По бору торопливо шагают три охотника. Двое из них еще юноши. Хороший морозец им нипочем. В глазах светится задор. Это два неразлучных друга Абдрахман и Костя из колхоза «Боровое». Оба горят желанием промышлять не хуже хороших охотников.
      Впереди шагает дядя Иван — бригадир охотников-бельчатников. Вот он остановился над каким-то следом:
      — Смотри, ребята, лось прошел!
      Долго стояли охотники и рассматривали следы редкого для лесов Северного Казахстана зверя.
      Лось волочил на передней ноге что-то большое и тяжелое, оставляя на снегу глубокую борозду.
      — В большой волчий капкан, видно, попал, — объяснил бригадир, — вот и таскает его за собой. Пропал теперь лось. Не жилец он с капканом на ноге…
      Вечером в лесной избушке, когда собралась вся бригада охотников, много говорили о лосе.
      — Не иначе как в горельник ушел, — решил дядя Иван. — Там осинника много и ивняк в низинах. Это его любимый корм. Придется сходить туда всем и добыть этого лося. Послезавтра подводы придут из колхоза, тогда и съездим в горельник.
      Ребята долго не спали в эту ночь, все шептались о лосе. Утром вышли рано. Вековые сосны стояли, покрытые тонким слоем изморози.
      Белок в лесу было много. Едва Костя и Абдрахман отошли от избушки, как Бобка уже «посадил» на дерево белку. Под его звонкий лай Абдрахман подкрался и метким выстрелом сшиб с дерева любопытного зверька.
      Все утро гонялись ребята за белками. Охота была на редкость удачной.
      Но вот бор посветлел, показались обгорелые деревья старой гари.
      — Смотри, Абкеш, ведь мы на гарь, оказывается, вышли, — сказал Костя. — Давай посмотрим, есть тут следы лося или нет. А может быть, и самого увидим.
      — Нет, еще напугаем лося, дядя Иван рассердится, — возразил Абдрахман.
      — Да ведь мы стрелять не станем, только с краю посмотрим, а далеко заходить не будем.
      Абдрахман согласился и они пошли.
      Кругом простиралась старая гарь. Не торопясь, двинулись ребята вдоль молодой поросли осинника. Собака догнала их и юркнула в густую чащу.
      Вскоре она яростно залаяла.
      — Стой, Абкеш, это не на белку, — быстро проговорил Костя.
      — А если медведь…
      Привычными движениями охотники заменили в ружьях патроны, заряженные дробью, на пулевые.
 
      Из густой чащи появился Бобка с поджатым хвостом и кинулся под ноги Абдрахману. Совсем близко захрустели ветки и прямо на Абдрахмана, разозленный собакой, выскочил лось с огромной броней рогов. На передней ноге он волочил капкан.
      Костя увидел, как огромный бык бросился на товарища…
      «Затопчет его… убьет», — как молния мелькнула мысль, и ружье мгновенно оказалось у плеча.
      Бу-у-х… — в упор выстрелил Коля. Лось с ходу ткнулся головой в сугроб и грузно запахал всей тушей по пушистому снегу.
      Перезаряжая ружье, Костя вместе с Бобкой бросился к бившемуся в предсмертных судорогах зверю.
      — О-о-й, — раздалось сбоку.
      Костя вздрогнул и обернулся к Абдрахману.
      — Ты что? Что с тобой?!
      — О-о-х, — стонал, катаясь по снегу, паренек. Он обеими руками схватился за бедро правой ноги. — О-ой!.. Лягнул он меня… Ногу, видно, перебил…
      Костя подбежал к товарищу, стал на колени и взялся руками за валенок.
      — Руки пусти… Пусти руки-то, — строго приказал он и стал ощупывать ногу Абдрахмана. Сквозь разорванные брюки просачивалась кровь.
      — А-а-ай! — закричал бледный как полотно Абдрахман. Его окровавленные пальцы судорожно хватали снег. — Больно!..
      — Встать можешь? Ну-ка, попробуй!
      Абдрахман пытался подняться и не смог.
      Костя распорол штанину на раненой ноге Абдрахмана, оторвал подол своей рубахи и перевязал им ногу товарища. С трудом подняв Абдрахмана, он перенес его к лосю.
