Где этих инструкторов воспитывают – ума не приложу! Как можно во время езды по городу постоянно спрашивать, что означает тот или иной знак, которые гаишники специально развесили по всему городу, чтобы позлить автомобилистов? Он меня этими знаками просто замучил. Что, говорит, означает белый треугольник с красной окантовкой? Откуда я знаю, что он означает. Какой-то магический символ, вероятно. Масонский знак. Впрочем, нет. Я чего-то путаю. Масонский знак – это когда внутри треугольника глаз изображен.
Кстати, эти гаишники со своими знаками – тоже негодяи порядочные. Мы как-то остановились у поворота, а там висит такой странный знак, на котором здоровыми буквами написано по-иностранному «STOP». Хорошо еще, что я изучал английский и сразу догадался, что надпись означает «STOP TALKING». То есть, хватит болтать за рулем. Я, между прочим, сразу замолчал, а этот инструктор продолжал болтать, как сорока. Сам, между прочим, свои правила не выполняет.
Вообще, имейте в виду, что очень сложно приспособиться к идиотским запросам инструктора. К примеру, он всегда требовал, чтобы я ездил шестьдесят километров в час. Какие, к черту, шестьдесят километров, когда, во-первых, мы катались только полчаса в день, а во-вторых – такие пробки на улицах! Я еле-еле двадцать километров успевал наезжать. Вот такие невыполнимые требования делают. А ты – крутись, как хочешь.
Еще вы бы видели, как он визжал, когда я из пробки выехал на совершенно свободную осевую линию. Где логика, спрашивается? Я сделал ловкий, энергичный маневр, избежал пробки, а он опять орет.
Короче, устали мы друг от друга – ужас просто. Не скрою, и у меня были свои определенные недостатки. Например, я совершенно напрасно спутал газ с тормозом, когда подъехал к стене. Но я же извинился! И маленькая вмятинка на капоте вовсе не стоила таких сильных выражений.
Самое неприятное заключалось в том, что экзамен я так и не сдал. Причем опять же не по своей вине. Экзаменатор сам виноват, что стоял слишком близко к машине и я немножечко проехался ему по ноге. А вот пользоваться служебным положением в личных целях – некрасиво! Я всего-то до этого набрал 8 штрафных баллов из десяти. Два балла у меня же еще оставались, так этот гаишник меня выгнал сразу после того, как я съехал с его ноги. Вот такой был личный выпад в мою сторону, что совершенно недопустимо при официальных взаимоотношениях. Я, конечно, пошел жаловаться, но в комиссии сидел мой инструктор, который так разнервничался, увидев меня, что при попытке отпить немного воды откусил половину стакана.
В общем, тягостное у меня какое-то чувство осталось после этой автошколы. Непрофессионалы там работают – я вам точно говорю. Только вы не подумайте, что это меня остановило от покупки машины. Ничего подобного! Купил и езжу. Без прав, зато с обязанностями. Между прочим, гаишники на улице – вполне душевные ребята. Я всем объясняю, что жена уехала в командировку и специально забрала мои права, чтобы я по девушкам не катался. Верите ли, почти все входят в положение и часто даже штраф не берут.
А осенью я обязательно пойду сдавать на права. Если дальтонизм, конечно, вылечу. Кстати, я не понимаю, за что дальтоникам такие ограничения? Зачем вообще цвета различать? Если нижний светофор горит, значит можно ехать. Если верхний, то ехать нужно очень осторожно. А на средний вообще внимания можно не обращать, так как гаишники сами не в курсе, зачем он нужен.
День гаишника
Последнее время автоинспекторы стали изъясняться дензнаками…
© Антон БлаговещенскийУра! Свершилось! В нашей семье теперь появился новый праздник. Это 21 марта, которое отныне называется «День ГАИшника». Думаете, я с ума сошел? Мол, у них и так каждый день – праздник, у кровососущих наших автоинспекторов с большой дороги. Куда уж больше! Но я с ума пока еще не сошел. Рассказываю все по порядку.
