Повесть о трех пастухах

Он с ужасом думал о своей судьбе и судьбе своих родственников. Он уже не думал о хорошем окончании всей этой истории. Варвары к которым он попал не внимали никаким доводам разумам. С чего они решили что он ваххабит? О ваххабизме Ваха имел очень смутное представление, как и вообще о тонкостях исламской религии. Вся принадлежность его к исламу определялась лишь обрезанием, да редким выполнением намаза в гостях у патриархальных родственников или земляков. А теперь это нелепое обвинение в ваххабизме. Из телевизионных передач Ваха знал, что русские теперь во всех бедах обвиняют ваххабитов. Но он то к ним какое отношение имеет? Как понял из разговоров русских его заподозрили в принадлежности к радикальному исламскому течению из-за бритого анального отверстия. Какой бред. Но ведь русские на полном серьёзе уверены в этом, у них нет сомнений, что Ваха - ваххабит. "О, Алла! Зачем я послушал эту шалаву Верку и её муженька - педрилу Лешу - клял себя на чем свет стоит новоиспеченный "ваххабит" - Как доказать проклятым русским, что он сделал это по сексуальным мотивам, а не из-за приверженности к треклятому ваххабизму?" В таких печальных рассуждениях встретил Алиев-младший рассвет. Наступил день второй его злоключений.
      11
      Этой ночь кроме чехов не спал а мучился в раздумьях капитан Левенко. Крики пленных стояли у него в ушах. Он переживал, что косвенно был причастен к их страданиям, ведь именно благодаря его саперам удалось обнаружить мину и именно он высказал предположение, что диверсанты могут быть рядом. Как результат - поимка этих трех несчастных пастухов, которых, как он понял из криков и разговоров солдат кажется, изнасиловали в бане. Утром он поделился своими мыслями с капитаном Кузиным, который клевал головой над столом с картой в штабной палатке.
      -- Слава, я не понимаю, как можно так вот ловить людей и мучить их. Это же психически больные люди. Как может нормальный человек крутить другого на "тапике" и получать от этого удовольствие? - взволновано спрашивал Левенко Кузина.
      -- Ну Валер, смотри на вещи проще - отвечал Кузин - наше дело небольшое, мы же пехотные офицеры. Тем более это же боевики. Нечего себе голову забивать.
      -- Нет Слава, мы не должны мерить всех чехов под одну гребенку. Ничем ведь не доказано, что эти пастухи ставили мину.
      -- Ну как это не доказано - возмутился Кузин - они же сами сознались.
      -- Слава, давайте не будем, мы же взрослые люди. На "тапике" любой из нас расскажет, что он в Куликовской битве на стороне Мамая воевал и справку предъявит. - Не унимался Левенко. - Вот я понимаю, взяли например, не дай Бог конечно, меня в плен. На мне форма, у меня оружие. Ясно что я враг. Но ведь у этих людей ничего этого нет. Ведь разведчики хватают всех встречных поперечных и волокут на "тапик". Недавно, знаете Слава, поймали душевнобольного чеченца и тоже "крутили на тапике" я уж представляю, что он им наговорил. Потом же каждый день они кого-нибудь на "тапик" тащили, целую неделю в бане крики были. И это нормально?
      -- Ну, с дураком палку допустим перегнули - ответил Кузин. - Но в конце-то концов его же отпустили.
      -- Его-то отпустили, а тех кого по его наводке выцепили? Где они? Так и исчезли.
      Закончить диспут однако не удалось. Левенко опять был послан на проверку дорог. Группа саперов под охраной разведчиков выехала из полка. Почти сразу же после их отъезда на территорию полка въехало два БМП с разведгруппой. Они прибыли из Чернореченского леса, где были на операции.
      Левенко с двумя саперами шел по асфальтированной дороге. Метрах в сорока позади них медленно ехал БРДМ разведки. Солнце пригревало и группа с нетерпением ждала момента, когда они войдут в лесной массив, чтобы там наконец спрятаться от палящих лучей. Шедший впереди всех сапер со щупом, вдруг остановился и стал осторожно тыкать острием своей длинной палки в обочину. До желанного леса оставалось метров сто. Недоброе предчувствие вдруг посетило Левенко. Он увидел провод мелькнувший в траве.
