Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Одиссей покидает Итаку (№9) - Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы

ModernLib.Net / Альтернативная история / Звягинцев Василий / Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 3)
Автор: Звягинцев Василий
Жанр: Альтернативная история
Серия: Одиссей покидает Итаку

 

 


Соответственно, можно предположить, что в иной реальности, сто тридцать лет назад, Ростокин по-прежнему расслабленно дремлет в кресле, они втроем ждут его возвращения. Оставаясь вполне материальными, но ментально включенными в Сеть, ибо обеспечивают пребывание там Игоря.

«Одновременно», только четырнадцатью годами позже, второй ментальный слепок Шульгина тоже вышел в Сеть, поскитался в ее уровнях и закоулках, пересекся (или его притянуло) с точкой пребывания Ростокина. Случайно или со специальной целью. И при контакте с безусловно материальным Суздалевым случилось и их воплощение?

Теоретически (а какая вообще может быть здесь «теория»?) допустимо. Если они спокойно жили в своем исходном облике с рождения и до дня Исхода, при том, что одновременно геройствовали в прошлом и будущем, отчего бы не добавить к биографии лишнюю сущность?

Если же никакого удвоения или умножения не произошло, а ростокинская реальность со всеми мелкими и мельчайшими подробностями, Суздалевым и Маркиным просто скопирована Ловушкой, остается выяснить – зачем?

В любом случае будем играть, до поры не выламываясь из навязанной схемы.


– Валентин Петрович, если вы думаете, что избранная вами тактика непременно приведет к победе, то вы уже ошиблись. Меня вы не нашли и в обозримое время не найдете. Ваше счастье, что я вам не противник. Я разыскал вас потому, что вы один из тех людей, которые пока еще способны удержать этот мир от срыва…

– Чего вы хотите? – мгновенно перестроился Маркин. Да и странно если бы было иначе. Один из первых на Земле пилотов-самоучек, выведший в межгалактическое пространство хроноквантовый звездолет, а проще говоря – обычную подводную лодку типа «Барс», на которой заменили реактор на странную, но перспективную конструкцию. Такой человек должен обладать набором личных качеств, у Шульгина и его друзей вызывающих искреннее уважение. Тем более – он-то действовал без подстраховки, даже такой сомнительной, как честное слово неизвестно откуда взявшегося «форзейля». Настоящий летчик-испытатель эпохи Блерио, Нестерова и Арцеулова. Парашютов еще нет, а летать и крутить фигуры высшего пилотажа тянет непреодолимо.

– С вами хочу встретиться. На нейтральной почве. Познакомиться, обменяться мнениями. Вы же личность экстерриториальная, «нынче здесь, а завтра там», и от коллег с Крюгера наверняка полезную информацию получили, которую до мирового сообщества довести не сочли нужным…

Шульгин изобразил самую очаровательную из своих улыбок, которая женщинам нравилась, а иных мужиков бросала в дрожь.

– Где и как? – быстро спросил Маркин.

Сашка попал в точку, начальник СБКФ был заинтригован – как минимум. А то и вообразил, что явились поторговаться те самые инопланетяне, друзья и начальники девушки Зари. Вопрос в одном – готов он на равноценное общение или затаил нечто профессиональное?

– На ваше усмотрение, – ответил Сашка. – К вам я, естественно, не поеду. Конспиративной квартиры у меня нет. А вот… – На глазах у адмирала он начал бегло листать толстый том справочника «Желтые страницы Москвы». Как ни шагнула компьютерная техника, а все равно больше половины информационных справочников выпускалось в бумажном варианте: невозможно за полвека переломить тысячелетние традиции. Для адмирала это будет еще одним дополнительным штришком. У многих эстетов вообще считалось неприличным пользоваться электронными записными книжками и тому подобной техникой. Кроме того, вновь, по примеру девятнадцатого века, стало комильфо иметь при себе личного секретаря, вообще не затрудняясь пошлой ерундой.

