Глава 16

Скиф долго не заходил в подъезд. Сидел на поломанной карусели и временами кидал взгляд на дом Ани. Первый снег прикрыл город подвенечным нарядом Скиф поднялся по ступенькам и вошел в исписанный матерщиной лифт.

Аня встретила его с нескрываемым испугом.

– Добрый вечер, Аня…

– Вы уезжаете?

– Завтра. Хотел бы с вами поговорить, извиниться за вчерашнее.

– Тогда пройдемте к вам, моя хозяйка телевизор смотрит. Не хочется мешать.

Телевизор был включен на полную громкость.

– Не стоит… – Скиф приложил палец к губам, затем к уху и показал на стены. – Вы давно не были в кино? У вас как раз кинотеатр недалеко.

Аня понятливо кивнула и суетливо схватилась за пальтишко.

Они долго шли по пустырю молча. В самом темном и пустынном месте Скиф приблизил Аню к себе. Со стороны казалось, будто парочка целуется.

– Аня, передайте вашему руководству, что явочная квартира провалена.

– Какое руководство, какие явки! – слабо запротестовала она.

– Аня, прошу вас отнестись к моим словам серьезно. Передайте, что за квартирой следили по наводке сверху. Пытались взять Засечного и меня.

– Вы что-то путаете. Меня один друг семьи попросил принять вас на время. Он вас знает, но просил меня пока его вам не называть. Сказал, он вас потом сам найдет. Насчет гостиницы на дому я все выдумала, когда вы на меня.., ругались.

– Вот и передайте мои слова этому другу семьи.

Я тоже не мастер конспирации.

В кино шли только американские боевики и эротические фильмы.

– Я насмотрелась крови на работе, – сказала Аня.

– Вы медсестра в операционной?

– Нет, врач-травматолог на "Скорой". Я всегда как на войне.

– А я голодный, – сказал Скиф.

– Пойдемте домой, я вас накормлю.

– Нет, пойдемте в кафе, я вас накормлю. – Скиф галантно подставил ей локоть.

Аня смутилась:

– Я уже забыла, как под руку с мужчинами ходят.

В чистеньком кафетерии на десяток столиков сидели всего лишь три школьницы за стаканчиками с мороженым Спиртного и пива тут не подавали.

– Вы, пожалуйста, не пейте. Иногда сюда мужики выпивку приносят. Их милиция с позором гонит.

Лучше дома выпейте, у меня кое-что найдется, – сердобольно произнесла Аня.

– Я так похож на алкоголика?

– Нет, но… После лагеря мужчины часто помногу пьют.

– Что-то у нас не о том разговор, Аня. Вы простите меня за вчерашнее. Мне очень горько за эту обиду, я ведь знаю вашего отца.

– И я вас еще девчонкой видела. Вы к нам с мамой заходили, когда в отпуск приезжали. От отца посылку передали. Дыни, помню, были сушеные.

– Но тогда вы жили в Ясеневе в трехкомнатной квартире на Литовском бульваре возле кинотеатра "Ханой".

– Там сейчас мама с сестрой живут. А я ведь уже побывала замужем. Эту квартиру нам сделали родители мужа, разменяли свою пятикомнатную.

Скиф не так представлял себе этот разговор. Он думал, что Аня примется рассказывать о знакомых, однополчанах, но она была его лет на двенадцать моложе. Что у них могло быть общего? Его обманула ее чересчур взрослая внешность. Иногда ее можно было принять почти за его ровесницу.

– Я хотел бы, – наконец-то осмелился Скиф подойти к главному, – встретиться с полковником Павловым, если вы не против.

Скорбные огоньки заметались в глубине ее глаз.

– Папа погиб при выводе войск из Афганистана. – И, чего-то смутившись, она зашторила эти огоньки взмахом ресниц.

– Вчера я встречался с однополчанами. Мне никто не сказал об этом.

– Все предпочитают об этом молчать, Скиф. Он погиб в Москве. Застрелился в машине, когда его везли из аэропорта. Так сказали люди из прокуратуры.

– Могу сказать лишь одно, Аня: гвардии полковник Павлов офицерскую честь на медные пятаки не менял.

– И мужа моего вы знали. Леша Белов, после вас командовал батальоном.

– Лешка Белов такую женщину бросил?!

– Леша Белов… Майор Белов погиб в Чечне в первую же неделю войны. Тело так и не нашли. Похоронили какие-то тряпки военные. В церкви свечку поставила…

Застучали дробные молоточки в голове Скифа – последствие контузии под Скопле, – сжались ладони в кулаки. Бетонной плитой навалилась вдруг на плечи тоска. Тоска и щемящая жалость к сидящей напротив, красивой и распятой за чужие грехи, как сама Россия, молодой женщине – дочери его боевою командира.

