Курорт пропускает легочных больных летом и зимой. Боровое — одна из лучших здравниц нашей страны.
От границ Китая через степи и горы мчится река Или. Щебнистая полупустыня и пески подходят местами к самой воде. А там, где долина раздалась в стороны и река разбежалась протоками среди островов, над водой нависли ветви густых тугайных зарослей. Весной в них поют соловьи. Эти замечательные певцы здесь так же обычны, как где-нибудь на островах Волги.
Но летом пение птиц смолкает. Только изредка пискнет куличек, крикнет чайка — и снова мутные волны плещут в пустынных берегах.
Там, где берега отлоги, на них кое-где видны узкие тропы: они идут прямо в степь и теряются вдали. Это тропы газелей-джейранов или, как их зовут казахи, кара-куйрюков.
Вот далеко в степи показались желтые точки. Это друг за другом идут джейраны. Чем ближе к воде, тем они чаще останавливаются и пристально смотрят вперед. Уже несколько шагов отделяет их от воды. Последний раз они озираются кругом и, наконец, с жадностью пьют. То один, то другой поминутно поднимают головы, испуганно оглядываются.
Далеко на реке из-за поворота показалась лодка. Миг — и джейранов нет. Только легкое облачко пыли медленно оседает вдали.
Снова пустынно на берегу, монотонно шумят волны быстрой реки.
Стайка чернобрюхих рябков-бульдуруков с мелодичным криком опускается на песок. Птицы хорошо сливаются с прибрежным песком и почти незаметны, когда неподвижны. Всегда одни и те же отмели выбирают они для водопоя, хотя на берегах, казалось бы, тысячи таких же удобных мест. Пьют рябки много и напиваются надолго. Если убить рябка вскоре после водопоя, то из его зоба можно вылить почти стакан воды. За десятки километров прилетают рябки на водопой. А там в сухой, нагретой солнцем почве остались их гнезда — ямки в песке. Самки надолго покидают их, но горячее солнце за них «высиживает» яйца. На водопой рябки летают утром, всегда в одни и те же часы, когда температура почвы, примерно, равна теплоте их тела. Раньше им нельзя покидать гнезда, потому что яйца остынут, а позднее — перегреются.
Голые берега Или привлекают мало животных. Гораздо больше жизни там, где от реки отделяются протоки и старые высохшие русла, заросшие тростником и кустарниками. С треском и сопением ломятся по ним кабаны, шлепая по воде и грязи. Всю ночь они хозяйничают в тростниках, а на день устраивают себе лежки где-нибудь в глухом месте, заросшем тростником или кустами. Они весь день отдыхают спокойно: треск под ногами вовремя выдаст всякого, кто вздумает приблизиться к ним.
Едва солнце скроется за тростниками, как караульщики проса и бахчей садятся в засаду. Если допустить кабанов похозяйничать на посевах одну ночь, то убирать осенью будет нечего.
Сумерки быстро переходят в темноту. Едва уловимые шорохи говорят о начале таинственной ночной жизни в тростниках. Бесшумно пробираются в зарослях дикие коты. В тугаях заревели самцы диких козлов. Свистя крыльями, проносятся в темноте стайки уток, раздается уханье выпи и неприятное карканье серых и белых цапель.
Но вот показалась луна и сразу сделалось светлее…
Далеко в тростниковых зарослях послышалось бульканье и шлепанье.
Кабаны!
Шаги по грязи все ближе. Слышно сопенье и чавканье. Из тростников показалось целое стадо кабанов.
Шорох и чавканье уже среди проса.
Внезапно темноту ночи пронзает сноп огня, и гремит выстрел…
Треск и шум замирают вдали: на сегодня посев сохранен, но… только на сегодня.
Невдалеке от берегов Или растут саксаульные леса. В них нет тени и прохлады, как в обычных лесах. Солнечные лучи жгут здесь не менее, чем на открытом месте. А в жару в них особенно душно. У саксаула нет хвои и листьев. Фантастической формы стволы и сучья напоминают заколдованные сказочные леса. Мрачными грудами лежат мертвые стволы, а живые деревья стоят, простирая во все стороны голые ветви, как бы скрюченные судорогами.
