С момента прощания Суздалева с Новиковым по здешнему времени прошло чуть больше полугода, одновременно для Андрея и его команды - полтора. Что же касается Шульгина, все его перемещения из личности в личность, вдоль и поперек реальностей, по Сети и хронопетлям учету вообще не поддаются. Он сейчас представлял собой химеру ничуть не менее странную, чем реальность, в которую его занесло.
      В каком-то смысле можно сказать, что ему удалось добраться до пресловутой «точки Алеф», из которой открывается выход в любую мыслимую реальность. Как если бы он стоял сейчас на географическом полюсе Земли, Северном или Южном - неважно. У ног - веер меридианов, триста шестьдесят, если по градусу считать. А если по минутам и секундам? Иди по любому, и придешь в Москву, Магадан, Вашингтон или Рио-де-Жанейро - точки, разделенные десятками тысяч километров. А на полюсе достаточно было шага или двух, чтобы выбрать путь, ведущий на противоположную сторону планеты.
      Пешком - долго, конечно, но любое направление тебе открыто, и любое совершенно равноценно, если все равно, куда идти… Крути головой и выбирай. А если не пешком? На реактивном перехватчике - полсуток до противоположного полюса, а ежели использовать СПВ - вообще практически мгновенно.
      Причем, что самое важное, не нужно пересекать барьеры между реальностями (те же меридианы), которые нередко оказываются непреодолимыми.
      Такая вот аналогия. Если ее немного продолжить, то можно сказать, что нарисованные на глобусе и пронумерованные линии соответствуют реальностям более-менее фиксированным (вроде Гринвичского, Пулковского или Парижского меридианов), а те, что между ними подразумеваются, столь же равноценны теоретически, но еще не воплощены или просто не нужны для неких, нам непонятных целей.
      Шульгин, бестолково и не слишком задумываясь, и делал свои шажки, да еще (для усиления образа) иногда поскальзываясь на льду, которым, как известно, оба полюса покрыты, а в отсутствие компаса и невозможности ориентироваться по солнцу - не понимая, где какая сторона света.
      Но вот, кажется, становится понятным, куда он пришел…
      С господином Суздалевым ему встречаться лично не довелось, однако Новиков не только доложил устно, но подробнейшим образом, как положено в отчете разведчика о проделанной работе, изложил на бумаге и факты, и гипотезы, и рекомендации для начальников и коллег. Так что в дело можно было вступать «с колес».
      Поздоровавшись за руку со всеми присутствующими, причем на лице игумена обозначилась степень почтения, сравнимая с той, что вызывало у соратников рукопожатие Сталина, Георгий Михайлович сел за общий стол.
      – Вот и встретились, Александр Иванович, - сказал генерал с искренним радушием. - Мои сотрудники и Андрей Дмитриевич много о вас говорили в самой лестной форме. Я тогда же хотел вам предложить поучаствовать в некоторых наших делах, но не сложилось, к сожалению. Да и сам господин «Ньюмен» что-то давно о себе вестей не подавал. Уж не обиделся ли за что?
      – Ни в коем случае, ваше превосходительство, просто дела не самые приятные отвлекли. Мы совсем было собирались окончательно в ваши Палестины переселиться, да вдруг сложности начались… Зато вот господин Ростокин, как только освободился, - немедленно сюда. Чтобы вы в нашей порядочности не усомнились…
      Тональность Сашкиных слов была самая уважительная, однако опытный психолог Суздалев сразу уловил легкий налет иронии. Необидной, правда. Так, в своем амплуа человек.
      – А чего же вы меня «превосходительством» называете, мы с вами в одних, кажется, чинах?
      – Да привычка просто. Отчего человеку приятное не сделать?
