Зимой в сорокаградусные морозы Селевин завозил из Караганды бензин, продовольствие и запасные части для машин в один из карагандинских совхозов «Ор-тау». К югу от совхоза простирается пустыня Бетпак-Дала. В совхозе Селевин организовал базу. Летом сюда приедет экспедиция.
      Незаметно прошла зима…
      В середине июля участники экспедиции собрались на станции Туркестан. Одновременно с ними на платформе прибыла и машина. Больше недели ожидали машину киностудии с оператором и специальным корреспондентом «Известий» поэтом Эль-Регистаном. Около Сыр-Дарьи они должны были производить киносъемку.
      Не дождавшись, составили точный маршрут своего следования, и ненастным июльским утром экспедиция Селевина выехала из города Туркестана к Сузаку.
      В полдень хлынул ливень. Путешественники закрывались брезентами, но это плохо помогало, и все промокли насквозь.
      Наконец, колхоз Сузак. Радостная встреча с Даукеном…
      Тихо сгустились июльские сумерки. Появились первые звездочки. В воздухе запахло парным молоком. Где-то на окраинах подняли лай собаки.
      Ужинали на открытом воздухе. Много говорили о предстоящем путешествии. Не заметили, как надвинулась ночь.
      На этот раз было намечено пересечь Бетпак-Далу по двум направлениям.
      Решили ехать, пользуясь неопубликованной картой геолога исследователя пустыни Дмитрия Ивановича Яковлева, а там, где на карте белое пятно, искать путь самим.
      От знакомой дороги поехали к северо-западу, разыскивая начало древнего Тасбулакского караванного пути, пересекающего пустыню.
      Стали встречаться метровые вздутия почвы с лужами воды на вершинах. Эти вздутия образовались от того, что под землей в Бетпак-Дале простирается огромная впадина, заполненная водой, с наклоном в сторону реки Чу. Этот огромный артезианский бассейн питается водой с гор Кандык-Тау, окружающих низовья реки Чу, с Киргизского хребта и Кара-Тау. От напора подземных вод вздувается поверхность.
      По просьбе почвоведа экспедиции профессора Мухли, сделали здесь остановку, чтобы изучить строение почвенных ям и взять образцы почв.
      В одном месте нашли участок, где почва колебалась под ногами, а в другом месте она была совсем жидкой, как сметана. Здесь вздутия только начинали образовываться.
      Пучки тростника, крепко связанные, уходили вглубь на пять метров и не достигали дна топи.
      Даукен обнаружил торчащую из грязи заднюю ногу сайгака. Животное утонуло. На ногу забросили веревочную петлю, но вытащить не могли.
      — Около Камкалы-куля и Пра-чу я несколько раз находил джейранов в таких «колодцах», — сказал Даукен.
      Найти старинную Тасбулакскую караванную дорогу оказалось гораздо труднее, чем предполагали. Места, по которым ехали теперь, на самой новой и подробной карте были обозначены по белому полю лаконической надписью: «Не исследовано». И вот тут-то раскрылись поразительные способности Даукена. Он безошибочно указывал направление, словно десятки раз проезжал здесь, а не ехал впервые, как и все. Даукен хорошо знал природу пустыни и поэтому ориентировался так же легко, как городской житель в родном городе. Селевин несколько раз проверял по компасу движение машины и каждый раз убеждался, что они едут точно на северо-запад, как и требовалось. Даукен угадывал направление с такой же точностью, как перелетные птицы…
      Ведя исследования, экспедиция с каждым днем углублялась в пустыню.
      Через несколько дней пути показались небольшие тропинки. Они привели к обширному солончаку.
      Даукен долго стоял в кузове машины, рассматривая в бинокль края солончаков.
      — Это Сор-Булак. Я никогда не был здесь, но отец и другие мергены рассказывали мне о нем. По ту сторону Сор-Булака должна проходить Тасбулакская караванная тропа.
      Через час машина действительно вышла на Тасбулакскую дорогу в сорок троп шириной: громадные табуны скота, перегоняемые раньше через пустыню, шли здесь во много рядов. Так столетиями выбивались глубокие тропы в десятки канавок, параллельно уходящие вдаль, до горизонта. Когда-то Тасбулакская дорога была основным транзитным путем из Сибири в Среднюю Азию, но около полувека назад ее совсем забросили. Поэтому тропы на ней почти сравнялись, а в понижениях совершенно исчезли.
