Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Алиовсат Гулиев - Он писал историю

ModernLib.Net / Отечественная проза / Ахундова Эльмира / Алиовсат Гулиев - Он писал историю - Чтение (стр. 6)
Автор: Ахундова Эльмира
Жанр: Отечественная проза

 

 


      При этом Алиовсат Гулиев умел принимать столичных гостей. Все они обязательно бывали у него дома в Баку, а многих он возил на свою родину - в Сальяны, где у его сестры Сафуры была даже отведена специальная комната для гостей Алиовсата.
      Не ограничиваясь этим, Алиовсат муаллим организовывал для гостей поездки по Азербайджану, в которых их обязательно сопровождали сотрудники института, хорошо знающие те места. Гостей возили в Ленкорань, Масаллы, Кубу, одна группа отправлялась на север, другая - на юг. А уж там их ждал заранее подготовленный прием по всем правилам восточного гостеприимства.
      ***
      Пользуясь укрепляющимися связями, Алиовсат Гулиев отправлял своих сотрудников учиться в Москву и Ленинград.
      Столичные ученые тоже старались не оставаться в долгу. Свидетельством таких прочных связей может служить сохранившееся в архиве Института истории Азербайджана письмо ленинградского ученого Игоря Михайловича Дьяконова31, которое мы приводим полностью, потому что в нем ощущается живое биение пульса того времени.
      "Ленинград, 2 декабря 1952 г.
      Глубокоуважаемый Алиовсат Наджафович!
      Получил Ваше письмо в то самое время, как сидел и писал письмо Вам. Вынул его из машинки и теперь пишу новое.
      Отзыв на работу тов. И. Алиева я напишу. К сожалению, Вы не ставите мне никакого срока, и я не знаю, когда она Вам нужна. Во всяком случае, я долго это дело не задержу.
      Что касается моего приезда в Баку для участия в редактировании первого тома "Истории Азербайджана", то, как я уже писал Вам, мне было бы в высшей степени нежелательно сейчас прервать работу над монографией, которая идет полным ходом. Полагаю, что вчерне она будет готова в феврале; затем потребуется еще некоторое время для того, чтобы привести ее в такой вид, чтобы она могла обсуждаться. Поэтому было бы хорошо, если мне не пришлось бы уезжать из Ленинграда до второго квартала. Если это можно сообразовать с Вашими планами по поводу меня, то я был бы Вам чрезвычайно благодарен, если бы Вы нашли возможным предоставить мне этот срок. И по другой моей службе выехать раньше апреля мне будет чрезвычайно трудно. Но, быть может, Вы могли бы прислать мне указания и хотя бы часть материалов, чтобы я мог работать здесь? Впрочем, конечно, лучший выход был бы, если бы я сначала кончил монографию. Ведь по нашей договоренности с Институтом в Баку я не должен был участвовать в работе по "Истории Азербайджана" до окончания монографии.