Примерно в ста семидесяти километрах от Алма-Аты, вверх по правому берегу реки Или, есть интересное место. Старое русло реки подмыло берег правильным полукругом километра на два. Высокий яр обрывается в этом месте совершенно отвесно. И вот если перебраться на противоположный отлогий берег, повернуться лицом к обрывистому берегу и сказать громко какое-нибудь слово, то раздастся удивительно сильное эхо. Оно звучит даже громче, чем источник звука. Это усиленное эхо вызывается правильной формой точного полукруга высокого обрывистого берега, от которого звук отражается с большой силой.
Километрах в восьми от этого места в Чулакских горах Джунгарского Ала-Тау есть глубокие ущелья Кызылауз, Тайгак и другие. Они выходят в долину узкими коридорами. Все ущелья являются своеобразными альбомами наскальных рисунков древних художников, которые жили здесь до нас за многие сотни и даже тысячи лет.
На десятки километров по долине реки Или видны две черные горы Большой и Малый Калканы. Между этими отрогами Джунгарского Ала-Тау есть «поющая» гора из сыпучего песка, спрессованного ветрами. Осыпающийся песок издает громкий звук, вернее, рев необычайной силы.
Река Или впадает в Балхаш множеством протоков, берега которых покрыты тростником. Заросли его в устье реки — это джунгли Казахстана. Они вдвое, втрое выше человеческого роста — почти как бамбук в тропической Индии. Даже страшные хищники джунглей — тигры совсем недавно водились здесь. Не прошло и двух десятков лет с тех пор, как раскатистый рев владыки тростниковых зарослей заставлял испуганно озираться одиноких путников и пастухов. Их лошади тряслись, мгновенно покрывались потом и беспомощно топтались на месте. Но проходят год за годом и скоро о тиграх Балхаша забудут, как забыли о тиграх в горах около Талгара и Алма-Аты, хотя последний из них был убит всего в тысяча девятьсот шестнадцатом году.
Устье реки Или — одно из самых укромных мест Казахстана. Река десятками протоков пробивается по тростниковым зарослям. Когда плывешь в лодке по этим бесконечным коридорам, то не видишь ничего кругом, кроме тростников, во много раз превышающих человеческий рост. Но с самолета вся величественная картина дельты Или видна, как на ладони. С каждым столетием протоки перемещаются с юга на север, доходят до определенного пункта и снова начинают перемещаться обратно — с севера на юг. Тысячелетиями измеряется этот замечательный ритм.
Каких только птиц нет на прибрежных песках и заливах в устье реки Или!
Серые и белые цапли понуро стоят на одной ноге у берега. Тут же бродит белая колпица с носом в виде лопаты.
Впереди, как белые глыбы льда, белеют огромные пеликаны. Они сидят тесной кучкой и ловят рыбу в узком проливчике, где вода переливается из одного протока в другой.
Целые стада утят плавают вдоль берегов. Два, три и больше выводков плавают одним общим табунком. Некоторые нырковые утки иногда даже выводят птенцов коллективно. Одна утка начинает нести яйца где-нибудь в заломе камыша, а рядом с гнездом начинает нестись вторая, третья, и в результате несколько уток сидят рядышком.
С громкими криками летают над плесами чайки и крачки.
А вот и лебеди! Далеко видны крупные белоснежные птицы на фоне воды и зелени. Они плывут вдоль кромки камыша, а за ними движутся пять пушистых серых комочков. Это — лебедята. Вдруг лебеди исчезли: они свернули в узкий проливчик. Туда не пройдет лодка, а до дна не достанут и несколько весел, поставленных друг на друга. Лебеди в тростниковых дебрях спокойно выводят своих птенцов.
