Прибрежная тундра — это страна бурь и метелей. Зимой с Ледовитого океана ураган несет снег с такой силой, что валит человека с нот.
Более ста дней в году в ней свирепствуют сильнейшие ветры и ураганы. Восемь-девять месяцев лежит снег. На побережье он отшлифован и уплотнен штормовыми ветрами с океана и настолько крепок, что со звоном рубится топором. На таком «снежном асфальте» нога совсем не оставляет следов. Только кое-где на побережье проломит снег лапа огромного белого медведя или царапнет когтем песец, крадясь за полярным великаном, чтобы закусить остатками его обеда.
Солнце чуть приподнимается над горизонтом часа на два-три. В ясную погоду ветер несет тонкую снежную пыль. Небольшие возвышения как бы курятся, а горизонт закрывается дымкой.
Страницы Снежной книги здесь белы, как и само побережье Ледовитого океана. Книга очень скупо раскрывает свои записи. Чем дальше от берега, тем глубже и рыхлее снег. А вот и первая ясная запись.
Далеко впереди виднеется взрытый снег. Его еще не успело занести поземкой или бурей. По следам видно, что это стадо северных оленей почуяло под снегом олений мох, и «копытило» его. Тут же бегали белые полярные куропатки, оставив на снегу свои следы — полукрестики.
Покормившись, олени ушли дальше, а следом за ними улетели и белые куропатки, чиркнув по снегу концами крыльев. Они не могут сами докопаться до земли и поэтому следуют за оленями. И снова впереди на десятки километров ни одной записи.
Опять небольшая ямка. Снег раскопан до мха. Это песец записал о том, что он услышал под снегом писк мелких тундряных грызунов — леммингов и, раскопав над ними снег, хорошо пообедал.
Под снегом среди мхов леммингами проложены тропинки во все стороны. Они всю зиму живут там и редко выходят наружу, хотя и белеют на зиму, как наши зайцы-беляки.
Снежный покров защищает мелких зверьков от холода, ветра и врагов. Им не страшны снежные ураганы. Все это проносится над ними.
К зиме у леммингов вырастают большие плоские когти на передних лапках и они роют ими снег, как лопаточками. Ученые так и называют их — «копытные лемминги».
Крошечные землеройки, весом всего по два грамма, тоже живут под снегом всю зиму.
Все чаще на поверхности снега стали появляться вершинки тундряных ив и березок. Впрочем, эти «леса» пока всего до пояса человека. Среди них, в понижениях, где поземка намела свежий снежный порошок, опять видны полукрестики следов белых тундряных куропаток. По остаткам корма на снегу видно, что они бегали и склевывали сережки и почки ив и березок. Этот корм мало питателен, но зато куропатки быстро набивают им полный зоб. Чтобы поддержать свое существование в этом царстве холода, снега и льда, куропатке приходится поедать огромное количество растительной пищи — до двухсот пятидесяти граммов в сутки, хотя сама птица весит шестьсот граммов.
Еще дальше на юг начинается лесотундра с редкими приземистыми деревьями, изуродованными ветрами и бурями. Это первые, правда слабые, препятствия для ледяного дыхания океана.
Здесь можно встретить четкий след от проехавших нарт. Видно, что олени бешено неслись, взрывая снег. Почему же так быстро мчалась эта упряжка? Нужно повернуть по ее следу и прочесть следующую строчку Снежной книги. На ней написано просто и ясно: куда бежал песец, туда мчалась и упряжка. Это его преследовал охотник на нартах. На свежем снегу песец глубоко проваливается и догнать его на хороших, сытых оленях нетрудно.
Через несколько километров видны следы человека, две капли крови и два заиндевевших пятна на следах оленей. Если сделать перевод этой записи, то он читается так: здесь охотник догнал песца и ударил его длинным шестом — хореем, которым погонял оленей. Песец упал мертвым, и две капельки крови вытекли на снег из его носа. Пока охотник слез, поднял песца и привязал его к нартам, олени стояли, опустив головы и тяжело дыша. Пар из ноздрей образовал два заиндевевших пятна на снегу.
Следы от нар повернули к океану и скрылись вдали, в морозной снежной дымке.
Перевернем сразу несколько страниц нашей Снежной книги. Откроем ее там, где записаны большие и маленькие истории обитателей вековых хвойных лесов.
Зимним ледяным сном скованы могучие ели. Кругом тишина. Мягко падают пушистые снежинки на деревьях. Тяжелые шапки снега склонили вниз ветви. Снег падает с них совершенно беззвучно, оставляя вмятины на белоснежной пелене под деревьями. А ветка помашет ему вслед и снова замрет.
На одном квадратном метре лежит несколько миллиардов снежинок. Только весной эта белая рыхлая масса снега оживает и по всему лесу раздается журчание и капель. Но мы с вами послушаем это и посмотрим, когда придет весна, а сейчас взгляните, как интересно в зимнем лесу!
Из осинника на поляну вышли четкие, свежие следы горностая: две ямки от передних лапок и две ямки от задних. И так через всю поляну, от осинника до ельника, горностай написал длинную строчку из четырех ямок с интервалами на прыжок между ними.
Это начало записи. Первые строки первой страницы. Читается это очень просто: горностай пересек лесную поляну.
Давайте вместе с вами прочтем хотя бы одну страницу Снежной книги из ночной жизни этого зверька, записанную самим горностаем бесконечными двоеточиями.
Вот зверек написал, что он остановился, даже присел на задние лапки, поднявшись «колышком», и отпечатал на снегу свой хвост. Это надо понимать так: горностай что-то услышал или почуял.
Большими скачками зверек бросился в сторону и нырнул под корни упавшей ели. Больше ничего не записано. Но это не точка. Это только запятая.
Конечно, горностай услышал писк и возню мышей под корнями ели, поэтому и бросился туда. Теперь он им там задаст! В этом можно быть уверенным…
Пока это только наше предположение, не подтвержденное документом записи. Мы в любую минуту можем отказаться от этой догадки и никто не узнает, что мы подозревали горностая в ночном разбое.
Если ничего не записано здесь, то нет ли чего в следующей строчке по ту сторону вывороченных корней ели? Оказывается, и там ничего нет. Но не мог же горностай остановиться на полуслове? Давайте обойдем кругом упавшее дерево. Так и есть! Вон зверек вылез из-под дерева у самой вершины. Конечно, по следам сразу видно перемену в его поведении. Он написал, что никуда больше не торопится и вполне сыт после обеда. Тут же горностай вычистился в снегу и ленивыми короткими скачками двинулся дальше. Но рядом с его следом справа появилась какая-то черточка на снегу, которой раньше не было. Этот новый документ подтверждает правильность нашей догадки сытый горностай волочил в зубах мышь про запас и она оставила на снегу своим хвостом эти черточки.
Теперь ясно, что скоро мы дочитаем первую страницу до конца. И в самом деле, след исчезает под другим упавшим деревом. Сколько бы мы ни ходили сегодня кругом него — нигде не найдем выходного следа. Значит, горностай сейчас спит под этим деревом, пережидая короткий зимний день. Это и есть точка, конец Снежной книги. Но мы стали читать сегодня с середины, а не с начала. Попробуйте, читатель, вернуться туда, где след горностая вышел из осинника и пойти по нему не так, как шли мы, а в другую сторону, обратно, «в пяту», как говорят охотники. Тогда вы прочтете все его записи за ночь и дойдете до того места, откуда горностай вылез вчера в вечерние сумерки. Это будет уже настоящим началом страницы.
А мы пойдем по лесу и поищем другие записи в Снежной книге.
По ельнику проторена кем-то тропа. Идти по ней легче, чем целиной по снегу. Справа и слева всюду записи: бисер мышиных точек, крестики тетеревов, ямки следов горностая, ласки и многих других обитателей леса. Как сборник рассказов. Перелистываешь его и не знаешь, какой бы из рассказов выбрать почитать. Так и тут: идешь по тропе и выбираешь, какой бы след почитать в Снежной книге.
Это горностай — мы уже читали сегодня о нем.
Здесь — ласка, но она похожа на горностая. Посмотрим, что там в Снежной книге страницей дальше…
Следы лося… Нет, уже полдень, поздновато, не успеть прочитать и половину его записей.
Следы рыси! — Ну, это, наверное, интересный рассказ, надо его прочесть.
Спокойно, шаг за шагом, рысь подошла к тропе, мягко перепрыгнула через нее (какая излишняя предосторожность!) и пошла по ельнику. Что-то она напишет дальше?
Долго и однообразно тянется по ельнику цепочка ямок — следов огромной кошки. Ничего пока интересного ни для нас, ни для рыси. Но терпение — это основное при чтении Снежной книги.
Почти километр прошла рысь по ельнику. Читать стало жарковато — шапка уже в руках, полушубок расстегнут, а рукавицы засунуты в карманы. Рысь остановилась. Это первый знак препинания — двоеточие. Уточним, зачем этот знак.
Отсюда рысь круто свернула и крупным шагом пошла на опушку ельника. Она вышла к зарослям шиповника на южном склоне небольшой горки. Конечно, рысь пришла сюда не просто так, но пока это для нас еще загадка. Может быть, она услышала какой-то еле уловимый звук? Почитаем — увидим…
Но что это с рысью? Вместо круглых ямок от следов глубокая борозда по снегу, уходящая в кусты. Как будто кто-то взял рысь за лапу и поволок по следу.
Впрочем, здесь не требуется обращаться к словарю или справочнику. Понятно и без них, что рысь просто поползла на животе, к кому-то подкрадываясь.