      - Вася назад! Всем залечь! - закричал замполит саперов и сдергивая с плеча автомат упал на землю.
      Вася Репнов, сапер шедший со щупом неторопливо пошел назад и стал выбирать место где залечь. Раздался хлопок и в воздух полетели комья земли. Левенко сняв автомат с предохранителя и поправив сбитые ударной волной очки дал длинную очередь в сторону леса, туда, откуда вели провода. Из леса раздались одиночные хлопки. С тяжело жужжа пули пролетели мимо Левенко. Среди деревьев он увидел пестро одетую фигурку и вял ее на прицел нажал спусковой крючок. С разных сторон трещали автоматные очереди. Саперы вели огонь по лесу. Разведчики не как не могли запустить пулемет БРДМа, что-то заклинило. Левенко выпустил остатки магазина, фигура бывшая на мушке задергалась и упала. Наконец-то заработал пулемет. Несколько минут группа поливала свинцом лес. Стрельба оттуда прекратилась сразу же после последней очереди Левенко. Лежа на земле Левенко достал патроны из разгрузки и набил магазин. Потерь в группе к счастью не было. Левенко с одним из разведчиков пошел в лес и там на окраине увидел худенькое тельце мальчишки лет четырнадцати. Рядом с ним лежал пистолет ПМ с зафиксированным в крайнем заднем положении затвором. В траве сверкали стреляные гильзы и лежала коробочка пульта дистанционного управления от которой тянулись обрывки проводов. "Совсем мальчик, почти как мой сын", - с грустью подумал Левенко. Тут в глазах его помутнело и зазвенело в ушах - контуженого капитана увели и посадили на броню БРДМа.
      12
      -- Кого вы там поймали - спросил Манапова приехавший с разведгруппой командир взвода лейтенант Дрепов.
      -- Да трех чехов вчера в засаде взяли - фугас ставили. Уже допросили козлов гребаных. Один точно ваххабит, с очком бритым.
      Проснувшийся Авдеев слушал рассказ Лутаря о событиях ночи. Свои слова Лутарь иллюстрировал жестикуляцией находящегося в брачном периоде гамадрила. Авдеев слушая зам комвзвода ухмылялся. Тем временем Манапов подведя Дрепова к яме где сидел Ваха показал на пленника и сказал:
      -- Эй, ваххабит, раздвигай очко - крикнул в яму Манапов.
      Испуганный Ваха, боясь новых издевательств поспешно встал на четвереньки и раздвинул руками окровавленные и загаженные ягодицы.
      Дрепов взглянув на Ваху и увидев кровавое месиво в его промежности спросил Манапова:
      -- Вы чё, трахнули его что ли?
      -- Да нет, - смеясь ответил Манапов, - просто этот ваххабит и братья его говорить не хотели, даже на "тапике" молчали вот ребята им дупло палкой и разработали. С этим серьезно говорить надо, отрицает что ваххабит, говорит из Москвы торгаш.
      -- Да, наверное придется с ним потрудиться, задумчиво произнес Дрепов.
      Дальнейшего продолжения разговора Ваха не слышал, офицеры обсуждали подробности Чернореченской операции. Но услышанного Вахе хватило, чтобы впасть в полное отчаяние, он с ужасом думал, что еще ждет его. Это ожидание того, что в любую секунду его вырвут из ямы и подвергнут новым мучениям не давало его уставшему от бессонной ночи мозгу отключиться и заснуть хотя бы ненадолго. Сон и явь стали причудливо переплетаться в его сознании. Вот перед его глазами стояла голая Верунчик, призывно облизывающая языком пухлые губы. Вот мимо ямы прошел её муж Алексей, почему-то с автоматом в руке и сигаретой в зубах.
      -- Чех, жрать будешь? - вернул Ваху к реальности незнакомый голос.
      Он сбросил с себя оцепенение и увидел, что возле ямы стоит не Леха, а молодой солдат в бронежилете и каске - часовой. В правой руке он держал автомат, в левой армейский котелок.
