На въезде и выезде через Боровицкие ворота все автомобили обязаны были притормаживать, независимо от должности и ранга пассажиров. Военное время все-таки. Остановиться, предъявить удостоверение и пропуск установленного образца. Только что пароль произносить не требовала охрана. Сам же Чекменев этот порядок и утвердил, в рассуждении уже имевших место быть и вполне возможных впредь инцидентов.
      За рулем он сидел сам, любил после напряженного рабочего дня слегка рассеяться, управляя неприметным, но мощным «мотором» полуспортивного типа, более подходящим богатому бездельнику, нежели начальнику тайной полиции. Что лучше проветривает голову, чем возможность полчаса-час покрутиться по центру города, развлекаясь то резкими стартами с перекрестков еще на желтый огонь светофоров, наслаждаясь взрывным ревом «Испано-Сюизы», то неспешной ездой по кишащим гуляющей публикой бульварам?
      Наблюдать вечернее коловращение жизни, на какое-то время вообразив себя абсолютно частным лицом, склонным к изрядной доле шалопайства. Может быть, даже наскоро пофлиртовать через опущенное боковое стекло с симпатичной дамой за рулем соседней машины, буде такая вдруг окажется рядом.
      Мужчина-то он еще о-го-го, сорок с небольшим, подтянутый, спортивный, со всеми признаками суровой мужской привлекательности, чего уж скромничать?
      Но на этот раз отдых не сложился. Раз сразу день не задался, так чего от вечера ждать? Хотя всякое бывает.
      Постовой у будки скользнул взглядом по документам, козырнул и приподнял шлагбаум ровно настолько, чтобы автомобиль не зацепился за него крышей. И тут же вернул его в прежнюю позицию. Как бы отсекая возможность проскочить следующей машине, хотя ее и не было поблизости. Стереотип поведения плюс требования инструкции.
      Мельком отметив этот факт, генерал буквально на секунду отвлекся, запоминая на всякий случай лицо вахмистра, просто по привычке, и не заметил, как из тени приворотной арки выдвинулась фигура в повседневной офицерской форме. Повернул голову, лишь когда внезапное явление щелкнуло дверной ручкой и уселось рядом, словно так и было заранее оговорено. Нога Чекменева уже успела прижать педаль газа, машина со всей своей динамикой выстрелила в сторону площади, и он упустил момент, когда еще можно было сдержать разгон, задним ходом вернуться к караулке и там, в присутствии вооруженной охраны, разобраться с наглецом.
      Как говаривал персонаж всеми забытого романа : «Стар стал папаша, рука не та, глаз не тот…» Да ведь и заняло происшествие не более пары секунд, незнакомец очень хорошо все распланировал. И Чекменев просто не мог допустить мысли, что в охраняемой зоне его могло поджидать нечто подобное. На улице он наверняка среагировал бы четче и правильнее.
      – Езжайте, езжайте, Игорь Викторович, не отвлекайтесь, как раз успеете площадь проскочить, пока светофор не перемигнул…
      Голос произнесшего эти спокойные слова настолько поразил генерала, что он едва не зацепил крылом возмущенно засигналившее оранжевое такси.
      – Хладнокровнее, ваше превосходительство, вы не на работе. Ну я это, я. Зачем так нервничать? Просто мне вдруг показалось, что мы с вами не обо всем договорились. Там как-то обстановка не располагала к живости мысли. Остроумие на лестнице, одним словом. Не возражаете, я надеюсь?
      Вадим Ляхов сидел рядом с Чекменевым, непостижимым образом успевший вскрыть сложные, почти не поддающиеся отмычке замки, пробежать по длинным коридорам, минуя не один и не два внутренних поста, и оказаться с внешней стороны обвода кремлевских стен. Пройдя мимо того самого, понравившегося генералу своей бдительностью постового. По всем расчетам, Ляхов имел форы от силы пять минут, однако - успел! Ну, со своими документами по Кремлю он мог перемещаться спокойно, однако ведь бегущий человек, пусть с самым надежным пропуском, непременно вызовет подозрения, и его если и не задержат, то обязательно спросят, куда и зачем торопится, а это ведь тоже потеря времени.
      Разве только выскочил в окно коридора, ближайшее к его камере, и - во весь дух сквозь кусты и деревья.
      Или же самое простое по исполнению. У него имеется сообщник из кремлевской службы безопасности. Но кто бы именно это мог быть - новая загадка, требующая порядочного времени на ее решение.
