10 гениев - 10 гениев бизнеса

Основные итоги перестройки и комплектования музея получили отражение в первом научном описании собрания – каталоге Галереи, изданном в 1917 году. В нем не только фиксировался состав собрания, это был еще и путеводитель по новой экспозиции. Здесь впервые появились очерки о Павле и Сергее Третьяковых и истории Галереи. Каталог включал новый план расположения экспозиции и залов, давал четкую схему развития русского искусства. В это же время была создана постоянная реставрационная мастерская.

Во время Октябрьской революции и Гражданской войны многие владельцы художественных ценностей, считая Третьяковскую галерею единственным надежным местом, временно размещали там свои коллекции. Но вскоре, 3 июня 1918 года, Третьяковская галерея была объявлена «государственной собственностью Российской Федеративной Советской Республики». Так в галерее оказались частные собрания Е. В. Борисовой-Мусатовой, М. П. Рябушинского, В. О. Гиршмана и других. Национализированный музей получил название Государственная Третьяковская галерея. Первым ее директором стал И. Э. Грабарь.

В середине 1920-х годов в Галерее был организован методико-просветительский отдел, который занялся экскурсионным и лекционным делом, что с тех пор стало одним из важнейших направлений музейной работы. Отдел начал выпускать краткие путеводители, адресованные самой широкой аудитории. Среди первых его изданий был сборник «Изучение музейного зрителя» – возможно, единственный в то время.

В это же время к Третьяковской галерее присоединили коллекции несколько музеев, в том числе Цветковская галерея (в основном произведения графики), Музей иконописи и живописи имени И. С. Остроухова, собрания русской живописи из Румянцевского музея (где, в частности, находилась картина А. А. Иванова «Явление Христа народу»), Пролетарский музей Рогожско-Симоновского района, часть коллекции которого составляло собрание И. С. Исаджакова. В 1925 году собрание западно-европейской живописи С. М. Третьякова было передано в Музей изящных искусств, ныне Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Такие шедевры живописи, как Владимирская икона Божьей Матери и «Троица» Андрея Рублева, поступили в Третьяковскую галерею из Успенского собора Московского Кремля. Продолжались и закупки, в основном приобретались произведения советских художников.

Постоянно увеличивавшиеся коллекции требовали расширения галереи. В 1929 году к музею присоединили дом Соколикова, расположенный рядом с галереей, а в 1935–1936 годах по проекту архитектора Щусева возвели новый корпус в правой части музейного комплекса.

Грандиозная реконструкция Третьяковской галереи в Лаврушинском переулке связана с именем директора Третьяковской галереи Юрия Константиновича Королева (1929–1992). За успешное выполнение этого задания в 1995 году Ю. К. Королев (посмертно) и авторский коллектив были удостоены Государственной премии Российской Федерации.

В январе 1986 года Третьяковская галерея в Лаврушинском переулке закрылась для посетителей. В специально оборудованный депозитарий (хранилище экспонатов), пристроенный в 1985 году с северной стороны исторического здания, перенесли произведения из экспозиции и ее запасника.

В том же 1985-м Государственная картинная галерея, располагавшаяся на Крымском валу, была объединена с Третьяковской галереей в единый музейный комплекс с сохранением исторического названия – Государственная Третьяковская галерея. В здание на Крымском валу для экспонирования и хранения перевезли произведения живописи, графики и скульптуры, созданные после 1917 года.

Новое музейное здание на Крымском валу собирались разместить еще в 1956 году, когда отмечалось столетие Галереи. Место было выбрано напротив Центрального парка культуры и отдыха имени А. М. Горького на берегу Москвы-реки недалеко от Кремля и исторического дома в Голутвине, где в 1832 году родился П. М. Третьяков. Закончить стройку планировали в 1961-м и полностью перевести сюда все коллекции Галереи.

Но в 1959 году решением правительства проектируемое здание было закреплено за вновь созданной Государственной картинной галереей СССР. В 1962 году последовало объединение Картинной галереи СССР и Выставочных залов Союза художников (ныне Центральный Дом художника). Новый проект, выполненный в мастерской имени И. В. Жолтовского (архитекторы Ю. Шевердяев, Н. Сукоян, М. Круглов и другие), был утвержден в 1962-м, а строительство начато в 1965 году.