      Ваха только сейчас вспомнил, что он уже сутки ничего не ел. Аппетита и не было, но боясь хоть как-то спровоцировать солдата он тихо ответил:
      -- Да, брат буду.
      -- А курить? - Вынимая окурок изо рта спросил часовой.
      -- Да брат буду - вновь повторил испуганный Ваха.
      -- Ты спроси его, а в жопу он даст или в рот возьмет? - раздался голос из палатки.
      -- Чех, в рот возьмешь - спросил появившийся откуда-то другой солдат постарше.
      Выражение его лица не предвещало пленнику ничего хорошего, может быть это был один из тех кто крутил его ночью на "тапике". Понимая, что если он скажет сейчас что- либо, что не понравится солдату, то муки могут начаться сию же секунду. Ночь убедила его в том, что права поговорка о том, что "и быка в банку загоняют". Ваха уже не верил ни в какие сказки о стойкости и выдержке. Боль, одна только боль и ничего больше. Ты готов на все, на все унижения, только бы боль не повторилась. Спасение от боли ты готов купить любой ценой. Ценой позора, предательства, да какой угодно. Боль заставила забыть Ваху, что он был достаточно "крутым" в Москве, что он джигит из гордого и славного рода Алиевых. Поэтому он тихим и жалобным голосом кротко ответил:
      -- Да, брат, возьму. - Слезы от такого самоунижения сами потекли из глаз и проложили две дорожки на грязных небритых щеках.
      -- А в жопу дашь? - не унимался солдат.
      -- Да, и в жопу дам, - также покорно ответил чеченец.
      Часовой и второй солдат зашлись хохотом.
      - Ладно чех, хер с тобой жри, - с этими словами часовой ссыпал в подставленные Вахой ладони содержимое котелка.
      Это была застывшая пшенная каша. Но и она сейчас показалась пленнику такой желанной, когда ее запах защекотал ноздри. Он стал грязными, перепачканными кровью и калом руками, засовывать ее в рот.
      -- Чех, на кури, - с этими словами часовой кинул в яму окурок сигареты "Прима", который пленник тут же подхватил и глубоко затянулся.
      Подняв глаза и увидев, что часовой продолжает стоять рядом Ваха с искренней благодарностью и теплотой в голосе произнес:
      -- Спасибо брат, я тебя никогда не забуду. - По его грязному лицу текли слезы. Всхлипнув еще раз он уткнулся головой в колени и замер, приняв наименее болезненную позу.
      Часового покормившего Ваху звали Андрей Свечкин. Это был молодой, только недавно со "срочки" контрактник из Москвы. Он второй месяц служил в зенитной батарее. Соседство с разведчиками, а особенно эта дикая яма вместе с баней его совсем не радовало. Услышав ночные крики Вахи о том, что он из Москвы Андрей почему-то проникся к тому сочувствием, как к земляку. Андрей вообще не хотел никого убивать и никому причинять зла. Цель его поездки была одна заработать побольше денег на наркотики, к которым он пристрастился на "гражданке". Судьба пока миловала его от крутых переделок и он надеялся, что так будет и дальше. Он был водителем зенитной установки и эта должность его вполне устраивала. Про себя Андрей решил, что будет подкармливать Ваху по мере возможности. После еды всегда оставалось много каши, ее выбрасывали. Вот ей-то он и будет кормить "земляка". О Саиде и Шамиле он вообще не задумывался. Так им и надо. Андрей почему-то был уверен в невиновности Вахи.
      13
      Тем временем на совещании в штабе в числе остальных вопросов решалась и судьба пленных. О том что их надо "кончать" как-то не обсуждалось. Само собой ясно. Привези их сейчас в Ханкалу, тут же и попадут под амнистию и снова будут ставить мины и фугасы на дорогах. Полковник Мунин был стреляный воробей и знал еще по первой войне, что от этого народа хорошего не жди. Одни бандиты. Сами же себя называют волками и герб такой же. Вот как с волками с ними и надо поступать, то есть отстреливать. Как вот своих людей уберечь, это да, это проблема, а об этой мрази думать. Единственно может придержать их, да еще допросить. Ведь все то они наверняка не сказали, что ни будь да утаили. И ваххабит этот московский вообще темная лошадка. Нет, однозначно с пленными чехами надо еще работать и работать. Так и порешили. "Прокрутить еще на "тапике"." - такое распоряжение отдал командир вернувшемуся из Черноречья начальнику разведки майору Быкову. Ну как крутить Быкова учить не надо было, он здесь с самого начала войны, еще Грозный брал. Чехи знали его и боялись. Сам Быков хорошо знал и любил свою работу.