С каждой строчкой читать все интереснее. Несколько десятков метров прополз хищник в кустах к невидимой цели. Запах или какой-то шорох давно указал, где добыча. А как ловко хищник избегал встреч с кустами! Рысь подползала под склоненные ветви, утопая в снегу, делала обходы, крюки и опять брала нужное направление. На протяжении целой строчки в несколько десятков метров рысь ползет и скоро она будет у цели.
За кустом — борозда, из нее комьями вылетел снег и так остался лежать по краям синеватыми камешками в лучах солнца, уже близкого к горизонту. Больше ничего нет — ни следов, ни борозды. Кругом чистая пелена снега среди кустов. Как будто здесь рысь провалилась под снег.
Продолжение следует дальше, в следующей строчке Снежной книги: за кустом впереди большая выбоина в снегу: кто-то тяжело упал сверху в рыхлый снег, а метров через пять еще… а дальше опять ничего не видно.
Теперь все понятно — рысь бросилась на добычу пятиметровыми прыжками!
Тут же за кустом и следующая запись, объяснение всему, что произошло от двоеточия в ельнике, откуда рысь повернула на солнцепек.
За кустами лежал заяц. В снегу видна его глубокая лежка. Значит, заяц провел здесь не один час. Предательская ветка под снегом своим внезапным хрустом выдала хищника — заяц вскочил в момент прыжка рыси и кинулся в кусты. Несколько бросков вдогонку — и рысь прекратила преследование. Она круто повернула в гору и бешеным аллюром помчалась вверх, в сторону от зайца.
Какой же след читать дальше в Снежной книге — зайца или рыси? Конечно, рыси. Не напрасно она так заторопилась куда-то, как не напрасно, оказывается, свернула сюда и долго ползла по снегу.
Опять шапка оказывается в руках и рукавицы засунуты в карманы труден подъем по колено в снегу.
Следы прыжков рыси поднимаются на вершину прямолинейно, спускаются вниз и вдруг у чахлого кустика шиповника глубокая лежка зверя, прямо с хода. Это рысь лежала здесь в засаде.
В нескольких метрах от куста конец всей странице, заключение, концовка с рисунками на снегу.
Как раз сюда прибежал напуганный заяц, обогнув гору кругом по кривой. Рысь опередила его, перевалив гору по прямой.
Одним прыжком рысь настигла и повалила зайца, тут же начала рвать теплое мясо, дымящееся на морозе. Брызнула кровь. Снежная книга окрасилась, как будто кто-то пролил на страницу красные чернила.
Трудно сказать, сколько съела рысь. Несомненно одно — она наелась досыта. А, может быть, это уже не первый заяц за сегодняшнюю охоту? Видно, как медленным шагом она ушла в ельник. Идти за ней бесполезно. Она выберет поваленное дерево и уляжется на него спать, мурлыча себе под нос. Это так бесспорно, что не интересно и читать дальше.
Вот и все. Но еще не совсем — есть небольшой эпилог.
Едва ушла рысь, как по снегу пробежала одна тень, другая… По следам видно, как большие черные птицы опустились на снег и начали пожирать клочки шкурки, капли заячьей крови на снегу и другие остатки. Скромный обед двух воронов продолжался недолго. Вскоре от зайца ничего не осталось.
Но почему же две тени пронеслись по снегу? Где написано, что два ворона доедали зайца? — Да потому, что две птицы поднялись в воздух, написав об этом в Снежной книге концами крыльев и оставив отпечатки лап.
Закроем на сегодня Снежную книгу. Уже вечер. Пора домой. До наступления темноты нужно отмерить немало километров, а солнце уже касается вершин леса, окрашивая облака необычными оранжевыми оттенками: быть снегопаду. Заметет он все следы. Можно будет читать после него новые интересные страницы Снежной книги, опять там, где мы ходили в эти дни.
Так и есть! Весь следующий день валил крупными хлопьями снег. К ночи он перестал. Утром в лесу читаешь самые свежие лесные новости. Все, что было записано раньше, теперь никогда не прочитать, потому что открыты новые страницы. Назад Снежная книга не перелистывается, а только вперед.
Не весь снег упал на землю. Много его задержалось на ветвях хвойного леса, и он приобрел сказочный, фантастический вид. Про лес в серебряном уборе охотники говорят, что он покрылся «кухтой».
Внизу под деревьями, как бы в снеговой тени, в начале зимы остаются круглые пятна зеленой брусники, черники, мхов и кучки опавших листьев. Эти бесснежные пятна — зимние столовые для лесных обитателей. Кого только не бывает здесь! Вот табунок рябчиков сел на поляну среди елей, как на «лесное окно». Каждая птица записала в Снежной книге, что она при посадке наполовину зарылась в пухлый свежий снег, пробороздив по нему хвостом. От посадочных ямок глубокие канавки разбежались во все стороны «лесного окна» к бесснежным кругам под деревьями. Рябчики глубоко тонули в рыхлом снегу, и поэтому в Снежной книге они оставили не следы, а канавки.
Что делали рябчики под деревьями, узнать не трудно и без Снежной книги. Они позавтракали здесь ягодами брусники, поклевали почки и веточки черники, разрывали ногами сухие листья и хватали зимующих насекомых. От одного дерева к другому бороздили рябчики снег своими канавками. Они кормились здесь долго, целое утро, и поднялись на воздух сразу всем табунком, как по команде. Семь посадочных ямок и семь отпечатков ударов крыльев о снег — значит все рябчики улетели.
Лесные столовые открыты для всех желающих, а не для одних рябчиков. Только узнавать о других посетителях труднее. Они оставляют едва заметные записи в Снежной книге и не на «лесных окнах», а при самых входах в «снеговые тени» под деревьями. Все же то здесь, то там можно заметить словно сорочьи следы, только помельче. Это обитатели ветвей, сойки и кукши, кормились здесь тем же, чем и рябчики. Лесные синицы и поползни совсем не оставляют своих росписей в Снежной книге. Они так малы, что залетают и вылетают в «столовые», не садясь на снег около входа. С тревожным писком они выпархивают оттуда, когда проходишь мимо, читая, что написано в Снежной книге другими животными.
Толстым слоем снега, как шубой, накрыт хвойный лес всю зиму. В нем также, как и в лиственном лесу летом, глохнут звуки и ветер. Вот почему так тихо в зимнем лесу.
Трудно приходится мелким лесным птичкам во второй половине зимы, когда занесет снегом даже и круги под деревьями. Тогда-то и начинается их жизнь вверх ногами. И опять догадаться об этом не трудно, читая записи в Снежной книге.
Одинокая ель на полянке покрыта таким толстым снежным покрывалом, что на ее ветвях негде сесть ни одной птице. Кто же тогда набросал под елью частицы коры и сухие хвоинки. Как узнать, чья это запись? Оказывается, под многими деревьями в лесу можно встретить такой сор на снегу. Разгадать это можно только в тот момент, когда производится сама запись. Походив совсем немного по лесу, удается услышать в ветвях тонкий синичий писк. И вдруг вы видите, как на снег полетели таинственные соринки. Теперь на вопрос, кто сорит, есть ответ: лесные синицы — московки и гаички! Осталось выяснить, как сорят. И вот тут-то и выявляется синичья жизнь вверх ногами и вниз головой. Если нельзя из-за снега добраться сверху до яичек бабочек и насекомых, зимующих в трещинках коры и ветвей, то синицы приспосабливаются охотиться за ними снизу; ловко цепляясь коготками за кору, они висят вниз головками на ветвях под шапками снега. Так они целыми днями долбят и ковыряют нижнюю сторону ветвей, пуская вниз струйки легкого сора, или лазают по самым вершинам, осыпая с веток снег.
У пня лежит огромная куча пустых шишек, и ни одного штриха на чистой поверхности. Шишки принесены совсем недавно, уже после снегопада. Кто же и как натаскал их сюда? Раз нет следов, значит шишки попали сюда по воздуху.
— Кик, кик, кик, — раздается громкий звук в лесу, и большой пестрый дятел прилетел к пню с шишкой в клюве. Одним ударом он воткнул шишку в щель, быстро выбрал и съел семена. Крикнув, дятел выбил из щели пустую шишку последним ударом клюва и полетел за новой.
Это у натуралистов называется «кузницей дятла» или «кормовым столиком».
На лесной поляне встретилась еще одна куча пустых шишек в стволе старого дерева с сухой вершиной. Почему же здесь пустая шишка осталась в щели не выбитой и «рабочее место» не подготовлено для приема новой шишки? — Потому что эта шишка была последней, которую принес дятел в свою «кузницу». Он даже не выклевал из нее всех семян. Крикнув, он улетел разнообразить свой обед короедами и другими насекомыми. Тут же рядом он застучал клювом по стволу суховершинной пихты, вытаскивая короедов и их личинок длинным языком с зазубринками на конце.
Знакомая запись сразу бросилась в глаза на белом сугробе. Это след белки. Так и представляешь себе, как голубовато-серый зверек прыгал здесь, распушив свой хвост. Неожиданно белка присела, закинув хвост за спину и поджав передние лапки. Совсем так, как мы привыкли видеть ее на картинках. Ушки с кисточками на концах беспокойно двигаются, но кругом тишина зимнего леса. Носик жадно нюхает воздух, а черные глазки беспокойно осматривают все кругом. Так и хочется крикнуть зверьку:
— Не бойся, беги через «лесное окно» — полянку, ведь здесь нет поблизости соболя, ястреба, лисицы и других твоих врагов.
