ЛОЖНОЕ СОЛНЦЕ

Андрей поднялся на крыльцо, прошел темные холодные сени и постучался в дверь, обитую собачьими шкурами. Никто не ответил. Набравшись смелости, он открыл незапертую дверь и шагнул через порог. В маленькой передней было тоже темно и тихо. Только где-то вдали дверь, чуть-чуть приоткрытая, бросала на пол тонкий, как нитка, луч света. Андрей опустил принесенный тючок мехов и стоял, не шевелясь, внезапно оробевший, глядя как зачарованный на эту нитку света.

Дверь неожиданно открылась. На пороге со свечой в руках стояла Лиза.

— Vous voila! [70] — сказала она. — А я начала уже бояться, что ты не придешь.

Она вся была какая-то напряженная, встревоженная Видимо, она действительно волновалась, ожидая его

Лиза светила ему, пока он раздевался, и глаза ее необыкновенно блестели Потом она провела его в комнату, и это была, конечно ее комната Резаный из кости туалетный столик, овальное зеркало в серебряной оправе, хрустальные флаконы с духами, разбросанные по стульям платья, приготовленный на ночь легкий прозрачный капот, от которого Андрей стыдливо отвернулся, — все здесь говорило о жизни красивой, утонченной и ленивой. А он, выходец из другого, трудного и жестокого мира, стоял огромный, сильный и смущенный, будто связанный по рукам и ногам. Он боялся шевельнуться, опасаясь сломать, раздавить, разбить вдребезги что-нибудь в этом хрупком мире.

— Ты пай-мальчик, — сказала Лиза тихо и, полузакрыв глаза, протянула к нему руки. — Ну?.. Иди… Ко мне…

Он ринулся к ней, опрокинул пуф, сбил ковер и не опустился, а упал перед ней на колени. Он протянул к ней руки и откинул голову, широко раскрыв глаза, словно молился в экстазе.

Лиза засмеялась. Смех ее взлетел высоко и нервно.

— Вы всегда были ужасно компрометантны, мосье Гагарин!.. Молиться на меня, Андрюша, ты будешь потом. Сядь хотя бы на этот пуф и будем говорить, а потом будем ужинать.

Андрей только теперь заметил маленький столик, накрытый на два прибора, с холодным ужином и двумя бутылками французского вина. Он покорно поднял опрокинутый пуф и сел на него, смешно упершись коленями в подбородок. Лиза тоже села, повернув кресло так, что свет свечи падал ей на лицо.

— Как давно мы не говорили с тобой, — с грустью сказала она.

— Разве? — удивился искренне Андрей. — А я говорил с тобой ежедневно. — Он помолчал, и добавил шепотом: — В мечтах.

— Боже мой, вот он какой, твой Молчан, — вдруг оживилась Лиза, увидев пса, независимо разлегшегося у ног своего господина — Какой огромный и какой пушистый!

Молчан, услышав свое имя, встал и подошел к Лизе. Обнюхав ее старательно и враждебно, он проворчал что-то, жарко дыша.

Лиза откинулась в кресле. Рот ее стал жестким и злым.

— Какие вы все дикие и свирепые здесь. Это отвратительно! Выгони свою собаку. Я боюсь ее.

— Иди вон, Молчан! — приказал Андрей, вставая. — Ты не понравился мадам.

Когда он отворил собаке дверь, Лиза вдруг остановила его.

— Погоди, Андрей. А он не убежит, не заблудится, если ты его выгонишь на двор? Я была бы в отчаянии!..

— Он и на шаг не отойдет от дома, где нахожусь я.

— Все же не выгоняй его. Оставь в передней. Так спокойнее.

— Слушаюсь, — ответил Андрей, удивляясь этим переменам в настроении Лизы,

Возвращаясь из передней, Андрей прихватил забытый там тючок пушнины. Войдя в комнату, он положил его у ног Лизы.