      – Покорнейше благодарю, но впредь давайте без чинов. Много времени отнимает…
      И тут Ростокина словно осенило. Невероятная вещь, но это ведь отец Григорий, собственной персоной. Ни за что бы он его не узнал, если бы не голос, а потом и характерный взгляд. Окружающая обстановка тоже помогла; келья, запахи лампады и ладана, отблески окладов икон. Но как же так? Тому ведь было около семидесяти, а этому едва ли шестьдесят. Где седеющая бородка, волосы, собранные на затылке в косицу?… Однако сомнений больше не было. Он - и никто другой. Маскировался, значит, грим носил, старичком прикидывался? Нет, как-то не сходится, все же долго они были знакомы, лет десять… И последняя их встреча в келье, и подаренный пистолет…
      Разве что так - до какого-то времени отец Григорий играл одну роль, для Игоря и подобных ему предназначенную, а потом сменил амплуа и манеры, прошел курс омоложения и так далее…
      Ну ладно, раз старый знакомый не захотел его узнать прилюдно, значит, так, наверное, надо. И я не буду навязываться.
      Суздалев, обменявшись с Шульгиным любезностями, перешел к делу.
      Сообщил, что все здесь ныне происходящее самым прискорбным образом подтверждает сделанные ранее выводы о крайней неустойчивости структуры мироздания («о чем мы с господином Новиковым подробно говорили») и что в мире все время случаются незаметные для обывателей, но знающему человеку много говорящие события.
      – Когда есть некая базовая теория, в создании которой нам весьма помог ваш товарищ и его супруга, практическая работа значительно облегчается. А теперь с вашим появлением мы надеемся, что худшего удастся избежать…
      Слышать такое было лестно, однако Шульгин пока не совсем понимал, в чем будет заключаться его роль.
      На ходу ремонтировать теряющий управление и летящий в пропасть автомобиль - не самая легкая задача даже для него.
      – Рассказывайте, Георгий Михайлович, что опять у вас случилось. Честно говоря, нам тоже очень бы не хотелось видеть столь приятный и гармоничный мир проваливающимся в пучину хаоса. Вы ведь это имели в виду?
      – Да, да, именно это. Если вы не против, я бы предложил переместиться в Москву и там поговорить предметно. Мне здесь, знаете, не слишком уютно…
      Вот даже как!
      Тут вмешался Ростокин:
      – А с тем, что за дверью происходит, что будем делать, Георгий Михайлович?
      – По мне - так ничего, Игорь Викторович, - любезно ответил генерал. - Я не очень люблю псевдоисторическую фантастику. Если там происходит нечто интересное, так, наверное, будет происходить и дальше. Или само собой прекратится, по естественным причинам. Независимо от моего участия. Я же, по должности, отвечаю лишь за то, на что могу влиять. Вы согласны, Александр Иванович?
      – Полностью. А на чем мы поедем в Москву? На автомобиле? Прорваться, пожалуй, можно, мы люди военные, но все равно - когда стреляют по стеклам и колесам, это не слишком комфортно.
      – В нашем достаточно цивилизованном мире есть и такая машина, как дископлан. Летит бесшумно, садится и взлетает вертикально, окружающей среде вреда не наносит. Мой персональный стоит сейчас во внутреннем дворе. Места хватит всем. Поехали?
      – Чего ж не поехать, - кивнул Шульгин. - А где проходит граница между здешним цирком и нормальной жизнью, вы уже нанесли на карту? Когда сюда летели, монгольские монгольфьеры противодействия не оказывали?
      – Нет, спокойно добрался. А все это безобразие локализовано исключительно между Осташковом и Селижарово… Вокруг тихо. А главная тонкость заключается…
      – А Ржев? Там же главное сражение было, - перебил его Игорь.
