Темное солнце: Хроники Атхаса (№1) - Медный гамбит

Сила невидимой атаки была в том, что вторгшиеся в память жертвы чудовищные образы продолжали разрушать сознание даже после того, как сам мыслеходец отступил. Акашия сумела построить свою крепость еще до того, как вторгнувшиеся твари укрепились в ее сознании. Затем она вышвырнула их одного за другим.

Более слабая оборона Йохана была прорвана. Его сознание было все в крови — там были лежащие на земле дварфы и солдаты, которые безжалостно резали их — и ей пришлось сделать мост и очистить его сознание. Йохан быстро пришел в себя, и схватил ее руку прежде, чем она успела помочь корчащемуся от боли эльфу.

— Нет времени! Куда? Откуда это пришло?

Она переключила свое сознание на Невидимый Мир, но зло, казалось, было во всех направлениях. Не важно, что она делала, она не могла локализовать атаку, которая все еще продолжалась. — Я… я не знаю. Это везде-

Потом другая, намного более ужасная мысль пришла ей в голову. — Мы окружены.

— Мы должны попытаться, — Йохан толкнул ее к двери. — Может быть они ищут не нас.

Но она знала, еще раньше, чем он выскал свое мнение, что атака была направленна именно на них, хотя она захватила аптеку и еще дюжину других домов, попавших в сеть. И фермеров Квирайта, тоже. Они оба лежали на земле рядом с тележкой. Кровь сочилась из носа, рта и ушей того из них, который лишился своего ножа. Акашия легонько коснулась его сознания и отпрянула. Его жизненная сила была вычерпана; она ничего не могла сделать для него.

Другой мужчина был еще жив, но его мозг был абсолютно пуст, хотя она и изгнала из его мозга бешенных зверей ночных кошмаров. Быть может он и мог бы придти в себя, ощутить себя опять личностью и человеком, если бы у нее было время — но у них вообще не было времени. Неудачливые жители города лежали на земле, некоторые из них истекали кровью, как и первый фермер, а другие выли от страха, как если бы атака продолжалась.

Одетый в лохмотья невысокий подросток нагнулся над одним из упавших прохожих. Его пальцы потянулось к кошельку, висевшему на поясе мужчины, и, похоже, на него атака не производила никакого эффекта пока, пытаясь выращить свою добычу, он не наклонился почти до земли. Тут он потерял равновесие и с криком упал. Она подумала, что он перекатится и встанет, но продолжающаяся ментальная атака парализовала его, и он стал так же беспомощен, как и остальные. Тем не менее теперь она знала, как защититься от атаки.

— Мы можем убежать. — Она схватила еще живого, хотя и лишенного сознания фермера и попыталась положить его в тележку с зарнекой. — Атака это сфера, центр которой находится прямо здесь. Как только мы выйдем за ее пределы-

Йохан оттолкнул ее и от фермера и от тележки. — Нет времени, — прорычал он. — Он все еще атакует?

— Он? — она послушала внутренним слухом и услышала резкое гудение, все еще бесполезно ударяющееся в ее бастионы.

— Он. Она. Какая разница, кто это делает? Это кончилось или нет?

— Атака продолжается. Такая же как и раньше. Я не могу сказать, откуда она исходит. Но такое ощущение, что она идет со всех сторон.

— Тогда не имеет значения, в каком направлении идти. — Йохан крепко взял левой рукой ее запястье, чтобы оставаться рядом с ней и не выходить за пределы защитной сферы, которую она поддерживала.

Она быстро проверила улицы и тени рядом с аптекой. Никого не было, не считая неудачливых урикитов, попавших под атаку. Она решила, что даже уличные попрошайки сбежали, как только увидили, как их товарищ упал. Она подумала, что их шансы на побег весьма велики, и попыталась вернуться к тележке.

— Забудь об этом. Ты, это то, что сейчас важно, — проворчал он. — Он не здесь, но не очень далеко, — сказал дварф тише, медленно оглядывая соседние крыши. — Я могу чувствовать его.