      Ну а уж через КПП прошел без проблем, постовым до пеших гвардейских офицеров, идущих не в Кремль, а из - особого дела нет.
      Все эти в принципе пустяковые мысли промелькнули в голове Чекменева мгновенно, не в них сейчас было дело. Это потом, на досуге, можно будет разбирать, что и как, сейчас проблема стоит совершенно иначе.
      – Только не вздумайте разворачиваться, гнать обратно и поднимать общую тревогу. Ничего полезного из этого не выйдет, а будущая игра уж точно сломается.
      – И о чем же мы не договорили, Вадим Петрович? - как бы не услышав последних слов и стараясь попасть в тон предыдущим, осведомился генерал. - Какие такие вопросы у вас всплыли, не терпящие отлагательства? Доложите, раз уж вы здесь…
      Переход Ляхова от подчеркнуто фамильярного, почти хамского временами стиля к гипертрофированной вежливости требовал адекватности.
      – Да все ведь очень просто. Я никак не мог избавиться от сомнений, прослушивают нас или нет? И вы ли один эту запись будете слушать и анализировать или она пойдет в широкий тираж? По ряду причин мне это нежелательно. Вернее, нежелательно, чтобы достоянием гласности стал наш настоящий разговор. А тот - пусть слушают. Я там предстаю в достаточно нейтральном виде…
      – Да уж не сказал бы.
      – И тем не менее. Но здесь-то, в машине, надеюсь, звукозапись не установлена?
      – Здесь нет. Для оперативных целей у меня другой транспорт.
      – Вот и слава богу. А то разговор у нас пойдет несколько, я бы сказал… странный.
      – А то раньше было мало странностей, - не удержался Чекменев.
      – Мало, Игорь Викторович. За исключением, конечно, потустороннего мира, все вполне укладывалось в тривиальную обывательскую логику. И мое поведение, и ваше. Взгляды и интересы, само собой, не всегда совпадали, а по сути - ничего особенного. Это, кстати, касается и нашего с вами подлинного поведения и стимулов к нему, и того, что мы сами по этому поводу придумали и вообразили.
      Знаете, как влюбленные ссорятся из-за пустяков? Всего лишь неправильно истолковывают слова, взгляды, жесты и поступки партнера. Там, где обычные люди имеют возможность задуматься и оценить обстановку, охваченные страстью хватаются за самое примитивное и продиктованное сиюминутными эмоциями и фобиями, попросту говоря - страхами, объяснение. Боязнь быть обманутым, боязнь «потерять лицо», да мало ли что в таком состоянии в голову взбредет…
      Машина от храма Христа Спасителя свернула на Гоголевский бульвар, покатила в сторону Арбата.
      – Что-то мне кажется, мы с вами не совсем под приведенный пример подходим…
      – Это вам только кажется, Игорь Викторович. С самого начала я вас настолько сильно напрягаю, что вы мне любое лыко в строку ставите, в дело и не в дело. Да вдобавок испытываете не всегда самому себе объяснимую симпатию. Вот и додумались решить вопрос радикально. Или я для вас стану полностью ясен и ничем более не омрачу ваш гордый ум, или вы найдете способ вывести меня за скобки. Допускаю даже, что вполне ненасильственным способом.
      Чекменев ушел от скользкой темы, задав вопрос, который и должен был задать по логике своего характера и положения.
      – Все это так, предположим, но… Насколько мне известно, подготовки по программе «печенегов» вы не проходили, и с момента поступления в военную службу не имели возможности проявить себя в чем-то, кроме исключительно врачебного поприща. Даже и в бою на перевале ничем особенным, кроме храбрости и меткой стрельбы, не выделились.
      – Да и то немало, - философически заметил Ляхов. - Добавьте только редкостную везучесть. Все пули - мимо, что по статистике крайне маловероятно. А подготовку, и вполне приличную, я прошел в Академии, особенно на летних сборах, а также «на той стороне» мы с Тархановым покувыркались знатно.
      – Бросьте, Вадим. Ни способностей Гарри Гудини исчезать из запертых помещений, ни той великолепной наглости стопроцентно уверенного в своих возможностях человека, которому даже Чекменев ничего не сможет сделать, - этого вам никто и никогда не преподавал. Вдобавок я, как специалист, знаю, что кроме врожденных способностей в нашем деле требуются многолетние изнурительные тренировки и «работа в поле». Кто выдерживает и выживает, те да, становятся асами. А вы?