      – Это вам княжна сообщила? - улыбнулся Суздалев, как показалось Шульгину, довольный тем, что ему не позволили закончить фразу. - Воистину непререкаемый источник. Что ж, можно и ее с собой взять, порасспросить в спокойной обстановке,…
      Неизвестно, что послужило пусковым сигналом, эти слова или что-то другое. Ростокин сначала впал в полное смятение. Его буквальным образом раздирали противонаправленные силы, душевные и не только. Вновь оставить Елену представлялось ему совершенно невозможным: долг князя-воеводы требовал исполнения обязанностей. Власть придуманного мира казалась непреодолимой. А предложение забрать ее с собой… Порасспросить?! Сейчас и Шульгин, и Суздалев представились ему врагами, явившимися, чтобы увлечь его и невесту… Куда? В бездны преисподней или застенки чужих спецслужб?
      Сделано было - не подкопаешься. Вообразите, вы уединились в специально подготовленной квартире с девушкой, которую давно добивались, она уступила, все пошло великолепно, и вдруг - телефонный звонок, призывающий на скучную и надоевшую работу. Отказаться вообще-то можно. Ну, потеряешь квартальную премию или даже саму работу. Ну и что? Люди из-за любви вообще жизнь под откос пускали, чтоб только сегодня вышло так, как мечталось.
      Здесь же вместо телефонного звонка просто вваливаются в прихожую грубые люди и заявляют впрямую - пошли и забудь. На сборы времени - пока спичка горит.
      Не приходилось Игорю раньше подвергаться психологическому давлению такого уровня. С физическим он умел справляться, да и прошлый раз ему удалось сохранить адекватность, всего лишь ударив Артура, ни в чем не повинного, по зубам. На этот раз на него, как на слабое звено, нажали посильнее.
      Точнее сказать, только на него и нажали. Суздалев, очевидно, находился вообще вне «зоны поражения», а Шульгин, как и задумал, мастерски прикрывался тенью соратника. Есть в бою такой не очень благородный, но эффективный прием. Если очень нужно живым дойти до намеченного рубежа под уничтожающим огнем, знающий боец начинает маневрировать на поле боя, стремительно просчитывая направления вражеских директрисе и углов поражения, так, чтобы всегда его заслоняли тела товарищей.
      Бежит, залегает, снова вскакивает, постоянно имея между собой и неприятелем одного, двух, лучше несколько человек, за которыми тебя не видно и которые примут летящую в тебя пулю.
      Японский «сад камней». Откуда ни посмотришь, один из четырнадцати всегда невидим. Шульгину с его привычками и манерами ниндзя такая тактика была близка.
      В данный момент пули не летали, но весь вражеский интерес сосредотачивался на Ростокине. Слишком сильно и ярко он излучал .
      А собственная личность Игоря сейчас почти свернулась, закуклилась, умело отодвинутая за пределы партии. Причем сделано это было еще там, в комнате Елены, и в защищенную келью игумена он принес с собой уже всаженный в него вирус покорности, сейчас отдавший приказ на агрессию.
      Суздалев не успел этого осознать, а Шульгин и, что интересно, отец Флор поняли сразу. Монах заступил журналисту путь к двери, а Сашка, хоть и был ниже ростом и килограммов на тридцать легче, резким толчком в плечо развернул Ростокина почти на сто восемьдесят градусов, заломил ему руки к лопаткам.
      – Генерал, полотенце!
      Здесь бывший полковник не подкачал. Секунда-другая - и длинным льняным полотенцем они вдвоем стянули запястья Игоря не хуже, чем стальными наручниками.
      Игумен бормотал странно звучащие слова, скорее из чина экзорцизма, чем обычные молитвы, сделал массивным, как кистень, наперсным крестом несколько пассов вокруг Ростокина, поперек окон и дверей.
      – Силен враг рода человеческого! - выдохнул он, вытирая скуфьей вспотевший лоб, сел на табурет, потянул к себе не до конца опустошенную флягу. Шульгин и Суздалев не возразили.
      Игорь сидел на полу, и взгляд его не выражал почти ничего. Примерно в таком состоянии оказался в свое время Шульгин, попав под ментальный удар в «коммунальной кухне» Замка, хорошо, Новиков среагировал безупречно.