Устье Или — это царство фазанов. Рано утром яркие петухи громко кричат в тростниках. Крикнет один, ему ответит другой, и по всем зарослям фазаны заявляют, что они здесь, рядом с вами.
Неопытный охотник сейчас же начинает подкрадываться на ближайший крик. Но фазан не взлетает. Он только что кричал здесь, совсем рядом, даже еще ближе, но его уже нет. Низко пригнувшись, фазан убежал в заросли при первом шуме шагов охотника. Так можно проходить все утро. Кругом будет кричать множество фазанов, но ни один не взлетит, предпочитая бегство полету. Только в самом крайнем случае можно заставить взлететь эту одну из самых ярко окрашенных диких куриных птиц. Тростники хорошо скрывают фазанов, треском и шорохом предупреждая их о приближении врага.
Но когда из низких зимних туч посыплется пухлый снег, для фазанов наступает «узкое» место в жизни. Куда бы фазан ни побежал, за ним всюду тянется по снегу предательская ниточка следов. Они выдают его с головой. В рыхлом, пухлом снегу фазан беспомощен. Килограммовый вес топит его на каждом шагу, фазан быстро выбивается из сил. По свежему снегу его легко загнать и поймать руками. Взлетев несколько раз, фазан так утомляется, что уже не в силах подняться в воздух. Однако морозы фазаны переносят хорошо и никто еще не видел этих птиц с отмороженными ногами, несмотря на то, что они круглый год ходят «босиком»: их голые лапы не имеют никакого оперения.
Богат и разнообразен животный мир долины реки Или и в особенности там, где река Или впадает в Балхаш. Но почему бы ему не быть еще богаче?
И вот, в тот год, когда на Балхаше был убит последний тигр, в тростниках появились люди, которые привезли с собой ящики-клетки. Они выпустили в озера огромных водяных крыс — ондатр. Зверьки нырнули в воду и для них началась жизнь на новой родине.
С тех пор прошло немного лет, но ондатры так быстро размножились, что теперь их насчитывают миллионами. Половину доходов от всех заготовок пушнины в Казахстане дает ондатра из Балхашского ондатрового хозяйства в низовьях реки Или.
Аральский осетр, лещ и некоторые другие ценные рыбы сделались илийскими, балхашскими. Все это — примеры переделки фауны Казахстана и обогащения ее новыми ценными животными.
Населенные пункты расположены по краям Илийской долины, далеко от воды. Только поселок Илийск пока самое оживленное место на реке. Он стоит на берегу, там, где долина наиболее сужена. Пристань, железнодорожный и автомобильный мосты, станция, лесопильный и рыбный заводы создают в Илийске постоянное оживление. Но Илийск не имеет будущего. Ему нельзя расти, как другим населенным пунктам в Советском Союзе. Ниже его, в Капчагайском ущелье, где стремительно несется зажатая в скалах река Или, уже ведутся буровые работы по изучению дна и берегов реки. Здесь воздвигнут мощную плотину с гидростанцией на левом берегу. Образуется Илийское водохранилище, и там, где сейчас Илийск, будет дно «моря». Объем его будет около двадцати девяти миллиардов кубических метров, а разольется оно вверх по Или на сто семьдесят пять километров. Ширина в некоторых местах достигнет двадцати трех километров. Такое емкое водохранилище в два раза превысит средний годовой сток реки в створе плотины и позволит задерживать воду паводков, которую можно будет расходовать в маловодные периоды.
Четыре мощных гидроагрегата Капчагайской ГЭС снабдят энергией промышленность Алма-Аты, железную дорогу и сельское хозяйство. Значительно улучшится судоходство в верхнем участке Или, где на трехстах шестидесяти километрах трассы сейчас семьдесят перекатов. После постройки плотины глубина на судовой трассе будет достигать сорока метров. Создание водохранилища позволит оросить около одного миллиона двухсот пятидесяти тысяч гектаров земель, пригодных для земледелия. Кроме того, в заболоченной дельте Или можно будет использовать до трехсот тысяч гектаров плодородных земель.