Гигантские выставочные площади (более 12 тысяч квадратных метров), анфилады просторных залов, предусматривающие разнообразные трансформации площадей и объемов для развески, единое пространство вестибюля, лестничных маршей и антресолей, огромные окна, открывающие эффектные панорамы на Кремль, Москву-реку и парк, – все это таило интересные экспозиционные возможности.

Закрытие основного здания галереи в Лаврушинском переулке «переадресовало» посетителей в помещение на Крымском валу. Перед зрителями открывалась основная экспозиция – широкая картина творческого наследия отечественных мастеров, работавших в 1920—1960-е годы.

В 1987 году была показана выставка произведений Д. Г. Левицкого, организованная Государственной Третьяковской галереей и Русским музеем при поддержке других музеев СССР. А потом пошла череда выставок художников русского авангарда: 1989 год – В. В. Кандинского, К. С. Малевича, 1990 год – Л. С. Поповой, А. С. Голубкиной, П. Н. Филонова, Эль Лисицкого, 1991 год – «Шагал в России», «Русский модерн», 1992-й – «С. И. Мамонтов и русская художественная культура», А. И. Куинжди, В. В. Верещагин. В 1994 году состоялись выставки работ В. Е. Татлина, И. Е. Репина и В. Д. Поленова.

Огромные толпы посетителей собрала «Выставка произведений из собрания Арманда Хаммера» (1986); администрации Галереи даже пришлось пойти на организацию двухчасовых сеансов для ее просмотра.

Строительные работы в Лаврушинском были начаты еще в 1983 году. Через два года введен в строй депозитарий. Там же расположились и реставрационные мастерские Государственной Третьяковской галереи.

А в 1986 году настало время приступить к реконструкции основного здания Третьяковской галереи. Авторы проекта (архитекторы И. М. Виноградский, Г. В. Астафьев, Б. А. Климов и другие) своей главной задачей считали сохранить облик исторического ансамбля. Центр комплекса – основной дом и «щусевский корпус» – были расширены за счет застройки двух внутренних дворов. Здесь разместилась основная экспозиция.

В 1989 году был построен еще один новый корпус, уже с южной стороны от основного здания. Он предназначался для выставочных залов, конференц-зала, информационно-вычислительного центра, детской изостудии. В этом же здании находится большая часть инженерных систем и служб, поэтому оно получило название «Инженерный корпус».

Принципиальной особенностью проекта было включение в музейный ансамбль храма Святителя Николая в Толмачах (памятник архитектуры XVII века). Ныне он восстановлен, освящен и действует в статусе домового храма-музея при Третьяковской галерее.

В 1986 году к Галерее на правах отделов был присоединен ряд мемориальных московских музеев: Дом-музей П. Д. Корина, Дом-музей В. М. Васнецова, Музей-квартира А. М. Васнецова, Музей-мастерская А. С. Голубкиной. В связи с этим Галерея получила статус Всесоюзного музейного объединения (с 1994 года – Всероссийское).

В апреле 1995 года для посетителей открылась обновленная экспозиция классического русского искусства в Лаврушинском переулке. Традиционный маршрут и расположение материалов были во многом сохранены. В новом-старом доме Третьяковской галереи стало возможным значительно расширить экспозицию древнерусского искусства, выделить залы для скульптуры XVIII – первой половины XIX века и рубежа XIX–XX веков. Требующая особого светового режима графика теперь демонстрируется в специально оборудованных залах, появилась «Сокровищница», где можно увидеть произведения прикладного древнерусского искусства, миниатюры, иконы в драгоценных окладах.

Застройка внутренних двориков дала возможность создать новые залы для картин К. П. Брюллова, А. А. Иванова, И. Н. Крамского, А. И. Куинджи. Самый большой из них был специально спроектирован для огромного декоративного панно «Принцесса Греза» М. А. Врубеля (1896), поступившего в галерею в 1956 году из Государственного академического Большого театра СССР.

Еще в 1953 году из Большого дворца Московского Кремля было передано пятиметровое полотно И. Е. Репина «Прием волостных старшин Александром III во дворе Петровского дворца в Москве» (1886), которое писалось по «высочайшему» заказу. Оно также включено в новую экспозицию.

Многие коллекционеры дарили Галерее произведения искусства, продолжая традицию ее основателя – П. М. Третьякова. Музей всегда с благодарностью принимал и принимает как отдельные работы, так и коллекции из частных собраний.