      Вернувшись с совещания Быков приказал своим подчиненным разведчикам привести в баню ваххабита. Ваху, к которому только начал приходить спасительный сон вновь вытащили из ямы. Голый и грязный, широко раздвинув ноги из за боли в анусе, стоял он на полу перед начальником разведки. Быков сидя на ящике пристально смотрел на пленника. Лицо его при этом ничего не выражало. Это молчание и пристальный взгляд производили на Ваху гнетущее впечатление. Его стала бить нервная дрожь, во рту, где уже сутки не было и маковой росинки появилась сухость, не переварившаяся каша забурчала в желудке и пленник выпустил газы сам того не заметив. Солдаты, которые привели Ваху заржали, Быков поморщив нос тихим и спокойным голосом спросил:
      -- Чего обосрался. Рассказывай кто ты и откуда, зачем ставил фугас, кто командир, где банда?
      Подумав, что этот офицер, судя по его манерам не зверь, Ваха предпринял еще одну попытку выпутаться из положения, которое воистину стало безвыходным. Он с надеждой утопающего поймавшего соломку стал сыпать словами:
      -- Я Ваха Алиев, живу в Москве, бизнес у меня там. Отца хоронить приехал. С братьями ехал, вот ваши и взяли. Не ставил я фугас, не боевик я! - с отчаянием в голосе окончил речь Ваха.
      -- Хорошо Ваха, - все так же тихо проговорил Быков. - А в Москве ты чем занимался, дома взрывал?
      -- Нэ взрывал я дома, ресторан там у меня! - в отчаянии прокричал пленник.
      -- Нет Ваха, ты темнишь, придется с тобой еще поработать - и с этими словами Быков кивнув разведчикам вышел.
      Ваху снова подвесили на цепь и снова в который раз "крутили на тапике". Он уже не знал что говорить и что делать. Он рад бы рассказать все что угодно, но он действительно ничего не знал о банде, куда входили его братья. Он только отчаянно кричал и извивался на цепи.
      Майор Быков тем временем обдумывал, какую еще информацию можно вытянуть из чехов, особенно из этого вот "Московского ваххабита". Завтра в полк должны были приехать журналисты с ОРТ, неплохо бы было показать им взятых в плен чеченских боевиков. Хотя нет, в том виде в каком находились братья Алиевы лучше не показывать, но доложить о них журналистам надо бы. Тут Быкова осенило. В роте материального обеспечения он видел контрактника явно нерусской внешности: смуглого, крюконосово. Словно в насмешку, этот солдат украшал своим присутствием въезд в полк, где часто стоял в наряде на шлагбауме. Тут же Быков связался с командиром роты материального обеспечения и минут через десять нерусский солдат был у него в палатке.
      Вид прибывшего превзошел все ожидания. Он еще и плохо говорил по-русски, со страшным акцентом, к тому же был не брит, что усиливало его сходство с чеченом. Быков разъяснил солдату, что завтра перед журналистами он разыграет роль пленного чечена. Что и как говорить начальник разведки несколько раз прорепетировал с Абдувасидом, так звали завтрашнего "пленного". Он подобрал для него соответствующую одежду: грязные джинсы, рваные кеды, старую истрепанную куртку-ветровку, завершала наряд широкая черная повязка на глазах. Все остались довольны маскарадом. Дав артисту пачку сигарет и предупредив о том, чтобы тот не брился Быков отпустил его в роту.