      Чтобы не возить с собой лишнюю тяжесть, на приметном месте закопали бочку бензина на обратный путь.
      Дальше к северу стали появляться сопки, разрушенные ветрами и водой.
      Среди развалин древних могил оказался неглубокий колодец с прекрасной холодной водой. Его нанесли на карту, назвав Даукен-кудуком.
      Селевину и его товарищам часто вспоминался арсеньевский охотник Дерсу-Узала. Как много общего между ним и Даукеном! Те же прекрасные качества человека и товарища. Такое же исключительное знание жизни диких животных и уменье приспосабливаться к тяжелой, сложной обстановке. Знакомясь все ближе с опытным мергеном пустыни, Селевин и его товарищи многому научились у него. Одна черта Даукена была особенно привлекательна: он неудержимо тянулся к знаниям, к науке. Теперь он уже не верил больше в чертей.
      В прошлом году экспедиция стала на ночлег в мрачных сопках. У небольшого колодца среди кустов и травы было много комаров, и Даукен ушел спать в сторону от лагеря. Он расположился на вершине полуразрушенного мавзолея.
      Ночью он прибежал в лагерь, испуганно оглядываясь, и торопливо улегся между спящими.
      — Даукен, что это ты убежал со своего ночлега? — спросил его Селевин.
      — Меня давила ведьма с медными руками, Селебе…
      Как далек теперь Даукен от подобных суеверий.
      Экспедиция пересекла Сары-Арка и в совхозе «Ортау» пополнила свои запасы. Затем поехали обратно. Природа Казахского нагорья гораздо богаче пустынной. Местами встречаются сопки и даже одинокие гранитные скалы, покрытые разноцветными лишайниками. По трещинам скал и обрывов лепится можжевельник или арча. Граниты выветрены и имеют причудливые очертания в форме пиков, башенок и столбов. Издали они производят впечатление гигантских полуразрушенных замков.
      Сары-Арка похожа на северо-казахстанские степи и даже лесостепи. Множество злаков и серебристый ковыль придают им это сходство. Вдоль ручьев, пересекающих дикие каменные громады, узкими ленточками сбегают полоски низкорослых березово-осиновых лесочков.
      Мир животных нагорья тоже иной, хотя сюда доходит знойное дыхание пустыни. В тальниках скрывается белая куропатка — жительница северных мест. В рощицах обитает заяц-беляк, такой же северянин, как и белая куропатка.
      С громким карканьем кружатся над головой сибирские серые вороны.
      Горные группы Сары-Арка с вершинами до тысячи метров высотой — это природные оазисы. Родники, обилие осадков и прохладное лето дают богатые урожаи трав. Раньше на этих привольных летних пастбищах были летовки чуйских казахов, которые дважды в год совершали тысячеверстные переходы через Бетпак-Далу.
      В долинах под сенью гранитов нередко встречаются обширные кладбища древнейших обитателей Сары-Арка.
      В одном кургане члены экспедиции нашли хум или оссуарий — глиняный горшок, в котором был пепел покойника. Здесь же нашли осколки другого глиняного сосуда, довольно тонкой работы, с незамысловатым орнаментом. По сырой глине древний мастер-гончар выдавил пунктиром ломаную ленту в три ряда и провел две ровные линии. На другом сосуде был выведен более сложный орнамент.
      Владельцы этих предметов жили в первом тысячелетии до нашей эры.
      Чем дальше двигалась экспедиция, тем однообразнее и суровее становилась природа. Появились блеклые полукустарники, предвестники пустыни, и вскоре экспедицию окружили знакомые картины.
      У родника был устроен лагерь, и ученые занялись изучением ближайших окрестностей.
      Борис все время охотно помогал профессору Мухле копать почвенные ямы.
      Они для студента-зоолога каждое утро давали богатую добычу: в ямы попадали по ночам змеи, мелкие грызуны, ежи и разные насекомые.
      Селевин с Даукеном поехали на машине за бочкой с бензином, которая была закопана на Тасбулакской караванной тропе теперь уже недалеко от лагеря.