      — Садись на лося. Он теплый. Хорошо еще, что он тебя скользом ударил, слабо задел, а то бы…
      — Да как мы… теперь… Костя, домой пойдем, — еле выговорил Абдрахман, все еще корчась от боли.
      Костя опешил. И в самом деле, как теперь быть? Не дойти до стана Абдрахману, а донести его на руках он не сможет. Идти за колхозниками далеко. Абдрахман тут замерзнуть может. Как назло первый ноябрьский мороз такой, что дух захватывает…
      Как быть?
      Костя в раздумье сел на быка рядом с другом. Пальцы его коснулись теплой шерсти. Он вскочил и радостно воскликнул:
      — Придумал я, как сделать! Слушай… Я сниму с быка шкуру и заверну тебя в нее. Она ведь теплая. Вот шерсть-то на ней какая! Ну, ты в шкуре полежишь тут. Сейчас костер разведу. Тебе тепло будет, а я тем временем на стан сбегаю за своими…
      Абдрахман молча кивнул головой.
      Костя быстро нарубил небольшим топориком сухих веток и разжег костер. Потом взял нож и поспешно начал снимать шкуру. Ему не под силу было переворачивать тяжелую тушу и он рубил ее на части топором. «Скорее! Скорее!» — сверлило в голове. Когда нож затупился, он взял нож Абдрахмана. Немало у него ушло труда и времени, пока шкура, наконец, была снята.
      Затем Костя набросал свежих сосновых веток у костра, постелил на них шкуру и бережно уложил на нее Абдрахмана. Концом шкуры он тщательно закутал товарища.
      — Ты бы скорее на стан… А то ночь скоро… Не дойдешь. А я и так скоро согреюсь, — говорил Абдрахман прерывающимся голосом. Его зубы выбивали мелкую дробь.
      Костя тревожно взглянул на пасмурное небо.
      — Да, скоро стемнеет.
      Изо всех сил он начал рубить поваленную сухую сосну. Скоро с десяток поленьев лежало около костра.
      — Хватит или нет? — оглядывался Костя. — Пожалуй, еще надо.
      И он торопливо застучал топориком по стволу. Внезапно топорище треснуло. Костя досадливо сплюнул в сторону.
      — Жди. Я быстро… — и Костя подпоясал патронташ, сунул сломанный топор за пояс и вскинул на плечо ружье. Молодой охотник немного побаивался, как бы одному не заблудиться, но товарищу об этом ничего не сказал, а только крепче надвинул шапку.
      Свистнув Бобку, Костя зашагал к темному бору.
      Кругом была тишина. Мороз все крепчал. Точно в глубоком сне высились великаны-сосны.
      Костя хорошо помнил: сюда они шли все время на север. Значит, чтобы вернуться обратно, ему надо идти на юг. Однако небо затянулось морозной мглой, солнце скрылось, и определить страны света Костя не мог.
      Выйдя на поляну, он увидел светлое пятно над горизонтом.
      — Неужто солнышко просвечивает? Эх, вот бы оно посветило с часок!
      И точно в ответ на его желание сквозь мглу стал вырисовываться тусклый диск солнца.
      Костя шел и раздумывал: «Теперь часа четыре будет. Еще какой-нибудь час — и солнце сядет… В двенадцать оно прямо на юге бывает, в пять — на западе, я как раз на него шел. Значит, теперь мне надо держаться левее. Сядет солнышко, тогда при такой мгле сразу в лесу темно станет. Успею ли я выйти к избушке? Вдруг не успею. А как ночевать без топора? Плохо будет и мне, и Абдрахману. Как-то он, бедняга, теперь там?»
      Костя пустился бежать. Обледенелые ветки больно хлестали по лицу.
      «Скорее!.. Скорее!..» — подгонял он себя, все время поглядывая в просветы между деревьями: не скрывается ли тусклый блик солнца. Недолго оно виднелось. Уже только узкая светлая полоска осталась на небе, да и та вскоре растаяла в морозной мгле. А Костя все бежал и бежал вперед.