      Тем временем душераздирающие крики Вахи привлекли внимание проходивших мимо разведроты двух офицеров военной прокуратуры, живших тут же на территории полка. Эти двое офицеров бесцельно слонялись по лагерю в поисках водки. Услышав вопли они вошли на территорию разведчиков. Один из прокурорских работников строго спросил вышедшего на встречу Авдеева:
      -- В чем тут дело? Что за крики, прекращайте эти безобразия. Думаете мы не знаем чем тут вы занимаетесь.
      -- Шли бы вы на х...! - коротко и просто ответил им Авдеев. - У меня люди погибают, а я что буду с чехами целоваться. Будете еще права качать и закон вспоминать, мои разведчики сопровождать вас никуда не будут. Сидите тогда в лагере безвылазно. Или сами ходите пешком куда надо.
      Прикинув, что Авдеев прав, прокуроры ушли продолжать поиски водки. Ваха в это время потерял сознание и его снова бросили в яму. До вечера "пастухов" не беспокоили.
      Вечер принес плохие новости. Погибло пять человек из второй роты. Четверо солдат и командир взвода. Это произошло при блокировании дороги. Ехали "Жигули", вышли солдаты остановить их, из машины автоматная очередь и все четверо "двухсотые". Командир взвода в это время за БМП стоял, потому и жив сначала остался. Видя такое дело лейтенант прыгнул в люк механика и рванул один за "Жигулями". Догнал их, перерезал им дорогу. Пушка на БМП не работала, поэтому офицер сам с автоматом в руках вылез из люка, а чехи тут его и завалили. Такая вот история.
      14
      С наступлением вечера пленных вновь "кумарили" в бане. Их снова поочередно заводили туда, подвешивали на цепь и "крутили на тапике". Шамиля и Саида уже никто ни о чем не спрашивал, все что надо было от них узнали, над ними просто издевались, мстя за убитых. Когда же пришла Вахина очередь, то тем занялись особо. Начальник разведки дал команду колоть того на предмет ваххабизма. Как несчастный Ваха не доказывал, что не имеет никакого отношения к ваххабизму и боевикам, ничего не помогало. Когда терпение разведчиков иссякло и видя невозможность даже с помощью "тапика" разговорить пленного, который нес какую-то несусветную чушь о Верке из Москвы, из-за которой его и считают ваххабитом, решили применить крайние средства. Мокров принес "цыганскую" иглу и с помощью Лутаря, державшего скованные руки чечена, стал загонять тому иголку под ногти. Ваха разразился очередным душераздирающим воплем, который был наверное слышан и в Грозном. Ноготь отлетел из пальца капала кровь, Мокров приступил к следующему пальцу. Так поочередно Вахе был обработан каждый палец. От боли он много раз терял сознание, но это не останавливало Мокрова с Лутарем. Они не испытывали ни малейшей жалости, так как понимали, что и с ними в плену поступят не лучше.
      Часа через три в баню вошел начальник разведки. Выслушав Вахин рассказ о Верке и все о том, что ему было известно о братьях Быков понял, что вытянул из него все. От Шамиля удалось узнать кое-что новенькое. Он назвал у кого в их селе находился в рабстве русский мужик из Саратова. Саид не смог ничего нового рассказать. Для Быкова стало ясно, что чехи отработаны полностью и интереса для разведки не представляют. Завтра можно будет отвести их пятую роту и там пристрелить или отдать пехоте пусть добивают. Собственно все, они ему больше не нужны.
      Тем временем разведчики выпивали в палатке водку, привезенную с ВМГ. Обсуждались события этого дня, особенно смерть пятерых человек. Среди разведчиков были и их земляки. Водка подогревала злобу к чеченам, вспоминали случаи их зверств над нашими солдатами. Чаша терпения переполнилась и Лутарь сказал:
      -- Что про этих гадов говорить, они вон наших пленных е...т, животные.
      Его слова словно искра зажгла самые дикие инстинкты солдат. Буквально через несколько минут все трое братьев Алиевых были вновь приведены в баню.
      -- Эй, чехи, - обратился к ним Лутарь, - сейчас вас трахать будем.