      – Так, отче, - проглотив сто грамм настойки, начал распоряжаться Шульгин. - Двоих монахов покрепче - сюда! Игоря Викторовича в самолет, тьфу, дископлан. Я сам буду отход прикрывать. Вы, генерал, идете впереди меня. По пути твердите все известные вам заклинания. На русском, арабском, иврите, арамейском…
      – Зачем? - не выдержал Суздалев.
      Разучился товарищ в своих чинах беспрекословно исполнять указания более информированных товарищей.
      – Для шумового фона! - рявкнул Сашка. - Вперед!
      Когда дюжие парни в рясах подхватили Ростокина, Суздалев, достав из кармана не очень солидный пистолет, двинулся следом. Шульгин коснулся руки игумена:
      – Вы же, отче, коридор, ведущий в келью «княжны Елены», перекройте чем-то серьезным, не мне вас учить, и перенастройтесь на нынешнее время. Сумеете?
      – Поборемся, брат, поборемся, - достаточно спокойно ответил Флор. - Вы же своим делом занимайтесь. Силен князь тьмы Вельзевул, да не преодолеть ему господней силы! - и не совсем совместимо со своим саном погрозил в пространство крепким кулаком. Волосатые пальцы были унизаны перстнями, кто его знает, может, и чудотворными.
 
      Пассажирский отсек дископлана был достаточно комфортабелен. Не салон бизнес-класса, но и не дребезжащая коробка отечественного военного вертолета. Главное - там было тихо. Как в приличном автомобиле.
      Ростокину Шульгин приказал впасть до приземления в очищающий подсознание сон, после чего обратился к текущему моменту.
      Суздалев морщился, потирая собранную тридцать лет назад из мелких фрагментов ногу. Обычно она его почти не беспокоила, а тут вдруг заныли старые раны…
      Был бы у Шульгина с собой гомеостат, вылечил бы коллегу за час, а так просто положил ладонь ему на колено и послал успокаивающий боль импульс.
      – Спасибо, Александр Иванович, вы, похоже, хороший врач.
      – Увы, в основном приходится заниматься менее гуманными делами. Даже и врачам. Вот, например, близкого друга обидел…
      – Вы же не его лично, как я понимаю. А что все-таки произошло, поясните, пожалуйста. Реактивный психоз?
      – Да откуда? Он парень психически абсолютно здоровый, проверено. Тут дело похитрее…
      В сжатых выражениях Шульгин объяснил Суздалеву ситуацию, разумеется, в пределах, поддающихся популяризации, и не выходя за границы, которые считал на данный исторический период достаточными для своего нового партнера.
      За недолгое время сотрудничества Новикова с Георгием Михайловичем Андрей довел до его сведения лишь одну истину. То, что «мир Полдня» в здешнем варианте является всего лишь отражением, в платоновском смысле, Главной исторической последовательности, на которой размещается мир «настоящий». И даже снабдил кое-какой литературой из библиотеки «Призрака». Версия для генерала-монаха оказалась сколочена достаточно крепко, в пределах его знаний и представлений непротиворечиво. Труда эта работа для Новикова в соавторстве с Ириной не составила. Если уж человек почти научился создавать жизнеспособные мыслеформы регионального, моментами даже планетарного масштаба, то умозрительная конструкция, ориентированная на одного конкретного слушателя, - семечки. Суздалев поверил в нее безоговорочно (или умело сделал вид, что поверил). Теперь предстояло слегка расширить его горизонт.
 
      Сашке внезапно пришло в голову, что его внешне бессмысленные приключения последних дней в свете текущих событий приобретают некоторую логическую связность.
      То, что решение «задержаться» в теле Шестакова было принято им самостоятельно, без влияния Антона, Сильвии или Дайяны, он считал не подлежащим сомнению. Но так ли это на самом деле?