      Кончилась густая заросль. Костя очутился на небольшой горке. Здесь в седую хвою сосняка вклинились белые стволы берез. Местами стали попадаться полянки.
      На одной из них Костя заметил за пнем небольшой сугроб снега. Он вспомнил, что накануне ветер дул с запада на восток.
      «Значит, правильно иду», — рассуждал Костя.
      В другом месте ему попалась у пня занесенная снегом муравьиная куча. Костя знал, что муравьи делают свои кучи с южной стороны пней. Деревья, обросшие мхом с северной стороны, были тоже неплохой приметой. Одинокие сосны на полянах имели длинные ветви с южной стороны — все это само бросалось в глаза.
      «Верно я иду. Правильно, хотя и солнце скрылось, — подбодрял он себя мысленно. — Только вот медленно очень. Еще не научился быстро приметы находить, как дядя Иван или как наши колхозники-охотники. Они как будто по сторонам и не смотрят, а, небось, ни одной приметы не пропустят — все увидят».
      Между тем в бору становилось все темнее и темнее, дорога шла под уклон. Екнуло у Кости сердце, когда вступил он в серый сумрак низины.
      Все окружающее здесь было плохо видно, напрасно он пытался отыскать какие-нибудь приметы. Паренек остановился, послушал и громко свистнул собаку. Свист прозвучал глухо. Густая хвоя скрадывала звук.
      Бор хранил гробовое молчание.
      Костя подошел к поваленному дереву, положил на него рукавицы и сел на них.
      «Должно быть за белкой куда-нибудь далеко убежала», — подумал он о собаке.
      Мороз крепчал. Охотник чувствовал, что его рубаха сделалась влажной от пота, а за ворот пробиралась ледяная струя холода.
      Долго просидел Костя на поваленном дереве в ожидании собаки. Стало уже совсем темно.
      Наконец, послышался хруст снега — это подбежал Бобка с настороженными ушами.
      — Поди сюда, — ласково поманил его Костя. Собака подошла, посмотрела в глаза хозяину и завиляла хвостом.
      Костя взял Бобку за загривок и повернул голову в ту сторону, куда шел. Два раза он ударил собаку, затопал ногами и сердито закричал:
      — Пошел домой! Пошел домой!
      Бобка взвизгнул и вырвался из рук. Отскочив метров на десять, он остановился и обернулся.
      Костя опять сел и стал снова манить к себе собаку. Незлопамятное животное подошло к хозяину и завиляло хвостом.
      Костя снова поймал собаку, сорвал черемуховую ветку и на этот раз больно отстегал лайку, приговаривая:
      — Домой, домой, пошел домой… Домой! Домой!
      Стремглав бросился Бобка в сторону, а затем, несколько изменив направление, помчался по прямой линии.
      — Ну, теперь-то я выйду. Тут пустяки осталось, не больше километра. Скоро речка Черемшанка должна быть. Тропой-то, по берегу, я и ночью пройду.
      И он чуть ли не бегом побежал по следам собаки.
      «Ни за что собаку побил, — продолжал он рассуждать сам с собой. — Эх, раньше надо было Бобку домой-то отправить. Теперь, поди, уж был бы на стану…»
      В бору было так темно, что даже близкие стволы деревьев казались расплывчатыми. Однотонный цвет снега не позволял различать ни бугров, ни впадин. Собачьи следы были едва видны.
      Испуганно билось сердце, но, не чувствуя усталости, Костя двигался прямо сквозь густую поросль сосняка по чуть заметным собачьим следам.
      Вдруг впереди деревья поредели, и показалась поляна. Костя бросился вперед и чуть не упал, заскользив по льду.
      «Так и есть — Черемшанка! От нее рукой подать до стана! Вот и тропа по берегу». Что есть силы бросился Костя к промысловой избушке.

* * *

      Абдрахман проснулся от боли в ноге. Долго ли он спал? Очевидно, огонь погас, потому что стало опять холодно. Потрескивания костра не слышно.
      Сон освежил паренька. Он решил встать, раздуть огонь и ждать помощи.
      Абдрахман попытался приподняться на локте, чтобы скинуть с себя шкуру, но почувствовал, что она сделалась, как деревянная.