А пока вокруг Илийска грохочут тракторы и до горизонта уходит целина, поднятая даже на… солончаках! Кажется полной бессмыслицей пахать землю, на которой даже выносливая пустынная растительность держится только пятнами. Зачем же это делается?
Но агроном МТС объясняет нам, показывая на какие-то чудовищные плуги:
— Вот эти машины роют у нас арыки в рост человека со скоростью пять километров в час. Мощные тракторы тащат их по целине и за ними остаются готовые арыки, сделанные сразу по всем правилам, с откосами и насыпями. По ним мы пустим воду, вымоем соль из почвы, и будем получать прекрасные урожаи!
И в самом деле — тут же рядом видны густые, как заросли тростника, поля кукурузы на бывших засоленных землях. Невольно улыбаешься — как мало, оказывается, мы знаем, думая, что целину поднимают только на севере Казахстана.
Огромные целинные просторы левобережья Или известны были с незапамятных времен только как сезонные выпасы — урочище «Карой». Когда летнее солнце выжигает на них растительность, то эти земли мало отличаются от пустыни. А теперь здесь до горизонта протянулась вспаханная земля двух новых зерносовхозов — Илийского и Каскеленского, организованных на вековой целине. На берегах же речки Куртинки заканчивается строительство мощной плотины. Это — Куртстрой. Здесь будет большое водохранилище, гидроэлектростанция, а кругом на поливных землях скоро зазеленеют посевы и зацветут вишневые сады.
Построена плотина на речке Талгарке, ниже Балтабая; скоро и другие речки, впадающие в Или, перегородят крепкие плотины.
Стремительно несутся волны Или, качая лодки рыболовецких артелей. День и ночь буксирные пароходы тащат баржи с товарами в Китай и обратно. Легко, словно играя, их обгоняют быстроходные катера. А по ночам на речных перекатах ярко горят огни бакенов. Река день и ночь живет кипучей жизнью, хотя и протекает пока в пустынных берегах.
Путешествие вниз по Или на лодке дает много интересного и полезного в сочетании со здоровым отдыхом — купаньем на песчаных пляжах, рыбалкой и охотой.
АЛЬПИЙСКИЕ ЛУГА
Снеговые вершины Заилийското хребта нависли над самой столицей Казахстана. В летний полдень очертания гор заволакивает туманная дымка и над ней белеют вечные снега, смешиваясь с облаками. Иногда даже трудно отличить, где облако, а где горная вершина. На высоте двух тысяч метров сверкают синие высокогорные озера. Веет прохладой от шумных речек, в пене и брызгах сбегающих в долины среди сизо-зеленых тяньшанских елей, диких яблонь и абрикосов. Высоко в горах природа исключительно богата и разнообразна. Низкие кусты высокогорной арчи поднимаются под самые облака и зеленеют там рядом со снегом. Зелеными потоками они спускаются вниз и глубоко вклиниваются в ельники. В арчовниках гнездится много интересных птиц. Например, крупный арчовый дубонос с желтой грудью и черным брюхом. Зимой он спускается ниже и кормится семенами шиповника по южным склонам.
Здесь же, высоко в горах, живет красногорлый красавец-соловей.
Но что может быть замечательнее крошечной расписной синицы? Она совершенно необычного цвета — с фиолетовой окраской оперения. Так не окрашена ни одна из птичек. Но на фоне арчовых зарослей окраска хорошо скрывает птичку. Зимой эти птички спускаются на нижние склоны гор и даже встречаются в садах Алма-Аты. Расписная синица всегда дает о себе знать, когда пробираешься по кустарникам или арче. Тонкий синичий писк сейчас же раздается совсем рядом, и маленькая птичка выныривает из арчовой чащи на сухую веточку или вершинку. Она осматривает вас всего несколько мгновений и снова ныряет в заросли. Вот и все. Больше вы ее не увидите. Но она достаточно насмотрелась на вас. Расписная синица ведь не может знать, что натуралисты почти ничего не знают об ее образе жизни. Известно только ее название — и это почти все.