– А вы не бандит и не рэкетир? – вдруг с наивной простотой спросила Аня.

Преодолевая боль в висках, Скиф оторопело посмотрел на нее.

– Не обижайтесь, – спохватилась она. – Столько наших общих знакомых пошли так зарабатывать. Даже меня по старой памяти подкармливать грязными деньгами пытались.

– Не взяли?

– Страшно, – она, как маленькая, зябко повела плечами. – И про вас мне такие страхи рассказывали.

Будто вас уже и повесили за зверства на Кавказе и что вы в Сибири какую-то армию собрали и грабите железную Дорогу. Я когда вашу жену по телевизору вижу, так все эти россказни вспоминаю.

Скиф по-настоящему рассмеялся.

– Мне очень жаль, что я ненароком впутал вас в эти игры, которые крутит кто-то там за моей спиной.

А так бы хотелось хоть изредка наведываться к вам в гости.

– Правда? – обрадовалась Аня. – Так ходите почаще, пожалуйста.

– Я на вас только беду накличу, – невесело покачал головой Скиф.

– Куда уже больше, – улыбнулась Аня.

Дома их встретил Засечный, голый по пояс, с завернутым в полотенце пацаном на руках. Тот изо всех сил дрыгал ногами.

– Ты откуда это, Семен, родню завел?

– Это Борька по кличке Баксик. В гаражах на тряпках спал. Чернее негра ночью… Вот взял, чтоб отмыть добела Знакомьтесь.

– Да мы уже по гаражу знакомы. Семен, его родители всполошатся, еще с милицией начнут разыскивать.

– Его родители сами, как черт от ладана, от милиции шарахаются. Батя его сел, и, видать, надолго, а мать мы на Курском вокзале навестили. Валяется на полу в переходе, морда коричневая, как у торговки в Мозамбике.

– Давайте-ка его мне, – сказала Аня. – Вы столько грязи на нем оставили.

– Мало тебе, что сам чуть пулю в голову не получил, так еще и мальчишку хочешь погубить.

– Не бойся, Скиф, я уже с Лопой договорился. Он его к себе в этот детский сад на службу в казачки возьмет.

– Мал он еще для службы. Ему учиться надо, – вконец расстроился Скиф. – Может, к деду Ворону его подкинуть, – сказал он, вспомнив, как на зоне старик часами просиживал у окна, наблюдая за детскими играми по ту сторону колючей проволоки.

– Ага-а, твой Ворон его быстро воровским авторитетом сделает! – возмутился Засечный.

– Много ты понимаешь в людях, Семен, – окрысился Скиф. – Знал бы ты, скольких таких подранков дед оглоедам на зоне растоптать не дал.

Боясь простудить мальчишку, на ночь форточку открывать не стали. Наутро от трех мужиков в комнате стоял такой казарменный дух, что Аня с непривычки поморщилась. С нею простились коротко.

Скиф – с надеждой встретиться с единственным в Москве человеком, с которым чувствовал себя, как с родными в далеком детстве.

Расчет Скифа оправдался. Ворон, нахохлившись, выслушал короткую историю мальчишки и в сердцах бросил:

– Итит иху мать, людей мордуют, аки тварей безгласных! Видно, и впрямь дожили до дня судного…

– Так что, птица вещая, берем пацана в сыновья полка? – спросил Скиф.

Ворон сердито сверкнул глазами из-под кустистых бровей.

– Какого еще полка? – положил он на голову Баксика свою клешню. – Обойдемся как-нибудь без ваших полков. Он учиться будет, а вы уж воюйте без него, коль охота такая у вас.

Одному из своих вертухаев Ворон сунул пачку долларов с наказом тут же смотаться в "Детский мир" и купить дитю все, что тому положено по возрасту его и по статусу его паханского внука.

Часа через два гостиная деда была завалена фирменными коробками с одежкой, обувью, с игрушками: с автоматами, танками, пушками и детскими конструкторами. Не забыл Ворон даже про компьютерные игры, для "умственного" развития найденыша, и снова погнал вертухая в компьютерный магазин.

Еще полдня дед, сам сев за швейную машинку, подгонял, подшивал обновы мальца. А после обеда взял притихшего от всего Баксика за руку и повел показывать ему свою гордость – оранжерею.

Снежинки хороводили вокруг фонарей. Засечный сидел за рулем "Жигулей" и вприщур посматривал в сторону Скифа, который у "Мерседеса" договаривался с покачивающимися бугаями в квадратных малиновых пиджаках. Засечный ожидал сигнала тревоги, который должен был подать Скиф в случае опасности – три поднятых пальца. За спиной у Засечного сидели Димыч и Дымыч, готовые в любой момент выскочить на подмогу ночному извозчику.