Через поляну белка пронеслась торопливыми прыжками. Она утопала в снегу, оставляя впереди отпечатки от больших задних лапок и позади от передних. Миновав «лесное окно», белка хлопотливо запрыгала мелкими скачками под нависшими ветвями. Несколько шишек лежало здесь прямо на снегу. Их сорвали клесты. Птички выклевали из них только половину семян и сбросили шишки под деревья. Семена высыпались на снег. Клесты помогают нашему лесному хозяйству разбрасывать семена хвойных деревьев.
Белка садилась около каждой шишки на снег, брала ее передними лапками, как руками, и быстро выбирала семена. На снегу остались кучки чешуек. Несколько шишек белка перенесла в зубах на пенек и «обработала» там, оставив целую горку чешуек.
Пробегав по лесу целое утро, белка четко написала в Снежной книге, чем она завтракала сегодня. Вот грибной стол — белка грызла грибной нарост на стволе старой ели. Здесь она нашла ягоды брусники под развесистой елкой на бесснежном пятне у ствола. Там видно, как след белки оборвался у ствола ели. Значит, белка поднялась вверх. А вот и доказательство: на снегу лежит много откусанных кончиков еловых веточек. Это зверек поедал почки на концах еловых ветвей. Но ведь до них не дотянешься, можно сорваться и упасть?! Наша белка откусывала самые кончики веток. Она брала их в передние лапки, съедала почки, а веточки летели вниз на снег. И так все утро белка кормится внизу на снегу или вверху на деревьях.
Снова белка спрыгнула с дерева и торопливо наследила под елками в поисках корма. У пенька под большой снежной шапкой она раскопала снег и съела семена из двух шишек, спрятанных здесь с осени. Кто их тут спрятал? Эта белка или другая, а может быть, кедровка — неизвестно. Две шишки — это слишком мало для голодной белки. Ее след снова запетлял по лесу и два раза подряд прошел мимо грибов, наколотых на сухие ветви белками с осени. Их никто не прятал в снегу. Грибы видели даже мы, но не белка. Почему же она «вспомнила» о двух шишках под снегом и «забыла» о грибах? Потому что слабым утренним ветерком запах этих грибов отнесло в сторону, и белка пробежала мимо них. Зато тут же рядом белка полезла на ель и стала глодать древесный гриб. Конечно, если бы она «вспомнила» о сухом питательном масленике на веточке, то предпочла бы его.
Снова белка скачет по снегу, и только мгновение спасает ее от когтей какой-то хищной птицы. Через «лесное окно» хищник бросается на белку, когда она уже почти миновала эту полянку. Белка во время заметила опасность и вписала в Снежную книгу два огромных, отчаянных прыжка к ближайшему дереву. Третьим прыжком белка взлетела на ствол и сейчас же юркнула по ту сторону дерева, винтом поднимаясь вверх. Об этом красноречиво говорит равномерно насоренная на снег кора вокруг дерева. А вот и небольшое перышко на снегу. По нему сразу видно, что на белку бросился ястреб. Он летал вокруг дерева и выбил перышко о ветки. Белка спряталась от своего преследователя где-то в ветвях, а ястреб, потеряв ее из вида, полетел дальше.
Конечно, белка сразу же после этой встречи отправилась домой верхними этажами леса. Она так торопилась и столько насорила хвоинок на чистый снег под деревьями, что по этой сорной дорожке нетрудно было дойти до большого гнезда у ствола огромной ели. Даже снизу видно, что гнездо тщательно отремонтировано и проконопачено мхом и лишайником. Это беличье «гайно» ее дом. Перепуганная белка не вылезет теперь из него до следующего утра. Не будем ее беспокоить. Белке хватит «переживаний» за это утро. Пойдемте читать дальше нашу замечательную Снежную книгу. Иной раз, перевернув поскорее неслышно страницу, приходится как можно быстрее и осторожнее бежать по лесу на лыжах. Бывает это тогда, когда в Снежной книге появится совсем рядом небольшое заиндевевшее отверстие в снегу среди корней поваленного бурей дерева. Над этим отверстием навис иней. Кругом тишина и покой леса, спящего зимним сном, а там, под снегом, чутко спит самый крупный хищный зверь хвойного леса — медведь. Это от его дыхания образовалось отверстие в снегу и навис иней на корнях дерева.
Бамбуковые лыжные палки и дробовое ружье плохая защита, если лесной великан выскочит из берлоги. Правда, иного медведя охотникам долго приходится будить длинным шестом, но бывает, что зверь вскакивает быстро, даже при небольшом шуме.
Медведь — единственный зверь в мире, у которого детеныши родятся среди зимы, когда трещат сорокаградусные морозы, а лес завален снегом. Медведица кормит своих новорожденных молоком, а сама ничего не ест и не пьет до весны. Подобных примеров нет больше в животном мире.
Как же медведица может делать это? Новорожденный ребенок весит три-четыре килограмма. Сколько же должен весить детеныш многопудовой медведицы?
Редко кто рискнет назвать его вес меньше нескольких килограммов, но на самом деле крошечный новорожденный медвежонок весит всего шестьсот граммов. Столько же, сколько весит крыса!
Если бы медвежата родились крупными и быстро росли, то они высасывали бы у медведицы много молока. Это скоро истощило бы ее и привело к гибели всю семью. Но до весны медвежата прибавляются в весе всего по два с половиной грамма в сутки. И они, и мать находятся в полусне. Молока расходуется очень мало. Только когда медведица выйдет весной из берлоги и начнет кормиться молока у нее прибавляется и медвежата начинают быстро расти.
Километр за километром перелистываем мы Снежную книгу леса, все приближаясь к берегам реки. Неожиданно четкий след тракторов по торной дороге среди деревьев. Откуда в этих местах тракторы среди зимы, когда им и летом негде пахать в болотах и лесных чащах? За первым же поворотом обширная лесосека. Здесь только что рубили лес. Электропилы и топоры разбудили вековую тишь тайги. Мощные тракторы уволокли бревна к берегу реки, а проворные руки собрали в кучи сучья, вершинки и ветки.
С лесосеки недавно увезли последние бревна. Шум и грохот лесозаготовок уже слышен где-то далеко, а тут остались одни следы.
* * *
Издалека видно, что у лесного болотца много следов горностая. Его двоеточия, с перерывами на прыжки, исписали болотце во всех направлениях.
Почему это следы горностая немного крупнее, чем обычно? Оказывается, нужно быть очень внимательным при чтении Снежной книги. Это следы совсем не горностая, а колонка. Он побольше горностая, не белый, а желтоватый, пушистый, но такой же разбойник. По лесному болоту зверек нырял в снег, вылезал обратно и опять исчезал под снегом. Он охотился там за мышами, так же как горностай.
Его след вышел на небольшую речушку. Густой тальник и черемуха нависли над льдом. Здесь колонок бежал, как в туннеле.
След долго идет по льду, занесенному снегом. Наконец, отпечаток хвоста — значит колонок присел на задние лапки. Отсюда зверек крупными скачками резко повернул к берегу, пробежал через густые пихтачи и выскочил на поваленное дерево у «лесного окна». Тут-то и записано целое лесное происшествие. По стволу колонок пробежал до вершины и сделал длинный прыжок на поляну, на которой, зарывшись в снег, спал огромный старый глухарь. Он бешено забился, царапая крыльями снег и роняя перья, но все же взлетел в темноту звездного неба, таща на себе колонка. На этот раз зверек выбрал себе добычу не по плечу: глухарь сбросил его в снег. Оставив в снегу глубокую впадину, колонок, как ни в чем не бывало направился опять к речке.
Ночью вспугнутые глухари и тетерева обычно летят по прямому направлению. Поэтому интересно поискать, не записал ли глухарь о том, как он провел остаток ночи? Нужно взять направление от снежной постели птицы и продолжить через выбоину в снегу, где упал колонок. Если идти прямо по этому направлению, то удастся найти на снегу под большой елью массу свежесбитой хвои и мелких веточек. Значит, сюда опустился глухарь, долго хлопая крыльями, пока не уселся на прочный сук. Здесь он и провел остаток ночи, чутко прислушиваясь к малейшему шороху. Он даже выбелил сучья очевидно с перепугу у него расстроился желудок.
Не всегда глухари отделываются ночным испугом. В Снежной книге не раз приходилось находить записи и о том, как глухарки и молодые глухари делались жертвами ночного разбоя колонка.
Надо вернуться и дочитать, что делал колонок в эту ночь.
До утра запись его следов может тянуться километров до десяти. За это время он наделает немало неприятностей не только мышам, но и рябчикам и белкам. Колонки давят белок по ночам, забираясь в их гнезда.
На этот раз колонок наткнулся на колонию лесных полевок. Он почуял или услышал их писк под снегом и сделал нырок. Сколько времени провел под снегом колонок — неизвестно. Вылез он метрах в десяти и вскоре забрался опять в снег под корни вывороченного бурей дерева. Выходных следов нет. Значит, это и есть точка.
Колонок спит здесь и вылезет теперь только в вечерние сумерки, чтобы начать новую страницу.
Чей же может быть этот след? Словно кто-то волочил полено по рыхлому снегу. Целая борозда в снегу и ни одного отпечатка лапы. Чем непонятнее запись в Снежной книге, тем интереснее ее читать. Конечно, следы от наших лыж потянулись рядом с этим загадочным следом.
Борозда по снегу прочерчена до берега речки и исчезает в дымящейся на морозе полынье. Да ведь это следы выдры! Кто, кроме нее, будет купаться при двадцатиградусном морозе?
Тяжелая выдра, глубоко проваливаясь и перебирая короткими лапами, буровила снег животом и хвостом, засыпая отпечатки лап.
У следующей полыньи, вниз по течению, лежит вещественное доказательство — окунь с отъеденной головой. Значит дело было под утро: насытившаяся за ночь выдра съедает у рыбы только одни головки.