Но что случилось вдруг с расписной синицей? Она опять появилась на вершинах арчи и с тревожным писком перепархивает по ним. Несомненно, она кого-то преследует в зарослях. Неужели лисица или барсук забрались сюда, на такую огромную высоту — около двух тысяч пятисот метров над уровнем моря?
На всякий случай надо присесть за кустом и последить.
И тотчас же вы невольно пригибаетесь совсем низко, стараясь сделаться незаметным, — недалеко из зарослей арчовника вышел барс. Его-то и преследовала расписная синица.
Вот зверь мягко вспрыгнул на плоский камень и потянулся, зевая и жмурясь. Он выпустил когти, совсем как огромная серая кошка с черными пятнами на шкуре и длинным хвостом в поперечных черных полосах.
В бинокль хорошо видно, что это самка: на животе барса соски. Значит, где-то в зарослях арчовника у нее логово с барсятами.
Расписные синицы уже давно затихли и нырнули в заросли, а зверь все еще сидит на камне, облизываясь и приглаживаясь. Наконец, мягкий прыжок и он пошел вверх по склону. Длинный хвост при этом почти волочится сзади, только черный кончик его взмахивает из стороны в сторону при каждом шаге.
У самого перевала барс остановился и сразу сделался незаметным: настолько хорошо цвет его шкуры сливался с окраской камней.
Вскоре зверь перевалил через хребет и скрылся.
Выждав минут десять-пятнадцать, можно попытаться поискать барсят.
Найти их логово в арчовнике оказалось совсем нетрудно среди целого «кладбища» из костей взрослых и молодых горных козлов тау-теке. Однако найти самих барсят в густых зарослях было невозможно. Они спрятались в арче не хуже расписных синиц. Треск сухих ветвей под ногами вовремя предупредил барсят об опасности, и они разбежались из логова. Только хорошая собака могла бы их отыскать.
А в это время их мать уже далеко по ту сторону горы то исчезает среди камней, то снова появляется уже дальше.
Интересно следить издалека за барсом в бинокль, когда он идет к своей засаде по другой стороне ущелья. Ведь ему нужно притаиться в таком месте, где горные козлы будут проходить совсем рядом, в двух-трех прыжках, не более. И барс безошибочно определяет это место. Возвращаясь с выпасов на отдых, горные козлы пройдут именно там, где барс распластался на камне, совсем не прячась за него, как мы с вами. Едва зверь лег, как найти его сделалось невозможно даже в самый лучший бинокль. Хорошо, что удалось увидеть прыжок барса на камень и заметить это место.
Теперь надо вооружиться терпением. Ждать придется, возможно, и долго, но стоит подождать, чтобы посмотреть охоту барса. Такой случай бывает раз в жизни даже у опытных натуралистов.
Медленно тянется время. Солнце поднимается все выше. Уже позднее утро, но козлов все нет и нет.
Альпийские красноносые галки кружатся над вершинами гор. Где-то в ущелье пересвистываются горные индейки-улары. Далеко внизу шумит речка.
Ожидание становится все, томительнее, а мысль о том, что козлы могут совсем не придти, не придает бодрости. Облака, как туман, то вдруг окутывают вершины гор и скрывают все, что находится дальше десяти шагов, то внезапно уползают куда-то, и вершины снова сверкают снегами. Чудесная панорама горных вершин и глубоких ущелий незабываемо красива. Кажется, что здесь нет и не может быть никаких животных — одни камни и снег.
И вдруг — далекий стук покатившегося камешка. Напротив, через ущелье, совсем не там, где предполагалось, идет самка горного козла, а за ней весело бежит козленок. В бинокль хорошо видно, как настороженно торчат уши у козы. Иногда она останавливается и нюхает воздух, но шаг за шагом, все приближается к затаившемуся зверю. Вот уже совсем близко. Но коза не обращает внимания на неподвижный выступ на плоском камне. Запах, видимо, относит ветерком в сторону. Еще несколько шагов, и коза поравнялась с предательским камнем. Это были ее последние шаги в жизни.