      После этих слов, связанные Шамиль, Саид и Ваха, ничего уже не понимающие от бесконечных пыток были поставлены на колени. Лутарь, Мокров и присоединившийся к ним Боровков, уже изрядно пьяные, спустили штаны и дружно обнажив половые органы стали водить ими по ягодицам пленников. Так как эрекции ни у кого из них не наступило, изнасилование носило чисто символический характер, что конечно никак не могло их удовлетворить.
      -- А ну пасть открывай - прорычал Лутарь поднося к лицу Шамиля висящий половой член. - Открывай кому говорю. - Он подкрепил свои слова сильным пинком в грудь.
      Шамиль от резкой боли раскрыл рот и стал делать судорожные вдохи. В это время Лутарь воткнув ему между зубов деревянный брусок ткнул в губы членом.
      -- Отвафлили чеха, - заржали Боровков с Мокровым.
      Плакал Шамиль, плакали видя это Саид и Ваха, но сделать ничего не могли. Они были бессильны против грубой и жестокой силы. Дурной пример заразителен. Боровков подтянул за бороду Саида и поводил ему по губам половым членом. Тоже проделал и Мокров с Вахой. В очередной раз униженные и морально убитые чечены вновь были скинуты в ямы. Ни у кого не возникало сомнения, что завтра - послезавтра они будут расстреляны. Удовлетворившие жажду мести разведчики смеясь ушли спать. Пленники в полузабытьи, полностью равнодушные ко всему, в полуобморочном состоянии скрючившись сидели в ямах. Их тела сотрясала нервная дрожь. Малейшее движение причиняло невыносимую боль. Они не ожидали впереди ничего хорошего. Единственным их желанием было только то, чтобы их оставили в покое.
      15
      Наступило утро. С первыми лучами солнца разведчики вновь извлекли свою добычу на свет Божий. Все три брата стояли на коленях перед ямами. Позади них с палками в руках прохаживались Лутарь и Мокров.
      -- Эй, чехи, после сегодняшней ночи вы пид...сы. - Начал речь Мокров сейчас я хочу от вас это услышать. Ну, кто вы? - Подкрепил он вопрос ударом палки по спине Саида .
      -- Мы пид...сы! - жалобными голосами ответили пленные.
      -- Громче, - настаивал Мокров, продолжая охаживать палкой их спины, громче, чтобы все знали что все чечены пид...сы.
      -- Мы пид...сы! Все чеченцы пид...сы! - вновь прозвучал жалобный хор. В этот раз уже громко.
      -- Теперь орите: "Христос акбар!" - потребовал Лутарь. - И креститесь суки, с поклонами.
      Три мусульманина на виду высыпавших из палаток солдат истово крестились и громкими гортанными голосами блеяли: "Христос акбар". Голые, стоя на коленях они отбивали поклоны под смех зрителей.
      Крики и "молитвы" донеслись до палатки оперуполномоченного ФСБ, который вчера вечером прилетел из Ханкалы и был еще не в курсе происшедшего. Майор Гавриков заинтересовавшись направился к разведчикам. Увидев "моление" усмехнулся и спросил Авдеева о происходящем.
      -- Да, ребята развлекаются, - ответил ротный, - чехов пленных уму разуму учат, горячую кровь остужают.
      -- Слушай, а кто они? - Спросил Гавриков.
      -- Да фугас ставили, местные мы их уже допросили, теперь завалим.
      -- Слушай, - попросил Гавриков - я с ними переговорю, может они мне пригодятся. А с командиром полка я решу. Пока придержи их.
      -- Ладно, валяй, - с легкостью согласился Авдеев.
      Пленных, как были голых, только с мешками на голове провели через весь плац к палатке оперуполномоченного, возле которой также было вырыто несколько глубоких ям. Там он провел с пленными соответствующую беседу. Беседа была об одном - вербовка. Шамилю, Саиду и Вахе было предложено, в случае их согласия стать осведомителями в следственном изоляторе Чернокозово, куда они вскоре будут отправлены. Ну а в случае несогласия... они уже сами убедились что будет.
      Все трое, несмотря на позор выдавать своих земляков и возможную вполне реальную месть с их стороны согласились. Никакие моральные соображения в данный момент не действовали. Одна мысль полностью заполняла сознание: "На сегодня, а может и навсегда, мучения прекратятся". Разве это не причина плюнуть на гордость, на долг, на честь? Получив согласие на вербовку Гавриков отправился улаживать вопрос с командиром полка. Пленники ожидали решения своей судьбы в ямах взвода военной полиции.