Речка делает крутой поворот. В этом месте от полыньи на берег опять потянулась глубокая борозда — след выдры. Это она перевалила через крошечный полуостров по прямой, вместо того, чтобы следовать по изгибу реки. И так всю ночь от полыньи до полыньи. Выдра скупа на записи в Снежной книге. Только если замерзнут все полыньи, тогда выдра протянет свою борозду-след по страничкам лесной Снежной книги на многие десятки километров, совершая переход к другой реке.
…Целые сутки бушевала февральская метель. Лесную сторожку занесло снегом почти до крыши. Утром открыли дверь, и по двору пришлось прокапывать в снегу целые коридоры для того, чтобы добраться до пригона с коровами.
Огромная масса снега придавила лес и поломала много ветвей. Даже на лыжах тяжело идти по глубокому, рыхлому снегу. Ноги проваливаются почти по колено.
Сегодня всюду записано, с каким трудом лесные обитатели прокладывали себе путь.
Первыми, как всегда, встречаются следы горностая и ласки. Сейчас они напоминают следы выдры: зверьки, прыгая, глубоко проваливаются в рыхлый снег. Прыжки коротки и соединены бороздками, сделанными брюшком.
Из густого ельника вышли круглые следы рыси. И у нее из каждого следа видна, как говорят охотники, «поволока» и «выволока» — длинные черты по снегу при опускании и вытаскивании ног.
Долго идет рысь по лесу и выходит, наконец, к болоту. Здесь всюду следы зайцев и свежие погрызы коры осинника. Зайцам тоже трудно бегать по рыхлому снегу, и за одну ночь они наделали тропинок по всему болоту. Следы рыси свернули на одну из тропинок и сделались сразу длиннее — рысь зашагала быстрее, идти ей стало легче.
Из-за густой ели вышли широкие следы россомахи и перекрыли следы рыси. Россомаха пошла по ее следам, как тень — куда одна, туда и другая.
Рысь идет спокойно, она не подозревает, что за ней кто-то крадется.
Но вот и разгадка — с места в карьер россомаха бросилась огромными скачками вперед по следу рыси, сразу глубоко проваливаясь в снег. Где-то впереди заверещал заяц, попав в зубы рыси. Этот предсмертный крик и ударил, как бичом, по россомахе. Поднимая снежную пыль и комочки снега, россомаха выскочила на бугорок. Внизу в лощине стояла рысь и торопливо пожирала зайца. Россомаха бросилась на нее.
Рысь мягко отскочила в сторону. Ее толстые волосатые ноги были лучшими «лыжами», чем лапы россомахи, и все преимущества были на ее стороне. Несмотря на это, она без боя уступила свою добычу. Отбежав в сторону, рысь истоптала снег в одном месте — здесь она долго стояла и смотрела издалека, как обедает россомаха за ее счет. Вероятно, глаза рыси яростно горели «справедливым гневом», и она облизывалась, глотая слюни.
Ничего не поделаешь, и рысь снова зашагала по заячьим тропам. А россомаха опять за ней.
И так всю зиму россомаха живет за чужой счет.
Однажды в Снежной книге встретилась запись о россомахе-убийце. Россомаха бежала по следу лисицы. Но та шла не торопясь, кое-где останавливаясь, раскапывая под снегом мышей, и долго крадясь заячьими торными тропами. Все это можно было прочитать с большим трудом, потому что торопливые, глубокие следы россомахи затоптали лисьи следы.
Как россомаха не торопилась, лиса успела не только задавить зайца, но и съесть его до прихода грабительницы. Утоптанный снег, капельки крови и клочки заячьей шерсти красноречиво говорили об этом. Спокойными короткими шагами лисица ушла в глубь леса. Не читая дальше ее следов, можно быть уверенным, что она уляжется теперь где-нибудь на снегу, подослав под себя хвост, и заснет, спрятав нос в пушистый мех.
Россомаха обнюхала место пиршества лисицы, и, возможно, даже подобрала какие-нибудь остатки. Теперь запись ее следов резко изменилась. Тихим, крадущимся шагом россомаха пошла по следам лисицы. Прежняя торопливость исчезла. В одном месте лисица прошла через куст, а россомаха кругом, и снова ее следы перекрывают лисьи. Совершенно очевидно, что россомаха начала подкрадываться к лисе, а не просто догонять ее. Поэтому она обошла куст, чтобы не хрустнула какая-нибудь ветка.
Не более километра прошла лиса и улеглась спать на полянке. Но что-то вовремя предупредило ее о приближении россомахи: прямо с лежки лисица прыжками бросилась наутек. Крадущиеся следы россомахи на этой полянке перешли тоже в торопливые прыжки вслед за лисицей. Россомахе, конечно, не догнать лису. Куда уж ей, тихоходу, преследовать быстроногую лису!
Утопая в рыхлом снегу, зверь мчится по лесу километр, второй, наконец, третий. Нелепость упорной погони россомахи за лисой непонятна. Но что это желтеет на поляне? Клочок шерсти лисы, и кровавый след ее идет в кусты.
Невероятно, но факт — россомаха догнала лису, та вырвалась, потеряв в схватке порядочный клок шкуры, и бросилась в кусты. Здесь россомаха настигла ее, задавила и съела. Как могло произойти это? Почему лисица не смогла убежать? Да очень просто: лисица только что доотказа набила свой желудок зайчатиной. Она сожрала не менее килограмма мяса и сразу отяжелела.
Когда в конце зимы крепкий наст сделает поверхность снега настолько твердой, что она будет свободно держать россомаху, наступает ее праздник. Тогда рыси и лисицы бегают по следам россомахи и доедают ее добычу. Дикие копытные глубоко пробивают снег, вязнут, ранят себе ноги о корку наста и делаются добычей россомахи. Хищник легко догоняет их и давит. Рванув несколько кусков мяса, россомаха бросает свою добычу и мчится вдогонку за следующей жертвой. Кровожадность россомахи в это время делает ее вреднейшим хищником леса.
Читать в Снежной книге оказывается интересно не только о том, что написали животные. Охотничьи следы таят в себе тоже немало занятного и даже поучительного. Хороший охотник не топчет следа животного, а идет рядом с ним.
В одном месте под елью снег истоптан. Кругом валяются веточки и хвоя, сбитая выстрелом. Над головой уже пустое гнездо белки. Если отсюда пойти обратно по следу охотника, то можно понять и тот путь, который привел его к гнезду белки по ее следам. Проделав это несколько раз, в конце концов начинаешь понимать и сам без переводчика беличьи записи и научишься по ним добираться, до ее гнезда.
Дальше много километров след от лыж охотника тянется по лесным полянам, болотам и густым зарослям. Наконец, первая ловушка, поставленная охотником на белку. Она насторожена. Приманка цела. Белки не заметили ее. Вскоре еще одна настороженная ловушка, и в ней добыча — в кустах тальника у берега лесной речки белоснежный горностай попал головкой в чиркан. Зверька заманила в ловушку головка рыбы. Он уже замерз и сделался как деревянный. Трогать его нельзя, можно только взглянуть издали — неписанные лесные законы запрещают подходить к чужим ловушкам и капканам. Следующая ловушка опять настороженная и без добычи. Читая снежные записи опытного охотника, можно научиться устанавливать ловушки, капканы и выбирать для них наиболее подходящие места.
Сбоку из густых зарослей молодняка на след от лыж охотника вышли свежие следы россомахи. Видно, как она сразу прибавила ход — расстояние между прыжками удлинилось. Куда же это заторопилась россомаха? Уж не захотела ли она догнать охотника? Но ведь он прошел здесь вчера и вот-вот появится снова, проверяя свои ловушки.
Россомаха ловко обежала кругом капканчик на горностая, зарытый в снег под тройным следом зверька по одному месту, и прибавила ход, никуда не сворачивая с лыжни.
Дальше россомаха отчетливо написала в Снежной книге, зачем она бежала по следам охотника. В следующую ловушку опять попал горностай. Россомаха оставила от него охотнику только несколько клочков шкурки. То же произошло с двумя белками и зайцем. Россомаха обходила настороженные пустые ловушки, но зато без всякого страха бросалась к тем, в которые попала добыча. Как вор, она обошла за ночь по следам охотника все его ловушки и освободила человека от забот по съемке шкурок.
След от лыж охотника-бельчатника пересек лесное болото и потянулся по высокоствольному лесу. Собаки тонут в рыхлом снегу и приходится в это время оставлять их дома. Трудно зимой искать белок. Если охотник хорошо «грамотен» и может читать Снежную книгу леса, успех для него обеспечен. Найти гнездо белок можно только тогда, когда научишься разбираться в том, что она напишет на снегу своими следами. Молодая, неопытная белка выдает себя с головой. От дерева, где ее гнездо, она наделает веером дорожки по снегу во все стороны. Тут и читать нечего. Остается только поднять голову вверх и сейчас же увидишь на этом дереве большое беличье гнездо. Легкий удар по стволу обухом топора — и головка белки высосывается из гнезда, как бы спрашивая: «Кто там?» Удар посильнее — и белка выскакивает из гнезда, распушив хвост. Гремит выстрел, и она падает в снег.
Но встречаются следы белок, которые «шибко хитрые», как говорят бельчатники.