Он поверила ему; иногда некоторые люди с диким, неуправляемым талантом мыслеходца могут делать некоторые вещи, например обнаружить врагов, которые тренированный ум сделать не в состоянии. Они осторожно шли мимо пораженных атакой Урикитов, пока не пересекли невидимую границу, и жужжание, но не слабость Йохана, исчезло.

— Спрячь нас, — скомандовал он, пока они огибали сначал один угол, потом другой.

Но сделаться невидимым в Урике было не так просто, как в Квирайте. Здесь не было стража, которого можно было вызвать или знакомой земли, которая всегда могла тебя укрыть. Она могла бы использовать Невидимый Путь, чтобы заставить любого другого не видеть то, что находится прямо перед их глазами. Но это было иллюзией, не больше, и полностью зависело от ее способности найти тех, кто напал на них. Она опять попробовала найти источник атаки, ведь теперь они были за ее пределами — и наткнулась на защиту, не менее сильную, чем у Телами, и намного более темную, она даже не представляла себе, что такое бывает.

Ничто из того, что она знала, не могло пробить такую защиту или вставить между ними иллюзию. Она даже не представляла себе, как далеко от них находится этот темный Мастер Пути. Хотя, если он — а теперь, после того как Йохан заставил ее задуматься над этим, ей показалась, что она отчетливо ощущает ауру мужчины — физически не был поблизости, он был скорее очень искуссен, чем очень силен.

И присутствие мыслеходца не стало меньше, пока они шли через рынок, стараясь не привлекать внимание.

— Он следует за нами, — сказала она, с настоящим страхом в сердце и в голосе. — Следит.

Они были глубоко внутри эльфийского рынка, бок о бок с высоченными желтыми стенами, в той области, где эльфы-кочевники раскидывают свои палатки на те дни или недели, которые они проводили внутри Урика. Когда Бегуны Луны — единственное эльфийское племя, которое она знала по имени и внешнему виду, приходили в Урик, они были вежливыми и любезными гостями, приход которых сопровождался пиром, песнями и танцами. Здесь, на рынке, хотя одежда и цвета были похожи, лица были далеко не дружелюбны, и даже откровенно жестоки и враждебны.

Так как кто-то следовал или наблюдал за ними, то, решила Акашия, им не удастся найти помощь здесь, где все опасались и подозревали друг друга, и никто не собирался помогать никому, а уж им меньше, чем кому бы то другому. И опять она ошиблась, думая об этом загадочном, мистическом городе и его жителях. Йохан подошел к угрюмому эльфу, в чьи длинные, цвета соломы косы были вплетены шарики и металлические украшения, а острые обсидиановые ножи торчали из-за пояса, видневшегося из-под одежды.

— Дверь? — спросил Йохан, делая странные жесты руками.

Ее глаза расширились от удивления, впрочем и эльфа тоже, но в них появился оттенок понимания. Она подумала, что они нашли наконец-то помощь, надеялась и молилась. Но он вздернул голову, как джозхал, нюхающий воздух; потом попытался прочесть ее мысли через Невидимый Путь, наткнулся на ее защиту и заодно почувствовал атаку, которая и заставила их обратиться к нему.

— Закат, — сказал он с сожалением. — Приходи на закате и она откроется. Постарайся дожить до заката, мой друг, и возвращайся.

Потом он прижал два пальца правой руки к подбородку, жест, который призывал к молчанию и взаимному уважению, и чему-то еще, что она не поняла. Потом он отступил назад и быстро исчез среди лабиринта палаток.

— Кто это был?

Йохан что-то неразборчиво пробормотал, прежде, чем ответить. — Старый должок. Очень старый. Но долги надо платить, Каши. Никогда не забывай об этом. Нам придется вернуться на закате.

— Он назвал тебя друг. — Дружба не часто встречалась среди эльфов, особенно кочевников. — Кто это был?

— Никогда не встречался с ним раньше.