      Вечером пересекли соленую речку и подъехали к горе Байгара с крутыми почерневшими склонами. Даукен пошел осматривать их. В сумерках глухое эхо разнесло несколько выстрелов, быстро следовавших один за другим.
      Возвратившийся Даукен рассказал об удачной охоте.
      — Ну, Селебе, — закричал он еще издали, — утром поедем за архаром! Стрелял его по твоему заказу. — И Даукен рассказал с мельчайшими подробностями, как ему удалось подкрасться к осторожному животному.
 
      Рано утром машина подошла к убитому архару. Пока Даукен и шофер снимали шкуру и разделывали тушу, Селевин пошел побродить по невысоким горам. За первым же перевалом он наткнулся на несколько пар огромных рогов архаров вместе со старыми черепами. Животные погибли давно.
      Бочка оказалась на месте. Но было видно, что кто-то осматривал ее, хотя она была по-прежнему тщательно закрыта кустарником. Даукен пристально осмотрел землю.
      — Селебе, здесь два дня тому назад были люди!
      Он указал, откуда они пришли, где стояли и куда ушли.
      — Было три верховых и один вьючный верблюд. Это мог быть только мерген Рамазан (Даукен нашел пистон).
      К вечеру благополучно доставили бензин в лагерь и утром поехали дальше.
      Через несколько дней пути в вечерние сумерки экспедиция прибыла в Чолак-эспе. Здесь стоял небольшой домик, единственный во всей пустыне. Он был построен еще царским переселенческим управлением. Тогда же была заложена артезианская буровая скважина. На большой глубине бур обнаружил прекрасную пресную воду. Ее вывели по железной трубе наружу и струя била фонтаном в семь с половиной метров высоты. Но со временем труба засорилась, и вода из нее теперь только сочилась тонкой струйкой.
      Раньше вода привлекала сюда много казахов-бедняков. Когда скважина била, от нее стекала целая речка и они поливали этой водой посевы.
      Потом в избушке поместился кочевой кооператив.
      После тысяча девятьсот тридцать второго года население осело на Чу, а здесь воцарилось безмолвие. Лишь изредка браконьеры из Самен-кума или Сузака заглядывали сюда, охотясь на запрещенную сайгу зимой и на джейранов летом.
      Впервые за все годы путешествий по пустыне ночевать устроились не в палатках, а под настоящей крышей.
      Экспедиция поехала по направлению к Чу. Кряхтя и постукивая, «уставшая» за долгий путь полуторка все же быстро понеслась вперед.
      Пересекли тонкий соленый ручей около небольшой горки. Даукен на ходу наклонился за борт машины и старался что-то рассмотреть. Кругом было много следов. Звери пустыни имеют обыкновение ночью следовать караванными тропами. Даукен показал след волка. Тут же виднелись следы сайгаков, которые, вероятно, переселялись весной из негостеприимной пустыни в плодородную область Арка. Засохшая грязь сохранила местами овальные отпечатки их копытцев. Много было свежих следов джейранов. С ними перемешались оттиски птичьих лапок и еще какие то следы, большие и широкие.
      Когда машина остановилась на несколько минут, Даукен слез и снова осмотрел землю. После внимательного осмотра он показал на крупные следы и заявил:
      — Селебе, здесь были люди. Их след начался от соленого ручья. Шли они пешком, в шокаях втроем и все это было сегодня утром!
      Поехали дальше.
      Вскоре, приподнявшись в кузове машины, Даукен закричал:
      — Человек! Три человека!
      На горизонте едва обозначались фигуры трех пешеходов. Они замахали руками. Когда подъехали, увидели рыдающего старика, стоявшего на коленях. Оказалось, что три казаха из Сары-Арка решили пробраться через пустыню на новостройки в Киргизию. Один из них немного знал кочевые пути, но теперь забыл, где ближайший путь к Чу. Уже более месяца шли они по пустыне. Встреча с экспедицией была для них величайшей радостью. Их накормили, взяли с собой, чтобы довезти до Чу.
      В этот вечер наткнулись на несколько троп, которые слились в одну.
      — Надо ехать по тропе, — сказал Даукен, — она приведет к колодцу.
      Воды с собой оставалось мало, и ночевка около колодца была бы кстати. Решили ехать при свете фар. Только через двадцать километров тропа подошла к неглубокому колодцу с хорошей водой.