Соскочив со ствола на снег, такая белка бежит по кругу. Можно долго идти рядом с этим следом и видеть, как белка рылась в снегу, добывая запасы, грызла сухие грибы, копалась под нависшей хвоей в листьях и вдруг ваш собственный след от лыж! Вы замкнули круг. Куда же исчезла белка? Ведь всюду только ее след на снегу? Если у вас есть время, то можно вторично пройти по следу и снова с таким же результатом. Совершенно очевидно, что белка спрыгнула с дерева, где у нее гнездо, и, обежав круг, снова прыгнула на него. Деревьев рядом со следом много. Белка обежала за утро круг больше километра. На которое дерево вскочила белка — неизвестно. Снежная книга крепко хранит тайну белки. Получился заколдованный круг для новичка-охотника, но хорошо «грамотного» следопыта белка не проведет. Он быстро раскроет секрет записи на снегу.
Вот торопливые большие прыжки голодной белки. По ним нужно идти не туда, куда она бежала, а обратно — откуда бежала белка.
Наконец, характер следов, идущих навстречу, изменился — теперь белка не торопится, скачки ее короткие — это сытая белка бежит обратно к гнезду. Она замкнула круг и прыгнула на свой же утренний, торопливый, «голодный» след.
Если внимательно приглядеться к отпечаткам, то в этом месте можно заметить, что следы двойные. Здесь, у ствола толстого дерева, можно, не глядя вверх, ударить по нему обухом топора, потому что отсюда белка из снега прыгнула на ствол и забралась в свое гнездо, которое, оказывается, хорошо заметно снизу.
Так ведет свою запись «старая», «опытная» белка.
Чаще всего встречается беличья запись, когда, выйдя из гнезда, зверек некоторое время идет верхом, и только после этого спускается на снег. Тогда белка протаптывает в снегу тропку, бегая по ней взад и вперед. Во многих местах она отходит в сторону, что-то ищет и опять возвращается на тропку. В конце или в начале тропки белка вскакивает на ствол, и запись обрывается. Куда направилась белка верхом? В какой стороне и где у нее гнездо. Опять тупик. Оборвалась ли запись? Конечно, нет! Прыгая верхом, белка оставила на чистом снегу ясную дорожку из хвоинок, вмятин от упавшего сбитого снега, соринок коры и других предательских остатков — от конца следа на снегу до дерева, на котором ее гнездо.
* * *
Отшумел февральский буран, и ударил мороз. В лесу каждый шорох теперь далеко слышно в морозном воздухе. Вовремя узнает зверь и птица о приближении охотника. В мороз хоть не ходи на охоту, ну а Снежную книгу почитать, конечно, можно и в мороз.
Поскрипывают ремни на лыжах, шуршит снег, километр за километром остаются позади. Все длиннее по лесу вьется след от лыж, но, как назло, ни одной интересной записи. Прямо на снегу лежит пустая половинка яйца небольшой птички. Пестренькая скорлупка только что кем-то брошена на сугроб под елкой. Яичко недавно разбито: пленка с внутренней стороны еще не успела замерзнуть.
Свежее яичко маленькой птички в лесу зимой — это похоже на какую-то досадную опечатку в Снежной книге. Но опечаток не может быть. Раз есть след или какой-нибудь предмет на снегу, значит существует и животное, которое их оставило.
Тревожный крик красноватой птички невольно заставляет обратить на нее внимание. Все поведение птички говорит о том, что она явно обеспокоена, словно где-то здесь рядом находится ее гнездо. Впрочем, волнение птички понятно: как это ни удивительно, но скорлупка только что выброшена из ее гнезда на этой ели. Там под нависшей снежной шапкой у ствола в плотном гнезде сидит зеленоватая самочка и греет только что вылупившихся птенцов.
Птички эти называются клестами. Только они одни из всех наших мелких птичек могут иногда выводить птенцов зимой. Снеся первое яйцо, самка уже не сходит больше с гнезда — яйцо может замерзнуть. А потом она не может оставить голых беспомощных птенцов. Самец один кормит всю семью, да еще успевает весело распевать где-нибудь на вершине ели. Странно видеть зимой голого птенчика маленькой птички, высунувшегося из-под матери. Из открытого клювика клубится пар.
Когда весной по всему лесу зажурчат говорливые ручейки, а на пригорках покажутся земля и первые цветы, только тогда станет понятно, почему так торопились клесты с выводом птенцов. Посмотрите весной на шишки в хвойном лесу: они приподняли свои чешуйки, как ежики, и высыпали все семена. Чем же теперь стал бы выкармливать клест своих птенцов? Хорошо, что он успел сделать это зимой. В апреле птенцы уже хорошо летают и ведут самостоятельный образ жизни.
В малоурожайные годы на еловые шишки клесты гнездятся весной и выкармливают своих птенцов насекомыми. Каждая птица гнездится тогда, когда ей легче всего выкармливать птенцов.
* * *
Словно стадо коров, наследили лоси в лесном болоте. Они паслись здесь, объедая концы ветвей тальника, осинника и молодых березок. У поваленной бурей осины лоси объели не только ветви, но глодали даже кору. Кое-где молодые деревца сломаны на высоте роста человека. Это лоси своей шеей сгибали их, и деревца на морозе с треском ломались. Объев вершинку, лось ломал следующее деревце. Сколько было лосей — сказать трудно. Они истоптали все болото. Тут были старые самки, на ходу более широко расставляющие задние ноги. Рядом — следы телят и крупные следы быка.
На полянке лыжа ткнулась во что-то твердое. В снегу лежал большой рог лося. Быки под конец зимы сбрасывают рога, а летом у них вырастают новые.
Когда утром после восхода солнца подул восточный ветерок, лоси пошли на дневной отдых. Проваливаясь до самой земли, они вышли из болота и с километр брели по снегу, идя след в след. Животные так высоко поднимали ноги, что совсем не делали бороздок на снегу. Кое-где они скусывали тонкие веточки деревьев. Веточный корм — почти их единственная пища зимой.
На небольшой полянке пять лежек лосей в снегу. Здесь они отдыхали в полдень. Значит, стадо из пяти лосей паслось сегодня утром на лесном болоте.
Где написано, что в то утро был восточный ветер? Об этом, конечно, нигде не написано, но догадаться не трудно, без записи — лоси идут по лесу, тем более на лежку, всегда против ветра. Следы их в лес из болота пошли точно на восток, значит ветерок дул с той стороны. А вот и еще одно доказательство — по лежкам видно, что лоси лежали спинами к востоку, против ветра.
Метровый снег образуется в лесу во второй половине зимы. Трудно тогда передвигаться по лесу тяжелым лосям. Но если их не пугать, они не покинут всю зиму болота и протопчут в снегу целые коридоры.
Кто это раскопал снег на полянке до самой земли? Конечно, не белка, потому что нигде не видно ее следов на чистой поверхности снега. Значит, это сделала птица. Тут же на снегу лежит несколько пустых шишек. Кто же, кроме кедровки, мог выкопать их из-под снега?!
Резкий, звонкий крик кедровки прервал зимнюю тишину векового леса. Скорей за елку. Быть может удастся сделаться свидетелем записи в Снежную книгу очередной загадки.
Снова громкий крик, уже близко. Черная птица в белых пестринах, размером с галку, уселась на макушку ели на краю «лесного окна». Наклонив голову, она смотрит одним глазом вниз.
Это — кедровка. Внезапно вспорхнув, она спланировала на снег.
Без малейших колебаний птица начала копать снег прямо перед собой. Очень быстро она дорылась до земли.
Что-то съев, кедровка улетела. На снегу остались две шишки без семян. Они были спрятаны здесь еще осенью, и сейчас она позавтракала семенами этих шишек.
Но как могла кедровка так безошибочно найти под толщей снега свою кладовую? Ведь с осени она не бывала здесь.
Она села на снег, как раз на это место, ни на шаг в сторону, как будто привыкла летать сюда ежедневно.
Эта кедровка, может быть, и раньше не была здесь. Запасы могла сделать белка или другая кедровка, которая сейчас далеко за многими перевалами также безошибочно находит чужие запасы.
Кедровки не живут подолгу на одном месте. Свои осенние запасы они часто оставляют навсегда.
Как же все-таки кедровка безошибочно находит под снегом свои и чужие запасы?
На этот вопрос у натуралистов пока нет прямого ответа.
Зимнее низкое солнце едва поднялось над горизонтом. Резкий северный ветер жжет лицо. По степи свободно гуляет поземка. Повизгивают полозья саней, фыркают лошади, и медленно идет время, пока едешь зимой за десятки километров от одного степного колхоза до другого.
Как-будто все живое кругом попряталось. Но это только кажется. Если в зимней степи почитать Снежную книгу, то окажется, что в ней тоже записано немало всяких больших и маленьких историй и происшествий.
Сразу, на первых шагах, у березово-осинового колка разыгралась ночная трагедия. Крошечный белоснежный хищник-ласка наставил маленьких двоеточий по всему колку. Ласка ныряла в снег и охотилась там за мышами. Их следы были видны здесь всюду на снегу. Чего еще надо ласке? Одна или пара мышей за ночь — ведь это вполне для нее достаточно. Но так рассуждаем мы, а ласка делает по-своему. После очередного нырка в снег она вылезает на поверхность через несколько метров и рядом с ее следом появляется глубокая борозда. Мы уже знаем, что значит такая запись — ласка тащила в зубах мышь. Глубоко проваливаясь под тяжестью своей добычи, зверек пробирался в середину колка. Там через небольшое болотце видны глубокие следы лошади. Очевидно, недавно здесь проехал верхом охотник. В одном из углублений, сделанных копытом, ласка устроила кладовую. Она положила туда свою добычу рядом с двумя застывшими полевками.
Казалось бы, можно теперь и отдохнуть? Но где там! Неукротимая энергия погнала ласку дальше. Она опять пересекла колок, и следы ее потянулись по его кромке. Как раз здесь виднеется несколько ямок в снегу. След ласки направился прямо к ним. В каждой ямке ночевала белая куропатка. Это их ночные зимние постели. Целый табунок в десять штук. Они расписались в этом следами своих лапок и удивительно большой кучкой помета в каждой лунке: ведь куропатки съедают очень много древесного корма.
