– Подтверждения чего? – прищурившись, спросил профессор Гендерсон.

– Того, что такие исследования имели место и прошли успешно. Возможно, сумею раздобыть записи итогового эксперимента.

– И все? – удивился Зиннер.

– Разве мало? Ну, естественно, название организации, где это делалось, фамилии участников…

Высокое собрание развеселилось. Проявлялось это по-разному – улыбками, телодвижениями, междометиями.

– И кому, по-вашему, нужна такая информация? – очень вежливо поинтересовался профессор Слейтер. – Какая нам польза от того, что мы будем знать, где и кем сделано открытие? Смысл имеет только подлинная документация, причем с гарантиями, что мы станем ее единственными обладателями…

– Так, по-вашему, я должен выкрасть документы и уничтожить целый институт? Взорвать вместе с персоналом?

– Зачем же утрировать? Из сообщения мистера Панина я понял, что вы достаточно близки к авторам открытия и можете сделать то, о чем я сказал. Если это плановая разработка государственной или солидной частной фирмы, для нас она интереса не представляет. Мы, знаете ли, в отличие от вас с Майклом сенсациями, как таковыми, не интересуемся…

Тут бы мне и уцепиться за сказанное и красиво выйти из боя, а я прозевал.

– Если потребуется техническая помощь, то можете на нас рассчитывать, – добавил африканец. – Люди у нас есть…

Что дело может быть миллиардным, я, слава богу, наконец понял. Возьмутся они всерьез, раз такие акулы собрались, создадут сотни клиник по всему миру, и пошло… Разве не заплатит владелец сотни миллионов или миллиарда хоть бы и половину своих капиталов за гарантию неограниченно долгой жизни? Или хотя бы солидную отсрочку вплотную надвинувшейся смерти?

«Влетел ты, господин Ростокин, ох и влетел!» Приходилось слышать, что бывает с лохами вроде меня, попавшими в чужие игры такого размаха.

А ведь вцепятся они в меня мертвой хваткой и с живого не слезут, пока своего не добьются. Беда моя еще и в том, что Алла произвела на Панина слишком сильное впечатление, и как бы он не начал сейчас банковать на двух столах сразу…

«Соображай, – приказал я себе, – и побыстрее, да ври поубедительнее, иначе труба. Похуже, чем тогда на Крюгере».

– Вас понял, – ответил я, сделав сообразительное лицо. – Цели ясны, задачи определены, как сказал однажды известный исторический деятель. Надеюсь, кое-что сделать можно. Какую сумму я вправе предложить лицу, обладающему всем вас интересующим? Чтобы он, значит, перешел на нашу сторону и обрубил все концы?

Я поймал взгляд, которым обменялся Панин с господином Дерябиным, самым, как мне казалось, безобидным из всех. Вяловатый такой, стареющий фермер средней руки, прибывший вместе с супругой… полюбоваться на знаменитого соотечественника. Специально ради такого случая на вертолет разорившийся.

Взгляд у Дерябина хозяйский был, разрешающий как бы. Он чуть-чуть веки приопустил и кивнул едва заметно.

– Если так сделаешь – миллион ему, полмиллиона тебе. И пять процентов акций, как и сказано. Делиться сами будете… – Майкл улыбнулся простецки. – Контракт составим, все по закону… А чтобы дивиденды были подходящие, тут уж мы постараемся…

– О'кей, – ответил я. Мне сейчас главное разговор было закончить. Измотал он меня. – С деньгами у меня туго, сам знаешь, потому я хотел бы все же аванс. Расходы покрыть, с долгами рассчитаться, и представительские расходы намечаются, в России без этого никак. Думаю, недели через две-три представлю полный отчет. Устроит вас – будем дальше говорить. Нет – лишнее верну, и все права на беллетристику – твои…

– Как, джентльмены, устраивает вас предложение Игоря?

– А почему именно три недели? – спросил Зиннер.