      Утром на восходе солнца всех поднял Даукен.
      — Смотрите, где мы ночуем! — воскликнул мерген, показывая рукой на юг. На горизонте зеленели огромные тростниковые заросли. Это была река Чу.

      Русло реки заросло тростником. Долину покрывали труднопроходимые озера и тугаи. Это тормозило поиски брода для переправы.
      Ехали по высохшим днищам, огибали озера, пробивались через чащу тростников, вспугивая фазанов, пока не убедились, что через Чу немыслимо перебраться на машине.
      Утром Даукен и Селевин на самодельном плоту из снопов тростника переправились на другой берег. Там, в зарослях, они напали на след лошади. Тогда Даукен взобрался на джиду и увидел верхушки юрт. В синем небе расплывался дым костров. Это был аул.
      Казахи охотно взялись показать место, где возможна переправа на машине. Нужно было спуститься на полсотни километров вниз по Чу.
      На другой день экспедиция достигла этого места. Долина здесь была сужена. Вода в русле держалась только в дальних плесах. Перемычки между ними заросли тростником.
      Машина с трудом прорвалась через первое препятствие — солончак. Впереди поднялась высокая стена шестиметровых тростников. Она преградила путь машине. Пришлось мять и топтать тростник ногами и лопатами, прокладывая узкий коридор. Машина медленно и осторожно вошла в него.
      Но пухлая почва среди тростников не выдержала тяжести и машина погрузилась по самые оси. Подстилка из тростников не помогла.
      Мухля с интересом исследовал новую почву. С трудом вытаскивая ноги из грязи, он отошел в сторону и долго рассматривал в лупу щепотку земли. Когда он хотел шагнуть дальше, то не мог сдвинуться с места: его ноги засосало в грязь. Подергавшись на месте, профессор понял, что ему не выбраться.
      В это время все трудились около машины. Сделав еще раз попытку вытащить ноги, почвовед негромко крикнул. Его никто не услышал.
      «Подожду, пока они вытащат машину» — решил он, но вдруг заметил, что медленно погружается. Вспомнилась торчащая нога сайги, погибшей в трясине, и профессор закричал во всю силу легких…
      Товарищи окружили его и с веселыми шутками вытащили. Потом долго со смехом вспоминали случай, как «буксовал» профессор.
      За полсуток прошли только километр. Пришлось разгрузить машину, и все вещи переносить к берегу на себе. К вечеру выехали, наконец, на ту сторону Чу.
      На переправе видели много свежих следов лисиц, барсуков и кабанов. Изредка попадались даже следы лесного животного — косули, а также диких длиннохвостых кошек, волков и мелких хищников.
      Утро приветливо встретило путников. Изумрудное, обрамленное тростниками длинное озеро, на берегу которого остановились, кипело жизнью, пока в синеве безоблачного неба не встало жгучее солнце. Носились чайки, вдоль берега суетливо перебегали стайки малюсеньких куличков-песочников. Время от времени показывались вереницы бакланов, пролетал со свистом выводок уток. Изредка появлялась вдали осторожная белая цапля — красавица южных озер. На воде можно было увидеть неуклюжего, грузного пеликана, стройных лебедей. В тростниках над водой скрипучей песнью заливались скрытые в них крошечные камышовки, серебристыми голосами звенели стайки усатых синиц.
      Но поднялось выше солнце — и все птицы стихли и попрятались в тень тростников.
      На Чу устроили дневку. Даукен готовил каурдак из сайги. Это было праздничным блюдом.
      Впервые за время путешествия выкупались.
      Под вечер Селевин, Даукен и Борис, взяв ружья, пошли побродить по берегу Чу.
      Визг кабана в тростниках привлек их внимание.
      — Что такое? Уж не в капкан ли попал кабан? — удивился Борис.
      Старый мерген улыбнулся:
      — Это чушка в больнице лечится!
      — В какой больнице? — удивился Селевин.
      — Пойдем, посмотрим, — предложил Даукен и осторожно пошел вперед.
      Когда небольшая стена тростника стала отделять животное от людей, они услышали, что кабан еще скрежещет зубами.
      Вдруг он громко ухнул. Затрещали тростники — и все стихло.
      — Нас учуял и убежал. Идем, посмотрим его больницу.