Пополнение коллекции музея происходит также благодаря Обществу друзей Третьяковской галереи, образованному в 1995 году. Оно объединяет индивидуальных и корпоративных членов, оказывающих музею благотворительную помощь в реализации самых разных проектов, в том числе в приобретении произведений искусства.

В сентябре 1996 года был воссоздан попечительский совет Государственной Третьяковской галереи, председателем которого стал мэр Москвы Ю. М. Лужков.

В декабре 1998 года в здании Третьяковской галереи на Крымском валу была открыта первая часть новой экспозиции «Искусство XX века», охватывающая период от рубежа веков до послевоенного времени. В мае 2000 года последовало ее завершение: от середины 1950-х годов до конца 1990-х. Таким образом, сегодня в залах Галереи наиболее полно представлена панорама русской культуры прошлого столетия впервые за многие десятилетия развития музейного дела в России.

В 2006 году Государственная Третьяковская галерея собирается отметить свое 150-летие. Этому событию будут посвящены специальные выставки, издания, проект «Третьяковские встречи», программы для детей и многое другое.

Нынешнее собрание Третьяковской галереи насчитывает более 100 тысяч произведений и делится на несколько разделов: древнерусское искусство XII–XVIII веков – иконы, скульптура, мелкая пластика, прикладное искусство (около 5 тысяч экспонатов); живопись XVIII – первой половины XIX века, второй половины XIX века и рубежа XIX и XX веков (около 7 тысяч произведений); русская графика XVIII – начала XX века (свыше 30 тысяч произведений); русская скульптура XVIII – начала XX века (около 1000 экспонатов); коллекция старых антикварных рам, мебели, прикладного искусства и огромный раздел (более половины всей коллекции) послереволюционной живописи, скульптуры и графики, размещающийся в помещениях на Крымском валу.

Нобель Альфред Бернхард

Как у открытий, так и у людей, свои судьбы. Одни с самого начала становятся баловнями судьбы, другие же входят в мир незаметно и долго остаются в тени. А бывает ли золотая середина? Оказывается, да. И подтверждение этому – жизнь и творчество основателя громадной промышленной империи, доктора философии, академика, учредителя премии, увековечившей его имя в человеческой памяти (список заслуг может быть продолжен), – Альфреда Нобеля.

Облик Нобеля действительно сплетен из противоречий. Швед, почти никогда не живший в Швеции; инженер, не учившийся в школе; академик, не публиковавший научных работ; мечтатель с проницательностью и расчетливостью прирожденного дельца; глава мирового концерна, отдавший свое состояние человечеству; владелец пороховых заводов, завещавший средства на премии мира…

Головокружительная карьера Альфреда Нобеля становится еще более значительной, если обратиться к скромным истокам его фамилии, которая имеет крестьянское происхождение. Нобель – это совсем не шведская фамилия, и она звучит странно для уха его соотечественников – Карлссонов, Андерссонов и Юханссонов. Слово «нобель», заимствованное из латыни, означает «благородный, знатный», но совпадение это чисто случайно. В свое время одному из предков Альфреда, Петеру Олофссону, талантливому сыну крестьянина из местечка Ноббелев, удалось попасть в университет. Гордый своим успехом, он, по обыкновению образованных людей того времени, принял латинизированное имя Нобелиус – по названию своего родного местечка. Дед Альфреда, цирюльник-кровопускатель, укоротил свою фамилию в 1775 году. Его старший сын, Эммануил (1801–1872), стал отцом Альфреда. В 1827 году он женился на Каролине Андриетте Алсель (1803–1879) и у них родилось восемь детей, только трое из которых дожили до юношеских лет: Роберт, Людвиг и Альфред.

Альфред Бернхард Нобель (с ударением на последнем слоге) родился в 1833 году в Стокгольме и стал четвертым ребенком в семье.

Его родители были людьми, на долю которых выпало все – и успех, и поражение. Эммануил Нобель был одаренным механиком, чертежником, изобретателем. Он мог бы стать и хорошим архитектором, но в 1833 году молодая семья попала в полосу неудач. Несчастья посыпались одно за другим. В этот год дом и имущество семейства Нобелей сгорели дотла. В огне погибли деньги, облигации, бесчисленные патенты… Это было знамением.

Когда пожар уничтожил дом Нобелей, они переселились в более чем скромную квартиру на Норлендсгартен в северной части Стокгольма.

Испытания, выпавшие на долю семьи, навсегда запечатлелись в памяти юного Альфреда.