      Вы спрашиваете, что я посоветую в смысле ориентировки работы Играра Алиева на будущее время. К сожалению, я незнаком с характером квалификации тов. Алиева. По моему глубокому убеждению, историк должен писать только о том материале, источниками по которому он может пользоваться в подлиннике. Это, очевидно, и должно определить профиль дальнейших работ тов. Алиева. Если ему хочется продолжать свои этногенетические работы, то первоочередным я считал бы для него ознакомление со сравнительно-историческим методом в языкознании и с теми теоретическими и методологическими работами по лингвистике, особенно по языковому сравнению и проблеме языковых семей, а также по этногенезу, которые сейчас выходят у нас, в свете работ тов. Сталина по языкознанию, в большом количестве. Иначе сейчас по этногенезу работать нельзя, получится в лучшем случае дилетантство, а в худшем "гадание на кофейной гуще" по Марру. Сопоставлять какие-либо языки невозможно без основательного знания сравнительной и исторической грамматики соответствующих языков. Конечно, я не имею в виду работы учебной; но сама научная тема должна быть сформулирована таким образом, чтобы включать основательную проpaботку соответствующей литературы. Например, "Методы установления языкового родства в советском языкознании и проблемы этногенеза народов древнего Азербайджана", "Критика реакционных турецких теорий родства тюркских языков с древне-восточными и советская методика этногенетических исследований (К вопросу об этногенезе народов Древнего Азербайджана)". Последняя тема мне кажется особенно полезной, как в силу своей острой актуальности, так и потому, что предполагает серьезные занятия исторической и сравнительной грамматикой - область, к которой тов. Алиев, - как видно по его рукописи, - по-прежнему, как и в Марровские времена, питает пренебрежение. Если же т. Алиев предпочитает более конкретное исследование материала топонимики и собственных имен Мидии, то ему следует, как мне кажется, перейти от периода IV-VII веков до н.э., которым он до сих пор занимался, и где проблемы стоят чрезвычайно сложно и требуют хорошего знания многих древних языков и разновидностей клинописи, и где сам материал исключительно туманен, к периоду VI-III веков до н.э., представленному прекрасным и очень ясным материалом древне-персидских надписей и античных авторов. Повторяю, все дело прежде всего в характере имеющейся у тов. Алиева подготовки.
      Теперь важное дело: за мной до сих пор снимки Бехистунской надписи. Я хожу регулярно, как на службу, по этому делу, но волокита тут просто невообразимая. Скоро, я надеюсь, эти снимки будут уже у Вас, но на будущее время должен посоветовать Вам такие заказы направлять в Ленинград и Москву через президиум АН Аз.ССР, который много заказывает таким способом в наших библиотеках. Еще лучше приобрести рублей за 500 проекционный аппарат для микрофильмов - это позволит дешево приобрести репродукции десятков, если не сотен самых нужных и самых редких книг и тем самым значительно пополнить возможности библиотек Баку. Так делают институты Сталинабада32, как мне известно. А так сейчас я предстаю перед соответствующими организациями в качестве частного лица, и это очень мало способствует успеху дела.
      Это дает мне повод перейти еще к одному исключительно важному делу. Как Вам, может быть, известно, у меня нет никаких документов, удостоверяющих, что я работаю у вас. Это полбеды, так как я имею в Ленинграде социальное положение и помимо того. Гораздо хуже с нашими молодыми товарищами - Кемалом Алиевым и Юсифовым. Им выдали в канцелярии института какую-то бумажку из тех, которые называются "филькиными грамотами", и они встречаются здесь с бесконечным количеством трудностей. В любой библиотеке, в любом домоуправлении, в милиции, в военкомате эта бумажка не действует. Необходимо удостоверение по всей форме, а также командировочное удостоверение или справка о прикомандировании их в Ленинград. А то военком грозится, например, мобилизовать Алиева еще до Нового года. Это совершенно срочное дело.
      Другое дело, тоже очень важное: по плану, Алиеву и Юсифову необходимо работать по библиографии древней истории Азербайджана, а для этого им необходимо пользоваться некоторыми справочными изданиями, которые находятся в спецхране. Для выполнения ими производственного плана необходимо, чтобы Вы прислали (лучше всего мне) ходатайства в университетскую библиотеку им М. Горького при ЛГУ им. А.А. Жданова, в Государственную публичную библиотеку им. М.Е. Салтыкова-Щедрина и в библиотеку Академии наук о допущении т.т. Алиева и Юсупова (Юсифова) к работе с библиографическими материалами и журналами по истории Востока (на русском языке), находящимися на спецхранении, сроком на 1953 год.
      Надо сказать, что бухгалтерия института сильно подвела молодых людей, не объяснив им точно, какие они должны получить бумаги для оплаты проездных и подъемных: в результате они вошли в большие расходы.