У первой же ямки масса перьев белой куропатки. Концами крыльев она написала на снегу больше черточек, чем это следовало бы сделать при обычном взлете. Конечно, птицы взлетели не утром, а среди ночи. Они вырвались из своих снежных постелей в морозную темноту, вспугнутые лаской, которая бросилась на одну из них.
Если присмотреться внимательнее к следам ночного происшествия у березово-осияового колка, то невольно бросится в глаза, что след ласки исчез. Нет нигде ни нырка в снег, ничего, что бы говорило о том, куда скрылась ласка. Значит, она улетела на куропатке. У нас прочтены такие страницы в Снежной книге леса про глухаря и колонка.
Куда же могли полететь куропатки темной ночью? Конечно, к тому колку, который чернеет вдали. Несомненно, куропатки днем не один раз летали от одного колка к другому. Надо поискать между колками, не лежит ли труп куропатки или не появится ли след ласки?
Так и есть — вот первый намек на то, что направление взято правильно: два пера белой куропатки зацепились за полынь и слабо трепещут по ветру. Вскоре еще перо, а вот и капля крови на снегу — значит здесь ночью летела куропатка с лаской на спине! Тут же недалеко и ее растерзанный труп на сугробе и маленькие двоеточия следов ласки от него к колку.
В открытой степи среди одиноко торчащих полынок можно встретить крошечные следы какой-то мышки, которые невольно заставят пройти по ним зверек шел по снегу, а не бежал и не прыгал. Мышь, идущая шагом — это должно выглядеть занятно! На плотном снегу все четыре лапки отпечатались совершенно отчетливо. Куда же могла брести эта шагающая мышь? Конечно, от одного нырка в снег до другого. Морозной ночью при ветре маленькие полевки и полевые мыши могут пробежать по поверхности снега не более десяти метров, а там — скорее под снег, к земле, где нет леденящего ветра. Снег это та же «шуба» — чем он толще, тем под ним теплее. Разница в температуре на поверхности глубокого снега и под ним доходит до пятнадцати градусов!
Крошечные лапки прошагали свое критическое расстояние и уже вдвое превысили его. Вот-вот на снегу покажется замерзший трупик мышки-рекордистки по переходам в мороз по снегу. Однако, следы идут все дальше и дальше. В одном месте зверек даже объел семена какой-то сухой травки над снегом. Значит, он чувствовал себя не плохо! Но сейчас, даже днем, двенадцать градусов мороза, значит, ночью было около двадцати. Если бы кто-нибудь рассказал об этом, трудно было бы поверить такому рассказу. Однако запись, сделанная в Снежной книге, — документ совершенно неопровержимый.
Больше километра шагает мышка по степи при слабом мерцании звезд навстречу ночному леденящему ветерку. Это становится настолько интересным, что хочется зарисовать след «героя» — мышки. И сразу же первое открытие: едва внимательно присмотришься к следам, как видишь, что, оказывается, они сделаны не ночью, а совсем недавно, только что — они не успели еще нисколько затвердеть на морозе и ветре.
Скрипят палки, шуршат по снегу лыжи, и любой читатель Снежной книги бросается бегом догонять загадочную шагающую мышку, которая где-то совсем близко.
Крошечные следы все так же спокойно идут по степи. Видно далеко кругом, но нигде на снежной белой поверхности не заметно ни одной черной двигающейся точки.
Но вот и конец, при этом — печальный: нам не удалось выяснить, что это за шагающая мышь. Издалека видно, что следы просто оборвались на последнем шаге и исчезли. Нет ни нырка в снег, ни их продолжения. Все понятно. Хищная птица «слизнула» со снега крошечное загадочное создание и унесла или проглотила его на лету. Это так досадно, что невольно ищешь доказательств в конце следа — нет ли какой бороздки на снегу от крыла, капельки крови или клочка шерстки.
Вдруг маленький снежный комочек бойко покатился вперед от конца следа, как сказочный колобок! Это только показалось в первое мгновение, что катится снежный комочек. Катится не снежный комочек, а торопливо бежит крошечный пушистый зверек, белый как снег! Скорей за ним!
Несколько торопливых шагов и уже видно, как он сидит на снегу, злобно вереща, широко раскрыв рот и угрожающе подняв по бокам головы малюсенькие растопыренные лапки. Крошка так мала и красива, что невольно улыбаешься. Да ведь это джунгарский хомячок!
Несмотря на грозно-комический вид, джунгарский хомячок безобиден. Он бережно взят и посажен прямо на ладонь. Внезапно поведение его резко меняется. Хомячок садится на задние лапки и начинает умываться передними. Вот он вытянул заднюю лапку, лизнул подошву и почесал ею за ухом! Хомячок получает изрядную крошку хлеба. Зверек хватает ее передними лапками, садится «колышком» и с жадностью ест, посматривая на вас своими замечательными черными глазками. Если бы все дикие животные вели себя так же?!
Зверек настолько мил и безобиден, что хочется вернуть его обратно «домой», а кстати, узнать, откуда он вылез на снег. В кармане он ведет себя, как хозяин, громко грызя сухарь. Затем засыпает, убаюканный ходьбой.
Долго приходится идти обратным следом, но, наконец, у небольшого березово-осинового колка выходное отверстие под первыми березками из какого-то бугорка. Смахнув с него лыжей снег, приходится снова удивляться. Норка джунгарского хомячка устроена в муравейнике! Копать такую норку в рыхлой постройке муравьев, конечно, легко даже маленькими слабыми лапками. Но как хомячок умудряется жить в муравейнике весной, когда муравьи проснутся — это до сих пор не разгадано, и мы стоим пока только перед фактом, без его объяснения. В муравейниках джунгарских хомячков мы нередко ловили и среди лета.
Вынутый из кармана хомячок забавно зевает на ладони, щурится, потягивается и принимается опять за умывание. Он, как бы нехотя, вперевалочку уходит в глубь муравейника досматривать сны, которые ему приснились в кармане.
Приятных сновидений, сказочный зверек!
Степной хорек вылез из норы в бурьяне и поставил свое первое крупное двоеточие на снегу. В вечерних сумерках он потянул дальше цепочку следов двоеточий, с перерывами на прыжки, как и его лесные родственники горностай и колонок. Только его следы крупнее и прыжки больше. Почитаем, что записал этот степной ночной разбойник.
У первого же большого березово-осинового колка хорек наткнулся в снегу на несколько лунок тетеревов. Они ночевали здесь не вчера, а раньше. Тетерева падают сверху в снег вечером, пробивая его, и спят каждый раз на новом месте. Чем глубже они погружаются в снег, тем им теплее.
Хорек обошел каждую лунку и осмотрел их — быть может в какой-нибудь из них остался заболевший тетерев или даже мертвый. Тогда незачем и разбойничать этой ночью. Тетерева хватит хорьку на две ночи. Но птицы все улетели утром с места ночлега. «Не солоно хлебавши», хорек отправился дальше.
Он обежал кругом колок. Его лесные родственники — горностай и колонок, конечно, забежали бы в него.
На большом вспаханном поле тракторы со снегопахами хорошо поработали, и на нем задержались целые валы снега. Делать здесь хорьку нечего и он круто повернул на соседнее поле. Там под снегом торчали стебли сжатой пшеницы. Как раз тут для хорька было приготовлено обильное угощение. Множество полевок ютилось под снегом, и хорек провел здесь немало времени. Он раскопал снег в десяти местах и, конечно, не напрасно.
Следы его прыжков отсюда потянулись дальше в степь. Они теперь заметно короче. Хорек был сыт и не торопился. А вот и доказательство этому. На меже, в бурьяне, хорек забрался в норку хомяка. Он не стал сразу давить хозяина, а выгнал его из норы и долго играл со своей жертвой, то отпуская хомяка, то хватая его, совсем как кошка с мышкой. Обычно злобный хомяк, теперь ошеломленный и покусанный, послушно бросался бежать, как только его отпускали. Хорек сейчас же его догонял огромными прыжками, валил и тащил по снегу, а затем опять отпускал. Наигравшись, хорек задавил хомяка. Он немного протащил его, пятясь задом, а затем, бросив свою добычу, убежал. Он больше не вернется сюда, иначе он закопал бы хомяка в снег или затащил в нору.
Обежав кругом стог сена, полузанесенный снегом, хорек зачем-то взобрался на него, пробежал по вершине несколько раз взад и вперед, и следы его пошли дальше в степь. У первой же норы, куда он забрался, хорек загадал такую загадку, что сначала она казалась неразрешимой — на снегу лежала скорлупа разбитого и съеденного яйца перепелки. Откуда мог хорек среди зимы найти это яйцо? Ведь перепела давно в Африке! Яйцо хорек съел этой ночью. Скорлупу еще не успело унести. Утро сегодня тихое, безветренное.
Вот если бы яйцо было тетерева или куропатки, тогда еще другое дело они иногда зимой сносят прямо на снег неоплодотворенные яйца. Бывает это очень редко, но все же случается. Внезапно вспоминается случай, когда однажды, вскрывая желудок убитого зимой хорька, удалось обнаружить в нем среди остатков мышей скорлупу яичка жаворонка. Значит, тогда это тоже не было случайностью.
Только на третьем километре приходит, наконец, в голову правдоподобное объяснение. Очевидно, еще летом хорек нашел гнездо с яйцами перепела. Часть он съел, а это спрятал в пустую нору про запас. Яйцо лежало там, как в погребе, конечно, испортилось, но от этого стало еще вкуснее. Только теперь, среди зимы, он съел его, оставив скорлупку как документ в Снежной книге.