После неудачных попыток организовать свое дело по производству эластичной ткани для Эммануила Нобеля наступили тяжелые времена. И в 1837 году, оставив семью в Швеции, он уехал от кредиторов сначала в Финляндию, а оттуда – в Санкт-Петербург, где довольно активно занялся производством заряжаемых порошковыми взрывчатыми составами мин, токарных станков и станочных принадлежностей. Андриетта осталась в Швеции с детьми – Робертом, Людвигом и Альфредом. Это были времена тяжелых испытаний. На те скудные средства, которые удалось занять у друзей и родственников, Андриетта открыла маленькую зеленную лавку, а два старших сына, Людвиг и Рудольф, чтобы хоть как-то свести концы с концами, торговали на углу спичками, словно герои сказок Андерсена. Альфреду к тому времени едва исполнился год – тридцать лет спустя он уверял, что помнит пожар в самых мельчайших подробностях: гудящее пламя, оранжевые искры и отец, которого удерживали два дюжих пожарных, чтобы он не ринулся в огонь.

В конце концов от отца из России пришли хорошие новости: Эммануил сумел-таки убедить российские власти в достоинствах изобретенных им мин. В 1841 году Нобель-старший получил от российского правительства 40 тысяч рублей за изготовленные им на небольшом заводике сухопутные мины. России пригодилось все: и разработанная им система водяного отопления, и опыт в станкостроении, и его главное изобретение – «заряд пороха, помещенный в металлический корпус», или попросту мина. Он наладил выпуск шпал, ружей и кораблей с паровым двигателем.

В октябре 1842 года, когда Альфреду было 9 лет, вся семья вновь смогла воссоединиться в Санкт-Петербурге. Эммануил Нобель стал богатым человеком. Он жил в большом собственном доме, четверо его сыновей получили блестящее домашнее образование под руководством лучших шведских и русских учителей. Но богатство не могло вернуть здоровье Альфреду. Лишенный из-за болезни возможности ходить в школу и играть со своими сверстниками, он привык к одиночеству, которое стало его уделом. В нем развилась сдержанность, переходящая в замкнутость – черта характера, которую он сохранил на всю жизнь. Слабое здоровье, однако, не мешало ему учиться с невероятным упорством. Он читал все, что попадало на глаза, и в неутомимой способности к работе не знал себе равных. С особым увлечением Альфред занимался химией – может быть, потому, что брал уроки у самого Зинина, прославленного ученого, ставшего впоследствии членом Российской и многих иностранных академий. К семнадцати годам Альфред мог свободно говорить на пяти языках: шведском, русском, английском, французском и немецком.

Очень скоро юноша проявил свои технические способности, но при этом был и большим любителем литературного чтения. Когда Альфред занялся поэзией всерьез и заявил, что хочет стать писателем, он встретил стойкое противодействие со стороны отца. В планах Эммануила Нобеля не было места сыну-литератору: он хотел видеть Альфреда изобретателем и технологом. Длительное зарубежное путешествие – вот то искушение, против которого не устоял юноша.

В 1850 году, когда Альфред достиг 17-летнего возраста, он совершил продолжительное путешествие по Европе, во время которого посетил Германию, Францию, а затем Соединенные Штаты Америки. По условиям, поставленным отцом, он смог отправиться в дальние страны, лишь дав обещание забыть о карьере писателя. Однако Нобель-старший так и не смог погасить огонь, пылавший в сердце сына: Альфред продолжал сочинять стихи. Но, даже став знаменитостью, он не рискнул обнародовать свои сочинения и в конце концов сжег все, что написал. Лишь в возрасте 63 лет Альфред Нобель опубликовал свою пьесу «Немесис», возможно, лишь потому, что почувствовал: жизнь подходит к концу, а его литературные мечты так и остаются несбывшимися.

В Париже Альфред Нобель продолжил изучение химии в лаборатории Пелуза. Жюль-Теофиль Пелуз, ученик Гей-Люссака, был одним из крупнейших химиков своего времени. Его шеститомный курс общей химии был настольной книгой для студентов и профессоров. В его частную лабораторию из разных стран мира приезжали работать и учиться многие талантливые химики, ставшие впоследствии знаменитыми. Пелуз впервые установил химическую природу глицерина. Он много работал со взрывчатыми веществами и вслед за Лавуазье и Гей-Люссаком занял пост консультанта Управления порохов и селитр Франции.