      Занятия с ними идут успешно. Следом за этим письмом высылаю ведомости на оплату преподавателей; если нужны от преподавателей еще какие-нибудь документы, прошу меня срочно известить. Юсифов выразил желание заниматься, помимо древне-персидского (язык Авесты и средне-персидский, думаю, ему надо будет дать в аспирантуре), также и ассирийской клинописью. Я позволил себе решить этот вопрос собственной властью в положительном смысле - надеюсь, Вы поддержите такое мое решение. Он уже занимался раза два-три с преподавателем элементарным курсом клинописи (с моей ученицей, окончившей аспирантуру Ленинградского университета по клинописи). Если не справится - отменить никогда будет не поздно. Индивидуальные планы Юсифова и Алиева, как кажется, Вам высланы; на всякий случай, вместе с ведомостями высылаю копию индивидуальных планов.
      Моя собственная работа, как я уже упоминал, идет хорошо; написано вчерне около девяти листов, будет значительно больше десяти.
      Прошу передать привет всему коллективу института.
      Уважающий Вас - Дьяконов.
      P.S. Юсифов и Кемал Алиев получили грозную телеграмму, угрожающую снятием с зарплаты в случае непредставления индивидуального плана. Это мне непонятно - неужели планы не получены в институте? В таком случае это моя вина, так как планы хранятся у меня; очень прошу Вас не обрушивать санкций на ребят. Ведомости и планы высылаю в пятницу 5 декабря.
      Дьяконов".
      Из этого письма, кроме всего прочего, видно, как интересовался Алиовсат Гулиев работами своих друзей и коллег, в частности Играра Алиева. Отправляя его работу в Ленинград на отзыв И. Дьконову, он хотел не только узнать мнение последнего о работе Играра Алиева, но и показать ленинградским ученым, что и в Азербайджане есть историки, проводящие интересные исследования. И прося у Дьяконова совета относительно дальнейших работ Играра Алиева, Алиовсат Гулиев стремился определить для своего друга наиболее интересное и плодотворное направление, которое принесет пользу и ему как ученому и всей историографии Азербайджана.
      ***
      Алиовсат Гулиев был первым азербайджанским историком, чья статья попала в московский двухтомный сборник по этнографии. До него практически никого из Азербайджана в сборниках такого уровня не печатали.
      Он стал первым азербайджанским ученым, который смог выйти за пределы Азербайджана, получил более широкий круг научного общения и заставил этот круг признать себя и азербайджанскую науку, стать равноправным членом исторического конклава. Он считался в Москве непререкаемым авторитетом не только по вопросам истории Азербайджана, но и по новой истории СССР. Каждое его появление в Москве становилось поводом для всевозможных совещаний, консультаций, заседаний.
      Но Алиовсата Гулиева заботил не личный успех. Всех своих сотрудников он буквально заставлял ездить в Москву учиться - на стажировки, в аспирантуру, докторантуру. Он повторял Играру Алиеву: "Одно слово, которое ты услышишь там, равно десяти, услышанным здесь". Он постоянно "выбивал" деньги у руководства Академии, чтобы обмен молодыми учеными между научными учреждениями Азербайджана и России не прекращался.
      В пятидесятые годы Ленинградский филиал Академии наук СССР проводил раскопки в селе Эренгала Бейлаганского района. Лаборантом на этих раскопках работал Кара Ахмедов. Это был очень талантливый молодой человек, влюбленный, как и его учитель, в историю. Не случайно руководитель работ частенько повторял Гулиеву: "Давайте мне побольше таких, как Кара Ахмедов".
      Однако в Баку не было специалистов, умеющих обрабатывать материалы археологических раскопок, и потому ленинградцы увозили их к себе в институт, откуда эти материалы, как правило, не возвращались. Это очень беспокоило Алиовсата Гулиева. И тогда он решил одним выстрелом убить двух зайцев и отправил Кара Ахмедова в Ленинград на стажировку, учиться обрабатывать археологические находки.