      От испуга у него спазмы сдавили горло. Паренек понял, что пока он спал, сорокаградусный мороз сковал сырую шкуру.
      Придя немного в себя, Абдрахман начал биться, не обращая внимания на боль в ноге. Он пробовал царапать шкуру, грызть ее, но все это оказалось бесполезным. Нож остался снаружи, там, где Костя снимал шкуру.
      От движений Абдрахман согрелся, — даже пот выступил у него на лбу, но он не мог согнуть ног, не мог повернуться с боку на бок и лежал, словно в футляре, прислушиваясь, как слабый ночной ветер шумел ветвями. Ему то и дело чудились то голоса, то шаги и, затаив дыхание, он жадно слушал. Но кругом только шумел бор да изредка потрескивали деревья от крепчавшего мороза.
      Абдрахману сделалось холодно. Он понял, что начинает медленно замерзать.
      «Только бы не задремать. Тогда конец. Замерзну… Если Костя не собьется с дороги, помощь должна скоро прийти. А если он заблудился…» Отчаяние овладело Абдрахманом, и он зарыдал.

* * *

      Костя сидел возле горячей железной печки и, сбиваясь от волнения, торопливо рассказывал о случившемся.
      С напряженным вниманием слушали его охотники.
      — Ну, а как ты в шкуру-то завернул его — внутрь или наружу мездрой? спросил Костю бригадир.
      — Шерстью внутрь, чтобы тепло и мягко было, — ответил Костя, не подозревая, что дядя Иван спросил об этом не случайно.
      Охотники испуганно переглянулись между собой.
      — Плохо дело, ребята, — мрачно сказал бригадир. — Нельзя было его завертывать, Костя, в парную шкуру на морозе мездрой наружу. Смерзлась она теперь, сковала его, и Абдрахман в шкуре может замерзнуть.
      Костя стоял пораженный, не в силах вымолвить слова.
      «Неужели погубил друга по неопытности? Ведь он хотел, чтобы ему теплее было, а тут…» — и горькие слезы ручьем хлынули из глаз намучившегося за день паренька.
      — Ну, что притихли, — сказал дядя Иван. — Идти на выручку надо. Ведь время-то немного прошло. За два часа дойдем. Может, еще и живым захватим. Казакпай со Степаном, делайте скорее факелы! Ты, Егор, мешки разорви и носилки приготовь. Да живей! Каждая минута дорога!
      И тотчас все на стане забегали, заговорили. Казакпай разрывал на узкие ленты бересту и подогревал оба конца на огне. Они свертывались упругими спиралями. Одну за другой надевал он эти спиральки на тонкие прутья тальника.
      А дядя Иван все басил:
      — Скорее, скорее, ребята! Каждая минута человеку жизни может стоить…
      Быстро собрались охотники.
      — Выходи! — скомандовал бригадир.
      С топорами, ружьями и собаками двинулись охотники.
      Вот Черемшанка и след Кости, где он вышел на тропу к стану. Тихо в бору. Только хрустит снег под ногами торопливо идущих людей, да резко чиркают по полушубкам ветви.
      Впереди черной завесой наплывала стена хвойного леса. Точно в темный амбар сунулись в нее люди. И, натыкаясь друг на друга, остановились.
      — Ну и темень! Зажгите факелы! — приказал дядя Иван.
      Закоробилась, затрещала береста и вспыхнула огненными языками, залив светом ближайшие деревья. А за ярко освещенными стволами стояла черная лесная ночь, в которую уходили следы Кости.
      Когда сгорело уже немало факелов, и лица идущих заросли белым инеем, впереди раздался голос дяди Ивана:
      — Ну, ребята, подтянитесь, гарь близко.
      И действительно, скоро все вышли на поляну, где Костя убил зверя…
      Туша лося стала седой от инея… Правее у потухшего костра комком лежала шкура.
      — Абдрахман! — закричало сразу несколько голосов. Но он не отзывался. Костя схватился за край шкуры и дернул… Она смерзлась, стала как камень, и нисколько не поддавалась его усилиям.
      Ярко загорели свежие факелы. Охотники обступили шкуру, испуганно переговариваясь.