– В Москву ехать, на нужных людей выйти, работу с ними провести… У нас там не Америка… Одной водки сколько выпить надо…

– Пусть будет так. Надеюсь, о мерах безопасности и коммерческой тайне вас предупреждать не нужно? Никаких имен, никаких ссылок. Это ваш бизнес. До получения первого результата… – и уже обращаясь к Панину: – Соответственно, дальнейшие переговоры отложим до возвращения мистера Ростокина. Аванс выплатите из собственных средств, если считаете нужным. В случае успеха мы его учтем…

Мне показалось, что итоги заседания их разочаровали.

На чем официальная часть и закончилась.

После прощального коктейля на лужайке гости отбыли. И мы остались втроем.

Майкл, не подавая вида, что расстроен и мной недоволен (а так оно и было, я его настроения легко читаю), с улыбкой рубахи-парня сказал, что прием, слава богу, удался. Но сейчас самое время посидеть по-нашему, по-русски, выпить-закусить, как положено, за столом и поговорить наконец душевно. Хорошо, что я во время переговоров налегал на коньяк, и хоть фактически выпил немного, но по количеству бокалов достаточно, чтобы убедительно изобразить приличное опьянение. А также внезапно вспыхнувшее на его фоне вожделение.

Не отводя разбегающихся глаз от Аллиных высоко открытых бедер, я нетвердым языком сообщил, что несколько устал, желаю слегка развеяться на свежем воздухе, а потом с удовольствием готов продолжить.

– Боюсь, как бы совсем не раз-вез-ло. Считай, вторые сутки на ногах, и выпили… дос-та-точ-но… А душевно поговорить с-со-вершен-но необходимо…

Мне под любым предлогом нужно было остаться с Аллой наедине и обсудить происшедшее. И не допустить, чтобы Майкл выведал у нее нечто, не соответствующее сказанному мной.

Майкл покивал сочувственно, но в его взгляде – я вдруг вспомнил такой точно взгляд, когда мы с ним в Гизе созерцали танцы животов, – я уловил и любопытство, и нетерпение.

Меня осенило! Из подсознания всплыл факт, который днем не привлек внимания, но в памяти зафиксировался. И теперь заиграл так, что вывернул наизнанку мои расчеты и планы.

Ну подожди, друг разлюбезный…

– Ради бога, Игорь, прогуляйся. Можешь даже в фонтан залезть. А мы с Аллой пока тут распорядимся…

– Нет, мы с ней пойдем. Ночью в парке одному скучно. И страшно…

У Аллы мое поведение и особенно подразумеваемые намерения вызвали острое раздражение. И согласилась составить мне компанию она только затем, чтобы без свидетелей устроить сцену.

Приобняв ее за талию, чувствуя, как напряжены мышцы ее спины и как нарочито замедленным шагом она демонстрирует свой протест, я повлек Аллу в слабо освещенную аллею.

Через несколько шагов, на глазах Майкла, она резким, почти грубым жестом отбросила мою руку.

А в саду было хорошо. Ночь, прохладный бриз с океана, влажноватый, успевший по пути прихватить запахи прерии, аромат неизвестных мне растений, среди которых я узнавал только ночную фиалку, светильники, спрятанные среди ветвей. Треск цикад, бирюзовые блики от освещенного изнутри бассейна.

– Ты что выдумал? – зло прошипела Алла. – Пить разучился? Стыд какой! Ты б еще не глазами, а руками мне под юбку полез… Убери руку, я тебе говорю! Ложись в бассейн и отмокай… – она не на шутку разгневалась. Пожалуй, даже слишком. Может, ей тоже повод нужен? – Я с тобой сейчас никаких дел иметь не собираюсь. И не уверена, что в ближайшее время захочу… Да еще в парке… Надо же такое придумать!

Вот логика! Но сыграл я, значит, убедительно. И намерения свои обозначил вполне явственно. Для всех заинтересованных сторон.