      В итоге все, что в дальнейшем находили археологи, становилось достоянием ученых нашей республики, а Кара Ахмедов стал руководителем бейлаганской экспедиции, по материалам которой написал прекрасную книгу "Бейлаган".
      Так Алиовсат Гулиев смог создать целую армию отечественных археологов.
      Зная, что для археологов, эпиграфиков (специалистов по изучению древних надписей. - Авт.) одна из наиболее насущных проблем - транспортная, он организовывал машины, для того чтобы они могли выезжать в экспедиции, делал все, чтобы местные власти в районах встречали сотрудников института и обеспечивали им всемерную поддержку.
      Лидер и руководитель по призванию, Алиовсат Гулиев был недоволен, когда ему возражали. Но если упрямый подчиненный делом доказывал, что он был прав, Гулиев признавал и его правоту, и самого этого человека.
      По воспоминаниям Теймура Бунятова, примерно в 1956 - 1957 годах Алиовсат муаллим вызвал троих сотрудников института, которые защищали кандидатские диссертации в Москве, в том числе и его.
      - Я, - сказал Гулиев, - предоставляю в ваше распоряжение институтский "виллис". Езжайте по районам, проводите исследования, а потом напишете работу по археологии, чтобы люди знали, что это за наука и что она изучает.
      Теймуру Бунятову эта идея не понравилась. Он не стал противоречить директору, но ученому секретарю института сказал, что отказывается от этой поездки, пусть едут остальные двое.
      Спустя несколько дней Гулиев через одного из общих знакомых пригласил Бунятова вечером к себе домой. Посидели, побеседовали о том о сем. Но Теймур Бунятов видел, что Алиовсат муаллим недоволен чем-то, сидит хмурый, нервничает. Он вообще никогда не показывал своего настроения, но по выражению его лица все можно было понять. Наконец Алиовсат муаллим перешел к делу:
      - Почему ты отказываешься от этой работы?
      - Я не привык работать с кем-то в команде, - честно ответил Бунятов. Если я что-то буду писать, то один, а если нет - то быть с кем-то соавтором все равно не хочу.
      Сказал и увидел, что этот ответ директору тоже не понравился.
      - Ладно, - ответил Гулиев, - подумаем.
      Назавтра Алиовсат Гулиев пожаловался своему заместителю Махмуду Исмайлову.
      - Не нравится мне этот Теймур Бунятов, слишком самоуверен. Я ему предложил интересную работу, а он отказался, говорит, что хочет работать один.
      Исмайлов пригласил строптивого сотрудника к себе, побеседовал с ним, попытался уговорить принять предложение Гулиева.
      Но Бунятов твердо стоял на своем:
      - Махмуд муаллим, я этого предложения не приму ни за что. Лучше я один напишу эту работу, а вы будьте у меня руководителем. Поработаю год-полтора, получится - получится, а нет - так нет.
      Это предложение Исмайлову понравилось, и они оба отправились к Алиовсату Гулиеву. Исмайлов изложил директору предложение Бунятова.
      - Ну что ж, - сказал Алиовсат муаллим Бунятову, - если ты так упорствуешь, то через два дня представь мне план своей будущей книги.
      Теймур Бунятов за два дня подготовил план и представил его директору. Алиовсат муаллим прочитал план, утвердил его, но выдвинул условие: каждую написанную главу Бунятов должен показывать ему, чтобы он мог контролировать ход работы.
      Работа началась. Прошел месяц, но что-то не клеилось. И тогда Теймур Бунятов попросил Алиовсат муаллима командировать его в Москву, к его научному руководителю, известному кавказоведу, лауреату Ленинской премии Евгению Крупнову, с которым Теймур муаллим тоже хотел согласовать план работы и проконсультироваться. Алиовсат Гулиев согласился. В Москве Бунятов с Крупновым обсудили план, руководитель предложил несколько изменений и попросил сообщить ему, когда книга будет готова.