– Вот, «Славянская беседа», – словно бы наугад ткнул он пальцем. – «Гостиница, три ресторана, трактир, кофейня, номера на любой вкус, отдельные терема. Цены умеренные, Сретенский бульвар, номер такой-то». Подъезжайте, ваше превосходительство, посидим. Тут дальше еще интересно написано: «Гарантируем незабываемые впечатления!» Незабываемых я вам, конечно, не гарантирую, но только в том случае, если вы приедете без лезущей на глаза охраны.

Начальник самой мощной по своим возможностям и самой независимой от всех властей и правительств службы явно испытывал некоторое сомнение. Словно бы тот же товарищ Берия или Аллен Даллес, если бы их неизвестный пригласил на рюмочку водки в московскую забегаловку или малоизвестный бар на Манхэттене. Разумеется, нынешний мир был куда свободнее и безопаснее, однако…

Сколько уже длился разговор, а специалисты Маркина только мотали головами и разводили руками. Источник контакта идентификации не поддавался. Это было странно, почти невозможно, но одновременно вызывало особый интерес. Адмирал решил ехать. Достаточно уединенно расположенный в центре Москвы отель, легко блокируемый по всему периметру не слишком большими силами космодесанта, явной угрозы не представлял.

Странно только, что он не заинтересовался географической близостью точки рандеву и квартиры Ростокина. Хотя – мог просто не знать, где обретается журналист, пусть и удостоенный крестика «За отличие» и звания корветтен-капитана по совокупности заслуг перед Космофлотом, но особого интереса для службы давно уже не представляющий.

Сашке нужно было всего лишь перейти через тротуар, заказать у сидельца[4] вполне определенный терем, в данный момент свободный, но главное, хорошо просматривающийся в бинокль с балкона Ростокина. Чтобы не возникало вопросов – до утра, стол для «вечернего чая» накрыть на двоих прямо сейчас, ужин «а ля карт» – если потребуется. В ближайшее время должен подъехать господин, который спросит. Его проводить до места. Одного. Если будут сопровождающие – попросить подождать в баре. Все будет оплачено, естественно.

Ростокина он оставил дома. При компьютере и на личной прямой связи. Возникнет необходимость – пригласим.

Игорь, глядя вниз с балкона, со странным чувством вспоминал, как точно так же он стоял здесь не слишком давно, отходя от едва не ставшего смертельным выстрела Веры. Потом заказывал в «Славянской беседе» машину для поездки на свою вологодскую дачу и отъезжал в предрассветный час, напуганный случившимися за полдня тремя необъяснимыми покушениями.

Спастись-то он тогда спасся, но сам себя загнал в то самое коловращение сущностей, о котором откровенно сожалел Александр Иванович. Жизнь, пожалуй, стала намного интересней, насыщенней, но утомительней – тоже. Впрочем, об этом можно спросить у Хэмфри Ван-Вейдена и Кристофера Белью.[5] Жили-были благополучные обыватели в приятнейшем из всех времен конце девятнадцатого века – и вдруг…

Сейчас он должен был, оставаясь дома, наблюдать за территорией в бинокль, обеспечивая при этом собственную безопасность. В случае чего – подать сигнал тревоги и действовать по обстановке.


Шульгин с интересом осматривал помещение, в котором ждал важного гостя. Что касается непосредственной функции – ничего особенного. Терем и терем, у них на Валгалле поинтереснее было. Фантазия здешних дизайнеров никак не тянула на сто местных рублей в сутки. Разве что за место берут и за «эксклюзив», так сказать. Опять же – цена отсечения! Чтобы не стесненные в средствах гости не нервничали оттого, что не оказалось вдруг свободных мест.

Это Сашка понимал. Бывало, наскребешь необходимую десятку, приходишь с девушкой в ресторан внутри Бульварного или Садового кольца – а там стометровая очередь у входа. Если только с утра, заблаговременно, метрдотелю еще одну десятку не всучить за отдельный столик. И все равно будешь добираться к нему под испепеляющими взглядами толпы и сидеть в переполненном зале, отнюдь не получив даже по двойной цене того, на что рассчитывал.