Не обращая внимания на слова и тон, я нетерпеливо привлек ее к себе, приблизил губы к уху, так что издали это выглядело неловким поцелуем, и прошептал:

– Все правильно. Продолжай так же. Нужно срочно поговорить. В доме невозможно. Мы под контролем. Вырвись и иди прямо по дорожке, потом свернешь. Я буду приставать, ты сопротивляйся, но не очень. Говорить о деле будем так, как сейчас…

Она почти ничего не поняла, но задачу уловила правильно. Я знал, что в серьезном деле на нее положиться можно. А она про меня это знала.

Звучно шлепнув по моей руке, Алла возмущенно вскинула голову.

– Я же сказала – оставь меня в покое! Ненавижу пьяных, пора бы знать! Скажи спасибо, что мы в гостях!

И пошла решительным шагом, звеня каблуками по плитам дорожки. Вот единственное слабое место моего плана. Вдруг Майкл сообразил, что по логике-то ей естественнее было вернуться в дом, а не углубляться в заросли…

Я качнулся взад-вперед, пробормотал что-то сокрушенно и поспешил следом, громко убеждая ее в чистоте своих намерений и абсолютной функциональной трезвости.

Тут надо сказать вот что. Вчера, прогуливаясь по парку, я заметил в ветвях деревьев монитор следящей системы. Заметил и пропустил мимо сознания, а когда вспомнил, то сообразил, что мониторов должно быть много. Чтобы удержать под контролем всю территорию поместья. Иначе какой смысл? Да и реакция Панина на наш совместный променад мою догадку подтвердила. Он, негодяй, оживился, поняв, что имеет шанс насладиться пикантной, а главное – подлинной интермедией. Вот я его и развлеку.

Но вспомнив про мониторы здесь, я подумал – а если и в самолете у него микрофоны были? И пока он пилотировал, прослушал наш с Аллой разговор. Вот откуда его деловой азарт, вот и разгадка внезапного совещания. И понятна теперь их напористость. Они все про нас знают. В том числе и то, что документы и материалы у нас с собой!

Тогда, отпустив меня сегодня, что они задумали?

Будто ища наугад местечко поукромнее, я вывел Аллу на небольшую, со всех сторон закрытую полянку, где и находилось следящее устройство.

Вопрос лишь в том, действительно ли Майкл сидит сейчас перед экраном, готовясь потешить свои визионерские наклонности. Если я просчитался, осуществится только половина моего плана. Да нет, не упустит он столь заманчивого сюжета.

Место было хоть куда. Низкая скамейка на гнутых чугунных лапах стояла под пышным кустом, точно в поле зрения объектива. Внизу – густая шелковистая трава. Все вокруг заливает зеленовато-серебристый свет полной луны. Очень подходящая обстановка для вурдалаков, оборотней и прочей нечисти… И для уединенных бесед… очевидно, для того и скамейка здесь поставлена.

Алла, когда я вновь перешел в атаку, оттолкнула меня, громко возмущаясь таким поведением. Но я сжал ее запястья и, как бы ловя ее губы своими, быстро прошептал:

– Есть серьезная опасность. В твоей сумке… Какие материалы на каких кассетах? Где самое важное?

– А в чем дело?

– Все вопросы потом. Громко ругайся и побольше возни. Отвечать тихо и в самое ухо…

Словно бы для настроения я включил ручной интерком, настроенный на волну ближайшей музыкальной станции. Звуки блюза должны дополнительно заглушить наш шепот.

– Да что ты за хам такой?! Сказала же, что не хочу… – поняв задачу, почти выкрикнула Алла, отталкивая мои руки, и тут же прошептала:

– Там все, полностью, что именно тебя интересует?

– Ну подожди, я ничего такого… – вновь пытаясь привлечь ее к себе, ответил я заплетающимся языком. А на ухо: – То, что нужно, чтобы повторить процесс.

Так дальше и разговаривали.

– От тебя перегаром несет, не выношу! Убери руки. (Схемы витатрона – кассеты два и семь…)

– Я ж тебя люблю… Мы год не виделись… (А технология?)

– Ой, ты мне больно делаешь! (Процесс на трех кристаллах в футляре с красной полосой. «Фактор Т» – четвертая кассета…)

Силой усадив Аллу рядом с собой на скамейку, я делал все, что диктовала роль, а она, сопротивляясь, уворачивалась от поцелуев.