      - Хотя книга, думаю, будет на азербайджанском языке, - сказал Крупнов, - и прочитать ее я не смогу, но рекомендую ее к печати.
      Вернувшись из Москвы, Теймур Бунятов приступил к работе и, памятуя о требовании директора, постоянно держал Алиовсат муаллима в курсе дел. Алиовсат Гулиев был доволен оперативностью, с которой работал молодой ученый.
      ...Прошло немного времени, и Алиовсата Гулиева сняли с поста директора. А книга по археологии уже была написана. И отзыв пришел из Москвы от Крупнова с рекомендацией для публикации. Теймур Бунятов обратился к Алиовсат муаллиму, мол, как же быть?
      - Давай, - предложил тот, - издадим ее в "Азернешре"33.
      "И вот ровно год, - вспоминает Теймур Бунятов, - Алиовсат Гулиев раз в неделю ходил в "Азернешр", добивался, чтобы эта книга вышла. И в конце концов благодаря только его усилиям книга увидела свет. Она стала первым маяком в воспитании азербайджанских археологов. Ну, и я смог наконец поправить свое материальное положение".
      Теймур муаллим рассказывал еще один случай, характерный для Алиовсата Гулиева.
      Как-то в газете "Пионер Азербайджана" вышла заметка Теймура Бунятова о каком-то пионере, который нашел сосуд с древними монетами. Эта заметка попала к Алиовсату Гулиеву. Он вызвал Теймур муаллима.
      - Это ты написал?
      - Да, я.
      - Может, редактора, журналисты правили?
      - Нет, никто не правил.
      - Молодец.
      Алиовсат муаллим, сам отличавшийся безупречным русским языком, был очень доволен, что и его сотрудники умеют четко излагать свои мысли, пишут так, что после них никакая редактура не нужна. Это ведь тоже свидетельствовало о профессионализме. Такими людьми он гордился, берег их, заботился о них и очень внимательно наблюдал за дальнейшим ростом тех, кого выделил из общей массы, способствовал их продвижению.
      Того же Теймура Бунятова он, вновь став директором института, вызвал к себе.
      - Как ты посмотришь на то, если я назначу тебя заведующим отделом этнографии? Справишься?
      - Это вызовет много недовольства, - ответил Бунятов.
      - Но ты же понимаешь, что нынешний заведующий отделом не умеет работать. Я настаиваю на твоей кандидатуре.
      Вот так с благословения Алиовсата Гулиева Теймур Бунятов стал заведующим отделом этнографии Института истории Академии наук и работает на этой должности по сей день.
      ***
      Для того чтобы перечислить всех, кому так или иначе помогал Алиовсат Гулиев, потребовалась бы не одна книга. Да и в них, наверное, не удалось бы отразить все доброе и хорошее, сделанное им. О своих сотрудниках, помощниках, о людях, в чьем таланте и трудолюбии он был уверен, Алиовсат муаллим не забывал, даже будучи смертельно больным.
      Так, в 1968 году из московской больницы он по телефону хлопочет о том, чтобы утверждение докторской диссертации, которую совсем недавно защитила Мешадиханум Нейматова, не затягивали, не волокитили. И как было приятно новоиспеченному доктору исторических наук, когда однажды Алиовсат Гулиев позвонил ей из Москвы и сказал:
      - Ты не беспокойся, твою работу утвердили, на днях тебе вышлют диплом.
      "А я ведь его об этом совсем не просила, - рассказывает Мешадиханум муаллима, - понимала, что человек тяжело болен, ему должно быть не до меня. Но он сам помнил о Мешадиханум".
      Алиовсата Гулиева не надо было просить о чем-то, он сам помнил обо всех, продвигал дела своих коллег.