Вчерашний день, часу в шестом, зашел я… Тьфу, какие-то стихи в голову лезут. Короче говоря, часу в седьмом повез я жену в аэропорт «Домодедово». Ехать далеко, на другой конец столицы нашей, в том числе и родины. Надо сказать, что я вожу машину очень аккуратно и дисциплинированно, поэтому при виде знака «Ограничение до 40 км/час» всегда понижаю скорость до 100 км/час. Итак, несусь я по кольцевой дороге. Машин почти нет, ветер свистит в ушах у «форда», словом, красота. Краем глаза замечаю видеокамеру, которыми на нашу беду снабдили гаишников уже почти по всей Москве. Немедленно уменьшаю скорость проследования транспортного средства со 180 км/ч до разрешенных 100 км/час, вскорости вижу гаишный пост и сбрасываю скорость до совсем уж каких-то невероятных 60 км/час. Вдруг вижу: со страшной скоростью несется с другой стороны шоссе толстый гаишник, закутанный в свой тулуп. Бежит, бедолага, с явным намерением перехватить мой несчастный фордик и предъявить какие-то жуткие обвинения, а может быть, просто с целью полюбоваться на мою фотографию в водительском удостоверении (которое у меня, как ни странно, сейчас есть, хотя я года два катался будучи совсем даже не удостоверенным). Гаишник уже на моей стороне и машет своей палкой, показывая, чтобы я проехал его стройную фигуру и остановился позади. Но я полон уважения к нашей славной автономной инспекции, поэтому лихо сворачиваю к обочине и торможу прямо перед ним, профессионально остановившись в 5 сантиметрах от гаишных валенок. Выхожу из машины. Бравый офицер стоит с непроницаемо-синим выражением лица и, по-моему, уже немножечко умер. Я начинаю диалог:
– Але! Офицер! По Женевской конвенции вы обязаны представиться, сообщить вашу фамилию и звание, а то я под вашим тулупом не могу разглядеть – кто вы: генерал-майор или простой сержант!
У гаишника немного оттаивает лицо, он несколько раз открывает рот, откуда выплывают все последствия сегодняшней торжественной встречи четырех часов утра на посту ГАИ, после чего сиплым голосом изрекает:
– Ты чо, [вырезано цензурой], прям перед мной становился. Я же махал, штоп ты за меня проехал. Во, блин, водитель пошел. Не понимает, [вырезано цензурой], чаво ему машут. У меня от тебя – во, [вырезано цензурой], аж давление подскочило!
Я интересуюсь:
– А какое давление? Артериальное или внутричерепное (это я, конечно, шучу – откуда у линейного гаишника внутричерепное давление?)? А может, просто подскочило давление на водителей?
Гаишник задумывается. Потом шутит:
– От вас, [вырезано цензурой], любое давление подскочит. Даже ушное!
Две вороны, случившиеся в пролете неподалеку, получают немедленный инфаркт миокарда, так как попадают под струю хриплого и жизнерадостного смеха гаишника, которым он наградил сам себя за столь прелестный образец линейного юмора.
Я вежливо улыбаюсь правой нижней половиной лица, выражаю уверенность, что этот инцидент не повлияет на взаимоотношения между нашими великими народами, сажусь в машину и намереваюсь уезжать. Гаишник внезапно отвлекается от своего неимоверного юмора и непонятно какого давления, наливается красным цветом и четко направляется ко мне.
– Водитель! Вы превысили скорость!
– Не может быть!
– Может! Приборы зафиксировали!
– Зафиксировали или запеленговали?
– Зафиксировали. Не надо мне здесь это тут вот умничать. Платите штраф.
Еще чего. Штраф платить. Я честно видел эту камеру и сбросил скорость до вполне приемлемых даже для среднестатистического гаишника величин. Все это я излагаю гайцу с повышенным давлением, тот немного думает, потом изрекает:
– Вы не снизили скорость при приближении к участку дислокации ГАИ. Вы видели знаки, которые расположены при приближении к участку дислокации ГАИ?
– Видел. Красивые знаки.
– Вы их не соблюли!
– Соблюл.
– Не соблюли.
– Еще как соблюл. Я их соблюдал раз пять или шесть при приближении к участку декларирования ГАИ.