Он опять пошел тем же путем, каким они пришли сюда. Их враги не сдавались. Ощущение, что за ними идут или, по меньшей мере, наблюдают, тянулось через весь длинный, тяжелый и душный полдень. Иногда оно угасало — и тогда Йохан мог идти под ее защитой не держа ее за руку — а иногда усиливалось, особенно когда они попытались вернуться в тот переулок, в котором они оставили тележку с зарнекой и своих товаришей. Ее мучила вина по отношению к несчастному фермеру, но темная волна, бившаяся в стены ее крепости, никогда не уходила полностью, и она понимала, что у нее нет ни малейшей надежды на успех, даже если она осмелится на попытку.

Были еще и другие проблемы, которые надо было обсудить немедленно.

— Если он снова нападет на нас, ты должен убежать, оставив меня, — сказала она Йохану, когда они сидели, отдыхая, около печки, в которой делали сосиски.

— Нет-

— Я серьезно, Йохан. Очень серьезно. Тот, кто преследует нас… — она уже давно решила, что ее преследует темплар-мыслеходец, которого Павек называл Элабоном Экриссаром, полуэльф, который назначил цену за голову Павека, тот, который превращал их зарнеку в Лаг, — кто бы он ни был, он Мастер Пути. Могучий Мастер Пути. Он хотет узнать от нас, где находится Квирайт; ты знаешь это. Но я в состоянии сохранить секрет — до смерти, если понадобится.

— Каши-

— Я могу. Я должна. Я хочу. А ты должен вернуться в Квирайт. Ты был прав, прав во всем. Павек был прав; Бегуны Луны были правы. Все дело в Лаге, этом смертельном яде, и в двух сумашедших: Элабоне Экриссаре и халфлинге-алхимике. И все это не имеет никакого отношения к зарнеке и Дыханию Рала. Я должна был слушать… Мы должны держаться от этого подальше. Ты должен предупредить Бабушку. Ты должен сказать ей, чтобы она защищала Квирайт.

Йохан уставился на волны тепла, поднимавшиеся над печкой. — Да я скорее умру, чем брошу тебя здесь, Каши.

— Нет-

Едва слово выскользнула из нее, как она поняла то, что он сказал, и то, что ее подозрения, еще с того времени, когда она была ребенком, совершенно правильны. Дварфским фокусом Йохана было вовсе не его преданность Квирайту, или Бабушке или другим друидам. Это была преданность ей и только ей. Она стала центром его жизни. Любую мелочь, случавшуюся с ней, он считал своей личной виной. Но если она умрет, Йохан будет осужден на полу-жизнь как баньши, носясь как призрак по пустым землям, потому что он не сумел защитить ее, самое важное из всего того, что есть в его жизни.

— Тогда мы должны вернуться в Квирайт вместе.

Он слегка шлепнул ее по колену, прежде чем подняться на ноги, сигнал, что их отдых закончился и пришло время идти дальше. — Да, мы должны.

* * *

Солнце спускалось, став таким же огромным, как и башня над сводчатая дворцом Короля Хаману, и сверкая, как свеже-пролитая кровь. Йохан, которого никогда не подводило чувство направления, вернулся вместе с ней в лагерь кочевников-эльфов рядом с городской стеной. Они оба устали до предела, а в сознании Акашии до сих пор все звенело, после борьбы с атакой мыслеходца, но она разрешила себе поверить, что они убегут через какую-то дверь, которую им откроет суровый эльф. А как только они окажутся за стенами Урика, она не сомневалась, что они спокойно доберуться до Квирайта.

Она не была настолько глупа, чтобы поверить, что опасность миновала, но ее дыхание стало легче, а в ногах появились новые силы.

Эльфа с соломенными косичками не было нигде видно, когда они вошли в покрытое палатками простанство между рынком и стеной. Она повернулась, чтобы спросить у Йохана, и уловила быстрое движение среди палаток. Ее глаза не видели ничего необычного: в палаточном лагере было полно народу, и эльфы шныряли во всех направлениях. Но своим мысленным взглядом, поддерживая непрерывную защиту при помощи Невидимого Пути, она увидела желтое пятно, пятно цвета темплара. Не цвета стен, но того ослепительного желтого цвета, который каждый день носил любой темплар в Урике и которым, учитывая непрекращаюся давление на ее защиту, нельзя было пренебрегать.