      — Замерз, однако…
      — Вот беда-то…
      — Тихо! — неожиданно крикнул дядя Иван на всю поляну.
      Все замолчали и тогда ясно услышали заглушенный плач.
      — Жив! Жив! — обрадованно заговорили все и дружными усилиями раскрыли смерзшуюся шкуру.
      Абдрахман был освобожден из плена.
      На обратном пути охотники горячо обсуждали происшествие. Двое несли носилки с Абдрахманом. Впереди шагал дядя Иван, за ним едва поспевал Костя.
      — Ну, что? — обратился он к Косте. — Будешь еще в шкуру мехом внутрь завертывать, а?
      — Нет, сроду не буду…
      Дядя Иван улыбнулся.
      — Дядя Иван… дядя Иван…
      — Ну, что тебе?
      — Как же это так: шерстью внутрь завернуть — закует морозом в шкуре, а в мездру завернуть — ничего не будет. Почему?
      — Эх, ты, голова садовая: если в шерсть завернешь, то она тепла от тела до кожи не пропустит. Ну, кожа снаружи смерзнется. Если же в мездру завернуть, шерстью наружу, то тепло от тела прямо на кожу действует, а снаружи шерсть остывать не дает. Кожу-то и не сковывает морозом.
      На всю жизнь запомнили ребята этот урок.

      Сегодня Азамату исполнилось пятнадцать лет. Его отец, старый колхозный чабан, души не чаял в своем сыне. Юноша был не по годам высок и строен. В работе он во многом уже заменял отца. Но на охоте с беркутом Азамат все еще только сопровождал его. Уже два десятка лет жил в их семье пернатый хищник. В последние годы беркут чаще стал делать промахи на охоте, а недавно чуть было не разбился, ударившись грудью о землю.
      Вот и сегодня Азамат с отцом на рассвете выехали в степь, зорко всматриваясь вдаль. На днях выпал снег, и был хороший морозец. Орел покачивался на рукавице в такт хода лошади. На голову его был надет кожаный колпачок — он закрывал глаза птицы.
      Неожиданно из зарослей полыни выскочила небольшая молодая лиса и бросилась в сторону.
      В один миг старый охотник сорвал колпачок с головы орла, и подбросил птицу в воздух. Беркут, медленно махая крыльями, начал набирать высоту. Охотники с гиканьем поскакали за зверем. Лисица стала быстро удаляться к желтеющим впереди камышам степного озера.
      «Неужели уйдет?» — тревожно думал Азамат, погоняя коня. Он нетерпеливо смотрел то на красноватый шарик, который катился по степи, то на птицу. Наконец, беркут заметил добычу и стремительно понесся на нее. Хищная птица выкинула вперед свои страшные когтистые лапы. Лиса заметалась в разные стороны, но было уже поздно: мощные когти вонзились ей в спину и морду. Лиса не успела добежать до тростников всего лишь несколько шагов.
      Беркут с трудом расстался с добычей и взгромоздился на рукавицу старого охотника. Азамат начал привязывать мертвую лисицу к седлу.
      Вдруг совсем низко над охотниками пролетел беркут невиданных размеров. Распластав крылья, он как бы проплыл над ними, сделал круг и улетел в степь.
      Охотники, как зачарованные, смотрели вслед птице.
      — Вот бы нам поймать такого, с ним, наверное, и волка можно брать, сказал отец Азамату, следя за полетом орла. Отец уже тронул своего коня, а Азамат все еще стоял на месте и смотрел, пока птица совсем не скрылась вдали.
      «Нужно поймать этого беркута во что бы то ни стало!» — решил Азамат.
      Через несколько дней Азамат приехал к озеру, где они видели беркута. Целый день мальчик устанавливал сети. Земля замерзла и вколачивать колья было трудно.
      Но вот сети установлены, как большой шатер, а под ними Азамат поместил замороженного зайца — приманку. Домой он вернулся поздно вечером.
      Каждый день Азамат приезжал сюда и убеждался, что сеть пуста.
      Друзья подшучивали над ним и уверяли, что ему не поймать беркута-великана. Но Азамат был убежден, что птица снова появится и заметит приманку.
      Прошла неделя. Сеть по-прежнему была пустой.