      Об этом свидетельствует в своих воспоминаниях и Октай Эфендиев:
      "Было начало сентября 1968 года. Я, по настоянию торопившего меня Алиовсата, готовился к защите докторской диссертации. Оппоненты - профессор АГУ И. Петрушевский, академики И. Гусейнов и А. Ализаде - дали согласие, и автореферат был разослан. Казалось, все идет нормально. Но через несколько дней Исмаил Гусейнов отказался быть оппонентом, ссылаясь на то, что И. Петрушевский должен идти третьим оппонентом, когда есть два академика. Вслед за Гусейновым быть оппонентом отказался и академик А. Ализаде.
      Я был в шоке, ибо такого оборота дел никак не ожидал. К тому же в это время Алиовсат был серьезно болен, а без него я ничего не мог изменить. Я навестил его. Он лежал в постели с температурой под 40, в полубессознательном состоянии. Я и несколько товарищей сидели молча недалеко от его постели. Вдруг он приоткрыл глаза и сделал мне знак подойти. Он тихо сказал мне, что обо всем знает.
      - Октавиани (так он называл меня), подожди немного, дай мне подняться на ноги, и все будет хорошо!
      Я отвечал, что для всех нас главное, чтобы он выздоровел.
      Несколько дней спустя я опять навестил его. Он все еще лежал в постели с высокой температурой. О защите никто даже не вспоминал, но он сказал:
      - Октавиани, я в мыслях уже провел твою докторскую защиту.
      Я был очень растроган: человек находится в таком тяжелом состоянии и при этом думает, вернее, бредит о благе других людей.
      Моя защита состоялась с опозданием в шесть месяцев, в феврале 1969 года. Алиовсат сделал все, чтобы защита прошла на самом высоком уровне.
      Таким был наш Алиовсат, он всего себя отдавал за общее дело, болел за других, заботился об их научном росте, а в конечном счете - за прославление родины, развитие исторической науки Азербайджана, для которой он так много сделал".
      ***
      Одной из главных проблем Алиовсата Гулиева были его аспиранты. Ведь за ними было будущее азербайджанской исторической науки. Все начиналось с выбора темы.
      - Есть темы, - говорил он, - разрабатывая которые, растет сам автор.
      Он направлял аспирантов, диссертантов таким образом, предлагал им такие темы, которые помогали этим людям расти в процессе работы. Алиовсат Гулиев был противником проходных работ в науке, которые в лучшем случае помогут соискателю получить ученую степень и скоро забудутся. Поэтому он старался находить для них такие темы, которые принесут пользу не только диссертанту, но и будущему Азербайджана, темы, актуальность которых не проходит со временем.
      Именно такую работу предложил в 1963 году Алиовсат Гулиев Диляре Сеидзаде - "Депутаты Азербайджана и Государственная Дума России", направляя ее в Москву к академику Черменскому, специалисту по буржуазии, автору труда "Буржуазия и царизм в период 1905-1907 гг.".
      Диляра ханум стала первым в Азербайджане историком, изучающим роль азербайджанской буржуазии в истории России. До того времени темы буржуазии касались лишь в связи с изучением истории рабочего движения, пролетариата, экономики. Но собственно роли буржуазии никто не касался, потому что развитие буржуазии - это уже национальное движение.
      Впрочем, работать в Москве Диляра ханум стала под руководством не Черменского, преподававшего в МГУ, а Леонида Михайловича Иванова, заведующего сектором капитализма в Институте истории СССР Академии наук. Тут сказались трения между МГУ и Институтом истории СССР. Алиовсат Гулиев, также сотрудничавший с Институтом истории, одобрил это.
      По рекомендации Иванова, Диляра ханум поработала в архивах, изучила стенографические отчеты заседаний Государственной Думы, выписала выступления депутатов от Азербайджана. Но сказалось отсутствие опыта самостоятельной работы, и выписок набралось меньше ученической тетрадки.
      Видя это, Иванов предложил Диляре ханум отложить эту тему.
      - Займитесь лучше деятельностью партии кадетов.