– Мне надо сегодня списать все на отдельный кристалл, а оригиналы слегка подпортить… Майкл нас продал, и они могут все украсть. И мы в дураках…

Когда я прикасаюсь к ее телу, то быстро теряю голову. Но сейчас важность момента помогала сохранять выдержку.

В нескольких фразах я обрисовал ситуацию и дальнейшие планы.

А ее тело и губы вдруг стали слишком податливыми.

– Не выходи из роли, сопротивляйся. Когда вернемся, тебе надо пофлиртовать с Паниным. Разыграем серьезную ссору, я уйду. А ты его задержи хоть на час. Как бы назло мне с ним полюбезничай. А сейчас порезче…

Алла послушно рванулась, оттолкнула меня и сама, не рассчитав, упала со скамейки. Я едва успел ее придержать, чтобы она не ударилась затылком о землю.

От неожиданности она довольно грубо выругалась.

– Правильно, молодец. На час, лучше – полтора. Не любой ценой, конечно. Сейчас вырвись, вскочи, можешь ударить. И пойдем.

Раскачиваясь, я держался за край скамейки, стоя на коленях, будто не зная, что делать – помогать ей встать или наоборот.

Момент был кульминационный, Панин наверняка затаил дыхание, уставившись на ее сверкающие в лунном свете ноги.

Но Алла-то о камере ничего не знала и замешкалась. Я качнулся вперед, сам чуть не ткнулся лбом в траву возле ее лица.

– Ты что? Бей!

Она опомнилась, сдвинула колени, и от толчка я опрокинулся навзничь.

Алла вскочила и начала одергивать юбку, приводить в порядок прочие детали туалета. Лицом к объективу и крупным планом.

То, что надо. Я на мгновение вообразил себя режиссером. Застегиваясь, она громко ругалась по-венгерски: «Бассом ас…» и другими непонятными, но явно малопристойными словами.

Остальное тоже было разыграно, как замышлялось.

Она стремительно шла по дорожке, растрепанная и возмущенная, я плелся следом и нудно каялся.

Когда мы вернулись, Майкл уже сидел в кресле и тянул бледное вино из высокого бокала. По его глазам и чуть вздрагивающим пальцам я понял, что он все видел.

Стараясь держаться как ни в чем не бывало и говорить даже с некоторым оскорбленным достоинством, я выпил какой-то слишком горький вермут и вскоре откланялся, весь облитый Аллиным презрением и лицемерным сочувствием Панина.

Глава 13

Пока Алла не освободилась, я сделал все, что нужно. Материалы уместились на одном многослойном кристалле. А чтобы не оставлять возможное зло безнаказанным, я изготовил для тех, кто заинтересовался бы оригиналами, маленький сюрприз.

Виктор обучил меня некоторым тайнам своей науки, и я загнал в каждую запись по нескольку очень хитрых и коварных вирусов.

Их хитрость и подлость заключалась в том, что при попытке воспроизведения или перезаписи через компьютер они не стирали и не искажали информацию, а вносили глубокие деформации в управляющие программы, подсознание и логику машины. Что именно произойдет в итоге – предсказать заранее невозможно, как и любой существующей техникой установить сам факт присутствия вируса.

В идеальном варианте возможно даже гипнотическое воздействие на личность самого оператора, временно превращающее его в функционального кретина. А, скажем, сыворотка для выявления «фактора Т», изготовленная по внешне безупречной технологии, с равной долей вероятности может оказаться жидкостью против перхоти у гуманоидов Антареса, абсолютным растворителем, напалмом или новым наркотиком.

Снять же заклятие с записей могу во всем свете только я. Компьютеры же придется просто выбросить.

…Алла пришла гораздо позже полуночи, можно даже сказать – под утро. Я слышал, как Панин, провожавший ее, долго что-то на прощание бормотал под дверью теперь уже по-настоящему заплетающимся языком, а она в ответ громко и вызывающе смеялась. Тоже подвыпив, конечно.