— Что это такое? — с женским любопытством спросила она.

— Небольшой подарок для тебя.

Он развязал тюк и начал раскладывать по полу, по стульям, по подоконникам темно-серых бобров, белоснежных песцов, нарядных огневок, пышношерстных росомах. А к ногам ее он бросил великолепную лесную куницу, черную, с грудью, отливавшей золотом. Лиза, скрестив на груди руки, в немом, восхищении смотрела на меха.

— А это всем мехам мех! Черный бриллиант! — весело крикнул Андрей. — Лови!

Мелькнуло что-то темное, гибкое, длинное и змеей обвило шею Лизы Это была шкурка черно-бурой лисицы, легкая, как шелковый платочек. Серебряно-черный, с седым хребтом зверь играл и переливался при свече действительно как черный бриллиант.

— Прекрасна как зимняя ночь. Чернь и серебро! — восторженно сказала Лиза, поглаживая мех. — Она как живая.

— Живая? О, тогда тебе не поздоровилось бы. Хит рая была бестия! Притворилась в западне мертвой. А когда я освободил ее, она искусала мне руки. Пришлось задушить.

— Как задушить? — подняла на него Лиза испуганные глаза.

— Как обычно. Опрокинул на спину, на горло ей положил палку. Потом встал на концы палки ногами и..

Он растерянно смолк, увидев на лице Лизы страх и отвращение.

Она сдернула с плеч лисицу и отбросила ее.

— В каком ужасном мире ты живешь! Бедный Андрюша!

Она взяла его за руку и посадила рядом с собой на маленькое канапе.

— Бедный мой Андрюша, — жалобно повторила она. — Когда я гляжу на тебя теперешнего, мне хочется плакать. Как ужасна твоя жизнь!

— Не жалей меня, Лизанька. Жизнь была нелегкая, это верно. И мрак, и глушь, и гнус, и звери, и дикари…

— И одиночество, — прошептала Лиза.

— Да, и одиночество. Иногда казалось, что лес, тундра, полярная ночь и одиночество сломают тебя. Наложат тяжелую, когтистую лапу и раздавят. А если ты выстоял, не сломался? Разве это уже не счастье? Почувствовать в себе не заячью душу, а душу сильную и смелую — это большое счастье, Лизанька!

Она сидела, прильнув к его плечу. Ее волосы касались его лица, и ему хотелось погладить их. Но что-то новое, дотоле незнакомое, беспокоило Андрея в ее лице, что-то страстное и опасное для нее самой и для других. Лиза откинулась от него со вздохом, и он уловил в этом вздохе досаду.

— Все это мне непонятно. Может быть, все это слишком возвышенно для моей слабой и черствой души. Скотская, животная жизнь! Она погубит тебя!

Андрею вдруг вспомнилось, что и маркиз Шапрон, не дальше как позавчера, говорил с ним об этом и такими же точно словами.

Андрей удивленно посмотрел на Лизу.

— Что ты так на меня смотришь? Ты должен бежать отсюда! Не понимаю, что держит тебя здесь? Может быть, женщина? Не эта ли краснокожая принцесса?

— Отношения между мной и этой девочкой самые чистые, — строго ответил Андрей.

— Тогда что же? А… понимаю! Я вспомнила твое письмо. Золото! Очень много золота! Но что мешает тебе…

— Не будем об этом говорить! — нахмурился Андрей.

— О чем же мы будем говорить? О краснокожей принцессе — нельзя, о золоте — нельзя! А я хочу говорить именно о золоте! — Лиза вдруг необыкновенно оживилась, схватила руки Андрея и крепко их сжала. — Ты писал мне о карте золотого клада, которую дал тебе индейский вождь. Покажи мне эту карту! Это так романтично! Снежная пустыня! Дикари! Золотой клад! Oh, romantisme c'est ma passion! [71]

Глаза Лизы блестели. В них было нетерпеливое детское любопытство.