      Тем временем в полк приехала съемочная группа ОРТ. Переговорив с командиром они развертывали съемочную аппаратуру в районе вертолетной площадки. Туда майор Быков вел "взятого в плен боевика". Абдувасид, выряженный как пугало в гражданскую одежду с повязкой на глазах под "конвоем" подошел к камере.
      - Я приехал из Узбекистана - с трудом выговаривая русские слова начал свой монолог "боевик" - вступил в отряд полевого командира Бараева. Там меня обучили ставить мины, что я и делал. Обещали платить... - он на секунду задумался, - тысячу баксов в сутки.
      -- А как с вами здесь обращаются? - задал вопрос корреспондент.
      -- Обращаются со мной нормально, не бьют, кормят, - продолжил говорить Абдувасид - сегодня передадут властям. Надеюсь, что со мной поступят по справедливости. На мнэ нэт крови и я добровольно сдался федеральным войскам. Я надеюсь на амныстию и буду заниматься мирным трудом.
      Абдувасида увели. Все остались довольны. Абдувасид полученной от Быкова пачкой "Явы". Быков, тем что сумел создать себе рекламу, а он был очень честолюбив и не чужд славы (вполне впрочем заслуженной, так как неоднократно лично участвовал в рискованных операциях и проявил личную храбрость). Журналист тем, что сумел снять "горячий" сюжет о захваченном в плен федеральными войсками боевике. К вечеру Быков обещал еще один "горячий" сюжет об освобожденном рабе.
      Сразу после съемки Быков вместе с Гавриковым, под прикрытием разведки отправился в село, где по словам Шамиля содержался русский раб.
      16
      По приезду в село группа быстро отыскала нужный дом на окраине. Солдаты рас сосредоточились вокруг дома. Орудие БМП было направлено в строну леса, начинавшегося сразу за домом. Быков с Гавриковым уверенными шагами вошли во двор. Однако там никого не было. Пусто было и в доме. Там явно постоянно никто не жил. В комнатах было какое-то запустение. Однако наличие еды и спальных принадлежностей свидетельствовало о том, что дом посещался.
      -- Эй, вылезай отсюда - раздался голос одного из солдат, стоявшего возле сарая. - Вылезай, не буду стрелять.
      Дверь сарая приоткрылась и оттуда с опаской вышел обросший, бородатый дедок. Весь какой-то иссохший, на нем как на вешалке висел грязный камуфлированный костюм, на ноги несмотря на жару были обуты резиновые сапоги. Дед недоверчиво смотрел на солдат.
      -- Садись на броню - сказал старику Быков, догадавшийся что это и есть раб. - Поехали с нами в полк, там поговорим.
      Едва БМП тронулось в сторону полка старик заплакал. Он плакал и тогда, когда миновав шлагбаум въехали в полк. Успокоился он лишь в палатке разведчиков. Сидя на "шконке" он с жадностью и аппетитом поедал гречневую кашу с тушенкой, которой угостили его солдаты. Постоянно отрываясь от котелка спрашивал:
      -- Ребята, вы меня точно обратно не отдадите? Правда?
      -- Конечно не отдадим, не для того тебя освобождали, - спокойным голосом ответил Быков. - Поешь, успокойся, сейчас журналисты тебя снимут. С ними и уедешь в Россию.
      -- Спасибо братцы! - со слезами благодарности на глазах радостно прокричал вчерашний раб, - я уже и не думал вернуться. Всю надежду потерял.
      Он упал на колени и стал целовать ноги первого же попавшегося солдата, при этом все время повторял:
      -- Только не отдавайте! Я вам все буду делать, все что скажете, и стирать, и еду готовить, и убирать, все что скажете, буду делать. Спасибо родные!
      При виде седого человека, ползавшего в ногах и плачущего от радости у солдат сжималось сердце: "Как же надо довести человека до такого?" - думали все наблюдавшие эту сцену.