Дождавшись, пока звук его нетвердых шагов затих в глубине дома, я вошел к Алле в комнату. Сбросив платье и туфли, она стояла перед зеркалом, отстегивая замок изумрудного колье. Раньше его на этой шее не было.

Обернувшись, она пронзила меня сердитым взглядом. Я молча сел напротив, ткнул пальцем в кнопку музыкального синтезатора, сцепил на колене руки и стал ждать, что она скажет.

Так же молча Алла повернулась и направилась в ванную подчеркнуто вызывающей походкой. Но без высоких каблуков это получалось у нее не слишком убедительно.

Испытывая мое терпение, она не возвращалась около получаса. А потом, успокоенная контрастным душем, лишенная грима, украшений и прочих придающих женщине уверенность аксессуаров, утратила и большую часть агрессивности.

Кутаясь в лиловый пушистый халат, она опустилась на ковер рядом со мной.

– Ну и как? – я провел ладонью по ее влажным волосам.

– Твой Майкл, должна сообщить, вполне законченная свинья, – она положила голову мне на колено. – Когда ты ушел, он казался почти трезвым, и мы поначалу беседовали нормально. Однако, очевидно, для храбрости, он все время добавлял, коньяк и вино вперемешку, и быстро поплыл. Изощрялся в комплиментах моему уму, образованию и воспитанию, стал выяснять родословную, потащил в библиотеку, и в толстенных геральдических справочниках мы долго искали общих предков, начиная с четырнадцатого века, только мне все время приходилось стряхивать его руки с разных частей тела. Между прочим, выяснилось, что по матери я близкая родственница королей из династии Арпадов…

Ценное открытие, жаль только, что эта династия сошла со сцены лет 700 назад. Постепенно он отбросил всю эту дипломатию и принялся впрямую расхваливать мои ноги, плечи и прочие стати. Он, мол, всю жизнь поклоняется женской красоте и вот на старости лет встретил наконец долгожданный идеал…

– С ним можно согласиться, – искренне сказал я, поглаживая ее шею под шалевым воротником халата.

– Подожди, дальше еще интереснее… Он сказал, что не простит себе и мне, разумеется, если его холл не украсит моя статуя…

– Ого!

– Что значит «ого»? Он объяснял, что всяких фото, стерео и голограмм у любого извращенца сколько угодно, а вот мраморное изваяние дамы сердца – это «хай класс»…

– Теперь ты, значит, дама сердца? Поздравляю…

– Отчего бы нет? Не содержанка же…

– Ну и дальше?

– И дальше все было нормально. Он установил видеосканер, и я попозировала. Ты же сам велел занять его поосновательней. Я не сразу согласилась, поломалась, сколько требовали приличия, а потом уступила. В конце концов на пляже раздеваюсь, и ничего… Исключительно в интересах эстетики. У него там программа «Фидий» заложена… Чем я хуже Афродиты Таврической?

– А почему сразу не Милосской?

– Что ж я, по-твоему, такая толстая? А Таврическая – в самый раз…

– Пожалуй, – согласился я. Фигуры у них и вправду схожи. Но как представил ее позирование и рожу Панина при этом… А также, что он теперь будет рассматривать ее каждый день, хвастаться перед гостями и делиться живописными подробностями… Или вообще сделает не мраморную статую, а муляж из подходящего материала.

Она почувствовала мое настроение.

– Успокойся, больше ничего не было. А утром он пообещал, что закажет подходящую глыбу мрамора, и я тогда стану бессмертной…

«Не многовато ли бессмертных на мою голову?» – чуть не спросил я вслух. Но сдержался.

– И что дальше? – насчет колье для меня оставалась тревожная неясность.

– Дальше он стал рассказывать, какой он богатый и удачливый, и я не пожалею, если выйду за него замуж. Обещал очень выгодный контракт. Три жены у него уже было, но я – совсем другая. И наследников у него нет…

– Вполне солидное предложение…

Она пропустила мое замечание мимо ушей, и это мне тоже не слишком понравилось.