— Я не могу показать тебе эту карту! — твердо сказал Андрей.

— Почему? Это какая-нибудь тайна?

— Да, это тайна Мне доверили, ее, и я не могу…

— Не можешь доверить ее мне?

Лиза опустила голову. У нее было лицо обиженного и разочарованного ребенка. Андрею стало жаль ее. Мелькнула мысль: «Покажу ей эту карту! Она так огорчена и обижена моим грубым отказом… »

— Нет, не могу! — вслух ответил он на эту свою мысль. — Лизанька, родная, не обижайся. Это не моя тайна. Ты знаешь, что такое долг чести!

Лиза молчала. На глазах ее были слезы обиды.

Андрей несмело обнял ее поникшие плечи.

— Лизанька через несколько часов я уезжаю из города. Не омрачай эти последние, дорогие мне минуты!

Лиза не шевельнулась, но пальцы ее забегали по столу, комкая скатерть. Андрей подумал: «Почему сегодня у этой выдержанной светской женщины руки все время в движении, казалось бы, совсем не нужном? То она вертит в руках костяной книжный нож, то заглаживает ногтями складки на платье, то, как сейчас, комкает скатерть?»

— Куда вы уезжаете? Надолго? Зачем?

Она перешла на «вы», и в голосе ее зазвучали холодность и враждебность.

— Я еду на Береговой редут, к моему другу капитану Сукачеву. Ты видела его сегодня на плацу. Зачем? У меня есть обязанности перед индейцами. Они доверили мне свои жизни! А я не из таких, чтобы дезертировать и оставить их в ловушке. Ты чуткий человек, Лизанька, и ты поймешь меня.

Она встала с канапе и начала нервно ходить по комнате.

— Нет, не пойму и предвижу для вас новый жестокий урок. Я предвижу катастрофу для вас! Обязанности перед индейцами вы возложили на себя из жалости, по мягкости характера, и они очень скоро вызовут у вас досаду и отвращение!

Андрей сидел, опустив голову. Он слышал холодный змеиный свист ее шелка при быстрых поворотах, слышал ее холодный голос и не решался взглянуть на нее.

— Отдать свою дружбу, свою верность этим дикарям? Продать душу скотам? — выкрикнула она с истерической злобой. — Вы мальчишка, начитавшийся Купера! Вам захотелось поиграть в благородство Кожаного Чулка?

Он молчал, подавленный непониманием и враждебностью, звучавшими в ее истерических криках. Лиза помолчала и неожиданно спокойно спросила:

— Хорошо. А что дальше? Вот вы вернулись с вашего Берегового редута Возможно, я не уеду в Петербург, а буду ждать вас в этой жалкой лачуге Что дальше?

Задай она ему этот вопрос вчера, он ответил бы ей горячо, уверенно, а сейчас, охваченный неприятным чувством все возрастающей внутренней неловкости, он сказал неуверенно:

— Я не успел еще обдумать, приготовиться… Но скажи мне только «да», позволь мне действовать, и я…

— Позволяю! И что же? Я буду блистать в местном beau monde [72], отплясывать на вечеринках кадриль с кавалерами в смазных сапогах, вязать шарфы и косынки, гадать на картах и читать «Мертвые души», которые здесь новинка? А вы будете делать чиновничью карьеру. Вас, может быть, в столоначальники даже произведут!

— В столоначальники я не гожусь. И жить здесь я не буду.

— Понимаю. Поедем в ваши пустыни? Рай в индейском шалаше? Может быть, на берегу моего, Лизиного озера, чудесно-голубого, как мои глаза? Боюсь, что такой романтической жизни я не выдержу. Я не индейская или алеутская баба с луженым желудком!

— Я хотел сказать, что не буду жить вообще на Аляске. Я уеду отсюда. Аляска для меня теперь чужая земля, — ответил Андрей.