Первые три поездки окончились мирно, четвертая тоже не обещала приключений. Хотя такса была не самая скромная – сто долларов. Засечного клонило ко сну, братья Климовы тоже откровенно позевывали. Вот, впустив в машину каких-то юнцов, впереди тронулся "мере", за ним, держась на солидной дистанции, подался и Засечный.

Публика попадалась Скифу-извозчику, как приметил Засечный, мелюзга одна. Писатели, оставшиеся без правительственных гонораров; киноактеры, вышедшие в тираж, как и качественное, гуманное кино, совсем еще теплые нувориши, разбогатевшие только вчера, чтобы спустить все подчистую завтра. Настоящие "новые русские" гоняли, не соблюдая правила, с эскортом из двух машин и в услугах извозчиков не нуждались.

Но и "мелюзга" была при деньгах. Скифу исправно отсчитывали сотню долларов. Безденежных клиентов и отказников за всю ночь не встретили. Засечный от скуки перебрался в "Мерседес" и теперь клевал носом за спиной Скифа, а в "жигуле" дружно зевали братья Климовы. Падали и кружились вокруг фонарей похожие на назойливых насекомых снежинки. За годы скитаний по южным краям Скиф отвык от русского снега и морозов. От этого мысли шли в голову какие-то невеселые, тоже словно примороженные.

Больше всего Скифа раздражала явная слежка, которую устраивали им неизвестные машины на темных улицах Москвы.

"Кто они такие? Что надо им от нас?" – спрашивал он сам себя и не находил ответа.

Засечный тоже не знал ответа и спросонья матерился, как одесский биндюжник, не имея возможности по-мужски выяснить отношения с преследователями.

Только оторвутся от "Вольво", эстафету подхватывает "Пежо", "Пежо" сменяет какая-то "Шкода", потом снова появляется "Вольво".

Скиф нервно крутил баранку, высматривая в зеркале заднего обзора очередной "хвост". И злость подкатывала к горлу тугим комком и хотелось, как Засечный, выматериться в полный голос.

"Ох, Россия, ты, Россия! Мать – российская земля!" – лишь чертыхнулся он. Вот мерзнет под аркой постовой милиционер в полушубке и валенках. Не порядку он страж, а надзиратель. Одним словом – вертухай тюремный. А свободы как не было, так и нет. И, верно, никогда ее в России не будет. Кто бы ни пришел там, наверху, к власти, первым делом золотит цепи, привешивает к ним бубенчики, чтоб веселей звенели, и потуже на безгласных рабах затягивает кандалы.

Из века в век русская "птица-тройка" летит очертя голову, на дышле своего закона. Меняются цари и их псари, а во все времена сквозь строки русского закона явственно проступают древние письмена "Крепостного уложения". Написано – гражданин, а читай – холоп, смерд презренный. Даже тридцать седьмой год и Великая война ничему не научили Уже в эпоху "прав личности" и "парламентаризма" танки лупят прямой наводкой кумулятивными снарядами по тобой избранному парламенту – радуйся, радуйся царской милости, смерд презренный. И радуется пьяный смерд и "уррраа-а!" орет как оглашенный… Пьяному-то море по колено, что ему Россия – она страна не законов, а обычаев… А они, обычаи-то наши, тоже ни на что не похожи: "Закон что дышло – куда повернул, туда и вышло".

Вот и дожили, что Родина превратилась в красивую икону-"новодел" с дыркой на месте лица, куда во времена смут и потрясений каждый очередной кандидат в правители сует свой лик нерукотворный, как в декорации дешевой фотостудии, претендуя на роль отца и спасителя Отечества.

Остановившись на красный светофор у "Президент-отеля", Скиф разглядывал выходящих из ресторана покачивающихся посетителей, за плечами которых возвышались массивные фигуры качков-телохранителей. Кто-то из посетителей, вдохнув свежего воздуха, торопился к мусорной урне, кто-то выяснял отношения с себе подобными, перед кем-то, более чиновным, ломали по-пьяному шапку и сгибались в три погибели.

"И вот эти сморчки ныне творят судьбу тысячелетней России? – скрипнул зубами Скиф. – А вся нищая Москва вливается по утрам в торговые толкучки с китайским и турецким барахлом и с заморскими эрзац-продуктами, от которых даже в Африке уже носы воротят… Как знать, быть может, эта шантрапа под "рок на баррикадах" снова будет кликать на царство нового отца нации, с таким же сизым носом".