Хотя, казалось бы, обнимая пока что принадлежавшую тебе женщину, нелогично расстраиваться по поводу того, что у других она вызывает аналогичные чувства. Иначе придется признать правоту древнего грека, заявившего: «Истинно целомудренна лишь та, которую никто не пожелал».

– И вот тут он решил наконец закрепить свой предполагаемый успех. Поскольку выпил больше, чем мог, хотя и меньше, чем хотел, он вообразил, что моя художественная обнаженность предполагает и допускает остальное. Справиться с ним оказалось нетрудно. Потом он никак не хотел подниматься с колен, прося прощения и заверяя, что я его неправильно поняла. А что тут понимать? Я не знала, успел ли ты сделать все, что собирался, и приняла его извинения вместе с бабушкиным колье… Правда, в наказание оделась. Пока язык у него еще ворочался, он объяснял, какой он одинокий, и если я скрашу его одиночество, благодарность его не будет иметь границ… Чтобы его осадить, я спросила, как быть с тобой?

«Неужели?» – подумал я.

– Он сказал, что ты его друг, но роли это не играет. Раз я тебе не жена, он имеет право участвовать в честной борьбе. Пусть победит достойнейший. Но если ты проиграешь, он тебя не обидит. Например, подарит тебе свою нью-йоркскую контору вместе с клиентурой. И ты тоже станешь миллионером. И никто ведь не помешает тебе, если сумеешь отбить меня обратно…

– Майкл действительно благородный парень. Не часто встретишь… А про ЭТО он ничего не говорил?

– Ни слова. Ты все сделал, как хотел?

– Все нормально. Кристалл с записью в надежном месте. Но это так, на всякий случай. Да, может, и ерунда все. Мания преследования. Предложения мне тоже поступили вполне солидные. Не хуже, чем тебе. Если выйдет, оба миллионерами станем, даже без замужества… Однако хватит о делах, сколько можно? Вон, уже светать начинает. Пошли спать…

– Пошли, – она истолковала мое предложение в известном смысле и уточнила: – Ты к себе, я к себе. Хватит на сегодня сильных ощущений…

…За поздним завтраком Майкл выглядел сильно помятым и угнетенным как физически, так и морально. И на меня старался не смотреть.

Впрочем, допускаю, что душевные терзания тут ни при чем, а виной всему банальная адреналиновая тоска с похмелья. Национального лекарства у Панина в хозяйстве не нашлось, лечился он космополитическим пивом, которое вскоре оказало нужный эффект.

Разговаривать нам пока было не о чем, а за ночь западный ветер и сюда пригнал дождевые тучи, в аллеях сгустился сероватый туман, так что бассейн уже не манил своей голубизной и прохладой, и я попросил у Майкла машину, чтобы прокатиться в город.

– Я сам вас отвезу… – начал он изображать радушие, но я заподозрил, что он просто боится выпустить нас из-под контроля.

– Да зачем тебе утруждаться? Мы просто по улицам покатаемся, Фриско посмотрим, а к ужину вернемся, – стал я ненастойчиво отговариваться, а Алла очень к месту напомнила его обещание сегодня же предъявить мраморное изваяние.

– И если оно мне не понравится, оставляю за собой право разбить его молотком публично. Так что вам следует постараться…

В итоге он предоставил в наше распоряжение маленький красный «Кейзер-ландо». Я и тут усмотрел с его стороны подвох, поскольку на такой машине ни от погони не оторвешься, ни в городе не затеряешься, больно слабосильная и приметная. Но моих планов это не нарушало, и я его искренне поблагодарил.

Города мы не знали, и Майкл лично запрограммировал автоштурман на посещение центра и всех достопримечательностей.

По пути я кратко пересказал Алле суть вчерашнего собеседования. Не исключая возможности подслушивания, постарался убедить ее и прочих заинтересованных лиц в серьезности своих намерений, мимикой же показал, что спорить ей со мной сейчас не следует.