Социализм – он такой и был.

Черт его знает, о чем ни начни размышлять, обязательно занесет в идеологические дебри. Добро бы ему нужно было перед кем-то отстаивать преимущества нынешней реальности перед родной, так ведь нет. Само собой в голову приходит, стоит оказаться хотя бы в обыкновенном гастрономическом магазине. В любой точке времени-пространства, кроме собственного. Обязательно подумаешь: «Ну что б им, дуракам, стоило сначала прилавки заполнить, а потом триллионы в мировую революцию вбухивать?!» И тут же антитезис: «Да какой же «трудящийся» согласится всякой ерундой заниматься, если и так жить неплохо? То ли дело – трехсотграммовую пайку жевать и мечтать, как отожремся, когда буржуев экспроприируем?»

Совершенно никчемные вроде бы по обстановке мысли, зато позволяющие очистить мозги для предстоящей схватки интеллектов.

Слава богу, слишком далеко в своих ассоциациях и аллюзиях Шульгин зайти не успел. Половой распахнул дверь, и в обширную горницу упругой походкой вошел адмирал, похожий на успешного, следящего за собой… адвоката, что ли? Как раз такая степень раскованности, независимости от окружающей среды, уверенности в собственной значимости и востребованности.

Совсем ничего от сурового пилота или привыкшего к всеобщей льстивой почтительности большого начальника.

Сашка поднялся, сделал три шага навстречу, протянул руку, представился, теперь уже вживую. Указал на накрытый стол. Для двоих в горнице было, пожалуй, чересчур просторно. Зато, в лучших традициях Средневековья, подчеркивало конфиденциальность встречи. Из жарко горящего камина не подслушаешь, а до зашторенных окон и дверей достаточно далеко. Современные микрофоны и прочая аппаратура достанут, конечно, и с сотни метров, но главное ведь настроение…

Тем более что специалисты Маркина наверняка приняли все известные на Земле меры предосторожности, а также и многое сверх того.

– У нас принято слегка перекусить перед началом серьезного разговора, – сказал Шульгин, – да и у вас, как я успел догадаться, тоже…

Тут он не ошибся. Стол для «вечернего чая» рассчитан был на людей, собиравшихся «для дружеской беседы, которая не продолжается далеко за полночь[6]». Поэтому на него подавалось не более двадцати разновидностей холодных закусок, сыров, фруктов и столько же сортов спиртных и прохладительных напитков, кроме самовара с заварным чайником и кофе. И ведь съедали же, и выпивали, совершенно не задумываясь, что через недолгое время такое благополучие может закончиться самым неприятным образом.

Половым в горнице во время встречи господ он появляться запретил, поэтому распоряжался и обслуживал гостя сам.

– Чего изволите, ваше превосходительство, коньячок темный или светлый, ром непосредственно с Антильских островов, а то малаги, хереса… Выбор в этом ресторане прямо великолепный. Закусочки же перед вами, на усмотрение…

Маркин поморщился. Да и правильно, слишком уж нарочито. Вот только сделает замечание или промолчит? Немаловажный штрих.

– Зачем вы дурака валяете? Передо мной. Генералом назвались, а ведете себя…

Простодушный человек. Другой бы еще помолчал, подождал, прикинул, какую схемку партнер разыгрывает, одновременно выстраивая свою партию. А этот – в лоб. Хорошо, так – значит так.

– Не только назвался, а им являюсь. Генерал-лейтенант Вооруженных сил Юга России. Ваш коллега, в некотором смысле. Начальник разведки и контрразведки, военной и гражданской Демократической республики Югороссия. Соответствующего документа на руках не имею, но подтвердить это могут лично меня знающие Игорь Викторович Ростокин и Георгий Михайлович Суздалев, если эти лица, в свою очередь, вам известны.