В лаборатории Пелуза Альфред познакомился с нитроглицерином и его замечательными свойствами. Это событие в значительной мере определило его жизненный путь: почти все крупнейшие изобретения и открытия Нобеля связаны с нитроглицерином. Эта удивительная жидкость впервые была получена итальянским химиком Асканио Собреро (также учеником Пелуза) в 1846 году действием азотной кислоты на глицерин. История его изобретения была самой обычной – кто-то случайно подогрел смесь серной и азотной кислот, и пробирка взорвалась. Потом Асканио Собреро добавил в эту же смесь немного глицерина и назвал вещество нитроглицерином. Итальянец не смог найти применения своему изобретению в военном деле. Собреро не нашел ничего лучше, как прописывать нитроглицерин сердечникам – «патентованное средство, по две капли на стакан воды для облегчения приступов». Эта жидкость была даже похожа на глицерин: такая же маслянистая и сладковатая на вкус. Однако уже от нескольких капель начинало сильно стучать сердце и болеть голова (лишь спустя сорок лет, в 1885 году, Британская Фармакопея официально признала нитроглицерин лекарственным препаратом). Пройдут многие десятилетия, сотни новых веществ получат химики, но ни одно из них не сможет сравниться по своей мощи с нитроглицерином. К сожалению, и по своей чувствительности к взрыву он уступает разве лишь гремучей ртути. Он чрезвычайно опасен. Его нельзя нагревать, опасно встряхивать, он легко взрывается даже в момент получения. Как-то один английский крестьянин выпил зимой по ошибке бутылочку нитроглицерина в надежде согреться. Естественно, он был найден на дороге мертвым. Когда замерзшее тело положили оттаивать возле печки, оно взорвалось, разрушив здание.

Трудно сказать, почему именно взрывчатые вещества вызвали особенный интерес Альфреда. Может быть, именно слабое здоровье особенно остро пробуждало в нем желание вступить в поединок со смертью, требующий мужества, внимания и хладнокровия. До конца своих дней, уже будучи богатым предпринимателем, способным нанять целый штат первоклассных химиков, Нобель продолжал проводить опыты самостоятельно или с помощью одного-единственного ассистента.

…Они уже час гуляли по парку – юный швед и молодая датчанка. Где-то вдалеке раздавались оживленные голоса – по четвергам в петербургском доме мадам Дезри собирались иностранцы, по воле судьбы осевшие в России. Альфред приехал в Северную Пальмиру вместе с отцом, Анна же родилась здесь – ее предка, известного датского судопромышленника, некогда пригласил на службу сам Петр I. Невысокая, грациозная, живая – когда Альфред впервые увидел Анну, ему показалось, что все любовные стихи были написаны о ней, только о ней. Петрарка, Шелли, Гете – потрепанные книжки, которые он брал с собой в каждую поездку, теперь казались ненужными, ведь рядом есть та, очарование которой не в силах выразить самые восторженные сонеты. Анна, впрочем, к кавалеру подобных чувств не питала – Альфред совсем не походил на байронического красавца из ее снов. Он, конечно, очаровательный меланхолик и чудесно читает стихи, но, право, тщедушность и бледность хороши до известных пределов. (Альфред и впрямь не отличался здоровьем – чахоточный цвет лица он имел от природы, и белилами, подобно записным модникам, ему пользоваться не приходилось.) Но с другой стороны, он был прекрасным собеседником – в свое время папа решил, что лучшее образование для сына – длительное путешествие, и в свои семнадцать Альфред уже объездил всю Европу и даже побывал в Америке. «Океан меня разочаровал, – говорил он скучающим голосом. – Мне он представлялся гораздо больше». Восхищенная Анна кокетливо наклоняла головку, поглядывая из-под ресниц в его сторону. Стихам она была особенно рада – маменька прятала от нее и Шелли, и Байрона, справедливо полагая, что эти «страсти роковые» окончательно задурят голову ее юной дочке. Иногда, дрожа от волнения, Альфред брал Анну за руку, пылко говоря что-нибудь вроде: «Все красоты мира меркнут перед вашей красотой», – и польщенная девушка – о чудо! – не отнимала руки. А затем возвращалась к себе, рассеянно размышляя – а не влюбилась ли она?