      – Ну, значит, ваша теория верна не до конца, только и всего. Вспомните историю, кстати. Сколько великолепных агентов получалось из совершенно «сереньких», по обывательским меркам, людей. Дело в обстановке и обстоятельствах. Предположим, мои латентные способности резко активизировались под влиянием маштаковского излучения. Тарханов ведь тоже был капитан как капитан. Пехота. А теперь каких вершин достиг! Но мы заболтались, вам не кажется? У меня ведь не так много времени, мне следует в узилище возвращаться, пока петух не пропел…
      – Так зачем же вам теперь возвращаться? Поедем ко мне, посидим, поговорим, там и заночуете, а с утра будем думать, как дальше быть.
      – Да нет, лучше уж я обратно. Чтобы ваша схема ущерба не потерпела. Она мне, в принципе, нравится. И предоставляет широкий спектр возможностей для дальнейшего. Вы только меня внимательно выслушайте, по возможности не перебивая. Кружок по бульварам и окрестностям сделайте, примерно на час полетного времени, и возле тех же ворот и высадите. Впрочем, можно и возле Никольских, а уж дальше я сам… Ваши люди не станут проявлять инициативу, проверять, на месте ли узник, не сбежал, не повесился? А то может неудобно выйти. Для вас.
      – Проверять не будут, это точно. Но говорите, говорите, горю желанием услышать вашу версию…
      – Версия крайне проста, хотя может вызвать некое смятение среди слабых умов. Вы к ним, по счастью, не относитесь, поэтому моя задача упрощается.
      Итак. Насколько я понял, суть вашего замысла заключается в том, чтобы ввести в заблуждение инициаторов и организаторов покушения на Олега Константиновича. Одной из версий, насколько я знаю, была та, что на заговорщиков работает кто-то из самого близкого окружения, способный информировать обо всех планах и даже распорядке дня князя «кого следует». Дав понять, что вы для себя определили виновника и взяли его в разработку, вы их несколько дезориентируете, получаете фору по времени, а я, в свою очередь, под давлением, стану работать в вашей команде с гораздо большим энтузиазмом. Это изящно, профессионально, но, к сожалению, в сложившихся условиях бесполезно. Тут совсем другой расклад имеет быть…
      За намеченный час Ляхов в достаточно адаптированной версии сообщил Чекменеву сложившуюся в мире ситуацию. С двумя близкими, но по определению взаимоисключающими реальностями. В той и другой существуют России - одна та, в которой они находятся сейчас, другая - эволюционировавшая из победившего на достаточно длительный срок коммунистического режима.
      – Ну, помните, видения, которые посещали Тарханова, да и я Розенцвейгу кое-что по этому поводу говорил. И сам он видел некие материальные проявления «той» реальности в «Зазеркалье». Каким-то образом они моментами взаимодействуют, но по неизвестным мне причинам в длительной перспективе одновременно существовать не могут.
      Есть несколько вариантов выхода из ситуации, например одна реальность поглотит другую.
      В той, чужой для нас, нашлись люди, кому предпочтительнее сохранить свою и устранить нашу. И вот они каким-то способом проникли сюда и действуют. Скорее всего - наш эксиденс с «Гневом Аллаха» этому делу поспособствовал. Генератор Маштакова «расшатал доски в заборе». Мы получили возможность выхода в «боковое время», люди из той реальности - сюда. Боковое время - это такой своеобразный шлюз, а также и нейтральная полоса…
      – Откуда вы знаете? - только и спросил Чекменев. Остальному он, к собственному удивлению, поверил. Просто потому, что выдумывать подобное Ляхову было совершенно ни к чему. Да и доступных наблюдению и понимаю генерала странностей за последний год накопилось достаточно. Гипотеза Ляхова хоть что-то объясняла. Если пока нет другой, примем эту.
      – Знающие люди подсказали. Мы же с вами кто? В вопросах устройства мироздания - едва ученики подготовительного класса. А ведь существуют и старшеклассники, и учителя, и доценты с профессорами. Встретился я с несколькими из таких. Пожалуй все-таки со старшеклассниками, но и это немало. В гимназии и кадетском корпусе от старших товарищей обычно узнаешь куда больше полезных вещей, чем от наставников, разве не так?
      Чекменеву пришлось согласиться. Никакой курсовой офицер не расскажет того (причем в доступной форме), что следует знать новичку о непросто устроенной жизни в закрытом военно-учебном заведении. Не обучит десятилетиями, а то и веками складывавшимся нормам поведения и обычаям именно этого корпуса или училища.