Хорошо получилось, в самую точку. Если Маркин и не обалдел полностью и окончательно, то около того.

– Поясните, что вы имеете в виду. Насчет «республики» и всего остального. Если бы вы не назвали последние имена, я бы просто встал и ушел сейчас…

– Не пожелав узнать, как я пробил ваш компьютер? Это было бы крайне опрометчиво. Одним словом – слушайте. А наливать и брать закуски можете сами. Не настаиваю.

Достаточно компактно Сашка изложил Маркину, который, признаться, понравился ему больше, чем Суздалев (кое-чем он напоминал Воронцова, что не слишком и удивительно), предназначенную ему версию. Не уклоняясь от главной сути, но несколько иначе трактуя привходящие обстоятельства.

Отреагировал на услышанное адмирал тоже по-своему. С хроноквантами он имел дело тогда, когда прочее человечество понятия о них не имело. И мысль о том, что достаточно слегка перенастроить контуры двигателя, чтобы случилось все то, что произошло с Ростокиным и Артуром, и даже слетать вместо Ахернара и Туманности Андромеды в эпоху самодержавной и революционной России, ему абсурдной не показалась. Гораздо больше его заинтересовал смысл обращения к нему господина Шульгина.

Так он и спросил, после того как не торопясь все обдумал. Это в пилотском кресле нужно реагировать, опережая компьютеры, а на его нынешней должности час туда, час сюда – роли не играет.

– Видите ли, Валентин Петрович, вы сейчас единственный в поле моего зрения человек, который в состоянии ответить на вопрос – в реальности ли мы с вами пребываем, в химере или вообще внутри Ловушки?

При этом Шульгин, полуотвернувшись, деликатно пускал дым длинной сигары в камин. Хорошая тяга уносила его мгновенно. Так вот неудобно для завзятого курильщика складывается – монахи не дают всласть подымить по религиозным соображениям, космолетчик с юности не выносит курение биологически. В начале космической эры курящих даже до отборочных конкурсов не допускали.

– Поясните…

Сашка пояснил. Так, как понимал это сам.

Ему требовалось, чтобы Валентин Петрович, используя действующие космические станции, стационарные базы на отдаленных звездных системах, идущие от Земли и возвращающиеся корабли, распорядился провести анализ абсолютно всей информации, как личной, так и служебной, которая проходила по подконтрольным СБКФ каналам.

– А зачем, прошу прощения? Что вы собираетесь и хотите выяснить?

– Расхождения. Если мы предполагаем, что ваш мир является химерой, причем химерой, устроенной силами, постоянно подвергающими реальность коррекции любой направленности, то охватить синхронным влиянием тысячи объектов, разнесенных на десятки и сотни парсек, они скорее всего не догадаются или просто не сумеют. Это как попытка фальсификации государственных архивов. Можно изъять или переписать десять, сто документов, но что делать с теми копиями, ссылками, ссылками на ссылки и постановлениями, принятыми «во исполнение», которые разошлись по всем нижестоящим структурам?

Надеюсь, ваши вычислительные мощности позволят уловить хотя бы грубые нестыковки? В чем угодно – в бортовых журналах, полетных заданиях, отчетах о проделанной работе, личных дневниках, историях болезней, товарных накладных, переписке с родственниками…

Подробнее объяснять Шульгину не потребовалось. На то и специалист, чтобы схватывать суть проблемы. И тут же сообразить, кому поручить детальную проработку.

Маркин немедленно извлек из кармана переговорное устройство типа обычного интеркома, но куда более мощное и совершенное. Пресловутый «Р-6», позволявший говорить с владельцем такого же аппарата в любой точке Земли, гарантированно исключая перехват и блокировку связи.

Несколько минут что-то излагал на незнакомом Шульгину языке. Любой европейский Сашка мог угадать на слух, даже его не зная, а это был или специально придуманный, вроде эсперанто, только на другой основе, или экзотический, ирокезский, к примеру. Зато командные нотки и здесь никуда не делись.