– В городе заскочу на узел связи, прозондирую, что там и как в Москве делается. Если все в порядке, через пару дней полетим…

– А зато когда получится – разбогатеем мы с тобой, – поддержала разговор Алла, – может, где-то поблизости и виллу купим, не хуже панинской… – и стали мы воображать, какая у нас в перспективе роскошная жизнь намечается.

…Фриско – это, конечно, Фриско, ничего не скажешь. Жемчужина Запада, самый европейский из американских городов, как сказано в путеводителе. Мы в этом убедились. По сравнению, скажем, с Нью-Йорком, город добродушный, неожиданный и уютный. Его неровный силуэт изрезан высокими элегантными зданиями начала века и столетней давности небоскребами, живописные кварталы легко поднимаются на гребни холмов и круто падают вниз. Роскошные коттеджи расцвечивают яркими крышами сбегающие к берегам залива откосы. Я подумал, что в этом городе, пожалуй, смог бы жить. До встречи с Сан-Франциско таких городов, кроме Москвы, я насчитывал всего четыре.

Однако и здесь попадались огромные заброшенные, разрушающиеся кварталы. Не помню точно, сколько населения было во Фриско век назад, два или три миллиона, но сейчас никак не больше пятисот тысяч.

Только в отличие от Москвы руины занимали не окраины, а непосредственно примыкали к центру. И от этого людей на широких улицах встречалось непропорционально мало.

Покатавшись часа полтора, я решил приступить к реализации своего замысла. Тем более что условия для этого представились как бы сами собой.

Напротив центра международной связи мы увидели громадный трехэтажный «Эллери-пассаж», очень похожий на здание Парламента в Будапеште, выходящий сразу на три улицы. От цоколя до крыши он был изукрашен рекламными экранами, щитами и надписями, бегущими, мигающими, змеящимися по поверхности стен и просто повисшими в пространстве над зданием и вокруг.

Алла сразу загорелась.

– Игорь, давай зайдем! Страшно люблю всяких гадальщиков и предсказателей. Нам с тобой узнать свое будущее совершенно необходимо!

А судя по рекламе, большую часть пассажа заполняли именно представители этих почтенных профессий. Хотя оставалось достаточно места и для магазинов, баров, массажных салонов и увеселительных заведений.

– Давай, тем более что я вижу еще и рекламу лучшего в обеих Америках татуировщика. Всю жизнь мечтал запечатлеть на груди твой образ…

– Рискуешь… Следующая подруга сдерет его вместе с кожей…

Приткнув машину недалеко от главного входа, мы вошли. Действительно, чего там только не было! Расходящиеся веером галереи первого этажа оккупировали гадальщики буддийские, индусские, еврейские, чуть ли не халдейские и ассирийские, предсказатели с компьютерами, звездными таблицами, вертящимися барабанами, попугаи и обезьяны с билетиками, хироманты, френологи, иридодиагносты, нюхатели пота и прочих выделений, графологи… И еще масса специалистов, род занятий которых при беглом взгляде не угадывался. Не было, пожалуй, только гадальщиков по внутренностям животных, очевидно, из соображений санитарии и гуманизма.

Нельзя сказать, чтобы все это было мне в новинку. Но в таких концентрациях… Наверное, дело в том, что дальний запад европейского мира смыкался здесь с Азией во всех ее бесчисленных ипостасях и с остатками всех предыдущих цивилизаций Америки. Перекресток, одним словом. А что будет, когда хлынут наконец на Землю еще и всевозможные инопланетяне, более или менее гуманоидные…

Будь у меня время, я бы с удовольствием пофилософствовал насчет полюсов человеческого разума и взаимодействия суеверия и науки. В том смысле, что век господства научного, рационального мировоззрения заканчивается, и вновь вступают в свои права всякие эзотерические учения, в полуподполье дожидавшиеся своего часа. Как реакция простого человека на прогресс, давно ушедший за пределы понимания большей части обитателей «цивилизованных стран», и на мир, в котором легко и удобно чувствуют себя столь немногие.

– Давай найдем трех-четырех прорицателей самых противоположных направлений, а потом посмотрим, что совпадет…

От азарта и любопытства у Аллы даже щеки разгорелись.