Он сидел, по-прежнему опустив голову, машинально разминая в пальцах поднятую с пола бобровую шкурку.

— А в Петербург вас не пустят. Вы это знаете.

— Знаю.

— Петербургские кретины в полицейских и жандармских мундирах думают, что стоит Андрею Гагарину появиться в столице, как он снова начнет разбрасывать герценовские издания и адские машины.

— Я не прочь от этого.

— Перестаньте! Жизнь дала вам жестокий урок. Вы много страдали, и вы имеете право на счастье… Зачем нам Петербург? На земле много чудесных мест! Париж, Италия! А Швейцария? Алмазное сияние горных вершин, развалины замков, зеленые долины, водопады! Красота ослепительная, потрясающая душу!

Она внезапно замолчала. Заскрипели половицы под ее шагами. Андрей поднял голову. Лиза стояла рядом, и у нее было такое лицо, что он тоже встал, уже зная, что произойдет что-то необыкновенное Лиза вскинула руки, блеснув кольцами обвила его шею и начала целовать, молча, исступленно, крепко, будто душила его. Слышно было только ее порывистое горячее дыхание. Потом он услышал ее шепот:

— Милый… вспомни старый сад… наши клятвы… Ты хочешь вернуть наше молодое счастье?

— Лизанька, я ждал тебя пять долгих лет! — крикнул Андрей.

— Мы уедем отсюда, вместе уедем! — нежно гладила Лиза его щеки, смотрела в его глаза и смеялась тихим счастливым смехом. — Мир у наших ног! Все его радости ждут нас! Ты богат! Ты миллионер! — Андрей вздрогнул и поднял свои руки к ее рукам. А Лиза, понимая, что настала решительная минута, и догадываясь, что все, чего она достигла, снова ускользает от нее, еще крепче обнимала шею Андрея и еще неистовее целовала его. — Ты любишь меня, знаю!.. И я долгие годы ждала тебя, мучилась… А теперь моя жизнь в твоих руках. Сделай ее счастливой! Хочу полного счастья! У тебя миллионы, ты признался мне в этом… Миллионы, миллионы, миллионы! — с исступленной настойчивостью повторяла она.

Андрей с силой разорвал ее руки, обвивавшие его шею, и, шатаясь, отступил:

— О каких миллионах ты говоришь? Опять это золото? Оно не мое, я говорил уже тебе об этом!

Лиза опустилась в кресло и с такой силой вцепилась в край стола, что стол качнулся.

— Уходите! — хрипло сказала она. — Вы променяли любовь на золото! Мелкая, жадная душонка!

Андрей не двинулся. Он боялся шевелиться, будто стоял на тонком подламывающемся льду. Один шаг, и произойдет непоправимое.

— Не уйду! Не могу уйти! — он схватил ее руки, лежавшие на столе, но она брезгливо вырвала их, едва его ладони, твердые, как древесная кора, с костяными наростами мозолей, коснулись ее рук. А он продолжал тянуться к ее рукам и говорил с лихорадочной поспешностью, не скрывая своего страха снова потерять ее.

— Опять одиночество? Я увидел светлый мир, а ты опять гонишь меня во тьму и безмолвие пустынь?..

Лиза сидела, зарыв лицо в ладонях и часто вздрагивая всем телом. Она заговорила, не снимая ладоней с лица, и голос ее был пустой, тоскливый, измученный:

— Я так устала от вечной нищеты, от фальшивых бриллиантов, от туалетов, купленных в кредит, от унизительных объяснений с кредиторами… Всю жизнь я мечтала о богатстве. В детстве я любила сказки о золотых кладах… В институте я часто видела во сне золото. Много-много золота! И золото мелькнет, блеснет и исчезнет! Вот и сейчас… Были горы золота, и нет их… О, как я ненавижу!