Закончил, спрятал аппарат, извинился, как воспитанный человек.

– Мои сотрудники сейчас же приступят. Результатов, конечно, в ближайшие дни ждать не приходится, но идея сама по себе перспективная. Даже не только в сфере вашей задачи, вообще. Для себя мы в любом случае можем извлечь кое-что полезное. Благодарю. А вот теперь, если не возражаете, можем и поужинать, и поговорить в частном порядке. Наш общий друг Ростокин, кстати, далеко?

– Не очень. Если хотите – приглашу.

– Пригласите. Пока он не подошел, проясните, пожалуйста, раз уж мы решили стать союзниками, в каких отношениях вы с ним находитесь, что вообще произошло с момента нашей с ним последней встречи? Он ведь мне не безразличен, чисто эмоционально. Самые невероятные приключения я пережил именно в его обществе…

– Мне кажется, союзниками стать мы не «решили», нас к этому подталкивает непреодолимая сила обстоятельств. Касательно Игоря дела обстоят примерно следующим образом…

Шульгин обрисовал общую картину с момента встречи Ростокина с Новиковым, при этом о факте «наводки» со стороны Суздалева умолчал. Точно так же не стал фиксировать внимания на подробностях операции «Никомед». Зачем зря человека пугать нашими варварскими разборками?

Внимание он сосредоточил на всякого рода парадоксах действующих реальностей, в том числе и на встрече с космонавтами ХХIII века, что очень заинтересовало Маркина.

– Двадцать третий век, говорите, и фотонная тяга? Трудно вообразить.

– Не совсем фотонная, я ведь не специалист, просто прилежный читатель научно-популярной литературы своего времени. Там скорее использовался гиперпространственный переход с использованием разгонных двигателей фотонного типа. Что не хроноквантовый – однозначно.

– Значит, на самом деле иная линия технического развития.

– Не только технического. Их мир – прямая экстраполяция нереализованных тенденций наших шестидесятых годов. Тогда космонавтика начала развиваться невероятными темпами при полной поддержке и энтузиазме народов СССР и США. Остальной мир наблюдал за усилиями лидеров не более чем с благожелательным интересом. За 12 лет две сверхдержавы прошли путь от первого спутника до высадки экспедиций на Луну…

Маркин был поражен.

– За двенадцать лет? С нуля? Невероятно. У нас на подобное ушло больше пятидесяти, пока вдруг не был изобретен хроноквант…

– Зато после лунной эпопеи – как отрезало. Словно из нас выпустили пар. Космос мгновенно стал никому, кроме специалистов, не интересен. Забыли про Луну и Марс, практически по инерции строили орбитальные станции, запускали зонды к внешним планетам, но все это – словно отрабатывали надоевший цирковой номер. Да вот вам убойный факт – имя первого ступившего на Луну, Нейла Армстронга, еще помнят, а членов второй и следующих экспедиций – почти никто. Да я и сам не помню.

– И как вы это объясняете?

– В духе темы нашего разговора. Кто-то за пределами Земли, вернее – тогдашней земной реальности, решил, что хватит детишкам баловаться. И переключил внимание человечества на простые, всем понятные и доступные темы. Индивидуальное потребление, национализм и шовинизм, борьба за всеобщее разоружение и права человека, компьютерные игры, – в словах Шульгина стали проскакивать нотки Цицерона, обличающего Катилину, – даже в фантастике космическая тема не то чтобы выродилась, а стала считаться дурным тоном. Виднейшие мэтры, каждую строчку которых ждали и с жадностью прочитывали миллионы, в течение года-двух обратились, увы, к темам мелким и депрессивным! Судьба жалкого, ничего из себя не представляющего человечка, размазни и алкоголика, угнетаемого монстром государственной власти, стала важнее, чем подвиги покорителей планетных систем и галактик…

Он перевел дух, освежился несколькими глотками сухого хереса.