      После неоднократных заверений о том, что никто его обратно не отдаст, а вместе с журналистами отправят на Родину вчерашний раб успокоился и поведал свою печальную историю.
      Оказалось что Сергей, так звали освобожденного, никакой и не старик. Было ему всего-то сорок три года - ровесник Быкова. Выглядел он правда лет на шестьдесят. Родом он был из-под Саратова. Занимался тем, что шабашил на стройках. Был на все руки мастером и кладку мог сложить, и по плотницкому делу. В 1991 году он вместе с такими же шабашниками поддались на уговоры и щедрые посулы одного чечена. Приехали с ним сюда в Урус-Мартан дом строить. А вышло-то вот как. Напоили их хорошенько. Проснулись в сарае под замком. Ну их поколотили еще крепко, а потом поодиночке и распродали кого - куда. Сам Сергей не раз менял хозяина. То одним дома строил, то другим. По всем горам объездил. Когда строить ничего не надо было, то как слугу использовали. Кормили абы чем, жил где придется когда в погребе, когда в сарае, а было дело и во дворе на цепи держали. Чуть что бьют. Последний раз здесь вот в Тангах жил. Хозяин в горы ушел, а его бросил. Бежать, а куда тут убежишь. Его еще в первую войну менты несколько раз при зачистках находили, да тут же хозяину за деньги обратно возвращали. Тот бил еще после этого, "потратился мол из-за тебя". В эту войну, месяца два назад менты его снова нашли. И что, снова отдали назад.
      -- Вы меня точно назад не отдадите? - в который уже раз со страхом спросил Сергей. Он вдруг подумал, что военные выслушав его рассказ решат поживиться на нем.
      -- Нет Серег, все будет нормально - успокоил его Быков. - Сейчас журналистам расскажешь свою историю, они тебя по телевизору покажут. С ними и домой улетишь.
      -- Спасибо родные! Спасибо! - только и повторял Сергей.
      Через несколько минут он поведал ту же историю и перед камерой. На следующий день он и съемочная группа "вертушкой" улетели в Ханкалу.
      Славу освободителей раба между собой разделили Быков и Гавриков. Оба пребывали в прекрасном настроении.
      Братья Алиевы так же пребывали в прекрасном настроении. Ямы взвода военной полиции (уникального неформального подразделения полка, занимавшегося охраной и конвоированием арестованных и прочими милицейскими функциями) показались им роскошными квартирами в сравнении с ямами разведроты. Не то, что бы здесь было комфортнее, в этом плане пожалуй даже и похуже, но здесь никто их не бил. После того как они дали согласие на вербовку, Гавриков строго предупредил беречь чехов перед их отправкой в Чернокозово. О своей предстоящей иудиной работе они совершенно не задумывались. В данный момент они ликовали. "Спасены! Спасены!" - одна только эта мысль набатом била в их головах. О Чернокозове они от земляков слышали только хорошее. Там ОБСЕ, правозащитники и там нет таких отморозков как в этом проклятом полку.
      К обеду Алиевым даже дали одежду. Какие-то грязные и рваные гражданские вещи. После двух суток сидения голыми на земле им и это показалось за счастье. Покормить их однако никто не собирался. Сами они несмотря на испытываемый голод, спрашивать об этом не рискнули. Они были счастливы, что пытки наконец-то кончились.
      Однако, если судьба Саида и Шамиля на ближайшее будущее более или менее определилась, то про Ваху так говорить пока еще было рано. Конечно Гавриков не верил в его Ваххабизм и поверил в ту историю появления ваххабитского отличия, которую рассказал пленный. Ваха так же рассказал майору как были изнасилованы разведчиками его братья. О своей роли в этом он из скромности умолчал. Кстати точно так же об этом поведали Саид и Шамиль. Из их рассказов явствовало, что изнасиловали обоих братьев рассказчика, не тронув его самого. Гаврикова смущали выдранные ногти Вахи. Ведь представить такого в Чернокозово перед правозащитниками всех мастей - значит подставить командира полка Мунина. А к тому Гавриков испытывал искреннее уважение. Со своими сомнениями "особист" и пришел к командиру.