– Интересная идея. Вот ты и начни тут общаться с трансцензусом, а я от тебя отстану на короткое время. Только не увлекайся, а то потеряемся. Пройдись пока вот по этой линии и жди меня, если задержусь, ну хоть вон в том скверике у фонтана…

– Как это мы потеряемся? По интеру всегда свяжемся. И что ты опять выдумал? Не хочу я без тебя…

Опять ей надо спорить. А если я не хочу без крайней нужды пользоваться открытой связью? Ведь как-то же Артур нас пеленговал? В Москве он появился как раз после моего звонка Алле. И потом, в квартире, тоже… После поисков Аллы, что я предпринял с помощью компьютера, появилась Вера… Объяснять все это я не стал – зачем пугать лишний раз? – просто еще раз с нажимом повторил место и время встречи. Она больше не стала спорить, я чуть придержал шаг, и людской поток тут же нас разделил. Несмотря на многолюдье, в своем белом в обтяжку костюме из индейской замши, в высоких мягких сапогах, с распущенными по плечам волосами она долго еще выделялась в толпе.

А я постоял немного, прислонившись к стене, пока перестал ее различать. И в сердце мне вдруг кольнула тревога. Без Аллы я сразу почувствовал себя одиноко.

Через подземный переход я вышел в центральный зал трансконтинентальной связи. Сейчас мне был нужен Виктор. Только он поймет меня с полуслова, сделает все, что попрошу, да вдобавок, со своим знанием всех возможностей земной интеллектронной сети и нетривиальным мышлением, наверняка подскажет такое, о чем я, дилетант, не в силах и помыслить.

…Отыскался он не где-нибудь, а в Антарктиде, на базе Амундсен-Скотт. Словно именно на южном подшипнике земной оси его и не хватало. О чем я первым делом и спросил его, бородатого, утирающего пот с обширного лба, восседающего за столом, заваленным кассетами, рулонами графиков, многомерными моделями чего-то и просто бумажным мусором.

Не слишком удивленный моим появлением, он с ходу объяснил, что тут делает и почему. Около половины я понял. И посоветовал открыть форточку, раз там так жарко.

– Какую форточку, ты откуда свалился? – и лишь через пару секунд оценил тонкость моего юмора.

После чего разговор пошел всерьез. Информативную часть своей проблемы я вложил в два десятка фраз, но ему хватило. На эмоции он время тратить не стал.

– Что-нибудь конкретное имеешь?

– О чем и речь. Куда переслать, сюда или домой?

– Лучше домой. Хотя дома я буду только дней через пять-семь. Время не ждет? Давай сюда, сразу и запущу в работу. Завтра поимеем уже нечто конкретное. И тебе с пустыми руками спокойнее будет, и шансов больше…

– Но, соответственно, их меньше станет у тебя…

– Ну-ну-ну… У тебя самого за спиной никто не стоит?

Я обернулся. Люди в зале были, но внимания на меня, кажется, никто не обращал, да и кабина герметичная, а засечь, с кем я говорю, даже теоретически на этих системах невозможно.

– Чисто все.

– Вот и прекрасно. Гони сюда свой кристалл. Сохранится, как в холодильнике. К нам на базу регулярных рейсов нет, если вдруг экстренным кто прибудет – все на виду, обратно улетаю чартерным супером, без посадки, ну а дома остерегусь, если потребуется…

Я вложил капсулу в приемник и почти сразу увидел, как там у Виктора замигал индикатор.

Все же здорово техника шагнула!

– Вот она. Полный порядок, – он показал мне кристалл.

Хоть один камень с души свалился.

Мы договорились о следующем сеансе связи.

– Жаль, что на личный блок ты меня не достанешь, – сказал я, – придется снова сюда ехать.

– Кто ж тебе виноват, что ты у своих эсбэшников настоящую ЭР-шестую достать не можешь…

– Ага, так они для меня и разогнались. У них каждая пара на спецучете.

Речь шла о внепространственном приемопередатчике с неограниченным радиусом действия и абсолютной защитой от помех и перехватов.