– У вас, слава богу, кажется, не так. Вы летаете, пользуетесь уважением у людей и правительств. Далеко достали, на пределе возможностей?

– Нет таких пределов. На полтораста парсек ходили. Дальше начинаются сложности, связанные с принципом неопределенности. Расхождения между временными и пространственными координатами становятся чересчур неприемлемыми… Короче, средства обеспечения навигации отстают от мощности двигателей.

– Понимаю. Как во времена Колумба. Каравелл на кругосветку уже хватало, а секстана и хронометра не придумали.

– Да, в этом роде…


Вдруг Сашке показалось, что Валентин Петрович непонятным образом нервничает. Другой бы не заметил, а ему человек столь простого (упрощенного?) мира – как открытая книга. Вроде как Штирлицу с мушкетерами Дюма интригу затевать. С кардиналом Ришелье тоже, если с детства про него все знаешь.

А чего бы всемогущему, экстерриториальному адмиралу нервничать? Основные вопросы обсудили, второстепенные – успеем. Какой болевой точки невзначай коснулись?

Шульгин мельком взглянул на часы над камином. Игорю вот как раз сейчас бы и подойти.

Действительно, колыхнулись шторы, открылась дверь, вошел Ростокин, заранее сияя радостью от возможности встречи со старым старшим товарищем. Они даже слегка приобнялись помимо крепкого рукопожатия.

Минут десять говорили в обычном стиле – «а ты, а вы, а помните, а я вот потом…» и так далее.

Шульгин, до поры не вмешиваясь, докурил удивительно медленно горевшую сигару, передвинулся на свое место у стола, произнес подходящий к случаю тост. Выпили. Маркин веселее не стал.

Сашка легонько коснулся ногой щиколотки Игоря. Школу тот прошел подходящую и в Форте Росс, и особенно в Москве, сразу подобрался, кивнул едва заметно, мол, сигнал принял. Шульгин потянулся мимо него к тарелке с тонко нарезанным холодным языком.

– Да подождите, я подам…

– Ну, спасибо, – а сам в это время коленом подтолкнул колено Игоря под скатертью к нижней стороне столешницы.

– Может быть, Валентин Петрович, все-таки водочки или коньяка, что мы этим вином наливаемся?

– Хотите, пейте, конечно, я по-настоящему не научился, некогда было.

– И выпью, какие наши годы? Талант все равно не пропьешь. Давай, Игорек…

Ростокин не первый уже раз поражался, как здорово у Александра Ивановича получается. С ходу умеет изобразить алкоголика любого типа. Напивающегося долго, трудно, через фазу бессмысленных и безумных откровений впадающего в глухую отключку. Легкого, искристого, читающего стихи и запевающего песни, готового на прекрасные безумства, как старинный гусар типа Дениса Давыдова: «Предки, помню вас и я, испивающих ковшами и сидящих вкруг костра с красно-сизыми носами». Разбалтывающего государственные тайны и соблазняющего неприступных женщин. Тупого хама, после второго стакана настроенного бить морды всем и каждому и получать в ответ, если сюжет требует.

Только по-настоящему, легко и от души расслабившегося Шульгина Игорь никогда не видел. Или не сошлось ни разу, или он вообще на такое не был способен.

Какие в здешнем космофлоте адмиралы, Сашка до сего момента представления не имел. Царских, от Канина до Колчака, знал, этих – нет. Хитро подмигнув, выцедил сквозь зубы рюмочку светлого «Лерондей», бросил в рот спрыснутую лимонным соком королевскую креветку, откинулся на спинку стула, блаженно улыбаясь, обрезал очередную сигару.