Для Альфреда дни проходили словно в тумане. Он с нетерпением дожидался четвергов, в прочие же дни сочинял мадригалы. Несколько месяцев спустя окончательно потеряв голову он уже грезил о семейном счастье, позабыв о своем решении учиться и помогать отцу: «Жениться, непременно, теперь же – и посвятить себя искусству, литературе, театру. Что может быть прекраснее?..» Слушая эти признания, брат Людвиг только качал головой. Однако все мечты рухнули в одночасье…

На статного красавца Франца Лемаржа Альфред сначала не обратил внимания – в доме графини бывало много народа. Но, увидев, какие взгляды бросает на него Анна, не на шутку заволновался. Франц сыпал любезностями и пересказывал последние сплетни австрийского двора – его отец служил там, пока его не направили в Петербург по дипломатической линии. Альфред ненавидел таких выскочек всем сердцем – известно, как эти великосветские хлыщи умеют задурить мозги неопытным девушкам. Да и по службе они всегда добиваются успехов, а приличные люди прозябают в безвестности. Альфред старался изо всех сил, рассказывал Анне самые занятные истории, какие только знал, но все тщетно – под любым благовидным предлогом она покидала его и уходила слушать Франца.

Все решилось на день ангела. Лемарж был в ударе: сыпал остротами, танцевал, пил шампанское. На Альфреда же накатила одна из его обычных депрессий – та темная волна, за которой уже не различаешь людей и предметы, и хочется сесть в угол, сжаться и замереть навсегда. Но безжалостная судьба подготовила ему еще одно испытание: Лемаржу вдруг захотелось поближе познакомиться с застенчивым соперником. «Как вы относитесь к математике? – спросил он, подходя с бокалом шампанского. – Не правда ли, в естественных науках должен теперь разбираться каждый мужчина?» Альфред заметно напрягся и гордо ответил, что его отец – известный естествоиспытатель и промышленник, а сам он изучал указанные науки у лучших учителей. «О, неужели? – притворно удивился Франц. – Так, может быть, вы сможете решить вот это?» – он набросал на салфетке какую-то формулу. Нобель неуклюжим движением подвинул салфетку к себе: в голове прыгали формулы, квадратные корни, но задача никак не решалась. Вдоволь насладившись смятением Альфреда, Лемарж несколькими легкими росчерками завершил построение. «В этом нет ничего удивительного, и мсье Нобелю нечего стесняться, – объявил он окружающим. – Я ведь собираюсь поступать в университет по математическому разряду, зато из Альфреда, полагаю, выйдет замечательный литератор».

Свадьба Анны Дезри и Франца Лемаржа шумела на весь Петербург. Нобели тоже были приглашены, но Альфред сказался больным. Вернувшись, родные действительно нашли его в тяжелейшей горячке, а на полу рядом с кроватью белели листки с только что написанной поэмой – что-то про умершую возлюбленную, белый саван и запах увядших роз. Почти неделю Альфред не приходил в себя, и отец, забросив дела, сутки напролет сидел у постели сына, кляня и датских красоток, и Петербург, и эти детские романы, будь они неладны.

После громкой свадьбы Анны Дезри и Франца Лемаржа на «Литейных заводах» и в «металлургических цехах Нобеля» царил переполох: хозяин, всегда такой пунктуальный и въедливый, не появлялся уже неделю, и даже теперь, на регулярном собрании управляющих, его кресло пустовало… Эммануилу было не до них: он сидел в комнате сына и читал записку, которую Альфред написал, едва оправившись от болезни. «С этого дня, – почерк был еще нечетким, строчки прыгали, – я больше не нуждаюсь в удовольствиях толпы и начинаю изучать великую книгу природы, чтобы понять то, что в ней написано, и извлечь из нее средство, которое могло бы излечить мою боль». Сам Альфред, завернувшись в одеяло, молча наблюдал за реакцией отца. Эммануил дочитал до конца, помолчал и рубанул ладонью воздух: «То есть ты хочешь доказать этому паркетному прыщу, что он и мизинца твоего не стоит?» – в юности Нобель-старший служил матросом. Альфред кивнул: «Стать изобретателем. Самым знаменитым. Обойти всех в естественных науках. Чтобы обо мне узнал весь мир. – И чуть тише добавил: – И тогда она раскается, но будет поздно…»

Вернувшись в Санкт-Петербург через три года, Альфред Нобель начал работать в находящейся на подъеме компании отца «Фондери э ателье меканик Нобель э Фий» («Фаундериз энд машин шопс оф Нобель энд санз») и вновь установил контакт со своим учителем Николаем Зининым. Зинин особо интересовался проблемами органической химии и, в частности, нитросоединениями. Открытая им «реакция Зинина» принесла ему мировую известность.