Шагомер показал начало двенадцатого километра, когда хорек раскопал нору суслика и залез туда. Выходного следа нет. Значит, он задавил и съел хозяина норы, а сам улегся спать на весь день на чужой постели. Осталось только пожелать ему «спокойного дня», вместо «спокойной ночи», потому что он спит днем.
Но к чему такая вежливость, когда в норе спит ночной разбойник, который сам написал кровавую историю этой ночи?
Хорек — наш друг и помощник. Он уничтожает огромное количество полевых мышей — полевок, сусликов, хомячков и других злостных вредителей сельского хозяйства. Хорек давно заслужил того, чтобы его охраняли, как полезного зверька. Он съедает мяса до ста пятидесяти граммов в сутки, а это мясо состоит из пятнадцати полевок или двух сусликов.
Заячий след легче всего читать в Снежной книге начинающему. Он крупный и далеко заметный. Заяц не скрывается под снег, вся его жизнь, как на ладони. Только есть одно «но» при чтении заячьих записей. У нас бывает иногда так много зайцев и они столько оставляют следов за ночь, что утром никак не разберешься в них и обязательно потеряешь заячий след, по которому идешь. Около городов и больших сел зайцев мало. Там и можно без труда прочитать их записи.
Всю ночь заяц обследует огороды, грызет капустные кочерыжки, раскапывает что-то в снегу и роется около стогов с соломой. Или заберется в колок и обгладывает кору у осинок, тальника, кустарников и объедает мелкие веточки. Никогда не надоест распутывать заячьи записи там, где зверек хочет обмануть читателя его следов перед тем, как залечь под утро на дневную лежку.
Сначала его следы долго тянутся от места кормежки куда-то в степь и обрываются. Дальше ничего нет, как будто заяц поднялся на крыльях и улетел. Это заячья «петля», как говорят охотники. Значит, он скоро заляжет и уже начал путать след. Заяц вернулся немного назад по своему следу и сделал «сметку» — гигантский прыжок в сторону, в заросли полыни, а там опять след его потянулся обычными скачками — две маленькие ямки от передних лапок друг за другом и впереди от задних лапок две больших ямки рядом. Заяц сделал первую сметку и спрятал свой дальнейший след. Теперь надо быть внимательнее. Он скоро сделает еще одну такую же петлю и сметку, а после третьей отбежит в сторону и заляжет под кустиком головой к своему следу. Если кто пойдет по его следам, то заяц увидит врага издалека. Как только собака распутает следы и доберется до его третьей сметки, заяц вскакивает и убегает. Он не будет ждать, пока она бросится к нему, найдя след, в третий раз «спрятанный» где-нибудь за бугорком.
Собака разбирается в заячьих следах чутьем. А вот читателю Снежной книги приходится рассчитывать только на зрение. Поэтому распутывать заячьи «петли» и «сметки» в степи не легко. Заметить черные кончики ушей зайца на лежке гораздо труднее, чем обнаружить следы его поспешных скачков, когда он незаметно поднимется и убежит, пока вы путаетесь в его записях на снегу. Вот почему даже опытного читателя Снежной книги охватывает азарт при виде первой петли: так и представляешь себе зайца, который прыгает обратно след в след, а сам озирается по сторонам, приглядываясь, куда бы прыгнуть в сторону, чтобы спрятать след и залечь где-то здесь, совсем недалеко. Читаешь его следы и знаешь, что заяц давно следит за тобой, готовый вскочить, и, непременно, тогда, когда повернешься к нему спиной, путаясь в его петлях и сметках.
Кто только не обижает зайца? Даже трудно подумать иной раз про какую-нибудь птицу или зверька, что он может напасть на него. Только в Снежной книге можно прочитать об этом с документальной точностью.
Однажды пришлось долго топтаться на одном месте, прежде чем удалось понять скупые, совсем непонятные записи на снегу.
По кромке березово-осинового колка наследил здоровенный беляк. Он кормился, откусывая тонкие веточки тальника, глодал кору на осинках и вдруг без всякой, казалось, причины помчался по степи огромными скачками. На снегу нигде ничьих следов, кроме заячьих. Только горностай бегал по колку, но и тот нырнул в снег в нескольких метрах от следа зайца и больше не появлялся на поверхности. Значит, заяц испугался какой-то опасности с воздуха, раз нет ничего угрожающего на снегу.
Сделав не более десятка прыжков, заяц заметался во все стороны, упал. Снова вскочил и заметался. Прыжки сделались короче. На снегу появились капельки крови. А вот и место гибели зайца. Растерзанный воронами труп не объясняет поведение зайца. Как назло, вороны заметили погибшего зайца, слетелись к нему и расклевали, усеяв снег своими следами и клочьями заячьей шерсти.
В чем дело? Что случилось с зайцем? Вряд ли удалось бы раскрыть тайну гибели зайца, если бы не след горностая. Он отчетливо написал на снегу «сытыми» короткими скачками, что он тоже обедал зайчатиной еще ночью, до ворон. Днем они затоптали его следы у трупа. Что же тут особенного? Конечно, горностай не упустит случая пообедать за чужой счет, раз он наткнулся на труп только что умерщвленного зайца. Убийца все-таки остается неразгаданным.
Догадка приходит сама собой, неожиданно и просто: след сытого горностая идет от заячьего трупа к колку, а где же след, которым горностай пришел из колка к трупу? Такого следа нигде нет. Значит, заяц притащил на себе своего убийцу. Кажется невероятным, чтобы горностай отважился броситься на зайца, который в десять-пятнадцать раз тяжелее и больше его. Тут же еще одна улика. Там, откуда заяц бросился отчаянными прыжками в сторону от места кормежки, рядом со следом зайца — полузасыпанное отверстие в снегу и отпечатки передних лапок горностая. Маленький хищник вынырнул из-под снега как раз в тот момент, когда здесь пробегал заяц и смело впился ему в горло.
Вместо того, чтобы искать по сторонам врага, от которого бросился заяц, надо было, оказывается, осмотреть более внимательно его след.
Однажды по следам удалось прочитать, как зайца преследовала пара воронов. Они гнались за ним по воздуху, налетая и нанося удары клювом. Заяц не сдавался и, пуская по ветру клочья шерсти, мчался не к березово-осиновому колку, где он мог скрыться, а совсем в другую сторону. Однако он бежал туда не напрасно. Еще один щипок сверху, и заяц со всего разлета нырнул под снег в глубокую двухметровую нору на вершине сугроба, которую он сам выкопал и провел в ней не одну дневку. Оба ворона наследили у входа и пробыли здесь, быть может, до вечера. Но они даже и не пытались раскопать нору клювами. Мазнув по снегу концами крыльев, вороны улетели ни с чем.
Зайцы частенько проводят день в таких снежных норах, подходы к которым они путают своими петлями и сметками.
Несколько серых ворон опасны для зайца, не говоря уже о филине, полярной сове, ястребе и других пернатых хищниках. Они нередко «седлают» зайца и он тащит их на себе в паническом ужасе. Ястреб всячески старается остановить зайца, тормозя крыльями по снегу и хватаясь одной лапой за кусты и деревья. После упорной борьбы победа остается за хищником.
Плохо живется лисе зимой. Полевки надежно укрыты «снежной шубой». Они наделали под снегом ходы, устроили там гнезда и живут всю зиму, совсем не показываясь на поверхности. Только круглые отдушины в снегу говорят, что там, внизу, живет целая колония суетливых зверьков. Зеленых всходов озимых каждая из них за сутки съедает втрое больше, чем весит сама — до шестидесяти граммов при весе тела полевки всего в двадцать граммов.
Чуткая лиса слышит запах и писк полевок через снег. На всем ходу пушистая красавица замирает на месте, склонив голову и жадно принюхиваясь. Одна нога у нее грациозно приподнята. По ее следам кажется, что здесь стояло трехногое животное.
Писк повторился. Лиса подпрыгивает вверх и сует передние лапы в снег. Если он мелкий, то она наверняка придавит к земле «говорливую» полевку и та окажется в зубах лисы. Там она пискнет последний раз, хрустнет косточками, и полевки как не бывало на белом свете! Даже глубокий снег лиса быстро разрывает лапами и полевке тоже трудно спастись.
Когда над степями запоют жаворонки, прилетят скворцы, а снег на полях начнет быстро таять, сбегая веселыми ручейками в овраги, — приходится закрывать Снежную книгу до поздней осени.
И в этот последний момент она, исчезая, раскрывает еще кое-что из зимней жизни этих крошечных прожорливых созданий. Все их ходы под снегом тогда вытаивают, и открываются целые лабиринты тропинок на мерзлой земле.
С Балхаша стали поступать тревожные вести — в пустыне выпал небывало глубокий снег. Скот обычно пасется там круглый год, как же теперь быть?
И вот целые эскадрильи транспортных самолетов понеслись к Балхашу. Груз на них не обычный — по две тонны спрессованного сена на каждом. Прямо из-под облаков тюки сена полетели вниз. Голодающие отары овец были спасены.
А как же дикие животные переносят глубокий снег? Ведь им никто сена не привезет. Только Снежная книга может рассказать нам об этом четко и ясно. Она в пустыне печатается не ежегодно. Это редкость. Не будем упускать такой возможности.
Идти на лыжах среди низкорослого саксаула — это выглядит, по меньшей мере, удивительно. Иначе нельзя. Брести по снегу, проваливаясь выше колен на каждом шагу, это значит прочесть за день всего несколько случайных строчек, и, кроме того, к вечеру, как говорится, «повесишь язык на плечо»… Лыжи послушно скользят среди песчаных барханов, занесенных снегом. Легко и просто читать все, что написали здесь дикие животные в своей борьбе со снегом.