      Нет, в гипноз или иное силовое воздействие со стороны Игроков он по-прежнему не верил. Весь предыдущий опыт, тщательный, многократно дублированный анализ событий, начиная с первых странниц эпопеи , свидетельствовал, что ими используются только «непрямые действия». Фигуры противника на доске трогать не принято, и никто не вынуждает под пистолетом раскрывать карты, когда у тебя флешь-рояль.
      А вот рассчитать, зная стиль и манеру игры противника, как он может поступить в тщательно подготовленной позиции, и именно там подстроить ловушку - вполне. Испокон веку так и поступают хоть шулера высокого класса, хоть гениальные полководцы.
      Наживка (вернее - наживки, числом до десятка) была заброшена с большим искусством. Не на одну рыбка клюнет, так на другую. С тем же самым результатом. Неважно, чем именно наживлен крючок, распаренным горохом, живым червяком, искусственной мухой…
      Трудно сказать, как бы развивались события, вздумай Шульгин наплевать на судьбу наркома с его проблемами, забыть о Лихареве и записке Сильвии, о словах «черного игрока», переданных через Дайяну…
      Решил бы, как они «твердо» договорились с Новиковым, сосредоточиться на мире Ростокина и новозеландской базе, ни во что больше в иных реальностях не вмешиваясь. И все пришло бы в ту же точку, где он так или иначе оказался. Другим маршрутом, «срезая утлы», не отвлекаясь на встречающиеся по пути артефакты вроде поста зампреда Совнаркома и испанскую войну.
      Да, сел нахальный малолетка с битыми зэками в очко играть!
      И Ростокина заманили сюда же.
      Только их двоих, никто больше из членов «Братства» здесь пока не потребовался.
 
      Впрочем, можно ведь и иначе взглянуть. С совершенно противоположной точки зрения. Игроки тут совершенно ни при чем, наоборот, именно они сейчас в проигрыше. Нет, о проигрыше говорить не будем, просто удалось отыграть несколько темпов.
      Там, в двадцать четвертом, мы забрели в позиционный тупик, как европейские армии на Западном фронте к шестнадцатому году. И вот нате вам - в Галиции Брусиловский прорыв, на турецком - взятие Эрзерума Юденичем и десант в Трапезунд!
      Вот и Шульгин самостоятельно, своим удвоенным (сейчас, пожалуй, и утроенным) разумом сформировал совершенно новую гиперреальность. В каковой и развернется очередной акт трагифарса.
      Он самостоятельно или с чьей-то помощью использовал недостаточно освоенную еще методику параллельного мышления. Одновременно вступил в игру с Суздалевым, пока не зная, союзником он станет или противником. Совершенно по-иному перекомпоновывал сложившуюся «на других фронтах» конфигурацию. Не до конца понимая, что именно делает - создает аннотированный комментарий к партиям сыгранного матча или выстраивает мыслеформу, гарантирующую преобразование химеры в полноценную реальность?
 
      Шульгин сообщил генералу (все-таки монахом его называть не хотелось, не стыковались образы), что подлинная картина мира на самом деле несколько сложнее, чем дихотомия: реальность-химера. Развилка развилкой, но не одна она была в минувшие полтора века. И там, где они смогли реализоваться, образовывались и продолжают образовываться реальности поустойчивее существующей здесь.
      Познакомил с концепцией мировой Сети как над- и внегалактического, всепространственного и вневременного артефакта, упрощенно сведя ее к образу пресловутого компьютера, только нематериального.
      – Понимаете, Георгий Михайлович, на самом деле все достаточно просто. Компьютер, железный, как этот, - он постучал по крышке бортового устройства, - или органический, - коснулся своего лба, - в процессе функционирования производит продукт нематериальный. Мысль, если хотите. Дурацкую или гениальную - несущественно. Сеть же действует строго наоборот. Сама являясь не более чем мыслью или же идеей, создает звезды, межзвездное вещество, энергию и всякие поля, планеты, обитаемые и не очень. На обитаемых рано или поздно зарождается разум, начинающий, в свою очередь, творить как железки, так и ту же пресловутую мысль. Тут петля замыкается, змея кусает собственный хвост…
      – И чем же эта переусложненная, на мой взгляд, концепция отличается от идеи Бога как такового?