Гаишник озверел и заявил, чтобы я отправлялся на пост разбираться со своими нарушениями. Раз уж я такой тупой и идиотский водитель, который не понимает собственной выгоды. Что тебе стоило, заявил гаишник, дать мне хоть сколько-нибудь денежек! А теперь я попаду в лапы крутых гаишников на посту, которые с меня снимут все, что только можно. Я сказал, что топчись они конем, крутые гаишники, и что – где наша ни пропадала! Да практически везде пропадала! И с этими словами отправился на пост, навстречу своей судьбе.
В помещении поста было уютно и тепло. Там находились четыре гаишных офицера, которые были заняты обсуждением, кто из них повезет в отделение двух пойманных с поличным молодых контрабандисток с Украины. Речь шла, как я понял, о том, что те два счастливчика, которые повезут доставлять нарушительниц в отделение, имеют все шансы получить по дороге некоторую взятку уже совсем не контрабандой. А после этого они могут сделать вид, что нарушительницы скрылись, и вернуться усталыми, но довольными обратно на пост. Во время беседы по рации несколько раз передавали о введении плана «Перехват» и сообщали приметы угнанных машин. Я от скуки насчитал две или три машины, проезжавшие мимо поста, которые полностью отвечали приметам розыска, а гаишники все спорили. Наконец, мне надоело ждать и я потребовал объяснений.
– Нарушили скорость, товарищ водитель! – громко произнес один гаишник и посмотрел на меня с некоторым вызовом.
– Ничего не нарушил, товарищ капитан! – сказал я. – Можете проверить. Вся скорость на месте.
Капитан некоторое время молча смотрел на меня, потом уже тише сказал:
– Вы ехали по кольцу со скоростью 178 километров, а разрешается только 100 километров.
– Товарищ капитан, – заканючил я, – какие 178 километров? Я от дома-то всего на 40 километров отъехал, не больше.
– Товарищ водитель, – разъярился гаишник, – вы сильно превысили скорость. Это большое нарушение.
– А что мне за это будет, – заинтересовался я, – выведут за сортир и расстреляют?
– За сортир не выведем, а материально будем наказывать! – твердо ответил гаишник.
– А откуда, собственно, известно, что я превысил скорость? – обнаглел я. – Это вам линейный сказал? Так он пьян – в дым, и у него внутричерепное давление уже превысило все мыслимые и немыслимые пределы так, что скоро глаза выскочат. Чего он такими глазами может определить? Вот ему всякие дикие скорости и мерещатся.
– Вы, товарищ водитель, нам мозги не дурите. Вы себе других поищите дурить мозги. У нас тут компьютер стоит, он вашу скорость и зафиксировал.
Услышав про компьютер, я оживился:
– О! Давайте свой компьютер, будем смотреть на мои проступки, а потом и решим, насколько мне страдать материально, тем более что денег у меня с собой почти совсем нет.
Гаишники торжественно подвели меня к монитору, на котором периодически фиксировались автомобили и демонстрировалась с трудом развиваемая ими скорость. На экране гордо красовалась «Ока» и горела надпись 47 км/ч.
– Мужики, – сказал я, – так не пойдет. Еще пять минут назад у меня была другая машина, которая меньше 60 км/ч никогда не ездила. Я, может, и нарушил, но оскорблять свой «форд» не позволю. Ищите мои 178 км/ч, иначе я за себя не отвечаю.
Гаишник закряхтел и стал нажимать пимпочки на мониторе. Через десяток кадров на экране возник бок какого-то автомобиля, а внизу действительно горела надпись 178 км/ч.
– Вот ваша машина, – с гордостью заявил гаишник. – Платите штраф.
– Где моя машина? – спросил я. – Автомобиль нельзя идентифицировать по двери, крылу и кусочку зеркала бокового вида. Уж если вы мне не можете продемонстрировать мою фотографию за ветровым стеклом, как это делается во всех цивилизованных странах, покажите хотя бы номер машины. А так – я не играю.
Гаишник загрустил, поняв, что хваленый аппарат сработал неточно, а я без боя не сдамся, и сделал слабую попытку взять инициативу в свои руки:
– Давайте проведем экспертизу. Вон у вас там на крыле что-то написано. Пойдемте – сличим.