Она схватила запястье Йохана и указала на место, где ее мысленный взор увидел появившееся и вновь исчезнувшее желтое пятно. — Опасность!

Йохан поставил ее позади себя и встал, выставив подбородок вперед, лицом к палатке, готовый ко всему, что бы не приготовила им судьба. И буквально со следующим ударом сердца она увидела, как тот самый отвратительный, волосатый дварф — прокуратор, которому они обычно продавали зарнеку — идет им навстречу.

— Все кончено, — объявил прокуратор, не вынимая оружия. — Сдавайтесь. Вы привезли запрещенный товар в город. Необходимо заплатить штраф, и ответить на несколько вопросов. Ничего серьезного — если вы пойдете без сопротивления.

Йохан ответил, разведя ноги пошире и напружинив их. — Беги, Каши, — тихо бросил он. — Этим я займусь сам.

Но она не двинулась с места. Прокуратор был одет в потрепанную рубашку, цвета регулятора, он и был тем желтым пятном, которое она видела своим мысленным взглядом, но он не был источником мысленной атаки на них.

— Есть другой, Мастер Пути. Ты лишишься моей защиты, если между нами будет большое расстояние.

— Я справлюсь. Беги.

«Беги куда?» хотелось ей спросить. Он был единственный, кто знал секреты Урика и тот эльф именно ему пообещал открыть дверь…

Если эльф не переметнулся на другую сторону и не продал их тому, кто предложил побольше.

Все стало еще хуже, когда в следующее мгновение из лабиринта палаток появилась еще одна фигура: женщина-человек, крепкая и сильная, одетая в одежду темплара. Ее правая рука, обнаженная до плеча, была покрыта странной татуировкой в виде сплетающихся змей.

— Беги ты, — прошептала Акашия на ухо Йохану. — Беги всю дорогу до Квирайта, до Бабушки.

Он не пошевелился, а волосатый дварф и татуированная женщина были уже близко. Эльфы из палаточного лагеря, мгновенно смекнувшие, что сейчас произойдет, брызнули во все стороны.

— А смогу прикрыть тебя, пока ты не будешь в безопасности, — настойчиво прошептала она. — Беги!

— Защити нас обоих.

— Я не могу. Найди своего «друга». Используй «дверь». Долги надо платить. — Она слегка подтолкнула его в спину, хотя такой толчок никак не мог сдвинуть с места могучего дварфа. — Прошу прощения, Йохан. Я прошу у тебя прошения от всего сердца, что привела тебя сюда, но ты должен идти. Один из нас обязан вернуться в Квирайт. Не оборачивайся и не верь тому, что я сейчас нашлю. — Она поцеловала его в лысый затылок, заодно пробормотав заклинание. Это было все, что она могла сделать для него, хотя они были далеко от Квирайта, ее друидская сила была ослаблена, и заклинание вышло не слишком сильным. Она надеялась, тем не менее, что это заклинание защитит его от атаки, которую она ожидала, но в основном она надеялась, что он убежит.

Йохан покачнулся и задвигался. Он успел сделать несколько тяжелых шагов своими короткими ногами, прежде чем другой дварф сообразил что происходит и бросился за ним. Женщина могла бы схватить Йохана, но она даже не поглядела в его сторону; она нацелилась на Акашию и только на Акашию.

Акашия сосчитала до трех ударов сердца, потом, сохранив в самых глубинах своей памяти главные тайны Квирайта, загрузила в свое сознание страшные, искаженные твари для своей собственной атаки. Творения из ночных кошмаров, которые она помнила, похожие на те, которые недавно атаковали ее, были наготове в ее сознании; она отключила защиту, чтобы принять их и не сопротивляться им.