      – Да как вам сказать. Бога, мне кажется, можно рассматривать лишь как вторую производную. Исходя, разумеется, из той информации, которая содержится в религиозной литературе. В человеческой мифологии и фольклоре слишком много богов, подчас - взаимоисключающих. Есть также религии, обходящиеся вообще без идеи бога. Я - субъект довольно широких взглядов, готов признать, что в каких-то узлах Сети могут существовать некие образования, выглядящие и ведущие себя аналогично человеческим представлениям о том, кого вы подразумеваете. Надеюсь, мои слова не покажутся вам кощунством.
      – Нет, нет, продолжайте. Широта моих взглядов, я надеюсь, достаточна, чтобы обсуждать любые темы.
      – Главным моментом, который позволяет мне так говорить, является то, что Гиперсеть, чем бы она ни была, доступна для проникновения и вмешательства в ее деятельность на столь же рациональных принципах, как и в любой компьютер. По крайней мере, в пределах, охватываемых нашим воображением. Мое здесь присутствие и те феномены, что вы имели возможность наблюдать, - наилучшее тому подтверждение. Уверен, что воздействовать на «настоящего бога» смертному вряд ли удалось бы.
      – Вы меня не убедили, - вздохнул Суздалев. - Давайте пойдем дальше, если желаете. Ваша «Сеть» - мысль, вы сказали. Следующий вопрос - чья? Если есть продукт, есть и его производитель. Или же источник…
      За годы службы в своей должности генерал наверняка натренировался в богословских диспутах, хотя бы для того, чтобы «возвести в закон волю господствующего класса», в его случае - обеспечить душевный комфорт тем, кто вынужден был принимать все те же «предложенные обстоятельства» не под давлением силы или угрозы ее применения, а в полном согласии с проповедуемыми принципами.
      – Георгий Михайлович, - расплылся в улыбке Шульгин. - Давайте согласимся, что правы вы, а не я. Тогда проблема, нисколько не решаясь, поднимается еще на одну ступеньку вверх. Хорошо, есть тот, эманацией чьей мысли является Сеть. Один из моих знакомых назвал его «Великим Спящим». Он где-то спит, а наш и окрестные миры - его сновидения, внутри которых субъекты обладают определенной свободой воли, заданной внутри тех же сновидений. Тоже очень складная теория. У вас, простите, какое образование? - неожиданно спросил он, заодно извлекая из внутреннего кармана серебряную фляжку, наполненную, прошу заметить, из посудины на КП князя Игоря в придуманном XIII веке.
      – Высшее военное, потом несколько спецкурсов, тратить время на полноценные университеты возможности не было.
      – Ну, тогда глотните, - протянул он обтянутый кожей сосуд. Прием, отработанный профессором Удолиным. Сюда бы его пригласить, в качестве научного резерва.
      Суздалев приложился к горлышку. Старый солдат все-таки, отказываться статус не велит.
      – И как? - заинтересованно, с лицом естествоиспытателя Паганеля, спросил Шульгин.
      – Да ничего. Умело сделано. Чего я только не перепробовал в своей жизни, противнее бражки из маниоки ничего не знаю. А это годится. Типа дешевого ирландского виски.
      – Вот и доказательство. Причем - чего угодно сразу. Если этот напиток показался вам естественным по вкусу и убойной силе, а извлечен он из реальности не второго даже, а третьего порядка, значит - либо реальность полноценная, либо мы с вами, люди иных миров, заметьте, вымышлены столь же талантливо, что друг для друга выглядим живыми и вдобавок обладающими одинаковым метаболизмом…
      Суздалев задумался всерьез, А что ж, с таким софистом, как Сашка, на равных умел общаться только Новиков.
      – А если… - неуверенно произнес генерал.
