем, дело вкуса. Как ни крути, а в эскадрилье нашей теперь три уже целых «мига» и пять «ишаков». Ничего себе машинки. Типов 24 и 28. Последний даже пушечный. И ни одного пилота для «яка». Один хрен, полечу, если что… Спросят – скажу, опять во сне увидел. Или еще чего в этом же роде. Пошли все в жопу.

Рассаживаемся в столовой. Капитальное строение. Кормят даже лучше, чем обычно. Наплевав, похоже, на все нормы довольствия. Наверное, решили – не пропадать же добру. В руках оккупантов. Пока снедали, зашел весь замотанный такой капитан. Сапер. В сопровождении кучи цыриков, волокущих ящики, шнуры и прочую взрывчатую пакость. И правильно. А то в той истории фашикам все почти что нетронутым досталось.

Допил какао с коржиком, после чего Фролов повел меня показывать казарму и мое место в ней. Нормально устроились. Вода, ватерклозеты… С вазонами. Впрочем, ненадолго это. Улегся, однако, вздремнуть. Часок-другой. Ночью-то почти не спал. Сразу словно в омут провалился. Проснулся – за плечо трясут. Дневальный. По часам уже половина первого. Не слабо храпанул. Впрочем, не храплю, кажется. Очень полезная особенность. Для спецназовца. Для летчика же – хоть обхрапись. Соседям на радость.

Прибежал на КП – там у Бати с Фроловым такое вот счастье… Стратегический разведчик. Немецкий. Прошел часа три назад. Вчера тоже был. Но вчера нас на «мигах» не было. Обратно ему где-то еще через полчаса возвращаться. Если по-вчерашнему судить. Нам, выходит, наперехват. Мне, значитца, выспаться дали. Премного благодарен. В особенности за то, что разбудили. Иначе уж очень обидно было бы. Что зря столько раз отрабатывал ту знаменитую попытку перехвата[78]. На симуляторе, разумеется. Разведчик тот же самый, наверное. Которого еще у Буга наблюдал.

Хорошо еще, что «миги» у нас в полной комплектации. Со всем то есть оборудованием для высотных полетов. Включая кислородную маску с баллонами. Даже заряженные баллоны откуда-то взялись. Благодаря Шульмейстеру, не иначе. Насколько помню, на полевых аэродромах в жутком дефиците были. И свечи нашлись. При высотном полете на «миге» свежие свечи самое наипервейшее дело. Еще дал команду заправлять только наполовину. На полный радиус мне один черт не летать, а скороподъемность возрастет. Именно как раз она мне сейчас более всего и понадобится.

Пока технари меняют свечи и проверяют кислород, занимаюсь собственной экипировкой. Народ опытный, все нужное приволокли. Это до средних высот летом можно в комбезе или даже просто в хэбэ. Взял, однако, не все. Кабина у «мига» закрытая, и жар от движка гнать будет, насколько помню. Хэбэ с комбезом свои оставил, пусть и пропотели вусмерть, а менять не стану. Примета, однако. Пусть я и не суеверный, но… Лишь поддел теплое белье. Перчатки… сойдут и летние. Планшет… пригодится. Когда возвращаться буду. Зимний шлем… к черту. Если б, к примеру, в засаду на снегу валяться, взял бы все и еще попросил. А так… минут через сорок сяду, если вообще… из них на высоте хорошо если полчаса. Перетерплю. С сапогами удивил народ. Обмотал ноги под портянку газетой[79]. Мятой. Похоже, здесь этого фокуса не знали еще. Все впереди…

Летим парой. С Фроловым. Бате не по чину, а остальные на «миге» слабоваты. Пока еще. Но взлетать и в набор высоты идти каждому самостоятельно. Как и тогда… В том случае тип самолета определить не удалось. Если это Ju-86P, то я сразу пас. У него потолок хорошо за двенадцать тысяч. Пусть и при очень небольшой скорости и хилом вооружении. Но вряд ли здесь тот случай. На той высоте его просто не заметили бы. Значит, или Ju-88D, или какой-нибудь из высотных «дорнье». С теми вроде получалось. У меня.