Ее последние сознательные мысли было о Йохане, о его безопасности и бегстве, а потом она отступила в самые темные уголки своего воображения. Наружу вырвались ненависть, страх и мщение — все злые и зловредные мысли, которые у ней были и которые она подавляла — в точности, как Бабушка научила ее делать, если придет такой момент, когда все самое важное в ее жизни окажется в опасности.

Хотя поступая так она и рисковала навеки потеряться в темноте.

* * *

Акашия вновь пришла в себя в комнате, наполненной сладким благоуханием и негромкими голосами. От ног до плеч она была укрыта легким льняным одеялом; воздух около ее лица был свеж и прохладен. Безусловно наступила ночь, и так же безусловно она попала в руки татуированной женщины, отвратительного дварфа и Элабона Экриссара — всех тех врагов, о которых Павек предупреждал ее.

— Врагов Павека, а не ваших. Пока не ваших, — ответил тягучий мужской голос, из чего она поняла, что Экриссар на самом деле был могучий Мастер Пути.

Акашия открыла глаза. Мыслеходец вовсе не носил черную маску и роскошную одежду, как его описывал Павек. В простой, даже блеклой тунике, без маски, он казался вежливым, немного слащавым мужчиной-полуэльфом со злым и недоверчивым характером. Эльфлинг со шрамом стоял рядом с ним, не улыбаясь но и не хмурясь: алхимик, ответственный за Лаг. Не было ни волосатого дварфа ни татуированной женщины, но был темноволосый мальчик, стоявший у открытой двери небольшой, роскошной комнаты, в которую они принесли ее.

Мальчик улыбнулся, когда уловил, что она смотрит на него. Он этой улыбки сердце Акашии заледенело.

— Я вовсе не хочу быть вашим врагом, дорогая леди. Павек — тупоголовый идиот от рождения, крепкие мышцы, минимум мозга, «герой». Но не вы. Вы все понимаете. У вас есть сила и амбиции.

Она обнаружила тот темный, извилистый путь, при помощи которого он пробирался через ее защиту, хотя она и пришла в себя. Весь этот шелк, роскошь, обольщение, он мягко касался самых чувствительных мест ее сознания, ее тела, предлагая ей вещи, которые она даже не могла вообразить себе до этого ужасного момента.

Она вдохнула воздуха побольше, закрыла глаза и начала сражаться, со всей своей силой, чтобы вышвырнуть его наружу.

Четырнадцатая Глава

Дни Павека шли по накатанному пути, пока Акашии не было в Квирайте. Через день он ходил в рощу Телами, хотя в своих беседах они тщательно избегали некоторых тем: зарнека, Урик, Лаг и сама Акашия. В день между занятиями он брал мотыгу и работал в поле вместе с фермерами. Эта тяжелая, изматывающая работа давала ему возможность подумать о лекциях, которые читала ему Телами, и о темах, которые они не обсуждали. Подумать всегда полезно, а для начинающего друида вдвойне: он мог теперь сгустить воду прямо из воздуха, только своим желанием и без головной боли, но ему уже не хватало пальцев, чтобы отмечать пустые дни, без Акашии, и его настроение становилось все хуже и хуже.

Он обрабатывал грядки в поле своей мотыгой абсолютно один, впрочем он ни с кем не общался и в остальное время, даже когда брал свою скатку с одеялом из хижины для холостяков в поле, где спал под светом звезд: невероятное изменение в привычках для человека, который еще в начале сезона Спускающегося Солнца даже не мог себе представить мир без стен.

Не считая Телами, только один житель Квирайта прерывал его вынужденное одиночество: Руари.

Они не стали закадычными друзьями, вернувшись из рощи молодого друида, хотя Павек твердо стоял, на свой обычный темпларский лад, на праве полуэльфа присоединиться к коммуне, тогда и теперь. Вспоминая самого себя в возрасте Руари, Павек думал, что он сам был весьма печальный мальчик, слишком много и часто думавшем о своем долге, и не возражал, если тот держался от него на расстоянии. Помимо этого, червяк-полуумок любил ныть и жаловаться; и Павек, ветеран темпларского приюта и гражданского бюро, не выносил такую черту характера.