      Те слишком самоуверенные или недалекие кадеты и юнкера, вздумавшие жить «своим умом», кто руководствовался только поучениями и наставлениями педагогов, до выпуска доживали нечасто. В переносном смысле, конечно, но подчас и в буквальном, да и жизнь их была тягостной и печальной.
      – На том свете встретились? - только и спросил Чекменев.
      – Сначала на этом, а на том мне просто детали и подробности разъяснили.
      – Шлиман?
      – При чем тут Шлиман? Симпатизирующие нашей жизни и общественному устройству люди из того мира. Которым их «посткоммунистический» мир категорически не нравится. Они готовы помочь нам всеми доступными способами, чтобы не допустить «стирания» нашей реальности в пользу худших представителей собственной. При этом и для нас, и для них «тот свет» - единственно возможная для контактов территория. Проникать сюда напрямую они по ряду причин не могут.
      – И что же, они готовы пожертвовать своим миром ради нашего? - с изрядной долей сомнения вопросил генерал.
      – Видите ли, насколько мне удалось понять, о физической гибели «того» мира речь не идет. Так, как вы это вообразили. Все намного, намного сложнее. В идеале, после уничтожения тех, кто вознамерился разрушить наш мир, реальности просто разойдутся настолько, что никакой более контакт между ними будет невозможен. Даже на ментальном уровне. Впредь они снова будут существовать автономно, никак друг другу не мешая. Приблизительно, как Япония и Америка в XVIII веке. Сами же они, мои знакомые, предпочитают поселиться в Америке (то есть у нас), и чтобы никакие джонки с самурайским десантом к ним дорогу не нашли.
      – Знаете, Вадим, не страдаете ли вы излишней доверчивостью? Неизвестные люди хотят решить свои проблемы с нашей помощью, за наш, скорее всего, счет. Естественно, упаковывают это весьма красиво. От века так делалось. А мы вдруг сразу должны поверить… Наивно это, и мне странно, что вы так легко поддались…
      – Теперь вас, Игорь Викторович, на философию потянуло. А оно нам нужно? Вопрос ведь стоит, как хрен на бугре, предельно просто.
      Эти люди, как я понял, стремятся лишь к тому, чтобы жить со своими противниками на разных территориях. Если ради этого придется повоевать со «своими» - они готовы. Но их слишком мало. Им нужны, так сказать, ресурсы и резервы. Наши. Если мы согласимся признать реально существующую опасность и одновременно - принять помощь в отражении десанта «чужих» от людей, которые в данные момент выглядят нашими друзьями, значит, нам придется кое-что делать.
      Корректировать нынешние планы, изобретать некоторые стратегии и так далее. Короче - включаться в очередную тайную войну наряду с войной против «Черного интернационала», польских и прочих сепаратистов, всякого рода внутренних врагов, правых и левых.
      Признаюсь, мне тоже очень нелегко было поверить в то, что вы сейчас услышали. Хорошо, что какая-то прививка у меня была. Когда сидишь там, где довелось побывать, беседуешь с живыми покойниками, на многие вещи начинаешь смотреть по-другому. Вот я и вообразил, что сейчас, кроме меня, осознать реальность и степень грозящей опасности способны от силы человек десять во всей России. На них и следует опереться, остальных придется использовать втемную. А ведь только нам с вами достоверно известные события, неожиданные и непонятные, если их выстроить должным порядком, примерно, как вы расписали комплекс моих «преступных деяний», создают вполне убедительную, единственно непротиворечивую картину…
      – Ну-ка, ну-ка… - Вопрос начал переходить в практическую плоскость, а это всегда было для Чекмёнева предпочтительнее «бесплодных умствований», хотя и без них в его работе нельзя было обойтись. Но - в качестве вспомогательного инструмента. Тем более главное дело своей жизни он только что успешно завершил и после краткого периода чуть ли не эйфории снова начал испытывать некоторую опустошенность. Почивать на лаврах и наслаждаться ролью «делателя королей» - не для него. Если Ляхов не вводит его в заблуждение с пока непонятной целью, тут есть чем заняться.
      Слушая Вадима и подавая в нужное время реплики, генерал уже запустил свой «аналитический механизм». То, о чем говорил Ляхов, само по себе не противоречило фактам. Все это имело место, причем каждое по отдельности событие и его возможные трактовки не выходили за пределы «легенды». Происходили эти события вполне спорадически, между ними не просматривалось заранее срежиссированной связи. И Маштаков, и Розенцвейг являлись как бы незаинтересованными свидетелями, или фигурантами по делу.