Нитроглицерин также был хорошо известен русскому химику. С началом Крымской войны он провел серию опытов в надежде использовать его взрывчатые свойства в военном деле. Нобель и Зинин были соседями по даче. Летними вечерами профессор проводил в старой кузнице эксперименты с грозной жидкостью. Альфред наблюдал за его работой. Однако попытки использовать нитроглицерин в снарядах закончились неудачей, и в 1854 году опыты были прекращены.

Война продолжалась, и российское правительство нуждалось в большом количестве боеприпасов. Старшему Нобелю был сделан заказ, принесший настолько хорошую прибыль, что он смог рассчитаться со всеми долгами в Швеции. За вклад в развитие российской промышленности Эммануил был награжден Золотой императорской медалью с формулировкой «За старания и дух взаимопомощи».

В конце войны компания была перепрофилирована на производство машин и деталей для пароходов, строящихся для плавания в бассейне Каспийского моря и реки Волги. Тем не менее заказов на продукцию мирного времени оказалось недостаточно, чтобы покрыть брешь в заказах военного ведомства, и к 1858 году компания стала переживать финансовый кризис. Семья опять разделилась – Андриетта вместе с младшим сыном Эмилем вернулась в Стокгольм. Через несколько лет приехал в Швецию и Альфред, тогда как Роберт и Людвиг остались в России, чтобы ликвидировать дело и спасти хотя бы часть вложенных средств. Впоследствии Людвиг и его сын (названный в честь Нобеля-старшего) создали знаменитую нефтяную компанию «Бранобель» («Товарищество братьев Нобель»), благодаря которой Россия стала одним из ведущих экспортеров нефти.

В 1862 году Людвиг взял в аренду, а спустя восемь лет купил завод, расположенный на берегу Большой Невки, близ церкви Святого Самсония на Выборгской стороне. Это был даже не завод, а небольшие мастерские, спрятавшиеся среди огородов в тихом дворе купеческого дома. Под руководством Людвига (впоследствии к нему присоединился Роберт) дело быстро расширилось. Высокой оплатой он привлекал талантливых инженеров и квалифицированных рабочих, и скоро оборудование и станки Нобеля вновь стали известными на всю Россию. По заказам военного ведомства фирма Людвига производила подводные мины, снаряды, скорострельные пушки, торпеды. Во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов завод на Самсониевской набережной оказал стране неоценимые услуги, снабдив войска прекрасным оружием новой конструкции.

Не раз «Товарищество» стояло на грани краха, и если бы Альфред не приходил братьям на помощь, они бы снова могли оказаться банкротами. Являясь совладельцем фирмы (в ее акции была вложена шестая часть его огромного состояния), Альфред помогал личными средствами, организовывал крупные займы у русских и иностранных банков, а в трудные времена входил в состав правления, чтобы привести в порядок расстроенные дела компании. Немало пользы Альфред принес фирме и в качестве химика и инженера. Людвиг Нобель в полной мере проявил свой талант инженера и организатора. Он первым в мире стал перевозить нефть в цистернах и танкерах. Построенные на его собственном заводе паровые насосы качали черное золото с промыслов на заводы и в гавани по первым в мире нефтепроводам. На месте земляных ям выросли стальные резервуары. Людвиг применил новые методы химической очистки продуктов (некоторые из них были предложены Альфредом), и вскоре из лучшей в мире бакинской нефти стали получаться лучшие в мире смазочные масла и керосин.

Нефтеналивные суда – изобретение Людвига – особенно поразили современников. Как писал один из них, «после взрывчатых веществ танкеры – наиболее блестящее достижение, которым мир обязан Нобелям». Первый танкер был спущен на воду в 1878 году, а вскоре у Нобелей появился собственный флот, огромный парк цистерн и сеть складов по всей России. В начале XX века «Товарищество» добывало больше нефти, чем все Соединенные Штаты. За счет прибылей от продажи нефти Баку превратился в красивый зеленый город, напоминающий своей архитектурой Петроградскую сторону Петербурга.

Не меньшую славу завоевало и другое детище Людвига – его механический завод.