Андрей понимал, кого злобно ненавидит Лиза. Он еле сдерживался, чтобы не застонать от душевной боли. В словах и голосе горячо любимой им женщины была обнаженная, грубая, хищная алчность. Солнце, сиявшее в его душе, потухло

Лиза опустила ладони, и лицо ее напугало Андрея. Оно стало некрасивым, угловатым и острым от исказившей его злобы Андрей понял. Путаясь ногами в разбросанных по полу шкурках, он пошел к дверям. Перед глазами его стояло в черном небе холодное, злое, ложное солнце. И вдруг, среди черного холодного отчаяния, он услышал откуда-то издалека ласковый, нежный, зовущий голос Лизы:

— Ты не передумаешь? Ты не останешься со мной? Не уходи, счастье мое…

— Не передумаю!.. Не останусь!!. — хотел крикнуть в ответ Андрей, но не успел.

Дверь, к которой он подошел, открылась перед ним сама.

В дверях стоял Шапрон,

„ВОСКРЕСШИЙ РОКАМБОЛЬ "

Маркиз был без сюртука и даже без галстука. Значит, он здесь свой человек и сидел, по-видимому, в соседней комнате, подслушивая его объяснение с Лизой. И, словно угадав мысли Андрея. Шапрон улыбнулся изысканно-вежливо:

— Я все слышал Итак, мосье Гагарин продолжает упорствовать. Тем хуже для него Уверяю, мосье, вас ждут впереди очень неприятные сюрпризы!

Андрей не ответил. Он не слышал, что говорил ему маркиз, он был оглушен и ослеплен внезапной догадкой:

— Вот от кого узнали вы про золото индейцев! — закричал он, указывая на Лизу. Он подбежал к ней, схватил за плечи и начал неистово трясти. — Ты, ты!.. И про карту ты ему рассказала! Предала меня!..

— Пусти, животное! Больно! — ударила его Лиза по руке. — Да, предала! И не первый раз! Ты поверил мне что «Колокол» попал к жандармам случайно, по моей оплошности? О, идиот! Ну, конечно же, сделал это барон и по моей просьбе. Слышишь, осел?

Андрей тяжело опустился на стул. Взгляд его упал на чернобурку, лежавшую на полу, покорно распластав лапки. Он чувствовал и на свеем горле палку, и кто-то безжалостно давил на ее концы.

Маркиз, весело насвистывая, перешел к столу и налил два бокала вина.

— Вы убедились, наконец, мой мальчик, что ваша тайна у нас в руках? Сопротивление бесполезно! — Он протянул Андрею бокал вина. — Выпьем за вашу капитуляцию. Она будет почетной и выгодной для вас. Ну же, берите бокал!

Андрей схватил Шапрона за руку. Бокал запрыгал, и вино пролилось на скатерть. В глазах маркиза заметались испуганно мышки.

— Нет, ваше сиятельство! Нет и нет! Я убил бы вас сейчас, подлец, но здесь женщина. Прощайте и не становитесь мне на дороге, маркиз!..

— Ваше сиятельство? Маркиз? — захохотала громко истерично Лиза — Может быть, и горный инженер еще? Вот это верно! Он золотоискатель, но ищет золото не в земле, а в чужих карманах!

— Вот дура! — беззлобно сказал Шапрон и отхлебнул своего бокала.

— Их сиятельство маркиз родились на Васильевском острове, от петербургской француженки-модистки и француза-парикмахера! — продолжала выкрикивать Лиза, лихорадочно блестя глазами и срываясь то и дело на трескучий безрадостный смех. — Вы читали, Гагарин, романы Понсон-дю-Террайля? Вот вам живой герой этих романов, воскресший Рокамболь! [73] — выкинула она руку в сторону Шапрона. — Но воскрес этот Рокамболь не в Париже, а в Петербурге. Он в нашей столице основал «Клуб червонных валетов». Подлоги, вымогательства, шантаж, фальшивые векселя, дутые акции. Что еще было у вас, Луи?