Он оторвался от работы мотыгой и увидел Руари, ждущего его на конце грядки — грядки, которую он считал последней на сегодня, если он не покажет Руари свою спину и продолжит работать, пока червяк не сдастся и не уйдет. Но он разрешил Руари поймать его взгляд, это и было приглашение, которое требовалось Руари.

— Убирайся, червяк, — сказал он, когда длинная тонкая тень коснулась его ног. Это было вежливое, даже дружеское приветствие среди темпларов.

— Ты здорово избил меня. Я не умею драться, как ты. Я хочу научиться.

— Закрой свой рот. — Он дал червяку совет, который слышал много раз и которому не следовал никогда. — Просто не начинай драться тогда, когда не в состоянии закончить.

— Я никогда не начинаю драку первым, — резко ответил Руари, и уже по тону его голоса было ясно, что это ложь. — Просто так получается. Может быть, если однажды я сумею победить, мне не придется драться так много.

Блуждающая улыбка скользнула в рот Павеку. Он даже приложил руку к подбородку, чтобы скрыть ее.

— Ветер и огонь! Почему ты смеешься? Что в этом смешного?

Руари взмахнул рукой, ударив слева длинным боковым свингом, Павек блокировал предплечьем. Мотыга выскользнула из руки и упала в грязь. Червь был быстр, это Павек мог гарантировать. Очень быстр. Но сердясь и нервничая, Руари начал молотить по воздуху своими кулаками, его удары были едва ли сильнее любовного прикосновения, и он был полностью беззащитен перед любым достаточно сильным ударом более медленного, но намного более массивного соперника. Но вместо удара, Павек протянул руки, пробив защиту Руари, ухватил его за кожу и рубашку, и поднял в воздух.

— У тебя есть две руки, червяк. Два кулака. Сохраняй один из них дома, для защиты.

— Это то, что всегда говорит Йохан.

— А ты его слушай. — Павек отпустил захват, и Руари легко приземлился на ноги. — Он хороший учитель.

— Его здесь нет.

— Просто уходи, червь.

— Я хочу научиться у тебя. Что для этого надо? Лесть? — В голосе Руари опять послышались плаксивые нотки, это резануло ухо Павека. — Я думаю, что ты лучше старого дварфа. Я — и это сказал червь-полуумок, который ненавидел любого одетого в желтое темплара и пытался отравить его самого — я бы хотел, чтобы ты научил меня, пожалуйста.

На подбородке Руари была царапина, почти исчезнувшая, еще одна на руке, третья, побольше, на груди, видимая в дырку на его рубашке, все сувениры от их последней встречи. Павек подхватил свою мотыгу, изобразив врага, и Руари отпрыгнул на шаг или два, вновь подняв свои кулаки. Но он только поддразнил его, а приманки не дал. Он вонзил мотыгу в землю рядом с тем местом, где стоял Руари.

Мальчишка сообразил, что его одурачили. — Павек-?

Павек разбил лезвием мотыги ком земли и отбросил пригорошню сорняков над своим плечом на безжизненную почву, находившуюся за орошаемым полем. Тень Руари не пошевелилась и его рот тоже, замечательное изменение. Прошло еще одно длинное, тихое мгновение. Павек воткнул лезвие в землю, потом направился наружу, по направлени к деревне. Взмахом руки он пригласил Руари присоединиться к нему.

— Покажи мне, что ты умеешь, — сказал он и полуэльф запрыгал перед ним на носках, размахивая своими тощими руками и кулаками перед собой.

Выругавшись про себя, Павек потряс головой и повернулся. — Ты никогда не будешь кулачным бойцом, Ру. — Он вернулся со своей мотыгой. — Попробуй это, — сказал он передавая орудие с костяной рукояткой юноше, тот ловко схватил ее.