      На белом солнце видна была свежая лежка кабана.
      — Вот, — Даукен показал на лежку.
      — Что? — спросил Борис.
      — На грязи кровь. Чушку ранили или покусали до крови. Он прибежал на солонец и терся раной о соль: от соли рана быстро заживает. Как только он пошевелится, так и взвизгнет — соль-то жжет рану. Так он и лечится.
      Утром поехали по левому берегу Чу. Опять Даукен заметил следы машины. Оказалось, что это проехала экспедиция по борьбе с саранчой. Вечером ее догнали в ауле.
      Встретились с ними, как старые друзья, хотя все видели друг друга впервые. Энтомологи обследовали район Гуляевки, а теперь собирались проехать вдоль Чу до ее низовья и выехать на Сузак.
      Но на утро они направились в пустыню в сторону от Чу дней на шесть семь осмотреть тростники двух полусухих озер, где могли быть гнездилища саранчи.
      Энтомологи предложили Селевину поехать с ними. Предложение показалось заманчивым и Селевин, Даукен и Борис приняли его. Остальные участники экспедиции двинулись по берегу Чу обследовать почвы и растительность. Через двести километров обе экспедиции должны были встретиться.

* * *

      Экспедиция энтомологического отряда пробиралась через барханы к реке Чу. Удушливый день кончался. Солнце красным шаром низко стояло над горизонтом. Длинная черная тень бежала рядом с грузовиком, но она не манила больше к себе, как в полдень. Пора было останавливаться на ночлег.
      Впереди показались кустарники. Небольшая низина густо заросла пустынными колючими кустарниками с розовыми цветами — чингилом и тамариском. Кое-где виднелись одиночные деревья разнолистного тополя туранги. Тут же был родник с хорошей холодной водой. Из родника вытекал ручеек и терялся в песках, давая жизнь этому островку кустарников среди пустыни.
      Через полчаса в наступающих сумерках белели две палатки. Ярко горел костер, стучал топор, раздавались голоса людей.
      Энтомологи заканчивали записи в дневниках, а радист уже «поймал» Алма-Ату и слушал последние известия. Проводники и шофер рубили сухие кустарники для ночного костра. Зоолог Селевин с ружьем в руках пошел побродить: его заинтересовало множество фазаньих следов.
      — Как фазаны могли оказаться здесь, среди безжизненной пустыни? недоумевал зоолог. Он взвел курки, рассчитывая быстро выгнать и застрелить фазанов, но их не было видно.
      В одной из ямок лежало перо. Селевин поднял его. Оно было совершенно черного цвета. Только самец тетерева мог бы иметь такое перо. Но до тетеревиных мест было не меньше тысячи километров.
      Быстро стемнело. Пришлось повернуть на огонь костра, к лагерю.
      Вдруг из-под самых ног Селевина выскочила крупная птица. Вытянув шею, она мгновенно пробежала через небольшую прогалину и исчезла в кустах, как камень, брошенный в воду.
      Селевин не успел выстрелить, но хорошо заметил, что это не фазан и не тетерев, а какая-то новая, еще неизвестная ему птица. Низко наклонившись, зоолог долго рассматривал след, оставленный на песке. Он походил на «фазаний».
      За ужином у костра Селевин долго расспрашивал проводников. Но они не встречали каких-либо крупных птиц в этих местах.
      Давно уже хотелось спать, а Селевин все доказывал, что фазан не может пролететь сюда над пустыней за двести километров от реки Чу, хотя ему никто не возражал.
      — Птица, которую я видел, совсем не похожа на фазана. Вот что интересно, — горячился ученый.
      — Ну, это вам в темноте показалось. Встаньте пораньше и поищите еще… А сейчас давайте спать, — предложил начальник энтомологического отряда.
      Селевин долго еще сидел над картой, освещая ее карманным электрическим фонариком. Костер давно погас и черная ночь обступила лагерь со всех сторон. На небе высыпали яркие, синеватые июньские звезды. Где-то далеко за барханами тявкнула лисица. В кустах яростно трещали цикады и кузнечики. Журчание родника, казалось, стало громче. Совсем близко от палаток, кто-то, сопя и тяжело шлепая, прошел по воде.