      Растерянная девушка позвонила в Баку своему учителю.
      - Какие кадеты! - возмутился Алиовсат муаллим. - Глупости! Если по твоей теме материала мало, расширь ее - "Буржуазия Азербайджана в 1905-1907 годах".
      Диляра ханум приступила к изучению деятельности азербайджанской буржуазии в этот период и поняла, какую неподъемную глыбу взвалил ей на плечи Алиовсат Гулиев.
      А тут и в Баку враги Алиовсата Гулиева стали нашептывать отцу Диляры ханум, мол, Алиовсат специально дал твоей дочери такую тему, "утопить" хочет девочку. Встревоженный отец в конце концов не выдержал и позвонил своему другу поинтересоваться, что же это за тему такую он дал его дочке.
      - Багир Касумович, - сказал Алиовсат Гулиев, - этой темы Дилярику хватит на всю жизнь.
      "И вот сейчас я вспоминаю это, - говорит Диляра ханум, - и поражаюсь тому, как он умел предвидеть. Он мне дал не просто тему, он дал мне целое направление, в котором я потом работала многие годы. Он обладал поразительно глобальным видением.
      Подобной проблемой ведь тогда никто не занимался - это был океан, в котором можно было утонуть. И я погрузилась в него, стала собирать материал. За это время я успела закончить аспирантуру, вернулась в Баку. Алиовсат Гулиев подключил меня к новой большой работе. Работа над диссертацией временно отодвинулась на задний план.
      Уже позже я защитила диссертацию на тему "Азербайджанская буржуазия в 1905 году", и на защите академик Алисохбат Сумбатзаде сказал, что для становления национального движения в Азербайджане каждый день 1905 года по значению равен целому году.
      Впоследствии, став уже зрелым ученым, я выпустила и монографию "Азербайджанские депутаты Государственной Думы". Для этого мне пришлось поработать в ленинградских архивах, изучить документы думских комиссий, из которых становилось ясно, что азербайджанские депутаты сплотили вокруг себя всех депутатов-мусульман. Они представляли не только Азербайджан, но и среднеазиатские народы, не имевшие ни одного депутата в Государственной Думе. Азербайджанские депутаты ездили в Среднюю Азию, изучали положение дел, а потом выступали с докладами на заседаниях Думы, отстаивая интересы этих народов.
      Поразительно, как в те годы Алиовсат Гулиев мог предвидеть значение и важность предложенной мне темы!
      Я защитила свою кандидатскую уже после его смерти. Всех аспирантов института он использовал для больших работ, которые могли принести действительную пользу республике, оставить научный след".
      ***
      Безоглядно влюбленный в историю, Алиовсат Гулиев не представлял, что кто-то может интересоваться другими науками. И если он встречался с учеными других специальностей, то пытался каким-то образом связать и их работу с историческими исследованиями.
      Так произошло и в тот раз, когда у Алиовсат муаллима заболели зубы и он оказался в кресле стоматолога. Лечила его молодой врач Тамара Гусейнова, которая после трех лет практической работы решила заняться научной деятельностью. Лечение было долгим, и за это время доктор и пациент сдружились.
      "Он был очень аккуратным человеком, - вспоминает Тамара ханум. - Мы ему фартучки завязывали, когда работали, чтобы не испачкать одежду. У него было большое чувство юмора. Он часто повторял:
      - Тамара ханум, имейте в виду, если я потеряю зубы, я буду на вас обижен.
      - Даже если у вас вообще не будет зубов, - отвечала я, - вы все равно останетесь таким же обаятельным.
      Алиовсат муаллим очень интересовался медициной, стоматологией, проблемами, стоящими перед нами. Однажды он сказал мне, что у них в институте есть черепа древних жителей Азербайджана. В то время создавали Мингячевирское водохранилище и в процессе работы были обнаружены древние захоронения - и христианские катакомбы, и мусульманские погребения. Всего было найдено 228 черепов. Он предложил мне посмотреть эти черепа, изучить их зубы.