Глава 17

Прошла первая неделя их ночного извоза.

Однажды Ворону позвонила женщина, попросила позвать Скифа и по-простецки отрекомендовалась Аней. Такой поворот судьбы Ворону понравился, и он велел Баксику разбудить дядю Игоря.

Скиф, хмурый спросонок, что-то невнятно буркнул в трубку.

– Игорь, это я, Аня…

– Ах, Аня… Доброе утро.

– День давно, Игорь… Знаете, мы с вами давно не ходили в кино.

– Аня, говорите громче. Вас слышно, как из потустороннего мира.

– У меня так телефон работает.

– Вызовите монтера с АТС.

– Вызывала… Но мы с вами обязательно должны сегодня сходить в кино. Вы меня понимаете?

– Хорошо, я выезжаю.

В сквере за кинотеатром утром, должно быть, было потрясающе красиво. Пушистый иней уже почти облетел с отяжелевших от наледи ветвей, но утром тут царила настоящая зимняя сказка.

Аню он не узнал издалека. Стояла себе под елочкой фигурка, замотанная платком. Скиф уже было отвернулся, но она издали помахала ему рукой. Полное алиби – свидание двух влюбленных в тихом сквере.

– Вам были два звонка, один веселый, другой не очень-то… – Аня испуганно проследила за выражением лица Скифа – правую щеку у него передернула судорога.

– Кто был этот весельчак?

– Он не назвался, но все время балагурил. Звонок был из Калужской области, какой-то город, я уже не помню.

– А что вы вообще помните? – у Скифа снова задергалась щека.

– Не сердитесь, я, наверное, действительно дура.

Но я помню все, что он велел передать Василию Петровичу Луковкину.

– Луковкин – это я.

– Я сразу догадалась. Вот его слова. Он заставил меня их два раза повторить:

"Брат Александр выписался из больницы и поправляется успешно и просит не беспокоиться".

– Угу, спасибо. Говоривший не назвался?

– Нет, сказал, вы его все равно узнаете по воле божьей.

– Еще раз спасибо, обрадовали. А невеселый звонок?

– Он от нашего общего хорошего друга. Он настойчиво рекомендует вам уехать подальше за Урал.

Иначе не гарантирует безопасность.

– Передайте ему, о своей безопасности я сам позабочусь. Кто он? Вы мне его можете назвать? Ходите вы вокруг да около, в пионерские тайны играете.

Аня снова примолкла и отвернулась.

– Он просил называть его просто хорошим другом.

Уверял, что вы с ним давно знакомы, но сейчас не время раскрывать карты. Связь с ним будете держать через меня. Он так мне сказал.

– Ваш телефон прослушивается, я уверен.

– Он звонит всегда мне на работу, а у нас тысячи звонков за день в "Скорой".

Аня отошла в сторону, потом со смешным вызовом глянула на Скифа:

– Я вам не навязываюсь. Я только передала слова вашего друга.

– Губы накрасила тоже для друга? – как бы извиняясь, улыбнулся Скиф.

– Но только не для вас.

Аня надула накрашенные губки.

– Тогда пойдем!

– Куда еще? Никуда я с вами не пойду.

– Мы пойдем смотреть кино в целях конспирации, – сказал Скиф, согревая ее руку в варежке в своих ладонях. – Только сначала зайдем в магазин и купим видеомагнитофон. Не бойтесь – деньги заработаны честным трудом. Только вот налоги не плачены.

– Вот видите, вы всегда идете на нарушение закона.

Аня с укоризной глянула ему прямо в глаза.

– Я столько в своей жизни заплатил налогов, в том числе и собственной кровью, что можно мне простить этот маленький грешок. А с вас государство тоже взяло налог немалый – мужа и отца, так что совесть ваша может быть чиста до самой смерти.

Он не рассказал Ане, что перед самым звонком видел ее во сне с вязаньем в руках. Нитки рвались и путались, а Скиф помогал ей, держа натянутую нить.

В сны свои он уже не верил, а если все-таки они сбывались, то это уже были не сны, а что-то другое, пугающее.

В Афгане он увидел точь-в-точь такие же красновато-коричневые горы, как в детских снах. Сновидения повторялись и продолжались, словно он просматривал в них одну большую киноленту неизвестной ему жизни. Теперь он уже знал, что случилось с полковником Павловым. С Павловым они во сне добирались на разбитой афганской "кукушке" к какому-то контрольно-пропускному пункту, стоявшему на выходе из горных ущелий на широкую плоскую равнину.