      Сам Ляхов и его дружок Тарханов тоже, по крайней мере до последнего момента, не имели возможности организовывать таинственные и непонятные явления, другое дело, что они чересчур часто оказывались «в нужное время и в нужном месте» и вели себя слишком эффективно, да и эффектно тоже. Но проще списать это на роковое стечение обстоятельств и их личные незаурядные качества. Чекменев ведь не зря чуть не с первого дня знакомства присматривался к тому же Ляхову весьма пристально, да и Тарханова потянул вверх не просто так.
      Увидел в нем исполнителя с высоким потенциалом. Как когда-то князь в нем самом.
      Правда, сейчас в поведении Ляхова отмечаются очередные странности. Изменилась манера поведения, даже фразы строит не совсем так, как раньше, и вообще наличествует в нем своеобразная отчужденность. Непосредственности меньше, вместе с развязностью ощущается некая зажатостъ. Вроде как исполняет он отрепетированную, но чем-то ему неподходящую роль. Это можно объяснить и тем, что так оно и есть на самом деле, После продолжительных бесед с посланцами «иного мира» он умом (или корыстным расчетом) согласился принять на себя некую функцию, а вот душа до сих пор протестует.
      Но он собрался назвать некие имена, людей, по его мнению, подходящих для восприятия и осознания вновь возникших обстоятельств, пригодных для работы с полным знанием дела. Пусть скажет. Когда в деле возникают конкретные персонажи, это уже что-то. - Прежде всего, по определению, это я и вы. Затем - Сергей, он первый увидел тот, «советский» мир, значит, имеет к нему определенное сродство, пусть даже ментальное. И он был рядом со мной с первого дня. Везде. И вы ему, насколько я понимаю, доверяете. Далее - Розенцвейг, примерно по тем же основаниям. Он сам видел материальные следы «другого Израиля», держал их в руках и читал тамошнюю прессу.
      Маштаков. Без него не обойтись никак, он наша единственная научная сила, теоретик и практик сверхчувственного знания. Умен, азартен, а кроме того, в своем качестве Железной Маски, тайного узника, недоступен чужому влиянию, следовательно, безопасен и управляем.
      Максим Бубнов. Своего рода транслятор-коммутатор между нами, людьми малообразованными, и Маштаковым. Его инженерный и врачебный талант, организаторские способности, а также офицерские и человеческие качества вы оспаривать не будете? Был в том мире, профессионально работал с некробионтами, в порочащих связях не замечен. Так?
      Майя Вельская…
      Здесь, по мнению Чекменева, Ляхову следовало бы сделать хоть маленькую заминку. Он ждал, что имя дочки прокурора будет названо, но - в конце списка, и Вадим, называя ее, должен был бы учесть, что предложение этой кандидатуры способно вызвать неоднозначную реакцию. Но Ляхов сохранил прежний ровный, слегка даже академический тон, словно бы не связывали их никакие личные отношения. Несколько странно…
      – Майя Вельская, тоже умна, образованна, с подходящим образом мыслей, участник нашей экспедиции, умеет выдвигать и отстаивать парадоксальные идеи, ничему не удивляется. Отважна. Имеет определенную спецподготовку. А также полезна своими родственными и другими связями.
      «Это уж точно, - подумал Чекменев, - связи у нее обширнейшие. В случае необходимости ее можно внедрять в любое аристократическое, и не только, общество и рассчитывать, что закрутит голову и собьет с панталыку любого. И никто не догадается об истинной подоплеке ее действий. Не была бы она именно Вельской, завербовал бы ее в свою контору еще пять лет назад, А вот сейчас кто кого завербовал, она Ляхова или он ее? Или, как говорил один остряк: «Она ему встретилась, а он ей попался»?
      – И последний по времени, но не по существу - капитан Уваров. Я с этим парнем плотно поработал, он вполне годится…
      Это имя Чекменева удивило. Как-то оно не ложилось в схему, которую он сам для себя начал выстраивать. И даже слегка ее разрушало.
      – Отчего вдруг Уваров?
      – А вы можете сейчас резко повернуть из потока направо, на Дмитровку? И чтобы никто у нас на хвосте не удержался? - в той же ровной тональности предложил Ляхов. - Ну, быстро!