Вдали что-то чернеет. Оказывается, это песчанки, небольшие зверьки, похожие на сусликов, набросали песок прямо на поверхность снега. В холода они всегда углубляют свои норы. Здесь, на небольшом клочке истоптанного снега, можно прочитать всю нехитрую жизнь зверьков. Для них снегопад не принес несчастья. Даже, наоборот, им теперь стало легче добираться до молодых веточек саксаула по сугробам снега.
В Снежной книге пустыни, на следах песчанок насыпаны «вещественные доказательства» их деятельности — тонкие веточки обгрызанного саксаула. По этим остаткам можно проследить, что песчанки таскали их вниз, к себе в норы.
Среди кустов тамариска и чингила следы джейранов. Они обгладывали веточки кустарников, утопая по брюхо в снегу на своих тонких ножках, заостренных, как копья. Больше для них не осталось ничего, что могло бы послужить пищей. Все похоронено под толстым слоем снега.
Через огромную поляну среди саксаула и тамариска пять джейранов проделали пять длинных следов до новых зарослей. Видно, как с трудом брели по снегу животные, грудью разрывая снежную поверхность.
В Снежной книге ясно написано, что перейдя поляну, джейраны опять начали обгладывать веточки. Почему же они брели по глубокому снегу не друг за другом, а порознь? Ведь по готовому следу, проторенному первым, было бы легче идти остальным? Ответ на этот вопрос не написан в Снежной книге. В ней только загадана небольшая загадка. Разгадать ее не так уж трудно. Джейраны живут там, где нет снега и они могут пастись всю зиму. Поэтому привычка бродить по снегу друг за другом у них не выработалась и не передается по наследству. Джейраны не знают снежных троп и не успевают выучиться несложному искусству ходить по глубокому снегу гуськом.
Кое-где на следах джейранов видны капли крови, как брызги красных чернил на белой странице. Это твердый наст поверхности снега делает свое дело, в кровь изранивая тонкие, непривычные к снегу ножки джейранов.
Крупный одиночный след, видимо, рогача, отделился и пошел прямо к берегу реки Или. Зачем он повернул к реке? Но до нее недалеко, а лед, покрытый снегом, ведь это все та же Снежная книга. Посмотрим.
Джейран пробился по глубоким сугробам до берега, вышел на мелкий снег, и строчка его следов сразу стала иной — след от следа сделался дальше, значит джейран зашагал быстрее. На самом берегу он стоял на месте, переступая с ноги на ногу, и смотрел, вероятно, на тот берег. Здесь осталось несколько капель крови с его изрезанных ног.
Что же могло заинтересовать джейрана на берегу?
Встанем на место, где стоял джейран и тоже посмотрим. Теперь понятно. Недалеко, на том берегу, видны большие бугры песка. Конечно, они и привлекли внимание джейрана. «Раз там нет снега, значит там есть корм», невольно рассуждаем мы за животное.
По следам видно дальше, как джейран спустился с берега на лед, взял прямое направление на бугры. В этом месте посредине реки протянулась длинная полынья. Чтобы попасть на тот берег, надо идти в обход, совсем не туда, куда направился джейран.
Однако, он ровным шагом, не меняя скорости, пошел прямо к полынье. Еще шаг — и след оборвался в воду. Больше нигде никаких следов, ни одной царапинки на снегу. Что же это такое? Ведь на самоубийство животные не способны. А все говорит о том, что следы у полыньи были последние в жизни этого джейрана. Нетрудно заметить, что снег пропитан водой от волны, хлынувшей из полыньи, а несколько белоснежных волосков прилипло ко льду на этом месте. Белые волосы у джейрана растут на животе. Это уже документальная запись, а не предположение. Джейран, в самом деле, прямо с ходу рухнул в полынью, царапнув животом по кромке льда и всплеснув водой. Кругом по краям полыньи нет никаких следов. Значит, упав в полынью, джейран не мог выбраться, и быстрое течение утянуло его под лед.
Вот неожиданный конец!
Сколько теперь ни стой у полыньи, все равно больше ничего не увидишь в Снежной книге. А написано было в ней, хотя и скупыми «словами», но достаточно выразительно. Вывод из этой главы о жизни джейранов можно сделать самим.
Тысячелетиями джейраны знают воду в пустыне в виде родников, мелких озер или дождевых луж. Джейран подошел к полынье и поступил также, как он сделал бы это, встретив лужу, преградившую ему путь — он безбоязненно шагнул в нее и бухнулся вниз головой в ледяную воду на глубину нескольких метров.
Чем ближе к тростникам Балхаша, тем больше следов джейранов. На каждом километре все новые и новые записи в Снежной книге о печальной судьбе этих быстроногих животных, беспомощных в глубоком снегу. Здесь у джейрана появляется новый враг — лисица. Хищница не может причинить вреда взрослым джейранам. Они развивают скорость до шестидесяти двух километров в час, а лиса всего тридцать пять — сорок километров. Так бывает, когда нет снега. Теперь все не так, как всегда.
Показался пунктир следов лисицы. Она записала, что идет шагом, а не рысцой. На возвышенном месте кочка занесенного снегом чия окрашена в желтый цвет. Это лиса брызнула здесь на «приметном месте» своей пахучей мочей. Теперь все лисицы будут знать, что это ее охотничий участок. Лучше свернуть в сторону. Но все же каждая лисица «распишется» так же в этом месте Снежной книги, а потом направится своей дорогой.
Ровная запись спокойного лисьего хода в Снежной книге сменяется прыжками. Невольно прибавляешь шаг, чтобы скорее прочесть, что там дальше, куда и зачем бросилась лисица.
Тут же, в следующей строчке записано: лисица бросилась за джейраном. Утопая в снегу, он мчался огромными прыжками, но легкая лиса, почти не проваливаясь, быстро нагнала его. На снегу первый клок шерсти и капли крови справа от следа. Это лисица укусила джейрана и отскочила в сторону. Новый рывок слева. Рывки делаются чаще. След джейрана все ярче окрашивается в красный цвет. Прыжок от прыжка все короче и короче. Джейран начал выбиваться из сил.
Через километр мы доходим до точки. Жизненный путь джейрана закончен. Его растерзанный труп далеко виден на снегу.
В тростниках много следов косуль. Кое-где видны их лежки. А вот волчий след. Утопая в рыхлом снегу, тяжелый хищник не написал свой след в Снежной книге, а пробороздил глубокой чертой. Сразу видно, что волку труднее живется после снегопада, чем лисе.
Долго и неинтересно плетется след волка. Выходит на озера, покрытые льдом и снегом, заходит в заросли тростника.
По льду озерка волк побежал рысцой по мелкому снегу и на всем ходу затормозил всеми четырьмя лапами. Огромными прыжками волк бросился в сторону, ворвался в густые тростники на берегу, и, ломая заросли, выскочил на чистый глубокий снег.
В чем дело? Более ста метров мчится волк, утопая в снегу чуть не с головой. Вот уже двести метров. Видимо, что-то сильно испугало его. Надо вернуться и посмотреть, кто это его так напугал.
Однако нас ждет полное разочарование. На берегу нет никаких записей в Снежной книге, которые бы могли угрожать волку. Старые следы зайцев, фазанов, солонгоя — и ничего больше.
Значит, волк не испугался, а бросился за кем-то, услышав шорох или что-то почуяв. Пойдем к оставленному волчьему следу.
Еще метров семьдесят приходится идти по следу, ничего не понимая и, наконец, разгадка: свежая лежка косули. Вот на кого бросился волк! Впрочем, трудно теперь решить, кто кого учуял или услышал, потому что неизвестно, с какой стороны ночью дул ветер. Скорее всего, косуля услышала или учуяла волка на озере, вскочила и бросилась в сухие тростниковые заросли. На этот шум и помчался волк.
Косуля с трудом пробиралась через тростники только несколько десятков метров, а дальше легко помчалась по торной заячьей утоптанной тропе. Она перескочила на тропу кабанов и легко ушла от погони.
Волк скоро прекратил бесполезное преследование. Он долго лежал в снегу, тяжело переводя дыхание. Здесь, в Снежной книге, осталось много замерзших точек — капелек его слюны.
Немного дальше в Снежной книге оказался захватывающий рассказ о том, как на здоровенного кабана-секача напали пять волков. Бой был не на жизнь, а на смерть. Снег выбит до земли и окрашен кровью. Как бы вы думали, кто одержал верх? Конечно, кабан! Два волчьих трупа остались на месте, распоротые от груди до живота. Когда звери поспешно отступали в тростники, один волчий след из трех был окрашен кровью, а кабан как ни в чем не бывало пошел дальше своей дорогой. Мы прошли по его следу километр и нигде не обнаружили на снегу ни одной капли крови. Блестящая победа, видимо, ему ничего не стоила.
Шея и плечи кабана зимой защищены, как броней, «железным» слоем упругой соединительной ткани. Это защищает кабана от страшных ударов клыков соперника и спасает от волков. Конечно, хищники хватали кабана как раз за его бронированную шею и за это поплатились жизнью.
* * *
Снег в пустыне выпал, когда уже начиналась весна. Ураганный ветер и яркое солнце быстро сделали свое дело и снова всюду одни пески.
Летом тоже можно много узнать из жизни диких животных по «черной тропе», если быть внимательным следопытом. Но об этом придется рассказать в другой раз. А сейчас хочется еще раз пожелать читателям почаще бывать зимой в природе и самим научиться читать Снежную книгу.