Барс прыгнул так быстро, что невозможно было проследить за его движением: миг — и на камне уже нет уступа, а коза катится по склону, с-битая с ног зверем. Вот она задержалась среди камней, и видно только, как слабо дергаются ее задние ноги. Барс уже вырывает целые куски мяса…
А где же козленок? Его как ветром сдуло. Конечно, он уже мчится где-нибудь по ту сторону горы.
Долго пировала хищница; казалось, она совсем забыла о своих барсятах. Но вдруг она распласталась среди камней, около туши растерзанной козы — и сразу исчезла из поля зрения бинокля. В чем же дело? Может быть, около трупа уже нет никого и барс тащит теперь мясо своим барсятам где-то среди камней?
Но разгадка оказалась несложной: с камня на камень вниз спускался козленок. Со скрипучим писком он возвращался туда, где оставил мать.
Через несколько минут его трупик уже волочился по камням. Именно его-то хищница потащила своим барсятам. Хорошо, что мы ушли от ее логова. Встреча была бы мало интересной.
Снова кругом только скалы и каменистые россыпи, среди которых лежат окровавленные остатки козы.
Но вот опять где-то далеко покатился камешек. Еще один и еще… Это снова идет горный козел, а может быть и целое стадо. Уже ближе покатился камешек. И вдруг из-за скалы на противоположном склоне вышли пять бородатых рогачей и остановились на перевале. Взрослые козлы все лето живут отдельными стадами.
Они долго стоят неподвижно и настороженно смотрят вниз. Малейшая опасность, замеченная одним из козлов, — и его резкий, почти птичий свист, обратит всех в бегство.
Но кругом тишина. За горой, откуда пришли козлы, всюду по солнцепеку растет жесткий горный злак типец. Козлы паслись там все утро. Когда же солнце поднялось уже высоко, они двинулись вверх, к самым вершинам, пуская вниз звонкие камешки. А там вверху, где-нибудь под навесом утеса, в тени, они расчистят передними ногами от мелких камней небольшие кружочки и улягутся на весь день. Цвет камней и козлиных шкур одинаков и делает их незаметными. Козлы лежат неподвижно, и только челюсти непрерывно работают, пережевывая жвачку.
* * *
Солнце еще только начинает обогревать снежную вершину. Пройдет не менее получаса, пока его теплые лучи доберутся до холодного камня, мокрого от росы, на котором так долго пришлось сидеть в эти самые прохладные часы суток. Но терпение — залог успеха во многих делах, и в особенности при наблюдении за дикими животными. Как раз сюда, к этому камню, прилетели вчера горные индейки-улары во время восхода солнца. Значит, они могут и сегодня с минуты на минуту прилететь сюда. Ради этого можно и померзнуть.
Улары прилетят обязательно всем выводком. У этих птиц самец тоже принимает участие в выращивании птенцов и так же, как самка, имеет «наседное пятно» без перьев на животе, чтобы лучше высиживать яйца.
Время идет. Наконец, теплые солнечные лучи начали приятно ласкать лицо и руки. Сразу стало тепло. Ждать теперь не так трудно.
Крошечная птичка с полным клювом мух появилась на кусте арчи и, несколько раз пискнув, слетела в траву к основанию куста. Тонкий нестройный писк нескольких голосов сразу же возвестило о том, что там происходит утренний завтрак ее птенчиков. Это — пеночка-зорничка, с чуть заметными поперечными светлыми полосками на крылышках, самая маленькая из наших птичек. Она живет высоко в горах. Даже горная бабочка «Апполон» в полете кажется крупнее пеночки.
Вдруг мелодичный свист проносится по ущелью — это летят улары. Наконец-то!