– Товарищ капитан! У 40 процентов машин в Москве на крыле написано слово «уй», так что это для меня не показатель. Но поскольку я тороплюсь в аэропорт и не верю, что представители государства могут занижать скорость моей машины, я готов понести заслуженное наказание и предлагаю в качестве штрафа все русские деньги, которые у меня есть в кошельке!
С этими словами я раскрыл портмоне и продемонстрировал последние 15 рублей, которые там лежали.
Гаишники совсем загрустили, и один сказал:
– Тогда придется у вас изымать права.
– Изымайте, – легко согласился я. – Мне там фотография совсем не нравится.
– Ну, – сказал капитан, – поскольку вы почти и не спорили, мы готовы взять 15 рублей с условием, что вы больше не будете нарушать.
Я с готовностью подтвердил, что никогда больше не буду нарушать то, что нарушить не в состоянии, отдал деньги и отправился в аэропорт.
В «Домодедово» было очень неуютно и очень грязно. Я посадил жену на самолет и направился к своей машине. Но по пути был атакован надоедливой цыганкой, которая ко мне пристает в этом аэропорту уже лет пять подряд. И все пять лет просит денег на билет, а то она, дескать, отстала от своего самолета, на котором табор улетал в теплые края. И в этот раз ее аргументация новшествами не отличалась. По-прежнему требовались какие-нибудь немножечко денежек на билет, ну, рублей двадцать. Я ей, как обычно, задал стереотипный вопрос:
– А что, мамулька, за пять лет так на билет и не набрала?
На что получил стереотипный ответ:
– Что ты, дарагой, такая инфляция в стране!
После чего, стереотипно захохотав в ответ, дал ей десятку за остроумность, отказался от благодарственных гаданий, где мне явно светило стать президентом, и отправился к автомобилю.
Рядом с «фордом» стоял сомнамбулический гаишник, который изучал слово «уй», выцарапанное на левом крыле.
– Изучаете великих родной русских языков? – приветливо осведомился я.
Гаишник посмотрел на меня без всякого выражения и спросил:
– Это ваша машина?
– А то чья же? – традиционно ответил я.
– Она не в том месте стоит!
– Как это – «не в том»? Именно в том. Я провожал жену в аэропорт и машину поставил в аэропорту. Или вышло новое постановление, что если надо в аэропорт, то машину полагается ставить в морской гавани?
– Здесь висит знак «остановка запрещена».
– Где?
– Здесь. Метрах в ста отсюда.
– А я его не видел. Потому что сюда задом подъехал. К тому же, вы его наверняка тщательно замаскировали, как обычно.
– А меня не волнует, чего вы видели – не видели, товарищ водитель! Знак есть, и его нарушать никому не позволено. Платите штраф.
– У меня русских денег нет, – сказал я. – Долларами возьмете?
У гаишника внезапно на бесстрастном лице появилось выражение глубокой нежности:
– Долларами? – он понизил голос. – Возьму. А сколько у вас?
– Сотня! – сказал я для эксперимента.
На лице гаишника отразилась целая гамма чувств. Конечно, ему очень хотелось предположить во мне идиота-иностранца и немедленно сказать: «Давайте!» Но, во-первых, номера на машине были московские. Во-вторых, по-русски я говорил в совершенстве, так что даже в самых смелых мечтах трудно было вообразить, что столь хорошо знающий русский язык иностранец не в курсе, сколько обычно лупят гаишники за недопустимый постой железного друга.
– У меня сдачи нет, – сказал гаишник и изобразил на лице крайнее огорчение. Мол, рад бы, да не могу, так что давай свой стольник и мы расстанемся друзьями.
Я порылся в кошельке и разыскал два мятых доллара, которые возил с собой «на счастье».
– Тогда берите два бакса. Больше у меня нет.
– Может быть, вы сходите в здание аэропорта и разменяете? – масляно взглянув на меня, сказал гаишник.
– Нет уж. Спасибо. Мне эта купюра дорога как память, и я не хочу ее менять.
– В таком случае, – разъярился гаишник, – я буду вынужден задержать ваши права и штраф придется оплачивать через сберкассу.