      Повинуясь императиву, Чекменев сделал то, что требовалось. Очень рискованно рванул машину, внес некоторое смятение в ровное движение законопослушных водителей, под скрип тормозов и возмущенные гудки воткнулся почти что в лоб выезжающим на Страстной бульвар автомобилям, едва-едва успел всунуться в открывшийся справа просвет.
      – Да что ж вы делаете, так и убиться можно, - в сердцах едва не выматерился Чекменев.
      – Нормально, Игорь Викторович. Ваши водительские способности выше всяческих похвал. Иначе бы я и не предложил. Остановитесь, пожалуйста, вон напротив того кабачка…
      Чекменев послушно поставил машину в очень удачно подвернувшуюся в нужном месте свободную щель между косо припаркованными автомобилями. Посмотрел налево. Там над жестяным козырьком круто уходящей вниз лестницы светилась выписанная розовыми газосветными трубками вывеска: «Трактиръ «Ночной извозчикъ».
      – Именно сюда нам нужно? - с едва заметным сомнением в голосе спросил генерал, как бы признавая право Ляхова определять, что надо и что не надо. Другой на его месте мог бы и испугаться несанкционированного развития событий, но ведь был он не чиновник, поставленный на должность, а боевой офицер, дослужившийся до высочайшего, пусть и придворного, поста. Есть разница.
      Как хотите, а ночевка в Уссурийской тайге в компании с Олегом Константиновичем, костер из сосновых сучьев, седло под голову, наган у бедра и трехлинейка рядом, и тысяча верст безлюдного пространства - несколько опаснее, чем подвальчик в центре Москвы.
      – Мне кажется, - с улыбкой ответил Ляхов. - Именно потому, что, когда мне было двадцать лет, это было очень сомнительное место, но только для тех, кто не умел себя правильно вести. А кто умел - наоборот. Думаю, на данный момент обстановка изменилась не слишком. Следовательно, мы гарантированно избавлены от назойливого внимания людей, воспринимающих нас с вами в официальном качестве. В «Национале», «Метрополе» или «У Тестова на Театральной» слежки и подслушки я опасался бы гораздо больше. А здесь вас да и меня никто не знает, микрофоны под столиками исключены, местные же «урки» не осмелятся плохо отнестись к двум старшим офицерам в форме. Удивятся - может быть, но за стукачей уж точно не примут. Скорее подумают, что денег добрать свою дозу в более приличном месте не хватает. Так что не перестраховывайтесь, Игорь Викторович.
      Снова Чекменеву показалось, что Ляхов какой-то не такой. И еще какой-то мелкий штришок царапнул память.
      Спустились вниз по крутой лестнице, оказались в дымном, заполненном шумными, в меру нетрезвыми людьми помещении. Однако Ляхов сразу же, с нижней ступеньки, сделал пальцем подзывающий жест, и перед ними предстал старший половой, который раньше явно служил в десанте или конвойных войсках. Внешность у него была такая, не оставляющая сомнений для опытного человека.
      – Что прикажете, ваш-ш, ва-швасбродь?
      – Кабинетик, бутылку водки, закуску соразмерную. Понятно?
      – Бу сдела-нн, немедленно!
      И, пытаясь скрыть изумление, что, мол, таким людям надо в его сомнительном табаке, провел офицеров сквозь разделяющую помещение кривоватую каменную арку в так называемый «кабинет», больше похожий на театральную ложу. Несколько возвышенный над основным помещением, с двумя столиками при четырех стульях каждый и бамбуковой шторой, которую можно было сдвинуть, чтобы наблюдать происходящее в общем зале.
      В этом трактире, кстати сказать, состоялась некогда первая в Москве встреча Ляхова с Тархановым, закончившаяся потасовкой со стрельбой. Может, поэтому и привел он сюда Чекменева, в рассуждении, что снаряд в одну воронку дважды не падает. Рассуждение в принципе верное, но лишь при условии стрельбы одним орудием без поправки прицела. В любом другом случае очень даже падает. Сообразно теории вероятности, для которой все точки на местности равноценны.
      – Вы как, Игорь Викторович, пару рюмок за компанию пропустите или за рулем воздерживаетесь?
      Сама постановка вопроса опять удивила Чекменева. Пожалуй, никто и никогда не спрашивал у него о желании выпить или не выпить в именно такой трактовке. При чем тут - за рулем? Кого это касается? Ладно, и это замнем для ясности.
      Подождав, пока стол будет накрыт в соответствии с заказом Ляхова, генерал взял в руки зеленоватую, пузыристого стекла стограммовую стопку, повертел ее в пальцах, поставил обратно на стол.