Семь крупных серых птиц куриного склада планирующим полетом несутся вниз с большой каменистой россыпи, где они провели ночь. Белые полосы на крыльях хорошо заметны издали. Однако сразу видно, что утренний завтрак уларов будет сегодня не здесь… Да это теперь и понятно: с той россыпи, откуда они слетели, оказывается, прекрасно был виден камень с торчащей на нем фигурой человека.
Перелетев через ущелье, улары сели у самых верхних елок. До них не менее полкилометра, но хорошо видно, как они бродят по невысокой альпийской травке. В бинокль легко можно разобрать, как они поспешно ловят кого-то то справа от себя, то слева, или сделав два-три поспешных шага вперед.
Около часа кормились улары и постепенно ушли за елки, скрывшись с глаз. Чем же они там кормились? Это надо обязательно узнать!
Через полчаса, вытирая с лица пот, мы вскарабкались на крутой склон, где были улары. Вот и лужайка!
Оказывается, здесь, на утреннем солнцепеке, скопилось множество кобылок. Вот кого хватали улары! Об этом можно было догадаться и не залезая на такую кручу. Но где же сами птицы?
Они скрылись внизу за елками.
Однако под первыми елями никого нет. Посмотрим ниже.
Вдруг резкий крик, хлопанье крыльев, и из-под крайней ели в десяти шагах поднимаются улары. Эффектный взлет — и птицы, опустив свои полукруглые крылья, несутся, планируя, к россыпи, где они провели ночь. После них в воздухе осталось облако пыли: улары купались в сухой земле под елкой.
Но что это? Вслед за ними, полусложив крылья, откуда-то сверху стремительно понесся крупный сокол. Он был выше уларов и, «пикируя», развил значительно большую скорость.
Улары с разлету сунулись в камни россыпи и спрятались в них. Но одна птица отстала на несколько взмахов крыльев, и это оказалось для нее роковым.
Сокол ударил ее, пустив по ветерку облачко перьев своей жертвы. Улар перевернулся и начал падать на дно ущелья. Сокол развернулся, ударил вторично, схватил улара лапами и стал опускаться с ним вниз, скрывшись за поворотом горы.
Все это произошло за каких-нибудь два десятка секунд, но запомнилось на всю жизнь.
* * *
В стороне, по склону горы, чернеет среди альпийского луга полоска вспаханной земли. Кому же пришло в голову пахать на такой огромной высоте?
Это стадо диких кабанов выходило из ельников и в поисках корней разрыхлило почву среди зарослей герани.
Зиму кабаны проводят внизу, в ельниках, на склонах и солнцепеках. Летом заходят на альпийские луга, выше границ леса. Рытвища кабанов нередки летом и в арчовниках. Полосатые поросята появляются на свет среди скал и осыпей. Долго собирает самка сухую траву на солнцепеках и устраивает где-нибудь в расщелинах логово для своего потомства. Странно видеть этих жителей болотных и тростниковых зарослей среди скал, высоко в горах.
В альпийской зоне, на высоте двух тысяч метров сверкают синие высокогорные озера. Сюда редко залетают водяные птицы — тут нет рыбы.
На прибрежных камнях озера мелькнула мышка. С разбегу она вдруг сама бросилась в воду и, как камень, пошла ко дну… Не подумайте, что она покончила жизнь самоубийством! И это совсем не мышка — это водяная землеройка, или кутора.
Она прекрасно ныряет и плавает, ест водяных насекомых, лягушек, мелкую рыбешку, икру. На ее лапках жесткая шерстка образует длинные плавательные плоскости, которыми она гребет, как веслами.
Кугоры истребляют множество лягушек. Стремительно кидается кутора на свою жертву и впивается ей в затылок. В воде крупная, сильная лягушка тащит на себе «всадника», пока он ее не загрызет. На земле лягушка бежит от куторы с жалобным писком и стоном. Но едва кутора настигнет лягушку и только прикоснется к ней — с лягушкой делается столбняк: она мгновенно вытягивается, как мертвая, закрывает голову передними лапами и позволяет терзать себя, как угодно. Но если в этот миг что-либо отвлечет кутору и она на минуту оставит лягушку, та мигом вскакивает и удирает со всех ног.