– Нет проблем. Мне все равно на следующей неделе опять сюда ехать, заодно права заберу. А вам с этого сберкассного штрафа ни цента не достанется.
Гаишник мучительно раздумывал секунды три, потом изрек:
– Хорошо. Я решил пойти вам навстречу и налагаю штраф в два доллара российскими денежными знаками, в которые я сам, так уж и быть, разменяю потом эту валюту.
Я ему сунул эти несчастные баксы и потребовал квитанцию. Гаишник посерел, побелел, покраснел, затем набрал в грудь воздуха, но я сказал, что сильно спешу, поэтому квитанцию он может прислать по почте, сел в машину и поехал по своим делам.
Обратно ехал, разумеется, по кольцу, врубил на полную катушку «Highway star» Deep Purple, радостно подпевал и под музыку разогнался где-то до 180 км в час. Музыка настолько захватила мое утомленное в борьбе с гаишниками тело, что я не заметил очередную камеру и спохватился только при виде очередного ГИБ сотрудника БДД, который так бешено размахивал своей палкой, как будто дирижировал оперой «Кольца Нибелунгов». Затормозить мне удалось только метрах в 50 позади гаишника. Некоторое время мы оба выдерживали характер: он стоял на месте, ожидая, что я сам к нему подойду, а я, разумеется, вовсе не собирался бежать к нему, как собачонка. Он меня остановил, вот сам пускай и подходит. Через пару минут гаишник понял, что клиент попался с претензиями, и потрусил к моей машине.
– Сержант Волобуев! – представился дорожный патрульщик, достигнув моей машины.
– Старший лейтенант Экслер! – откозырял я в ответ, вспомнив, что какое-то звание в институте получил.
– Что же вы, товарищ военный, так скорость превышаете? Здесь разрешено 60, а вы ехали 180. Превысили на 120 километров в час.
– Да я, товарищ сержант, только что тещу в аэропорт отвез. Вот и разогнался на радостях. А тут еще музыка бодрая в машине играла. Я правой ногой пританцовывал, пританцовывал, вот и разогнал педаль газа.
– А какая музыка? – заинтересовался гаишник.
– «Ветер с моря дул», – назвал я наиболее кретинский хит последнего сезона, понимая, что сержанту что Deep Purple, что Вагнер – все едино.
У гаишника потеплело лицо, он начал вспоминать свои буйные ночи в городе Сочи и, казалось, обо мне забыл. Но внезапно лицо его осветилось чувством невыполненного долга, он сурово взглянул на меня и сказал:
– Придется уплатить штраф.
– Сколько?
Сержант поднял очи к небу (вероятно, вызывая светлый образ Главного Гаишника) и забубнил:
– Превышение водителями транспортных средств скорости движения на величину свыше 30 км/ч наказывается штрафом в 3 МРОТ. То есть, – гаишник пожевал губами, подсчитывая, – это будет 240 рублей.
– Какие жестокие законы! – сказал я.
– Это почему это? – обиделся за законы сержант.
– Если я получаю только одну МРОТ, а в виде штрафа с меня требуют три МРОТ, что же мне теперь – по миру идти?
– Ну да, – радостно сказал гаишник. – Так я вам и поверил. Вон, какой вы холеный, мордатый и машина у вас иномаристая. А сами говорите, что всего одна МРОТ. Да вы эти МРОТ штук десять получаете!
– У вас тоже будка – не ходи купаться! – обиделся я. – Вы этих МРОТ-ов, небось, за день лупите с несчастных нарушителей больше, чем я за месяц.
– А толку-то, – начал давить слезу гаишник. – Почти все начальство забирает.
– Ну да! – саркастически посмотрел на него я. – Ты еще скажи, что нищенствуешь. Так я тебе и поверил.
– На руки ничего не дают, – откровенничал сержант. – Устроили коммунизм, суки, продукты приносят сами. Я уже два месяца свою любимую «Балтику» не пил. Приносят, прости Господи, какой-то «Хуйнекен», вы уж извините, что я ругаюсь.
– Да, уж, – посочувствовал я. – Прям не жизнь, а какой-то непроходящий кошмар. Ладно, чего со мной-то делать будем, а то ехать пора.