      Но как-то утром Азамат издалека увидел, что в сетях что-то чернеет. Он пригнулся к шее коня и помчался вперед, не сводя глаз с сетей. Вот уже ясно видно, как огромный беркут висит в них, опустив вниз вытянутые лапы, которые провалились в ячейки сетей. Это был тот самый беркут!
      Началась борьба. Овладеть птицей оказалось не так просто, несмотря на то, что она была в сетях. Но Азамату удалось накинуть брезентовый плащ на голову беркута и ослепить его. Курткой он обернул и завязал когтистые лапы, обрезал ножом петли сетей. Как величайшую драгоценность, Азамат бережно повез беркута домой.
      Вдвоем с отцом они начали приручать своего пленника. Сгибаясь под тяжестью птицы, мальчик часами держал ее на рукавице. Все свободное время он отдавал дрессировке орла, удивляя всех своим упорством.
      Время шло. Настойчивость и труд охотников делали свое дело. Измученная бессоницей и голодом птица стала брать из рук кусочки мяса и привыкла сидеть на рукавице. Это было первым достижением.
      Через два месяца мечта Азамата сбылась. Они с отцом стали ездить на охоту за лисицами с новым беркутом.
      Когда они однажды возвращались домой с охоты, Азамат спросил:
      — Ты говорил, ата, что этот беркут легко задержит волка. Давай, попробуем завтра.
      — Не будем торопиться. Надо, чтобы птица хорошо привыкла. Подождем следующей зимы.
      Бесконечно долго тянулось лето. Отец с сыном мечтали об успешной охоте. Но едва выпал снег и ударили морозы, как отец Азамата должен был уехать на далекие отгонные выпасы. Только два раза они успели съездить с беркутом на охоту.
      Однажды зимним вечером, когда Азамат сидел за книгой, дверь отворилась и вошли три чабана.
      Мать Азамата приветливо предложила гостям сесть.
      — Аксакала нет дома, он уехал надолго, — извиняющимся голосом сказала она.
      — Мы знаем, апа, — отвечал старый чабан. — Но мы приехали с большой просьбой к твоему Азамату.
      Мать и сын изумленно переглянулись.
      — Вторую ночь подряд, — продолжал чабан, — волк беспокоит нашу отару. Он загрыз и покусал уже нескольких овец. Наш старший чабан с ружьем и собаками уехал в дальние отары и вернется только через три дня. Сегодня ночью опять никто не будет спать. Кругом горят костры, но ни огня, ни человека волк не боится. Не иначе, что он, когда был щенком, воспитывался у людей. Что мы будем говорить на общем собрании колхоза в свое оправдание? У нас не было потерь целый год, даже во время окота, и вдруг такое несчастье. Только ты, Азамат, можешь помочь нам. Отпусти его, апа, к нам завтра утром с беркутом. Я сам видел, как ваш орел хватал лисиц, словно зайцев. Он обязательно бросится на волка и задержит его. Только так мы сумеем убить зверя.
      В юрте наступила тишина.
      — Если бы отец был дома, — сказала нерешительно мать, — он утром поехал бы с вами, но ведь Азамат еще мальчик… Я, право, не знаю… — и она смущенно замолчала.
      Азамат тревожно думал: «Помочь колхозникам нужно. Но его любимый беркут, конечно, погибнет, хотя и задержит волка. Столько затрачено труда на обучение птицы — и теперь погубить ее… Если бы дома был отец, тогда другое дело. Он опытен и сохранил бы беркута…»
      — Азамат, — опять заговорил старый чабан, обращаясь прямо к нему. Ты ведь знаешь, наш колхоз участвует на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. Из-за урона в нашей бригаде колхоз лишат права быть на выставке. Ты обязан помочь нам, даже если… тебе придется лишиться беркута. Нужно действовать не позднее утра. Пойми это, Азамат, и скажи нам свое решение. Мы поедем в степь вместе с тобой и поможем. Беркут знает ведь только своего хозяина, это не ружье, которое может взять каждый…
      В юрте наступила томительная тишина. Чабаны ждали, что скажет мальчик…
      Несколько мгновений Азамат молчал, но затем уверенно сказал:
      — Хорошо, аксакалы, я согласен. Наш беркут никогда еще не ловил волков. Но попробуем. Утром, на рассвете, я буду у вас. Ты разрешаешь, апа?