      — Барсук, — подумал Селевин, взглянул на часы и стал укладываться спать. Но он долго еще не мог уснуть, теряясь в догадках, и предположениях. Наконец, усталость взяла свое, и он заснул.
      Утром Селевин проснулся раньше всех, когда солнце еще не поднималось.
      Умывшись из родника, ученый взял ружье и пошел в кусты.
      — Но и сейчас таинственные птицы не взлетали. Селевин слыша их шорохи, а находил только свежие следы. Но вот он, наконец, увидел, как большая темная птица промелькнула и скрылась в зарослях. Виктор Алексеевич опять не успел выстрелить.
      Он неслышно крался между кустами, думая захватить врасплох загадочных птиц, но бесполезно.
      Энтомологи, между тем, давно позавтракали, уложили вещи в машину и с нетерпением посматривали по сторонам. Потом стали подавать сигналы.
      Затрещали кусты и показался обескураженный Селевин. Он подошел к начальнику отряда и решительно сказал:
      — Я не могу отсюда уехать, не добыв таинственных птиц. Задержитесь с отъездом, я не поеду!
      — Семеро одного не ждут! — сказал начальник отряда, повышая голос.
      Один из молодых энтомологов подошел к начальнику и сказал:
      — Шофер просил вас вчера задержаться где-нибудь часа на два для ремонта двигателя. Давайте поохотимся на птиц-невидимок, а шофер в это время сделает ремонт.
      — Ну, что с вами поделаешь? Вот на беду мы вас взяли с собой. Но раз уж взяли, поможем вам убить этого нелетающего фазана.
      Энтомологи долго прочесывали кустарники; ни одна птица не вылетела, хотя каждый видел в зарослях каких-то крупных птиц.
      — В самом деле это удивительно! — воскликнул начальник отряда, когда все собрались вместе.
      — Я хорошо изучил всех птиц Казахстана, — сказал Селевин, — но уверяю вас — это какие-то новые птицы. Возможно, они залетели сюда из Китая?
      — Да, действительно, — подтвердил один из энтомологов, — я тоже видел одну птицу, но не успел выстрелить. Между прочим, она не показалась мне черной…
      — Пойдемте к лагерю, возьмем шофера, проводников и поищем еще раз, решительно сказал начальник отряда.
      Шофер закончил ремонт двигателя и вместе с проводниками сидел на подножке машины.
      — Товарищи, помогите нам найти таинственных птиц, — обратился к ним начальник отряда.
      — А мы уже убили эту птицу. Вон она лежит в кузове.
      Селевин прыгнул в кузов. Там лежала самая обыкновенная курица. Он поднял ее за лапку и смущенно рассматривал со всех сторон.
      Дружный хохот всего отряда привел ученого в себя.
      — Где вы убили курицу? — упавшим голосом спросил он шофера.
      — Мы сидели на подножке и курили, а куры вышли из кустов к ручью и стали пить. Я бросил в них заводной ручкой и случайно убил.
      — Несколько лет назад здесь жили казахи, — сказал проводник. — Когда они откочевали на зимовку, то, вероятно, не смогли поймать нескольких кур и петуха: птицы одичали за лето. Зимы здесь бесснежные, куры перезимовали, размножились и совершенно одичали.
      — Вот вам и загадочная птица! — засмеялся начальник отряда, хлопая по плечу смущенного ученого.
      — А все-таки я очень доволен: удалось установить интересный пример одичания домашних птиц. К ним вернулись привычки диких предков. Ведь курицы одомашнены человеком много тысяч лет назад.

* * *

      Прошла неделя. Саранчи не обнаружили. Машина энтомологов повернула к реке, до которой оставалось километров сто. Ничего интересного не нашел и Селевин.
      Через тридцать километров начались сыпучие пески. Вода в радиаторе закипела, и шофер заявил, что к реке не пробиться.
      Выхода не было. Решили возвращаться старым путем. Но Селевин запротестовал:
      — Нас ждут товарищи в условленном месте. Они будут беспокоиться. Я не могу на это пойти.
      Шофер и слышать не хотел о том, чтобы ехать к реке по пескам. Энтомологи тоже предпочитали вернуться назад, но Селевин настаивал на своем.
      — Даукен, сколько километров до берега? — спросил он.
      — Километров шестьдесят — семьдесят, Селебе.