      – Если - то мы вернулись на круги своя, и о чем-то рассуждать вполне бессмысленно. Хотите острый эксперимент? Я вообразил ваш мир, Игорь, - тот , вы воспринимаете окружающее как-то по-своему. Сейчас один из нас отключит автопилот, направит сей дископлан в отвесное пикирование. Кто-нибудь должен выжить? А кто? Ваше мнение?
      Суздалев рассмеялся раскованно, будто действительно услышал неубиваемый довод.
      – Нет, Александр Иванович, с вами можно иметь дело. Мне ребята говорили, что вы изумительный мужик. Лично убедился, признаю: «Движенья нет, сказал мудрец брадатый. Другой смолчал и стал пред ним ходить. Сильнее он не мог бы возразить…»
      – «…Хвалили все ответ замысловатый», - завершил строфу Шульгин.
      Дископлан начал заходить на посадку где-то среди заснеженного леса. Шульгин думал, что генерал пригласил его в свою московскую резиденцию на углу Трубной, но, видимо, сейчас требовалось более уединенное место.
      Он разбудил Ростокина. Тот проснулся в полном порядке.
      – Что-то очень нехорошее произошло, Александр Иваныч? - спросил он.
      – В пределах. Очередной раз проскочили. Придержать там тебя захотели, Елена или кто другой, но, как в одном фильме говорилось: «Боцмана без хрена не съешь!» Пришлось тебя немного нейтрализовать, уж очень ты не хотел прощаться «с серебристой, самою заветною мечтой». Но ты не переживай, чего-чего, а в те декорации мы вернуться завсегда сумеем.
      – А сейчас что делать будем?
      – Как обычно - врубаться в обстановку. Она для тебя, кстати, родная. Связи имеешь, помимо хозяина сего убежища, и очень неслабые, как мне известно. Капиталец кой-какой, а это немаловажно. Одолжишь некоторую сумму, если что. Для чего-то же нам с тобой потребовалось здесь встретиться? Но обсудим это завтра. Хозяина я попрошу, чтобы обеспечил тебе возможность выспаться по-человечески. Горячая ванна, душ, парная - на твое усмотрение. Отдельная комната и охрана у двери.
      – Александр Иваныч, о чем вы, я уже в полном порядке…
      – Заткнитесь, поручик, - ласково сказал Шульгин. - Делать будешь только то, что я скажу. А о тонкостях наших взаимоотношений поговорим как-нибудь в другой раз. Это тебе Великий Магистр говорит!
      Ростокин кивнул, более не вдаваясь в рассуждения, и покорно направился в отведенное помещение.
 
      На скольких загородных дачах, базах, виллах, лесных избушках привелось побывать Сашке только за этот виток судьбы! Наверное, в компенсацию за предыдущее, когда сюжеты крутились вокруг грандиозных замков и многоквартирных домов в мегаполисах.
      Здесь ему тоже понравилось. Можно было бы сказать, что дом Суздалева напоминает усадьбу утонченного японского князя, страдающего гигантоманией. Восточного облика дом, но раза в три больше, чем храм Реандзи. Вместо четырех соток (в пересчете на наши меры) - два гектара. Криптомерии, сакуры до плеча, прочие бонсаи заменяют уходящие в поднебесья деревья, высаженные «еще до исторического материализма», как выражался Остап. Роль ручейков, которые можно перешагнуть, и водопадиков высотой по колено исполняла полноводная Истра с мастерски оформленными берегами. Грудки камешков - гранитные валуны. И прочее в той же тональности и эстетике.
      Само собой, вторая половина XXI века - не то что начало XX: интерьеры другие, строительные технологии, оборудование. А так - примерно то же самое. Если не слишком вникать. Вникать следовало в другое.
      – Вы мне скажите, Георгий Михайлович, - настаивал Шульгин, - вы специально, исходя из соображений в Ниловой оказались или случайно, с плановой проверкой?
      – Не заметили противоречия?