В Пустых Земллях все достаточно знали о сражениях и умели защитить себя. Не имело значения пол, город, любой мелкий поселок: если ты не выглядел так, что всегда можешь дать сдачи, целые стаи хищников и пожирателей трупов немедленно брали тебя на заметку. Квирайт был защищенной областью, но здравый смысл говорил, что страж лучше защитит тех, кто может защитить себя сам. Павек много раз видел, как квириты — как фермеры, так и друиды — тренировались один день из десяти с обыкновенными орудиями труда, типа мотыги, которую Руари сейчас держал перед ним, одной рукой поворачивая ее ручку по ходу солнца, а другой против.

Павек оценил юношу быстро и холодно, именно так, как оценивали его самого. Потом вместо того, чтобы воспользоваться слабостями, которые он увидел — а было их на удивление мало( Йохан был замечательный наставник, неудачи Руари были связаны скорее с его личностью, а не с техникой) — он попытался исправить их.

Они провели так весь день после полудня, под умирающим светом темного солнца, чередуя защиту и атаку мотыгой. Одна из двух вещей обычно случается, когда один человек пытается научить другого более тонким аспектам боя: либо кто-то из них начинает злиться так, что урок заканчивается и начинается добрая ссора, или они находят общий язык и ритм, и рождаются семена дружбы и братства.

С пылающим солнцем в глазах и мотыгой в руках, сделал выпад вправо, отражая атаку Руари. Затем он махнул рукояткой мотыги низко над землей, разрешив мокрой от пота рукоятке скользнуть через его пальцы до тех пор, пока угловатое лезвие не стукнулось о его запястье. Этот прием предназначался для того, чтобы ударить по коленкам врага и сшибить его с ног; достаточным контрприемом был прыжок в воздух, перепрыгивая низко несущуюся рукоятку. Гладиаторы выполняли этот технический элемент с закрытыми глазами и с любым оружием в руках. Павек выучил его, когда был в приюте.

В любом случае он не хотел серьезно ранить юнца; он ожидал, что Руари знает контрприем. Придурок обязан знать его, от Йохана или из бесконечных стычек со своими эльфийскими кузенами, но он прыгнул слишком поздно.

Рукоятка ударила его над лодыжками, и он повалился на землю с криком боли. Павек потверже уперся ногами в землю, ожидая вспышки ярости.

— Предполагалось, что ты прыгнешь, а не переступишь через рукоятку своими большими ногами баарзага, — сказал он, пытаясь облегчить парню несколько очень болезненных мгновений — он знал это по богатому личному опыту — и надеясь, что когда эти мгновения пролетят, этому молчаливому, жалкому юнцу не придется мучаться от боли в сломанных костях.

— А теперь скажи мне, — наконец ответил Руари задыхающимся, дрожащим голосом. Его лицо было бледно, когда он поглядел вверх, но ему не нужно было совершать героический поступок, чтобы улыбнуться. — Ты согласен стать моим учителем?

Павек опустил мотыгу и протянул руку. — Извини, червяк, не думал, что ты так глуп. Хорошо. Ты можешь встать?

Руари кивнул, но ему потребовалось помощь, чтобы подняться. Он схватился за запястье Павека и сделал несколько шагов подкашивающимися ногами.

— Мужчины, — проворчал женский голос недалеко от них. — Никогда не будут достаточно взрослыми, чтобы перестать играть в детские игры.

Оба повернулись на звук. Руари выдохнул: — Бабушка, — и отбросил запястье Павека, как если бы оно обожгло его огнем. Невозможо было угадать, сколько времени она глядела на них, полупрозрачная вуаль, свисавшая с ее шляпы, надежно защищала ее лицо от любопытных взглядов.

— Йохан возвращается. Он на Кулаке Солнца.

— Один? — Рука Павека схватила Руари за плечо прежде, чем Телами ответила, готовая удержать парнишку, если он внезапно испугается того ответа, который скорее всего будет.

— Один, — подтвердила она, на удар сердца показалось, что ее шляпа сейчас упадет с нее.

Руари покачнулся на внезапно ослабевших ногах, но Павек сумел схватить его прежде, чем тот позорно грохнулся на землю.