Усевшись в кабину, тщательно проверяю все параметры. Приборы, конечно, примитивные, но хватит и этих. Давление в пневмосистеме – это важно! Иначе стрелять не смогу. Тем более на высоте. Радиостанции на моем «миге» нет. Впрочем, недостаток ли это, трудно сказать. Когда впервые прочитал, как пилоты ВВС РККА отказывались от радиостанций (и в конце концов отказались-таки, на беду свою), подумал – какие, однако, идиоты! Ретрограды дуже поганые. Однако, когда поработал с тогдашней радиостанцией на реальном симуляторе, дошло – не все так просто. С тем качеством связи она, пожалуй, и правда большей частью лишь отвлекала от полета. Особенно человека, не умеющего толком ею пользоваться. Настроенная и обслуженная к тому же кривыми грабками полуграмотных тогдашних «спецов». А хороших – откуда взять? С завода? А работать тогда кому? Да и на заводе… Наверняка пара-тройка наладчиков что-то реально петрят, остальные же – мясо. Обычно.

Сижу на взлетке, жду. Весь высунувшись из кабины, разумеется. В закрытой обзор никакой. А так – все небо аж до горизонта видно. В общем чистое, но облачка попадаются. Изредка. Видимость, впрочем, по полной. Чтоб не замылились глаза, периодически оглядываю летное поле. Однако, неслабая сила здесь собралась. И главное, все налажено и в готовности. Зенитчики зенитят, получимши звездюлей за утреннее, шестерка «чаек» исправно болтается на трех где-то тысячах, еще шесть в готовности… Все замаскировано, технари суетятся, заправщики шустрят. Точно не помню, но, кажется, в той реальности здесь к этому времени совсем другая картина была[80]. Оп, кажисся, летит что-то. Далеко-далеко на востоке. Малюю-ю-юсенькая такая точечка, и инверсионный след за нею. Тянется.

По глазам Костик определенно чемпион. Очень важное преимущество для боевого летчика, а для истребителя вдвойне… да нет, втройне, пожалуй. Завопив «От винта!», шлепаюсь в кабину и жму пневмозапуск. Движок пошел. Теперь есть время не спеша устроиться поудобнее, пристегнуться и так далее. Движок должен прогреться. Он сейчас в оптимальном состоянии. Поскольку на том аэродроме этот «миг» почти не летал, а по дороге сюда должен бы успеть качественно приработаться. И насиловать его пока что особой нужды не было. И свечи новые. От движка сейчас почти все зависит. Помимо меня. Разумеется.

Слева задвигалась машина Фролова. Даю обороты, нагружаю винт – разгон, взлет. Иду в набор. Пока виражами. Наивыгоднейшая скороподъемность тысяч до семи при 260 – 270. Км/ч. Потом сбросить где-то десятку. На восемь тыщ должен выйти минут через десять… или одиннадцать… или двенадцать… в общем, как получится. Над этой машинкой аж сам Петрович поколдовал… Должно получиться. Потому что Петрович, он, конечно, в поликарповском КБ работал. Долго. Но потом в микояновское перешел, причем не так чтобы вовсе сам…

Вот, кстати… Потом треп шел, мол, ах какой гениальный этот Микоян. За четыре месяца аж целый истребитель сварганил. На самом же деле это была поликарповского КБ разработка. Но – Поликарпов-де и так загружен, уж так загружен, что прямо сил нет, в отъезде к тому же на данный текущий момент, а у нас тут как раз молодые таланты подросли. Наследственные к тому же. Поскольку того самого Микояна братец. Анастаса, ну, который «от Ильича до Ильича – без инфаркта и без паралича». Лично у меня прочно ассоциируется с бессмертным трудом под названием «Кулинария». Что вместе со столь же фундаментальным творением Похлебкина никогда не покрывался пылью на полке книжного шкафа в нашей московской квартире… Впрочем, и КБ получилось классное. При всем при том. Потом многие годы основным по истребителям было. Сухой-то лишь чуть позже этой темой вплотную занялся. Впрочем, и сынишка у Анастаса ничего был… Степан. Сначала боевой летчик, потом – испытатель. В войну, что интересно, на «яках» летал. А после испытывал-таки «миги». Так что если чей-то братик или сынок – вовсе не обязательно автоматом бездарь и сволочь. Всяко бывало. И бывает.

Скоро остаются внизу кружащиеся над аэродромом «чайки». Действительно, на трех тысячах болтаются. Теперь надо уже вовсю головой крутить. Не дай бог, охотнички… Так, пять тысяч, по альтиметру, за восемь с половиной минут. Это нормально. Надеваю маску, включаю подачу кислорода. Нет, дышать нормально еще. Но штука это коварная. Сам не поймешь потом, как сознание потерял. И когда. Если будет кому… вспоминать. Начинаю давать очереди. Коротенькие такие. Всеми пулеметами. Примерно каждую пару-тройку минут.