– Хорошо… Хорошо вы здесь, братцы, живете. Как мне надоело в грязных окопах сидеть! Сапоги насквозь, запасных портянок нет, проклятый дождь, офицерская шинель, прошу заметить, легко впитывает в себя полтора ведра воды. Проверено. Дров тоже нет. Артиллерийский порох печку быстро нагревает, так задохнуться можно… Самогон только жиды из Сморгони привозят, не каждый день, и дерут, ох как дерут… Снаряды, вы говорите? По три штуки на орудие, и как с ними прикажете фронт держать?

– Что это с ним? – слегка даже испуганно спросил Маркин. Ему с такими делами сталкиваться, пожалуй, не приходилось. – Белая горячка?

– Нет, Валентин Петрович, наверное, опять с прошлым перемкнуло. Сморгонь, окопы, «жиды», три снаряда – это, кажется, Первая мировая. Сто сорок лет назад.

А Сашка продолжал веселиться, четко отслеживая окружающую обстановку.

Плеснул себе и Ростокину того же соломенно-желтого коньяка.

– Ладно, с войной понятно. Фронт мы тогда все же удержали. Не то что в сорок первом. А вот каким образом вы с теми пришельцами разобрались? Пятерых, кажется, в плен взяли? Это ж, если по одному и старательно допрашивать, какую уйму информации можно было получить. Вы, сейчас, наверное, и вправду самый информированный человек на Земле и в окрестностях… Может, поделитесь?

Рубикон перейти удалось. Маркин не выдержал. Не в том дело, что человек он был неустойчивый, а в том, что Шульгин нашел к нему подход не с той стороны, откуда у него была защита выстроена.

– Поделюсь. Только не здесь…

Терем, само собой, был давно и надежно блокирован, для того и Ростокина сюда пригласили, чтобы исключить его из роли наблюдателя или воеводы «засадного полка». С балкона все подходы к терему просматривались и простреливались, и боевики Маркина отсиживались по соседству, контролируя обстановку только дистанционно. Когда же Игорь пересек улицу и взошел на крыльцо, кольцо сжали до порогов и подоконников.

Адмирал решил, что для того чтобы задержать и пригласить для собеседования двух человек, шестерых опытных космодесантников будет достаточно. Да он сам седьмой, в центре событий.

Чем там подал исполнительный сигнал адмирал, неизвестно и не важно. Голосом, жестом, нажатием тайной кнопки…

Ребята вошли – молодые, крепкие, уверенные в себе, без оружия. Зачем оно в пределах ограниченного помещения? Три шага в любую сторону – и попадаешь в ласковые стальные объятия. Даже бить не станут. Разошлись по ключевым точкам, ко всем окнам, к ведущей на второй этаж двери, приняли позу «вольно», сделали безразличные лица.

Судя по всему, им даже неинтересно, что это за операция.

– Игорь, – обратился Маркин к Ростокину, – твой товарищ явно не способен больше к серьезному разговору. Сейчас поедем на нашу базу, а там с утра спокойно и планомерно все обсудим. Его проблемы, твои и наши общие.

Журналист немедленно вспомнил свое собственное настроение еще до всего, когда он только вернулся на Землю и попал в тиски между Артуром и Паниным с его компанией. Мелькнула тогда у него мысль обратиться за помощью к Маркину и его могучей организации и сразу пропала. Интуиция знатока психологии и опыт подсказали, что не тот человек Валентин Петрович. Не способен он отвлечься от формул и, как тот же отец Григорий, помочь бескорыстно, исходя из принципа, что справедливость выше права. Мозги забиты инструкциями, корпоративными интересами, и ничего человеческого, в нашем разгильдяйском русском смысле, в нем не осталось.

Что же касается намека на собственные проблемы, он сразу сообразил, что речь может пойти именно о делах, связанных с «Фактором Т» – криминальных, что ни говори.