Прожорливость маленькой куторы удивительна: за ночь она может съесть до семи лягушек.
Украшением высокогорных озер являются красные утки или атайки.
С первыми лучами солнца их крики несутся со скалистых уступов над тихой гладью воды. Это одна из красивейших уток. Медленное движение крыльев при полете и одинаковая окраска самца и самки приближают красных уток к гусям.
Но самое замечательное у этих уток — способность гнездиться высоко на скалах, далеко от воды. Раньше думали, что родители в клюве или в лапках перетаскивают отсюда на воду вылупившихся утят. Но, оказывается, утята сами отправляются в длинный и опасный путь. Прямо из гнезда пуховый птенец бросается вниз со скалы. Растопырив перепончатые лапы и отчаянно махая будущими крыльями, пуховым шариком птенец падает на камни. Он подпрыгивает подобно мячику и как ни в чем не бывало бежит дальше. Так он падает с уступа на уступ, бежит, снова падает и, наконец, добирается до воды. Ему ничего не делается от ударов о камни: так упруг его густой пух и легко тельце.
Интересно, что красные утки легче других уток привыкают к неволе и человеку.
* * *
На альпийских лугах и ниже, в ельниках, можно встретить самых крупных из наших оленей — маралов.
Старые самцы все лето проводят у самых снегов, спасаясь там от докучливых насекомых. Самки с телятами ходят тоже поодиночке и только изредка собираются по нескольку голов. Слабые, еще беспомощные телята весь день лежат где-нибудь в укрытии. Пятнистая шкурка хорошо скрывает их среди альпийских цветов и солнечных бликов. Здесь, высоко в горах, у маралов почти нет врагов.
За лето у самцов отрастают и костенеют ветвистые рога — их грозное оружие, впрочем, друг против друга. Громкий стук рогов далеко разносится по горам, когда два рогача яростно дерутся из-за скромных маралух.
Когда глубокие снега осенью, как белой шапкой, накроют вершины гор, маралы собираются табунами и пасутся по южным склонам гор, где нет снега. Ветви кустарников и сухая трава среди камней служат им кормом.
Ранним июльским утром, когда солнечные лучи еще только начали освещать вершины гор, тревожно закричали сурки. Они вскакивали на камни, вставали колышком и тревожно кричали, взмахивая хвостами. Из зарослей арчовника вышел медведь. Он шел вверх, в гору, мимо сурков, казалось, не замечая их.
Неистово крича, толстые зверьки с удивительным проворством ныряли в норы под камни. Но вот один сурок побежал по зеленой траве и скрылся в нору на середине лужайки. Поблизости не было ни одного камня.
Медведя как будто кто-то хлестнул бичом: он с места в карьер рванулся к этой норе, забавно подбрасывая куцый зад. Исподлобья, оказывается, он внимательно следил за сурками.
Воткнув по уши голову в нору, медведь долго нюхал и вдруг начал разрывать землю. Но делал он это не так, как собака, а по-своему, по-медвежьи. Зверь засунул переднюю лапу по самое плечо в нору и рванул вверх, выворотив сразу всю землю над норой и обнажив ее ход на целый метр. Понюхав, медведь снова засунул лапу и рванул вверх. Нора была не глубокая, но длинная (как потом оказалось, около двенадцати метров). Сурок нигде, видимо, не мог углубить свою нору, натыкаясь внизу на сплошные камни, — и это привело его к гибели. Метр за метром медведь разрывал нору, «вспахав» уже больше половины лужайки. Видно было, что нетерпение хищника нарастает. С каждым новым рывком он начинал глухо реветь. Рванет, понюхает — и ухнет басом. Опять рванет — и опять ухнет. Сурок теперь, конечно, уже где-то близко. Наконец, после очередного рывка правой лапой, медведь поспешно сунул в нору левую. Раздался захлебывающийся крик сурка — и все стихло. Медведь тут же на месте съел его и пошел к речке пить.