      — Идем пешком! Завтра к вечеру мы будем на реке, — решительно заявил Селевин. — Мы не можем терять время напрасно!
      Тогда дружно запротестовали энтомологи и стали уговаривать Селевина отказаться от своей затеи.
      Но Селевина трудно было отговорить, если он что-либо решил.
      Видя, что уговоры не действуют, энтомологи напоили их чаем, дали котелок и две фляжки воды. Другой посуды не было.
      Энтомологи уехали, а Селевин, Даукен и Борис пошли к реке по сыпучим пескам. Впрочем, километров пятнадцать легко прошли по ровной, слегка щебнистой равнине. Но дальше опять начались пески. Перед ними сделали короткий привал. Селевин растянулся на земле и сказал:
      — До вечера мы пройдем больше половины, а утром…
      — Ой! — вскрикнул Борис и схватился за ногу.
      Селевин быстро обернулся и увидел черного ядовитого паука каракурта, который укусил Бориса, и скрылся в норке.
      — Даукен! Скорей спички!
      — Зачем тебе спички, Селебе? — удивился Даукен.
      — Спички, живо, говорю!
      Даукен испуганно глянул на него и торопливо подал спички. Селевин бросился к Борису и приставил головку спички к ранке.
      — Отвернись, Боря, и потерпи, — торопливо проговорил Селевин и другой спичкой поджег первую. Головка вспыхнула и обожгла укушенное место. Борис вскрикнул и схватился за ногу.
      — Ну, вот и все! — облегченно сказал Селевин, вытирая со лба пот. Думаю, что я не опоздал и успел выжечь яд, пока он еще не начал всасываться…
      Борис, бледный и ошеломленный, сидел на песке, держась за ногу, которая уже горела, как в огне. Он прекрасно знал, насколько опасен укус каракурта.
      Даукен с удивлением смотрел на него.
      — Неужели, Селебе, Борис не… заболеет? Вот овца и лошадь сдыхают. Их ничем не спасешь, если укусит каракурт, да и люди… — Даукен запнулся и умолк.
      — Если прижечь не позднее двух — трех минут после укуса, ничего не будет.
      — А ведь этого у нас никто не знает! Какой умный человек научил тебя этому?
      — Мне рассказал об этом профессор Мариковский. Он впервые применил спички в борьбе с укусами каракуртов. Рассказывай об этом всем, Даукен.
      — Конечно, конечно, Селебе!
      Прошел час, нога Бориса немного распухла, идти он не мог. Очевидно, от укуса до вспышки спички прошло более трех минут и часть яда все-таки проникла в организм. В этом случае минуты дорого стоят!
      Обняв Даукена и Селевина, Борис проковылял на одной ноге около километра и бессильно опустился на песок. У него начался жар. Последняя вода была на исходе. Кругом — одни сыпучие пески. Положение создалось серьезное.
      — Селебе, — тихо, но уверенно сказал Даукен. — Оставайся здесь с Борисом. А я скоро-скоро пойду вперед. Возьмите мою фляжку с водой. Я могу не пить двое суток, как верблюд… Завтра днем буду на реке, возьму верблюдов у колхозников и приеду за вами. Потерпеть надо не больше двух дней…
      Это был единственный выход и Селевин согласился.
      Даукен быстро исчез за песчаными барханами.
      Борис бредил, лежа на песке… Дневной зной спал, началась приятная вечерняя прохлада.
      Утром студент проснулся со страшной головной болью, но опухоль почти спала, и он мог стоять на ногах, опираясь на плечо Селевина.
      Пока не начался дневной зной, медленно пошли вперед по следам Даукена.
      Вдруг на песке ясно увидели старательно начерченную стрелу поперек следов мергена.
      Селевин взглянул по направлению стрелы и увидел за барханами едва заметные верхушки кустов. Было ясно, что Даукен чертой на песке показал направление, куда следовало идти.
      — Раз там кусты, то есть и вода! — решил Селевин и свернул в сторону, поддерживая Бориса, у которого опять начался жар.
      Через километр увидели среди барханов широкую низину, заросшую тамариском и травой. Среди кустов был колодец. Селевин опустил на поясном ремне котелок. Вода была холодная, чистая и только немного пахла сероводородом. Оставалось отдыхать и ждать.