      Меня это, конечно, сразу заинтересовало. У них в институте эти черепа изучали антропологи. Он создал нам все условия для работы, помог перевезти эти черепа в наш институт.
      Черепа, которые мы изучали, относились к периоду с I века до н.э. до XVII века н.э. И мы обнаружили, что с VII века нашей эры на зубах кариеса стало больше. Оказывается, в этот период люди уже научились молоть пшеницу и печь лепешки, в пищу стали употреблять больше углеводистой мучной пищи, что способствовало развитию кариеса.
      Мы постоянно держали Алиовсата Гулиева в курсе нашей работы, и он был счастлив, что этот материал не остался неизученным, что благодаря предложенной им работе и я продвинулась в науке.
      Так что свою кандидатскую диссертацию "Состояние зубочелюстной системы древних жителей Азербайджана (по материалам археологических раскопок)" я написала с его подачи и при его помощи.
      Так как моя работа была связана с историей и я использовала материалы Института истории, то одним из моих оппонентов стал Играр Алиев. Алиовсат Гулиев был уже очень болен, но он захотел присутствовать на моей защите, которая в некотором смысле была и его детищем. Его, тяжело больного, буквально под руки привели в зал, где проходила защита. Я была так растрогана этим, что уже ни защита, ни гости не волновали меня. Все отошло на задний план перед его благородным поступком.
      После защиты я подошла к нему, он меня поздравил. Видно было, как трудно ему стоять на ногах. Но он был счастлив, что их материал подняли, и посоветовал мне написать на эту тему книгу.
      Со временем наше знакомство переросло в дружбу и сотрудничество. Я никогда не забуду, что именно он, наряду с моими медицинскими руководителями, дал мне толчок к научной деятельности.
      Кстати, он не только мне предложил тему научной работы. Как-то он поинтересовался, чем занимается моя сестра. Узнав, что она преподает русский язык в Политехническом институте, он спросил, занимается ли она научной деятельностью, и даже посоветовал, какую тему избрать ей для научной работы. И конечно же эта тема тоже была связана с историей.
      Даже находясь в больнице, он, тяжелобольной, постоянно думал о друзьях. Советовал, помогал в научной работе. Он внимательно читал все статьи в исторических журналах и делал на полях пометки - это нужно такому-то, это тому-то. Я однажды получила от него, уже смертельно больного, письмо".
      С любезного разрешения Тамары ханум мы приводим здесь это письмо.
      "4 августа 1969 года.
      Милая Тамара Гаджиевна!
      Спасибо еще раз за теплые трогательные письма, которые наряду с моими медикаментами внутренне так сильно поддерживают меня.
      Я в Вас сделал еще одно открытие - что Вы отличный мастер "болтать" (не обижайтесь, так я называю людей, у которых язык подвешен и умеют писать), что из Вас получился бы хороший историк и журналист. Об этом я даже поделился с Диной34, она со мной согласилась.
      Думаю, что по существу так и получается: ведь Вы все время в дебрях истории и имеете дело с историками.
      Что касается Вашей будущей темы "Прошлое, настоящее и будущее стоматологии в Азербайджане (итоги пройденного пути, прогнозы на будущее)", то здесь налицо перспективы... Так что все идет своим естественным и закономерным путем, и на этом пути я Вам желаю больших, радостных, еще более внушительных успехов.
      У меня же дела пока без перемен. То улучшения, то ухудшения, приливы, отливы, положение довольно-таки не определенное. Надеемся все-таки на улучшение. На всех этапах, когда мне было плохо, меня всегда поддерживало и поддерживает тепло моих друзей, которое я ощущаю сквозь все расстояния. Ясно, товарищи?!
      Примите в заключение мои самые сердечные, теплые приветы и проч.
      Привет славным Гусейновым".

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14