— Успокойся. Если он на соли, у нас еще есть время, не правда ли? — Он представил себе глаза за вуалью и заставил их мигнуть. — Вы уже знаете, что там произошло, насколько плохо?

— Нет, — ее голос был едва слышен. — Я знаю, что он один, вот и все. Я пришла к вам, обоим, раньше, чем к другим. Вы были правы.

Она повернулась, и сжимая в узловатой ладони свой посох, начала долгий путь к деревне к своему домику. Павек почти пожалел ее, но: — Вы послали их. Вы сами, вы не слушали ни меня, ни стража Квирайта. Вы думали, что ваша зарнека важнее, а вы сами мудрее и умнее, чем мы. Проклятие, Телами, это ваша вина!

Фигура Телами задрожала и растаяла в воздухе.

— Ты не должен был так говорить, Павек.

— Но это правда. Кто-то должен был сказать ей.

— Не ты. Ты должен держать рот на замке.

— Хороший совет, червяк — но я не слушаю хороших советов. — Он, рыча, схватил свою мотыгу и попытался сломать рукоятку, не получилось, тогда он изо всех сил швырнул несчастный инструмент в полукруглый диск спускающегося солнца. — Проклятие-е-е-е!

* * *

Они повстречали Йохана в пустыне, между деревней и Кулаком Солнца. Дварф здорово постарел с тех пор, как они видели его в последний раз. Его глаза, красные от недосыпания, превратились в глубокие, темные дыры. Он с трудом двигался, его мышцы как-то сжались. Его запачканный грязью канк был так же слаб, как и он, и не был одним из тех лоснящихся жуков, выращенных Бегунами Луны, на которых любили ездить квириты. Чтобы слезть с канка Йохану потребовалась твердая рука Павека, и он не смотрел ни в чьи глаза, когда рассказывал свою историю короткими, рубленными фразами.

Он сказал, что он скакал день и ночь, и спал в седле, когда не мог держать глаза открытыми. Еда не была проблемой; у него не было еды, когда он убежал из Урика, и он не стал терять время, чтобы украсть ее. У него была вода, первые несколько дней. Потом он ехал только на своей силе воли.

Павек, подозревавший нечто подобное с того момента, как Телами сообщила им эту новость, немедленно протянул Йохану мех со свежей водой из деревенского колодца. Дварф отодвинул его в сторону.

— Бесполезно. Со мной все кончено.

— Но что случилось до того? Почему все пошло так плохо?

— Экриссар.

Павек выругался. Он осмеливался надеяться что, несмотря на катастрофу, Йохан оставил Акашию где-нибудь во временном убежище, а только потом поскакал в Квирайт за помощью. Но услышав имя Экриссара, он надеялся только на то, что она уже мертва.

По настоящему мертва.

Он сам выпил глоток из фляжки, чтобы успокоиться.

— Пошли-

Йохан подчинился. Учитывая ноги Руари после их игры и полное истощение дварфа, они шли медленным шагом и когда рассказ добрался до кризиса на рынке, трое мужчин еще только подходили к зеленым полям.

— Как же ты убежал? — спросил Павек, останавливаясь в нескольких шагах от поля, еще на песках пустыни. Он знал город и знал по меньшей мере дюжину путей наружу сквозь стены, а не через ворота. Но как раз на эльфийском рынке не было ни одного из этих секретных проходов.

— И тогда дварф, этот волосатый ублюдок в одежде прокуратора, вместе с этой ужасной женщиной, со змеями, вытатуированными на руке, бросились на нас. Я не знаю — может быть я и смог бы справиться с ними обоими, но еще оставлся Экриссар, Мастер Пути, и Каши не знала, где он был весь этот полдень. Я хотел остаться вместе с ней или даже остаться одному, чтобы дать ей убежать. — Йохан потер глаза суставами пальцев и уставился в фиолетовое небо. — Один из нас должен вернуться в Квирайт, сказала она. Я не смог бы сохранить тайны, не против того, кто был нашим врагом: мыслеходца, намного сильнее Каши. Но она поклялась, что сможет. И я знал путь наружу; она нет-