      — Твой отец поступил бы так же, Азамат, — тихо ответила мать. — Но прошу вас, аксакалы, быть вместе с ним, он еще мальчик…
      С вечера Азамат долго не мог уснуть. Он несколько раз выходил, гладил беркута и разговаривал с ним.
      Его мучило сомнение. Неужели он завтра собственными руками погубит своего любимца? Что скажет тогда отец? Нет, не следовало давать обещания чабанам… Но другой голос говорил о том, что Азамат поступил правильно. Если Азамат сможет помочь колхозу, то он обязан это сделать и он сделает. Внутренняя борьба между долгом и личной привязанностью к птице до полуночи не давала уснуть мальчику.
      На рассвете он ускакал в степь с беркутом на рукавице.
      Погода портилась с каждой минутой. Дул порывистый ветер. Плыли низкие облака. Но чабаны решили выехать во что бы то ни стало. Ночью волк опять загрыз овцу.
      Вот и то место, где несколько раз видели волка днем. Всадники рассыпались цепью. Неожиданно из зарослей чия выскочил зверь и бросился в сторону от охотников. Чабаны помчались за ним с криком и свистом. Азамат пустил беркута.
      С тревогой следил он за его полетом и не смотрел, куда скачет его конь. Волк мелькал уже далеко впереди среди зарослей чия.
 
      Но вот Азамат радостно вскрикнул: орел заметил зверя. Заросли чия кончились и волк побежал по чистому полю. Тогда на глазах у всех беркут ударил страшного зверя и мигом сжал мощными лапами его спину и морду. Волк упал и не мог сделать больше ни шагу, а только дергался на месте всем телом, стараясь задними лапами сбросить беркута.
      Вихрем налетели всадники и добили хищника. Беркут не получил ни малейшей царапины. Он клекотал, воинственно махал крыльями, как бы торжествуя свою победу. Азамат с трудом отнял добычу у разъяренной птицы и заставил ее сесть на рукавицу.
      Колхозники повернули к дому. Они ехали и оживленно делились впечатлениями, благодарили Азамата и восхищались беркутом.
      Погода между тем становилась все хуже и хуже. Резкий ветер усиливался. Каждую минуту мог налететь снежный ураган.
      Неожиданно из-под самых копыт выскочила лиса и понеслась по совершенно открытой степи.
      — Пускай, пускай беркута! — с азартом закричали чабаны. — Он схватит ее как мышонка! Пускай!
      Азамат пустил орла. Огромная птица понеслась за лисой, но она скрылась в старой барсучьей норе.
      Сильнейший порыв ветра сшиб шапку с головы Азамата. Начался ураган. Беркута ветром подбросило вверх. Однако мощной птице удалось выровнять свой полет. Охотники видели, что она смотрела на хозяина, который отчаянно свистел и звал ее к себе. Новым бешеным ударом ветра беркута подбросило опять. Все выше уносило птицу и вот она стала едва заметной точкой под низкими облаками.
      Азамат скакал за этой «точкой», кричал и свистел, как будто беркут мог услышать его зов в ураганном шуме ветра.
      Долго в этот вечер ждали возвращения Азамата.
      Никто не проронил ни слова, когда он вошел. Все было ясно и так.
      Азамат тяжело сел на кошму, подобрал под себя ноги и уставился на огонь.
      Тишину нарушил самый старый чабан:
      — С облаков опустился, в облака и ушел, — сказал он.
      Ему никто не ответил. Старик громко вздохнул. Такого конца никто не предвидел.
      Отчаяние мальчика было очень велико.
      Азамат долго не мог уснуть, придумывая, как бы отыскать и поймать птицу. Он уснул только перед рассветом.
      Утром Азамат проснулся раньше всех. Буран стих. Лучи солнца пробивались в окно. Азамат встал и вышел на улицу, жмурясь от яркого утреннего солнца.
      Вдруг мальчик вздрогнул от неожиданности и радостно рванулся вперед на тугуре спокойно сидел его беркут и чистил перья.