– А-а зачем? – продолжал Шульгин. – Ни на какую базу лично я ехать не собираюсь. И здесь можно обсудить, и здесь переночевать. Наверху отличные комнаты. Куда это еще тащиться на ночь глядя? Стол полный, не хватит – немедленно принесут. Я еще и ужин заказал, рассчитывая на наши аппетиты, телесные и духовные. Фронтовики, они готовы есть сколько угодно и в любых условиях. Вас бы сейчас в те самые окопы! Вы б у меня холодную перловку руками хватали. Особенно под стакан сырца.[7] Оставайтесь, право слово, Валентин Петрович. Пацанов ваших тоже накормим-напоим. Сейчас распоряжусь…

– Нет, – встал со своего места Маркин, обращаясь только к Ростокину, – Рассиживаться мне недосуг. Оставлять вас вдвоем тоже не собираюсь. Ты условие нарушил, разгласил посторонним информацию особой степени секретности. Боюсь даже вообразить, как широко она могла разойтись и с какими последствиями. Фокусы с компьютером – отдельная статья. Поэтому мы должны немедленно отправиться на базу и уже там все выяснить. Возражать бессмысленно. Ты ведь меня знаешь? Плохого я тебе не желаю, но Pakta sunt servanda.[8]

– Короче, посбдите дружка по статье пятьдесят восемь, пункты семь, восемь, двенадцать, в крайнем случае – через сто двенадцатую! – по-прежнему нетрезво улыбаясь, но начиная наливаться показным гневом, вмешался Шульгин в разговор. – Это значит, Игорек, тебе можно впилить любой срок, от десяти лет до высшей меры без права переписки с того света, просто по объективному вменению: «Фактов преступной деятельности подсудимого не установлено, но по своим настроениям и классовому происхождению мог таковым сочувствовать и способствовать, почему и попадает под действие настоящего Закона». Из выступления товарища Вышинского, Генерального прокурора Эсэсэсэр. И «встречает тебя Магадан, столица колымского края», – очень близко к тональности, с должным надрывом пропел Сашка.

– Глупости вы говорите, – с обидой, но не слишком уверенно возразил Маркин.

– Простите великодушно, если не так выразился, – с японским полупоклоном ответил Шульгин, и, пока правая рука прижималась к сердцу, левая выдернула из-под столешницы заблаговременно пристроенный там револьвер, прихваченный из тринадцатого века. Хороший, четырехлинейный, весьма устрашающего вида, в рабочем состоянии даже на этой территории. Он проверил. Патроны, что особенно стильно, снаряжены дымным порохом.

И направил его не в голову – в живот адмирала. Так страшнее.

Ростокин синхронно вскинул свой, тоже из химеры, подобие «нагана», место крепления которого вовремя указал ему Александр Иванович. Маркинские спецназовцы до таких примитивных хитростей додуматься не могли. С космическими далями привыкли дело иметь. Но ведь и маскировка Шульгина была не из этого времени. Люди, лично не пережившие настоящей Гражданской, тридцати лет Большого террора, прослоенного еще одной мировой и пятью локальными войнами, потом «холодной» и десятком очередных локальных, наивны как дети. Впрочем, дети, пусть не воевавшие, но жившие в той атмосфере, получившие заряд дворовой, литературной и кинематографической информации, были поопытней. А эти здоровенные парни душой и мыслями пребывают где-то на уровне сладостного тысяча девятьсот тринадцатого года.

По живым людям они стрелять не умели. Не зря же случайное ранение одного из участников захвата пришельцев на лайнере «Макиавелли» потребовало специального разъяснения в мировой прессе.

А вот Ростокин умел. Во время юго-восточноазиатских заварушек научился, а потом в Москве двадцать четвертого года усовершенствовался. Не говоря о Шульгине.


– Стоим, братцы, – без малейших признаков былой нетрезвости сказал он и для окончательной убедительности снес пулей бра над головой Маркина. Грохот был впечатляющий, но стены терема толсты, удален он от административного корпуса достаточно, везде звучала музыка, так что лишний звук внимания обслуги не привлек. Зато должным образом настроил присутствующих.

– Малейшее движение – открываю огонь на поражение, – предупредил он десантников. – Адмирал – первый.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5