      – Я все замечаю и оговорки допускаю обычно намеренно. Суть вы уловили?
      – Сложно с вами разговаривать, Александр Иванович. Масса времени уходит на такое вот…
      – А вы бы не отвлекались. Говорите по теме, а крючки на потом оставляйте.
      – Оно бы и правильно, но не приучен я в тылу неподавленные очаги сопротивления бросать…
      – Тогда хреновые вы вояки. Видно, что Вторую мировую не пережили. Я спросил не из чистого любопытства, поверьте. Меня поразило - каким образом лично вы, единственный человек в этом мире, знающий меня и Игоря, оказались в точке, где мы пересеклись с ним, что невозможно, исходя из теории вероятности, даже для двух в столь разных местах и временах пребывающих людей. Третий элемент, то есть вы, выводит ситуацию в область не нулевых даже, отрицательных вероятностей. И хотелось бы, минуя требования политеса, получать от вас четкие и конкретные ответы. Потом я на основах взаимности готов отвечать и вам.
      Это не прихоть, это оперативная необходимость. Я не знаю, каким временем мы располагаем. Если начнется очередной хроноклизм , лично вас я, может быть, и выдерну, а остальным придет хана. Так что давайте, а чинами после сочтемся…
      Суздалев, будучи личностью здравомыслящей и ответственной (а также, что с первой встречи удивило Новикова, не подверженной синдрому «административного восторга» от собственного величия), коротко и четко доложил, что с момента прощания с господином Ньюменом разбалансировка мира начала нарастать. Опять-таки незаметно для большинства населения Земли. Да и сам он, вместе со всей «криптократией» старшего и нового поколения, никоим образом не соотнес бы происходящее с явлениями, имеющими источник «извне», если бы не изучил полученные от Новика книги и не поверил в правдивость его слов.
      Удивительным образом (да не таким уж и удивительным, если вспомнить предвоенную, 1912-1914 годов, обстановку в Европе) обострились ранее вполне спокойные отношения между малыми странами.
      Румыния, Греция, Болгария, Венгрия, Польша, Чехословакия, Югославия в особенности, как-то слишком дружно и синхронно вспомнили о былых претензиях и конфликтах. Кто на чьей стороне воевал в трех балканских войнах и Мировой, кто кого предавал и на сторону какого врага перекидывался…
      Шульгин и в реальном мире считал все эти европейские лимитрофы вполне искусственными образованиями, волюнтаристскими порождениями Версальской, а позже - Ялтинской системы. С границами, произвольно нарисованными победителями, руководствовавшимися совсем не логикой истории, а сиюминутными интересами так называемых «демократических правительств». Сами же «правительства» - несколько десятков адвокатов и лавочников, волею толпы на несколько лет избранные вершителям" судеб мира. Пуанкаре, вильсоны, гладстоны и тому подобные деятели, имен которых не помнят даже многие профессиональные историки.
      Вот теперь кто-то и подсказал гражданам и лидерам стран, которые никогда прежде не имели собственной государственности и вдруг ее обрели, что с ними поступили «несправедливо». Кому Трансильвании недодали, кому Познани и Данцига, Тешинского края, Буковины, Вильно или… Не будем вникать.
      Определенные трения между ними происходили всегда, но преимущественно на бытовом уровне, в зонах цивилизационных разломов и чересполосицы национально-культурных автономий. Верховные власти обычно старались эту напряженность гасить доступными средствами. А тут вдруг, во второй половине сверхблагополучного (для евроцентричных стран) века, с цепи сорвались как раз элиты и власти. Тональность публичных заявлений, дипломатических нот и взаимных претензий буквально за полгода достигла африканского уровня, И это в мире, где земные звездолеты летали на сотню парсек за срок, сравнимый с временем плавания эмигрантского пакетбота от Лондона до Сиднея, с теми же примерно затратами. Вот бы и основывали этнические колонии на Крюгере или в системе Бетельгейзе. Так Шульгин и спросил Суздалева;