В поезде они ехали среди душманов, от которых будто бы скрывались. На КПП у них долго и придирчиво изучали какие-то белые листы бумаги, служившие пропусками. Солдаты отобрали эти листки и стали заворачивать в них черные шарики опия и бросать в корзину, доверху наполненную такими шариками, завернутыми в бумагу.

Потом их посадили в "Волгу", за рулем которой сидел незнакомый генерал. По дороге он вытащил пистолет, обернулся и выстрелил сначала в Павлова, затем в Скифа.

Скиф недолго возился с телефоном старинной советской конструкции. Дело было в проводках, которые не хотели давать плотный контакт.

За работой Скиф иногда бросал взгляд искоса на хозяйку, которая почему-то не хотела одна без него смотреть кино по новому видику, а терпеливо ожидала, когда наконец ее злополучный телефон вернется на свою полочку.

Скиф жалел Аню как сестру-вековушку, может быть, поэтому его ухаживания были такими неловкими, мальчишескими. Ему просто хотелось подойти и погладить ее по голове. Благо он на это так и не решился.

Фильм из гангстерской жизни китайцев в Гонконге смотреть было неинтересно, но уйти просто так раньше времени было бы нетактично.

– Ты на экран смотри, а не на меня, – недовольно проворчал Скиф, краем глаза поймав ее взгляд.

– Это я так, – потупилась Аня. – Вы очень похожи на моего отца. Вы все, афганцы, на него похожи.

Скиф круто повернулся к ней и привлек к себе ее руки.

– Анюта, что мне сделать, чтобы не было так больно?

– Лучше никогда не вспоминайте об этом со своими друзьями…

Глава 18

После посещения ее дома Скифом Ольга целых три дня не показывалась из спальни. Не вытирая со щек слез, лежала пластом на убранной постели, бесцельно глядя в потолок, или рассматривала десятилетней давности их фотографии со Скифом. Когда боль в груди подступала так близко, что не было сил терпеть ее, она отпивала из бутылки "Кампари" и, захлебываясь слезами, читала своему верному псу по кличке Волк, лежащему на коврике у ее кровати, письма Скифа из Афганистана и тюрьмы. Волк преданно смотрел на нее все понимающими собачьими глазами.

Если в спальню стучался Сима Мучник, Волк издавал такой грозный рык, что Сима даже не осмеливался слегка приоткрыть дверь. За дверью, на лестнице, он грязно ругался и грозил, что прикажет охранникам пристрелить взбесившуюся зверюгу.

И вот ее затворничество наконец закончились. Она пересилила свою депрессию, привела в порядок лицо и теперь торопилась в монтажную в Останкино, чтобы скорее оказаться среди мониторов, кассет с пленкой и окунуться с головой в дело, которое она по-настоящему любила." После ненавистного дачного поселка огни Кутузовского проспекта представились Ольге рождественской аллеей. И даже гаишник с полосатым жезлом в неумолимой руке показался ей похожим на присыпанного снегом Деда Мороза.

– Старший лейтенант Воробьев, – выдал он скороговоркой и небрежно махнул рукой, будто хотел сбить снег с шапки. – Стоит знак ограничения скорости, граждане…

– Глаза разуй, ментяра!!! – выплеснул на него накопившуюся злобу Мучник.

– Прошу прощения, мадам Коробова! – снова замахнулся на свою шапку гаишник. – Проезжайте, пожалуйста.

– А почему не месье Мучник? – со злобой спросил Сима, повернувшись к сидящей за рулем Ольге. – Почему все эти дебилы знают только мадам Коробову, а я прохожу у них за бесплатное приложение к собственной же супруге? Почему ты ведешь себя так, что меня не замечают?.. Коробова, Коробова, Коробова!!!

– Серафим, – в первый раз за всю дорогу заговорила Ольга. – А почему ты мне никогда не рассказывал про твою судимость?

– Про какую тебе? Или про обе сразу? Почему?..

Ты никогда и не спрашивала.

– А почему его нары были у окна, а твои у.., у параши?

– Какие еще нары?

– Тюремные.

– Теперь он у параши, а я трахаю его бабу.

– Больше не будешь.

– Чего не будешь?

– Трахать его бабу.

– Ссука! – вырвалось у Симы сквозь зубы. – Запела пташка, голосок прорезался!.. А чего ты стоишь в бизнесе без Симы Мучника? Ты и твой папочка к нефтяной трубе с чьей помощью присосались?.. Кто тебя устроил клепать твои говенные сюжеты? Получила бы ты место под солнцем на ТВ, если бы не Сима Мучник? Таких, как ты, чирикалок – только свистни, слетятся стаями со всех сторон. Да еще телемарафон со стриптизом устроят, кто быстрей перед продюсером трусы снимет.